Текст книги "Торговцы космосом"

Глава одиннадцатая

– …очнется через пару минут, – произнес чей-то голос.

– Ну как, готов он для Хеди?

– Что ты! Конечно, нет.

– Да я просто спросил.

– Ты же сам знаешь, как это делается. Сначала им вкалывают амфетамин, плазму, иной раз даже лошадиную дозу ниацина. Хеди не любит, когда они вырубаются. Ох, как она злится!

Послышался смешок. Нервный, пожалуй, даже испуганный.

Я открыл глаза и воскликнул:

– Слава богу!

Ибо увидел над собой потолок того неповторимого оттенка, какой встречается только в переговорных и конференц-залах рекламных агентств – цвета серого вещества нашего мозга. Я в безопасности – в надежных руках «Фаулер Шокен ассошиэйтед»! Или… или нет? Физиономия, склонившаяся надо мной, была мне определенно незнакома.

– Чему радуешься, Кортни? – поинтересовалась физиономия. – Ты что, не понял, куда попал?

Теперь я понял все! В самом деле, догадаться было несложно.

– К Таунтону?! – простонал я.

– Вот именно!

Я попытался пошевелить руками и ногами, но не смог. Тело не повиновалось; пока не ясно, накачали меня чем-то или просто завернули в пласти-кокон.

– Послушайте, – решительно заговорил я. – Не знаю, что вы затеяли, но советую прекратить. Очевидно, это похищение в деловых целях. Дальше вам придется либо отпустить меня, либо убить. Если убьете меня без Объявления Войны, вас всех обколют церебрином – так что убивать меня вы точно не станете. Рано или поздно вам придется меня отпустить. Так вот, советую сделать это прямо сейчас.

– Убить тебя, Кортни? – с насмешливым удивлением повторил мой «тюремщик». – Это как же? Разве можно убить мертвеца? Ты ведь уже мертв – окочурился на леднике Старрзелиус, забыл?

Я снова попытался пошевелиться – и снова напрасно.

– Вам выжгут мозги! – предупредил я. – Вы что тут, все с ума посходили? Хотите, чтобы вам выжгли мозги? Кто может хотеть для себя такой участи?

– А вот тут, Кортни, – погано ухмыльнулся «тюремщик», – тебя ждет сюрприз! – И бросил кому-то в сторону: – Скажи Хеди, он скоро будет готов.

Я ощутил на себе чужие руки, затем послышался щелчок, и мне помогли сесть. Давление на суставы подсказало, что я в пласти-коконе, а значит, лучше поберечь силы. Сопротивляться бесполезно.

Пискнул сигнал открывающейся двери, и «тюремщик» приказал:

– Теперь, Кортни, будь повежливее и держи язык на привязи. Сюда идет мистер Таунтон.

В переговорную ввалился Б. Дж. Таунтон собственной персоной, по своему обыкновению, пьяный. Выглядел точь-в-точь как на сотнях банкетов, где мне случалось слышать его выступления: огромный, тучный, с багровой физиономией, расфранченный в пух и прах.

Он встал передо мной, широко расставив ноги, уперев руки в бока и слегка покачиваясь, и долго меня разглядывал.

– Кортни! – сказал он наконец. – Какая встреча! Жаль, парень, из тебя мог бы выйти толк, если бы не связал свою судьбу с этим ублюдком Шокеном! Жаль, Кортни, очень жаль.

Таунтон был пьян как свинья, позорил нашу профессию, на его совести было множество преступлений – и все же, отвечая ему, я услышал в собственном голосе нотки уважения к крупному предпринимателю:

– Сэр, должно быть, вышло какое-то недоразумение. Мы ведь не провоцировали «Таунтон ассошиэйтед» на коммерческое убийство, верно?

– Тут ты прав, – отвечал он, скривив губы и все так же покачиваясь. – Ничего такого, что закон считает провокацией, вы не делали. Этот ублюдок Шокен всего-навсего стянул мои разработки, перекупил моих сенаторов, склонил к лжесвидетельству моих свидетелей в сенатской комиссии – и украл у меня Венеру! – Его голос сорвался. Таунтон глубоко вздохнул и продолжил: – Нет, никаких провокаций. Что ты! От уничтожения моих людей Шокен решительно воздерживается. Умница Шокен, благородный, законопослушный… гребаный Шокен! – снова взвизгнул он.

