Текст книги "Убийство на Рождество"

Глава 14

Мордекай Тремейн пытался проанализировать поведение Бенедикта Грейма, однако проникнуть в суть происходивших событий не мог. Если бы не убийство и не подозрение, то можно было бы сказать, что хозяин пребывает в прекрасном расположении духа. Однако трагические обстоятельства Рождества превратили веселье в мрачный гротеск. Казалось, размалеванный клоун дурачится на кладбище. Поверхностное объяснение было достаточно простым. Грейм старался соответствовать роли хозяина дома, стремился смягчить гнетущую атмосферу и, вероятно, переусердствовал. Чрезмерные усилия вызвали ощущение нереальности. И все же…

Мордекай Тремейн пытался уловить нечто ускользающее. Манеры Бенедикта Грейма демонстрировали не просто желание поднять гостям настроение. Его уверенность была искренней и глубокой. Временами он едва ли не торжествовал. Что же заставило Бенедикта Грейма радоваться после убийства лучшего друга в его же собственном доме? Если только… причина этого энтузиазма не заключалась в убийстве Джереми Рейнера.

Шарлотта Грейм играла Шопена, и все внимательно слушали, без обычных приглушенных разговоров. Бенедикт Грейм сидел в кресле в дальнем конце комнаты, в одиночестве. Мордекай Тремейн подумал, что он смотрит на присутствующих с высоты своего положения, ощущая себя властителем судеб. Когда мисс Грейм закончила исполнение, Тремейн воспользовался восторженным шумом и подошел к хозяину. Бенедикт Грейм встретил его с выражением легкой настороженности в голубых глазах:

– Как продвигается расследование? Жаль, что совсем не удается поговорить с вами.

– Насколько могу судить, суперинтендант Кэннок считает, что наметился прогресс, – промолвил Мордекай Тремейн.

– Я говорю не о полицейском расследовании, а о вашем личном, – пояснил мистер Грейм, но ответа не дождался. Он обвел комнату широким жестом. – Учитывая недавние события, гости, по-моему, довольны.

– Наверное, вам нелегко поддерживать праздничное настроение, – сочувственно заметил Мордекай Тремейн.

Бенедикт Грейм посмотрел на него из-под густых бровей. Его голубые глаза лукаво блеснули.

– Могло быть хуже, – проговорил он и, прежде чем Тремейн успел сформулировать свой вопрос, добавил: – Кому завидую, так это вам.

– Мне? Почему?

Бенедикт Грейм быстро оглянулся, чтобы убедиться, что никто их не слышит, и тихо произнес:

– Кто-то из присутствующих в этой комнате убил Джереми. И этот человек знает, что вы его выслеживаете, однако не подозревает, до какой степени вы продвинулись в своем расследовании. Возможно, еще не очень далеко, но даже в этом случае в ваших руках огромная власть! В ваших руках человеческая жизнь! Неспешно, виток за витком, вы мастерите веревку для виселицы. Вероятно, даже знаете имя убийцы и собираете последние, решающие аргументы.

Неожиданно Тремейну показалось, будто Бенедикт Грейм забыл о его присутствии. Лицо приобрело отстраненное выражение, как у человека, полностью погруженного в собственные мысли.

– Величайшая власть на земле, – наконец продолжил он, – это власть над жизнью и смертью. Она поглощает, завораживает. Вы смотрите на человека и думаете: «Ты остаешься на свободе, потому что я тебе позволяю. Но стоит мне пошевелить пальцем, как тебя схватят и посадят в каменный мешок, и вскоре палач поставит твои ноги на меловую черту». Так кукловод управляет своей куклой. В любой момент он может остановить и танец, и само подобие жизни.

– Вы считаете безграничную власть желанной? – поинтересовался Мордекай Тремейн.

– Разумеется! Несомненно! Если не власть, то какая еще цель может присутствовать в жизни? Слава? Деньги? Какой реальной ценой они обладают помимо той власти, которую несут с собой? Только сознание собственного превосходства поднимает человека и заставляет забыть, что он рожден в грязи!

