Текст книги "Новые забавы и веселые разговоры"

Новелла XVI
Об одном парижанине и о Бофоре, который придумал остроумный способ позабавиться с его женой, несмотря на бдительность дамы Пернетты

Один молодой человек, уроженец Парижа, побывав в университетах и по ту и по эту сторону гор, возвратился в свой родной город и жил некоторое время холостяком, вполне довольный своим положением, ибо не имел недостатка ни в женщинах и ни в каких других утехах. Можно быть счастливым и в Париже! Изучив женскую хитрость и коварство во многих странах и вдоволь ими попользовавшись, он боялся оказаться в позорном положении рогоносца и поэтому не очень спешил с женитьбой. У него не было также желания обзаводиться потомством, и он охотно остался бы холостяком до самой смерти, но, будучи человеком рассудительным, он убедился, что через это испытание (то есть через брак) все-таки нужно пройти, и чем раньше, тем лучше, ибо чаще всего рогоносцами бывают мужья, страдающие бессилием. И, придя к такому решению, он припомнил и записал самые хитрые уловки, которыми женщины пользуются для своих целей. Он знал, для чего ходят старухи, которые разносят по домам нитки, ткани, кружева и собачек. Он знал, почему женщинам иногда нездоровится, зачем они ездят на сбор винограда, как они строят шуры-муры с дружками, приходящими в масках, как они занимаются шашнями, прикрываясь родством, и ко всему этому он был знаком с сочинениями Боккаччо и с «Селестиной».[159]159
  Селестина – сводня, персонаж известной испанской трагикомедии XV в., написанной Фернандо де Рохасом. В 1527 г. была переведена на французский язык и пользовалась большой популярностью.


[Закрыть] Итак, он решил быть умным и сказал себе: «Я постараюсь для избежания рогов сделать все, что могу. А если что-нибудь случится, то, значит» это неизбежно».

Приняв такое решение, он перекрестился правой рукой и положился на волю божию. Затем среди парижских девушек, которые были все к его услугам, он выбрал наиболее подходившую к его вкусу, женился на ней и ввел ее в отчий дом. Он не сделал промаха: молодая жена была красива, богата и происходила из хорошей семьи. В его доме жила престарелая женщина, его кормилица, с незапамятных времен служившая его семье. Звали ее дамой Пернеттой, и он знал ее как женщину догадливую и сговорчивую. Представив ее молодой жене, он сказал:

– Дорогая моя, к этой женщине я сильно привязан, ибо она была моей кормилицей и сделала много добра для моего отца, для матери и для меня. Я рекомендую вам ее в советчицы. Она не научит дурному, и вы будете ею очень довольны.

А потом, наедине, он сделал даме Пернетте строгий наказ находиться всегда при его жене и, куда бы она ни пошла, не отставать от нее ни на шаг. Дама Пернетта дала ему клятвенное обещание, что будет беречь ее пуще глаза. Но здесь я напомню попутно одну дурную пословицу. Я не знаю, кто ее придумал, но ее слыхали очень многие: «Casta quam nemo rogavit».[160]160
  Женщина, за которой никто не ухаживал, целомудренна (лат.).


[Закрыть] Я не утверждаю, что она справедлива, а просто беру ее на веру. Но я убежден, что нет ни одной сколько-нибудь красивой женщины, за которой не ухаживали бы или не будут ухаживать. «Ах, так значит, я не красива?» – скажет одна особа. «И я не красива?» – скажет другая. Пусть они не сердятся. Я очень рад, что они красавицы, и не хочу поднимать спора. Но только ни одна опытная женщина не будет хвалиться перед своим мужем, что у нее были ухаживатели, ибо в противном случае умный муж будет думать, что если бы она сама не давала к этому повода и не была так снисходительна, то к ней и не приставали бы.

Но возвратимся к нашему повествованию. К числу друзей, посещавших дом этого молодого супруга (не надейтесь, что я скажу вам его имя), принадлежал один молодой адвокат, по фамилии Бофор, уроженец Берри, имевший в Париже судебную практику. Господин Бофор находился с нашим героем в самых приятельских отношениях, ибо они были знакомы еще с университета, где даже много раз совместно выступали на состязаниях.

Фамилию Бофор он носил вполне заслуженно,[161]161
  Фамилия этого персонажа составлена из двух слов! beau – красивый и fort – сильный.


