Текст книги "Торговцы космосом"

Я пообещал себе, что, когда придет время снять маску, сделаю для Герреры все возможное. Он не виноват. Пусть наказывают тех, кто промыл ему мозги. Должны же быть какие-то программы реабилитации для консов, втянутых в подпольную деятельность по простоте и невежеству. Надо только выяснить…

Хотя нет, лучше не выяснять. Люди склонны к поспешным выводам. Я прямо слышал: «Не хочу сказать, что Митч рехнулся, но согласитесь, что за странная мысль…», «Да уж, верно говорят, бывших консов не бывает!», «Я не хочу сказать, что сомневаюсь в Митче, и все же…».

Ладно, к черту Герреру! Пусть сам о себе заботится. Раз уж человек решил перевернуть мир вверх дном, нечего стонать, если все полетит вверх тормашками.

Глава девятая

Дни тянулись, словно недели. Геррера почти со мной не разговаривал. Но однажды вечером в комнате отдыха вдруг спросил:

– Видел когда-нибудь Gallina?[15]15
  Курица (исп.).


[Закрыть]

Так он называл нашу Цыпочку. Я ответил «нет».

– Тогда пошли, покажу. На нее стоит посмотреть!

Мы прошли по коридорам и запрыгнули на подъемник, идущий вниз. Я крепко зажмурился. Стоит заглянуть в эту шахту – потом месяц спать не сможешь. Мимо неслись этажи: сороковой, тридцатый, двадцатый, десятый, нулевой, минус десятый…

– Прыгай, Хорхе, – сказал Геррера. – Приехали. Ниже только машинный отсек.

И я спрыгнул.

На минус десятом было холодно и мрачно, бетонные стены сочились влагой. Толстенные колонны поддерживали потолок. Вдаль по коридору уходило сложное переплетение труб и проводов.

– Система подачи питания, – объяснил Геррера.

Я спросил о потолке, на вид очень массивном и тяжелом.

– Бетон и свинец. Защищает от космической радиации. Иногда Gallina болеет раком. – Он сплюнул. – Такое людям есть нельзя. Если быстро не вырезать больной участок, – тут он выразительно взмахнул резаком, – приходится все выжигать.

Геррера распахнул дверь.

– А вот и ее гнездышко! – гордо сказал он.

Я поднял глаза – и у меня перехватило дух.

Передо мной открылось огромное помещение с куполообразной крышей, с бетонными стенами и бетонным полом, и большую его часть занимала Цыпочка. Серо-коричневая, полукруглой формы, словно резиновая на вид упругая белковая масса ярдов пятнадцати в диаметре. В пульсирующую плоть тут и там вонзались трубы. Видно было, что она живая.

– Весь день вокруг нее хожу, – объяснил Геррера. – Вижу, что какая-то часть быстро растет и выглядит сочной, нежной, – срезаю. – Он поднял резак и со свистом отсек от Цыпочки кусок размером с хорошую отбивную. – А ребята, что идут за мной, подбирают куски, разделывают и бросают на конвейер.

В стенах, по окружности купола, я увидел темные тоннели, и в них – неподвижные сейчас ленты конвейеров.

– А по ночам она не растет?

– Нет. Ночью ей ограничивают питание. Каждую ночь она почти умирает и каждое утро восстает из мертвых, словно San Lazaro[16]16
  Лазарь (исп.) – библейский герой, воскрешенный Христом из мертвых.


[Закрыть]. Но никто не молится о pobrekita Gallina[17]17
  Бедняжка Цыпочка (исп.).


[Закрыть], верно? – И он нежно похлопал по упругой белковой массе своим резаком.

– Ты ее любишь? – задал я глупый вопрос.

– Конечно, Хорхе. Мы с ней друзья. У нее от меня секретов нет.

Он огляделся, затем обошел тоннели, внимательно всматриваясь в каждый черный зев. Из одного тоннеля достал короткий брус и подпер им дверь, ведущую в «гнездышко». Одним концом брус уперся в поперечную перекладину на двери, другим встал в едва заметную выбоину на бетонном полу. Вышел очень недурной запор.