Голубые глаза вдохновенно сияли, но холодный металлический блеск вызывал тяжелое чувство: состояние Бенедикта Грейма трудно было назвать нормальным. Тремейн подумал, что он стоит на пороге чрезвычайно важного открытия, но, к огромному сожалению, уже в следующий момент рядом появилась Люси Тристам и прервала беседу укоризненным восклицанием:

– Уединились, словно что-то замышляете!

Она улыбнулась, однако улыбка не осветила зеленую глубину широко раскрытых глаз и не зажгла желтых искр. Напротив, в ее взгляде сквозила тревога. Миссис Тристам пристально посмотрела Тремейну в лицо, будто пытаясь прочитать его мысли. Бенедикт Грейм смутился, словно застигнутый врасплох. Мордекай Тремейн заметил, что миссис Тристам возникала всякий раз, когда он разговаривал с хозяином дома. Казалось, прекрасная Люси боялась, что без присмотра тот способен сказать лишнее.

– Мы обсуждали преступление и наказание, – пояснил Тремейн. – Точнее, один из аспектов соотношения данных понятий.

Миссис Тристам вздрогнула. Трудно было определить, притворялась ли она или мрачные разговоры действительно задевали ее.

– Вам уже удалось узнать, кто это сделал?

Тремейну стало ясно, что Люси задала вопрос против собственной воли. Желание понять, что именно ему известно, перевесило стремление скрыть интерес к расследованию на тот случай, если подозрение заденет лично ее.

– Иными словами, выяснили ли полицейские, кто убил мистера Рейнера? У них наверняка возникла определенная версия, однако они не раскроют ее до тех пор, пока не соберут доказательства, достаточные для ареста виновного.

Посмотрела ли она на Бенедикта Грейма? Мелькнул ли в ее лице страх? Люси Тристам отвернулась, чтобы Тремейн не увидел глаз.

– Тема чересчур печальна, чтобы обсуждать ее в Рождество, – произнесла она и предложила: – Может, потанцуем, Бенедикт?

– Конечно, дорогая, – с готовностью согласился хозяин и встал.

Таким образом, Мордекай Тремейн сумел осуществить свою давнюю мечту поговорить с Шарлоттой Грейм. Та заметила приближение опасного субъекта и в отчаянии посмотрела по сторонам, но на сей раз спасительного выхода не нашла. Люси Тристам уже танцевала с Бенедиктом Греймом, а Джеральд Бичли увлеченно беседовал с супругами Напьер. Обняв Шарлотту за плечи, Тремейн почувствовал, что та дрожит, как попавшая в сеть испуганная птица.

– Восхищен вашей игрой, мисс Грейм, – улыбнулся он. – Чудесное туше.

– Спасибо, – еле слышно пробормотала Шарлотта.

Несколько секунд они танцевали молча, а потом Мордекай Тремейн проговорил:

– Незачем меня бояться. Напротив, я хочу и могу вам помочь.

Она замерла и с трудом вымолвила несколько слов:

– Не понимаю, о чем вы…

– Прекрасно понимаете, – возразил Мордекай Тремейн. – И даже знаете, что я видел вас в Калнфорде.

Шарлотта едва не споткнулась. Тремейн выждал, пока она немного успокоится, и предложил:

– Давайте выйдем в другую комнату? Там можно говорить свободнее.

Он повел даму к двери, и она подчинилась. Этого не заметил никто, кроме Эрнеста Лорринга. Профессор метнул в их сторону любопытный взгляд, однако от комментария воздержался.

Они вошли в библиотеку. Мордекай Тремейн плотно закрыл дверь и повернулся к Шарлотте:

– Итак, мисс Грейм, почему бы вам не рассказать мне то, что вы утаили от полиции?

– Я сообщила суперинтенданту все!

– И даже объяснили, почему кричали?

В ее глазах мелькнуло отчаяние.

– Это было ужасно. Я… просто не смогла сдержаться. Вы же не думаете, что это я убила Джереми?

– Можете ли вы назвать причину, по которой его мог убить кто-нибудь другой? – возразил Тремейн. – Например, мистер Уинтон? В конце концов, по странному стечению обстоятельств он оказался ночью возле дома, а всем известно, что они с мистером Рейнером враждовали.

– Нет, – возразила Шарлотта. – Нет, Уинтон этого не делал.

