Текст книги "Обманщик"

Оказалось, что первым в Лондон вылетает самолет из Франкфурта. Ночью смертельно уставший Джонсон отвез Маккриди в аэропорт, потом отвез «рейндж-ровер» и оборудование связи в Бонн. Маккриди удалось несколько часов поспать в «Шератоне» возле аэропорта, а утром он был уже на борту самолета. Учитывая часовую разницу во времени, он приземлился в Хитроу в начале девятого. Его встретил и сразу отвез в Сенчери-хаус Денис Гонт. По дороге Маккриди слушал перехваченные сообщения.

В тот четверг майор Людмила Ваневская встала рано. В гостинице КГБ не было гимнастического зала, поэтому ей пришлось довольствоваться утренней зарядкой в номере. Ее рейс будет лишь в полдень, и свободные часы майор намеревалась провести в местном управлении КГБ, чтобы в последний раз проверить маршрут того человека, за которым она охотилась.

Ваневской было известно, что вечером предыдущего дня он в составе воинской колонны вернулся из Эрфурта в Потсдам и провел ночь в офицерской гостинице. В полдень они должны вылететь одним рейсом из Потсдама в Москву. Он будет сидеть впереди, в салоне, предназначенном – даже на военных самолетах – для тех, в чьих руках находится власть. Она станет играть роль скромной стенографистки из огромного советского посольства на Унтер-ден-Линден, которое фактически правило всей Восточной Германией. Они не встретятся, он даже не заметит ее, но как только самолет войдет в советское воздушное пространство, он будет взят под наблюдение.

В восемь часов майор Ваневская была уже в здании местного управления КГБ, находившемся в полукилометре от посольства, и сразу направилась в отдел связи. Отсюда можно было позвонить в Потсдам и узнать, не изменено ли время вылета. В ожидании ответа Ваневская прошла в столовую, взяла чашку кофе и села за столик, который уже занимал молодой лейтенант. Лейтенант казался страшно уставшим и часто зевал.

– Всю ночь на ногах? – спросила Ваневская.

– Ага. Ночная смена. Фрицы всю ночь суетились. Лейтенант не обратился к ней как к старшему по званию (Ваневская была в гражданском) и, как и все русские, отзывался о восточных немцах без всякого почтения.

– Что случилось? – спросила она.

– А, они, перехватили западногерманский автомобиль и обнаружили в нем тайник. Думают, что им пользовался какой-то шпион.

– В Берлине?

– Нет, в Иене.

– В Иене… А где именно?

– Послушайте, дорогая, моя смена закончилась. Имею полное право уйти и завалиться спать.

Ваневская одарила молодого лейтенанта улыбкой, открыла сумочку и показала красное удостоверение. Лейтенант побледнел и сразу перестал зевать. Что может быть хуже встречи с майором из Третьего главного управления? В столовой висела карта Германии. Лейтенант показал Ваневской, где нашли машину.

Ваневская отпустила лейтенанта и долго изучала карту. Цвикау, Гера, Иена, Веймар, Эрфурт… Именно этим маршрутом следовала воинская колонна, а вместе с ней и тот человек, за которым она охотилась. Вчера… в Эрфурте. А Иена в двадцати километрах от Эрфурта. Близко, подозрительно близко.

Десять минут спустя другой майор КГБ объяснял ей, как работают немцы.

– Сейчас все материалы должны быть в их втором управлении.

То есть у полковника Босса. Отто Восс, Он – начальник управления.

Ваневская позвонила из кабинета майора и, используя свои связи, договорилась о встрече с полковником Боссом в Лихтенберге, в штаб-квартире Штази. В десять часов.

