Текст книги "Убийство на Рождество"

Глава 10

Казалось, Мордекай Тремейн крепко спит. Он развалился в кресле, опустив голову на грудь. Наверное, ночное бодрствование отняло последние силы, и теперь ослабевший джентльмен коротал время до рассвета.

Однако он намеренно создавал такое обманчивое впечатление. Несмотря на внешнюю вялость, его мозг бодрствовал. Тремейн вовсе не спал, а активно работал, анализируя события ночи: вспоминал, рассуждал, исследовал, – иными словами, искал ключ к раскрытию убийства.

Полиция приехала два часа назад. Под руководством суперинтенданта Кэннока – дородного, подчеркнуто вежливого офицера, всем своим видом сразу давшего понять, что возражения и ложные показания в принципе невозможны, – сотрудники полиции энергично приступили к работе. Криминалисты и фотографы занялись своими делами. Врач провел первичный осмотр тела.

Комнату, где Джереми Рейнер встретил смерть, немедленно освободили от посторонних. Эксперты не могли позволить, чтобы изучение места преступления осложнилось присутствием праздных наблюдателей.

Мордекай Тремейн сразу сообразил, как извлечь пользу из вынужденного бездействия. Долгие часы, посвященные тренировке зрительной памяти, не прошли бесследно, и сейчас он смог мысленно воспроизвести комнату в мельчайших деталях. Елка, кресло, где сидела Шарлотта Грейм, стремянка возле дальней стены, мокрые следы на полу, труп в красном балахоне – все ярко запечатлелось в сознании.

В минуты всеобщего смятения, последовавшего за исчезновением последнего подарка, Мордекай Тремейн успел быстро, внимательно и, как надеялся, незаметно осмотреть место преступления и увидел на ногах убитого резиновые сапоги. Их скрывала длинная шуба, но Тремейн слегка приподнял полу и обнаружил на полу мокрое пятно. Влажная линия тянулась к французскому окну.

Отпечатки ног Роджера Уинтона выделялись отчетливо, поскольку молодой человек слишком спешил, чтобы думать о налипшем на ботинки снеге. Вскоре снег растаял и превратился в лужицы. Выплывшая из-за облаков луна осветила холодную белизну лужайки, нарушенную тремя цепочками следов.

Определить без дополнительного осмотра было нелегко, но Тремейну показалось, будто две пары ног шагали к дому, а одна спешила в противоположном направлении. Все три линии обрывались на террасе.

Мордекай Тремейн поднял руку, чтобы поправить вечно сползавшее пенсне, и воспользовался возможностью мельком взглянуть на окружающих. Под руководством Флеминга, безупречного даже в пижаме и халате и не утратившего величия перед лицом убийства, принесли подносы с кофе. Поначалу то один, то другой из измученных членов компании произносил пару слов, однако усталость брала свое и вскоре стихли даже случайные замечания.

Время от времени в комнате появлялся констебль, и следующий свидетель отправлялся на тягостную встречу с суперинтендантом. Беседы тянулись долго. Несмотря на поздний – или ранний – час, Кэннок никуда не спешил. Тремейн решил, что офицер рассуждает справедливо: если люди не ленятся убивать друг друга в неурочное время, то пусть безропотно принимают результаты своих поступков.

Столь рьяный исследователь человеческой натуры, каким, несомненно, был Мордекай Тремейн, с профессиональным вниманием наблюдал, как уходил и возвращался каждый из обитателей дома. Почти все старались выглядеть равнодушными, отчаянно стремились показать, что им нечего скрывать и, следовательно, нечего бояться.

Только что вернулся с допроса Эрнест Лорринг. Едва он появился в дверях, все взгляды тотчас устремились в его сторону. Профессор прошел к своему креслу с таким видом, словно не замечал, что товарищи по несчастью не только пристально смотрят на него, но и стараются уловить в выражении его лица следы замешательства или хотя бы смущения. Нет, ученый не вызывал особого подозрения. Обостренное внимание встречало и остальных. Тремейну показалось странным, что все, кто уже прошел собеседование, предпочли вернуться в переполненную комнату, к обескураживающим вопросительным взглядам, и никто не поднялся к себе в спальню, чтобы наконец-то лечь в постель и уснуть. Суперинтендант Кэннок не собирался вызывать свидетелей во второй раз. Выслушав каждого, он говорил, что больше не нуждается в его показаниях – по меньшей мере до утра.