– Полиция не уверена в его непричастности, – заметил Мордекай Тремейн. – Особенно ввиду отношения мистера Рейнера к намерению молодого человека жениться на мисс Арден.

Неожиданно Шарлотта Грейм посмотрела ему в лицо и заговорила торопливо, как человек, долго не решавшийся высказаться и даже сейчас чувствующий, что решимость может исчезнуть в любой момент.

– Не верю, что Джереми был против свадьбы Роджера и Дени. Думаю, он даже хотел, чтобы они поженились.

Мордекай Тремейн вопросительно взглянул на нее поверх пенсне:

– Иными словами, то, что все считали ненавистью к мистеру Уинтону, в действительности было лишь притворством?

– Да. Джереми делал вид, будто не позволяет Дени выйти замуж за Роджера, а на самом деле любил его.

– Но почему? Почему он так себя вел?

Испуганная и растерянная, Шарлотта Грейм покачала головой:

– Не знаю. Но это правда. Однажды Джереми заявил, что собирается сделать то, что всех нас удивит. Мол, все изменится. Порой он откровенничал со мной и говорил на такие темы, которые никогда не обсуждал с другими.

– Даже с мисс Арден?

– Нет-нет. Только не с Дени. Он не мог сказать Дени правду.

– А вы знаете, что он имел в виду, обещая, что все изменится?

– Нет, – еле слышно выдохнула Шарлотта, и Тремейн понял, что она лжет.

Однако настаивать не имело смысла: об этом свидетельствовали крепко сжатые кулаки и напряженная, оборонительная поза. Мисс Грейм стояла на последней позиции и отступать не собиралась. Мордекай Тремейн оценил ситуацию и избрал другую тактику:

– Вы хотите помочь полиции найти убийцу мистера Рейнера?

Шарлотта кивнула, хотя и неохотно:

– Конечно, хочу. Но каким образом? Что я могу сделать?

– Мелкие факты, незначительные для вас, способны многое прояснить. Когда вы спустились и обнаружили тело мистера Рейнера, то увидели мистера Бичли?

– Джеральда? – удивилась Шарлотта. – Нет, там никого не было.

– Вчера он купил в Калнфорде костюм Санта-Клауса, – пояснил Тремейн. – И ночью надел его. Я случайно заметил мистера Бичли, когда посмотрел в окно.

– Не знаю, – растерянно пробормотала Шарлотта. – Не видела…

– Пытаюсь понять, затеял ли мистер Бичли очередной розыгрыш. Говорят, он нередко поступает… странно. А если и на сей раз собирался подшутить над нами? Хотя для прогулок по террасе ночь выдалась чересчур холодной.

Шарлотта задумалась. Казалось, она пытается сопоставить то, что услышала сейчас, с уже известными фактами.

– Вы уверены, что это был именно Джеральд? – спросила Шарлотта.

– Лица я не видел, – признался Мордекай Тремейн, – но полагаю, что так. Судя по рассказам, он вполне способен на необычный поступок.

Напрашивалось очевидное возражение: увидев фигуру в красном, прежде всего следовало подумать, что это Бенедикт Грейм. В первую минуту Тремейн и сам сделал подобный вывод. Однако Шарлотта этого не сказала. Наверное, у нее был повод поверить в появление Бичли.

– У многих складывается неверное представление о Джеральде, – заметила мисс Грейм. – Он вовсе не такой безответственный, как порой кажется.

Мордекай Тремейн покачал головой:

– Надо же! Боюсь, я проявил непростительное легкомыслие. Решил, будто мистер Бичли обладает особым чувством юмора и часто позволяет себе… рискованные шутки. Вы считаете, что на самом деле такое поведение ему не свойственно?

– Так оно и есть. Он ведет себя странно только потому…

Шарлотта внезапно замолчала и даже закрыла рот ладонью, чтобы не произнести больше ни слова. Она испугалась, что сболтнула лишнее. Мордекай Тремейн собирался проявить настойчивость и добиться продолжения, но мисс Грейм опередила его:

– Бенедикт начнет беспокоиться. Пора вернуться в гостиную.

Она подошла к двери, торопливо открыла ее и, не взглянув на собеседника, зашагала по коридору.

