Текст книги "Нежные юноши (сборник)"

Иногда Роджер тушил последнюю сигарету в и без того переполненной окурками пепельнице около трех часов утра и, раздевшись в темноте, чувствовал, что валится с ног от усталости, но тут же говорил себе с радостью, что прошел еще один день.

Рождество пришло и ушло, и он едва заметил, что наступил Новый год. Этот рождественский день он вспоминал впоследствии как день, в который он завершил все эскизы для обувного магазина Гаррода. Магазин был одним из восьми больших клиентов, которых он стремился заполучить к себе, и если хотя бы половина из этих восьми подпишет с ним договоры, то в наступившем году он наверняка получит не меньше четверти миллиона долларов.

А мир, который находился вне его работы, стал представляться ему чем-то вроде хаотического сна. Он знал, что две холодные декабрьские субботы Гретхен провела, катаясь на пони в обществе Джорджа Томпкинса, и что она как-то раз ездила с ним на автомобиле в загородный клуб, чтобы покататься на лыжах по вечерним полям. Однажды утром на стене их спальни появился фотопортрет Томпкинса, оправленный в дорогую рамку. А в один из вечеров они чуть не поссорились, потому что, к его изумлению, Гретхен получила от Томпкинса приглашение в городской театр и приняла его.

Но работа близилась к концу. Каждый день из типографии присылали отпечатанные пробные экземпляры рисунков, и наконец семь самых удачных были сложены в папки, на папки были наклеены ярлыки, и все было убрано в большой конторский сейф. Он понимал, что рисунки удались, как никогда. Такая работа не может оцениваться в одних лишь деньгах; едва взглянув на то, что вышло, он осознал, что работал не только за деньги – он вложил в эти рисунки всю свою душу.

Один за другим из календаря исчезли все декабрьские листки. Роджер пережил мучительную неделю, когда ему пришлось отказаться даже от утреннего кофе, потому что кофеин заставлял его сердце биться слишком сильно. Только бы продержаться еще четверо суток… трое суток…

Вечером в четверг Х. Г. Гаррод должен был прибыть в Нью-Йорк. Вечером в среду Роджер приехал с работы в семь и нашел Гретхен углубившейся в изучение присланных отовсюду декабрьских счетов, со странным выражением в прекрасных глазах.

– Что с тобой?

Она кивком указала на счета. Он быстро просмотрел их, и его лоб прорезала морщина.

– Черт возьми!

– Ничего не поделаешь, – она всхлипнула, – это просто кошмар какой-то!

– Ну, я женился на тебе вовсе не потому, что думал, будто ты хорошая хозяйка. С этим я как-нибудь справлюсь. Пусть твоя хорошенькая головка не думает об этом!

Она холодно посмотрела на него:

– Ты говоришь со мной, как с ребенком!

– Приходится! – сказал он с неожиданным раздражением.

– Знаешь ли, я все же не какая-то там фарфоровая безделушка, которую можно куда-нибудь сунуть и тут же забыть!

Он немедленно встал перед ней на колени и взял ее за руки:

– Гретхен, послушай! – Когда он начал говорить, его дыхание прерывалось от волнения. – Ради бога, давай не будем сейчас ссориться! Мы оба переполнены злобой и упреками, и если сейчас разразится ссора – это будет ужасно. Я люблю тебя, Гретхен. Скажи, что и ты любишь меня – быстрее!

– Ты знаешь, что я люблю тебя.

Они избежали ссоры, но за ужином царила напряженная, звенящая тишина. Она достигла апогея чуть позже, когда он начал раскладывать свои рабочие эскизы на столе.

– Но, Роджер, – возразила она, – я думала, что сегодня вечером тебе не нужно будет работать!

– Я тоже так думал, но подоспело кое-что срочное.

– Я пригласила в гости Джорджа Томпкинса.

– Черт бы его побрал! – воскликнул он. – Прошу прощения, дорогая, но теперь тебе придется позвонить и отменить приглашение.

