Текст книги "Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал"

Многие замечания Горшенина были нацелены на выстраивание прямолинейного сюжета о причинах и ходе войны. Он хотел, чтобы в Обвинительном заключении эксплицитно говорилось о принудительном присоединении Австрии к Германии – вопреки заявлениям немцев, что аншлюс был актом национального самоопределения. Он также хотел пояснить, что евреи были истреблены на «значительной части» Европы, а не на всем континенте, потому что Советский Союз – «часть Европы», а еврейское население территорий, не попавших под немецкую оккупацию, выжило. Горшенин повторил главные положения, высказанные ранее НКИД и КРПОМ, и пояснил, что необходимо описать, как изменила судьбу Чехословакии встреча между британским премьер-министром Невиллом Чемберленом, французским премьер-министром Эдуаром Даладье и Гитлером в Мюнхене в 1938 году. Описание советско-германского Пакта о ненападении, по его мнению, недостаточно подчеркивало предательство немцев. Он хотел, чтобы в документе было прописано, что немецкие руководители заключили этот пакт с явным намерением спланировать под его прикрытием внезапное нападение[354]354
  ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 38. Д. 238. Л. 67–70.


[Закрыть].

Горшенин предлагал и другие правки, нацеленные на подстройку этого документа под советские ценности. Например, он критиковал один абзац в написанном американцами разделе о заговоре, где нацисты осуждались за попытку покончить с влиянием церкви на немецкий народ. СССР и сам был атеистическим государством, и только во время войны Сталин улучшил отношения с Русской православной церковью, чтобы мобилизовать весь советский народ на защиту родной страны. Горшенин переписал этот абзац, подчеркнув, что нацистские вожди уничтожали религиозные организации с явной целью заменить их фашистскими институтами и фашистской доктриной[355]355
  Там же. (О Катыни см. л. 69.)


[Закрыть].

Горшенин особенно критиковал текст Обвинительного заключения за то, что в нем преуменьшалось участие СССР в войне и недооценивались его потери. Он знал, что это непосредственно повлияет и на взыскание репараций, и на историческую память. Почему лишь частично учтен материальный ущерб, который нацисты нанесли земельным угодьям, предприятиям и организациям СССР? Почему приведен лишь сокращенный список мест, где немецкие захватчики совершали массовые зверства? Горшенин хотел, чтобы в документе явно указывалось, что нацисты планировали массовое уничтожение не только «евреев, поляков и цыган» Советского Союза, но также и русских. Горшенин также просил Вышинского проверить все численные данные – в особенности касательно Катыни[356]356
  Там же. Л. 69–70.


[Закрыть].

Тем вечером Вышинский изучил рекомендованные поправки и утвердил их все, за одним небольшим исключением. В списке народов, которые нацисты планировали уничтожить, он зачеркнул «русские» и вписал «славяне», к которым относятся также украинцы и белорусы. Он также утвердил поправку о Катыни. Затем он отослал Обвинительное заключение с поправками «четверке Политбюро»[357]357
  АВПРФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 208. Л. 10–13.


[Закрыть].

Молотов и Маленков ответили, добавив еще несколько поправок. Вышинский внес их на следующий день, 14 октября, всего за день до крайнего срока. Две их поправки были особенно примечательны. Во-первых, оба руководителя не согласились с горшенинской характеристикой советско-германского Пакта о ненападении. Они хотели, чтобы в Обвинительном заключении указывалось, что «вопреки» заключению пакта в августе 1939 года нацистские вожди начали подготовку к вторжению в СССР уже в конце 1940 года. Тем самым обвинение немцев в вероломстве смягчалось: уже не утверждалось, что нацистские вожди подписали пакт с намерением напасть врасплох. Тем самым Сталин и Молотов уже не выглядели одураченными Гитлером. Во-вторых, Молотов и Маленков посоветовали удалить прилагательное «тоталитарный», которым американцы в Разделе I определяли нацистскую политику. К тому моменту американские и британские политики использовали этот термин в международной печати, предупреждая об угрозе коммунизма и социализма[358]358
  АВПРФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 208. Л. 10–13. См., например: Daniel C. Churchill Warns against Socialism: Says Labor Party Rule Means Totalitarian State with Some Sort of «Gestapo» // New York Times. 1945. June 5. P. 1; Matthews H. L. British Left Leaders Are Firm with Russia: Foreign Minister Bevin Takes a Line Which Closely Follows Churchill // New York Times. 1945. August 26. P. E4.