Никто не хотел уходить первым, словно боялся, что в его отсутствие произойдет нечто важное, и не мог смириться ни с подобной возможностью, ни с одиночеством. Но почему? Мордекай Тремейн снова посмотрел по сторонам. Невозможно, чтобы все были замешаны в убийстве. Во всяком случае, маловероятно. Так что же связывает этих людей?

Профессор Лорринг сидел напротив. Определить результат собеседования по его лицу было трудно, но Тремейн полагал, что Кэнноку не удалось выведать ничего такого, чего ученый не захотел рассказать сам. Он еще раньше пришел к выводу, что Эрнест Лорринг заслуживает отдельного внимания. Уверенность зародилась вчера днем, когда Тремейн застал ученого злобно разглядывавшим елку, а два часа назад расцвела с тропической пышностью, потому что, если верить еще ни разу не подводившей его интуиции, рука, снявшая с елки последний подарок, была именно профессора Лорринга.

Мордекай Тремейн мысленно воссоздал череду событий, сопутствующих общему визиту в комнату Бенедикта Грейма, представил лица стоявших возле двери людей. Мистер Лорринг присоединился позднее. Следовательно, именно он последним покинул комнату, где лежало тело. Разумеется, сам профессор отрицал это, причем так упорно, что стало ясно: он отлично понимает, какое обвинение повлечет за собой признание опасного факта.

– Нонсенс! – сердито воскликнул Лорринг. – Я поднялся вместе со всеми!

Никто не смог уличить его во лжи. Движение в сторону лестницы происходило слишком хаотично, нервно и суматошно, чтобы помнить, кто шел рядом.

– Мисс Грейм явилась после меня, – сказал профессор. – А рядом с ней топтался Деламер.

Он посмотрел на обоих, словно лишая возможности опровергнуть это утверждение. Политик собрался вступить в спор, но сообразил, что стоит на скользкой почве, и промолчал. Шарлотта Грейм не проявила ни интереса, ни возмущения. Она просто не поняла, к чему клонит профессор. Мордекай Тремейн не настаивал. Отвратительное настроение Лорринга не способствовало успеху перекрестного допроса. К тому же приезд полиции пресек любую деятельность.

Бенедикт Грейм тоже хранил молчание, но хоть отсутствие печали по поводу жестокого убийства самого близкого и давнего друга и казалось странным, хозяин дома не совершил ни одного вызывающего подозрение поступка. Отсутствие нормальной человеческой реакции вполне могло объясняться последствиями сильнейшего потрясения. К тому же положение обязывало сохранять беспристрастность.

В дверях снова появился констебль. Мисс Марш услышала свое имя и встала. Лицо ее не изменило выражения, однако огонек сигареты вдруг вспыхнул особенно ярко.

Мордекай Тремейн проводил Розалинду пристальным взглядом. Суперинтенданта Кэннока ожидало новое поражение. Не возникало сомнения, что все вопросы мраморная статуя отразит с ледяным спокойствием, чем повергнет офицера в ступор – во всяком случае, временный.

Ожидая возвращения дамы, Мордекай Тремейн снова оглянулся и понял, что в очереди на допрос остались двое: Люси Тристам и он сам. Только сейчас ему пришло в голову, что порядок дачи показаний имел определенную логику: очевидно, его не случайно приберегли напоследок. Туманное соображение постепенно прояснилось и окрепло, а когда после возвращения Розалинды Марш прозвучало имя Люси Тристам, Тремейн ничуть не удивился, напротив – им овладело любопытство.