Его блуждающий остекленелый взгляд остановился на мне.

– И ты не лучше своего хозяина! Из всех подлых, мерзких, дешевых трюков, какие разные мерзавцы пытались со мной провернуть… – тут он ткнул себя пальцем в грудь и от этого жеста едва не потерял равновесие, – не припомню ничего грязнее твоей выходки! Я собирался тебя честно убить. Все продумал, все спланировал. А ты, свинья паршивая, поджал хвост, словно шелудивый пес, бежал, как заяц, и забился в нору, как крыса!

«Что он такое несет? – мелькнуло у меня в голове. – Не иначе все-таки рехнулся от многолетнего пьянства!»

– Сэр, – пробормотал я, – не уверен, что понимаю, о чем вы.

Б. Дж. Таунтон как-то покосился и начал опускаться; один из его людей вовремя подставил под его обширную задницу стул.

– Знаешь, Кортни, – проговорил он, сопровождая свои слова широким жестом, – в душе я художник.

– Разумеется, мистер… – автоматически вылетело у меня изо рта. Я едва не сказал «Шокен», но вовремя опомнился и поправил себя: – Разумеется, мистер Таунтон.

– В душе я художник, – мечтательно повторил он. – Я тку видения, создаю фантастические сны.

Странное чувство охватило меня при этих словах: на миг показалось, что передо мной сидит Фаулер Шокен, а не его злейший враг, человек, противостоящий всему, за что боремся мы в «Шокен ассошиэйтед».

– Я хотел Венеру, Кортни, а Шокен украл ее у меня! Что ж, я ее верну. Проект «Венера», затеянный Шокеном, провалится – и это будет грандиозный провал! Ни одна ракета не оторвется от земли, даже если мне придется перекупить всех его подчиненных и перебить всех глав отделов. Потому что я художник, а он бездарный маляр!

– Мистер Таунтон, – твердо сказал я, – нельзя просто так взять и перебить всех глав отделов. За это выжигают мозги. Вводят церебрин. Никто не станет так рисковать ради вас. Никто не захочет двадцать лет жить в аду.

Таунтон меня словно не слышал.

– Разве я не нанял вертолетчика, чтобы он сбросил на тебя контейнер? – мечтательно продолжал он. – А потом разве не нашел безработного бродягу, согласного выстрелить в тебя через окно? К сожалению, оба промахнулись. А потом ты меня кинул – трусливо сбежал на этот чертов ледник!

Я промолчал. Бегство на ледник определенно было не моей идеей. Бог знает чья это была идея – чтобы Ранстед треснул меня лыжами по башке и запродал «Хлорелле» под чужим именем, подсунув на мое место чей-то труп.

– Ты почти от нас ушел! – продолжал изливать душу Таунтон. – Если бы не пара смиренных и верных слуг – таксист и кое-кто еще, – нам бы в жизни до тебя не добраться. У меня, Кортни, есть свои приемы. Что-то мне удается лучше, чем другим, что-то хуже. Однако величие художника – в простоте, Кортни. А я художник. Это мое предназначение: видеть сны и ткать иллюзии. Вот ты говоришь: «Никто не захочет, чтобы ему выжгли мозги». Все оттого, что воображения тебе недостает. А я отвечаю: «Найдите мне того, кто захочет, чтобы ему выжгли мозги! Найдите – и вместе с ним мы сотворим чудеса!» А все почему? Потому что я гений!

– Кто захочет, чтобы ему выжгли мозги, – тупо повторил я. – Но кто захочет, чтобы ему выжгли мозги?

– Объясни ему, – приказал Таунтон одному из своих громил. – Пусть убедится, что мы тут не шутки шутим.

– Все дело в количестве населения, Кортни, – сухо начал тот. – Слышал когда-нибудь об Альберте Фише?[20]20
  Альберт Фиш (1870–1936) – знаменитый американский маньяк, детоубийца и людоед. Любил причинять боль не только другим, но и себе. По легенде, перед казнью заявил, что смерть на электрическом стуле станет самым счастливым событием его жизни.


[Закрыть]

– Нет.