[Закрыть]. Вышинский внес поправки и вернул документ Молотову на утверждение[359]359
  АВПРФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 208. Л. 6–9.


[Закрыть].

Никитченко и Руденко ждали финальных директив из Кремля. Когда стало казаться, что ответа не будет, они прибегли к тактике проволочек. Днем 14 октября Никитченко сообщил другим судьям, что ему якобы только что сказали, что Обвинительное заключение не готово для оглашения. Возможно, первое публичное заседание Трибунала в Берлине придется отложить[360]360
  NARA. RG 260. AG 773.1. B. 112. F. 9. Transcript of Judges’ Meeting, Sunday, October 14, 1945. P. 61–78.


[Закрыть]. Затем в тот же день Руденко, который уже знал (вероятно, от Горшенина) о некоторых московских поправках, сказал другим обвинителям, что обнаружил множество ошибок в англоязычных текстах разделов о «военных преступлениях» и «преступлениях против человечности», когда сравнил их с русским переводом. Он тоже требовал отложить заседание[361]361
  Taylor T. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 124; Tusa A., Tusa J. Nuremberg Trial. P. 119; LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, October 14, 1945.


[Закрыть].

Джексон, который к тому времени вернулся в Нюрнберг, в тот же день узнал от одного из своих помощников Фрэнсиса Ши, что Руденко требует внести новую серию поправок, прежде чем обвинители передадут судьям Обвинительное заключение, и что русский текст будет закончен только к четвергу. Это была последняя капля. Джексон вышел из себя и приказал Ши «ускорить дело»: согласятся ли британцы и французы обнародовать Обвинительное заключение без участия советской стороны? Джексон отмел как «тривиальные» поправки, о которых говорил Руденко: по его мнению, они в основном касались тонкостей перевода или уточняли количество людей, убитых в разных местах[362]362
  LOC-RHJ. B. 95. F. 4. RHJ Diary, October 14, 1945.


[Закрыть]. Но, как впоследствии вспоминал Тейлор, поправка с упоминанием «убийств в Катынском лесу, уже тогда вызывавших споры», была не так уж и тривиальна[363]363
  Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 124.


[Закрыть].

Тем вечером судьи вызвали обвинителей на частную встречу. Руденко сказал, что, «к его великому сожалению», русский текст Обвинительного заключения «очень плохо составлен» и открытие Трибунала необходимо отложить. Он добавил, что его помощники обнаружили несколько серьезных ошибок в английском оригинале. Его попросили привести конкретный пример, и Руденко указал на катынский эпизод: «весь мир» знает, что там убили 11 тысяч человек, а не 925. По его словам, потребуется «два или три дня», чтобы его коллеги в Лондоне и Москве проверили еще несколько цифр, за это время также удастся окончательно отредактировать русский текст и сверить его с английским оригиналом. Отбившись от многочисленных вопросов западных судей, Руденко понял, что они не хотят откладывать открытие Трибунала, и резко напомнил всем, что он может при желании аннулировать свою подпись под английским текстом. Руденко заверил коллег, что не склонен к такому решению. Но выбора у него нет. Если Трибунал откроется в назначенное время, ему придется публично отказаться представить русский перевод Обвинительного заключения. «Иного выхода у меня не будет», – заявил он[364]364
  NARA. RG 260. AG 773.1. B. 112. F. 9. Transcript of Judges’ Meeting, Sunday, October 14, 1945, 78–95.


[Закрыть].

Судьи посовещались и попросили обвинителей выйти, но не покидать здание – возможно, они опасались, как бы Руденко опять не исчез. Лоуренс предложил провести первую публичную сессию Трибунала завтра, по плану, и позволить Руденко вставить правильные цифры в английский текст, а русский перевод принять позже. Биддл согласился и указал, что любая задержка «глубоко потрясет всех, кто рассчитывает на скорый суд» и будет негативно освещена в прессе. Тогда Никитченко выступил с эмоциональной речью. Продолжение работы без полного русского текста «нарушит интересы» Советского Союза, страны, «больше всех пострадавшей от войны с Германией». Но мало того: обнародование советских возражений против Обвинительного заключения дискредитирует Трибунал в целом[365]365
  Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 125; Tusa А., Tusa J. Nuremberg Trial. P. 119–120.