– Сейчас покажу тебе фокус, – проговорил Геррера с непроницаемой ацтекской улыбкой.

Жестом искусного фокусника он извлек из кармана нечто вроде свистка, только без мундштука и с воздушным мешком, работающим от небольшой ручной помпы.

– Не мое изобретение, – поспешил уверить он. – Называется «свисток Гэллона», а кто такой этот Гэллон, я и сам не знаю. Теперь смотри – и слушай.

Он направил свисток на Цыпочку и начал качать воздух. Я не слышал ни звука – однако, вздрогнув, увидел, как белковая масса задвигалась, словно отстраняясь от свистка.

– Не бойся, companero, – приказал Геррера. – Иди за мной.

Не переставая накачивать свой беззвучный свисток, он протянул мне фонарь. Я взял его и включил, едва ли понимая, что происходит. Геррера дул в свисток – и Цыпочка расступалась перед ним: в ее огромном бесформенном теле образовалось углубление, с каждой секундой оно становилось шире и глубже, пока не превратилось в сводчатый проход, коридор с бетонным полом и стенками из колышущейся протоплазмы.

– За мной! – приказал Геррера и шагнул туда.

С отчаянно бьющимся сердцем я последовал за ним. Он медленно продвигался вперед, по-прежнему дуя в свисток, – и сводчатые белковые стены над нами росли и превращались в купол, а вход в Цыпочку за нашими спинами становился все уже… уже… уже…

Вот мы оказались полностью внутри, в полукруглом воздушном пузыре, медленно двигающемся сквозь массу серо-коричневой резиновой плоти.

– На пол посвети, companero, – приказал он, и я направил луч фонаря на пол.

Бетон под ногами был исчерчен какими-то линиями, на первый взгляд случайными; однако Геррера, как видно, использовал их для ориентировки. Шаг за шагом мы продвигались вперед. Я старался не думать о том, что будет, если воздушный мешок свистка Гэллона даст течь, но жуткие картины так и вставали перед глазами.

Примерно две тысячи лет ползли мы, шажок за шажком, пока луч моего фонаря не высветил на полу металлический полумесяц. С помощью свистка Геррера установил купол прямо над ним. Это оказался люк. Не переставая дуть в свисток, Геррера трижды топнул по нему ногой – и люк распахнулся нам навстречу.

– Ты первый, – сказал Геррера.

Я нырнул в люк, не заботясь о том, что там внизу. Упал на что-то мягкое – и несколько секунд валялся, не в силах встать, приходя в себя после пережитого. Миг спустя Геррера приземлился рядом, и люк над нами захлопнулся. Геррера встал, потирая плечо.

– Та еще работенка! Дуешь, дуешь, причем сам ничего не слышишь. Рано или поздно эта штука сломается, а я и не замечу, – усмехнувшись, добавил он.

– Джордж Гроуби, – представил меня Геррера. – Это Ронни Боуэн.

Я пожал руку невысокому флегматичному потребителю в деловом костюме.

– А это Артуро Денцер.

Денцер был совсем юн на вид и явно нервничал.

Мы находились в небольшом, ярко освещенном помещении с бетонными стенами и полом, с регенераторами воздуха под потолком. Здесь стояли письменные столы и коммуникационные устройства. Трудно было поверить, что единственный способ выбраться из этой вполне обычной на вид конторы – пройти через гору белковой массы наверху. И еще труднее поверить, что эта бездумная гора мяса снова расступится перед нами, повинуясь неслышному писку ультразвуковых волн.

– Рад, что ты к нам присоединился, Гроуби, – заговорил Боуэн. – Геррера говорит, ты парень с мозгами. Никаких анкет заполнять мы не просим, однако расскажи немного о себе.

Я принялся рассказывать о Гроуби. Когда упомянул невысокий уровень образования, Боуэн подозрительно поджал губы.

– Буду откровенен, – сказал он, – речь у тебя как у человека образованного.

– Знаете, как иногда бывает у детей, – ответил я. – Читал запоем, впитывал знания. Нелегко быть средним среди пятерых братьев и сестер. Ты и не старший, чтобы тебя уважали, и не младший, чтобы баловали. Хочется чем-то выделиться. Вот так и я – просто хотел выбиться в люди.