– Это феномен предрассветной поры, древнейших времен Века Разума – 1920-е годы или около того. Альберт Фиш протыкал себя иголками, жег ватными тампонами, пропитанными спиртом, сек себя – и всем этим наслаждался. Держу пари, выжигание мозгов ему тоже пришлось бы по вкусу. Только представь: двадцать восхитительных лет беспрерывной боли, невыносимого жара, удушья, тошноты! Для него это была бы мечта, ставшая явью! В те времена на свете жил один-единственный Альберт Фиш. И неудивительно: чтобы вырастить такое существо, требуются очень необычные и суровые условия жизни и воспитания. Неразумно было бы ожидать, что в древнем человечестве – в сообществе из каких-то жалких трех миллиардов человек, рассеянных по всему земному шару, – возникнет несколько таких уникумов. Но в наше время, когда население Земли огромно и все растет, по свету бродит множество Альбертов Фишей. Их надо только разыскать. И несравненные исследовательские мощности «Таунтон ассошиэйтед» помогли нам найти нескольких подобных людей. Чаще всего они встречаются в больницах, особенно в отделениях для буйных и неизлечимых. Они охотно берутся за убийства, ибо жаждут наказания как праздника. Вы говорите: нам не удастся найти убийц, ибо никто не захочет быть наказанным. Так рассуждают обычные люди. А мистер Таунтон отвечает: нужно просто искать среди тех, кому нравится, когда их наказывают! И вот что самое любопытное: люди, которые наслаждаются болью, обычно любят причинять боль другим. Например, вам.

Кровь застыла у меня в жилах; я понял, что в этом рассуждении есть смысл.

Наше поколение приучено ко всяческим диковинкам. Новостные ленты переполнены сообщениями о фантастическом героизме и чудовищной жестокости: из достоверных научных источников я знаю, что в былые дни ни то ни другое не встречалось в такой степени и в таких масштабах. Меня это всегда занимало. Все мы слышали, например, о Мелоуне, который шесть лет копал подземный ход, чтобы одним воскресным утром взорвать Ред-Банк в Нью-Джерси. Почему? Зачем? Да чтобы отомстить охранному агентству Бринка за то, что ему нахамил какой-то их коп. И наоборот: все мы знаем о Джеймсе Ревире, герое катастрофы «Белого облака». Стюард туристического салона, человек робкий и физически слабый, на своих плечах вынес семьдесят шесть пассажиров, снова и снова возвращаясь за ними в огонь: обгоревший, ослепленный, нащупывая дорогу искалеченными руками. Когда вокруг много, очень много людей, среди них можно найти готовых на все что угодно. Абсолютно на все. Таунтон действительно гений, он понял эту простую истину и ее использовал. А значит, мне конец. «Кэти! – думал я в отчаянии. – Моя Кэти!»

Хриплый голос Таунтона прервал мои размышления.

– Дошло? – спросил он. – Видишь картину целиком? Понял основную идею? Венера будет моей! А теперь для начала ты мне расскажешь об агентстве «Шокен». Все ваши секреты, все слабости, все ходы и выходы, кого из сотрудников можно подкупить, ваши связи, контакты в Вашингтоне… короче, сам понимаешь. Выкладывай.

Я подумал, что мертвецу терять нечего, и ответил:

– Нет.

– Он созрел для Хеди! – заметил один из людей Таунтона, встал и вышел за дверь.

– Кортни, – сказал Таунтон, – ты ведь изучал доисторический период. Должен знать, кто такой Жиль де Рэ[21]21
  Жиль де Рэ (1405–1440) – французский аристократ, дьяволопоклонник и садист, прославившийся жестокими убийствами десятков детей. Его считают прототипом героя сказки о Синей Бороде.


[Закрыть].

Я знал – и при одном упоминании этого имени ощутил, как стальной обруч сжимает мне виски.

– Века и тысячелетия доисторического периода, – продолжал Таунтон, – все вместе породили не более пяти миллиардов человек. И все эти века и тысячелетия породили лишь одного Жиля де Рэ, также известного как Синяя Борода. А в наше время таких людей немало. Мы нашли нескольких – и для выполнения особых заданий из всех кандидатур я выбрал Хеди. Сейчас ты поймешь почему.

Дверь отворилась, и на пороге возникла тощая бледная девица с безжизненными белесыми волосами. Ее тонкие бескровные губы были растянуты в безумной ухмылке. В руке она держала шестидюймовую иглу, вделанную в пластмассовую рукоять.

Я взглянул ей в глаза – и закричал. Кричал и не мог остановиться, даже когда ее увели и закрыли дверь. Воля моя была сломлена.