* * *

В девять часов по лондонскому времени Маккриди занял место за столом в зале совещаний, располагавшемся этажом ниже кабинета директора Сенчери-хауса. Сидевшая напротив Клодия Стьюарт укоризненно посматривала на Сэма. Крис Апплйард, специально прилетевший в Лондон, чтобы лично сопровождать в Лэнгли переданные Панкратиным материалы, курил и внимательно изучал потолок, всем своим видом как бы говоря: это дело англичан. Вы провалили, вы и выкручивайтесь. Тимоти Эдуарда сел во главе стола, очевидно, собираясь играть роль арбитра. На никем не утверждавшейся повестке дня был один вопрос: оценка понесенного ущерба. О возможности сведения ущерба к минимуму речь пойдет позже. Не было необходимости вводить кого-либо в курс дела: все прочли перехваченные радиопередачи и оперативные сводки.

– Итак, – начал Эдуардз, – очевидно, ваш Полтергейст сломался и провалил операцию. Давайте обсудим, нельзя ли хоть что-то спасти…

– Сэм, почему ты послал этого психа? – негодующе спросила Клодия.

– Ты сама знаешь ответ. Потому что вам нужно было провести эту операцию. Потому что сами вы этого сделать не могли. Потому что все готовилось в спешке. Потому что я сам не мог пойти. Потому что Панкратин настаивал на встрече со мной. Потому что Полтергейст был – единственным человеком, который мог пойти вместо меня. Потому что он согласился.

– Но теперь выясняется, – протянул Апплйард, – что он только что убил свою подругу-проститутку и уже был на грани нервного срыва. Вы ничего не заметили?

– Нет. Он показался мне немного нервным, но не более того. Он держал себя в руках. А в такой ситуации нервничать – до известного предела – это нормально. Он ни слова не сказал о своих личных проблемах, а я не ясновидец.

– Хуже всего то, – сказала Клодия, – что он видел Панкратина. Когда его схватят и за дело возьмется Штази, он заговорит. Тогда мы потеряем и Панкратина. Одному Богу известно, какой вред нанесут нам его допросы на Лубянке.

– Где сейчас Панкратин? – спросил Эдуардз.

– Согласно графику инспекции, он как раз в эту минуту должен садиться в военный самолет, следующий из Потсдама в Москву.

– Вы не можете предупредить его?

– Нет, черт возьми. Сразу после возвращения он берет недельный отпуск. Будет где-то на природе со своими армейскими друзьями. До его возвращения в Москву – если он туда вообще вернется – мы не сможем даже подать ему предупредительный условный сигнал.

– А что с этой книгой военных действий? – поинтересовался Эдуардз.

– Думаю, книга в руках Полтергейста, – сказал Маккриди. Все одновременно повернулись к нему. Апплйард даже перестал курить.

– Почему вы так думаете?

– По времени, – объяснил Маккриди. – Встреча была в двенадцать. Предположим, он уехал с площадки через двадцать минут. Дорожное происшествие было в 12.30. Десять минут над аккумулятором, то признался бы, что вел машину в нетрезвом состоянии, провел бы ночь в камере, заплатил штраф. Скорее всего, Народная полиция не стала бы тщательно обыскивать его машину. Если бы книга лежала в БМВ, полагаю, в радиоперехватах мы бы уловили какой-то намек на восторг полицейских. Тогда они вызвали бы Штази через десять минут, а не через два часа. Я уверен, книга была у Полтергейста, может быть, под курткой. Поэтому он и не мог идти в полицейский участок. Чтобы определить содержание алкоголя в крови, с него сняли бы куртку. Вот он и убежал.

На несколько минут воцарилось молчание.

– Итак, все снова упирается в Полтергейста, – сказал Эдуарда. Все знали настоящее имя агента, но даже в этом кругу предпочитали пользоваться кличкой. – Где он сейчас? Куда он мог пойти? У него есть там друзья? Конспиративная квартира? Какое угодно убежище?

Маккриди покачал головой.

– Есть одна конспиративная квартира в Восточном Берлине. Ему она известна со старых времен. Я пытался. Никто не отвечает. На юге он никого не знает. Он никогда там не был.

– Может, он скрывается в лесах? – спросила Клодия.

– Не та местность. Это не Гарц с его чащобами. В Тюрингии – пашни, города, поселки, деревни, фермы…

– Не лучшее место для беглеца средних лет, у которого к тому же не все дома, – прокомментировал Апплйард.