[Закрыть] так как был очень хорош собой, ловок и любезен. Поэтому молодая женщина при первой же встрече с ним подарила его благосклонным взглядом, а он тоже посмотрел на нее очень внимательно, и, таким образом, посредством частого обмена взглядами они открылись друг другу во взаимном влечении. Что касается мужа, то, знакомый с жизнью, он в самом начале даже не почувствовал от этого никакого холода в ногах. Он мало беспокоился о том, что жена еще слишком молода, и честность Друга тоже не вызывала в нем больших опасений, а поэтому он вполне положился на бдительность дамы Пернетты. Благодаря этому Бофор, умевший действовать палочкой[162]162
  Имеется в виду палочка фокусников.


[Закрыть] не хуже его, увидев такую снисходительность со стороны мужа и любезный прием, оказанный ему молодой женщиной, убедившей его, что она питает к нему исключительное расположение (что и было в действительности), беседуя с ней, скоро уловил случай сделать ей любовное предложение, тем более что она воспитывалась в купеческом доме и научилась угадывать, где пахнет хорошим предложением. Слово за слово, и Бофор повел с ней такую речь:

– Сударыня, умные и добродетельные дамы быстро угадывают чувства своих поклонников, ибо даже помимо их желания сердца мужчин находятся в их руках. Поэтому мне нет надобности высказывать вам свое восхищение к благоговение перед вашими неисчислимыми прелестями, а равномерно и перед тонкостью вашего ума, оценить который по достоинству может лишь тот, у кого бьется в груди благородное и пылкое сердце, ибо истинное ценное доступно лишь для благородных сердец. Поэтому я имею теперь случай поблагодарить свою судьбу за то, что она была ко мне так благосклонна, дав мне возможность выразить свою любовь ко всему редкостному и ценному. И хотя я самый недостойный из всех ваших слуг, я уверен, однако, что ваши несравненные совершенства, вызывающие во мне восхищение, увеличат во мне силы, необходимые для того, чтобы я мог вам угодить, ибо сердце мое объято такой пламенной любовью к вам, сильнее которой не может быть на земле. Я надеюсь, что сумею вам это доказать, и вы никогда не будете сожалеть о том, что позволили мне быть вашим слугою до самой моей смерти.

Будучи благонравной и благовоспитанной, молодая женщина, слушая эту страстную речь, очень желала, чтобы его намерения были столь же легко осуществимы, сколь легко их было задумать. Поэтому женской, но довольно смелой для ее возраста речью (ибо она находилась еще в том возрасте, когда женщины обычно робеют и испытывают целомудренный стыд), она ответила:

– Сударь, если бы мое сердце пожелало любить, то неужели я могла бы помыслить еще о ком-нибудь другом, кроме своего мужа? Он меня так любит, так со мной любезен, что я страшусь даже и мысли об измене. Но если судьбе будет угодно разделить мое сердце на две части, то я положусь на вашу честность и на ваше благонравие и буду надеяться, что вы не сделаете ничего такого, что могло бы послужить мне во вред. Что касается совершенств, которые вы мне приписываете, то я не признаю их своими и отсылаю их туда, откуда они исходят, то есть к вам. Кроме этого, я задам вам вопрос: неужели вы способны обидеть человека, который питает к вам такое доверие и принимает вас с таким радушием? Мне кажется, что в таком благородном сердце, каким обладаете вы, не может быть места подобным замыслам. Затем, вы знаете, сколько препятствий встанет вам на пути, если вы пожелаете их осуществить. Меня постоянно сопровождает сторож, который так зорко следит за мною, что я совершенно не имею возможности следовать своим желаниям.