– Но он уже в пути, – сказала она. – Он едет прямо из конторы и будет здесь с минуты на минуту.

Роджер застонал. Первое, что пришло ему в голову – попросить их обоих сходить в кино; но предложение застыло у него на губах. Он не хотел отпускать ее в кино; ему хотелось, чтобы она осталась дома, у него на виду, чтобы он все время знал, что она рядом.

Бодрый Джордж Томпкинс прибыл ровно в восемь.

– Ага! – с веселым осуждением крикнул он, как только вошел в комнату. – Все еще трудимся!

Роджер холодно признал, что это правда.

– Завязывай! Завязывай с этим, пока не поздно!

С глубоким вздохом удовлетворения он уселся и закурил.

– Послушай человека, который изучил этот вопрос досконально. Ты достигаешь предела своих сил, а затем – р-раз! И ты сломался.

– Прошу прощения, – голос Роджера был предельно вежлив, – но я, чтобы не мешать вам, пойду наверх и закончу работу.

– Как хочешь, Роджер. – Джордж беззаботно махнул рукой. – Я не обижаюсь. Ведь я – друг семьи, и буду рад поболтать если не с мистером, то хотя бы с миссис…

Он игриво улыбнулся.

– Но будь я на твоем месте, старик, я бы послал к черту все эту работу и завалился бы спать.

Едва Роджер разложил все необходимое для работы на кровати, как выяснилось, что сквозь тонкий пол ему прекрасно слышно журчание беседы внизу. Неожиданно ему стало интересно, о чем же они так оживленно разговаривают? Он пытался погрузиться в работу, но никак не мог сосредоточиться и несколько раз вставал и нервно шагал по комнате из угла в угол.

Кровать была плохо приспособлена для работы. Бумага все время соскальзывала на пол, и острый карандаш прокалывал в листах дырки. Сегодня вечером все шло наперекосяк. Буквы и фигуры сливались у него в глазах, а в качестве аккомпанемента к пульсации крови в висках выступало доносившееся снизу приглушенное настойчивое бормотание.

Около десяти он неожиданно осознал, что за последний час не сделал фактически ничего; с резким восклицанием он собрал свои бумаги, засунул их в портфель и спустился вниз.

– О, привет! – воскликнула Гретхен. «Подозрительно приветливо», – подумал он. – А мы как раз говорили о тебе.

– Благодарствую, – с иронией произнес он. – И какая же конкретно часть меня оказалась под скальпелем?

– Твое здоровье, – весело ответил Томпкинс.

– С ним все в порядке, – сказал Роджер.

– Старина, ты смотришь на вопрос исключительно со своей колокольни, – воскликнул Томпкинс. – Ты выглядишь как абсолютный эгоист. Не кажется ли тебе, что у Гретхен тоже есть кое-какие права на тебя? Если бы ты не щадя себя трудился над прекрасным сонетом, или над портретом какой-нибудь Мадонны, или чем-нибудь в таком роде, – и он бросил быстрый взгляд на тициановские волосы Гретхен, – то никто не сказал бы тебе и слова поперек. Но ведь ты надрываешься из-за какой-то ничтожной рекламки какого-то дурацкого шампуня – и поверь мне, если весь этот шампунь в одно прекрасное утро исчезнет, никто в мире не станет сильно горевать.

– Минуточку, – рассердился Роджер, – я вовсе не обманываюсь насчет важности своей работы – для Вселенной она так же бесполезна и не нужна, как и те пустяки, которыми занимаешься ты! Но для нас с Гретхен это важнейшее дело – по крайней мере, на сегодня.

– Ты хочешь сказать, что мой труд никому не нужен? – недоверчиво переспросил Томпкинс.

– Нет; я не могу так сказать, ведь он все-таки приносит счастье одному бедному потомку джинсового магната, который совершенно не представляет, куда еще можно потратить деньги.

Томпкинс и Гретхен обменялись быстрыми взглядами.

