Текст книги "Суд в Нюрнберге. Советский Cоюз и Международный военный трибунал"

Судьи высказали свои мнения – и Никитченко с советским судьей-заместителем Волчковым категорически не согласились со своими западными коллегами. По словам Биддла, в Уставе Нюрнбергского трибунала «недвусмысленно говорится», что подсудимые имеют право выбрать себе защитника. Председатель Трибунала Лоуренс согласился, что им может стать любой обладатель немецкой адвокатской лицензии. Советские судьи высказали крайнее удивление тем, что бывшим нацистам позволят выступать в роли адвокатов защиты. Никитченко заявил, что такие люди должны сами сидеть «на скамье подсудимых», а не играть официальную процессуальную роль. Нив впоследствии вспоминал, что этот спор продолжался допоздна при тусклом свете армейской лампы. В конце концов советские судьи потерпели поражение. Почти половина подсудимых избрали своими адвокатами бывших нацистов[397]397
  Neave A. On Trial at Nuremberg. P. 227–230; Persico J. E. Nuremberg: Infamy on Trial. P. 93–96.


[Закрыть].

Ил. 16. Американский набросок плана первого этажа зала суда в Нюрнберге. 7 ноября 1945 года. На плане показаны места для прессы, но не галерея для зрителей, которая располагалась на втором этаже. Источник: Американский мемориальный музей Холокоста. Предоставлено Рэнди Коулом

На неделе судьи еще несколько раз собирались на закрытые совещания. Они удовлетворили ходатайство обвинителей о назначении объединенной медицинской комиссии для освидетельствования Густава Круппа, разобрались с некоторыми организационными вопросами, такими как выплата гонораров адвокатам, и перешли к процедурным правилам Трибунала. Советские судьи снова были шокированы тем, какие вольности позволяются подсудимым. Никитченко был особенно недоволен правилом № 4, разрешавшим подсудимым вызывать любых свидетелей, которые могли бы поддержать их защиту. Он безуспешно добивался, чтобы обвинителей наделили правом вето[398]398
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 26–27, 37–46. Каждая страна-обвинитель должна была выделить средства на оплату адвокатов. Эти затраты затем были бы возмещены из средств, конфискованных у подсудимых.


[Закрыть]. Судьи также обсуждали синхронный перевод на базе системы, разработанной в IBM и введенной в Лиге Наций в 1931 году. Перевод в Лиге Наций происходил последовательно: речи переводились заблаговременно, а затем читались одновременно на множестве языков. По новой системе – которая должна была применяться в Нюрнберге впервые – переводчики с четырех языков Трибунала (английского, русского, французского и немецкого) при помощи микрофонов и наушников должны были непосредственно переводить произносимые речи и передавать их по отдельным каналам.

Судьи относились к этой инновационной технологии со смесью энтузиазма и скепсиса. Будет ли она реально работать? (Никто не говорил о том, что IBM, как и Круппы, с выгодой для себя сотрудничала с Гитлером[399]399
  Black E. IBM and the Holocaust: The Strategic Alliance between Nazi Germany and America’s Most Powerful Corporation. New York: Crown, 2001.


[Закрыть].) Вечером 31 октября Никитченко проинформировал Вышинского, что Трибунал планирует испытать систему IBM в ближайшие недели, для чего необходимо, чтобы в Нюрнберге и на своих постах находилась группа опытных советских переводчиков[400]400
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 44–45. См. также: Gaiba F. The Origins of Simultaneous Translation: The Nuremberg Trial. Ottawa: University of Ottawa Press, 1998. P. 37–45.


[Закрыть].

* * *

Джексон все сильнее стремился сосредоточить как можно больше контроля над судебным процессом в американских руках. Он разозлился из-за того, что Максуэлл-Файф намеренно помог французам и советским представителям, которых он по-прежнему воспринимал с раздражением, а иногда и с явным презрением. Происходившее в Европе убедило его, что ни Франция, ни СССР не разделяют американской чуткости к принципам справедливого правосудия. В письме президенту Трумэну он жаловался, что французский суд над Пьером Лавалем (премьер-министром коллаборационистского режима Виши) вызвал «скандал на всю Европу», а советские процессы в Венгрии и на Балканах «не имеют ничего общего с судом в нашем понимании». У Джексона вызывало негодование то, что СССР и Франция «иногда творят то же самое, в чем мы обвиняем немцев». СССР «не основывает свой суверенитет над балтийскими государствами ни на чем, кроме завоевания», в то же время французы настолько вопиюще нарушают Женевскую конвенцию, что американское командование «забирает у них назад пленных»[401]401
  HSTPLM. Harry S. Truman Papers, President’s Secretary’s File, Robert Jackson to Harry S. Truman, October 12, 1945. P. 4.