При таком ответе у Бофора взыграло сердце, когда он понял доводы, которыми возражала ему молодая женщина. Первые из них показались ему довольно сильными, но их опровергали последние. И Бофор ответил ей на это: – Я предвидел и уже заранее обдумал все три довода, которые вы выдвигаете передо мной, сударыня. Но вы можете убедиться, что два первых довода зависят от вашего согласия, а третье – от вашей ловкости и осторожности. Ибо, говоря о первом, если любовь есть добродетель, свойственная благородным сердцам, то вам необходимо принять во внимание, что рано или поздно вы неизбежно полюбите. Поэтому не лучше ли вам теперь откликнуться на чувства человека, который любит вас больше жизни, чем ожидать воли всевышнего? В наказание за вашу прежнюю сшибку он отдаст ваше сердце какому-нибудь притворщику, который не будет так дорожить вашим счастьем, как дорожу я. Что касается второго довода, то он уже давно опровергнут теми, кто знает, что такое любовь. Моя любовь не только не может причинить вашему мужу никакой обиды, но скорее должна доставить ему честь, ибо я нахожу достойным любви то, что любит он. Нет лучшего доказательства согласия между двумя сердцами, чем единство предмета их любви. Заметьте, что если бы мы были с ним врагами, если бы мы не были друзьями, то я не мог бы видеть вас и беседовать с вами так часто. Поэтому мои дружеские чувства к нему, вызвав в моей душе такую страстную любовь к вам, не должны быть причиной моей смерти от этой любви. Что касается третьего довода, то вам известно, сударыня, что для смелого сердца нет ничего невозможного. И наконец, подумайте о том, какую утрату могут понести сердца двух влюбленных, отказавшихся от любви, этой царицы, которая дарит своим подданным столь много счастья.

Короче говоря, Бофор так учтиво изложил ей свои желания, что молодая женщина из учтивости же не могла ему отказать. Она была, наконец, побеждена силой своей доброй воли, и им осталось лишь улучить удобный момент для того, чтобы привести их замысел в исполнение. Они обдумали для этого все способы, но всякий раз, когда они пытались ими воспользоваться, дама Пернетта портила им все, ибо глаза у нее были зорче, чем у сторожа дочери Инаха.[163]163
  Речь идет, конечно, об Аргусе, который сторожил превращенную в корову Ио, дочь Инаха (греч. миф.).


[Закрыть] Воспользоваться же обычными хитростями Бофор не мог потому, что муж знал их все наперечет. Однако же он придумал, наконец, одну хитрость, которая показалась ему пригодной. А именно, зная, что во всех удачных любовных замыслах обычно принимает участие третье лицо, он открыл свои планы одному приятелю, молодому торговцу шелком, еще не женатому, который жил у моста Собора Богоматери[164]164
  То есть у моста через Сену, между правым ее берегом и островом Сите.


[Закрыть] в доме, недавно полученном по наследству от отца. Он был даже близко знаком с мужем.

Однажды в день Всех Святых[165]165
  День Всех Святых. – Этот день отмечается в католических странах 1 ноября.


[Закрыть] молодая женщина, повинуясь велениям бога любви, пошла в назначенный час в церковь Св. Иоанна, что на Гревской площади,[166]166
  Гревская площадь – площадь в Париже перед ратушей; здесь на протяжении многих веков совершались казни.


[Закрыть] послушать проповедь одного известного богослова. Муж, чем-то занятый, остался дома. В то время как она проходила мимо дома господина Анри (так звали купца), на нее, по уговору, было вылито целое ведро воды. Ее окатили с ног до головы и сделали это так искусно, что все прохожие приняли это за простую случайность.

– Ах, какое несчастье! – воскликнула она. – Тетя Пернетта, меня запачкали! Что мне делать?

Опрометью вбежала она в дом господина Анри и сказала даме Пернетте:

– Милая моя! Принесите мне поскорее платье с барашковой оторочкой! Я подожду вас здесь, у господина Анри.

Старушка ушла, а молодая женщина поднялась наверх, где она нашла отличный камин, разожженный для нее другом. Едва дав ей время раздеться, он повалил ее на кровать, стоявшую возле камина, и они, разумеется, не стали терять времени. Пока старушка шла домой и обратно, собирала платье и другие принадлежности туалета, они успели сделать все, что хотели. Муж, сидевший дома, услышал, что дама Пернетта, которая побоялась сказать ему об этом происшествии, почему-то возится в соседней комнате. Он вошел туда и, увидев добрую Пернетту, начал ее расспрашивать:

– Что вы здесь делаете? Где жена?

Дама Пернетта рассказала ему все, что случилось, и объяснила ему, что пришла за платьем.

– Ах, черт возьми! – вскричал он в ярости. – Вот еще одна хитрость, которую я не записал! Я знал их все, кроме этой! Ах, в каких я дураках остался! Ведь нужно только один злой час, чтобы сделаться рогатым! Бегите же к ней скорее, ради бога! Остальное я пошлю с мальчиком!