Мордекай Тремейн задержался в библиотеке еще на несколько секунд. Не хотелось, чтобы внезапный уход Шарлотты Грейм напоминал бегство с преследованием. Когда же наконец он тоже вышел за дверь, то едва не столкнулся с проходившим мимо Флемингом. Дворецкий пробормотал дежурные слова извинения и отступил. Тремейну показалось, что он хочет что-то сказать, но Флеминг молча и степенно проследовал дальше.

На подходе к гостиной Тремейн услышал музыку. Он вошел и увидел, что мисс Грейм уже нашла надежную защиту в лице Джеральда Бичли и танцует с ним. Интересно, что она ему говорит? Почему-то возникло подозрение, что мистера Бичли ее новости не обрадуют.

Бенедикт Грейм одержал победу над молодым соперником и теперь танцевал с Дени Арден. Устроившись на диване, Мордекай Тремейн услышал голос Роджера Уинтона:

– Допрашивали Шарлотту?

– Допрашивал?

Он повторил слово с подчеркнутым удивлением, однако Роджер не принял условий игры.

– Вы вышли вместе, а несколько секунд назад она вернулась одна, с таким видом, словно только что встретила призрак, и сразу направилась к Джеральду. Что происходит?

– Насколько могу судить, мы на приятной вечеринке, – ответил Тремейн. – Особенно с учетом сопутствующих обстоятельств.

– Вы считаете, что Рейнера убила Шарлотта или Джеральд? – не унимался Уинтон. – Или вместе? Честное слово, любопытно. Знаю, что наш общий друг суперинтендант подозревает меня, так что чем быстрее проблема разрешится, тем лучше. Не могу сказать, что они мне не нравятся. Шарлотта вызывает жалость, а Джеральд слишком прост: виски, лошади… ничего другого в голове нет.

Мордекай Тремейн вопросительно вскинул брови, и Уинтон пояснил:

– Да-да. Все его карманные деньги уходят на спиртное и на букмекеров. Разумеется, никто об этом не говорит, но секрет всем известен.

В этот момент Бичли оказался в круге яркого света и предстал не в лучшем виде. Опухшее лицо с проступившей сеточкой сосудов было изможденным. Черты утратили определенность, превратившись в бесформенную серую массу. Тремейн подумал, что столь невыгодное впечатление могло сложиться из-за безжалостно резкого света, а рука на плече партнерши дрожала просто так, случайно. Напомнил себе: из того, что Джеральд Бичли – пьяница и азартный игрок, причем по большей части неудачливый, вовсе не следует, что он к тому же убийца. Да и мотив до сих пор не установлен. Но если мотив преступления не ясен, то что же сказать о возможности его совершения? Ведь Бичли ушел в свою комнату вместе со всеми, а появился в коридоре на глазах у Тремейна: то есть на первый взгляд убить не мог, – но ничто не мешало ему выскользнуть ночью, совершить преступление и вернуться, прежде чем крик Шарлотты разбудил дом. Тем более что это не пустое предположение. Существовало доказательство. Красная фигура на террасе…

Мордекай Тремейн знал, что видел не Бенедикта Грейма и не Джереми Рейнера. Выглянув в окно, он отчетливо рассмотрел на шапке Санта-Клауса комочки ваты, в то время как шапки двух других исполнителей главной роли были красными с белой каймой.

Действительно ли на террасе стоял Бичли, еще требовалось доказать, однако два факта оставались очевидными: Джеральд привез домой костюм Санта-Клауса и сжег в камине ткань. Оба этих действия надежно закрепили за ним первое место в списке подозреваемых.

Мордекай Тремейн наблюдал за танцующими. Розалинда Марш проплыла в объятиях Николаса Блейза, наполнив пространство ароматом духов. Прекрасная пара. Интересно, осознает ли Ник гармонию и оценивает ли по достоинству красоту своей дамы? Однако события не позволяли углубляться в романтику. Главной проблемой оставалось убийство, и Розалинда Марш находилась под подозрением в той же степени, что и остальные. Покидала ли она свою комнату? Никто не обмолвился о том, что видел ее в коридоре, но это не означало, что мисс Марш не могла проскользнуть незаметно.

