Текст книги "Зеленый мозг. Долина Сантарога. Термитник Хеллстрома"

Долина Сантарога

Глава 1

Солнце уже садилось, когда пятилетний «Форд-Кемпер» Гилберта Десейна преодолел перевал и начал медленно спускаться в долину Сантарога. Шоссе в этом месте делало поворот, напоминавший серп молодой луны. Десейн свернул на ведущую вниз гравийную дорожку, остановился около белесого забора и принялся рассматривать долину, тайны которой ему предстояло раскрыть.

Два человека уже расстались здесь с жизнью, напомнил он себе. Официальная версия гласила: их смерть была результатом несчастного случая. Что-то пошло не так – и нет людей! Но что в действительности кроется в этой тенистой низине, освещенной редкими огнями? Неужели смерть ожидает там и его, Десейна? Это будет очередной несчастный случай?

Дорога из Беркли оказалась неблизкой, и у Десейна болела спина. Он выключил мотор, потянулся. В кабине сильно пахло горячим маслом. Оттуда, где фургон «Кемпера» крепился к шасси машины, доносились скрип и постукивание.

Долина, раскинувшаяся внизу, выглядела совсем не так, как он ожидал. Кольцо сияющей синевы, подсвеченной лучами заходящего солнца, венчало линию горизонта, сформированную скалами и раскидистыми деревьями. Долина пребывала во власти покоя, словно остров, укрытый от буйных штормов.

А что я надеялся здесь увидеть? подумал Десейн. Он-то считал, что, изучив карты и отчеты о долине Сантарога, знает о ней все.

Но карты – одно, а реальная местность – совсем другое. Да и отчеты – это тебе не живые люди.

Десейн посмотрел на часы – почти семь вечера. Двигаться дальше ему совсем не хотелось.

Вдали, на левой стороне долины, через гущу растущих деревьев пробивались полосы зеленого огня. Это место на картах обозначалось как «теплицы». Белое здание справа на открытой местности было, вероятно, «Кооперативной сыроварней Джаспера». Желтый свет, лившийся из окон, и мелькавшие вокруг дома огоньки свидетельствовали о том, что на сыроварне кипит работа.

В темноте вокруг Десейна стрекотали, шуршали и пощелкивали насекомые; над головой, шелестя крыльями, несколько раз проносилась хищная ночная птица, а где-то вдали, по ту сторону сыроварни, скорбно выли собаки.

Желтеющие окна белого здания на мгновение показались Десейну глазами неведомого существа, злобным взглядом вперившегося в темноту долины. Он сглотнул и, покачав головой, усмехнулся. Нельзя так думать. Профессионалы так не думают, а он – профессионал.

Всю эту зловещую белиберду, которую плетут о долине Сантарога досужие языки, следует отбросить прочь. В подобном настроении нельзя вести научные исследования. Десейн включил свет в салоне и взял лежавшую на пассажирском сиденье папку, на коричневой коже которой золотыми буквами было выведено: «Гилберт Десейн, факультет психологии Калифорнийского университета, отделение Беркли».

Достав из папки старый блокнот, он начал писать: «Прибыл в долину Сантарога приблизительно в шесть сорок пять. Выглядит как вполне процветающий фермерский поселок…»

Закрыв блокнот, Десейн отложил его на пассажирское кресло. Процветающий фермерский поселок. Откуда ему это известно? Толком-то он ничего не разглядел! Да, это было в предыдущих отчетах.

Лежавшая перед Десейном долина была будто погружена в спокойное ожидание, прерываемое лишь позвякиванием колокольчиков на шеях коров. Он представил, как в домах, уставшие после дневной работы, сидят люди, мужчины и женщины. О чем они негромко переговариваются в вечерней тишине?

И о чем беседует с мужем Дженни Сордж – если, конечно, у нее есть муж. Странно было бы, если бы она была одинока, эта милая, хрупкая Дженни. Последний раз Десейн виделся с ней в университете более года назад. Он вздохнул. Никогда не избавиться ему от мыслей о Дженни – даже здесь, в долине Сантарога. Но ведь Дженни была частью тайны, окутывавшей долину, одной из составляющих Барьера, который он, Десейн, обязан исследовать.

