Текст книги "Барсук"

– Не знаю, имеет ли это уже значение, – сказал Тобиас, вздохнув и положив очки для чтения на клавиатуру, так что зазвенела металлическая оправа.

– Конечно, имеет! – ответила Анника, сглатывая комок. – Что с тобой? Эта книга может спасти издательство, Тобиас. Ты же сам знаешь. В ней есть всё. Достаточно крови, немного ужасов, правдоподобный полицейский. И актуальная тема.

– Да, ты в принципе права. Но ты читала письмо?

– Какое?

– От Фредрика. Прочти его сначала.

Мобильный зажужжал у Анники в кармане джинсов. Она достала его и начала читать, пытаясь увернуться от взгляда Тобиаса, преследовавшего ее, как упрямые муравьи.

– Черт! – воскликнула она.

– Понимаешь теперь?

Анника посмотрела на него.

– Нет. Новая ставка на дом. Они не сдаются. Понимаешь, как раздражают покупатели, которые все время ставят на пять тысяч больше?

Тобиас пожал плечами.

– Наверное, они не хотят платить больше разумного?

Анника отправила СМС Мартину, чтобы тот поднял цену. Альтернативы у них нет, они должны заполучить дом.

Тобиас покачал головой.

– Черт с этим! Могу рассказать, о чем письмо. Владельцы на все плюнули. У нас есть девять месяцев, потом деньги кончатся.

Анника села на гостевой стул Тобиаса. Силы покинули ее. Девять месяцев совсем не то время, которое им на самом деле необходимо. Столько времени потребовалось бы только для того, чтобы отредактировать, сделать макет и напечатать что-то приличное. Еще больше – чтобы прорекламировать, продать и получить прибыль, не говоря уже о заявлении о признании умершим. И все равно она пока не хотела сдаваться. «Может, получится».

Анника не понимала, как справилась, но ей удалось встретиться с Тобиасом глазами, не выдав свое волнение.

– Все нормально. Нам нужно всего шесть месяцев.

Тобиас недоверчиво взглянул на нее. Анника наклонилась к нему.

– Ты ее читал. Она нуждается в редактировании, но не более того. В основном она и так хороша. Сколько рукописей, которые нам присылают, мы можем вот так взять и издать?

– Но, Анника, мы же уже говорили. Мы не можем ее издать, понимаешь. Человек ведь исчез.

– Не знаю. Думаю, что он мертв, а ты что думаешь? – Анника наклонилась ближе и заглянула глубоко в глаза Тобиасу. – Все так, как ты сказал. Он завещал все свои книги издательству Эклунда. Если он мертв, значит, это рукопись издательства. Мы можем издать ее, если хотим. Нам даже не нужно выплачивать роялти. Все деньги пойдут нам.

– Ну да, ну да. Но мы не знаем наверняка, мертв ли он.

– Он исчез достаточно давно, чтобы быть признанным умершим. Это займет всего полгода. А пока мы можем подготовиться к быстрому распространению. Реклама, обложка, набор. Успеем.

Тобиас скрестил руки и покачал головой:

– Конечно, может, и успеем. Но это было бы неправильно. Я о том, что если рукопись нам и правда передал он, то он должен быть жив, разве нет?

Анника вела внутреннюю борьбу. Она вспомнила, как Эмма Сивертс внимательно посмотрела на нее и спросила, действительно ли Анника этого хочет. В то же время желание не отпускало ее. Нельзя позволить сомнениям отнять у нее дом.

В кармане у Анники опять зажужжало.

– Подожди, надо проверить.

Тобиас развел руками, пока Анника проверяла очередную ставку на экране. Гораздо выше в этот раз.

– Да боже мой, только не еще один покупатель! – воскликнула она.

– Можно это отложить хотя бы на пару минут? – спросил Тобиас.

Анника кивнула и оторвалась от телефона.

– Конечно! Нет проблем! Сейчас только проиграю дом мечты.

– И чем ты за него заплатишь, если издательство прогорит?

Анника бросила на него злобный взгляд.

– Издадим рукопись – проблем не будет.

– Хорошо, скажем, мы издадим ее. Как мы объясним, как так получилось? Мы же не можем сказать, что нашли ее у двери.

