Текст книги "Врата"

6

Почти через час после отлучки Джек вернулся в отцовскую палату в дурном настроении. Можно было бы звякнуть в контору проката, попросить приехать и сменить покрышку, но он оказался от этой идеи, не имея понятия, где находится. Как им объяснить, куда ехать?

Поэтому сам поставил другую покрышку. Не великое дело. За свою жизнь менял кучу покрышек, правда на мощеной дороге. Тут же домкрат скользил на песке, испытывая его терпение. Потом разошлись тучи, начало жарить солнце. Дела были бы не так плохи, если б на коже не устроили пикник москиты. Никогда в жизни не видывал столько москитов. Руки сплошь в розовых волдырях, чешутся до сумасшествия.

Глупо было позволять тем уродам выкинуть такой фокус.

В палате работал телевизор, заголовки новостей рассказывали о тропическом шторме «Элвис», который выпустил много пара в Северной Флориде, но, добравшись теперь до залива, снова набрался сил над теплыми водами. «Элвис» еще не сошел со сцены.

Джек подошел к постели, взглянул на отца. Никаких перемен не заметно. Шагнул к окну, посмотрел на стоянку. Кто та девушка и странные парни? Судя по тому, как она шла к койке, у нее была определенная цель. Какая?

Повернувшись обратно к кровати, он заметил на полу что-то блестящее, черное, продолговатое. Присел на корточки, прикидывая, не флоридское ли насекомое вроде таракана. Нет, похоже на раковину. Наклонился поближе. По форме как у мидии, только более плоская. Наверно, какой-нибудь местный моллюск.

Когда он потянулся за раковиной, в глаза бросился некий предмет под кроватью. Не совсем под кроватью, скорей за изголовьем. Вроде тонкой ветки, стоявшей на полу.

Джек подобрал с пола раковину, шагнул к кровати, заглянул за изголовье, увидел на верхушке ветки жестяную банку с выведенными краской непонятными завитушками. Подобное уже на глаза попадалось – во дворе у Ани.

Он улыбнулся. Должно быть, в прошлое посещение старушка принесла любимому соседу талисман удачи. Папе не повредит, а то вдруг и поможет, кто знает? В последние месяцы случались и более странные вещи.

Поднимаясь, мельком заметил на изголовье кровати рисунок. Чуть-чуть отодвинул ее от стены, присмотрелся. Доска расписана черными кругами и завитками. Кто автор, гадать не приходится – рисунок в точности повторяет роспись на жестянке. Как костлявая леди двигала адски тяжелую койку?

Ладно, можно потом расспросить. Джек подвинул кровать на место, положил раковину на тумбочку. Может, кто-нибудь из сестер обронил. Значит, придут искать. Так хотя бы никто на нее не наступит.

Почесывая руки, он попрощался с папой и пошел к машине. Будем надеяться, дома найдется цинковая мазь.

7

Вернувшись во Врата, Джек увидел на тупиковой стоянке другую машину. Видимо, у Ани гости. Но парадные отцовские двери стояли открытыми, изнутри слышались голоса.

Он вошел в переднюю комнату, обнаружив молодую женщину в блузке и юбке, которая водила по дому пожилую пару.

– Вы кто такие, черт побери? – воскликнул Джек.

Старики испуганно вздрогнули, женщина, защищаясь, прижала к груди отрывной блокнот. Он понял, что крик вышел грубым, да в таком уж был настроении.

– Я... член Совета Врат, – пробормотала женщина. – Показываю дом. – И решительно расправила плечи. – А вы кто?

– Сын хозяина. Что вы тут делаете?

Женщина заморгала.

– Соболезную вашему горю, но...

– Какому горю? Думаете, мой отец умер?

Она вновь заморгала.

– Разве нет?

– Нет, черт возьми. Я только что из больницы. В данный момент он не слишком хорошо себя чувствует, но не умер.

Старики смутились, глядя в потолок, на ковер, куда угодно, только не на Джека.

– О господи боже мой, – вздохнула женщина. – Мне сказали, что умер.

– Даже если бы так, что вы здесь делаете?

– Показываю...

В душе взорвалась ярость. Стервятники!