– Увы мне! – с иронией воскликнул Томпкинс. – Все эти годы я не понимал, что я трачу свое время впустую!

– Ты праздный трутень, – грубо ответил Роджер.

– Я? – не на шутку разозлился Томпкинс. – Ты назвал меня трутнем лишь потому, что я живу уравновешенной жизнью и умею находить время не только на работу, но и на всякие более интересные вещи? Лишь потому, что я работаю не меньше твоего, но не позволяю себе при этом стать унылым и скучным работягой?

Оба мужчины разозлились; голоса звучали все громче, хотя на лице Томпкинса по-прежнему сохранялось некое подобие улыбки.

– Я хотел сказать лишь о том, – твердо сказал Роджер, – что на протяжении последних шести недель ты, как мне кажется, действительно напряженно поработал, укрепляя связь с моей женой!

– Роджер! – воскликнула Гретхен. – Что ты имеешь в виду?

– Только то, что я уже сказал.

– Держи себя в руках!

Томпкинс нарочито холодно закурил:

– Ты так измучен своей работой, что даже не можешь отвечать за свои слова. Ты же почти на грани нервного срыва…

– Пошел вон отсюда! – яростно завопил Роджер. – Иди отсюда, пока я не вышвырнул тебя!

Томпкинс поднялся:

– Ты… ты вышвырнешь меня?

Он не мог поверить своим ушам.

И как только они стали сближаться, Гретхен встала между ними, схватила Томпкинса за руку и потащила его по направлению к двери:

– Он ведет себя как сумасшедший, Джордж, так что лучше уходи. – Она всхлипнула и стала в темноте искать его шляпу.

– Он оскорбил меня! – орал Томпкинс. – Он угрожал мне! Он хотел вышвырнуть меня из дома!

– Забудь об этом, Джордж, – взмолилась Гретхен. – Он сам не знает, что говорит. Пожалуйста, уходи! Встретимся завтра, в десять.

Она открыла дверь.

– Ты не увидишь его завтра в десять, – твердо заявил Роджер. – Он больше никогда не переступит порог этого дома.

Томпкинс повернулся к Гретхен.

– Да, это его дом. Но мы с тобой можем встретиться в моем, – предложил он.

Затем он ушел, и Гретхен закрыла за ним дверь. У нее в глазах стояли гневные слезы.

– Что ты наделал! – всхлипывала она. – Мой единственный друг, единственный человек в мире, который меня понимал! А мой муж, в моем собственном доме, нанес ему ужасное оскорбление!

Она бросилась на диван и принялась горько плакать в подушки.

– Он сам напросился, – упрямо сказал Роджер. – Я старался сдерживаться, пока мое терпение не лопнуло. Я хочу, чтобы ты с ним больше не встречалась.

– Я буду с ним встречаться! – крикнула Гретхен. – Я буду встречаться с ним столько, сколько захочу! Неужели ты думаешь, что жить взаперти с тобой безумно интересно?

– Гретхен, – холодно сказал он, – вставай, одевайся, уходи – и больше никогда не возвращайся!

Ее губы дрогнули.

– Но я не хочу уходить, – ошеломленно сказала она.

– Ну вот. Тогда веди себя хорошо. – Его голос смягчился. – Мне кажется, что ты собиралась проспать все эти сорок дней?

– О, да, – горько заплакала она, – тебе легко говорить! А я уже устала спать! – Она встала и дерзко посмотрела ему в глаза. – Кроме того, завтра я собираюсь кататься на пони с Джорджем Томпкинсом!

– Ты не поедешь завтра ни на каких пони, даже если мне придется взять тебя с собой в Нью-Йорк и запереть в конторе, пока я не закончу работу!

Она посмотрела на него. В глазах ее была настоящая ярость.

– Я ненавижу тебя, – медленно проговорила она. – И все, чего я хочу, – это взять все твои рисунки, разорвать их на мелкие клочки и бросить в огонь. И чтобы у тебя было о чем подумать завтра, знай, что меня не будет дома, когда ты вернешься с работы!