– Необязательно всем все знать. Скажем, что она у нас давно, но мы не хотели публиковать ее до подтверждения смерти Яна Апельгрена. Нам даже врать не нужно – все почти так и есть.

Мобильный в руке у Анники зазвонил. Мартин.

– Подумай пока, я должна ответить. – Она поднесла телефон к уху. – Привет, милый! Что случилось?

– Ты видела последнюю ставку? – спросил Мартин.

– Да, в чем там дело? Кто вот так появляется в конце и сильно повышает цену?

– Снова покупатель номер один, – сухо ответил Мартин. – Я думал, они вышли из торгов. Что будем делать? Сказать честно, я знаю, что ты хочешь этот дом, но мы не можем ставить больше. Особенно если… – Мартин умолк.

– Я не планирую менять работу, – сказала Анника, нервно кусая ноготь на указательном пальце.

Мартин на другом конце вздохнул, и она услышала в его голосе сомнение:

– Окей, последняя ставка. Будем надеяться, что покупатели – не разбогатевшие в эмиграции шведы, планирующие вернуться домой.

– Скрести пальцы. Люблю тебя! – ответила Анника. Она отключилась, прежде чем Мартин успел ответить. Ей казалось, что она падала, хотя крепко стояла на ногах. Глубоко внутри ее грызли сомнения. Снова вибрация телефона. Их ставка сделана. Назад дороги нет.

Анника впилась глазами в Тобиаса Рённа.

– Мы должны это сделать. Вечером отправлю заявление на признание умершим.

– Во что мы ввязываемся, Анника? – Тобиас глубоко вздохнул. – Что о нас скажут, если он жив?

– Будем решать проблемы по мере поступления. Сейчас он мертв. Книга должна быть опубликована. – Она дернула плечом. – Он сам хотел бы этого. Зачем иначе он бы писал завещание? – Ее слова звучали неискренне, как будто она пыталась сама себя убедить в том, что, как она знала, было неправдой.

– Хорошо, начну заниматься редактурой, – сказал Тобиас. – Уж если беремся, все должно быть сделано как следует.

Анника вернулась за рабочий стол. Она нашла заявление об объявлении умершим на странице Налогового управления и заполнила данные Яна Апельгрена с копии договора на издание «Женщины середины лета». Тем временем за окном опустилось солнце, и в порту появились черные силуэты кранов. Темнота упала на Гётеборг и прокралась Аннике под кожу. В ушах звенело, и она ощущала зарождавшуюся головную боль.

Указательный палец тяжело надавил на клавиатуру, когда Анника нажала на последнее подтверждение. Экран засветился от уведомления, что ее заявление принято. Через полгода они смогут издавать книгу.

Анника старалась расслабиться, когда завибрировал ее мобильный. Резкий звук заставил ее вздрогнуть. Рука напряглась как струна, когда Анника потянулась за мобильным и прочитала сообщение.

Покупатель номер один нанес смертельный удар. Они проиграли торги.

19

Единственное, что держало меня на плаву, – я продолжал писать. Каждый вечер, невзирая на усталость, я садился за компьютер и что-нибудь писал. Я пробовал все жанры – даже эротические рассказы.

Вторник, 23 ноября

– Я думал, вы со мной закончили, – произнес Бенгт Юханссон. Он походил на школьника, пойманного за воровством фломастеров из учительской. – Я ничего не сделал. Вы зря тратите время.

– Это не вам решать, – ответила Сесилия. – Чтобы вы знали, мы снова вызвали всех ваших коллег. Нам нужно кое-что проверить.

Бенгт на долю секунды встретился с Сесилией взглядом и потом снова отвел глаза. Он нервничал так же сильно, как и в прошлый раз. Сесилия могла уловить запах его беспокойства – он пробивался через все слои впитанной обоями тревоги тех, кто сидел здесь до него.

– Может, вы хотите нам что-то рассказать? – спросил Юнас. – О месте преступления или ваших действиях там?

Бенгт покачал головой:

– Я уже рассказал вам все, что знаю.

Сесилия наклонилась к нему, опираясь локтями о стол. Старое дерево затрещало.

– Подумайте хорошенько. Вы полностью уверены, что не хотите что-нибудь добавить?