– Таунтон! – прошептал я наконец. – Умоляю…

Он поудобнее откинулся на стуле и повторил:

– Выкладывай.

Я попытался, но ничего не смог из себя выдавить. Голос отказался мне служить, память тоже. Я даже не помнил, как называется моя фирма: «Фаулер Шокен» или «Шокен Фаулер».

Наконец Таунтон поднялся и сказал:

– Ладно, Кортни. Вижу, тебе надо дать отдышаться и собраться с мыслями. Да и мне после такого не помешает выпить. – Он невольно вздрогнул, но тут же снова расплылся в улыбке: – Утро вечера мудренее, Кортни!

Двое его людей погрузили меня на тележку, выкатили из переговорной и, провезя по коридору, сгрузили на пол в пустой каморке с очень прочной дверью. Как видно, здесь, на вершине небоскреба Таунтон-билдинг, мне предстояло провести ночь. Кабинеты, мимо которых мы проезжали, были пусты и тихи; в дальнем конце коридора зевал за столом одинокий охранник.

– Может, снимете с меня этот кокон? – дрожащим голосом попросил я. – Представляете, во что он на мне превратится за ночь?

– Не приказано, – отрезал один из них.

Звучно хлопнула дверь, снаружи лязгнул засов. Я начал кататься по полу тесной комнатушки, надеясь найти что-нибудь острое, что поможет разорвать пластик и даст мне хотя бы шанс содрать с себя кокон. Увы, все тщетно. Извиваясь невероятным образом, дюжину раз попытавшись встать и грохнувшись на каменный пол, я обнаружил, что не могу подняться на ноги. Слабую, очень слабую надежду давала дверная ручка, но с тем же успехом она могла бы находиться от меня в миллионе миль.

Митчелл Кортни, топ-менеджер «Фаулер Шокен ассошиэйтед». Митчелл Кортни, руководитель проекта «Венера». Митчелл Кортни, будущий разоблачитель консов. Митчелл Кортни катается по полу импровизированной тюремной камеры посреди самого мерзкого, самого подлого агентства, когда-либо пятнавшего собой нашу профессию, а впереди его ждет предательство и, если повезет, быстрая смерть. По крайней мере, об этом не узнает Кэти. Пусть думает, что я погиб на леднике смертью идиота, с чего-то вздумав покопаться в батарее…

Загремел засов за дверью. За мной пришли.

Однако когда дверь отворилась, я увидел перед собой не лес ног в брюках, а всего лишь пару тонких щиколоток, обтянутых нейлоновыми чулками.

– Я люблю тебя! – проговорил надо мной странный, какой-то мертвенный женский голос. – Они говорят, надо подождать, но я не в силах ждать!

Хеди! Хеди со своей иглой.

Я пытался позвать на помощь, но из груди не вырывалось ни звука. Хеди с горящими глазами склонилась надо мной. В комнате словно похолодело градусов на десять. Она впилась мне в губы бескровными губами; это было как клеймение раскаленным железом. А в следующий миг я ощутил сильный укол в челюсть, и страшная боль охватила левую сторону головы и лица. Все погрузилось в алый туман; очевидно, на несколько секунд я потерял сознание.

– Очнись! – раздался надо мной все тот же мертвенный голос. – Я хочу тебя! Очнись!

Теперь словно молния ударила в правый локоть. Я вскрикнул, дернул рукой… и обнаружил, что рука движется!

Снова бескровные губы прижались к моим губам, снова игла вонзилась в челюсть, как видно, разыскивая тройничный нерв – и нашла. Снова перед глазами сгустился багровый туман, но я не позволил ему поглотить себя. Преодолевая невыносимую боль, я сосредоточился на одной мысли: рука! Моя рука свободна! Хеди проткнула мембрану кокона, и теперь его можно сорвать!

Опять укол: теперь боль каким-то образом переместилась в правую руку. Новый рывок – и эта рука на свободе!

Кажется, я схватил Хеди за шею сзади и сжал изо всех сил. Точно не помню. И не хочу вспоминать. Но через пять минут пришел конец и ее «любви», и ей самой. Потом я рвал и сдирал с себя пластик. Освободившись из кокона, с трудом, со стонами я поднялся на одеревеневшие ноги.