Тремейн сидел, провожая внимательным взглядом пару за парой. Люси Тристам посмотрела через плечо Остина Деламера. Восхищаясь ее великолепной фигурой, Тремейн вспомнил, с каким ужасом миссис Тристам смотрела на мертвое тело Джереми Рейнера. Она явилась одной из последних. Конечно, ее комната расположена в дальней части дома, и все-таки не задержалась ли Люси несколько дольше, чем следовало? Не слишком ли театральным выглядело потрясение?

Усилием воли Мордекай Тремейн сдержал разыгравшееся воображение. Если дать волю фантазии, то можно выстроить обвинение против каждого из обитателей дома, начиная с Остина Деламера, который прибежал первым, и заканчивая Бенедиктом Греймом, проявившим подозрительную медлительность. Анализируя собственные рассуждения, Тремейн понял, что, несмотря на следы во дворе, его внимание привлекали хорошо знакомые домашние персонажи, а не абстрактный человек с улицы. Убийца, несомненно, расхаживал по коридорам и комнатам. Уверенность росла с каждой минутой, все отчетливее проявляясь в свете невероятной правды.

Пока версия оставалась слишком туманной, чтобы попытаться ее сформулировать. Хотелось бы иметь свободный доступ к биографиям участников драмы – такой, каким обладал суперинтендант Кэннок. Тогда было бы легче подобрать единственно верный ключ. А пока оставалось одно: медленно продвигаться в кромешной тьме и надеяться, что удача натолкнет на нужную тропу.

Тремейн посмотрел на Николаса Блейза. Секретарь многое знал и о гостях, и о самом Бенедикте Грейме. Надо с ним поговорить и выяснить подробности отношений Грейма с Джереми Рейнером. Что связывало этих джентльменов в те дни, когда оба активно занимались бизнесом? Ник все расскажет и объяснит. Ведь он сам пригласил Тремейна в Шербрум для того, чтобы найти истину.

В комнате становилось жарко. Мордекай Тремейн встал и направился к двери. А в коридоре снова наткнулся на Флеминга. На сей раз дворецкий не скрывал желания начать разговор. В глазах застыла молчаливая просьба человека, ожидающего приглашения к откровенной беседе. Мордекай Тремейн с готовностью сделал первый шаг:

– День выдался хлопотным, но вы отлично справились со всеми проблемами.

Профессиональная невозмутимость дворецкого сменилась благодарной улыбкой, а на круглом лице отразились простые и понятные чувства.

– Спасибо, сэр, – ответил Флеминг. – Стараюсь достойно исполнять свои обязанности. Думаю, то же самое можно сказать и о вверенном мне персонале.

– Не сомневаюсь, – заверил Мордекай Тремейн и не упустил возможности добавить: – Полагаю, вы хорошо знали мистера Рейнера? Наверное, ночью вы пережили жестокое потрясение?

– Так и есть, сэр, – кивнул Флеминг. – Хотя должен признаться, что испытывал дурное предчувствие.

– Предчувствие?

– Это случилось вчера вечером, сэр, когда хор закончил петь рождественские гимны. Не знаю, что заставило меня так поступить, но на выходе я пересчитал певцов.

Дворецкий помолчал с видом человека, готового поведать факт невероятной, пугающей важности, и заявил:

– Их оказалось тринадцать!

Мордекай Тремейн с трудом сдержал улыбку. Величавый, невозмутимый Флеминг суеверен! Вот уж поистине ахиллесова пята! Однако в следующее мгновение Тремейн быстро поправил пенсне и деловито уточнил:

– Тринадцать? Вы не ошиблись?

– Нет, сэр, – по-военному четко отчеканил Флеминг. В его голосе послышался холодок. Дворецкий проявил достоинство человека, обиженного сомнением, но умеющего владеть чувствами, и укоризненно добавил: – Я настолько расстроился, что пересчитал дважды.

Мордекай Тремейн молчал, но мысли лихорадочно метались: из дома вышли тринадцать хористов, а во время выступления он лично насчитал четырнадцать.

Следовательно, если они с Флемингом не ошиблись, один из певцов остался в доме.