– Да. Совершенно уверен. – Бенгт скрестил руки.

Юнас откашлялся:

– В наш последний разговор вы утверждали, что ни вы, ни ваши коллеги не заходили в дом. Верно?

– Да.

– Мы знаем, что это неправда, – сказала Сесилия, заставив Бенгта вздрогнуть. – Понимаете, мы нашли ДНК неизвестного мужчины, который заходил в дом. Вы знаете, кто это может быть?

Бенгт сидел неподвижно, как статуя.

– Нет. Я не думал, что можно стать подозреваемым, просто побывав в доме.

– Не просто в доме, Бенгт. В доме, где произошло убийство женщины. В последний раз вы сказали, что там не были, так что у нас начинают возникать вопросы.

Бенгт вздохнул:

– Хорошо, я заходил в дом. Но не я один. И я не убивал ее. Никогда такое бы не сделал.

– Так что вы делали в доме? – спросил Юнас.

Бенгт обмяк на стуле:

– Я забирал пирог, – произнес он со вздохом.

– Пирог? – переспросила Сесилия с плохо скрываемым удивлением в голосе. Она взглянула на Юнаса. Он поднял брови.

– Да. Некоторые клиенты угощают всякими булочками. Эта дама вышла к нам во время работы и предложила пирог, но его было довольно много, поэтому она попросила нас вынести его к нашему вагончику.

Сесилия приложила усилия, чтобы не раскрыть рот от удивления.

– Нас? Кто еще заходил в дом?

– Все, – ответил Бенгт. – Она еще сварила кофе, настоящий заварной кофе. А у нас в вагончике только растворимый бывает.

– Если спросить ваших коллег, они подтвердят ваши слова? – спросил Юнас.

– Да, точно, – Бенгт закивал так, что закачалась борода.

– Почему вы не рассказали это с самого начала?

– Не знаю. Наверное, нервничал из-за всего.

Сесилия набрала в легкие воздуха, прежде чем продолжила:

– Бенгт, вы солгали нам раньше. Почему мы должны верить вам сейчас?

Бенгт опустил глаза в стол.

– Я понимаю. Но я испугался, думал, что вы меня посадите. Я слышал, что полицейские так делают, чтобы добиться признания.

– Не в Швеции, – сказала Сесилия. – Но, тем не менее, мы бы хотели взять у вас анализ ДНК.

– Зачем?

– Чтобы вычислить, чье ДНК мы нашли, – ответил Юнас. – Это не больно.

Бенгт агрессивно покачал головой:

– Не хочу.

– Вы не обязаны, но если отказываетесь, то должны понимать, что это не очень хорошо.

– Нет, – сказал Бенгт. – Я ничего плохого не делал. Я просто не хочу, чтобы моя ДНК попала в ваш реестр. Я не доверяю тому, что вы будете с ней делать.

– Мы сохраняем эту информацию только для расследования, – сказала Сесилия.

– Как я могу быть уверен, что это правда?

Юнас положил руку Аннике на плечо.

– Выйдем на пять минут?

Сесилия кивнула, и они вышли в коридор.

– Мы не можем принуждать его, – сказал Юнас. – У нас недостаточно оснований. В любом случае криминалисты нашли неизвестную ДНК на кухне. Даже если он врет, у нас нет доказательств, что он был в подвале. Нужно больше данных.

Сесилия покачала головой:

– Ерунда какая-то, но ты, наверное, прав. Мы не можем принуждать, по крайней мере сейчас. Сверим его историю с показаниями остальных?

– Конечно! Они вызваны на новый допрос вечером. Мы возьмем у всех пробы и будем надеяться на совпадение.

– Хорошо! – ответила Сесилия. Она вздохнула. – Так и сделаем. Но я чувствую, что Бенгт что-то скрывает. Нам нужно сильнее на него давить.

– Не знаю. Все правда как-то мутно, но все равно думаю, что он говорит правду.

– Эх, черт! Окей, отпустим его без взятия пробы. Но если хоть один из его коллег не подтвердит эту милую историю про пирог, вызовем его снова по более весомым подозрениям.

20

Я отправлял все написанное в издательства, на конкурсы рассказов и во всевозможные газеты. Но никто не хотел печатать мои труды.