[Закрыть].

Пока судьи спорили о правилах Трибунала, Джексон жаловался на то, что ему вообще приходится сотрудничать с советской стороной. Его особенно тревожила Катынь: это дело могло подорвать позиции союзников. У него были на то серьезные причины. 20 октября Донован (прибывший в Нюрнберг в начале октября после того, как президент Трумэн расформировал УСС) вручил Джексону совершенно секретный доклад, только что им полученный. В докладе утверждалось, что убийства совершила советская сторона[402]402
  Waller D. Wild Bill Donovan. P. 343–344.


[Закрыть].

Согласно докладу, Фабиан фон Шлабрендорф, в прошлом немецкий солдат, участвовавший в 1943 году в подготовке покушения на Гитлера, рассказал УСС, что в Обвинительном заключении бросается в глаза одна неточность: Катынь – не нацистское преступление. Шлабрендорф утверждал, что присутствовал при обнаружении этого захоронения, и убежден, что в этом массовом убийстве виновен СССР. Далее он заявлял, что этот «неоспоримый факт» известен огромному количеству немецких солдат и офицеров, а также иностранным врачам, польским священникам и британским офицерам. Шлабрендорф советовал заменить этот пункт Обвинительного заключения на какое-нибудь реальное немецкое преступление, например расстрел пленных советских комиссаров[403]403
  Cornell University Law Library, Donovan Nuremberg Trials Collection (CULL-DNTC). Memorandum for Mr. Justice Jackson from General Donovan, October 20, 1945. http://lawcollections.library.cornell.edu/nuremberg/catalog/nur:02066 (дата обращения 10 января 2023 года) и там же: Literal Translation of Opinion on Indictment No. 1 before the International Military Tribunal by Fabian von Schlabrendorff, n. d. http://lawcollections.library.cornell.edu/nuremberg/catalog/nur:02060 (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть].

Эта информация запоздала: два дня назад Обвинительное заключение было подано в Трибунал и уже опубликовано. Джексон мог разве что убеждать Руденко воздержаться от предъявления доказательств по катынскому обвинению и тем самым спустить вопрос на тормозах[404]404
  CULL-DNTC. Memorandum from Dr. A. Pathy to General Donovan, October 19, 1945. http://lawcollections.library.cornell.edu/nuremberg/catalog/nur:02073 (дата обращения 10 января 2023 года). УСС было расформировано 1 октября. Через два дня Донован вылетел в Нюрнберг (Waller D. Wild Bill Donovan. P. 343).


[Закрыть]. Джексон знал, что это вряд ли у него получится. С тех пор как Джексон получил доклад Донована, он злился на себя, что уступил советской стороне в вопросе Катыни и, возможно, подпортил этим все дело. Ближе к 1 ноября он поделился с Максуэлл-Файфом своими опасениями, что «с Катынью возникнут проблемы»[405]405
  ChAC. The Papers of Lord Kilmuir. KLMR Acc 1485. Sir David Maxwell Fyfe to Sylvia Maxwell Fyfe, November 1, 1945.


[Закрыть].

Затем Джексону сообщили о деталях советско-германского сотрудничества накануне войны. Он изучил секретный доклад американской военной разведки о допросе бывшего немецкого дипломата Густава Хильгера, служившего переводчиком на переговорах Сталина и Молотова с Риббентропом в Москве в августе 1939 года. Хильгер рассказал американским допросчикам, как именно руководители Германии и СССР сговорились о разделе Восточной Европы. Риббентроп «размашисто провел рукой по карте», подтвердив, что Германии безразлична судьба Латвии, Эстонии и Финляндии. Он и Сталин вначале договорились, что Литва останется в так называемой «зоне влияния» Германии, что СССР может присоединить Бессарабию, а Польша будет поделена по реке Висле. Хильгер засвидетельствовал, что после немецкого и советского вторжений в Польшу окончательные границы были уточнены во втором соглашении[406]406
  LOC-RHJ. B. 103. F. 8. Report of Interrogation, Hilger, October 17, 1945. (Под вторым соглашением подразумевался Договор о дружбе и границе между СССР и Германией, подписанный 28 сентября 1939 года и содержавший один конфиденциальный и два секретных протокола. – Примеч. ред.)


[Закрыть]. Один из следователей – сотрудников Джексона известил его 5 октября, что Хильгер хочет выступить свидетелем обвинения, но предупредил, что это может привести к «осложнениям»[407]407
  CULL-DNTC. Memorandum from Lt. Col. John W. Griggs to Justice Jackson: German Nationals as Potential Witnesses: Secret, October 5, 1945. http://lawcollections.library.cornell.edu/nuremberg/catalog/nur:02124 (дата обращения 10 января 2023 года).