– Значит, мы его потеряли, – резюмировала Клодия. – Его, книгу военных действий, Панкратина. Словом, все что можно потерять.

– Боюсь, это именно так, – согласился Эдуардз. – Народная полиция воспользуется тактикой сплошного прочесывания. Патрули – на каждой улице, на каждом перекрестке. Если ему негде укрыться, его схватят к полудню.

На этой мрачной ноте совещание закончилось. Американцы ушли, а Эдуардз задержал Маккриди в дверях.

– Сэм, я понимаю, все безнадежно, но все же не выпускайте это дело из поля зрения. Я просил восточногерманский сектор Челтнема усилить наблюдение и немедленно сообщать вам обо всем услышанном. Если Полтергейста схватят, мне нужно знать об этом немедленно. Нам придется как-то успокаивать наших американских коллег, хотя как именно – понятия не имею.

Вернувшись в свой кабинет, подавленный Маккриди упал в кресло, снял с рычага телефонную трубку и надолго уставился в стену.

Если бы он пил, то сейчас достал бы бутылку. Если бы много лет назад он не бросил курить, то сейчас потянулся бы за сигаретами.

Маккриди понимал, что провалил операцию. Что бы он ни рассказывал Клодии о поставленных перед ним слишком жестких условиях, в конце концов именно он принял решение послать Моренца. И это решение оказалось ошибочным.

Он потерял книгу военных действий и, возможно, погубил Панкратина. Вероятно, Маккриди был бы удивлен, узнав, что во всем Сенчери-хаусе он один считал эти потери второстепенными.

С его точки зрения, хуже всего было то, что он послал друга туда, где его ждали арест, допросы и смерть. И все это лишь потому, что он вовремя не обратил внимания на тревожные сигналы, которые теперь, задним числом, казались такими очевидными. Моренц не мог идти через границу, и тем не менее он пошел, чтобы не подвести своего друга Сэма Маккриди.

Слишком поздно Обманщик понял, что теперь до конца дней своих в часы бессонницы он будет видеть измученное лицо Бруно Моренца, каким он видел его в том отеле…

Маккриди попытался думать о чем-нибудь другом. Интересно, что происходит в голове человека, когда у него случается сильнейшее нервное расстройство? Как выглядит сейчас Бруно Моренц? Как он реагирует на события? Как логично мыслящий человек или как сумасшедший? Маккриди набрал номер психиатра, консультировавшего Интеллидженс Сервис, знаменитого практикующего врача, которого в Сенчери-хаусе, естественно, все называли *Психом". Маккриди застал доктора Алана Карра в его квартире на Уимпоул-стрит. Доктор Карр сказал, что утро у него занято, но он будет рад встретиться с Маккриди за ленчем и дать необходимые консультации. Они договорились на час дня в ресторане отеля «Монткам».

* * *

Ровно в десять майор Людмила Ваневская вошла в главное здание Штази на Норманненштрассе и поднялась на четвертый этаж, который занимало второе управление – управление контрразведки. Ее уже ждал полковник Босс. Он провел ее в свой кабинет, усадил в кресло напротив своего рабочего стола, сел сам и распорядился, чтобьи принесли кофе. Когда секретарь вышел, он вежливо поинтересовался:

– Чем могу быть полезен, товарищ майор?

Его действительно заинтриговало, что могло послужить причиной этого неожиданного визита в такой день, когда он, без сомнения, будет занят по горло. Но просьба принять майора поступила от начальника местного управления КГБ, а полковник Восс отлично понимал, кто на самом деле командует в Германской Демократической Республике.

– Вы занимаетесь расследованием происшествия возле Иены, – сказала Ваневская. – Я имею в виду западногерманского агента, который сбежал после столкновения и бросил свою машину. Не можете ли вы сообщить мне детали расследования?

Восс рассказал обо всем, что не вошло в оперативную сводку.

С которой Ваневская уже ознакомилась.

– Предположим, – сказала Ваневская, когда полковник замолчал, – что этот агент, Граубер, что-то привез или собирался что-то забрать… Не обнаружено ли в машине или в тайнике что-либо подозрительное?