Воскресенье, 12 декабря

Анника лежала на диване, уставившись в мобильный. Приложение Hemnet показывало дом за домом. Ни один не возбуждал в ней интерес. Слишком дорого. Слишком далеко. Слишком старый. Слишком маленький.

С подвалом.

Она выглянула в окно, скользнув взглядом по серому фасаду соседнего здания. На перилах соседского балкона в рождественских огнях мерцал мокрый снег. Это был самый похожий на белый снег нынешней зимой, которая до сегодняшнего дня представляла собой серую слякоть и холодную дымку.

В издательстве одно волнующее событие сменяло другое. Сначала Фредрик вышел из себя из-за того, что они приняли решение издавать «Я Барсук» со всеми вытекающими последствиями. Он успокоился, когда Анника объяснила значение признания умершим, и даже воодушевился. Этика была забыта, когда он понял, что издательство забирает все, автору не надо платить никаких роялти. Потом началась работа. Многим нужно было выполнить свою часть. Создать обложку, отредактировать книгу, набрать текст и выполнить корректуру, не говоря уже о печати и выведении на рынок. Они решили повременить с аудиокнигой, пока не увидят статистику по заказам печатного издания, чтобы избежать лишних расходов. Работа велась абсолютно конфиденциально. Все были обязаны молчать, пока отдел продаж не определится с планом продвижения книги.

Каждый вечер Анника возвращалась домой совершенно без сил и проводила выходные на диване. Тем не менее спала она хуже, чем обычно, – крутилась и вертелась. Грудь сдавливало от тревоги о том, что она наделала. Сны наполнились скрежетом и шепотами из-под земли.

Снежные хлопья то и дело застревали в грязи на окне и таяли. Анника следила взглядом за тем, как они стекают по стеклу. Это приносило ей теплое чувство безопасности здесь, на диване под пледом, где она сидела, поджав ноги. С кухни доносилось шипение сковороды и жужжание вытяжки, когда Мартин готовил ужин. Аромат топленого масла и приправ усиливал теплые чувства.

Однако в ногах зудело нетерпение от того, что дома для просмотра кончились. Она вздохнула и уронила телефон на диван.

– Сегодня тоже ничего! – закричала она на кухню и положила подбородок на ладонь.

– Все будет, любимая.

– Не верится. Ох, ненавижу ждать!

– Народ весь в рождественской суете. Они даже не успевают подумать о продаже дома. Подожди весны, когда все праздничные разводы принесут плоды. – Он вынырнул около дивана с дымящейся ложкой в руке. – Попробуй!

Она улыбнулась и открыла рот. Кремовый соус обволакивал язык, в меру соли и нотка чили.

– Вкусно! – ответила она.

– Я знаю, – сказал Мартин и, радостно напевая, направился к плите. – А как дела на работе?

Анника выпрямила спину.

– Не знаю, что сказать. Все взбудоражены, но никто не осмеливается возлагать большие надежды.

– А как, кстати, называется книга?

– «Я Барсук», – ответила Анника. – Она станет бестселлером.

– Наверное, невозможно потерпеть неудачу, когда есть настоящий убийца с таким же именем?

Анника улыбнулась и почесала шею.

– Я правда на это надеюсь, – сказала она. – Тут уж пан или пропал для издательства.

Мартин помешал еду в кастрюле:

– Все будет хорошо.

Анника снова посмотрела в окно. За исключением цветных лампочек на балконах, на улице стояла кромешная тьма. Даже снег прекратился. Ее лицо, будто призрак на фоне зимней ночи, едва различимо отражалось в окне. Она так и не рассказала Мартину, что сама поставила жизнь Апельгрена на кон ради выживания издательства. Действительно ли это того стоило? А если он жив или книгу все-таки написал кто-то другой? Но теперь поздно раскаиваться. «А что если он сейчас восстанет из мертвых?»

– Не знаю, – произнесла она так тихо, что Мартин не мог услышать. Она встала, чтобы составить ему на кухне компанию. – Завтра у нас встреча с отделом продаж.

– Круто! Тебе же это нравится.