– Показываете чужой дом? Кто дал вам право? Дом принадлежит отцу, пока он его не продаст.

Она снова расправила плечи, на сей раз высокомерно вздернув подбородок.

– Очевидно, вы незнакомы с законами Врат.

– Очевидно, незнаком. Обязательно ознакомлюсь. А пока, – Джек ткнул пальцем через плечо, – вон отсюда.

– Но...

– Вон!

Женщина засеменила к дверям, высоко держа голову. Старики потащились за ней.

– Извините, – на миг задержалась старушка.

– Вы ни в чем не виноваты, – сказал Джек.

Она взяла его за локоть морщинистой рукой:

– Надеюсь, ваш отец скоро поправится.

– Спасибо. – Он вдруг успокоился.

Закрыл за ними дверь, привалился спиной. Перебрал. Слишком много безответных вопросов. И, проклятье, ни одного ответа.

Неудачный день. Впрочем, пока еще полдень.

Только оторвался от двери, послышался стук. Джек сосчитал до трех, пообещав себе быть на сей раз повежливее, послав агентшу по продаже куда следует, и распахнул створку.

На пороге стояла Аня. Со знакомой обклеенной липкой лентой коробкой «Федерал экспресс» в руках.

– Доставили в твое отсутствие, – объявила она. – Я расписалась.

Ах. «Глок» и запасное оружие. Он почувствовал себя человеком.

– Спасибо.

– Тяжелая посылка, – заметила она. – Чего у тебя там? Свинец?

– И так можно сказать. Заходите, тут прохладно.

– Не могу. В больнице уже был?

Джек кивнул:

– Без перемен.

Подумал, не спросить ли насчет жестянки на палке за изголовьем кровати, однако решил повременить с вопросом.

– Туда собираетесь?

– Пожалуй, посижу с ним немножко.

Великолепная старая леди.

– Давайте подвезу.

Она махнула на него рукой:

– Такси уже вызвала. – Аня собралась идти. – Потом загляну. Коктейль в пять, если будешь свободен.

Вторично не откажешься.

– Договорились. – Тут ему пришла в голову мысль. – Кстати, кто здесь заправляет делами?

– Во Вратах, ты имеешь в виду?

– Угу. Главный менеджер, директор, председатель Совета, еще кто-нибудь... Кто руководит представлением?

– Пожалуй, Рамсей Уэлдон. В муниципалитете сидит. Не перепутаешь. Сплошь стеклянный кубик у поля для гольфа. А что?

– Надо немножечко побеседовать с глазу на глаз.

8

Муниципалитет в точности соответствовал описанию Ани: маленькая кубическая постройка из зеркального стекла. Выходя из машины, Джек увидел высокого приличного мужчину, открывавшего дверцу классического седана. На вид за пятьдесят, длинные черные волосы с сединой на висках, легкий шерстяной костюм молочно-шоколадного цвета, в тон идеально отделанному двухцветному автомобилю – белому с коричневым, – с широкими покрышками с белой боковиной.

– Я сплю и вижу сон, – обратился к нему Джек, – или это действительно «крайслер-краун-империал» пятьдесят шестого года?

Незнакомец толерантно улыбнулся, хотя в его тоне слышалось нетерпение.

– Действительно «краун-империал», но не «крайслер». «Империал» отделился от «крайслера» в пятьдесят четвертом, а этот малыш выпущен через два года.

– Прелесть, – восхитился Джек, не кривя душой.

Провел рукой по заднему крылу до подфарника, торчавшего вроде миниатюрного красного маячного фонаря. Хромовая решетка сверкала щербатой улыбкой, отразив его фигуру в своей безупречной поверхности.

Господи, самому бы хотелось такие колеса! Впрочем, машина слишком заметная. Меньше всего хочется, чтоб люди обращали внимание. Поэтому Джек в конце концов расстался с «Ральфом», старым «корвейром» 63-го года с откидным верхом. Его без конца останавливали и расспрашивали о машине.

– Сами отреставрировали?

– Да, это мое хобби. Два года возился. В пятьдесят шестом выпустили меньше одиннадцати тысяч «империалов». У этого, кстати, подлинный двигатель, 354 кубических дюйма.