[Закрыть]. Это был явный шантаж – и он сработал. Западные судьи попросили Никитченко и Волчкова выйти и, посовещавшись приватно, в конце концов договорились отложить первую публичную сессию Трибунала на три дня – на четверг 18 октября. Около полуночи обвинители узнали, что судьи согласились на отсрочку[366]366
  Taylor T. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 125–126.


[Закрыть].

Все знали, что Руденко и Никитченко действуют по прямым указаниям из Москвы. Тейлор впоследствии рассуждал, что главной проблемой было, по его выражению, «нежелание» Кремля проводить первую публичную сессию Трибунала, не подав полный русский текст Обвинительного заключения наряду с французским и английским[367]367
  Ibid. P. 125.


[Закрыть]. Но для Москвы был важен не только перевод. КРПОМ все еще составляла окончательный список поправок к этому документу.

Вместе с тем советские руководители пытались установить, что произошло в Берлине ранее в этот месяц. 16 октября Руденко послал Молотову телеграмму со своей версией событий. Он сознался, что подписал Обвинительное заключение 6 октября, но объяснил, что сделал это только благодаря заверениям британцев, что он сможет потом внести поправки или при необходимости аннулировать свою подпись. Он ничего не сказал о том, зачем уехал из Берлина и чего пытался добиться в Лондоне[368]368
  АВПРФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 208. Л. 16.


[Закрыть].

Неизвестно, поверили ли советские руководители объяснению Руденко, но необходимую отсрочку для подготовки поправок они получили. Однако было непохоже, что западные обвинители согласятся на существенные изменения в тексте, когда все уже зашло так далеко. 15 октября Вышинский, Молотов и Маленков составили для Руденко стратегию ведения переговоров с другими главными обвинителями и послали этот документ на согласование Берии и Микояну. План был таков: Руденко предложит настоящие советские поправки наряду с фальшивыми поправками, которые послужат ему разменной монетой в торге. Эти фальшивые поправки не имели значения для советской стороны; например, одна из них требовала привести больше фактов нападений немцев на британских мирных жителей[369]369
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 10. Л. 62–65.


[Закрыть].

Советские руководители в своем меморандуме сформулировали три настоящие поправки. Две из них отражали их озабоченность формулировками, связанными с Мюнхенским сговором и советско-германским Пактом о ненападении. Согласно меморандуму, вопрос о франко-британской политике умиротворения был обойден в Обвинительном заключении следующим образом: утверждалось, будто Германия вынудила Чехословакию вручить «свою судьбу и судьбу своего народа» в руки «фюрера и рейхсканцлера», не попытавшись разрешить «диспут» между ними мирным путем. Руденко должен был настаивать на более точном историческом экскурсе, где было бы ясно указано, что Германия захватила сначала Судетскую область, а затем всю Чехословакию силой без причины или провокации[370]370
  Там же.


[Закрыть].

Далее в меморандуме говорилось, что Пакт о ненападении описан в Обвинительном заключении со множеством ошибок. Советские руководители полностью переписали этот фрагмент, перенеся упор с факта подписания пакта в 1939 году на его нарушение нацистами и вторжение в СССР два года спустя. В исправленной редакции подчеркивался заранее спланированный характер нацистского нападения и порабощения советского народа; упоминалось «физическое истребление взрослого населения, женщин, стариков и детей, особенно русских, белорусов, украинцев и повсеместное истребление евреев». Утверждалось, что немецкие войска совершали эти преступления по прямым приказам нацистского правительства и Верховного командования армии. В меморандуме подчеркивалось, что эта поправка «имеет для нас наиболее важное значение» и что Руденко откажется подписать Обвинительное заключение, если другие обвинители ее отвергнут[371]371
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 10. Л. 62–65. Советские руководители вычеркнули упоминания поляков и цыган.


[Закрыть].

Третья настоящая советская поправка касалась внутренней политики Германии – по крайней мере, с виду. Она относилась к тому фрагменту нового Раздела I, где создание однопартийного режима описывалось как преступление. Здесь опять-таки обвинение целило слишком близко: Советский Союз тоже был однопартийным государством. В меморандуме призывали вычеркнуть этот фрагмент или переформулировать так, чтобы подчеркнуть криминальную, а не политическую сущность НСДАП. Наконец, в меморандуме перечислялись мелкие поправки к русскому переводу документа. Большинство их касались выбора слов – например, слово «вождь» применительно к Гитлеру требовалось заменить на «фюрер». Вождем по-русски обычно называли Сталина[372]372
  Там же.