Анника пожала плечами:

– Да, но в этот раз я жутко нервничаю. Без Апельгрена им нужен кто-то, кто будет давать интервью. Подозреваю, что эту работу поручат мне.

– Почему бы и нет? Ты ведь ответственный издатель. Кто подойдет лучше?

– Но я совершенно не умею – будет просто позор. Ты знаешь, я не люблю быть в центре внимания.

– Не говори ерунду. Ты лучшая! Если они выберут тебя, гарантирую, что ты справишься.

Мартин положил руку ей на спину и поцеловал ее. В груди у Анники затрепетало, как будто там взаперти сидела маленькая колибри.

Она наклонилась к плите.

– Посмотрим. Все правда вложили душу в проект. Мы никогда ни с чем так не работали, как с этой книгой.

– Понимаю, – сказал Мартин, потряхивая сковороду. Блестящий коричневый шампиньон перепрыгнул через край и приземлился на плиту. – Последнее время ты приходила домой почти так же поздно, как я.

– Да, полное безумие! Но теперь эстафету примет отдел продаж, а мне останется только ждать.

Мартин запихал сбежавший шампиньон в рот.

– Чего?

Бесполезно уходить от вопроса.

– Признания умершим, – ответила Анника. – Поэтому вокруг проекта столько секретности. Формально права нам не принадлежат, пока Апельгрен не признан умершим юридически. Совсем нереалистично, если задуматься. Но теперь только одно может нас остановить.

– Что?

Анника нервно потрясла головой:

– Если Апельгрен объявится и скажет «стоп».

– Но никто ведь не верит в такую возможность? – усомнился Мартин. – Он так давно пропал, что никто всерьез не считает его живым?

Анника опустила глаза. Тянущая боль разлилась по животу. «А что если Апельгрен жив?»

Она прогнала эту мысль.

21

Мои слова не оправдали моих мечтаний, я становился все озлобленнее. Я меньше писал для себя и больше работал, презирая себя за то, что бросил попытки.

Воскресенье, 12 декабря

Освещенная фонарями дорожка петляла через непроглядный темный лес. Ветви деревьев свисали под тяжестью мокрого снега, сверкающего на свету. Сильный снегопад закончился, но время от времени с неба на лицо Сесилии капали холодные капли.

Большая часть снега растаяла и превратилась в грязные лужи или осела на деревьях рядом с дорожкой. Сесилию очень радовало это обстоятельство. Один только холод уже проверял ее на прочность. Пока ей удавалось избегать луж, но она знала, что вернется домой промокшая и замерзшая. Все же она радовалась тому, что смогла вытащить себя на вечернюю пробежку.

Пар от дыхания клубился вокруг лица при каждом выдохе. На вдохах попадавший в горло холод чуть ли не обжигал горло, но ей не привыкать. Сейчас это даже бодрит. Несмотря на холодный воздух, тело оставалось теплым и гибким. Термобелье и собственные движения Сесилии согревали ее. Только кончики пальцев и щеки ощущали стужу.

Бег отдавался в теле ритмичными толчками. Сесилия попадала то на свет, то в тень, пробегая по освещенной фонарями восьмикилометровой дорожке. Казалось, она здесь наедине с ночью. Она успела встретить только пару других бегунов и двух женщин, выгуливавших большого пуделя. В это время года и вечерами здесь редко бывало больше людей. Вероятно, число лосей в лесу превышало число бегунов. И ее это полностью устраивало. Она пришла сюда не ради общения, а чтобы потренироваться и собраться с мыслями. Иногда она бегала с музыкой в наушниках, но когда чувствовала потребность поразмышлять, то слушала звуки, которые издавала сама. Шаги по земле, пульс в груди, дыхание. Эти звуки помогали сконцентрироваться и отключиться от работы.

Пригорок после отметки половины пути давал ей дополнительное ускорение, и когда он закончился, она почувствовала в ногах сопротивление. В то же время в голове всплыло лицо Бенгта Юханссона. Она сжала зубы. Ей не давало покоя то, что Бенгт отказался от сдачи ДНК. Скрывал ли он что-то или просто был таким типом all cops are bastards[3]3
  Все копы – ублюдки. Прим. пер.