– Стало быть, рукояткой заводится.

– Конечно, рукояткой. – Мужчина взглянул на него. – Вы, наверно, по делу?

– Пожалуй. Мой отец лежит в коме в больнице...

– Вы сын Тома? Бедняга. Как он?

Джек удивился мгновенной и точной реакции.

– Не очень. Вы его знаете?

Мужчина протянул руку.

– Рамсей Уэлдон. Директор Южных Врат.

– Потрясающе. – Он ответил на рукопожатие. – Я ведь к вам ехал.

– Наверняка догадываюсь зачем. Мне звонили из отдела продаж. Туда, видимо, поступила ошибочная информация о вашем отце. Из больницы сообщили, что он погиб. Извините за недоразумение.

– Ничего. Ошибочная информация – это я понимаю, а кто позволил показывать дом потенциальным покупателям?

– Дело в том, что агентша решила – ошибочно, – что дом теперь принадлежит Вратам.

– С чего это ей взбрело в голову?

Уэлдон поднял брови.

– После смерти владельца... владельцев дома переходят в собственность Врат.

– Шутите.

Он покачал головой:

– Таково условие договора. Ничего особенного. Его выдвигают многие кондоминиумы для престарелых.

– Никогда не поверю, что отец подписал подобный договор.

– Почему? Покупка дома, оплата страховки гарантируют ему не только жилье, но и квалифицированный уход с момента заключения договора до кончины, независимо от того, сколько он проживет. Обитатели Врат не обременяют родных. Никому не придется ломать голову, как быть с папой, кто будет ухаживать за мамой...

Привычный уверенный тон прирожденного и убежденного торгаша. Ясно, какое влияние это оказывает на неизменно гордого и независимого человека вроде отца.

– Ваш отец, – продолжал Уэлдон, – ни в коем случае не станет детям обузой. Вы никогда не почувствуете себя перед ним виноватым, точно зная, что о нем позаботятся.

– Я не столько чувствую себя виноватым, сколько догадываюсь – не считайте меня параноиком, – что вы заинтересованы в быстрой перепродаже жилья.

– Знаете, – рассмеялся директор, – нас в этом без конца упрекают. Но мы живем в реальной жизни, а не в романе Робина Кука. Уверяю вас, все гарантировано, застраховано, перестраховано. Можете заглянуть в наши финансовые счета. Врата – открытая компания, каждый год выходит на высокое место.

Джек заметил, что Уэлдон вспотел. Впрочем, он тоже. На асфальте настоящая парилка.

– Значит, я не первый задаю подобный вопрос.

– Нет, конечно. Все кругом помешались на заговорах, везде видят черные умыслы. Поверьте, Врата превосходно заботятся о своих обитателях. Мы действительно обеспечиваем уход. И поэтому наши жильцы рекомендуют Врата родным и друзьям. И поэтому у нас список очередников со всей страны. Подобные кондоминиумы быстро не создаются. Приведу только один пример: в прошлом году я предложил проводить ежегодное обследование наших членов для своевременного выявления медицинских проблем, пока они еще поддаются решению.

– Правда? И где оно проводится?

– Вон там, в клинике. – Он указал на одноэтажное здание в сотне ярдов за выжженным потемневшим газоном. – Она пристроена к специализированному дому для престарелых.

– Можно мне поговорить с врачом об отце?

– Пожалуйста. Хоть сейчас отправляйтесь. – Уэлдон взглянул на часы. – Ух! Опаздываю на совещание. – Он снова протянул руку. – Приятно было познакомиться, желаю вашему отцу всего хорошего. Мы все к нему привязались.

Директор сел в машину и тронулся с места. Джек прислушался к утробному реву мотора и вновь захотел стать хозяином такого автомобиля.

Посмотрел ему вслед. Во время беседы старался раскусить Рамсея Уэлдона, но не пробился сквозь гладкую деловую дружелюбную оболочку. Не трудился бы, если бы второй участник не скрылся с места происшествия, сбив папу. А с учетом этого факта...

Он тряхнул головой. Может быть, тут ничего и нет. Однако хорошо известно, сколько всяких событий творится вокруг незаметно. Воображать злые умыслы не приходится.