– Ничего. Все бумаги имеют отношение только к его легенде. Тайник был пуст. Если он что-то привез, то уже передал. Если он хотел что-то вывезти, то еще не успел получить…

– Или унес с собой.

– Да, это не исключено. Мы узнаем, когда его допросим. Могу я полюбопытствовать, какова причина вашего повышенного интереса?

Отвечая, Ваневская тщательно подбирала слова.

– Существует вероятность, правда, очень небольшая, того, что дело, над которым работаю я, пересекается с этим происшествием.

Отто Восс ничем не выдал своего удивления. Значит, эта хорошенькая русская ищейка подозревает, что немец приехал с Запада, чтобы установить связь с русским агентом, а не с восточногерманским предателем. Это интересно.

– Полковник, у вас есть какие-либо основания полагать, что Граубер приехал для личной встречи? Или вы считаете, что он должен был просто оставить шпионские материалы в тайнике?

– Мы уверены, что он приехал для личной встречи, – ответил Восс. – Дорожное происшествие случилось вчера в 12.30, а он пересек границу позавчера в одиннадцать часов. Если бы ему нужно было оставить что-то в тайнике или забрать из него, ему не понадобилось бы крутиться в ГДР больше суток. Он все успел бы сделать во вторник, еще до вечера. А, как выяснилось, он провел ночь со вторника на среду в отеле «Черный медведь» в Иене. Мы почти уверены, что он приехал для передачи материалов из рук в руки.

Сердце Ваневской пело от радости. Личная встреча, где-то между Иеной и Веймаром, вероятно, на шоссе, по которому почти в то же самое время проезжал тот, за кем она охотилась. Этот немец приехал для встречи с тобой, сукин ты сын.

– Вы установили личность Граубера? – спросила она. – Надо полагать, это не настоящее его имя?

Стараясь скрыть свое торжество, Босс открыл папку и протянул ей портрет Граубера, составленный по описаниям двух полицейских из Иены, двух патрульных дорожной полиции, которые помогали Грауберу затянуть гайку на площадке к западу от Веймара, и обслуживающего персонала отеля «Черный медведь». Портрет получился очень похожим. Потом Восс молча передал ей увеличенную фотографию. С нее и с портрета на Ваневскую смотрело одно и то же лицо.

– Это некто Моренц, – пояснил Восс. – Бруно Моренц, штатный сотрудник западногерманской разведывательной службы. Работает в кёльнском отделении.

Ваневская была поражена. Итак, эта операция организована Западной Германией. А она всегда была уверена, что «ее» человек работает на ЦРУ или Интеллидженс Сервис.

– Вы его еще не нашли?

– Нет, майор. Признаться, я сам удивлен. Но мы обязательно его схватим. Вчера ночью мы обнаружили брошенный полицейский автомобиль. Согласно оперативной сводке, в машине был пробит бензобак. Граубер мог проехать на ней десять-пятнадцать минут, не больше. Ее нашли вот здесь, недалеко от Апольды, к северу от Иены… Следовательно, сейчас у Граубера-Моренца нет машины. У нас есть полное описание: высокий, плотный, седой, в помятом плаще. У него нет документов, он говорит с рейнландским акцентом, находится в плохой физической форме. Он будет бросаться в глаза.

– Я хочу присутствовать на допросе, – сказала Ваневская. Она не отличалась излишней щепетильностью, на допросах ей приходилось бывать и раньше.

– Если я получу официальный запрос из КГБ, разумеется, мне придется согласиться.

– Вы его получите, – сказала Ваневская.

– Тогда далеко не уезжайте. Думаю, к полудню он будет в наших руках.

Майор Ваневская вернулась в местное управление КГБ, сообщила, что она не полетит ближайшим рейсом из Потсдама, потом по линии спецсвязи позвонила генералу Шаляпину, и он согласился с ее планом.