Охранника в коридоре можно было не опасаться. Раз уж он не прибежал на мои крики, значит, и дальше не поднимет шума. Выйдя из камеры, я увидел, что охранник лежит лицом на столе, словно уснул. Подойдя ближе, заметил, что по его жилистой морщинистой шее стекает подсыхающая струйка крови и еще чего-то серого. Одним уколом перервать спинной мозг – ничего невозможного, если хорошо знаешь анатомию человеческой нервной системы. А в том, что Хеди ее знала в совершенстве, сомневаться не приходилось.

У охранника был револьвер; я задумался, не взять ли его с собой, однако решил, что не стоит. Несколько долларов у него в карманах пригодятся мне больше. Я поспешил к лестнице. На часах у охранника было 6.05.

Каково подниматься по этажам небоскреба без лифта, я уже знал. Теперь предстояло выяснить, каково спускаться. Если сердце у вас в порядке, то особой разницы нет. Чтобы выбраться из царства топ-менеджмента и спуститься на нижние этажи, где ночевали потребители, в моем нынешнем состоянии потребовалось около получаса. С нижних этажей уже доносились шум, шаги, невнятный гул недовольных голосов: ночные жильцы вставали и собирались на работу. На моих глазах развернулось с полдюжины жестоких драк и одна схватка на ножах. Ночные обитатели Таунтон-билдинг – сброд самого низшего разбора, мы в Шокен-Тауэр таких и на порог не пускаем, но сейчас это было к лучшему. Даже в грязной одежде и со свежими следами крови на лице здесь я не привлекал к себе внимания. Пара развязных девиц присвистнула мне вслед, и только. А окажись я в какой-нибудь древней трущобе вроде Эмпайр-стейт-билдинг или Ар-Си-Эй – тамошние ночные жители могли бы меня живым и не выпустить.

Расчет оправдался. Из холла здания я вышел в плотной толпе потребителей, готовой покатить во все концы города в поте лица своего зарабатывать на хлеб. Кажется, в окнах второго этажа мелькнули ребята в неприметной одежде и с суровыми лицами, внимательно оглядывающие толпу, но я, опустив голову и не поднимая глаз, вошел в подземку вместе со всеми.

В кабинке для переодевания разменял все доллары, что у меня были, и зашел в душевую.

– Эй, давай душ пополам? – послышался женский голос сзади.

Я чертовски хотел принять душ – и в одиночку, однако побоялся, что привычка в роскоши выдаст во мне «белого воротничка». Мы заказали на двоих душ из пяти минут соленой воды и тридцати секунд пресной, с мылом. Я обнаружил, что снова и снова потираю правую руку. А когда холодная вода попадала на левую сторону лица, я едва не терял сознание от боли.

После душа я втиснулся в подземку и часа два зигзагами колесил по городу. Наконец вышел на Таймс-сквер, в самом сердце торгового района. Здесь по большей части разгружались товарные поезда. Пока хмурые потребители, чертыхаясь сквозь зубы, снимали с платформ контейнеры белка с ярлыками, указывающими пункт назначения, и швыряли на конвейеры, я еще раз попытался позвонить Кэти. И снова не застал ее дома.

Тогда я позвонил Эстер в Шокен-Тауэр.

– Возьми все деньги, что у тебя есть, до последнего цента, – сказал я ей. – Используй все свои сбережения, если нужно, одолжи. Купи мне полный комплект одежды от «Старрзелиус». Встречаемся как можно скорее на том месте, где твоя мать два года назад сломала ногу. Точно на этом месте. Помнишь?

– Митч! – воскликнула она. – Конечно помню. А как же мой контракт…

– Эстер, не заставляй меня умолять! Просто поверь. Я в долгу не останусь. Все будет хорошо. Пожалуйста, поспеши! Ах да, если придешь и увидишь, что меня схватили, сделай вид, что мы не знакомы. А теперь действуй!

Я повесил трубку, бессильно опустился на пол телефонной будки и сидел там, скорчившись, пока следующий в очереди не заколотил возмущенно в дверь. Тогда я прошелся по станции, выпил чашку кофиэста и съел бутерброд с сыром. Затем нашел газетный киоск и взял напрокат утреннюю газету. Увидел о себе небольшую и малоинтересную заметку на третьей странице из четырех, под заголовком: «РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЗА НАРУШЕНИЕ КОНТРАКТА И УБИЙСТВО ЖЕНЩИНЫ». В ней говорилось, что Джордж Гроуби, сотрудник «Хлореллы», не вернулся из отпуска к утренней поверке. Свободную ночь он использовал для того, чтобы проникнуть с целью ограбления на верхние этажи Таунтон-билдинг. Убил секретаршу, на которую там наткнулся, и сбежал.