Такое объяснение его устроило.

– Что ж, честный ответ. Теперь скажи, что ты умеешь делать?

– Ну… мне кажется, листовку вашу смог бы составить получше.

– Так-так. А что еще?

– Ну, вообще пропаганда. Например, можно распространять слухи так, чтобы никто не догадывался, что они исходят от конс… от нас. Рассказывать истории, которые помогут людям пробудиться от спячки и ощутить недовольство.

– Хм, мысль интересная! Например?

Что-что, а импровизировать на ходу я умел!

– Например, распустить в столовой слух, что создан новый белок: на вкус точь-в-точь ростбиф и стоит всего по доллару за фунт. Сказать, что о его создании сообщат через три дня. Пройдет три дня, ничего не произойдет – и тут мы запустим в народ какую-нибудь шуточку. Например: «В чем разница между ростбифом и Цыпочкой?» Ответ: «Между ними сто пятьдесят лет прогресса». Что-нибудь такое, что привлечет внимание и ненавязчиво натолкнет людей на мысль, что в прежние времена жилось лучше.

Как видите, ничего сложного. Не в первый раз я использовал свой талант для рекламы того, в чем сам ни малейшего смысла не видел.

Боуэн записывал мои слова на бесшумной пишущей машинке.

– Хорошо, – кивнул он. – Очень хорошо придумано, Гроуби! Непременно нужно попробовать. А почему ты считаешь, что нужно подождать три дня?

Не мог же я дать ему ответ из учебника: три дня – оптимальный период для распространения ключевой фразы-катализатора в закрытом социальном кругу. Пришлось потупиться и пробормотать:

– Ну… мне просто показалось, что это подходящий срок.

– Что ж, обязательно попробуем. Теперь, Гроуби, тебе надо пройти обучение. Существуют классические труды основоположников консервационизма – ты должен их прочесть. Кроме того, необходимо следить за изданиями, представляющими для нас интерес: это «Статистические данные», «Журнал космических полетов», «Биометрика», «Сельскохозяйственный бюллетень» и многие другие. Если встретится что-то непонятное – а встретится наверняка, – не стесняйся спрашивать. Пройдя обучение, выберешь наиболее привлекательную для себя область и начнешь в ней специализироваться. Без образования консервационисту никуда!

– А почему «Журнал космических полетов»? – спросил я, стараясь не выдать волнения.

«Может быть, здесь я найду ответ? – мелькнуло у меня в голове. – Диверсия Ранстеда, мое похищение, явный саботаж проекта… Что, если все это заговор консов? Если в их извращенных умах родилась мысль, что космические полеты «препятствуют выживанию человечества», или как там они говорят?»

– Это очень важно, – ответил Боуэн. – О полетах в космос нам необходимо знать все.

– Чтобы им помешать? – попытался я прощупать почву.

– Разумеется, нет! – воскликнул Боуэн. – Включи мозги, Гроуби! Подумай, что значит для нас Венера: нетронутая планета, полная полезных ископаемых и прочих природных богатств, так необходимых человечеству!

Выходит, я ошибся. Загадка осталась неразгаданной.

Я присел в углу со стопкой номеров «Биометрики» и начал их листать, время от времени прося пояснений, в которых вовсе не нуждался. «Биометрика» – настольный журнал рекламщика, один из основных наших источников информации. В нем приводятся данные о количестве населения, изменениях в уровне IQ, росте или падении смертности, причинах смерти и так далее. И почти все, над чем стонут и заламывают руки консы, для нас хорошие новости.

Рост населения – всегда хорошая новость. Чем больше людей, тем больше продаж. Падение уровня интеллекта – новость просто отличная! Чем меньше мозгов, тем, опять-таки, больше продаж. Однако консы смотрят на дело совсем иначе, и какое-то время мне придется делать вид, что я с ними согласен.