Анализируя собственные чувства, он понял, что его ощущение благополучия и безопасности коренилось в положении стороннего наблюдателя. Скрывать от полиции ему было абсолютно нечего; следовательно, нечего было и опасаться. Малейшая искра вины заставила бы Тремейна сидеть подобно остальным – застыв в нервной напряженности, вновь и вновь прокручивая в уме историю, которую собирался представить, бесконечно проверяя подробности и выискивая неточности.

Мордекай Тремейн отвлекся от попытки прочитать на лицах нечто большее, чем естественное в подобной ситуации утомление, и представил, какие сведения удастся выудить Кэнноку из великолепной Люси. Хотя прошедшие два часа оставили под прекрасными зелеными глазами темные круги, а выражение очаровательного личика омрачилось подобием страха, миссис Тристам по-прежнему оставалась женщиной, достойной восхищения. Несмотря на официальную солидность суперинтенданта, Тремейн не мог отказать офицеру в праве по достоинству оценить щедрую красоту.

Когда миссис Тристам вернулась с допроса, понять ничего не удалось. Возможно, цвет ее лица стал чуть ярче, глаза заблестели откровеннее, однако ни определиться с впечатлением, ни установить причину легкого возбуждения Тремейн так и не успел.

Направляясь к своему месту, миссис Тристам посмотрела на него в упор. Ее явно интересовало его мнение. Со странным облегчением Мордекай Тремейн подумал, что никакого определенного мнения у него нет, однако прекрасная Люси об этом даже не догадывается.

Наконец прозвучало последнее имя. Вставая и выходя из комнаты вслед за констеблем, Тремейн понимал, что все взгляды сосредоточены на его персоне. Причем на сей раз не с острым любопытством и не со стремлением отыскать некий предательский знак, а с болезненной настороженностью. Внезапно он ощутил себя некой неизвестной величиной, не имевшей ничего общего с остальными. Все мгновенно объединились против чужака как против общего врага. Трудно представить положение более неловкое. Желая избавиться от неприязненных взглядов, Тремейн поспешил удалиться.

Суперинтендант Кэннок обосновался в библиотеке. Он сидел за столом лицом к двери и что-то писал. Услышав шаги, Кэннок поднял голову.

– Садитесь, Тремейн, – предложил он.

Его голос звучал спокойно. Суперинтендант не проявлял ни усталости, ни раздражения. Заполнившая пространство кресла крупная фигура излучала обезоруживающее дружелюбие, словно убеждая, что все будет хорошо. Главное – сказать правду. Тщательно рассчитанный профессиональный прием, несомненно, имел целью создание доверительной обстановки, но как только жертва испытывала облегчение, начинала чувствовать себя уверенно и совершала первую ошибку, бархатные чехлы немедленно слетали с когтей.

Мордекай Тремейн понял, что его пристально изучают, прямо посмотрел в круглое, свежее, жизнерадостное лицо суперинтенданта и твердо встретил взгляд проницательных карих глаз. Удивительно, что подобное лицо принадлежало офицеру полиции. Скорее так мог выглядеть довольный жизнью фермер. А вот массивная, внушительная фигура вполне соответствовала общепринятому образу служителя закона. Легко было представить ее облаченной в официальную синюю форму, торжественно шествующей по подконтрольной территории. Суперинтендант преодолел длинный путь с нижней ступени карьерной лестницы.

Появление Мордекая Тремейна немного взбодрило Кэннока. Он улыбнулся, отчего вокруг глаз собрались веселые морщинки, и добродушно посетовал:

– Боюсь, ждать вам пришлось долго. Но не сомневаюсь, что вы понимаете: в столь серьезном деле необходимо учесть даже самые незначительные подробности. Вот почему предпочитаю беседовать с людьми по горячим следам. Дело в том, что память нередко преподносит странные сюрпризы, особенно утром.

– Да, – произнес Тремейн. – Вы должны добросовестно выполнить свою работу, суперинтендант. В любом случае заснуть сейчас все равно не удастся. – Он помолчал и добавил: – До сих пор никто не поднялся к себе в комнату.

Кэннок не отреагировал на замечание, продолжая деловито просматривать бумаги.

– Вы здесь впервые?

– Да.

– Близко знакомы с мистером Греймом?