[Закрыть].

В середине дня 16 октября «четверка Политбюро» наконец отослала Сталину полный текст Обвинительного заключения и черновик своего меморандума для Руденко. Сталин в Сочи в тот же день изучил эти материалы. Он решил перенести основное внимание советских представителей на самую важную поправку: переписывание абзаца о Пакте о ненападении. Сталин не тронул фальшивые поправки, но прошелся карандашом по остальной части меморандума. Он зачеркнул поправку об однопартийном государстве и изменил инструкции для Руденко касательно поправки о Мюнхенском сговоре. Теперь Руденко должен был уступить в случае, если встретит «серьезное сопротивление» советским поправкам. В конечном счете не подлежал уступкам только пункт о Пакте о ненападении. Но и здесь Сталин смягчил инструкции для Руденко. Ни при каких обстоятельствах тот не должен был отказываться подписывать документ. Если другие обвинители станут возражать против советских поправок, Руденко должен будет затянуть время и немедленно проконсультироваться с Москвой[373]373
  Там же. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 208. Л. 27–31.


[Закрыть]. Сталин преследовал две главные цели. Он хотел, чтобы пакт, подписанный им с Гитлером, был освещен под нужным советскому вождю углом. И он хотел, чтобы Нюрнбергский процесс продолжался с участием Советского Союза.

Получив одобрение Сталина, «четверка Политбюро» той же ночью переслала эти директивы Руденко и поручила представить советские поправки западным обвинителям на следующий день, 17 октября. Ему послали также секретную телеграмму, где подчеркнули то, что должно было быть для него очевидным: единственной «реальной» поправкой была та, что касалась Пакта о ненападении[374]374
  Там же. Л. 22.


[Закрыть]. После всех событий последних недель советские руководители не хотели рисковать малейшей возможностью недопонимания. Они явно не верили в способность Руденко читать между строк.

На следующее утро, следуя указаниям, Руденко представил советские поправки. Тейлор позже вспоминал, что тот нехарактерным образом «вышел из области своих первоочередных интересов» и предложил британцам расширить их пункты обвинения, добавив больше немецких военных преступлений, например бомбардировки Англии. Эту поправку не приняли. Британские обвинители видели в окно изрытые воронками улицы и сровненные с землей здания Берлина и понимали, что им нелегко будет настаивать на незаконности воздушных бомбардировок[375]375
  Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 126.


[Закрыть]. Советские руководители не имели ничего против отклонения этой и других разменных поправок. Их план сработал великолепно. Руденко успешно продавил поправку о советско-германском Пакте о ненападении. Советская формулировка была принята почти дословно. (Опубликованная версия только в одном, но примечательном пункте отличалась от предложенной Сталиным: в ней говорилось об «уничтожении белорусов и украинцев и истреблении евреев», но было исключено специальное упоминание русских[376]376
  Я не нашла объяснения этой поправке. См.: APYULS. Indictment: Count One, Nuremberg Trial Proceedings (NTP). Vol. 1. http://avalon.law.yale.edu/imt/count1.asp (дата обращения 10 января 2023 года). (В русскоязычной версии Обвинительного заключения упоминание русских сохранилось. См.: Нюрнбергский процесс. Сборник материалов в 8 томах. М.: Юридическая литература, 1987. Т. 1. С. 289. – Примеч. пер.)


[Закрыть].)

С другой стороны, советская версия раздела о Мюнхенском сговоре была отвергнута. Пришли к компромиссу: в окончательной версии документа проводилась связь между Мюнхенским сговором и захватом нацистами Чехословакии, но вина с западных держав снималась ссылкой на то, что нацисты действовали вопреки договоренностям[377]377
  APYULS. Indictment: Count One, Nuremberg Trial Proceedings (NTP). Vol. 1. http://avalon.law.yale.edu/imt/count1.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть]. В конце концов обвинители предпочли осторожный подход к проблеме «политики умиротворения».

Советская сторона предпочла бы и более радикальные поправки, но ее переговорная позиция не была сильна. Ее ослабляли англо-американский альянс (крепкий как никогда при Трумэне), различные ошибки Руденко и нехватка переводчиков. Американцы назначили даты, навязали остальным обвинителям свой темп и оформили Обвинительное заключение таким образом, что застигли врасплох остальных представителей – особенно советских. В окончательной редакции сохранились многие американские риторические обороты, в частности обвинение нацистских руководителей в том, что они добивались и добились «тоталитарного контроля» над Германией. Важнее всего было то, что новая редакция Раздела I дала Джексону и его сотрудникам инструмент для оказания значительного влияния на весь ход процесса. Преступления нацистов против мира, военные преступления и преступления против человечности, по утверждению Джексона, коренились в нацистском заговоре[378]378
  Ibid.