Через некоторое время я переключился на «Журнал космических полетов». Здесь новости были хуже некуда. В обществе царит равнодушие к космосу. Ощущается глухое сопротивление росту налогов, необходимому для финансового обеспечения полетов на Венеру. Ходят упорные слухи, что создать поселения на Венере не удастся, а если и удастся, колонисты скоро вернутся домой несолоно хлебавши.

Черт бы побрал Ранстеда!

Но хуже всего была новость на задней стороне обложки. Заголовок гласил: «Джек О’Ши получил медаль Почета из рук президента. Прелестная подруга поздравляет его поцелуем». И «прелестной подругой» оказалась не кто иная, как моя жена Кэти, прекрасная как никогда.

Выбравшись из подполья, я принялся за работу. Через три дня столовая уже гудела недовольством. Через неделю потребители начали вести крамольные речи вроде: «Эх, не повезло мне – чего стоило родиться на сотню лет раньше!», «Какого черта мы живем в такой теснотище? Повернуться негде!», «Блин, хотел бы я обзавестись хоть клочком земли, только собственным, и работать на себя!».

Консы были в восторге. За неделю я добился большего, чем они за год. Боуэн – он работал в отделе кадров – сказал мне:

– Нам нужны такие люди, как ты, Гроуби. Нельзя, чтобы парень с такой светлой головой гробил себя на работе черпальщика. Вот что: в ближайшие дни тебя вызовет направляющий на работу и спросит, знаешь ли ты химию питательных веществ. Отвечай, что знаешь. Я быстренько тебе все объясню. По крайней мере, уберем тебя подальше от палящего солнца.

Это произошло на следующей неделе, когда во всех спальнях уже только и слышалось: «Эх, хорошо бы прогуляться по лесу! Только представь, сколько там деревьев. Прикинь, а ведь когда-то на Земле росли леса!» или: «Черт, опять эта похлебка на соленой водице!» – а ведь раньше им и в голову не приходило жаловаться, что суп нам варят на морской воде.

Направляющий на работу подошел ко мне и спросил сухо:

– Гроуби, с химией питательных веществ знаком?

– Странно, что вы спросили, – ответил я. – Да, случалось изучать в свое время. Мне известны соотношения серы, фосфора, углерода, кислорода и водорода, оптимальные для роста водорослей, а также необходимая температура жидкого питания и…

– Ясно, ясно, – проворчал он и поскорее отошел. Знал я, может, не слишком много – но явно больше, чем он сам.

Еще неделю спустя, когда по нашему этажу ходил неприличный анекдот о тресте «Старрзелиус», меня перевели на восьмичасовую работу в центральную часть здания: я должен был считывать данные и управлять подачей в чаны с водорослями питательных веществ. Здесь работать было куда проще, да и приятнее. А вечерами я спускался к Цыпочке под крыло – уже почти без страха пользуясь свистком Гэллона – и переписывал фантастически бездарную Листовку Номер Один:

ДУМАЕШЬ, ЧТО ТЫ ДОСТОИН САМОГО ЛУЧШЕГО? Прочти и задумайся. Ты, и только ты сможешь ответить на эти простые, но важнейшие вопросы.

Ты – умный, дальновидный человек (мужчина или женщина) от 14 до 50 лет? Отважен, уверен в себе, готов трудиться без устали ради ВОПЛОЩЕНИЯ СВОЕЙ МЕЧТЫ? Можно ли доверить тебе ВЕЛИЧАЙШУЮ надежду нашего времени?

Если ты не готов вскочить и закричать: «ДА!!!» – можешь дальше не читать.

Но если твой ответ «ДА» – ты сам, твои родные и друзья стоят на пороге великого…

И так далее, и тому подобное. Боуэн читал открыв рот.

– Ты считаешь, действительно стоит обращаться лишь к тем, у кого интеллект выше среднего? – тревожно спросил он.

Я не стал ему объяснять, что единственная разница между этими приемами и стандартной рекламой для рабочих двенадцатого класса в том, что двенадцатому классу все то же самое надо излагать устно – они не умеют читать. Просто сказал, что все нормально.

– Гроуби, – произнес он торжественно, – ты прирожденный рекламщик! В Америке консервационистов ты получил бы звездный класс!