[Закрыть]. Теперь стало понятно, что эти осложнения были связаны с СССР.

К началу ноября Джексон познакомился с детальной информацией, касавшейся расстрелов в Катыни и секретных протоколов к Пакту Молотова – Риббентропа, – и американская разведка считала источники этой информации абсолютно надежными. Но он даже не подозревал, что теперь знает обо всем этом больше Руденко и Покровского.

* * *

Джексона терзали проблемы, связанные с СССР, а советские руководители не понимали, почему Руденко и Никитченко делают такие уступки другим странам-обвинителям. Эти двое добились принятия ключевых советских поправок к Обвинительному заключению – в том числе о Катыни, – но затем по многим другим вопросам оказались в меньшинстве при голосовании или проиграли тактически. Недавно принятые правила Трибунала, позволяющие подсудимым брать себе защитников-нацистов или вызывать свидетелей по своему выбору, усилили тревогу Москвы.

Молотов также беспокоился из-за плана процесса, который Вышинский направил ему на рассмотрение. Американские обвинители выступили бы первыми с изложением дела о нацистском заговоре, затем должны были выступить британцы – о преступлениях против мира, затем французские и затем советские обвинители – о военных преступлениях и преступлениях против человечности (причем французы должны были говорить в основном о Западной Европе, а советские представители – о Восточной Европе и СССР). В своей записке, адресованной Молотову, Вышинский подчеркнул важность раздела о военных преступлениях[408]408
  АВПРФ. Ф. 06. Оп. 7. П. 20. Д. 208. Л. 10–11.


[Закрыть]. Молотов остался при своем мнении. Он по-прежнему считал пункт обвинения в преступлениях против мира центральным и хотел, чтобы его представил советский обвинитель.

Вечером 1 ноября Вышинский послал Руденко экстренное указание: вернуться к обсуждению распределения тем выступлений с другими обвинителями. Руденко должен был уговорить британцев, которые оказались благосклоннее американцев, уступить ему речь о преступлениях против мира. Он не должен был подписываться под планом процесса, пока не получит добро из Москвы[409]409
  Там же. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 46.


[Закрыть]. Проблема была в том, что Руденко уже подписался под планом процесса. Кроме того, западные обвинители, кажется, полагали, что Никитченко подписался под текущим планом дележа выступлений еще в августе, когда был членом Комитета главных обвинителей. (Сам же Никитченко был убежден в том, что подписался только под планом распределения работы по составлению Обвинительного заключения.) Уменьшал шансы на успех и тот факт, что британцы уже соперничали с американцами, которые сами хотели заполучить эту часть. Разделы I и II во многом пересекались (заговор с целью ведения агрессивной войны был по определению преступлением против мира), так что и Максуэлл-Файф, и Джексон хотели представить суду самые сенсационные документы[410]410
  Tusa A., Tusa J. Nuremberg Trial. P. 135; Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 145.


[Закрыть].

5 ноября Вышинский вызвал Руденко и Никитченко в Москву для доклада перед КРПОМ. Это был самый неподходящий момент для отъезда из Нюрнберга. На совещании 7 ноября, в отсутствие Руденко, Джексон и Максуэлл-Файф договорились поделить между собой доказательный материал к Разделам I и II. Американские обвинители расскажут о нацистском заговоре с целью ведения агрессивной войны вплоть до вторжения в Польшу в сентябре 1939 года. Британские обвинители закончат рассказ о Польше и осветят захват нацистами Южной и Северной Европы. Затем снова американские обвинители будут доказывать захватнический характер нападения на СССР. Теперь Джексон и Максуэлл-Файф выступали заодно, а Руденко не мог вмешаться. Полоса советских неудач в тот день продолжалась: медицинская комиссия четырех держав представила Трибуналу свое заключение, согласно которому Густав Крупп по состоянию здоровья не мог предстать перед судом[411]411
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 48–49; Report of Medical Commission Appointed to Examine Defendant Gustav Krupp von Bohlen, Nuremberg Trial Proceedings (NTP). Vol. 1 // Avalon Project at Yale University Law School. http://avalon.law.yale.edu/imt/v1-10.asp (дата обращения 10 января 2018 года); Taylor T. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 145.


[Закрыть].