[Закрыть].

Учитывая все противостоящие силы, миссия Руденко оказалась относительно успешной. Советская сторона добилась наиболее желанных ей поправок, и не только тех, что касались советско-германского Пакта о ненападении. В окончательную редакцию Обвинительного заключения вошли важнейшие для СССР поправки – упоминания Латвийской, Литовской и Эстонской советских республик и обвинение немцев в убийстве 11 тысяч поляков в Катыни[379]379
  Ibid. Indictment: Count Three. Nuremberg Trial Proceedings (NTP). Vol. 1. http://avalon.law.yale.edu/imt/count3.asp (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть]. Западные обвинители присоединились к советской лжи – даже если еще не понимали этого.

* * *

Утром 18 октября МВТ наконец собрался на свою первую публичную сессию в огромном роскошном зале бывшего Народного дворца юстиции в Берлине. Никитченко председательствовал; представители четырех стран-обвинителей выступили с краткими речами и представили Трибуналу свои экземпляры Обвинительного заключения[380]380
  Taylor T. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 126. См. также: ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 1. Д. 2608. Л. 41–42 // СССР и Нюрнбергский процесс. С. 263. Этими представителями были Руденко, Дюбост, Шоукросс и Ши.


[Закрыть]. Вся церемония заняла меньше часа. Позже в тот же день советские власти вручили Обвинительное заключение двоим подсудимым, находившимся у них под стражей в Берлине, – Редеру и Фриче. Затем Никитченко и другие судьи, а с ними и многие из обвинителей вылетели в Нюрнберг. 19 октября судьи провели в Нюрнберге неофициальное заседание, а британский майор Эри Нив вручил Обвинительное заключение двадцати подсудимым, которые уже сидели в нюрнбергской тюрьме. Эта роль подходила Ниву, который ранее прославился рискованным побегом из замка Кольдиц – лагеря для военнопленных в Саксонии[381]381
  Neave A. On Trial at Nuremberg. P. 32–62.


[Закрыть].

Недолго посовещавшись, судьи назначили открытие Нюрнбергского процесса на 20 ноября. Затем они договорились вновь собраться в Нюрнберге 29 октября, чтобы обсудить ходатайства защиты и правила Трибунала, и разъехались[382]382
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 22. Лоуренс, который к тому времени вернулся в Лондон, по телефону подтвердил свое согласие.


[Закрыть]. Советские руководители в Москве подводили итог произошедшему в последние месяцы и обсуждали свои следующие шаги. Октябрьский обратный отсчет оказался лишь предзнаменованием того, что ожидало советскую сторону. В последующие четыре недели развернется бешеная гонка… к стартовой черте.

Глава 4
Готовы ли?

Нюрнбергский процесс должен был начаться 20 ноября, и теперь Никитченко окончательно понял, что задача перед советской делегацией стоит непосильная. За эти четыре недели нужно было сделать гораздо больше, чем позволяли ее возможности. И это была не единственная проблема. Никитченко понял и то, что западные судьи представляют себе будущий процесс совершенно не таким, к каким он привык. В советской судебной системе обвинительный приговор обычно был гарантирован; обвинители, судьи, следователи и адвокаты нередко совместно работали на общую и заранее обговоренную цель. В Нюрнберге все было совершенно иначе.

Никитченко посетил Нюрнберг вместе с западными судьями 18 и 19 октября, и эта поездка только усилила его тревогу. 22 октября, вскоре после возвращения в Берлин, он в телеграмме поделился своими мыслями с Вышинским, сообщив, что американцы планируют держать всех подсудимых под своей собственной, и больше ничьей, охраной в нюрнбергской тюрьме. Это означало, что двое подсудимых, доставленных в Нюрнберг советской стороной, – Редер и Фриче – будут находиться во власти американцев. В то же время американцы ожидают, что все страны-обвинители сами обеспечат себя письменными и устными переводчиками. Это было непросто для советских властей, которые расстреляли по подозрению в шпионаже многих своих немецкоязычных подданных. Недавно советская сторона командировала в Нюрнберг несколько переводчиков, но мало кто из них мог правильно переводить с устного английского, французского или немецкого языка на русский или наоборот. Если Москва не решит эту проблему – и как можно быстрее, – то советская делегация столкнется с серьезными затруднениями. Телеграмма Никитченко была передана вверх по инстанциям Сталину[383]383
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 23–24.