[Закрыть], каким казался? Сесилия увеличила темп и снова сфокусировалась на беге. Напряжение вытеснило Бенгта из сознания. Она улыбнулась и проверила пульс на спортивных часах. Он находился в нужном диапазоне, поэтому незачем было сбавлять темп ради сердца.

Сесилия услышала звук приближающихся шагов. И давно они появились? Когда на дорожке так пусто, она обычно заранее слышит приближение быстрых бегунов. Может, она пропустила его, пока думала о Бенгте Юханссоне. Она бросила взгляд через плечо.

Бегун был одет во все черное, а лицо скрывала балаклава. Тревога пробежала по ее телу. Сегодня вечером не так уж холодно для такого теплого аксессуара.

Лес прерывался слева, и дорожка вела вдоль берега озера Дельшён. По левую сторону от Сесилии блестела вода. Воздух стал холоднее, и с озера потянул ледяной ветер. Она ускорила темп, чтобы держать дистанцию. Мужчина сделал то же самое и догнал ее. Может, он хочет обогнать Сесилию любой ценой. Иногда она сама выбирала какого-нибудь ничего не подозревающего человека на дорожке, чтобы с ним посоревноваться. Но кто знает.

Сердце билось все чаще. Посмотрев на часы, она увидела, что пульс приближается к 190. Все равно она вновь ускорилась только ради того, чтобы снова услышать нагоняющего ее мужчину. Через плечо она видела, что он был всего в паре метров. Если он с ней соревнуется, то должен скоро обогнать. Сесилия отбежала на правый край дорожки, подальше от воды. Поверхность здесь жестче, лучше притоптана, ее голени и колени это ощутили. Мужчина последовал за ней. Он догнал ее и схватил за руку. Сесилия выдернула ее.

– Что вы, черт возьми, делаете? – закричала она. Сесилия отпрыгнула в сторону и уставилась на него. Мужчина молчал. Он вытянул руку и попытался снова схватить Сесилию.

Сесилия споткнулась, но смогла увернуться от руки. Мужчина воспользовался моментом и поставил ей подножку. Она выставила руку вперед, чтобы оттолкнуть мужчину, и сжатый кулак задрожал, когда попал ему в голову.

Удар был несильным, но достаточным, чтобы он потерял скорость. Сесилия вырвалась вперед и сумела увеличить расстояние между ними. Она искала взглядом кого-нибудь на дорожке, чтобы позвать на помощь. Никого. Они одни. Ни домов, ни людей. Никого, кто бы ее услышал. Единственное, что она могла сделать, – продолжить бежать наверх по откосу в сторону трамплина.

Одна мысль о попытке убежать от злодея в гору заставляла сердце биться сильнее. Но если Сесилия справится, то вскоре окажется в безопасности. Она собралась с силами и ускорила движение, не забывая ни на секунду, что он по-прежнему за ней гонится. На часах сработал предупреждающий сигнал о том, что пульс приблизился к 200 ударам в минуту. Сесилия чувствовала, как сердце колотится о ребра. Холодный воздух причинял боль при вдохе. За спиной она слышала топот мужчины, пытавшегося догнать ее. Она сжала зубы и продолжила путь наверх по склону.

Здесь лежал лед. То и дело ноги соскальзывали, и Сесилия почти падала. Все же она удерживала скорость и на чистой силе воли смогла даже увеличить ее. Она слышала, как мужчина за спиной дышит все тяжелее. Его шаги становились все медленнее.

Она бросила взгляд через плечо. Он остановился. Сдался. Сесилия же не останавливалась. Она сглотнула густую слюну, ускоряя движение, пока не удостоверилась, что он ее не догонит. Пробегая мимо трамплина, она почувствовала головокружение и привкус крови во рту. Она обернулась, чтобы как следует осмотреться. Никого не было, поэтому она замедлилась и в легком темпе пробежала последний отрезок до тренировочного центра.

Увидев людей, она остановилась и стала глубоко дышать. Она уперлась руками в колени, борясь с тошнотой после нагрузки. Ей удалось убежать, но она не могла перестать думать о том, что могло бы случиться, если бы она не была так хорошо натренирована.