– Не очень. Но, разумеется, довелось встречаться прежде.

– Однако вы знаете его достаточно хорошо, чтобы оказаться в числе приглашенных на Рождество, – пробормотал суперинтендант себе под нос и уже громче спросил: – А как насчет других гостей? Есть ли среди них давние знакомые?

Тремейн покачал головой:

– Пока я общался только с секретарем мистера Грейма, мистером Блейзом. Все остальные – люди посторонние. По крайней мере, оставались таковыми на момент приезда.

– Ясно.

Суперинтендант снова посмотрел в лежавшие перед ним заметки, и Тремейн догадался, что рутинное действие имеет двойную цель: с одной стороны, оно призвано показать, что Кэннок знает так много, что обманывать его бесполезно, а с другой – специально рассчитано, чтобы выиграть время для следующего вопроса.

– Не согласитесь ли, мистер Тремейн, рассказать, что произошло после того, как был обнаружен труп? Я имею в виду ваши личные впечатления.

– Среди ночи я услышал крики. Сначала подумал, будто это сон, но когда понял, что действительно кто-то кричит, сразу встал с постели и направился в коридор, чтобы выяснить, что происходит.

– Встретили кого-нибудь из других обитателей дома?

– Когда я проходил мимо комнаты мистера Бичли, он тоже вышел. К этому времени уже стало ясно, что крики доносятся с первого этажа, и мы вместе спустились по лестнице. В той комнате, где мистер Грейм поставил елку, горел свет. Я вошел и увидел на полу тело.

– В комнате уже кто-то был?

– Да. Там находились мистер Деламер и мисс Грейм. Сразу стало ясно, что кричала мисс Грейм. Она очень расстроилась, и мистер Деламер пытался успокоить ее.

Следуя наводящим вопросам Кэннока, Мордекай Тремейн поведал свою историю, не упустив ничего, кроме собственных кратких наблюдений и умозаключений, а когда закончил, суперинтендант одобрительно кивнул.

– Спасибо. Вы очень помогли мне. – Он помолчал, устремив взор в пространство, и Мордекай Тремейн ощутил легкий озноб предвкушения. Кэннок небрежно продолжил: – Джонатан Бойс – мой старинный добрый друг. Когда-то, в далекой молодости, мы вместе патрулировали участок.

– Неужели? – осторожно отозвался Мордекай Тремейн, стараясь не выдать возбуждения. – А сейчас встречаетесь?

– Давно не виделись. Работа не позволяет. Но связи, тем не менее, не теряем. Он держит меня в курсе событий.

Последняя фраза, несомненно, несла в себе особый смысл, но лицо суперинтенданта хранило официальное выражение. Он откинулся на спинку кресла и, словно изгнав из сознания все личные соображения, произнес:

– Видите ли, мистер Тремейн, в подобных случаях наши расследования не могут дать исчерпывающих результатов. Сам факт присутствия полиции лишает людей желания говорить. Почти все свидетели начинают вести себя неестественно, изменяют манеру речи и даже выражение лица. Из-за этого трудно понять, что они представляют собой на самом деле. Разумеется, такая возможность появляется крайне редко, но в идеале желательно иметь неофициального наблюдателя. Человека, с которым все остальные свободно общаются. Пользующийся относительным доверием агент сможет представить значительно более точную картину событий, чем та, какую мы получим собственными средствами.

Мордекай Тремейн деликатно выразил сочувствие:

– Понимаю ваши затруднения, суперинтендант. – Его мягкий взгляд воплощал невинность. – Конечно, неудобно обращаться за помощью к человеку, не состоящему на службе в полиции. Подобное действие повлечет за собой множество неловких вопросов.

– Совершенно верно, – подтвердил Кэннок и многозначительно добавил: – Но только в том случае, если факт сотрудничества приобретет известность.

К этому моменту Мордекай Тремейн уже выработал твердую позицию и ощутил необходимую уверенность, а потому деловито осведомился:

– Полагаю, суперинтендант, в настоящее время у вас больше нет ко мне вопросов?