И вновь он вздохнул. Нет, он себя не обманывал. Отлично понимал, почему взялся за данный проект. Совсем не потому, что эти сетевые магазины заплатили за исследование кругленькую сумму, и не из-за того, что из этой суммы немалая часть причиталась ему. Он приехал сюда потому, что здесь жила Дженни.

Конечно, он будет вести себя совершенно естественно – улыбнется и заговорит с ней как ни в чем не бывало. Явился по делу, временно оставив студенческие аудитории, и теперь вот проводит маркетинговое исследование в долине.

Но будет ли это естественно? Можно ли вести себя нормально, когда встречаешься с паранормальным?

Дженни была из долины Сантарога, а здешняя жизнь взрывала изнутри все представления о нормальном.

Десейн стал перебирать в памяти прочитанные отчеты, выбирая то, что именовалось «известными фактами». Все, что было собрано в многочисленных папках, включая как ответы на официальные запросы, так и устно передаваемые слухи и сплетни, которыми также не брезговала бюрократия, подразумевало один непреложный, по-настоящему «известный факт» – в долине Сантарога происходило что-то, из ряда вон выходящее, нечто, чему никто и никогда не посвящал так называемых маркетологических исследований.

Мейер Дэвидсон, с виду мягкий розовокожий человечек, представившийся агентом инвестиционной компании, которую финансировали сетевые магазины, с ходу взял быка за рога:

– Эта чертова долина Сантарога вытворяет бог знает что! Нам пришлось закрыть там все наши отделения. Почему ни один человек из долины не желает иметь с нами дело? Именно это мы хотим знать. И что это за пресловутый Барьер Сантарога, который мешает нам вести там бизнес?

Дэвидсон был совсем не таким мягким, как это казалось поначалу.

Десейн включил мотор, зажег фары и принялся спускаться по гравию дорожки, ведущей в долину.

Все данные о долине сводились к одному: чужаки не могли снять или купить в долине недвижимость.

Местные официальные лица утверждали, что ничем не могут пополнить статистику подростковой преступности, которую вели власти штата.

Мужчины из долины, отправлявшиеся на военную службу, после увольнения неизменно возвращались домой. Ни один сантарогиец не покидал долину навсегда.

Почему? Барьер работал в обе стороны?

Были и совершенно необычные аномалии. В папках, посвященных долине, содержалась статья из медицинского журнала, принадлежавшая перу некоего доктора Лоренса Пиаже, самого известного в долине врача. Статья называлась «Сантарогийский токсикодендрон-синдром» и рассказывала о чрезвычайной восприимчивости жителей Сантароги ко всевозможным аллергенам, что не позволяло им надолго оставлять родные края. И это была основная причина, по которой местным юношам отказывали в приеме на военную службу.

Всё – один к одному.

Департаменту психической гигиены штата не было известно ни одного случая психических заболеваний или умственных расстройств, зарегистрированных в долине. В психиатрических клиниках штата о сантарогийцах даже не слышали. Психиатр, возглавлявший факультет, на котором работал Десейн, находил это обстоятельство «вызывающим беспокойство».

Торговля табачными изделиями в долине давно прекратилась. Жители долины Сантарога демонстрировали стойкую невосприимчивость к рекламе, что, по словам Мейера Дэвидсона, можно было приравнять к подрывной деятельности, направленной против самих основ существования США.

Здесь невозможно было продать ни сыр, ни вино, ни пиво – если они были произведены за пределами долины. И все, что работало в долине, включая банк, принадлежало исключительно местным владельцам, а они наотрез отказывались от внешних инвестиций.

Отвергали сантарогийцы и «свиную бочку» – дармовые деньги, которые в обмен на голоса местных жителей предлагали долине разные политики. Сенатор от их штата был родом из Портевилла, городка, расположенного довольно далеко от долины. Этот человек был одним из немногих опрошенных Десейном людей, кто не верил, будто жители долины Сантарога были «шайкой сдвинутых придурков и религиозных фанатиков».