Она встала с дивана и стала обеспокоенно рассматривать в зеркале свое покрасневшее, заплаканное лицо. Затем побежала наверх и, громко хлопнув дверью, скрылась в спальне.

По привычке Роджер разложил работу на столе в гостиной. Рисунки были яркими, живописные дамы – для одной из них позировала Гретхен – пили оранжевый эль, демонстрируя блестящие шелковые чулки… Все это погрузило его в некое подобие комы. Его неутомимые карандаши быстро перемещались по бумаге, то чуть-чуть меняя высоту букв, то добавляя новые оттенки синего к нарисованным платьям, то выделяя слово, делавшее слоган анемичным и бледным. Прошло полчаса – и он полностью погрузился в работу; в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь бархатным скрипом карандаша по бумаге.

О времени он вспомнил лишь около трех утра. Снаружи в дом проник ветер, носившийся по углам дома и бившийся о стены с громкими тревожными ударами, напоминавшими звуки падения тяжелого тела. Роджер прервал работу и прислушался. Он вовсе не чувствовал себя уставшим – лишь его голова, казалось, была полностью покрыта разбухшими венами, как на тех картинках, что висят в медицинских кабинетах и изображают лишенные кожи мускулы человеческих тел. Он обхватил голову руками и почувствовал, что все прошло. Ему показалось, что вены на висках превратились в узлы коросты вокруг старых шрамов.

Неожиданно в душу закрался страх. Сотни слышанных им предостережений вновь всплыли в памяти. Люди разрушали себя непосильным трудом – и он тоже был создан из уязвимой и бренной плоти. Впервые он позавидовал крепким нервам и здравомыслию Джорджа Томпкинса. Он встал и в панике стал мерить шагами комнату.

– Мне нужно выспаться, – с напряжением шептал он себе под нос. – Иначе я сойду с ума.

Он потер руками глаза и вернулся к столу, чтобы продолжить работу, но руки дрожали, и он никак не мог ухватить лист бумаги. Покачивание черного сука за окном испугало его, он закричал. Затем сел на диван и постарался сконцентрироваться.

«Остановись! Остановись! Остановись! – кричали часы. – Остановись! Остановись! Остановись!»

– Я не могу остановиться, – вслух ответил он. – Я не могу позволить себе остановиться!

Чу! Кажется, на крыльце стоит волк! Он слышал, как острые когти царапают лакированные ступеньки крыльца. Он быстро встал, подбежал к входной двери и распахнул ее; затем со страшным криком отступил внутрь дома. На крыльце действительно стоял громадный волк и свирепо глядел на него зловеще-красными глазами. Они смотрели друг на друга; волк ощетинился и, издав низкое ворчание, исчез в темноте. Чуть позже Роджер понял, что это была собака полисмена из дома напротив; он тихо и невесело рассмеялся.

Он устало потащился на кухню, взял будильник, поставил его на семь утра и принес в гостиную. Затем, накрывшись пальто, прилег на диван и тут же погрузился в тяжкую дремоту без снов.

Когда он проснулся, светильник все еще горел, но комната уже окрасилась в серые цвета зимнего утра. Он поднялся и с тревогой посмотрел на свои руки – к своему облегчению, он обнаружил, что они больше не дрожат. Он чувствовал себя много лучше. Затем в деталях припомнил все, что случилось вчерашним вечером, и его лоб прорезало несколько неглубоких морщин. Впереди он видел лишь работу, двадцать четыре часа работы; а Гретхен, хочет она этого или нет, придется проспать еще один день.

* * *

– Мистер Кингсли уже на месте?

Из ординаторской показалась голова аптекаря.

– Мне бы хотелось поговорить с вами наедине.

* * *

Вернувшись домой в половине восьмого, Роджер сразу прошел на кухню. Домработница только пришла и снимала свою шляпку.