Дама Пернетта пошла, но было уже поздно, ибо Бофор уже сделал все, что нужно, и, предупрежденный нарочно поставленным для этого сторожем, улизнул из дома через черный ход. Придя к молодой даме, Пернетта ничего не узнала, ибо хотя последняя немного и раскраснелась, но она подумала, что это от огня. Правда, это и было от огня, но только от такого, которого речной водой не зальешь.

Новелла XIX
О сапожнике Блондо, который за всю свою жизнь был печальным только два раза, о том, как он избавился от печали, и о ею эпитафии

В Париже по Сене три лодки плывут,[167]167
  Очевидно, первые слова когда-то популярной народной песни.


[Закрыть] в Париже около Круа-дю-Тируар[168]168
  Круа-дю-Тируар – парижский перекресток, на котором в старину стоял позорный столб (а может быть, располагался небольшой рынок).


[Закрыть] жил в своей хижине сапожник Блондо. Он весело трудился, зарабатывая себе кусок хлеба починкой башмаков, и больше всего в мире любил хорошие вина, в которых был большим знатоком и авторитетом для своих посетителей. Как только где-нибудь поблизости появлялось хорошее вино, он непременно его отведывал и радовался всей душой, если его было вдоволь. С утра до вечера он распевал песни и веселил своих соседей. За всю свою жизнь он был грустным не более двух раз. В первый раз – когда он нашел где-то в старой каменной стене большой чугун со старинными серебряными и биллонными[169]169
  Биллонный – то есть изготовленный из серебра невысокой пробы; из такого металла обычно чеканилась мелкая разменная монета.


[Закрыть] монетами неизвестного для него достоинства. С этого дня он загрустил, замолк и стал думать только о своем чугуне с побрякушками. Он рассуждал про себя: «Это – деньги неходячие. Мне не дадут за них ни хлеба, ни вина. Если я покажу их ювелирам, то они на меня донесут или потребуют из них себе долю и не дадут мне за них и половины того, что они стоят». Затем он стал думать, что плохо их спрятал, беспокоился, как бы их не украли, и поминутно ходил смотреть, лежат ли они на месте. Он испытывал нестерпимые муки, пока его не осенила наконец хорошая мысль.

– Как? – сказал он. – Я только и думаю о своем горшке? Глядя на меня, люди начинают подозревать, что у меня что-то случилось. Ба! К черту этот горшок! Он принес мне одно только горе!

И действительно, когда он вежливенько взял этот чугун за бока и швырнул его в реку, то вместе с ним утонула и его печаль.

В другой раз много огорчений причинил ему один живший напротив него господин (или, если угодно, он жил напротив этого господина). У него была маленькая обезьянка, которая причинила бедному Блондо много убытков. Она подсматривала, например, с верхнего окна, как Блондо резал кожи, и когда тот уходил обедать или отлучался куда-нибудь по делам, спускалась вниз, забиралась в его хижину и, взяв его нож, начинала так же, как он, резать у него кожи. Она делала это всякий раз, когда Блондо отлучался, и поэтому бедняга не мог сходить ни поесть, ни попить, не заперев свои кожи. Когда он забывал это сделать, обезьяна изрезывала их на куски. Эти проказы сильно его сердили, но он не смел ее наказать, потому что боялся ее хозяина. Наконец, когда это сделалось для него совершенно невыносимым, он решил ее проучить. Он заметил, что обезьяна имела обыкновение в точности подражать всем его действиям. Если Блондо точил нож, обезьяна по его уходе тоже точила нож, он смолил дратву, и обезьяна делала то же, он пришивал заплату, обезьяна тоже принималась вертеть локтями. Однажды Блондо взял свой нож, наточил его как бритву, и когда обезьяна показалась на своем наблюдательном посту, он приложил этот нож к своему горлу и начал водить им взад и вперед, словно хотел им зарезаться. Затем, проделав это несколько раз, чтобы обезьяна могла у него научиться, он положил нож и ушел обедать. Обезьяна, обрадовавшись новому развлечению, тотчас же спустилась вниз, схватила нож, приложила его к горлу и начала водить им взад и вперед, как это делал Блондо. Но она держала его слишком близко к горлу, не догадавшись, что может им зарезаться, и так как нож был очень острый, то не прошло и часу, как она протянула ножки. Таким образом, Блондо без всяких неприятных для себя последствий отомстил этой обезьяне и по-прежнему стал петь песни и есть с аппетитом.