– Слушайте сюда, Десейн! – воскликнул этот тип. – Вся эта болтовня по поводу долины Сантарога – просто чушь, не более.

Сенатор, суховатый энергичный человек с копной седых волос и пронизанными кровеносными сосудами белками глаз, носил имя Барстоу и был потомком одной из старейших калифорнийских семей. Его мнение по поводу долины сводилось к следующему:

– Сантарога – последний оплот американского индивидуализма. Это – янки, люди с Восточного побережья, которых судьба забросила в Калифорнию. Нет в них ничего таинственного. Им не нужны никакие преференции, и они не терзают вас глупыми вопросами. Я страстно желал бы, чтобы жители всех округов нашего штата были такими же прямолинейными и честными.

Каждый имеет право на собственное мнение, подумал Десейн. Даже в том случае, если большинство людей этого мнения не разделяет.

Вскоре Десейн спустился в долину. Теперь по обеим сторонам асфальта высились огромные деревья – настоящая Дорога Гигантов, вьющаяся между двумя рядами секвой.

За деревьями скрывались дома. Из отчетов Десейн знал, что некоторые были построены еще во времена «золотой лихорадки». Ажурная готическая вязь украшала деревянные карнизы домов, многие из них были трехэтажными. Из окон их лился желтый свет.

Но было в этих домах нечто, что вызывало тревогу. Точнее, это «нечто» отсутствовало – за окнами гостиных не видно было обычного мерцания телевизионного экрана, и внутренние стены не были подсвечены молочно-белесым отраженным светом электронно-лучевой трубки.

Дорога впереди раздваивалась. Левая стрелка дорожного указателя призывала посетить центр городка; две стрелки, повернутые направо, сообщали, что там находятся местный отель и сыроварня Джаспера.

Десейн повернул направо, под арку, на которой было начертано: «Сантарога. Город, построенный из сыра». Секвойи здесь уступили место раскидистым дубам. Здание сыроварни белело поодаль справа, за сетчатым забором. Судя по царившей там суете и огням, работа в сыроварне не прекращалась ни на минуту. Слева, через дорогу, находилась длинная трехэтажная гостиница, сооруженная в эклектичном стиле тысяча девятисотых годов, с крыльцом во всю длину фасада. Ряды решетчатых окон, большинство из которых были темными, смотрели на засыпанную гравием стоянку перед гостиницей. Над входом красовалась вывеска: «Отель “Долина Сантарога”. Музей “золотой лихорадки”. Работает с 9.00 до 17.00».

Гостиница была первой целью Десейна.

Большинство машин, упершихся в каменный бордюр, тянувшийся параллельно крыльцу, были старыми моделями, впрочем, в отличном состоянии. Более новые марки были припаркованы во втором ряду. Они словно намеренно держались поодаль от ветеранов дорожного движения.

Десейн поставил свой «Форд-Кемпер» около «Шевроле» тридцать девятого года, чьи бока лоснились свежим воском. Красно-коричневое кожаное покрытие сидений, видимых сквозь лобовое стекло, было явно ручной работы.

Игрушка не для бедных, подумал Десейн.

Забрав из «Кемпера» чемодан, он пошел по направлению ко входу в гостиницу. Воздух был пропитан запахом свежескошенного газона, и где-то журчала вода. Это напомнило Десейну детство – садик его тетушки, позади которого протекал ручей. Ностальгия охватила его.

Неожиданно в эту гармонию вторглась диссонирующая нота: на каком-то из верхних этажей ругались мужчина и женщина – он рычал на нее густым хриплым басом, она отвечала тоном визгливой базарной торговки.

– Ни часу не останусь в этой вонючей дыре! – кричала женщина. – Им не нужны наши деньги! И мы им не нужны! Можешь делать все, что хочешь, а я уезжаю.

– Да перестань ты! Ты же не…

Окно захлопнулось, и крики сменились приглушенным бормотанием. Десейн глубоко вздохнул. Случайно услышанная им ссора напомнила ему, зачем он здесь. Вот они, первые из встреченных им людей, разбивших свои носы о Барьер долины Сантарога.