Я выказал подобающее случаю смущение. Он продолжал:

– Мне тебя больше учить нечему; я должен передать тебя в высшие эшелоны. Нельзя зарывать такой талант в нашей ячейке. Я направил о тебе рапорт… – он указал на коммуникатор, – и жду со дня на день, что тебя затребуют наверх. Иначе и быть не может. Очень жаль с тобой расставаться, но процесс уже пошел. Вот тебе «Настольный справочник работника “Хлореллы”»…

Сердце у меня подпрыгнуло. Я знал, что «Хлорелла» закупает сырье у нескольких нью-йоркских компаний.

– Спасибо, – пробормотал я. – Буду рад служить нашему делу, где смогу!

– Не сомневаюсь, Гроуби, – с отеческой лаской ответил Боуэн. – И еще одно, прежде чем уедешь. Это не официальная просьба, Джордж, но… Видишь ли, я тут немного пописываю. У меня сейчас с собой несколько небольших вещей… м-м… думаю, их лучше назвать набросками. Буду очень признателен, если ты их возьмешь и пробежишься по ним, может, что-то подскажешь…

Наконец я ушел, нагруженный толстым справочником и четырнадцатью «набросками» Боуэна. Как и следовало ожидать, это оказалась унылая мазня без единого проблеска таланта. Боуэн с энтузиазмом заверил, что у него есть еще, и много, и он будет очень рад, если мы поработаем над ними вместе!

Нажимать на клапаны трубок питания было куда легче, чем махать черпаком, да и от консовских обязанностей я почти освободился – Боуэн хотел, чтобы ничто не отвлекало меня от редактирования его «набросков». Так впервые у меня появился досуг и возможность изучить обстановку. Однажды Геррера взял меня с собой в город: так я наконец узнал, чем он занимается во время пресловутых отлучек по выходным. Новость эта меня поразила, хотя отвращения не вызвала – скорее, напомнила о той пропасти, что отделяет потребителя от человека из высших сфер: пропасти, через которую не перекинуть мост эфемерной «дружбы».

Выйдя из старинного пневмопоезда под моросящий коста-риканский дождичек, мы сперва направились в третьеразрядный ресторан поесть. Геррера взял нам обоим по картофелине и настоял на том, что заплатит.

– Нет, Хорхе, я угощаю. Считай, у нас сегодня праздник. Ты ведь не донес на меня, когда получил листовку? Вот это и празднуем!

За ужином Геррера был необычайно весел: болтал и сыпал шутками на двух языках и со мной, и с официантами. Блеск его глаз, неудержимый поток слов, легкий и радостный смех – все это напоминало мне юношу перед свиданием с любимой.

Юноша перед свиданием… Невольно вспомнилось наше с Кэти первое свидание в Центральном парке: как мы бродили рука об руку по тускло освещенным коридорам, как прижимались друг к другу в танц-зале, как потом целый час стояли у ее дверей, не в силах расстаться…

Геррера пихнул меня в плечо; подняв глаза, я увидел, что и он, и официант покатываются со смеху. Я тоже засмеялся, чтобы от них не отставать, и они расхохотались еще пуще. Должно быть, Геррера только что отпустил какую-то шутку.

– Ладно, Хорхе, неважно, – сказал он наконец, посерьезнев. – Теперь пойдем. Я кое-что покажу – и, спорить готов, тебе это понравится!

Он расплатился по счету, и официант поднял бровь.

– В заднюю комнату?

– Туда, – подтвердил Геррера. – Пошли, Хорхе.

Официант повел нас извилистым путем между столиками, открыл заднюю дверь, быстро прошипел Геррере что-то по-испански.

– Не беспокойся, – ответил тот. – Долго мы не задержимся.

«Задняя комната» оказалась… библиотекой.

Я понимал, что Геррера не сводит с меня глаз, и старался не выдать свои чувства. Даже просидел там с ним около часа, листая стопку старых журналов, пока он не отрывался от ветхого, едва червями не изъеденного томика с заглавием «Моби Дик». В журналах я с облегчением обнаружил образцы рекламы былых времен: большая часть безнадежно устарела, но некоторые картинки, например: «Частые речевые ошибки – вы тоже их делаете?» или: «У вас чихает мотор? Вылечим!», пожалуй, неплохо смотрелись бы на стене моего кабинета в Шокен-Тауэр. И все же в присутствии такого количества древних книг без единой рекламной вклейки мне стало не по себе. Знаете, я не ханжа и не возражаю против уединенных развлечений, тем более служащих какой-то полезной цели, но есть же предел всему!