Так он и жил до самой своей смерти. В память его веселой жизни на его могильной плите соседи написали эпитафию!

 
Под этим камнем погребен
Блондо, сапожник. В жизни он
Себе богатств не накопил,
А после – с миром опочил.
Друзья скорбят о нем душой:
Он мастер выпить был большой.
 

Новелла XXIII
О том, как мастер Пьер Фефе обзавелся даровыми сапогами, и о Зубоскалах Ла-Флеша Анжуйского

Еще совсем недавно в городе Анжере[170]170
  Анжер – город на Луаре, старинная столица провинции Анжу.


[Закрыть] отличался один пройдоха по имени мастер Пьер Фефе,[171]171
  Пьер Фефе – герой комической поэмы Шарля де Бурдинье «Веселая легенда о метре Пьере Фефе», изданной в Анжере в 1532 г.


[Закрыть] человек необыкновенно остроумный и изобретательный, но не причинявший большого вреда, помимо тех случаев, когда он проделывал вийоновские фокусы,[172]172
  Вийоновские фокусы – то есть мошенничества и грабежи (по имени знаменитого поэта Франсуа Вийона, который был хорошо знаком с представителями преступного мира своего времени и, видимо, сам порой принимал участие в уличных драках и даже разбое).


[Закрыть] ибо

 
Пройдоха сметливый и прыткий,
Всем мастерам благой пример,
Раздеть приятеля до нитки
Большой ловкач был мастер Пьер,[173]173
  Своеобразная пародия (скорее подражание) на известное сатирическое стихотворение Клемена Маро «Баллада о брате Любене».


[Закрыть] —
 

одобрявший пословицу: владей добром, коли взял молодцом. Правда, он делал это так мило и искусно, что к нему не питали большой неприязни и только посмеивались над его проделками, держась от него, разумеется, как можно дальше.

Рассказывать обо всех его проделках слишком долго, и поэтому я выберу из них только одну, и притом не самую заурядную, чтобы вы могли убедиться, что и прочие кой-чего стоили. Однажды ему пришлось так спешно уезжать из Анжера, что у него не было времени надеть сапоги. Да что сапоги! У него не было времени даже оседлать лошадь, ибо за ним гнались по пятам. Но он был так пронырлив и находчив, что в двух шагах от городских ворот сумел завербовать у какого-то бедняка, возвращавшегося в деревню, кобылу, уверив его, что, проезжая через его деревню, он возвратит лошадь его жене. А так как погода была довольно плохая, то он забежал на гумно, где искусно изготовил себе новые сапоги из сена, а затем вспрыгнул на кобылу и так пришпорил, или, точнее, прищелкнул ее пятками, что добрался, хотя и весь вымокший и в самом плачевном состоянии, до Ла-Флеша.[174]174
  Ла-Флеш – небольшой город в северной части провинции Анжу.


[Закрыть] Это обстоятельство повергло его в большое уныние, а к довершению несчастья, когда он проезжал по городу, где пользовался славой седого волка,[175]175
  То есть старого волка, поседевшего на кражах.


[Закрыть] как и везде, его заметили Зубоскалы (так прозвали жителей этого города за их насмешничество) и начали над ним всячески издеваться.

– Мастер Пьер, – кричали они, – ты сегодня выглядишь героем! Видно, задали тебе хорошую баню! – Мастер Пьер, не оброни шпаги! – Ты похож на святого Георгия верхом на кобыле![176]176
  Святой Георгий в христианской иконографии всегда изображается верхом на коне и с копьем в руке.


[Закрыть]

Кроме того, сапожники принялись смеяться над его сапогами:

– Ах, что за райское житье для нас наступило! Лошади будут есть у хозяев сапоги! – говорили они.