– Биби, – он никогда с ней не фамильярничал, просто у нее было такое имя, – я сам приготовлю завтрак для миссис Хэлси.

Это поразило Биби – такой занятой муж, и вдруг решил поухаживать за женой! – но если бы она увидела, что он сделал, неся поднос из кухни, она бы удивилась еще больше. Потому что он поставил поднос на стол в столовой и всыпал в кофе половину чайной ложки какого-то белого порошка, совсем не похожего на сахар. Только после этого он поднялся по лестнице и открыл дверь спальни.

Гретхен проснулась; вздрогнула, посмотрев на большую двуспальную кровать, в которой сегодня ночью явно никто не спал. Бросила изумленный взгляд на Роджера, но изумление тут же сменилось презрительной усмешкой, как только она заметила поднос с завтраком в его руках. Она подумала, что завтрак был чем-то вроде капитуляции и извинения.

– Я не хочу есть, – холодно сказала она, и его сердце ухнуло вниз, – но, может быть, выпью чашечку кофе.

– Не хочешь есть? – разочарованно переспросил Роджер.

– Я же сказала, что буду только кофе!

Роджер молча поставил поднос на столик у кровати, повернулся и быстро ушел на кухню.

– Сегодня мы уезжаем и приедем только завтра вечером, – сказал он Биби, – поэтому я запру дом прямо сейчас. А вы на сегодня свободны и можете идти домой.

Он посмотрел на часы. Было десять минут восьмого, а ему надо было успеть на поезд, который отходил в 8:10. Он подождал пять минут, затем на цыпочках поднялся наверх и вошел в комнату Гретхен. Она крепко спала. Кофейная чашка была пуста – на дне осталась лишь коричневая гуща. Он с тревогой посмотрел на жену, но ее дыхание было ровным и чистым.

Из шкафа он вынул чемодан и начал быстро заполнять его ее обувью – туфли, лодочки, калоши, – он и не знал, что у нее так много обуви. Чемодан закрылся с трудом.

Он помедлил еще минуту, вытащил ножницы из ящика стола и отыскал телефонный провод. В том месте, где провод скрывался за буфетом, он резким движением его перерезал – и тут же вздрогнул, потому что услышал осторожный стук в дверь. Это была няня. Он напрочь забыл о ее существовании!

– Мисс Хэлси и я уезжаем в город и приедем только завтра, – спокойно сказал он. – Отвезите Макси погулять в зоопарк и позавтракайте там же. Можете там остаться на весь день.

Когда он вернулся в комнату, на него нахлынула волна жалости. Спящая Гретхен была, как никогда, прекрасна и беспомощна. То, что он сделал, вдруг показалось ужасным – ведь он украл у нее целый день жизни! Он прикоснулся к ее волосам, и она что-то пробормотала во сне; он потянулся и поцеловал ее в щеку. Затем взял набитый обувью чемодан, запер дверь спальни и проворно побежал вниз по ступенькам.

III

К пяти часам вечера последние рисунки для магазинов Гаррода были отправлены с курьером Х. Г. Гарроду в отель «Билтмор». О решении должно было стать известно следующим утром. В половине шестого стенографистка Роджера похлопала его по плечу:

– Мистер Голден, управляющий здания, хочет вас видеть.

Роджер в изумлении обернулся:

– А что такое?

В этот момент вошел сам мистер Голден. Если мистер Хэлси хочет сохранить контору за собой, маленькое недоразумение с выплатой арендной платы должно быть урегулировано как можно скорее.

– Мистер Голден, – устало ответил Роджер, – завтра все будет в полном порядке. И если сейчас вы будете продолжать трепать мне нервы, то весьма вероятно, что вы никогда не получите от меня никаких денег. Послезавтра все будет улажено.

Мистер Голден с беспокойством посмотрел на арендатора. Молодые люди иногда решаются на крайне неразумные поступки, когда дела у них идут из рук вон плохо. Его неприятно удивленный взгляд упал на прислоненный к столу чемодан с инициалами владельца.