По четырем ступенькам Десейн поднялся на крыльцо и прошел в холл через вращающиеся двери с матовыми стеклянными панелями. Он оказался в просторной комнате с высоким потолком, с которого свисали хрустальные светильники. Стены были обшиты темными текстурированными панелями, напоминавшими древние морские карты. Изогнутая стойка закрывала правый угол холла; за ней зияла открытая дверь, из которой доносился гул распределительного щитка. Сбоку от стойки широкая дверь вела в обеденный зал – белые скатерти, хрусталь, серебро. Слева, в углу, стоял сверкающий никелем старинный дилижанс. Его окружала закрепленная на бронзовых столбиках темно-бордовая бархатная лента, на ней висела табличка: «Руками не трогать!»

Десейн остановился, чтобы осмотреть экипаж. Тот пах пылью и плесенью. На багажном отделении была прикреплена табличка, на которой излагалась история дилижанса: «Использовался на маршруте Сан-Франциско – Сантарога с 1868 по 1871 год». Ниже под табличкой висела рамка, в нее был вставлен пожелтевший лист бумаги, а рядом красовались латунные буквы: «Автограф Блэка Барта, разбойника». На бумажке корявым почерком было написано:

 
Я стоял и ловил свой последний шанс,
Моя жизнь была под вопросом.
Я все ждал этот чертов дилижанс,
Но меня он оставил с носом.
 

Десейн усмехнулся, перебросил чемодан в левую руку, шагнул к стойке и позвонил.

Плешивый, похожий на жердь клерк в черном костюме появился в проеме открытой двери, посмотрел на посетителя взглядом готового броситься на жертву ястреба и спросил:

– Чем могу служить?

– Мне нужен номер, – отозвался Десейн.

– По каким делам приехали? – поинтересовался клерк.

Десейн напрягся, почувствовав угрозу.

– Я устал, – сказал он, – и хочу спать.

– Надеюсь, вы у нас только проездом, – проворчал клерк и, пройдя за стойку, протянул ему черную регистрационную книгу.

Взяв ручку из держателя, стоявшего рядом с книгой, Десейн записал свои данные и расписался. Клерк вытащил из ящика ключ с латунной биркой и произнес:

– Ваш номер пятьдесят первый, рядом с этой чертовой парочкой из Лос-Анджелеса. Не обижайтесь на меня, если они своей руганью не дадут вам заснуть. – Шлепнув ключом по стойке, он добавил: – Стоить это будет десять долларов, и деньги – вперед!

– Я хотел бы поужинать, – сказал Десейн, доставая бумажник и расплачиваясь за номер. – Обеденный зал еще работает? – Он принял из рук клерка чек.

– Закроется в девять.

– А коридорный у вас есть?

– У вас достаточно сил, чтобы самому отнести свой чемодан, – заявил клерк и, показав куда-то за спину Десейну, пояснил: – Подниметесь вон по той лестнице на второй этаж.

Десейн повернулся и посмотрел. За дилижансом был вход в большой зал. Там стояли кожаные кресла с высокими спинками и массивными подлокотниками. Некоторые из кресел были заняты пожилыми людьми, читавшими газеты и журналы. Свет в зале исходил от массивных бронзовых напольных ламп, накрытых абажурами с бахромой. Устланная ковровой дорожкой лестница вела из зала на верхние этажи.

Эту сцену Десейн позднее неоднократно вспоминал как ключ к пониманию действительной природы долины Сантарога как феномена. Суть его состояла в том, что люди здесь намеренно пытались законсервировать время, выдать давно ушедшее прошлое за настоящее и даже будущее.

Слегка обеспокоенный этим первым впечатлением, Десейн произнес:

– Я поднимусь в свой номер потом. Могу я оставить тут свой чемодан, пока схожу поесть?

– Положите на стойку. Никто его не тронет.

Клерк напряженно смотрел на папку, которую Десейн держал под мышкой.

– Что-то не так? – спросил Десейн.

– Все нормально.

Клерк протянул руку, чтобы взять папку, но Десейн шагнул назад и, посмотрев на него, встретился с его злобным взглядом. Тот был явно раздражен тем, что папка осталась у хозяина. Наверняка хотел выяснить, что там внутри.