Нашему мастеру Пьеру не пришлось даже прикоснуться ногами к земле, и Зубоскалы принялись его вышучивать тем более охотно, что он сам любил подшутить над другими. Он терпеливо переносил их насмешки, пока наконец ему не удалось укрыться от них в гостинице, где он решил привести себя в надлежащий вид. Отогревшись немного у огня, он решил отомстить им за эту встречу и, сообразуясь со своим временем, а также и нуждами, придумал хороший способ отомстить пока сапожникам, надеясь, что бог поможет ему отомстить когда-нибудь и остальным: крайне нуждаясь в сапогах, он придумал способ обзавестись ими за счет сапожников. Притворившись, что плохо знает город, он спросил у хозяина, нет ли тут поблизости каких-нибудь сапожников. Он-де должен был очень спешно выехать из Анжера по одному делу и не успел надеть дорожные сапоги и шпоры. Хозяин ответил, что сапожников тут сколько угодно.

– Ради бога, – сказал мастер Пьер, – позовите мне какого-нибудь, любезный.

Хозяин исполнил его просьбу. Приходит сапожник – случайно один из тех, которые над ним смеялись.

– Друг мой, – сказал ему мастер Пьер, – не можешь ли ты сделать для меня к завтрашнему утру пару сапог?

– Конечно могу, сударь, – ответил сапожник.

– Но они мне понадобятся за час до рассвета.

– Они будут вам готовы к любому времени, сударь.

– Ах, друг мой, прошу тебя, поторопись же с ними! Я тебе тотчас же заплачу.

Сапожник снял с него мерку и ушел. Немедленно же после его ухода мастер Пьер посылает слугу за другим сапожником, будто бы не сойдясь с первым в цене. Сапожник пришел, и ему было сказано то же, что первому, то есть чтобы сапоги были готовы за час до рассвета, что за ценой дело не постоит, лишь бы они были из хорошей коровьей кожи, причем фасон был указан тот же, что и первому. Сняв мерку, ушел и этот. На другой день, утром, в назначенный час, мастер Пьер посылает за первым сапожником, и тот приносит уже готовые сапоги. Мастер Пьер надел правый сапог. Сапог оказался впору, словно печатка или словно он был сделан из воска или из чего хотите, ибо восковые сапоги плохая вещь, ну, словом, сапог был сшит отлично. Но, надев левый сапог, он притворился, что ему жмет ногу.

– Ах, друг мой, ты мне делаешь больно. Эта нога у меня немного распухла от жидкости, которая перетекла в нее сверху. Сапог тесен, но это можно исправить. Поди, дружок, надень еще раз на колодку. Я могу подождать часок.

Когда сапожник ушел, мастер Пьер скорехонько разул ногу и послал за вторым сапожником, а в то же время велел снарядить лошадь и рассчитался с хозяином. Приходит второй сапожник, тоже с сапогами. Мастер Пьер надевает левый сапог – сапог оказывается как раз по ноге, но с правым сапогом он поступает так же, как с левым у первого сапожника – отсылает его в поправку: сделать немного пошире. Тотчас же, как только этот сапожник ушел, мастер Пьер надевает на правую ногу сапог первого сапожника, садится на свою кобылу, в сапогах со шпорами (которые он себе купил потому, что у него не было времени надуть зараз столько народу), и давай пришпоривать! Он уже проскакал мимо, когда наши сапожники явились в гостиницу, держа в руках по сапогу. Они осведомились друг у друга, для кого эти сапоги.

– Для мастера Пьера Фефе, – сказал один, – он велел мне сделать этот сапог немного пошире. Он был ему тесен.

– Как? – вскричал другой. – Да ведь и я разводил для него же этот сапог.

– Врешь! Не для него!

– Для него! Разве я не говорил с ним сам? Разве я его не знаю?

Пока они препирались, подошел сам хозяин и спросил их, кого они тут ждут.

– Вот сапог для мастера Пьера Фефе, – говорит один. Другой – то же.

– Вам придется подождать, пока он не заедет сюда на обратном пути, – сказал хозяин. – Если он нигде не останавливался, то едет теперь уже, наверное, далеко.

Вот в каких дураках остались наши сапожники!

– Что же нам теперь делать с этими сапогами? – спрашивали они друг у друга и решили наконец разыграть их в конданаду,[177]177
  Конданада – старинная азартная карточная игра.


[Закрыть] ибо оба сапога были одинакового фасона.

А мастер Пьер продолжал весело улепетывать, довольный тем, что он одет несколько наряднее, чем накануне.