Глава 15

Поначалу Николас Блейз не хотел идти в Шербрум, но Мордекай Тремейн не принял отказа.

– Мне необходима ваша помощь, Ник, – объяснил он. – Вы знаете в деревне всех и сможете сразу определить чужака. А именно чужак мне и нужен.

Блейз помедлил в нерешительности. На его смуглом лице застыло сомнение. Мордекай Тремейн привел самый убедительный аргумент:

– Уверен, что час-другой мистер Грейм сможет обойтись без вас. К тому же вы окажете ему немалую услугу. Не исключено, что обнаружится нечто способное направить следствие по иному пути.

Последняя фраза оказалась решающей. Блейз с заметным облегчением согласился:

– Хорошо, Мордекай. Сейчас предупрежу Бенедикта, и мы пойдем.

Через двадцать минут, когда они быстро шагали по заснеженной дороге в сторону деревни, секретарь проявил значительно больше интереса к предстоящей экспедиции.

– Вы выглядите так, словно напали на след, Мордекай, – сказал он.

Тремейн улыбнулся:

– Известно ли вам, что ваш дворецкий суеверен?

Николас Блейз слегка растерялся:

– Вы о Флеминге?

– Да, о нем, – ответил Тремейн.

Забавно было наблюдать, как Блейз борется с замешательством и в то же время пытается показать, что не испытывает ничего, кроме обычного интереса.

– Когда хористы выходили из дома, он пересчитал их. Оказалось тринадцать человек. И Флеминг счел это дурным предзнаменованием.

– О! – Блейз не смог скрыть разочарования. – И это все?

– Нет, не все. Потому что я тоже пересчитал их, возле елки. И тогда их было четырнадцать.

Николас Блейз остановился посреди дороги и уточнил:

– То есть один остался в доме?

Мордекай Тремейн кивнул:

– Да, Ник. Один из них не ушел. Необходимо выяснить, кто именно спрятался, где и зачем.

– Итак, кто-то задержался в доме, – медленно проговорил Блейз, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседнику. В голосе слышалось напряжение. Вдруг он схватил Тремейна за руку: – Мордекай, это же очень важно! Значит, никто из обитателей дома не виноват. Следовательно, это не мог сделать…

Секретарь внезапно замолчал, и Тремейн закончил мысль за него:

– …Бенедикт. Вероятно, все не так просто, Ник.

– Но так должно быть! Тогда все встает на свои места. Разве вы не понимаете, что могло произойти? Джереми знал кого-то из жителей деревни. Этот человек пробрался в дом вместе с певцами. Задержался, когда все ушли, спрятался и дождался появления Рейнера. Наверное, они виделись раньше и договорились о встрече. Завязалась ссора, закончившаяся убийством. Преступник испугался и бросился наутек прямо по лужайке. – Секретарь заметно воодушевился. – Да, все случилось именно так! Отсюда и следы. На снегу осталось три тропинки: от Уинтона, Рейнера и убийцы, – две ведут к дому, а третья – от дома!

– Похоже, вы ощутили присутствие нашего старого приятеля – незнакомца из прошлой жизни, – заметил Мордекай Тремейн и многозначительно добавил: – А мне-то казалось, что в эту версию вы не верите.

– Не верил. Но только до убийства. К тому же все, что вы рассказали, представляет события в ином свете. Остается найти участника хора, который после выступления не ушел вместе с другими. Этот человек убил Джереми. Вы тоже так думаете, Мордекай, потому и спешите попасть в деревню. Разве не правда?

– Будет интересно выяснить, знал ли Рейнера тот, кто остался в доме. Если удастся найти ответ, получим неплохой старт для дальнейших поисков. Невозможно предположить все и сразу, Ник.

Секретарь вздохнул:

– Да, вы правы. Я слишком увлекся поисками решения, не затрагивающего обитателей дома.

Они продолжали путь. Мордекай Тремейн энергично размахивал руками и с удовольствием вдыхал морозный воздух.

– Что вам известно о профессоре Лорринге, Ник? – произнес он.

Блейз пожал плечами:

– Немногое. Впервые его вижу. Наверное, Бенедикт где-то встретил ученого и пригласил на Рождество. Он нередко так поступает.