День 7 ноября выдался трудным для советских делегатов в Нюрнберге, но все-таки они подготовили праздник. Тем вечером советский следователь Георгий Александров устроил в советском представительстве на Айхендорфштрассе праздничный ужин в честь двадцать восьмой годовщины Октябрьской революции, куда пригласил всех обвинителей и их сотрудников. Максуэлл-Файф, Дюбост, Донован и Покровский произносили тосты за Красную армию и русский народ и пили коньяк из больших бокалов. Подавали черную икру и другие закуски; кто-то из советской делегации играл на пианино. Джексон отказался участвовать в торжестве, хотя Александров проехал тридцать километров до резиденции на Линденштрассе, чтобы привезти его. Максуэлл-Файф написал жене об этом инциденте, отметив, что «поведение Джексона ужаснуло» остальных союзников, и раскритиковал его «недостаток хороших манер». Он писал, что Джексон был «смешон, если считать такие вещи смешными… я бы даже сказал, нелепо смешон»[412]412
  ChAC. The Papers of Lord Kilmuir. KLMR Acc 1485. Sir David Maxwell Fyfe to Sylvia Maxwell Fyfe, November 8, 1945; ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 7. Л. 83, 84; Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 210.


[Закрыть].

* * *

Руденко и Никитченко все это пропустили. Они были в Москве, и их разносили за ошибки. Вышинский начал заседание КРПОМ 9 ноября с того, что напомнил Руденко о его «безответственных действиях» и «нарушениях его обязанностей» в Лондоне и Берлине, и в том числе о неоднократном неисполнении указаний Москвы. Он досадовал, что из-за безрассудства Руденко СССР потерял ценные возможности для торга. Затем он упрекнул Никитченко за неучастие в работе советского обвинения в Лондоне и Германии, а также за то, что в октябре тот согласился выбрать Лоуренса председателем Трибунала. «Ведь мы не давали таких указаний!»[413]413
  ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 38. Д. 238. Л. 17–21.


[Закрыть] Никто не слушал протестов и оправданий Руденко и Никитченко. Обоим велели представить объяснительные записки и в дальнейшем подчиняться партийной дисциплине[414]414
  Там же.


[Закрыть].

Как следует отчитав Руденко и Никитченко, Комиссия в их присутствии обсудила черновик вводной речи советского обвинителя и ожидаемые решения Трибунала в отношении Круппа и Гесса[415]415
  Там же.


[Закрыть]. Прошлой ночью Волчков, который замещал Никитченко в Нюрнберге, проинформировал Вышинского, что Трибунал учреждает психиатрическую комиссию для освидетельствования Гесса, а о своем решении относительно Густава Круппа объявит на заседании 13 ноября[416]416
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 48–49.


[Закрыть]. Комиссия признала, что с Круппом, скорее всего, ничего не выйдет, и поручила Руденко и Никитченко усиленно настаивать на том, что Гесс психически здоров. Комиссия также утвердила текст присяги для свидетелей, недавно присланный Волчковым из Нюрнберга, и всего лишь заменила в нем «абсолютную истину» на «истину»[417]417
  ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 38. Д. 238. Л. 20–21, 26.


[Закрыть].

Комиссия также разобрала самые острые кадровые вопросы. Вышинский объявил, что советское правительство командирует в Нюрнберг вдвое больше корреспондентов, чем ранее предполагалось. В расширенный список корреспондентов вошли режиссер Роман Кармен и журналисты из нескольких советских республик. Партия в конце концов последовала совету Лозовского. Вышинского больше тревожило, что переводчиков все еще не хватает. Наркомат иностранных дел только что командировал в Нюрнберг несколько новых переводчиков, в числе которых был выпускник Суортморского колледжа Олег Трояновский (служивший переводчиком Никитченко и Трайнину в Лондоне). Всесоюзное общество культурной связи с заграницей согласилось выделить шесть переводчиков, уже проверенных НКВД. Виктор Абакумов, глава Смерша, предложил привлечь к работе на процессе переводчика с немецкого, уже отправленного в Нюрнберг с Редером[418]418
  ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 38. Д. 238. Л. 20–21, 26. См. также: АВПРФ. Ф. 082. Оп. 32. П. 178. Д. 1. Л. 100–101 // СССР и Нюрнбергский процесс. С. 278–279.


[Закрыть].

Наконец Вышинский перешел к вопросу о свидетелях. Ранее Комиссия предварительно одобрила список из восемнадцати советских свидетелей обвинения, и Вышинский предложил отобрать еще семьдесят про запас. Для этого дела Комиссия организовала подкомиссию, куда вошли члены Чрезвычайной государственной комиссии Богоявленский и Кудрявцев[419]419
  Другими членами этой подкомиссии были Горшенин, нарком юстиции Николай Рычков и председатель Верховного Суда СССР Иван Голяков.


[Закрыть]. Вышинский поручил им разыскивать свидетелей конкретных типов – в частности, мирных жителей, видевших убийства детей, и красноармейцев, которые освобождали от немецких оккупантов города, деревни и лагеря смерти. Он поручил Руденко и Никитченко разузнать, твердо ли намерены западные обвинители вызывать свидетелей, и если намерены, то сколько и когда[420]420
  ГАРФ. Ф. 8131. Оп. 38. Д. 238. Л. 20. Подробнее о подборе свидетелей: Л. 210–215, 222–226.