– Собираетесь в командировку? – с подозрением спросил он.

– Что? Ах это… Нет. Это просто вещи.

– Вещи? Ну, что ж… Мистер Хэлси! Чтобы мне было спокойней, позвольте попросить вас об одолжении: прошу вас, отдайте мне этот чемодан на хранение! А завтра я вам его верну.

– Как вам будет угодно.

Мистер Голден с умоляющим жестом взялся за ручку чемодана.

– Это всего лишь формальность, – заметил он.

– Я вас понимаю, – сказал Роджер и снова повернулся к столу. – Всего доброго.

Мистер Голден счел необходимым завершить разговор в более мягком ключе:

– И не работайте так много, мистер Хэлси! Вам ведь не хочется заработать нервный срыв, не…

– Нет, – закричал Роджер, – не хочется! Но я его заработаю, если вы сейчас же не оставите меня в покое!

Когда дверь за мистером Голденом закрылась, стенографистка сочувственно обратилась к Роджеру.

– Не нужно было разрешать ему уносить ваш чемодан, – сказала она. – Что там было? Одежда?

– Нет, – рассеянно произнес Роджер. – Там обувь моей жены.

Он заночевал в конторе на диване, стоявшем у стола. На рассвете он проснулся от нервной дрожи, выбежал на улицу, выпил кофе и через десять минут в панике прибежал обратно в контору – он боялся пропустить телефонный звонок мистера Гаррода. Но на часах было только полседьмого утра.

К восьми ему стало казаться, что все его тело в огне. К тому моменту, когда на работу явились штатные художники, он лежал на диване, ощущая почти физическую боль. Настойчивый телефонный звонок раздался в половине десятого, и Роджер дрожащими руками снял трубку:

– Алло.

– Это агентство мистера Хэлси?

– Да, говорит мистер Хэлси.

– А я – мистер Гаррод.

Сердце Роджера замерло.

– Я звоню, чтобы сказать вам, юноша, что вы прислали мне великолепные работы! Я беру все и, кроме того, готов заключить с вами договор.

– О, боже! – заорал Роджер в трубку.

– Что? – мистер Х. Г. Гаррод был явно изумлен. – Эй, подождите…

Но его уже никто не слушал. Трубка упала на пол, и Роджер, растянувшись на кушетке, всхлипывал так, будто его сердце разрывалось на части.

IV

Прошло три часа, и Роджер с утренней газетой под мышкой открыл дверь в спальню жены. Его взгляд был по-детски спокоен, хотя лицо все еще сохраняло бледность. Услышав шаги мужа, Гретхен проснулась.

– Который час? – спросила она.

Он взглянул на часы:

– Полдень.

Она внезапно расплакалась.

– Роджер, – отрывисто говорила она, – прости меня, я вела себя как последняя дура!

Он холодно кивнул.

– Все в порядке, – ответил он. Затем, выдержав паузу: – Я подписал договор – на огромную сумму!

Она быстро повернулась к нему:

– Так у тебя получилось?…

Затем, после минутного раздумья:

– И я смогу купить новое платье?

– Платье?! – Он отрывисто рассмеялся. – Ты сможешь купить хоть дюжину сразу! Один этот договор принесет нам сорок тысяч в год! Это одна из крупнейших фирм на Западе.

Она изумленно посмотрела на него:

– Сорок тысяч?

– Да.

– Черт возьми! – И затем потише: – Я о таком даже и не мечтала…

И она снова задумалась.

– Мы сможем купить дом как у Джорджа Томпкинса?

– Мне не нужен магазин антикварных безделушек.

– Сорок тысяч! – еще раз повторила она и затем мягко добавила: – О, Роджер…

– Да?

– Я никуда не поеду с Джорджем Томпкинсом.

– Я бы все равно тебе не позволил, даже если бы ты захотела, – ответил он.

На ее лице появилось негодование.

– Вообще-то мы с ним запланировали прогулку на этот четверг еще неделю назад.