Через полчаса мы с Эстер встретились у грузовой платформы, с которой два года назад упал контейнер, сломавший ногу ее матери.

Эстер страшно волновалась: она нарушила контракт – и, строго говоря, была сейчас такой же преступницей, как и «Джордж Гроуби».

Я взял у нее сверток с одеждой и спросил:

– Осталось у тебя пятнадцать тысяч долларов или около того?

– Да, это все, что у меня есть. Мама в ужасе…

– Закажи нам два билета на ближайший рейс на Луну. Сегодняшний, если получится. Встречаемся здесь же. Я пока переоденусь.

– Мы? На Луну? – пискнула она.

– Да, мы с тобой летим на Луну. Нужно убираться с Земли, пока меня снова не пристукнули – и на этот раз по-настоящему!

Глава двенадцатая

Моя малышка Эстер расправила плечи и начала творить чудеса.

Десять часов спустя мы сидели бок о бок в лунной ракете «Дэвид Рикардо»[22]22
  Дэвид Рикардо (1772–1823) – английский экономист, классик политической экономии.


[Закрыть], только что оторвавшейся от земли. Недрогнувшей рукой Эстер зарегистрировала себя как сотрудницу компании «Шокен» в срочной командировке, а меня как Гроуби, аналитика продаж шестого класса.

Фамилия и приметы Гроуби, экспедитора девятого класса, до космопорта «Астория» точно еще не дошли – и едва ли дойдут. Трудно ожидать, что у сбежавшего контрактника, разыскиваемого за убийство, найдутся деньги, чтобы улететь на Луну.

Мы заказали себе отдельную каюту и полный рацион. Впрочем, «Дэвид Рикардо» был спроектирован из расчета на то, что большинство пассажиров полетят в отдельных каютах и с полным рационом. Путешествия на Луну совершаются не из праздного любопытства и не рассчитаны на низкооплачиваемых потребителей, составляющих пятнадцать шестнадцатых населения Земли.

Луна – это деловой и производственный центр. Прежде всего добыча полезных ископаемых. Кое-какая туристическая инфраструктура есть, но не слишком развитая. Вместе с нами, сколько можно было заметить при посадке, летели деловитые инженеры, несколько рабочих из низших классов да горсточка богачей, жаждущих похвастаться, что побывали на Луне.

После взлета Эстер поначалу была истерически весела, но вдруг, оборвав себя на полуслове, уткнулась мне в плечо и разрыдалась. Бедная девушка была потрясена и напугана собственным поступком. Выросшая в добропорядочной, богобоязненной семье, воспитанная в уважении к Святым Продажам – могла ли она ожидать от себя, что совершит тяжелейшее коммерческое преступление, нарушив трудовой контракт?

– Мистер Кортни… – восклицала она сквозь рыдания. – Митч… если бы я только могла твердо знать, что поступаю правильно! Я помню, что вы всегда были ко мне добры, и знаю, что вы никогда ничего дурного не сделаете… но мне так плохо, так страшно!

Я помог ей утереть глаза и принял решение.

– Ладно, Эстер, – сказал я. – Расскажу все как есть. Суди сама, прав я или виноват. Таунтон совершил ужасное открытие. Он обнаружил, что есть люди, которых не пугает угроза наказания церебрином за неспровоцированные коммерческие преступления. Таунтон считает, что мистер Шокен бесчестным образом украл у него проект «Венера», и ни перед чем не остановится, чтобы вернуть Венеру себе. По меньшей мере дважды он уже пытался меня убить. Я считал, что мистер Ранстед тоже из агентов Таунтона, что по его приказу он перехватил и саботирует проект «Венера», но теперь не знаю что и думать. Когда мы с мистером Ранстедом встретились на Южном полюсе, он оглушил меня ударом по голове и под чужим именем запродал по трудовому контракту на Коста-Рику, а мою смерть инсценировал, подсунув чей-то труп. А еще, – осторожно добавил я, – в деле замешаны консы.

Эстер тихо вскрикнула.

– При чем они здесь, точно объяснить не могу, – продолжал я. – Однако в ячейке консов я слышал…

– Мистер Кортни!!