[Закрыть].

Сразу после заседания Вышинский попросил партийное руководство подготовить для Руденко и Никитченко многоразовые визы, отметив, что их будут периодически вызывать в Москву для новых инструктажей[421]421
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 4. Л. 15.


[Закрыть]. В этот раз Никитченко и Руденко должны были задержаться в Москве для работы над советскими документами. Вышинский сказал Волчкову ждать Никитченко с переводчиками в Нюрнберге около 15 ноября. Он поручил Волчкову обеспечить, чтобы Трибунал переназначил проверку переводческого оборудования IBM на такое время, чтобы уложиться в этот график[422]422
  Там же. Д. 8. Л. 50.


[Закрыть].

Тем временем в Нюрнберге Джексон старался удерживать процесс в намеченной колее. Его сотрудники, которые допрашивали подсудимых в нюрнбергской тюрьме, ранее предупредили его, что немецкая защита планирует использовать суд для разоблачения возможных советских, французских и британских военных преступлений и других нарушений международного права. Затем 6 ноября (за день до празднования у Александрова) Донован поделился с ним данными разведки, согласно которым защита искала свидетелей для доказательства советской вины в Катыни[423]423
  CULL-DNTC. Donovan to Jackson, November 6, 1945. http://lawcollections.library.cornell.edu/nuremberg/catalog/nur:02146 (дата обращения 10 января 2023 года); LOC-RHJ. B. 95. F. 4. The Right to Resort to War, November 6, 1945.


[Закрыть].

9 ноября – в тот самый день, когда в Москве «воспитывали» Руденко и Никитченко, – Джексон предупредил Максуэлл-Файфа, Дюбоста и Покровского, что впереди проблемы. На совещании Комитета главных обвинителей он объявил, что защита планирует во время процесса устроить «политическую атаку» на страны-обвинители. Он поделился полученной информацией, согласно которой обвиняемые и их адвокаты, вероятно, сосредоточат внимание на действиях Англии, России и Франции в связи с обвинением в агрессивной войне. В этом аспекте, конечно, особенно уязвим был СССР с его секретными протоколами и последующими вторжениями в Латвию, Литву, Эстонию, Финляндию и Польшу. Джексон указал, что США, «которые вступили в войну поздно и вдалеке от этого театра военных действий», неуязвимы для атаки с этой стороны, а потому легче всех смогут парировать доводы защиты. Он предложил каждому обвинителю в конфиденциальном меморандуме перечислить те мероприятия их правительств времен войны, которые защита могла бы использовать для встречных обвинений[424]424
  Упоминается в документе: ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 8. Л. 394.


[Закрыть]. По сути, Джексон просил своих коллег признать военные преступления их стран.

У советских представителей было мало причин доверять Джексону и его мотивам. СССР и США были одновременно союзниками и соперниками: суд над бывшими нацистскими вождями был их общей целью, но к осени 1945 года стало ясно, что они представляют себе будущее Европы совершенно по-разному. Американские и британские лидеры все тревожнее следили за действиями СССР в Восточной Европе. К тому моменту СССР привел к власти в Польше марионеточное правительство и проводил по всей Восточной Европе массовые аресты и депортации политических оппонентов (а также нацистских коллаборационистов). Самих же советских руководителей беспокоил послевоенный англо-американский альянс[425]425
  NARA. RG 59. Entry 1560. B. 4. Memorandum from Charles E. Bohlen, October 18, 1945. Ситуация изменилась со времен войны, когда СССР прославлял «англо-советско-американскую коалицию».


[Закрыть].

На многих уровнях сотрудничество сопровождалось недоверием. США и СССР сообща выдвигали обвинения против нацистских вождей и организаций. Но власти американской оккупационной зоны в Германии отказывались репатриировать советских граждан (в том числе некоторые группы украинцев), которых советское руководство обвиняло в активном сотрудничестве с нацистами[426]426
  Ibid. RG 260. AG 014.33. B. 20. F. 2, Memorandum Concerning the Repatriation of Soviet Citizens from the American Zone of Occupation in Germany, October 19, 1945. Иногда эти обвинения были справедливы.


[Закрыть]. Кроме того, сама личность Джексона, конечно, не вызывала доверия. Он часто бывал нетерпелив с советской делегацией и игнорировал советские интересы. Он не раз одергивал советских представителей, угрожал им и бранил за неподготовленность. Он постоянно назначал сроки, в которые трудно было уложиться советской стороне, и выражал нетерпение, когда та не успевала.