– Нужно посмотреть кое-какие бумаги, пока буду есть, – объяснил Десейн.

Он повернулся и прошел в обеденный зал. Это была просторная квадратная комната с единственной массивной люстрой по центру потолка и каретными фонарями на стенах, зашитых в темные деревянные панели. Вокруг круглых столов стояли массивные стулья с широкими подлокотниками. Вдоль левой стены располагался бар из тикового дерева, позади него на стене висело зеркало. Гипнотический свет исходил от главной люстры, играя на гранях бокалов, стоящих под зеркалом.

Десейну показалось, будто он ступает по плотному слою ваты, и звуки буквально умирают. Его вход остался практически незамеченным. Бармен в белом смокинге, обслуживающий посетителей, едва взглянул на него и вновь принялся разговаривать со смуглым человеком, сгорбившимся над своей кружкой пива.

Десяток столов были заняты семейными группами. На одном, возле бара, велась карточная игра. За двумя столами сидели одинокие дамы, ловко работавшие вилками.

Десейн ощущал почти физически: люди в зале разделены на две касты. Это чувствовалось по царившему в столовой нервному напряжению, столь резко контрастировавшему с основательностью интерьера. Были местные – уверенные в себе и спокойные, но были и другие – приезжие и проезжающие. Те выглядели усталыми, помятыми, а дети их каждую минуту стремились выйти из-под контроля.

Направляясь к дальнему углу зала, Десейн ловил свое отражение в зеркалах: утомление на овальном лице, вьющиеся волосы взъерошены ветром, в карих глазах застыло напряженное внимание – он словно все еще вел машину. На скулах дорожная пыль. Десейн вытер ее и подумал: Проезжающих прибыло.

– Желаете столик, сэр?

Словно из ниоткуда возник чернокожий официант: белый смокинг, ястребиный нос, резкие мавританские черты, легкая седина на висках. Вид превосходства, никак не соответствующий ни его роли обслуживающего персонала, ни костюму. Десейн сразу подумал об Отелло. Глаза у официанта были карие, внимательные.

– Да, – кивнул Десейн. – На одного.

– Прошу сюда, сэр.

Его провели к столику около ближайшей стены. Один из каретных фонарей купался в теплом желтом свете. Когда спинка и подлокотники обняли уставшее тело Десейна, он перевел взгляд на столик возле бара, где четверо мужчин играли в карты, и узнал одного из них. Это был человек с фотографии, которую показывала ему Дженни – Лоренс Пиаже, ее дядя, врач, автор статьи об аллергенах, когда-то опубликованной в медицинском журнале. Пиаже был крупным седовласым мужчиной с округлым мягким лицом, в нем странным образом угадывалось нечто восточное – впечатление усиливалось веером карт, которые он прижимал к груди.

– Меню? – спросил официант.

– Да… Скажите, кто эти люди, что играют с доктором Пиаже?

– Простите, сэр?

– Кто они?

– Вы знаете доктора Лоренса?

– Я знаю его племянницу, Дженни Сордж, – ответил Десейн. – Она показывала мне фотографию доктора.

Официант бросил взгляд на папку, которую Десейн положил на стол.

– Вы – Десейн, – произнес он. – Широкая белозубая улыбка осветила темное лицо официанта. – Университетский приятель Дженни, – добавил он.

У слов официанта был столь сложный подтекст, что Десейн уставился на него, приоткрыв рот.

– Дженни говорила о вас, сэр, – пояснил официант.

– Вот как?

– А если вы хотите знать, с кем играет доктор Лоренс… – Официант вполоборота повернулся к играющим и принялся перечислять: – Напротив доктора сидит капитан Эл Марден из дорожного патруля. Справа – Джордж Нис, он управляющий на сыроварне Джаспера. А слева – это Сэм Шелер, он руководит нашей независимой заправкой. Сейчас я принесу вам меню, сэр. – И он направился к бару.

Десейн не мог отвести взгляда от игроков, удивляясь, чем привлекает его внимание эта четверка. Марден, который сидел спиной к нему, был в темно-синем костюме, с густой рыжей шевелюрой. Он повернулся направо, и Десейн увидел узкое лицо и сжатые губы, уголки которых были слегка опущены в язвительной усмешке.