– Довольно странный выбор. Профессор совсем не вписывается в общую картину. Например, даже до того, как произошло убийство, он не спешил радоваться празднику.

– Если хотите сказать, что Лорринг вел себя как старый мизантроп без капли теплой крови в жилах, то я полностью согласен. Возможно, Бенедикт пригласил профессора в надежде смягчить его суровый нрав. Вы же знаете, какой он идеалист.

– Как по-вашему, Лорринг и Рейнер были знакомы раньше?

– Если и были, то ничем себя не выдали. – Николас Блейз взглянул на него. – А что, относительно Лорринга возникли подозрения? Должен признаться, что не испытываю к нему теплых чувств, но в то же время не вижу в его поведении ничего особенного.

– Могу лишь догадываться, – ответил Мордекай Тремейн, – но полагаю, что последний подарок снял с елки именно профессор. Хотелось бы узнать зачем.

– Если снял, то вполне мог сделать это внезапно, поддавшись мгновенному порыву. Говорят, ученые порой ведут себя непредсказуемо. А если он проводил какое-нибудь исследование? Планировал вернуть подарок на место, но вокруг дерева собралось много людей и сделать это не удалось.

– Следовательно, вы не видите в его поступке ничего из ряда вон выходящего?

– Трудно сказать, – пожал плечами Блейз.

– А как насчет других подарков? Почему они пропали?

Секретарь задумался:

– Самое простое объяснение способно оказаться самым верным. Обычная кража.

– Считаете версию вероятной?

– Почему нет? Если тот человек действительно собрался поживиться, то забрал все, что смог ухватить. Наверное, решил, что в таком большом доме дарят дорогие подарки.

– Не исключено. Но два обстоятельства остаются без ответа: во-первых, с какой стати Рейнер нарядился в костюм Санта-Клауса, а во-вторых, каким образом его пистолет оказался в его же комнате.

– Все потому, что мы пока не знаем, кто из хористов остался в доме, – возразил Блейз. – Как только выясним, объяснения появятся.

– В том числе станет понятно, куда делось бриллиантовое колье? – осведомился Мордекай Тремейн.

– А вот эта часть истории мне совсем не нравится, – промолвил секретарь. – Боюсь, Мордекай, что виноват кто-то из домашних. С тех пор как Бенедикт сообщил о пропаже, стараюсь не думать ни о ком плохо, и все же ясно, что похититель отлично знал, где искать драгоценности, и имел возможность проникнуть в комнату, пока хозяина там не было.

– Вы кого-то подозреваете, Ник, – заявил Мордекай Тремейн. – Кого же?

Секретарь покачал головой:

– Простите, Мордекай. Не имею права называть имен.

Он явно чувствовал себя неловко, и Тремейн решил не настаивать. В любом случае теперь он понимал, что творится в голове собеседника.

За поворотом дороги взору предстала деревня Шербрум. Безмятежно раскинувшись у склона холма, сейчас она выглядела необитаемой, и лишь тонкие столбики дыма над крышами напоминали о присутствии жителей. Снег покрывал холмы, толстым слоем лежал на окрестных полях, украшал голые ветки деревьев возле живых изгородей и создавал впечатление лаконичного графического этюда, мастерски выполненного в черно-белых тонах. Мордекай Тремейн вспомнил первое впечатление от поездки по пустынной главной улице в унылом свете зимних сумерек. Тогда показалось, будто заколдованное царство не предназначено для простых смертных. Скорее здесь вершат свои таинственные дела эльфы, гномы и прочие волшебные существа.

А еще живут фантазии…

Мысль закралась в сознание подобно настороженному шепоту. Если одна фантазия раскинулась перед его взором, то сколько же их осталось за спиной! Невозможно найти картину более причудливую, чем Санта-Клаус, распростертый на полу под рождественской елкой, полностью лишенной подарков!

Пару мгновений Николас Блейз пристально наблюдал за Тремейном, а потом проговорил:

– Живописное местечко, особенно сейчас, когда выпал снег. Странно думать, что в этот самый момент где-то тут может прятаться убийца.

– Действительно странно, Ник, – кивнул Мордекай Тремейн.