Сроки эти поджимали, а советская сторона все медлила. 12 ноября Волчков сообщил Никитченко (который все еще находился в Москве с Руденко), что на следующий день, как и планировалось, Трибунал проверит работу системы синхронного перевода от IBM, не дожидаясь советских переводчиков. Волчков также доложил, что Джексон все еще добивается включения Альфрида Круппа в список подсудимых, несмотря на возражения остальных обвинителей. Он добавил, что судьи решили рассмотреть этот вопрос полным составом Трибунала – с участием четверых судей и их заместителей. Волчков также известил Никитченко о новых вопросах, поднятых защитой. В частности, адвокат Юлиуса Штрайхера Ханс Маркс просил отложить начало процесса на две-три недели. Маркс, тоже бывший член НСДАП, поздно получил дело на руки и просил дать ему больше времени на подготовку защиты. Вышинский вмешался в эту переписку и ответил Волчкову: «Ваше мнение не возражать против отсрочки процесса и замены Г. Круппа А. Круппом»[427]427
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 57. (Приложен рукописный ответ Вышинского.)


[Закрыть].

Это полностью противоречило прежним инструкциям Вышинского. Он наконец понял, насколько не готовы советские обвинители к началу процесса, до которого оставалось немногим больше недели. Ранее в тот же день Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) прислало Вышинскому резкие критические замечания к проекту вступительной речи советского обвинителя, указывая, в частности, что «речь местами неряшливо составлена, содержит штампованные фразы, повторения, фактические неточности». Некоторые ошибки были вопиющими. В речи говорилось, что немецкая армия повела наступление против Франции и Англии в сентябре 1939 года, тогда как на самом деле вторжение во Францию началось в мае 1940 года. Красная армия прославлялась за «срыв» нацистских планов, но нигде не описывалась ее роль в разгроме гитлеровских сил и освобождении народов Европы[428]428
  Там же. Д. 10. Л. 70–72.


[Закрыть]. Речь нужно было переписать.

Указание согласиться на отсрочку, переданное Волчкову Вышинским, исходило из сталинского ближнего круга. Казалось уже, что остался последний шанс выиграть время, чтобы перегруппироваться и наверстать упущенное: использовать казус Круппов как предлог для отсрочки открытия процесса. Рано утром в среду 14 ноября Руденко позвонил из Москвы Джексону и Дюбосту и сказал, что поддержит ходатайство о включении Альфрида Круппа в список обвиняемых[429]429
  Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 155.


[Закрыть]. Так начался очередной раунд советской тактики затягивания. 14 ноября Трибунал провел в Нюрнберге свое первое публичное слушание – опять без Никитченко. Судьи и обвинители собрались в перестроенном зале суда. Не было ни фанфар, ни ажиотажа репортеров: большинство корреспондентов еще не приехали. Присутствовали все западные судьи и их заместители, но СССР представлял лишь один Волчков.

Главной темой дискуссии были Круппы. Защитник Круппов Теодор Клефиш, адвокат по уголовным делам из Кельна, внес ходатайство о прекращении дела против Густава на том основании, что он слишком болен и не в состоянии предстать перед судом. Клефиш также опротестовал предложение судить Альфрида, сославшись на то, что обвинять сына вместо отца несправедливо. Когда пришел черед выступать обвинителям, Покровский демонстративно уступил очередь Дюбосту и Джексону. Те согласились, что Густав не может предстать перед судом, но требовали включить в список обвиняемых Альфрида. Дюбост заявил, что французское правительство намерено привлечь промышленников к суду. Британский главный обвинитель Хартли Шоукросс (недавно приехавший в Нюрнберг) выступил против и призвал судить не Альфрида, а Густава in absentia (в отсутствие). «Это суд, а не спортивная игра, где можно заменить игрока, если кто-нибудь из команды заболеет», – заявил он[430]430
  APYULS. Preliminary Hearing, Wednesday, November 14, 1945, NTP. Vol. 2. http://avalon.law.yale.edu/imt/11-14-45.asp (дата обращения 12 января 2023 года).


[Закрыть].

В середине того дня Трибунал собрался на закрытое заседание и единогласно проголосовал за то, чтобы исключить Густава из уголовного дела. Но из всех судей один Волчков поддержал идею судить Альфрида вместо него[431]431
  Taylor Т. Anatomy of the Nuremberg Trials. P. 157–158.


[Закрыть]. После полуночи Руденко послал Волчкову и Покровскому известие из Москвы, что утром Никитченко вылетит в Германию. Руденко оптимистично предсказывал, что вопрос об отсрочке процесса решится «положительно и именно в таком плане, как мы ставим» (Волчков еще не рассказал ему о закрытом совещании судей). Утром Руденко послал Покровскому еще одну телеграмму, подчеркнув, что Москва не хочет, чтобы предложение об отсрочке исходило от советской делегации[432]432
  Телефонограммы перепечатаны в книге: Звягинцев А. Г. Главный процесс человечества. Нюрнберг: документы, исследования, воспоминания. М.: Олма Медиа Групп, 2011. С. 33–34.