Шелер с независимой заправки (что же это все-таки такое?) был смуглым, на его угловатом индейском лице выделялись плоский нос и большие губы. У сидевшего напротив него Ниса через жиденькие песочного цвета волосы проглядывала лысина; глаза у него были голубые, с тяжелыми веками, а над раздвоенным подбородком широкой прорезью шевелились время от времени губы.

– Ваше меню, сэр! – Официант положил перед Десейном папку в красной обложке.

– Похоже, мистер Пиаже и его друзья получают от игры истинное удовольствие, – заметил Десейн.

– Эта игра – некий ритуал, сэр. Каждую неделю, примерно в один и тот же час, они собираются здесь, обедают, а потом играют. Это так же неизменно, как закат солнца.

– А во что они играют?

– Разные игры, сэр. Иногда в бридж, порой – в пинокль. Бывает, что и в вист, а то и в покер.

– А что это означает – «независимая заправка»? – спросил Десейн и внимательно посмотрел на темную физиономию официанта.

– Видите ли, сэр, мы здесь, в долине, предпочитаем не иметь дела с компаниями, которые сами назначают цену. Мистер Сэм покупает горючее у тех, кто дает лучшую цену. И получается на четыре цента за галлон дешевле.

Десейн отметил: нужно внимательно разобраться с этим аспектом Барьера долины Сантарога. Это вполне разумное решение – не покупать горючее у крупных компаний. Но откуда же тогда они берут бензин и прочее?

– Ростбиф очень хорош, сэр, – сказал официант, показав на меню.

– Рекомендуете?

– Да, сэр. Зерно в нашей долине созревает отменно. Есть свежая кукуруза в початках и картофель от Джаспера – это все с сырным соусом. Исключительный вкус. А еще – земляника из теплиц на десерт.

– А как насчет салата?

– Зелень на этой неделе не удалась, сэр. Но я принесу вам суп. Будет борщ со сметаной. И, конечно, пиво. Попробую найти что-нибудь из местных сортов.

– С вами в меню нет никакой необходимости, – улыбнулся Десейн, возвращая красную папку официанту. – Несите все поскорее, пока я не съел скатерть.

– Немедленно несу, – отозвался официант и ушел – в белом смокинге, широкоплечий, уверенный в каждом своем движении.

Настоящий Отелло.

Вскоре он вернулся с дымящейся тарелкой супа, в центре которой плавала сметана, и большой кружкой темного янтарного пива.

– Я вижу, вы здесь единственный темнокожий официант, – произнес Десейн. – У них тут особый отбор персонала?

– Вы хотели спросить, не являюсь ли я выставочным экземпляром? – В голосе официанта прозвучала настороженность.

– Мне просто интересно, есть ли в долине Сантарога проблема с интеграцией различных этнических групп.

– В долине живут около тридцати цветных семей. Может, сорок. И мы не обращаем внимания на цвет кожи. – В голосе официанта зазвенели стальные нотки.

– Я не хотел вас оскорбить.

– Вы меня и не оскорбили.

Улыбка тронула уголки губ официанта и тут же исчезла.

– Вообще, должен признать, что чернокожий официант – это как бренд, – добавил он. – Особенно в таком месте.

Он окинул взглядом монументальные стены, обшитые дорогим деревом, и продолжил:

– Раньше тут было много таких, как я. Теперь я один, и это – нечто вроде местного колорита.

Он вновь улыбнулся белозубым ртом.

– Работа хорошая, я не жалуюсь, хотя мои дети пошли дальше. Двое из них работают в кооперативе. А один станет юристом.

– У вас трое детей?

– Два мальчика и девочка. Но вы извините меня, сэр. Я обслуживаю и другие столики.

– Конечно, конечно…

Официант отошел, а Десейн взялся за кружку с пивом.