– Ничего другого мне не оставалось. Я оказался на Коста-Рике, на плантации «Хлореллы», и, похоже, единственный путь домой, на север, лежал через подпольную сеть консов. У них на фабрике есть ячейка, я туда вступил, проявил способности, и меня перевели в Нью-Йорк. Остальное ты знаешь.

Она долго молчала.

– Вы уверены, что все это правильно?

– Разумеется, – твердо ответил я.

Хотел бы я и в самом деле так думать!

Эстер храбро улыбнулась в ответ.

– Что ж, – сказала она, явно стараясь приободриться, – пойду принесу наш обед. Вам, наверное, лучше не выходить из каюты.

– Чертов стюард! – сказал я Эстер сорок часов спустя. – Ясно, что все они приторговывают на черном рынке, но всему же есть предел! Только посмотри!

В руках я держал бутыль с водой и лоток со своим ужином. Пломбы и там, и там были явно повреждены, и невооруженным взглядом видно, что воды в бутылке не хватает.

– Грабеж среди бела дня! – возмущался я. – А говорят еще, что пайки полного рациона защищены от взлома!.. А с твоим что?

– То же самое, – вздохнула она. – Ничего тут не поделаешь. Давайте поедим попозже, мистер Кортни. – И сделала очередную попытку взбодриться самой и взбодрить меня: – Может, партию в теннис?

– Ладно, – проворчал я и принялся раскладывать поле, взятое напрокат в корабельном чулане для отдыха.

В теннис Эстер играла лучше меня, однако на сей раз мне удалось сравнять счет. Она была неловка и рассеянна, то и дело промахивалась по кнопкам, а корректировать движения своего игрока левой рукой при помощи реостата ей и вовсе не удавалось. Однако полчаса игры принесли пользу нам обоим. Эстер повеселела, и мы оба принялись за свои пайки.

Партия в теннис перед едой стала у нас традицией. Чем еще было заняться в тесной каюте? Каждые восемь часов Эстер брала талоны и отправлялась за нашими пайками, я ворчал из-за поврежденных пломб и недостачи, мы играли в теннис, а затем ели. Остальное время не занимались практически ничем: думали каждый о своем, рассеянно глазея на проплывающую по стенам рекламу – от «Шокен».

Скоро все закончится, думал я. Теперь-то уж ничто меня не остановит! Шокен на Луне: там народу куда меньше, чем на Земле, и нравы попроще, так что добраться до него будет несложно. К Шокену, потом обратно на Землю – и к Кэти… При этой мысли я ощутил укол в сердце. Можно было спросить у Эстер, как бы невзначай, что слышно о Джеке О’Ши, – но я не спрашивал. Боялся, что мне не понравится рассказ о герое-лилипуте и его триумфальном шествии из города в город, от женщины к женщине.

Наконец бесконечный парад рекламных роликов прервало сухое объявление:

ПАССАЖИРОВ ПРОСЯТ ПОДНЯТЬСЯ НА КАМБУЗ («Дэвид Рикардо» – корабль британский, и говорят здесь на английский манер) ЗА ПОСЛЕДНЕЙ ПОРЦИЕЙ ЖИДКОГО РАЦИОНА. СЕЙЧАС ВОСЕМЬ ЧАСОВ. ДАЛЕЕ ВПЛОТЬ ДО ПОСАДКИ ТВЕРДЫЕ И ЖИДКИЕ ПРОДУКТЫ ВЫДАВАТЬ НЕ БУДУТ.

Эстер улыбнулась, взяла поднос и вышла из каюты.

Вернулась она, как обычно, минут через десять. За это время ракету пару раз тряхнуло – ровно настолько, чтобы мой желудок это почувствовал. Мы уже подлетали к Луне, и, очевидно, капитан выправлял курс.

Появилась Эстер с двумя бутылками кофиэста.

– Митч, – шутливо упрекнула она меня, – что же вы не разложили теннисное поле?

– Не хочется играть. Давай лучше попьем. – Я протянул руку за своей бутылкой, но она отвела руку в сторону. – Что такое?

– Ну хоть один сет!

– Черт, Эстер, я неясно выразился? – рявкнул я. – Не забывай, кто здесь главный, девочка!

Я не стал бы так на нее срываться, не будь это кофиэст. При виде красной этикетки с символом «Старрзелиуса» мне сделалось совсем нехорошо. Я знал, что это такое. Синдром отмены. Давно не пил кофиэста – но, как видно, полностью с него «слезть» невозможно.