[Закрыть].

15 ноября Трибунал собрался на второе открытое слушание в Нюрнберге. Волчков опять замещал Никитченко. Судьи объявили свое решение касательно Густава Круппа и ответили на вопросы адвокатов защиты. Трибунал собирался удовлетворить просьбу Маркса отложить процесс, но сам Маркс отозвал свое заявление, когда Лоуренс заверил защиту, что та сможет продолжать работу над делами клиентов и после открытия процесса. Однако Маркс поднял вопрос о психическом здоровье Штрайхера. Он попросил Трибунал назначить его клиенту психиатрическое освидетельствование, но отказался подать официальное ходатайство, потому что Штрайхер настаивал на своей «полной психической нормальности». Когда Лоуренс объяснил, что подать такое ходатайство необходимо, Покровский увидел в этом новый повод для отсрочки и сам предложил написать такое ходатайство, отметив, что психическое здоровье Штрайхера вызывает сомнения и у него[433]433
  APYULS. Preliminary Hearing, Thursday, November 15, 1945, NTP. Vol. 2. http://avalon.law.yale.edu/imt/11-15-45.asp#krupp (дата обращения 12 января 2023 года).


[Закрыть].

Никитченко прибыл в Берлин вечером 15 ноября, и Волчков по телефону рассказал ему о событиях того дня. После полуночи Никитченко сообщил Вышинскому неприятную новость о том, что западные судьи выступили против включения Альфрида Круппа в список подсудимых, и пересказал прения судей в кратком изложении Волчкова. Британские судьи решительно возражали против суда над Альфридом. Французские судьи хотели его судить, но утверждали, что для этого потребуется отдельное Обвинительное заключение: если добавить еще одно имя к существующему документу, придется заново выдавать его обвиняемым, и это задержит процесс на месяц. Американские судьи указали на то, что у обвинителей есть право добавлять отдельные обвинительные заключения к основному документу и что адвокату Круппа хватит двух недель для подготовки, – но отметили, что такой график нарушит регламент, согласно которому Обвинительное заключение необходимо выдать на руки обвиняемым за тридцать дней до начала процесса (которое все еще было назначено на 20 ноября)[434]434
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 59–61.


[Закрыть].

Затем Никитченко заверил Вышинского, что Волчков подготовил план. В ходе неформального обмена мнениями между судьями Волчков умело кинул фразу, что первоначально обвинители предложили дать тридцать дней на ознакомление, потому что полный текст Обвинительного заключения – «объемистый документ», а на изучение обвинений против одного человека потребуется меньше времени. Никитченко сообщил, что американским и французским судьям «эти соображения… понравились». Затем Волчков договорился с Покровским, что тот внесет в Комитет главных обвинителей предложение изменить регламент, дав обвиняемому две недели на ознакомление с Обвинительным заключением до открытия процесса, и тем самым передвинуть дату открытия на 2 декабря. Затем Покровский мог бы совместно с сотрудниками Джексона заняться составлением Обвинительного заключения против Альфрида Круппа[435]435
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 59–61.


[Закрыть].

* * *

Часы шли, и 16 ноября Вышинский созвал в Москве очередное заседание КРПОМ. Он поделился своими сомнениями: вряд ли советская сторона успеет подготовиться даже к 2 декабря. Вышинский доложил, что у Руденко все еще нет плана действий на суде и советским обвинителям позарез необходимы еще несколько недель на изучение материалов и подготовку выступлений. Затем он поделился последними новостями от Никитченко о Круппах и отметил, что исход дела пока не решен. Затем взял слово Богдан Кобулов, заместитель наркома госбезопасности, он озвучил тревожные сообщения разведки из Нюрнберга: Геринг, Вильгельм Кейтель, Альфред Йодль и другие подсудимые пользуются досудебными допросами, чтобы выдвигать обвинения против СССР. Редер даже сказал под запись британским следователям, что у русских давал показания под угрозой пыток. Вышинский согласился, что это возмутительно. Он выразил надежду, что отсрочка позволит Комиссии командировать одного из своих членов в Нюрнберг наблюдателем[436]436
  ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 391. Л. 55–56.


[Закрыть].

Вышинский надеялся на отсрочку, но продолжал готовиться к открытию процесса в срок. В середине того же дня он поручил Главному штабу Красной армии отправить в Нюрнберг еще больше шифровальщиков и раций. Он также попросил Чрезвычайную государственную комиссию командировать в Нюрнберг одного-двух специалистов, чтобы те помогали советским обвинителям в работе с доказательными материалами[437]437
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 4. Л. 11, 16.