Несколько мгновений он вдыхал его острый запах, в котором улавливались ароматы подвала и грибов. Десейн вдруг вспомнил, как Дженни хвалила местное сантарогийское пиво. Он сделал глоток – все именно так, как Дженни и говорила: мягкое, нежное, с легким послевкусием солода. Дженни…

Почему, когда она отправлялась в свои еженедельные поездки домой, никогда не приглашала его в долину Сантарога? Джейн ведь не пропустила ни одного уикенда! А их свидания часто приходились на середину недели. Десейн вспоминал, что она о себе рассказывала – сирота, выращенная и воспитанная дядей, доктором Пиаже, да незамужней тетей… Сарой.

Десейн сделал еще глоток, после чего попробовал суп. А они неплохо сочетались! Сметана пахла примерно так же, как и пиво – новым, непривычным ароматом.

Вне всякого сомнения, Дженни была в него влюблена. Он отвечал ей тем же, и эта привязанность волновала его. Но почему тогда она ни разу не позвала его посмотреть долину, познакомиться с ее семьей? Правда, порой Дженни неуверенно интересовалась – а что бы он подумал о практике в долине Сантарога? Мог бы запросто обсуждать разные замысловатые случаи с ее дядей.

Да какие там случаи? Десейн попытался вспомнить и не сумел. Отчеты, которые присылал из долины Сантарога доктор Селадор, неизменно содержали одну и ту же фразу: «Случаев психических расстройств не отмечено».

Дженни…

Он вспомнил вечер, когда сделал ей предложение. Теперь уж неуверенность оставила ее. Он должен был ехать с ней, и точка!

Десейн вспомнил свой недоуменный вопрос:

– Но почему мы обязательно должны жить в долине Сантарога?

– Потому что в других местах я жить не могу, – ответила Дженни.

И слово в слово повторила сказанное.

Любишь меня – люби мою долину.

Как Десейн ни умолял Дженни, объяснений добиться не смог. И хотя его мужское самолюбие терпело долго, в конце концов, злость в нем вскипела. Она что, думает, будто нигде, кроме как в Сантарога, он ее содержать не сможет?

– Приезжай в долину и просто посмотри на нее, – просила Джейн.

– Только в том случае, если ты согласишься жить в другом месте.

Это был тупик.

Вспоминая эту ссору, Десейн почувствовал, как кровь приливает к лицу. Это была их последняя неделя.

Два дня Дженни не отвечала на телефонные звонки. А после этого и он перестал звонить, словно укрывшись в поврежденной скорлупе своего раненного самолюбия.

А вскоре и Дженни окончательно скрылась в своей драгоценной долине. Наступив на горло собственной гордости, Десейн писал ей, обещал приехать, но ответа на получал. Долина будто проглотила Дженни.

Именно эта долина – та, где он сейчас находился.

Десейн вздохнул и оглядел обеденный зал, вспоминая, с каким воодушевлением Дженни говорила о долине Сантарога. Странно, но ни сам зал, ни сидевшие здесь жители городка не соответствовали тому образу, который, со слов Дженни, создал в своем воображении Десейн.

Но почему она не отвечала на его письма? Вероятно, вышла замуж. Наверное, так.

Мимо дальнего конца бара с подносом в руках прошел чернокожий официант. Бармен помахал ему и позвал:

– Уин!

Официант остановился, приблизился и, поставив поднос на стойку, наклонился к бармену. Десейну показалось, что они спорят. Наконец официант, резко покачав головой, сказал что-то бармену, подхватил поднос и направился к столику Десейна.

– Вот ведь чертов зануда! – усмехнулся он и, опустив поднос на столик, принялся расставлять тарелки с едой. – Говорит мне, будто я не имею права принести вам пива от Джаспера. Здесь сидит дружок нашей Дженни, а я не могу принести ему пива от Джаспера!

Вскоре злость уступила место прежнему добродушию; официант поставил перед Десейном тарелку с ростбифом.

– Так много на свете зануд! – произнес он с белозубой улыбкой.

– Я слышал, как бармен назвал вас Уином.

– Уинстон Бурдо, сэр, – представился официант. – К вашим услугам.

Обойдя стол и приблизившись к Десейну, он возмущенно повторил:

– Не дал мне для вас пива от Джаспера, сэр!