Душа его страдала. Давно ставшая частью существа глубокая любовь к добродетели беспомощно протестовала. Неправильно, что жадность и ненависть, страх и насилие проникают в самые прекрасные уголки милой патриархальной Англии. Плохо, что созданная высшим разумом холодная зимняя красота осквернена неспособностью человека жить в ладу с самим собой и с окружающими людьми; что убийство чернеет подобно грязному пятну на безупречно белой скатерти.

Хотелось верить, что влюбленным всегда светит солнце, чувствовать в небесах присутствие Бога и знать, что все правильно в мире, где не звучат фальшивые ноты. Возможно, так проявлялась слабость, сказывалось стремление уйти от реальности, спрятаться от горькой правды бытия. Однако избавиться от собственной души невозможно.

Путники зашагали дальше по снегу, а когда приблизились к церкви, увидели у ворот пастора. Тот сразу узнал Николаса Блейза и кивнул в знак приветствия.

– Доброе утро, – дружелюбно произнес он и, немного помолчав, смущенно добавил: – Слышал страшную новость. Хотел дойти до вашего дома и узнать, не нужна ли помощь, но решил, что не нужно вторгаться, если тебя не просят.

– Очень благородно с вашей стороны подумать о нас, – ответил Блейз. – Полиция уже все взяла под свой контроль. Сделать ничего нельзя, остается лишь сидеть и ждать.

– Ах да, – вздохнул пастор. – Полиция. Офицеры, естественно, заняты расследованием. – Он печально покачал головой. – Бедный мистер Рейнер! Ужасная кончина! Да еще в то время, когда мы должны думать о мире на земле и о милосердии. Вдвойне трагично.

– Наверное, вы много общались с мистером Рейнером? – спросил Мордекай Тремейн.

Пастор покачал головой:

– Я знал этого человека, но, к сожалению, редко видел среди прихожан.

На мгновение сквозь образ священника проступил простой смертный и отдал дань любопытству:

– У полиции уже появились версии и подозрения?

– Если появились, то хранятся в тайне, – ответил Николас Блейз.

Мордекай Тремейн перевел разговор в иное, более безопасное русло:

– Нам очень понравилось пение хора. Голоса звучали прекрасно.

Внезапная перемена темы не огорчила пастора. Напротив, он испытал заметное облегчение, словно пожалел о вопросе и теперь спешил отвлечь от него внимание собеседников.

– Очень рад, – улыбнулся он. – Уверен, что певцы тоже получили огромное удовольствие от выступления в главном доме деревни. Достойная кульминация вечера.

– Участники вашего хора – местные жители? – осведомился Мордекай Тремейн.

Ему показалось, будто пастор замялся.

– Разумеется, я всех их знаю, – наконец ответил он.

– Они из этой деревни?

– Из деревни и из ближайших окрестностей. За исключением Дезмонда Латимера. Впрочем, он тоже свой, хотя живет в одном из центральных графств.

Обманчиво беззаботный вид Мордекая Тремейна скрывал далекоидущие намерения.

– Латимер? Довольно высокий, хорошо сложенный, темноволосый?

– Описание полностью соответствует внешности, – подтвердил пастор.

До сих пор его внимание было сосредоточено на Николасе Блейзе, но сейчас священнослужитель с любопытством взглянул на стоявшего рядом с секретарем скромного джентльмена в пенсне.

– Вы с ним знакомы?

– Пока не представлены друг другу, – пояснил Мордекай Тремейн. – Но я увидел его среди хористов и особенно отметил, потому что, подъезжая к дому, встретил у ворот. Боялся заблудиться в темноте и спросил, где находится Шербрум-Хаус.

Он помолчал в ожидании реакции. Доброе лицо пастора было задумчивым и слегка озадаченным. Тремейн заметил сомнение и продолжил:

– Следует признать, незнакомец удивил необычной внешностью. Похоже, ему есть что рассказать.

– Латимер снимает в деревне комнату. Можете с ним встретиться, – произнес пастор.

– Очень бы хотелось, – признался Тремейн с беспечным видом и, словно между прочим, добавил: – Полагаю, святой отец, все ваши… подопечные покинули Шербрум-Хаус так же дружно, как и явились?