В полдень из потсдамского аэропорта вылетел транспортный Ан-32 советских ВВС с генералом Панкратиным и другими старшими офицерами, возвращавшимися в Москву. Их сопровождали младшие офицеры, они везли мешки с почтой. На борту самолета не было «стенографистки» посольства в темном костюме.

* * *

– У него может быть раздвоение личности, сумеречное помрачение сознания или реакция бегства, – сказал доктор Карр за салатом из дыни и авокадо.

Он внимательно выслушал рассказ Маккриди о человеке без имени, который, очевидно, страдал сильнейшим нервным расстройством. Маккриди не сказал, а доктор Карр не спрашивал о том, где находится этот человек. Известно было одно; он на вражеской территории. Пустые тарелки убрали и подали филе из морского языка.

– Что такое сумеречное помрачение сознания? – спросил Маккриди.

– Оторванность от реального мира, разумеется, – объяснил доктор Карр. – Это один из классических симптомов такого синдрома. Возможно, признаки самообмана проявлялись у него и до явного срыва.

Еще как проявлялись, подумал Маккриди. Вера в то, что тебя полюбила проститутка, надежда уйти безнаказанным после убийства двух человек.

– В реакции бегства, – продолжал доктор Карр, цепляя вилкой нежное мясо, – подразумевается бегство от реальности, особенно жестокой, неприятной реальности. Думаю, ваш человек теперь окажется в очень затруднительном положении.

– Что он станет делать? – спросил Маккриди. – Куда он пойдет?

– Он будет прятаться там, где почувствует себя в безопасности, где его никто не будет трогать, а все проблемы вроде бы отойдут на второй план. Он может даже впасть в детство. Однажды у меня был пациент, который, будучи не в силах бороться с жизненными проблемами, пошел в спальню, лег на кровать, свернулся в позе эмбриона, сунул палец в рот и в такой позе застыл. Мы не могли его вывести из этого состояния. Детство, понимаете ли. Безопасность, надежность. Никаких проблем, никаких забот. Между прочим, морской язык отличный. Да, еще немного мерсо… Благодарю.

Все это очень хорошо, размышлял Маккриди, только Бруно Моренцу негде прятаться. Он родился и вырос в Гамбурге, жил в Берлине, Мюнхене и Кёльне, у него не может быть никакого пристанища возле Иены или Веймара. Маккриди снова наполнил бокалы и спросил:

– Предположим; ему негде прятаться?

– Боюсь, тогда он окажется совершенно беспомощным и станет, например, бесцельно бродить. Мой опыт подсказывает, что, если бы у него была цель, он мог бы действовать разумно, чтобы достичь этой цели. В противном случае… – доктор Карр пожал плечами, – его быстро схватят. Возможно, уже схватили. В лучшем случае он продержится до сумерек.

Но Моренца не схватили. Полковник Восс все больше выходил из себя. Прошло больше суток, почти тридцать часов. В районе Апольды – Иены – делана?

– Около года назад, – ответил удивленный Восс.

– Откуда она у вас?

– Из главного управления разведки, – ответил Восс. Ваневская поблагодарила и положила трубку.

Ну конечно, из главного управления разведки, которое, пользуясь отсутствием языкового барьера, специализировалось на операциях в Западной Германии. Начальником управления был почти легендарный генерал-полковник Маркус Вольф. Его уважали и ценили даже в КГБ, известном своим презрительным отношением к разведкам сателлитов. Маркус («Миша») Вольф провел в ФРГ несколько блестящих операций, из которых наибольшую известность получила вербовка личного секретаря канцлера Вилли Брандта, Ваневская разбудила начальника местного филиала Третьего главного управления КГБ и от имени генерала Шаляпина попросила об услуге. Фамилия начальника главного управления сделала свое дело. Полковник сказал, что постарается помочь. Он позвонил через полчаса. «Похоже, генерал Вольф – ранняя пташка, – сказал он. – Генерал примет вас в своем кабинете в шесть часов».