– Нет, – ответил Кэннок. – Пока это все.

Проскользнуло ли в его голосе разочарование? Мордекаю Тремейну хотелось бы верить, что так оно и есть. Он встал, чтобы уйти, но в последний момент, словно вспомнив о чем-то, заметил:

– Пожалуй, я хотел бы упомянуть еще об одном обстоятельстве.

Кэннок заметно оживился:

– Да?

Справедливо сказано, что человек находит то, что хочет найти. Мордекай Тремейн искал в собеседнике заинтересованность, поэтому следует признать: ему не составило труда убедить себя, что заинтересованность присутствовала в полной мере, а в односложной реакции заключалась надежда на положительный ответ.

– В отношении мисс Грейм, – пояснил он.

– Да? – нетерпеливо повторил Кэннок.

– Она сказала, что не спала из-за головной боли. Услышала голоса и спустилась посмотреть, что происходит, поэтому и оказалась первой, кто обнаружил тело мистера Рейнера. Вам досталась та же история?

– Почему вы спрашиваете?

– Я глубоко сомневаюсь в правдивости ее объяснения. Познакомившись с мисс Грейм, трудно представить, что эта особа способна среди ночи выйти из комнаты в поисках грабителей. Но даже если она действительно услышала шум и отважилась без помощи мистера Грейма или кого-либо из слуг проверить, что происходит, то логично предположить, что всего лишь накинула бы халат.

Тремейн многозначительно посмотрел на Кэннока, и суперинтендант ободряюще произнес:

– И?..

– Дело в том, что дама была полностью одета. Сидела в твидовом костюме и даже с толстым шарфом на шее. Чтобы выйти из дома, не хватало пальто и резиновых сапог. Конечно, можно надеть все это лишь для того, чтобы спуститься на первый этаж. Но, честно говоря, верится с трудом.

Кэннок снова заглянул в свои заметки:

– Насколько могу понять, мисс Грейм выглядела взволнованной. Считаете ли вы, что в данных обстоятельствах ее волнение оправданно? Или оно показалось вам чрезмерным?

– Могу выразить лишь собственное мнение, – ответил Мордекай Тремейн.

– Конечно.

– По-моему, мисс Грейм выглядела не просто шокированной и встревоженной: подобная реакция была бы естественной, – но была к тому же сильно напугана.

– Что вы имеете в виду? – спросил суперинтендант.

– Если бы я точно знал, что имею в виду, то принес бы вам, суперинтендант, значительно больше пользы. Мисс Грейм обнаружила тело. В доме было темно. Она освещала себе путь фонариком. Фактически споткнулась о труп Джереми Рейнера. Наверное, увидев его неподвижно лежавшим возле елки, пришла в ужас. Представьте эту жуткую сцену. Тишина. Неподвижность. Сплошная пелена снега за окном. Темнота в доме. Распростертый на полу Санта-Клаус в красной шубе, с длинной белой бородой. Украшенная елка, отбрасывающая уродливые тени в неровном свете дрожавшего в руке фонарика.

Подобная картина лишила бы самообладания даже уверенного в себе человека, а мисс Грейм не может похвастаться крепкими нервами. Она впала в истерику. Закричала. Разбудила и подняла на ноги весь дом. Когда я появился, то нашел ее в кресле в состоянии полного изнеможения. Мистер Деламер безуспешно пытался успокоить ее.

Что ж, пока все понятно. Такой реакции и следовало ожидать от мисс Грейм. Однако мне показалось, будто присутствовало и что-то иное. Она выглядела так, словно старалась, но не могла скрыть страх. И вот это понять труднее. Несмотря на ужас и истерику, после того как повсюду вспыхнул свет и подоспела помощь, причин для страха уже не существовало. Логично предположить, что мисс Грейм испугалась не того, что уже случилось, а того, что, по ее мнению, должно было произойти.

Суперинтендант Кэннок провел указательным пальцем по подбородку и спросил:

– У вас нет никаких… версий?