В конце концов я сказал, что у меня заболела голова – пойду-ка лучше домой. Геррера, кажется, мне не поверил. Позже, уже почти ночью, когда он, пошатываясь, словно пьяный, вошел в спальню, я отвернулся к стене и притворился спящим. С тех пор мы почти не разговаривали.

Неделю спустя – после того, как в столовой едва не вспыхнул бунт, вызванный слухом, что в лепешки нам подсыпают опилки, – меня вызвали к начальству.

Час я прождал в приемной, а затем предстал перед заместителем начальника отдела кадров.

– Гроуби?

– Да, мистер Майло.

– Отлично работаете, Гроуби. Я просмотрел отчеты о вас – весьма, весьма примечательно. За последние месяцы ваша производительность повысилась вчетверо.

Это было дело рук Боуэна: отчеты о работниках составлял он. Пять лет понадобилось ему, чтобы пробраться на эту должность.

– Благодарю вас, мистер Майло.

– Всегда пожалуйста. Так вот: у нас тут намечается вакансия. Один парень на севере явно не справляется с работой.

Не с работой, а с призраком работы, с тенью на бумаге, старательно вычерченной Боуэном. Похоже, консы-то и вправду сила!

– Скажите, Гроуби, нет ли у вас, случайно, интереса к продажам?

– Странно, что вы об этом спрашиваете, мистер Майло, – ровным голосом ответил я. – Очень люблю продажи, всегда считал, что у меня есть к этому склонность.

Он посмотрел на меня скептически: слишком уж стандартный ответ. Затем начал сыпать вопросами – а я давал ответы, вызубренные по справочнику «Хлореллы». Он по нему учился лет двадцать назад, а я всего неделю назад, так что у меня было явное преимущество. И часа не прошло, как он убедился, что Джордж Гроуби – последняя надежда компании «Хлорелла», единственный, кто сможет закрыть грудью образовавшуюся брешь.

Тем же вечером я рассказал об этом в ячейке.

– Значит, в Нью-Йорк! – лучась улыбкой, сказал Боуэн. – Значит, Нью-Йорк!

«Значит, Кэти!» – подумал я и невольно вздохнул.

А он продолжал:

– Теперь тебе нужно кое-что выучить. Прежде всего – опознавательные сигналы.

Сигналов оказалось множество. Лицом к лицу – особым образом сложенные пальцы или особенное рукопожатие. Чуть подальше – взмах рукой, означающий: «Тревога!» На расстоянии консы общались друг с другом с помощью рекламных объявлений в газетах – весьма остроумная шифровка! Боуэн заставил меня несколько раз повторить знаки и выучить код шифра. Мы сидели почти до утра. Уже проходя через Цыпочку, я вдруг сообразил, что сегодня вообще не видел Герреру. Когда мы вышли, я спросил, не случилось ли с ним чего.

– Он не справился, – коротко ответил Боуэн.

Я промолчал. Уже знал, что это значит у консов. «Такой-то не справился» – сокращенная формула, означающая примерно: «Долгие, долгие годы Такой-то вел двойную жизнь, тайно работая на ВОК. Жертвовал на правое дело свои двадцати– и пятицентовики, отказываясь от тех немудреных удовольствий, что мог на них купить. Не женился, не спал с женщинами, потому что боялся выдать секрет. Его мучили сомнения столь глубокие и страшные, что он не решался поделиться ими ни с нами, ни даже с самим собой. Сомнения и страхи росли, пока наконец, объятый отчаянием, он не наложил на себя руки».

– Геррера не справился… – тупо повторил я.

– Не бери в голову, – резко ответил Боуэн. – Ты едешь на север. Тебя ждут великие дела!

В этом я был с ним полностью согласен.