В тот же день в пять утра в отделе криптографии управления правительственной связи в Челтнеме закончили дешифровку массы рядовых радиоперехватов, накопившихся за последние двадцать четыре часа. Дешифрованные сообщения по различным линиям спецсвязи будут затем переданы тем организациям, для которых они могут представить интерес: одни – в Интеллидженс Сервис, другие – в MI5 на Керзон-стрит, третьи – в Министерство обороны на Уайтхолле. Многие сообщения будут разосланы по двум или даже по всем трем адресам. Срочные разведывательные данные обрабатывались намного быстрее, а сообщения второстепенной важности удобнее было отправлять ранним утром, когда линии связи не перегружены.

Среди перехваченных сообщений было посланное в среду вечером из Пуллаха сотруднику западногерманской разведывательной службы в лондонском посольстве ФРГ. Разумеется, ФРГ была и оставалась надежным и уважаемым союзником Великобритании, ничего особенного в перехвате и дешифровке конфиденциального сообщения союзника в свое собственное посольство не было. Секретный код британцы дешифровали уже давно. Обычная работа, они не имели намерения оскорбить союзников. Это сообщение было направлено в MI5 и в сектор НАТО Интеллидженс Сервис, который занимался связями с разведками всех союзников Британии, за исключением ЦРУ – с американцами работал отдельный сектор.

Именно начальник сектора НАТО в свое время привлек внимание Эдуардза к тому, что Маккриди в нарушение всех правил содержит личного агента в штате разведывательной службы ФРГ. Оставаясь другом Маккриди, тем не менее он, увидев в десять утра на своем столе немецкое сообщение, решил показать его Сэму. Просто на всякий случай… Но до полудня он так и не выбрался к другу.

* * *

В шесть часов утра майора Ваневскую проводили в кабинет Маркуса Вольфа, двумя этажами выше кабинета полковника Восса. Восточногерманский мастер шпионажа не любил форму и был в хорошо сшитом темном костюме. Обычному в Германии кофе он предпочитал чай и всегда имел в своем распоряжении особенно хороший сорт, который присылала ему лондонская фирма «Фортнум энд Мейсон». Вольф предложил чашку чая и советскому майору.

– Товарищ генерал, меня интересует последняя фотография Бруно Моренца. Она поступила от вас.

Не отрывая губ от чашки, Миша изучающе смотрел на Ваневскую. Если у него и были свои агенты в западногерманских правительственных учреждениях, то он не собирался говорить об этом первому встречному.

– Возможно, у вас есть и копия личного деда Моренца? – спросила Ваневская.

Маркус Вольф задумался.

– Зачем оно вам потребовалось? – негромко спросил он. Ваневская объяснила – объяснила во всех деталях, нарушив множество правил.

– Я понимаю, пока это только подозрения, – закончила она. – Ничего конкретного. Ощущение отсутствия какого-то небольшого, но важного звена. Возможно, чего-то из его прошлого.

Вольф одобрительно хмыкнул. Ему нравился нестандартный подход к делу. Иногда он сам находил наилучшее решение, руководствуясь шестым чувством, надеждой на то, что у врага должна быть ахиллесова пята, и вся проблема лишь в том, чтобы ее найти. Он молча встал, подошел к картотечному шкафу и достал тоненькую папку, в которой было всего восемь листков. Это и было личное дело Бруно Моренца – точная копия того, которое хранилось в Пуллахе и которое во вторник после обеда изучал доктор Лотар Геррманн. Ваневская не удержалась от восторженного восклицания. Вольф улыбнулся.

В мире шпионажа Маркус Вольф специализировался не столько на подкупе и шантажировании высокопоставленных западногерманских чиновников (хотя иногда он занимался и этим), сколько на том, что умело подсаживал под локоть важным персонам своих секретарей, обычно чопорных старых дев, ведущих безукоризненный образ жизни и получивших доступ к секретной работе. Вольф понимал, что пользующийся доверием секретарь видит столько же, сколько и его шеф, а иногда и больше.