Когда пульс успокоился, мысли догнали эмоции. Какое-то время она размышляла, не связан ли мужчина с делом о Барсуке. А что если он сам ее преследовал? Нет. Она отбросила эту идею. Ничего из произошедшего не соответствовало modus operandi[4]4
  Образ действия (лат.). Прим. пер.


[Закрыть] Барсука. Вероятно, обычный злоумышленник. Что уже достаточно неприятно, но каким-то образом ей удалось убедить саму себя, что такое развитие событий не самое плохое. Это означало, что уровень угрозы в связи с расследованием для нее не повысился. Она не хотела прибегать к защите вследствие случившегося, у нее другой стиль работы. Она слишком сильна для этого.

Сесилия решила никому не рассказывать о произошедшем. Все равно никто бы не смог ничего сделать – нет никаких данных для выслеживания. Заявление просто попадет в пугающе большую стопку преступлений против женщин. Она отказывалась быть частью этой статистики.

Все же она решила больше не бегать за пределами дома по вечерам. Такой выбор казался ей надежным и рациональным. Отныне она будет бегать в тренажерном зале, хотя и терпеть не могла ограничивать собственную свободу.

Только попав к себе в прихожую и закрыв дверь на замок, Сесилия почувствовала, что может вздохнуть свободно. Все тело тряслось, и у нее подкосились ноги. Она сползла на пол и заплакала, закрыв лицо руками.

22

Так вот, как-то раз там стояла она – женщина, которая, как я знал, станет последней в моей жизни. Она сияла, как никто другой. Мы стали парой и вместе купили домик с парником, где она могла заниматься садоводством, и с подвалом, где я поставил себе письменный стол.

Понедельник, 13 декабря

Белый проектор располагался поверх одной из стопок присланных рукописей на столе в переговорной. Вентилятор приглушенно жужжал, словно рой шмелей в сиреневой изгороди. Проектор высветил на стене большие белые буквы «Я Барсук». Рядом стояла, как все ее называли, Линда из отдела продаж. Но на практике сама Линда и была отделом продаж. Издательство такое маленькое, что не может нанять больше сотрудников. В этом и нет необходимости. Линда справлялась сама, прибегая к помощи маркетинговых агентств, когда считала нужным.

Свет от проектора блестел на пластиковой оправе больших красных очков Линды. Помада, лак и ее блузка имели такой же оттенок. Они даже подходили по цвету к шарфику, которым она подвязала волосы. Анника всегда недолюбливала ее элегантность и немного стыдилась этого. Ей хотелось бы больше, чем сейчас, следить за своей внешностью. Ей бы никогда не пришло в голову вот так подобрать одежду.

– Добро пожаловать! – начала Линда и оглядела всех присутствующих, кроме Анники, Тобиаса и Фредрика. Их директор редко участвовал в процессе издания, но всегда имел мнение по поводу продвижения на рынке. – Сегодня мы поговорим о чем-то таком захватывающем, что это кажется невозможным. Мы поговорим о том, как всего за пару недель превратить «Я Барсук» в бестселлер.

– Да, мне и самому очень хочется узнать как, – вставил Фредрик. – Потому что надо уже делать запуск, чтобы все взлетело, а пока мы даже не обеспечили себе права на это добро.

Анника крутилась на стуле. Вся их работа, все надежды по-прежнему могли разрушиться как карточный домик, если Апельгрен объявится и запротестует.

Линда щелкнула пультом, и текст на стене сменился временной шкалой со множеством пунктов и текстом, таким мелким, что невозможно разобрать.

– Так выглядит наш обычный план, – сказала она. – Примерно здесь, если рукопись хороша для продажи, мы включаем ее в каталог. Потом проводим торговые совещания со всеми крупными покупателями примерно за полгода до выпуска книги, заказываем рекламу, планируем ярмарки и бла-бла-бла.

Линда умолкла посреди фразы и посмотрела на Фредрика. Она небрежно держала в руке пульт, почти как сигарету. Анника перевела на него взгляд как раз в тот момент, как на его лице появилось скептическое выражение.

– Если бы мы действовали по такому плану, то обанкротились бы как раз к первому торговому совещанию, – продолжала она. – К счастью, я люблю вызовы.

Анника устояла перед искушением закатить глаза. Вместо этого она сидела, не моргая, в ожидании того, что за этим последует.