После чего взял с подноса запотевшую бутылку и поставил возле кружки.

– Это, новое, не такое хорошее, как то, что вы пьете, сэр. Зато мясо – от Джаспера. И этот зануда ничего со мной не смог сделать.

– Джаспер? – произнес Десейн. – Я думал, они производят только сыр.

Бурдо, закусив губу, внимательно посмотрел на бутылку с пивом.

– Да, сэр! Здесь все продукты от кооператива. Разве Дженни вам об этом не говорила?

– Нет.

– Вы ведь доктор Десейн? Гилберт Десейн, верно?

– Да.

– Вы ведь милый дружок нашей Дженни! – Он улыбнулся и добавил: – Ешьте, сэр! Отличная еда!

Десейн не успел собраться с мыслями, как Бурдо поспешил прочь.

Милый дружок! Не бывший дружок, а именно дружок! Милый! Десейн почувствовал, как заколотилось его сердце, и обозвал себя идиотом. Это просто у Бурдо такая манера выражаться, только и всего!

В смущении он склонился над ростбифом. Тот полностью соответствовал тому, что о нем говорил Бурдо – нежный, сочный! Сырный соус на картофеле имел тот же едва уловимый острый привкус, которым отличались пиво и сметана.

Милый дружок нашей Дженни…

Слова Бурдо ввергли Десейна в смятение. Он оторвался от еды и, подняв голову, принялся высматривать официанта. Того нигде не было. Джаспер. Вот откуда этот острый привкус, этот ранее незнакомый аромат. Он посмотрел на принесенную бутылку пива. Это – не от Джаспера. Не такое хорошее? Десейн пригубил прямо из горлышка бутылки и почувствовал – у этого пива горький металлический привкус. Вновь приложился к кружке. Пиво мягкое, нежное. Проясняет голову и смывает с языка противный привкус бутылочного пива.

Поставив кружку на стол, он посмотрел в сторону бара и встретился взглядом с барменом. Тот нахмурился и отвернулся.

Вроде все это были сущие пустяки – два разных пива, спор официанта и бармена, сам бармен, который за ним наблюдал, но в сочетании этих незначительных, как тиканье часов, событий Десейн уловил признаки опасности. Он напомнил себе: двое его предшественников уже погибли в долине Сантарога. Не повезло им! Один не справился с управлением, и его машина на полной скорости улетела в овраг, а другой упал со скалы в реку и утонул. Несчастные случаи, что подтвердила полиция штата.

В глубокой задумчивости Десейн вернулся к еде.

Наконец Бурдо принес землянику и, пока Десейн пробовал ягоды, стоял над ним, склонившись.

– Вкусно, сэр?

– Очень! Гораздо лучше, чем та бутылка пива.

– Моя вина, сэр! Может, в следующий раз? – Он откашлялся и спросил: – А Дженни знает, что вы приехали?

Десейн отложил ложку и посмотрел в тарелку с земляникой, словно пытался увидеть там свое отражение. Неожиданно перед его мысленным взором возникла Дженни – в красном платье, оживленная, смеющаяся, энергичная.

– Нет, – ответил он. – Пока нет.

– Вы ведь знаете, что Дженни не замужем, сэр?

Десейн посмотрел на игроков в карты. Они выглядели загоревшими. Признак здоровья. Дженни не замужем? Доктор Пиаже поднял голову от своих карт и сказал что-то человеку, сидевшему от него слева. Оба рассмеялись.

– Ее номер есть в телефонной книге, мистер Бурдо? – спросил Десейн.

– Она живет в доме доктора Пиаже, сэр. А почему бы вам не звать меня просто по имени – Уин?

Десейн помолчал. В голосе Бурдо явно присутствовал южный акцент. Его дружелюбие, а также то, с какой открытостью он делился информацией о Дженни – все это носило отпечаток южного гостеприимства, южной теплоты и открытости… Но под дружелюбием скрывалось и нечто иное – настороженность и напряженное внимание. Психолог в Десейне был начеку.

– А вы давно живете в долине, Уин? – спросил Десейн.

– Да уж почти двенадцать лет.

– Как вы здесь оказались?