Год за годом Западную Германию потрясали скандалы, когда выяснялось, что очередной личный секретарь очередного министра, высокопоставленного чиновника или подрядчика, выполняющего заказы Министерства обороны, арестован контрразведкой или тайком ускользнул назад на восток. Генерал понимал, что когда-нибудь и фрейлейн Эрдмуте Кеппель придется уйти из кёльнского отделения западногерманской разведывательной службы и возвратиться в любимую Германскую Демократическую Республику, но до того дня она будет по-прежнему приходить в офис на час раньше Дитера Ауста и снимать копии со всех документов, представляющих хоть какой-то интерес для генерала Вольфа, в том числе и с личных дел всех сотрудников отделения. Летом во время обеденного перерыва фрейлейн Кеппель будет все так же уходить в тихий парк, с завидным постоянством аккуратно съедать принесенные с собой бутерброды с салатом, оставлять несколько крошек голубям и, наконец, бросать пустой пакет из-под бутербродов в ближайшую урну. Через несколько мгновений пакет из урны. извлечет некий джентльмен, прогуливающийся со своей собакой. Зимами фрейлейн Кеппель будет регулярно заходить в теплое кафе и бросать прочитанную газету в урну возле двери, откуда ее заберет уличный подметальщик.

Когда фрейлейн Кеппель приедет в ГДР, ее будет ждать официальный прием, личное приветствие министра безопасности Эриха Мильке или даже самого руководителя партии Эриха Хонеккера, медаль, щедрая пенсия и уютный домик на озерах возле Фюрстенвальда.

Конечно, даже Маркус Вольф не был провидцем. Он не мог знать, что к 1990 году Германская Демократическая Республика прекратит свое существование, что Мильке и Хонеккер будут с позором сняты с высоких постов, что он сам лишится работы, но будет неплохо зарабатывать мемуарами, а фрейлейн Кеппель будет доживать свои годы не в домике возле Фюрстенвальда, а в гораздо менее комфортабельной западногерманской тюрьме. Майор Ваневская оторвалась от папки.

– У него есть сестра, – заметила она.

– Да, – подтвердил Вольф. – Вы полагаете, ей может быть что-то известно?

– Это всего лишь предположение, – сказала Ваневская, – но я хотела бы с ней встретиться…

– Если вы получите разрешение от вашего руководства, – подсказал Вольф. – Увы, вы работаете не на меня.

– Но если такое разрешение будет, то мне потребуется легенда. Не русская и не восточногерманская… Вольф скромно пожал плечами.

– У меня есть несколько совершенно готовых легенд – Разумеется, есть. Такова специфика нашей удивительной работы…

Самолет польской авиакомпании LOT должен был вылететь с берлинского аэродрома Шёнефельд рейсом 104 в десять часов. Вылет задержали на десять минут, чтобы Ваневская успела на этот самолет. Как заметил Вольф, ее немецкий вполне сносен, но не настолько, чтобы выдавать себя за немку. Из тех, с кем Ваневской предстояло встретиться в Лондоне, почти никто не говорил по-польски. У Ваневской были документы школьной учительницы из Польши, собравшейся навестить родственников. В Польше режим был намного либеральнее.

Польский лайнер приземлился в одиннадцать, выиграв час благодаря разнице во времени. За тридцать минут майор Ваневская прошла паспортный и таможенный контроль, из телефона-автомата в зале второго терминала позвонила по двум номерам и взяла такси до того района Лондона, который называется Примроз-хилл.

* * *

Телефон на столе Сэма Маккриди зазвонил в полдень. Он только что закончил очередной разговор с Челтнемом. Ответ был тот же; пока ничего нового. Прошло сорок восемь часов, а Моренц все еще где-то скрывался. Теперь звонил сотрудник сектора НАТО Сенчери-хауса.

– С утренней почтой пришла одна записка, – сказал он, – Возможно, это чепуха, тогда выбрось ее. На всякий случай я отправляю ее тебе с посыльным.

Бумагу принесли через пять минут. Когда Маккриди прочел" ее и увидел указанное на ней время, он громко выругался.