[Закрыть].

Ил. 14. Четверо судей и их заместители ненадолго встретились в Нюрнберге 19 октября 1945 года. Слева направо: британский судья-заместитель Норман Биркетт, британский судья (и председатель Трибунала) Джеффри Лоуренс, советский судья-заместитель Александр Волчков, советский судья Иона Никитченко, американский судья-заместитель Джон Паркер, американский судья Фрэнсис Биддл, французский судья-заместитель Робер Фалько, французский судья Анри Доннедье де Вабр. Никитченко и Фалько участвовали в прениях Лондонской конференции до того, как пересели в судейские кресла. Источник: Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). Ф. 10140. Оп. 2. Д. 152. Л. 1. Фотограф: Виктор Тёмин

Советское руководство уже знало от Вышинского, что требуются переводчики, и завершало отбор персонала всех категорий для командировки в Нюрнберг. 20 октября Сталин лично утвердил список из двадцати четырех корреспондентов для освещения процесса. В список вошли писатели и художники, поднимавшие дух советского народа во время войны, – в частности, прозаик и журналист Илья Эренбург, драматург Всеволод Вишневский и политический карикатурист Борис Ефимов. Вошли в список и специальные корреспонденты ТАСС, такие как фотограф Евгений Халдей, который прошел с Красной армией до самой Германии и документировал битву за Берлин[384]384
  См. список в: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1054. Л. 15. В число двадцати четырех корреспондентов вошли также политические карикатуристы Михаил Куприянов, Порфирий Крылов и Николай Соколов (известные под коллективным псевдонимом Кукрыниксы), журналисты-спецкоры ТАСС Даниил Краминов и Борис Афанасьев, правоведы Лев Шейнин и Аркадий Полторак, а также сотрудник Информационного бюро СВАГ Георгий Беспалов. Шейнин был известен и как автор детективов.


[Закрыть]. Они были не просто писателями и художниками; они были совестью Советского Союза.

Несмотря на прямое участие Сталина, на процесс формирования советской делегации повлияли распри внутри советского правительства. Журналистский корпус не стал исключением. ТАСС не был единственным советским агентством новостей; заместитель наркома иностранных дел Соломон Лозовский рассчитывал, что освещением МВТ будет заниматься и Советское информбюро, которое он курировал и которое вело международную информационную кампанию СССР во время войны. 22 октября он попросил руководителей партии утвердить командировку в Нюрнберг как минимум пяти корреспондентам Совинформбюро для написания статей и размещения советских материалов в иностранной прессе. Были утверждены только два кандидата (писатель Михаил Долгополов и фотограф Виктор Кинеловский), после чего Лозовский обратился к Молотову, апеллируя к советской гордости[385]385
  РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 316. Л. 100, 102.


[Закрыть]. Согласно британской профессиональной газете «Уорлд пресс ньюс», американские власти выделили Советскому Союзу гораздо меньше позиций в пресс-корпусе в Нюрнберге, чем другим странам-обвинителям: США получили возможность командировать около ста корреспондентов, Британия пятьдесят, Франция около сорока пяти, а СССР от двадцати пяти до тридцати. Лозовский заявил, что эти цифры оскорбительны. Далее он отметил, что почти все советские корреспонденты, отобранные к тому времени, – сотрудники главных газет Москвы и Ленинграда, тогда как по справедливости следовало бы послать корреспондентов из всех советских республик, переживших немецкую оккупацию. Он убеждал Молотова поговорить с американцами, чтобы советским журналистам выделили пятьдесят мест. На самом деле Сталин сам не хотел посылать слишком много корреспондентов в американскую зону, за пределы сферы прямого контроля партии; СССР запрашивал только 25–30 позиций. Молотов пока отклонил просьбу Лозовского[386]386
  АВПРФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 208. Л. 34–35. См. также: АВПРФ. Ф. 082. Оп. 32. П. 18. Д. 1. Л. 100–101 // СССР и Нюрнбергский процесс. С. 278–279.


[Закрыть].