– Сегодня не четверг.

– Четверг.

– Сегодня пятница.

– Роджер, ты сошел с ума! Ты что же, думаешь, я не знаю, какой сегодня день?

– Сегодня не четверг, – упрямо повторил Роджер. – Взгляни!

И он сунул ей под нос газету.

– Пятница! – воскликнула она. – Но это ошибка! Это старая газета. Сегодня четверг!

Она закрыла глаза и попробовала сконцентрироваться.

– Вчера была среда, – решительно заявила она. – Прачка приходила вчера. Это я знаю точно.

– Но, – с улыбкой возразил Роджер, – посмотри на газету! Здесь не может быть никаких сомнений.

С выражением непонимания на лице она встала с постели и начала искать свою одежду. Роджер ушел бриться в ванную. Минутой позже он вновь услышал скрип пружин матраса. Гретхен вернулась в постель.

– Что такое? – осведомился он, выглянув из ванной.

– Мне страшно, – дрожащим голосом прошептала она. – Мне кажется, что с моими нервами не все в порядке. Я не могу найти свою обувь.

– Обувь? Ею уставлен весь шкаф!

– Я тоже так думала, но сейчас там ничего нет! – Она побледнела от страха. – О, Роджер!

Роджер присел к ней на постель и полуобнял ее.

– О, Роджер, – всхлипывала она, – что со мной случилось? Сначала эта газета, а теперь обувь. Помоги мне, Роджер!

– Я вызову врача, – сказал он.

Он безжалостно подошел к телефону и снял трубку.

– Кажется, телефон не работает, – произнес он через минуту. – Я пошлю Биби.

Через десять минут в комнату вошел доктор.

– Мне кажется, что со мной случилось что-то серьезное, – взволнованно поведала доктору Гретхен.

Доктор Грегори присел на краешек постели и взял ее за руку, чтобы проверить пульс.

– Кажется, сегодня это просто витает в воздухе.

– Я проснулась, – испуганным голосом продолжала Гретхен, – и обнаружила, что потеряла целый день. У меня была назначена прогулка с Джорджем Томпкинсом…

– Что? – удивленно воскликнул доктор, а затем рассмеялся: – Джордж Томпкинс вряд ли выйдет на прогулку еще много-много дней.

– Он уехал? – заинтересованно спросила Гретхен.

– Он поехал на Запад.

– Неужели? – воскликнул Роджер. – Наверное, с чужой женой?

– Нет, – ответил доктор Грегори. – У него произошел нервный срыв.

– Что? – в один голос воскликнули Роджер и Гретхен.

– Он просто-напросто обмяк и упал в обморок, принимая холодный душ.

– Но ведь он всегда рассказывал о своей безмятежной и уравновешенной жизни, – сказала Гретхен. – Это все время крутилось у него на языке!

– Знаю, – сказал доктор. – Он бормотал об этом все утро. Я думаю, что эта мысль и выбила его из колеи. Вы знаете, он слишком напряженно над этим трудился.

– Над чем? – спросил ничего не понимающий Роджер.

– Над поддержанием равновесия в своей жизни. – Он повернулся к Гретхен: – Все, что я могу рекомендовать вам, леди, это отдых, хороший отдых. Если вы пару дней просто отдохнете дома и хорошенько выспитесь, вы станете свежей как огурчик. Вероятно, вы тоже на чем-нибудь зациклились.

– Доктор, – хрипло попросил Роджер, – не могли бы вы осмотреть и меня? Не кажется ли вам, что и мне нужен отдых или что-то в этом роде? Последнее время я слишком много работал.

– Отдых? – Доктор Грегори рассмеялся и изо всех сил хлопнул его по плечу. – Мой мальчик, да вы в жизни не выглядели лучше!

Роджер быстро отвернулся, чтобы спрятать улыбку, и подмигнул чуть криво висевшему на стене спальни фотопортрету мистера Джорджа Томпкинса.