В мире тайных операций – правило сведения числа осведомленных к минимуму обычно приносит великолепные плоды. Тем, кому для выполнения своих функций не нужно знать информацию, ее и не сообщают. В результате, если даже обнаружится утечка информации – случайная или намеренная, – ущерб бывает сравнительно небольшим, а источник утечки легче обнаруживается. Но иногда получается наоборот: та информация, которая могла бы изменить ход операции, не достигает цели, потому что кто-то решил, что передавать ее нет необходимости.

Станции подслушивания «Архимед» в Гарце и восточногерманскому сектору Челтнема было приказано безотлагательно передавать Маккриди все перехваченные сообщения. Особенно срочными считались такие тексты, в которых упоминались слова «Граубер» или «Моренц». Никому не пришло в голову отдать такое же распоряжение тем, кто прослушивал переговоры дипломатов и военных из союзных стран.

Полученное наконец Маккриди сообщение было передано в 16.22 в среду. Оно гласило:

От: Геррманна Кому: Фитцау

Срочно. Найдите миссис А. Фаркуарсон, урожденную Моренц, проживающую, по-видимому, в Лондоне. Выясните, видела ли она своего брата или не получала ли каких-либо известий от него или о нем в течение последних четырех дней.

* * *

Бруно никогда не говорил мне, что его сестра живет в Лондоне. Вообще ни разу не упомянул, что у него есть сестра, задумался Маккриди. Интересно, что еще из своего прошлого утаил мой друг Бруно? Маккриди взял с полки телефонный справочник и открыл на букве "Ф".

К счастью, фамилия оказалась не слишком распространенной. С фамилией Смит было бы почти безнадежное дело. В Лондоне оказалось четырнадцать Фаркуарсонов, но среди них не было ни одной «миссис А.» Маккриди стал звонить всем четырнадцати подряд. Из первых семи номеров пять раз ему ответили, что, насколько им известно, у них нет и не было никаких миссис А. Фаркуарсон. Два номера не отозвались. Маккриди повезло на восьмом, который принадлежал некоему Роберту Фаркуарсону. Ответил женский голос:

– Да, это миссис Фаркуарсон.

Еле заметный немецкий акцент или ему только показалось?

– Это миссис А. Фаркуарсон? – Да, – настороженно ответила женщина.

– Прошу прощения за беспокойство, миссис Фаркуарсон, Я из отдела иммиграции Хитроу. Нет ли у вас брата, которого зовут Бруно Моренц?

Последовало долгое молчание. – Он там? В Хитроу?. – Этого я не могу сказать. Если только вы не его сестра.

– Да, я – Аделаида Фаркуарсон. Бруно Моренц – мой брат. Я могу с ним поговорить?

– Боюсь, сейчас это невозможно. Вы будете на месте, скажем, в течение ближайших пятнадцати минут? Это очень важно.

– Да, я буду дома.

Маккриди вызвал машину с водителем и сбежал по лестнице. Миссис Фаркуарсон жила в квартире-студии на последнем этаже солидной эдвардианской виллы, стоящей недалеко от Риджентпарк-роуд. Маккриди поднялся наверх и позвонил. Миссис Фаркуарсон встретила его в блузе художника и провела в тесную студию со множеством картин на мольбертах. Пол был усеян эскизами.

Она оказалась седой, как и ее брат, красивой женщиной. Маккриди решил, что она старше Бруно, ей лет под шестьдесят. Миссис Фаркуарсон освободила кресло, предложила гостю сесть и спокойно встретила его изучающий взгляд. Маккриди заметил что на столике стоят две кофейных чашки. Обе были пусты. Пока миссис Фаркуарсон садилась, он как бы невзначай прикоснулся к чашке. Она была еще теплой.

– Чем я могу вам помочь, мистер…

– Джонс. Могу я задать вам несколько вопросов о вашем брате, господине Бруно Моренце?

– Почему о нем?

– Это касается иммиграционной службы.

– Вы говорите неправду, мистер Джонс.

– Неужели?

– Да. Мой брат сюда не приезжает. И даже если бы он захотел приехать, у него не было бы никаких проблем с британской иммиграционной службой. Он – гражданин Западной Германии. Вы из полиции?