– У меня нет никаких фактов, – ответил Мордекай Тремейн. – Видите ли, суперинтендант, я вам завидую. За вашей спиной стоит мощная организация. Вам доступен практически любой источник информации. Если поставите целью раскрыть сокровенный секрет человека, то в ваших силах осуществить задуманное, в то время как обычный гражданин, как бы ни стремился, не имеет возможности провести исчерпывающее расследование, потому что не вправе воспользоваться необходимыми официальными источниками.

– Иногда становится скучно, – заметил Кэннок. – Чтобы найти ту самую иголку, приходится разбирать стог по соломинке.

– И все же в конце концов иголка оказывается в руках, – возразил Тремейн и добавил с таким видом, словно просто размышлял вслух: – Было бы интересно выяснить все, что можно, и об обитателях дома, и о гостях. Еще два дня назад я не знал никого из них, кроме мистера Грейма и мистера Блейза. А теперь все мы оказались тесно связанными. Можно сказать, что убийство сблизило нас, ведь мы находились здесь в момент гибели мистера Рейнера. Хочется узнать о каждом больше, чтобы не оказаться в столь же безысходном положении, как несчастный Джереми. Как живут эти люди, как проводят время, какими средствами располагают, где бывают и с кем встречаются…

В карих глазах суперинтенданта вспыхнули веселые искры. На обветренном лице появились морщинки.

– Кажется, мы понимаем друг друга, – подытожил он.

По дороге из библиотеки в гостиную Мордекай Тремейн почувствовал, как в душе зарождается языческая песня восторга. Поручив суперинтенданту расследование убийства Джереми Рейнера, судьба проявила больше великодушия, чем хватило бы смелости ожидать. Тому, что Кэннок знал его имя, удивляться не приходилось: об этом позаботилась пресса, не так давно уделив его скромной персоне чрезмерное внимание. Профессионал должен был запомнить любителя, достигшего столь громкой известности. Особая удача состояла в том, что Кэннок не только раньше дружил с Джонатаном Бойсом, но и по сей день поддерживал с инспектором Скотленд-Ярда доверительные отношения. Именно в этом заключалась разгадка его особого отношения.

Кэннок не спешил к открытым действиям. Возможно, опасался, что, пригласив на помощь человека без официального статуса, вызовет насмешки подчиненных. Или боялся, что главный констебль неблагосклонно воспримет своевольное отступление от общепринятых норм. В то же время не вызывало сомнений, что Джонатан Бойс успел немало рассказать суперинтенданту о совместной работе с Тремейном, и Кэннок готов был закрыть глаза на любые неподконтрольные действия.

Теперь, заручившись поддержкой официального лица, Мордекай Тремейн в полной мере осознал собственное стремление к участию в поисках преступника. Причина интереса заключалась не только в том, что на момент убийства он находился в доме в качестве гостя и должен был неизбежно превратиться в объект полицейского дознания. Корни тянулись глубже: к поводу для визита в Шербрум-Хаус и ко всему, что удалось услышать, увидеть и почувствовать с момента приезда.

Распростертое под елкой причудливо замаскированное тело стало кульминацией неведомой драмы. А сама драма началась значительно раньше и тайно продолжалась вплоть до нынешнего момента. События развивались подспудно, едва прикрытые неплотной пеленой благодушия и сердечности, усердно, но малоуспешно создаваемой Бенедиктом Греймом.

Роль пассивного зрителя из партера не удовлетворяла Мордекая Тремейна. Хотелось узнать, что происходит за кулисами; выяснить, сколько актов задумано в драме и до какой степени каждый из исполнителей сознает важность собственной роли; понять, кто убил Джереми Рейнера и почему тот был при этом в нелепом наряде.

Мордекай Тремейн вошел в гостиную, и все сразу замерли. Почувствовав напряжение, он театрально остановился на пороге, чем еще больше накалил обстановку. Тремейн посмотрел на каждого по очереди и встретил ответные взгляды, привлеченные необъяснимым, таинственным возбуждением, берущим начало в той далекой эпохе, когда первобытные люди переживали азарт и смертельную опасность охоты в девственных лесах. Один из этих людей совершил убийство.