Лозовский думал о советском престиже, но Сталина в тот момент заботил в первую очередь контроль. В Нюрнберг следовало командировать лишь самых лояльных сотрудников, и даже к ним следовало приставить агентов советской госбезопасности. Советские руководители намеревались все контролировать дистанционно. В частности, советские обвинители и судьи должны были регулярно согласовывать действия с Москвой и получать добро на все свои решения, важные и неважные. Странное поведение Руденко в связи с подписанием Обвинительного заключения по необходимости вынуждало прибегать к именно такому подходу. Теоретически такой уровень слежки и контроля должен был обеспечить СССР влияние на ход судебных процессов. На практике он привел к тому, что советская делегация потеряла гибкость, а советское влияние снизилось. В ходе гонки к старту другие союзники принимали решения, определяющие будущий ход суда, тогда как советские представители слали отчеты в Москву и ожидали ответов. Серьезная работа по завершению подготовки к МВТ иногда оборачивалась фарсом.

* * *

Пока советские руководители занимались тщательным отбором кадров для Нюрнберга, некоторые их планы на МВТ уже разваливались по причинам, ни от кого не зависевшим. 24 октября Джексон протелеграфировал Руденко, что промышленник Густав Крупп парализован инсультом и дело против него, скорее всего, будет прекращено. Крупп и его фирма финансировали Гитлера, а впоследствии хорошо нажились на эксплуатации рабского труда заключенных концлагерей. Советские руководители планировали на примере Круппа продемонстрировать роль капитала в преступлениях Германии и возложить коллективную вину на немецких промышленников, тем самым создав прецедент для будущих процессов. Теперь эти планы оказались под вопросом. Сталин и Молотов узнали о таком повороте событий от советского посла в Лондоне Федора Гусева: перед тем как отправиться к Руденко в Германию, телеграмма прошла через его руки[387]387
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 31.


[Закрыть].

Через несколько часов Руденко, только что прибывший в Нюрнберг, передал Вышинскому ту же информацию, но с добавлением. Джексон предложил вместо Круппа-отца отдать под суд его сына Альфрида и еще двух-трех промышленников. Альфрид Крупп еще до войны унаследовал семейный бизнес и поддерживал связи с Гитлером. Руденко подсказал Вышинскому, что было бы разумно потребовать медицинского подтверждения болезни Густава Круппа. Он добавил, что обвинители ранее поднимали вопрос о том, можно ли требовать врачебного освидетельствования некоторых подсудимых, в частности чтобы опровергнуть слухи о невменяемости Гесса, заявившего, что страдает амнезией. Руденко отметил, что вскоре главные обвинители будут обсуждать этот вопрос, и просил указаний. Вышинский велел ему протестовать против любых предложений отменить суд над Густавом: если обвиняемый слишком болен, чтобы везти его в Нюрнберг, его можно судить отдельно[388]388
  Там же. Л. 28–30. Некоторые американцы настаивали, что Густав был включен в Обвинительное заключение по ошибке и на его месте должен быть Альфрид. См.: Tusa A., Tusa J. The Nuremberg Trial. P. 94; Taylor T. The Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 89.


[Закрыть].

Советские руководители решили, что лучшим способом передачи информации из Нюрнберга в Берлин, а затем в Москву и обратно будут телефонограммы. Зашифрованные сообщения можно будет быстро пересылать фрагментами по телефонным линиям. Вскоре эти телефонные линии стали весьма загружены. После совещания Комитета главных обвинителей в Нюрнберге 26 октября Руденко сообщил Вышинскому, что обвинители согласились потребовать освидетельствования Густава Круппа медиками четырех держав, и попросил его прислать в Нюрнберг какого-нибудь видного советского врача. Он также передал предложение Джексона добавить к Обвинительному заключению Альфрида Круппа и других промышленников. Никитченко (который читал сообщения Руденко в Берлине перед их отправкой в Москву) добавил от себя, что расширение списка подсудимых задержит начало процессов почти на две недели. Руденко также доложил, что обвинители обсуждают создание комиссии психиатров из четырех союзных держав для освидетельствования Гесса, Геринга, Роберта Лея и любых других подсудимых с признаками психических заболеваний[389]389
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 33.


[Закрыть]. (В ночь перед тем Лей совершил самоубийство, повесившись у себя в камере на петле из полотенца[390]390
  Gilbert G. M. Nuremberg Diary. P. 7–8. Советские руководители обсуждали самоубийство Лея 26 октября: АВПРФ. Ф. 082. Оп. 32. П. 178. Д. 5. Л. 22–25 // СССР и Нюрнбергский процесс. С. 268–270.


[Закрыть].)

Вышинский проинструктировал Руденко не ставить под вопрос психическое здоровье кого-либо из подсудимых. Если другие обвинители будут настаивать на психиатрической комиссии, он должен будет предложить участие советского психиатра, чье имя назовет позже. Но главное – Руденко должен возражать против включения Альфрида Круппа и других промышленников, поскольку это вызовет отсрочку процессов, а это, по словам Вышинского, «нежелательно»[391]391
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 32.


[Закрыть].

Тем временем советская сторона все еще не могла решить проблему перевода. В тот же вечер дипломат Владимир Семёнов послал из Берлина отдельную телеграмму Вышинскому. Он умолял советское руководство немедленно откомандировать в Берлин в помощь Руденко какого-нибудь сотрудника НКИД с первоклассным знанием немецкого. Американцы предоставили советским обвинителям доступ к документам из архива МИД Германии и архива бывшего рейхсминистра восточных оккупированных территорий Альфреда Розенберга. Он подчеркивал, что никто из НКИД прежде не видел этих документов[392]392
  Там же. Л. 34.


[Закрыть]. Семёнов не сообщил о причине, побудившей его отправить это послание: раздраженный Джексон грозил лишить советских и французских представителей доступа к этим материалам, пока они не решат свои проблемы с переводом. Кроме того, Джексон предупреждал, что если советская сторона не сможет перевести свои русскоязычные документы на немецкий, то суд снимет с рассмотрения всю советскую часть обвинений[393]393
  Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 140–143; Tusa А., Tusa J. Nuremberg Trial. P. 134.


[Закрыть].

Максуэлл-Файф считал, что Джексон ведет себя некорректно. 27 октября, когда вновь собрался Комитет главных обвинителей, оказалось, что он за спиной Джексона предложил советским и французским представителям помочь с переводом. Руденко и Шарль Дюбост демонстративно выразили благодарность Максуэлл-Файфу и объявили, что «благодаря британцам» переводы на немецкий скоро будут готовы[394]394
  Churchill Archives Centre, Churchill College, Cambridge (ChAC). The Papers of Lord Kilmuir. KLMR Acc 1485. Sir David Maxwell Fyfe to Sylvia Maxwell Fyfe, October 28, 1945.


[Закрыть]. Попытка Джексона жестко надавить обернулась против него.

Демонстрируя дух товарищества, Руденко, Дюбост и Максуэлл-Файф на совещании 27 октября совместно проголосовали против джексоновского предложения включить Альфрида Круппа в список обвиняемых – на том основании, что это задержит начало процесса. Затем альянсы поменялись. Дюбост предложил организовать второй суд специально над немецкими промышленниками, помогавшими Гитлеру. Руденко поддержал Дюбоста, но Максуэлл-Файф и Джексон, не желая привязывать свои правительства к чему-либо кроме Нюрнберга, выступили против. Четверо обвинителей все-таки договорились потребовать психиатрического освидетельствования Гесса, и поэтому советское правительство решило подготовить к командировке трех специалистов: психиатра, невролога и терапевта по внутренним болезням[395]395
  Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 152; АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 4. Л. 8–9. Этими советскими специалистами были профессор-невролог Евгений Сепп, профессор-психиатр Евгений Краснушкин и главный терапевт Министерства здравоохранения Николай Куршаков.


[Закрыть].

Никитченко приехал в Нюрнберг 28 октября. Первое неформальное совещание Трибунала прошло в небольшой комнате во Дворце юстиции. Четверо судей и их заместители сидели за столом, накрытым американским армейским одеялом, и старались не обращать внимания на стук молотков и визг пил в зале суда, где шел капитальный ремонт. Они обсуждали отбор адвокатов защиты. Эри Нив, который вручил Обвинительное заключение большинству подсудимых, а теперь отвечал за обеспечение их судебной защиты, просил у судей указаний. Некоторые подсудимые, в том числе Геринг, просили, чтобы их адвокатами были бывшие члены НСДАП, и Нив не знал, что на это ответить[396]396
  Neave A. On Trial at Nuremberg. P. 227–230.


[Закрыть].

Ил. 15. В стене зала суда проделывают окна для радиокомментаторов, фотографов и кинооператоров. Сентябрь 1945 года. Подготовка зала суда длилась большую часть осени. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Национальной администрацией архивов и записей, Колледж-Парк