[Закрыть]. Около 8 вечера Вышинский получил сообщение Семёнова, что Покровский добился своего: Комитет главных обвинителей проголосовал тремя голосами против одного за то, чтобы ходатайствовать перед Трибуналом о предании суду Альфрида Круппа и об изменении регламента согласно предложению Покровского (Шоукросс голосовал против). Теперь судьи рассматривали ходатайство на закрытом совещании. Семёнов также сообщил, что прибыли американские, британские и французские солдаты почетного караула, и просил, чтобы Советская военная администрация в Германии (СВАГ) также прислала из Берлина около двадцати пяти солдат. (Советские власти, очевидно, не планировали этого заранее.) Семёнов подчеркивал, что это необходимо сделать до 19 ноября, «чтобы не дать возможность спекулировать на стремлении представителей СССР затянуть начало судебного процесса»[438]438
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 9. Л. 56.


[Закрыть].

Через два часа стратегия отсрочек рухнула. Покровский сообщил Руденко плохую новость: западные судьи отвергли ходатайство обвинителей о включении Альфрида Круппа в список подсудимых. Они решили оставить в Обвинительном заключении имя Густава Круппа на случай, если он выздоровеет до начала процессов. Итак, МВТ откроется в назначенный срок – 20 ноября. Покровский добавил, что все еще есть слабая надежда на отсрочку. Судьи назначили психиатрическое освидетельствование Штрайхера, и Джексон доверительно сказал Покровскому, что американский врач приедет не раньше 19 ноября. Трибунал также должен рассмотреть вопрос о предании суду Мартина Бормана, личного секретаря Гитлера, in absentia, а это дает еще один шанс на отсрочку[439]439
  Там же. Д. 8. Л. 62.


[Закрыть]. (На самом деле Борман погиб в Берлине 2 мая, но это подтвердилось только через двадцать семь лет.)

Покровский отметил, что Никитченко тем вечером наконец прибыл в Нюрнберг, и спросил Руденко, когда тот собирается приехать. Затем Покровский буднично добавил, что в ответ на такие же вопросы западных обвинителей он распустил слух, будто Руденко заболел с симптомами малярии. Он просил Руденко сообщить, позволит ли ему здоровье приехать в Нюрнберг 20 ноября, или же «врачи» потребуют от него пробыть в Москве еще несколько дней до полного выздоровления[440]440
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 62.


[Закрыть].

Покровский весьма умно выбрал малярию в качестве воображаемой болезни Руденко. Условия военного времени привели к распространению этого заболевания в Украине и в других частях СССР. Малярия развивается в человеческом организме месяцами и атакует циклами перемежающихся приступов и ремиссий; благодаря своей непредсказуемости она могла служить прикрытием для советской стороны[441]441
  Благодарю Чарльза Стейнведела за информацию о циклах болезни при малярии. О распространении малярии во время войны см.: Bruce-Chwatt L. J. Malaria Research and Eradication in the USSR: A Review of Soviet Achievements in the Field of Malariology // Bulletin of the World Health Organization. 1959. Vol. 21. P. 737–772.


[Закрыть]. Гамбит Покровского вдохновил последнюю советскую попытку отсрочить открытие МВТ. Перед самой полночью с 15 на 16 ноября Вышинский поручил Покровскому подать в Трибунал записку с объяснением, что советский главный обвинитель болен и ему требуется две недели для поправки. Если пойдут разговоры о том, чтобы начать до возвращения Руденко, Покровский должен будет заявить, что он недостаточно знаком с делом и потому не сможет заместить Руденко и что Руденко категорически против того, чтобы слушание началось без него. Покровский должен был безотлагательно выполнить это поручение и доложить о результатах в Москву[442]442
  АВПРФ. Ф. 07. Оп. 13. П. 41. Д. 8. Л. 58.


[Закрыть]. «Малярия» Руденко начала обретать реальность.

Утром 17 ноября Покровский сообщил западным обвинителям, что был прав в своих догадках о болезни Руденко. Он заверил их, что состояние здоровья Руденко не настолько серьезно, чтобы ставить вопрос о его замене другим советским обвинителем. Покровский напомнил коллегам, что согласно Уставу МВТ лишь главный обвинитель может исполнять некоторые обязанности, и попросил их совместно проинформировать судей, что «непредвиденные обстоятельства» не позволят процессу начаться 20 ноября. Он подчеркнул, что советское правительство ранее не утвердило никакой замены Руденко: никто из его помощников не имел полномочий представлять на суде советское обвинение[443]443
  ГАРФ. Ф. 7445. Оп. 2. Д. 6. Л. 225.


[Закрыть].