– Мы должны изменить тактику, – сказала Линда. – Мы должны уменьшить издержки и в то же время выделить больше времени, чтобы на рынке успел вырасти спрос еще до того, как появится книга.

– Но это ведь невозможно, – сказал Тобиас. – Мы не можем продвигать книгу до того, как узнаем, сможем ли ее издать.

– Нет, не мы. А другие могут сделать это за нас. В идеальном варианте – бесплатно.

– Я что-то не понимаю, – возразил Фредрик. – Кто будет этим заниматься?

Она щелкнула на следующую картинку. Стену закрыли три буквы. WOM.

– Word of Mouth[5]5
  Сарафанное радио (англ.). Прим. пер.


[Закрыть], – торжествующе произнесла Линда. Ее улыбка продемонстрировала сверкающие белые зубы, достойные рекламы зубной пасты.

– Извини, для этого же нужно еще больше времени, – сказала Анника. – Во всех случаях успеха такой стратегии книга уже была издана, и поэтому нужный человек мог ее порекомендовать. Почему ты думаешь, что это сработает быстрее традиционных методов?

– Рада, что ты спрашиваешь, – ответила Линда. – Это сработает, потому что у нас есть козырь, которого больше ни у кого нет. У нас есть история об истории, и мы можем это использовать для продажи книги. Здесь у нас книга, повествующая о действующем серийном убийце, написанная мужчиной, который предположительно мертв. Нам нужно просто вытащить эту историю на свет, и СМИ слетятся на нее как на мед.

Фредрик засмеялся:

– Вот тут ты права!

– Однако! – Линда подняла вверх палец. – Вы знаете, как обстоит дело. Тайны притягивают. СМИ любят разоблачения. Именно так мы и выиграем время, которого у нас на самом деле нет.

– Каким образом? – спросил Тобиас. Он взмахнул очками в сторону презентации. – Мы же должны им рассказать, что им стоит написать об этом.

– Да, конечно, – ответила Линда. – Но кто говорит, что мы должны рассказывать как есть?

– Ты хочешь сказать, что мы будем врать? – спросил Тобиас.

– Любое продвижение на рынке – это приукрашивание правды. Но нет, лгать мы не будем. Мы просто сделаем вид, что информация утекла по ошибке.

Фредрик довольно покачал головой.

– Мне кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.

Линда сменила картинку на календарь. Много дат она обвела кружком. Она указала пальцем на конец января. Рука заслоняла изображение, которое нарисовало на ней перевернутые цифры словно татуировки.

– Где-то здесь отдельные, хорошо отобранные журналисты через разные каналы узнают о книге про Барсука. Когда они позвонят мне, я буду все отрицать, но так, чтобы они продолжили копать. – Она остановилась и по очереди обвела всех взглядом, проверяя реакцию. – Простите за шутку.

На этот раз Анника закатила глаза.

Линда продолжала:

– Часть информации, которую я уже начала осторожно публиковать в интернете, они найдут на форумах и в группах в социальных сетях. В конце концов, они придут сюда за комментарием, и тогда я обеспечу первым пришедшим доступ к эксклюзивным фактам.

Произнося слово «факты», она изобразила пальцами кавычки в воздухе.

– И ты считаешь, что это сработает? – спросил Фредрик.

Линда самодовольно улыбнулась.

– Конечно! Но если не сработает, я всегда могу позвонить тем, кто, по моим предпочтениям, должен первым опубликовать информацию, и сообщить им новость раньше всех остальных. Такой вариант хуже, но пусть он будет планом Б.

– Ты считаешь, что информации о том, что в книге рассказывается про Барсука, будет достаточно? – спросила Анника.

– Может быть. Тут главное, чтобы другие заговорили о книге до того, как мы сами сможем о ней говорить, правда ведь? А когда уже дело пойдет, мы подключим более традиционные методы. Утренние шоу и тому подобное, Анника. Вот тогда ты и выйдешь к публике.

– Я? – спросила Анника. Она попыталась сделать вид, что удивлена, хоть и предчувствовала такое развитие событий. К горлу подкатила тошнота. Она сглотнула несколько раз, чтобы избавиться от комка, но он не исчезал. – Не уверена, что подхожу для такой работы.