Эстер напряглась, ее лицо застыло.

– Извините, мистер Кортни.

И вдруг судорожно схватилась за живот.

Испуганный, я вскочил и подхватил ее. Эстер была бледна как полотно, не держалась на ногах и стонала от боли.

– Эстер, – воскликнул я, – что такое? Что…

– Не пейте! – простонала она хрипло, держась за живот. Ногтями она разорвала на себе нейлоновую блузку и теперь царапала кожу. – Кофиэст… отравлен… ваша порция… я пробовала все ваши порции.

– Врача! – заорал я в переговорное устройство, вделанное в стенку каюты. – Скорее врача! Женщина умирает!

В ответ раздался голос главного стюарда:

– Слышу, сэр. Корабельный врач сейчас будет у вас.

Лицо Эстер, искаженное судорогой, вдруг разгладилось – это напугало меня еще сильнее.

– Твоя Кэти… – прошептала она слабым голосом. – Стерва Кэти! Как она могла тебя бросить, мучить тебя – такого… такого… Ты слишком хорош для нее, Митч. Она тебя не заслуживает. – Ее лицо снова передернула судорога, глаза помутнели. – Забавно! Вечная история: жена и секретарша… Я ждала, ждала – а ты так ни разу меня и не поцеловал…

Я не поцеловал ее и сейчас. Не успел. Эстер умерла у меня на руках, и когда корабельный врач, протиснувшись в узкую дверцу каюты, бросил на нее взгляд, по его лицу я понял, что надежды нет.

Однако мы отнесли ее в лазарет и подключили к системе жизнеобеспечения. Сердце Эстер снова забилось, грудь начала вздыматься и опускаться. Она открыла глаза.

– Где вы? – громко и четко спросил врач.

Она слегка шевельнула головой. Сердце у меня отчаянно забилось.

– Она нас слышит? – прошептал я.

– Чисто физиологическая реакция, – с профессиональной холодностью ответил врач.

И был прав. Я видел слабые движения головы, видел, как трепещут ее ресницы – друг с другом не в такт. Врач продолжал задавать вопросы.

– Кто вы? – При этом вопросе на лбу ее обозначилась морщинка, шевельнулись губы. Тень жизни сохранилась в ней, но не более.

Врач повернулся ко мне.

– Придется выключить аппарат. Ничего иного не остается, – мягко добавил он. – Наступила необратимая клиническая смерть. Понимаю, когда перед вами тело близкого человека, всегда трудно поверить…

– Выключите это, – сказал я хрипло, имея в виду не столько машину, сколько саму Эстер – то, во что она превратилась.

Врач повернул рубильник и выдернул иглу.

– Ее тошнило? – спросил он. Я кивнул. – Это ее первый полет? – Я кивнул. – Боль в животе? – Снова кивнул. – Прежде ни на что не жаловалась? – Покачал головой. – Головокружения бывали?

На этот раз я кивнул, хотя не знал, бывали ли у Эстер головокружения. Врач явно клонил к какому-то выводу.

Он спрашивал дальше – и было вполне очевидно, каких ответов он ждет. Аллергии, головные боли, частые кровотечения, болезненные менструации, усталость во второй половине дня… Наконец он объявил:

– Очевидно, болезнь Флейшмана. Известно о ней достаточно мало. По-видимому, связана с ухудшением работы адренокортикотропических телец в условиях космических перелетов. Запускается цепная реакция тканевой несовместимости, воздействующая на спинномозговую жидкость, и…

Тут он взглянул на меня – и добавил совсем другим тоном:

– Знаете, у меня есть немного спирта в аптечке. Хотите?

Я потянулся за флягой, но тут же вспомнил.

– Выпейте со мной, – предложил я.

Он кивнул, без колебаний отвинтил одну из пробок на дюжине горлышек общественной фляги и сделал большой глоток. Я смотрел, как двигается его кадык.

– Только не слишком увлекайтесь, – предупредил он. – Скоро высадка.

Еще несколько минут я занимал его разговором, пристально следя за ним, а затем проглотил разом полпинты неразбавленного спирта. До каюты я добрался с трудом.

Похмелье, горе, страх – и долгая, чудовищно долгая процедура проверки при высадке на Луну. Должно быть, я вел себя довольно странно. Помню, пару раз слышал, как кто-то из команды говорит служащим космопорта: