Текст книги "Одинокая в толпе"

7

Линн стояла перед своим шкафчиком в раздевалке, печально рассматривая кипу учебников и тетрадей, в которых неизвестно сколько времени собиралась навести порядок. Последний урок закончился, и впереди были выходные. Почему же она не радовалась этому, как обычно?

В голове ее продолжали звучать слова мистера Коллинза. Если бы он был прав – если бы действительно существовало нечто такое, что раз и навсегда доказало бы ей, что она чего-то стоит! Глядя на беспорядок в шкафчике, Линн подумала о том, чтобы принять предложение матери посетить салон «Серебряная дверь». Может, стоит рискнуть – а также попробовать носить контактные линзы и что-то сделать с волосами?

Линн резко захлопнула дверцу шкафчика и помчалась через фойе в женский туалет. Поставив рюкзак на пол, она прошла по кафельному полу к умывальнику и взглянула на себя в зеркало.

«Боже праведный», – подумала она.

Она выглядела еще хуже, чем думала. Волосы были необычайно непослушными сегодня и стояли над головой в виде угловатого нимба. Очки заляпаны, а кожа при флюоресцентном освещении туалета выглядела даже более болезненно желтой, чем обычно. А одежда! Линн даже не помнила, как одевалась сегодня утром, но что побудило ее натянуть все те же обвислые джинсы и старую морскую футболку?

«Вот оно, – сказала себе Линн, рассматривая собственное отражение в зеркале. – Вот она, реальность».

Внезапно она почувствовала, что ей надоело быть такой неряхой. Да, небо не одарило ее при рождении красотой, но это вовсе не означало, что нужно плюнуть на себя и еще больше усугубить ситуацию.

Полная решимости, Линн вылетела из туалета в коридор и столкнулась с ним. Лицо ее густо покраснело.

– Гай… – пробормотала она, неуклюже отступив назад и чуть не упав.

Гай рассмеялся и протянул руку, чтобы подхватить ее.

– Куда ты мчишься? – поинтересовался он.

Линн сглотнула. Она ощущала тепло его руки на своей.

– Строго говоря, я просто шла домой, – призналась она.

«Ну, давай, спроси его, пойдет ли он домой пешком», – подталкивала Линн себя.

Но она просто продолжала стоять, молчаливая и смущенная, мечтая, что пол разверзнется и она навсегда исчезнет.

– Ну, если ты подождешь минуту, я пойду с тобой, – радостно сказал Гай. – Мне нужно только забрать кассеты.

– Я буду здесь, – нервничая, сказала Линн.

Песенный конкурс каким-то образом она успела выбросить из головы. Но, как только Гай напомнил о нем, сердце ее заколотилось. Может быть, он уже слушал «Глядя извне». Может быть, весь состав «Друидов» слушал – и решил отказаться от этой песни! Теперь она была уверена, что совершила большую ошибку, решившись подвергнуть свое творение такому серьезному испытанию, как конкурс «Друидов». Кого она пытается обмануть?

– Как идет песенный конкурс? – спросила она с пересохшим ртом Гая, когда тот вернулся.

Глаза его загорелись.

– Ты не поверишь, – сказал он, открывая перед ней дверь и выходя вслед за ней на улицу, где оба ощутили тепло и сладость дневного воздуха. – Во время обеда мы прослушали пленки, и вечером группа соберется опять, чтобы прослушать их еще раз. Но думаю, что мы уже нашли то, что нам нужно. Эта девушка написала просто потрясающую песню. Да она еще и поет! От такой песни мурашки бегут по коже. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Линн удрученно посмотрела на него. Он уже нашел певицу своей мечты и даже не слышал ее, Линн, песни! Она почувствовала неприятный привкус во рту. Внезапно она представила себе Гая, обнимающим автора-победительницу, какую-нибудь фигуристую девицу с красивым лицом.

«Это нечестно», – горько подумала она.

– Я очень хочу, чтобы ты услышала, как она поет, – продолжал Гай, отчего она почувствовала себя еще хуже. – Линн, мне кажется, что ты действительно разбираешься в женщинах-исполнительницах. Скажи, что ты об этом думаешь, – с энтузиазмом добавил он, вытаскивая из рюкзака плеер и кассету.

Он вставил кассету в магнитофон и передал Линн наушники.

Глаза Линн раскрылись от изумления, когда из поролоновых наушников запел ее собственный голос. Гай слушал ее кассету, и ему понравилось! Как он сказал?

«Песня, от которой мурашки бегут по коже…»

С трудом сдерживая себя, Линн прослушала песню до конца, затем сняла наушники и отдала Гаю плеер.

– Не знаю, право, – осторожно сказала она, глядя в тротуар. – Тебе она действительно нравится?

Гай в нетерпении мотнул головой.

– Она потрясающая! Мне хочется слушать песню снова и снова. Она просто не выходит из головы.

Лицо Линн горело.

– А текст? – спросила она. – Думаешь, он достаточно оригинален?

– Оригинален? – Гай уставился на нее. – Бесподобный текст. Если бы только, я смог найти эту девушку и сказать, что я о ней думаю…

Пульс Линн участился.

– Что ты имеешь в виду? – осторожно спросила она. – Должно быть, ее нетрудно найти.

Гай печально покачал головой.

– В том и весь ужас, – простонал он. – Она не подписала кассету! Можешь себе представить, она участвует в конкурсе анонимно. Конечно, по-иному и быть не могло. Мы получаем одну великолепную песню-участницу и не можем найти автора!

Линн ощутила облегчение. Значит, она вне опасности. «Друиды» не имеют ни малейшего понятия, кто написал песню.

– Может быть, она признается, когда вы объявите победителя, – небрежно сказала она, в то же время подумав:

«Нет уж, не признается, пока я контролирую ситуацию».

Гай нахмурился.

– Надеюсь, – ответил он. – Линн, это замечательная девушка. У нее действительно талант! Голос у нее такой, что она могла бы добиться самого большого успеха, если у нее будет хороший ансамбль. Ты же видишь, – сказал он взволнованным голосом, – мы обязаны найти ее!

– Интересно, как она выглядит? – сказала Линн, пряча глаза.

Гай на минуту замолк.

– Не знаю, – мягко произнес он, однако глаза его светились. – Но чувствую, что она поистине страстная, поистине необычайная. Даже просто слушая ее, я представляю, что она не похожа ни на кого, кого я знаю. Черт побери, – закончил он, совсем не дыша, – представляешь, как было бы здорово, если бы мы аккомпанировали ей. Это было бы ожившей мечтой. Как будто играть для Линды Ронстадт, – улыбнулся он Линн.

У Линн снова пересохло во рту. Гай, наверное, представляет себе, что эта девушка и выглядит, как Линда Ронстадт.

«Совершенно особенная» – так он сказал.

Линн не нужно было долго думать, чтобы представить, что он имел в виду. С хорошей фигурой, грациозная, красивая, такая, которая на сцене будет так же хорошо смотреться, как и звучать.

Как правильно она поступила, не признавшись в авторстве песни! Она ни за что не хотела бы разочаровать Гая, разбить на части его мечту. Пусть он по-прежнему думает, что анонимный автор этой песни – та девушка, которую он ждал всю жизнь.

Линн знала, как ей надо поступить, и она была полна решимости, и просто обязана сделать так, чтобы никто не узнал правды, сколь бы трудно ей ни было продолжать прятаться.

– Ну, ладно, Элизабет Уйэкфилд, – воскликнула Джессика, запрыгивая на сиденье «фиата» рядом с сестрой.

Была пятница, и двойняшки собирались ехать из школы домой.

– Ты сама скажешь, кто этот анонимный песенник, или я должна заставить тебя это сделать?

Элизабет рассмеялась.

– Ты льстишь мне, – сухо сказала она. – Откуда мне знать?

Джессика нахмурилась:

– Ну серьезно, Лиз. Мы с Карой уже решили, что эстафета «Качаемся без перерыва» будет прекрасным местом, чтобы объявить имя этой таинственной женщины. Это привлечет народ! Но мы не сможем огласить ее имя, пока не узнаем, кто она.

– Это не лишено смысла, – заметила Элизабет и засмеялась. – Твоя проницательность потрясает меня.

Джессика надула губы.

– Я не шучу, – сказала она. – Неужели ты не скажешь даже любимой сестре? Человеку, ближе которого у тебя никого нет во всем мире?

Элизабет рассмеялась:

– Ты что правда удивишься, если я скажу, что не имею понятия, кто эта таинственная певица?

Джессика заморгала:

– Не верю. Моя сестра, суперрепортер, девушка, которая всегда все узнает раньше всех. Как ты можешь не знать, кто на самом деле эта певица?

– Потому что, – сказала Элизабет, заводя машину и выезжая со стоянки, – никто не знает, Джес. Думаю, в этом весь смысл. Она правда хочет, чтобы никто не знал.

Джессика выглядела раздавленной.

– Что за дурацкая шутка? Как же мы завтра огласим ее имя?

Элизабет рассмеялась:

– Видимо, не получится. А что, у вас завтра и так недостаточно всего?

– Да нет, достаточно. Но это так подошло бы. Мы уже все продумали!

– Странно, – заметила Элизабет. – Почему же эта девушка не хочет получить признание за свою песню? Тем более что она несомненно очень талантлива.

– Тут я ничего не подскажу, – ответила Джессика. – Если бы я написала такую песню, то можно биться об заклад, я бы этого не скрывала!

– Трудно представить, чтобы ты хоть что-нибудь скрыла, – сказала Элизабет с улыбкой.

Затем лицо ее посерьезнело.

– Но это все же действительно странно. Может быть…

– Может быть, что? – спросила Джессика, которая достаточно хорошо знала сестру, чтобы по задумчивому выражению ее лица понять, что та, возможно, о чем-то догадывается.

Элизабет нахмурилась, продолжая вести машину.

– Не знаю, Джес. Но мне это кажется странным. И в какой-то мере печальным. Потому что та, кто написала эту песню, раскрыла душу. Начинаешь думать, что…

– Ну, она ничего другого не должна ожидать, если не хочет даже, чтобы люди узнали, кто она, – прервала ее Джессика.

– Да, но в этом может отчасти и заключаться проблема, – размышляла Элизабет. – К тому же песня очень личная. Тот, кто написал ее, может не желать признаться в своих чувствах. Особенно, если она застенчива или человек, не слишком уверенный в себе.

Джессика передернула плечами.

– Скорее всего, она сама себя объявит, когда узнает, что выиграла конкурс. Судя по тому, о чем говорили Дана и Гай за обедом, это вопрос решенный.

Элизабет остановилась на красный сигнал светофора и повернулась к Джессике.

– Может быть, сегодня вечером мы узнаем побольше, – предположила она.

Двойняшки собирались вечером пойти в «Бич Диско» – популярный танц-клуб прямо на берегу океана.

– Гай сказал мне, что собирается устроить серьезный розыск этой девушки. И у меня такое чувство, что он начнет его сегодня вечером!

8

К половине десятого танцы в «Бич Диско» были в полном разгаре. Диск-жокей заводил самые популярные песни, и танцевальный зал был заполнен учащимися из школы Ласковой Долины. Джессика танцевала с Кеном Мэтьюзом, и ее узкие белые джинсы расцвечивались разным цветом от загорающихся и гаснущих наверху ламп. Кен, симпатичный блондин, капитан футбольной команды, только что разорвал роман с Сюзанной Хэнлон – капризной и претенциозной старшеклассницей, вознамерившейся сделать из спортсмена-удальца Кена человека «культурного». Элизабет этот танец не танцевала, уже устав от предыдущего с Уинстоном Эгбертом.

– Клянусь, – в шутку сказала она Инид, сидящей вместе с ней за маленьким столиком, – танцевать с Уинстоном – все равно что бежать марафон. У парня энергии на пятерых нормальных людей.

Инид хихикнула.

– Ну, мне тоже не мешает передохнуть, – сказала она подруге, убирая с лица расческой гладкие каштановые волосы. – Строго между нами, – добавила она, понизив голос, – думаю, что Брент Стейн прекрасный танцор.

Брент, высокий серьезный старшеклассник с серыми глазами и саркастическим юмором, был последней тайной любовью Инид.

– Смотри, – внезапно воскликнула Элизабет, взглянув в сторону. – Сюда идет Гай Чесни. Он как будто не в себе.

– Он разыскивает таинственную певицу, – сказала Инид. – Что-то подсказывает мне, что он сейчас попросит твоей помощи. И еще подсказывает, – она поспешно вскочила, – что мне пора пойти и убедить Брента Стейна танцевать следующий танец со мной.

– Ты покидаешь меня, – недовольно сказала Элизабет.

– Правильно, – засмеялась Инид. – Увидимся.

Через минуту Инид уже растворилась среди танцующих, а Гай, естественно, оказался около столика Элизабет.

– Лиз, – окликнул он ее, когда подошел достаточно близко, чтобы музыка не заглушала его, – я повсюду тебя ищу!

Элизабет улыбнулась:

– Что-то подсказывает мне, что ты ищешь не только меня. Но, Гай, я понятия не имею, кто эта таинственная певица. Поверь, мне так же хотелось бы это знать, как и остальным.

– Лиз, – произнес Гай, явно расстроенный, – можем мы на пару минут выйти отсюда? Здесь я ничего не слышу.

– Хорошо, – сразу ответила Элизабет.

Гай ей нравился, и она хотела как-то ему помочь. Во всяком случае, она будет внимательным слушателем, а кроме того, с удовольствием выйдет на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.

– Ух, – произнес Гай, закрыв за собой дверь дискотеки и вдыхая мягкий ночной воздух. – Боже, что может сравниться с запахом океана, – добавил он, протягивая Элизабет руку и помогая ей перебраться через волнорез, отделяющий дискотеку от гладкого песчаного пляжа.

Элизабет охватила невольная дрожь, когда она увидела отражение овала луны на морщинистой поверхности воды перед ними.

– Здесь бесподобно, – словно выдохнула она.

Гай поднял ракушку и бросил ее в море.

– Люблю воду. Когда я был маленьким, то часто часами просиживал на пляже. Я был уверен, что если смотреть очень внимательно, то можно увидеть Китай.

Элизабет вопросительно взглянула на Гая своими бирюзовыми глазами.

– Но сейчас-то ты ищешь не Китай, – нежно сказала она.

– Ты догадлива, Лиз. Именно поэтому мне захотелось выйти сюда и поглядеть на воду. Для меня в этом всегда было чудо. А сегодня мне кажется, что именно чудо мне необходимо.

Элизабет улыбнулась:

– Может быть, я догадлива, но я не волшебница. Мне действительно хотелось бы помочь тебе найти эту таинственную певицу, но у меня нет ни малейшей догадки.

– Ты уверена? Ни малейшего подозрения?

Элизабет покачала головой. Гай был так расстроен, что ей захотелось расплакаться.

– Правда, Гай. Ни малейшего подозрения. – На минуту она задумалась: – А ты не думал о том, что она не желает быть раскрытой? Ведь девушка не просто так решила участвовать в конкурсе анонимно?

Лицо Гая помрачнело.

– Лиз, я обязан ее найти! Я снова и снова включаю эту песню, и такое впечатление – даже не знаю… Как будто она написана для меня или что-то в этом роде. Это звучит странно, но, когда я слышу ее голос, меня охватывают совершенно необычные чувства. Как будто это та, кого я искал всю жизнь. Я просто обязан найти ее!

Элизабет с удивлением выслушала эту полную отчаяния речь.

– Я хотела бы помочь тебе, – нежно сказала она.

– Я просто подумал – ведь ты работаешь в «Оракуле» и все такое, – что ты можешь оказаться хорошим следователем. – Он выглядел смущенным. – Знаешь, все всегда говорят, что хороший репортер должен быть сыщиком. А ты самый лучший репортер, которого я знаю! Просто я надеялся…

Элизабет покачала головой и сочувственно взяла его за руку.

– Я, конечно, помогла бы, если бы могла, – сказала она. – Честное слово. Но я не представляю даже, с чего начать. Даже хорошему репортеру нужна подсказка, а тут, похоже, даже не от чего оттолкнуться!

– Ну, все равно спасибо, – произнес Гай, грустно глядя на океан. – Думаю, я побуду здесь еще немного, – сказал он вопросительно посмотревшей на него Элизабет. – Ты не против, Лиз? Мне просто нужно побыть одному, еще раз все продумать.

– С тобой все в порядке?

Гай кивнул.

– Спасибо, Лиз. Я знаю, что ты помогла бы, если бы могла. Ты хороший человек.

Элизабет вздохнула. Ей совершенно не хотелось оставлять его одного в расстроенных чувствах. Но она сказала правду. Она совершенно не догадывалась, кто же эта таинственная певица, которую ищет Гай.

– Ну, и что Гай? – спросила Инид, снова садясь за стол и потягивая через соломинку прохладительный напиток. – Ты убедила его, что та, кого он ищет, – это я? Что это я величайший музыкальный талант во всей истории школы Ласковой Долины?

Элизабет дружелюбно рассмеялась.

– Да брось ты, Инид. Вообще-то, – сказала она, понизив голос, – я даже волнуюсь за него. Он, похоже, как-то слишком взволнован из-за этой девушки. Может быть, он…

– Может быть, он – что?

Элизабет нахмурилась:

– Ну, это уже не похоже на то, что он интересуется ею как руководитель конкурса талантов. Это выглядит, как будто эта девушка проникла ему в душу, как будто она начинает действительно что-то значить для него – и не только как сочинитель песен.

Зеленые глаза Инид расширились.

– Ты думаешь…

Элизабет размешала соломинкой напиток.

– Думаю, Гай Чесни влюбился, – наконец выговорила она; ее взгляд был полон тревоги. – Беда в том, что он даже не знает ее имени! И не имеет ни малейшего представления, где ее искать.

– Да! – завороженно произнесла Инид. – Это самая романтичная история, какую я слышала за всю свою жизнь! – Она бросила через зал взгляд на Б рента. – Может, мне тоже попробовать? – добавила она, захихикав от собственных мыслей. – Можешь себе представить, что я пошлю Бренту кассету с записью собственной песни? «Хочешь ли ты испытать удачу… – пропела она безо всякой мелодии. – Рискни и потанцуй со мной…»

Элизабет благосклонно покачала головой:

– Ты с ума сошла. Совершенно. Однако если говорить серьезно, то я волнуюсь за Гая. Не представляю, как он ее найдет.

– Я знаю, – сказала Инид, перестав смеяться. – Все это слишком грустно. Вот если бы эта девушка просто призналась и рассказала всем кто она!

– Это было бы прекрасно, – отозвалась Элизабет. – Но что-то подсказывает мне, что этого не произойдет.

– Думаю, ты права, – согласилась Инид. – И бедный Гай либо забудет про свою девушку, либо будет напрасно терять время, гоняясь за призраком.

– Интересно, – задумчиво произнесла Элизабет, – догадывается ли этот призрак о том, какой переполох она устроила?

Линн находилась наверху, в спальне, и с недовольством рассматривала содержимое своего стенного шкафа. На полу вокруг нее валялась куча журналов моды, в каждом из которых были напечатаны советы на разные темы: как навести порядок в шкафу, как улучшить форму бедер, как подкрасить волосы, как сделать так, чтобы скулы казались выше. В этом было что-то загадочное, что-то от того мира, который Линн всегда отказывалась принимать. Она вынуждена была признать: некоторые из статей были занимательными. От идеи тратить столько времени на свою внешность веяло декадентством. Но было в ней и что-то привлекательное!

Это происходило в пятницу вечером, и матери не было. Линн полностью использовала ее отсутствие. Первую половину вечера она провела в ванной, по очереди вливая в горячую воду различные загадочные лосьоны. Масла того, масла этого – казалось, что она на уроке химии!

Выйдя из ванной, Линн завернулась в огромное мягкое банное полотенце. А затем, усевшись за широкую блестящую стойку в ванной, под флюоресцентными лампами, она долго и внимательно смотрела на себя в зеркало. Ей захотелось выщипать брови, но делать это в очках было слишком трудно. Тогда, впервые за несколько месяцев, она надела контактные линзы. Выщипывать брови было больно! К тому же она все время чихала. Однако журналы об этом предупреждали. К тому же она вынуждена была признать, что итоговый результат был интересным. Глаза ее теперь казались больше, чем обычно, и более широко расставленными.

Затем, критически осмотрев кучу старых джинсов в шкафу, она задумалась над тем, подойдет ли ей то, что журналы советовали для ее фигуры.

«Полностью используйте преимущества высокой и худощавой фигуры, – было написано в одной из статей. – Носите одежду ярких цветов, с полосами и узорами – и одежда не должна на вас висеть!»

– Какой кошмар, – сказала Линн, глядя на неряшливую одежду, которую она носила последние годы. Вся она походила на ту грязную форму, в которой Линн в детстве играла в футбол. Теперь она вынуждена была признать, что как-то несерьезно подходила к вопросу о том, во что она одевалась. Настало время это изменить.

У самой стены в шкафу висела одежда, которую мать настойчиво покупала ей на каждое Рождество и на дни рождения. Линн почти что не разглядывала ее, когда открывала пакеты, думая о том, что лучше бы ей подарили пластинки или ноты. Теперь она впервые рассматривала эту одежду. И многие из вещей оказались совсем не плохи. Они были гораздо более яркими и броскими, чем то, к чему она привыкла. Наконец, она остановила свой выбор на хлопчатобумажном комбинезоне с синим рисунком. Он был похож на модель из последнего номера журнала «Инженю». Линн нашла нужную страницу в журнале, полная решимости максимально точно скопировать модель. Она надела комбинезон поверх футболки, обвязала пояс вокруг талии и даже нашла у матери неплохие серьги.

– Хм, – произнесла она, рассматривая итог своих усилий в зеркале.

Она еще не стала красавицей, но уже выглядела интересной. Впервые в жизни Линн осознала, что ей вовсе не обязательно походить на огромный бобовый стручок. Она могла выглядеть высокой и худощавой, что, если верить всем этим журналам, и было идеалом. Яркий комбинезон делал ее более интересной и стройной, а не просто худой.

«В любом случае, – сказала себе Линн, – начало положено».

Может быть, когда мать вернется, она попросит отвести ее в «Серебряную дверь». Может быть, они смогут хоть что-то сделать с волосами – ничего особенно кардинального, – а также дадут несколько советов, как пользоваться косметикой…

К ее удивлению, снизу послышался звук открывающейся входной двери. Мать уже дома, и она не успеет убраться в ванной и снять с себя этот идиотский костюм! Дрожащими руками Линн попыталась снять материны серьги.

«Она посмеется надо мной, – в ужасе подумала Линн. – Она посчитает меня клоуном, полным посмешищем…»

– Линн, – раздался голос миссис Генри. – Я решила сразу после ужина вернуться домой. Очередь в кино была слишком длинной.

– Сейчас иду, мам! – крикнула в ответ Линн, неподвижно застыв перед зеркалом.

– Не волнуйся, – отозвалась мать уже с середины лестницы. – Мне все равно еще надо разуться. Эти туфли погубят мои ноги. – Голос матери приближался с каждым словом, а Линн, совершенно несчастная, просто застыла на месте. Теперь поздно что-либо делать. Придется встречать ее в таком виде.

– Что ты делаешь, дорогая? – спросила она, постучавшись в дверь и через секунду открыв ее. – Могу я… – начала она, но не успела закончить своего вопроса. – Линн, на тебе комбинезон, который я покупала?

– Не смейся, – чуть не подавилась слезами Линн. – Я просто хотела попробовать – попробовать выглядеть получше…

– О, дорогая! – воскликнула мать, подойдя и обняв руками дочь. – Линн, ты выглядишь прекрасно! Действительно прекрасно! И я никогда, никогда не посмеюсь над тобой, – нежно добавила она, раскачивая дочь и разглаживая ее волосы. – Дорогая, ты – все, что у меня есть во всем мире. Неужели ты не понимаешь?

Линн слегка отстранилась и посмотрела на мать.

– Как ты думаешь, могу я в скором времени пойти с тобой в твой салон? – спросила она. – На этот раз я действительно хочу попытаться. Мне надоело быть такой неряхой.

– Ах, Линн, – ответила, запинаясь, миссис Генри. – Конечно, ты можешь пойти в салон. Но ты не неряха. Ты, – по щекам ее катились слезы, – ты – самая замечательная девушка в мире. Знаешь ли ты это?

Линн непонимающе посмотрела на маму, будучи не в состоянии произнести ни слова.

– Дело в гораздо большем, чем просто поход в «Серебряную дверь», – серьезно продолжила она. – Дело в том, чтобы быть высокого мнения о себе – действительно высокого мнения – и быть способной замечать не только свои слабости, но и свои достоинства и таланты. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Линн кивнула, поскольку горло у нее перехватило. Она понимала все, что говорила мать. И впервые в жизни она не отпихивала это от себя и не пыталась игнорировать ее советы. Потому что понимала – ей была нужна материнская помощь. А она была готова и желала изменить свою жизнь.