9

В клинике принимал нынче доктор по имени Чарльз Харрис, не сильно занятый делами, поэтому Джек увиделся с ним после краткого ожидания.

Сестра проводила его в приемную с ореховыми панелями, письменным столом вишневого дерева и множеством дипломов в рамках на стенах. На них значилась не только фамилия Харриса, но и предположительно прочих врачей, сменявшихся в клинике. Доктор Харрис оказался смуглым молодым кудрявым субъектом с яркими голубыми глазами. Джек представился под настоящей фамилией, которую не произносил так давно, что с трудом выговаривал, и добавил:

– Сын Тома.

Доктор Харрис не слышал о несчастном случае, пожелал пострадавшему скорейшего выздоровления, потом спросил, чем может помочь.

– Во-первых, хотелось бы знать, давно ли отец здесь обследовался.

– Пару месяцев назад, – сообщил доктор Харрис.

– Отлично. Доктор Хуэрта, больничный невропатолог...

– Я знаком с Инес. Ваш отец в хороших руках.

– Утешительно. Но меня интересует его состояние до аварии.

Доктор Харрис как бы шагов на пять отступил.

– А именно?

– Ну, не могло что-нибудь повлиять на случившееся, объяснить, куда он в такое время ехал...

– Можно взглянуть на ваши документы?

– Что? – Неожиданный вопрос. – Зачем?

– Убедиться, что вы тот, за кого себя выдаете.

Невозможно. Все документы на имя Джона Тайлески. Ничего на собственную фамилию.

– Я должен доказывать, что прихожусь сыном собственному отцу? Почему, скажите на милость...

– У пациентов свои привилегии. Я обычно ни при каких обстоятельствах не обсуждаю историю болезни без их разрешения, даже с женами. Сделал бы исключение для ближайшего родственника, если вы им являетесь.

Поскольку нельзя предъявить документы, надо попробовать уговорить доктора.

– Не будь я его сыном, зачем мне это было бы нужно?

– Может быть, вы адвокат или присланы адвокатом для возбуждения иска.

– Какого к черту иска?

– В пользу кого-нибудь пострадавшего в происшествии.

– Кроме отца, никто не пострадал.

– Не знаю, – пожал плечами доктор Харрис. – Вообще ничего не знаю о несчастном случае. Знаю, что здешний народ возбуждает иски из-за упавшей шляпы. Лотерейная психология. Фальшивых гарантий выше крыши. Даже люди, никогда не видевшие избирательного бюллетеня на президентских выборах, чертовски хорошо знают, какому адвокату звонить об ушибленном пальце.

Доктор Харрис начинал кипятиться.

– Говорю вам, я не адвокат. Даже не помню, когда в последний раз разговаривал с адвокатом, то есть не считая моего брата, судьи из Филадельфии.

Может быть, это его успокоит, понадеялся Джек. И напрасно.

– С другой стороны, – заявил доктор Харрис, – вы можете оказаться мошенником, преследующим темные цели.

– Например? – спросил Джек.

– Не знаю, – пожал он плечами, – но во Флориде на квадратную милю приходится больше мошенников, чем в любом другом штате.

– Я не мошенник – по крайней мере, в данный момент – и беспокоюсь лишь об отце. О каких неполадках с его здоровьем вы умалчиваете? Что скрываете?

– Ничего. – Доктор Харрис пошевелил пальцами протянутой руки. – Мы с вами зря тратим время. Предъявите документы, я все расскажу.

Вот дерьмо.

– У меня ничего с собой нет. Документы остались в отцовском доме.

Лицо доктора отвердело. Он покачал головой и поднялся.

– К сожалению, в таком случае ничем помочь не могу. – Харрис нажал на кнопку звонка. – Сестра вас проводит.

– Ладно, – сдался Джек, вставая. – Но хотя бы свяжитесь с доктором Хуэртой и расскажите ей все, что знаете.

Этого Харрис явно не ожидал.

– Э-э-э... конечно, обязательно. Сегодня же позвоню.

При всем разочаровании и огорчении надо уважать его этический кодекс. Джек выдавил улыбку, протянул руку:

– Спасибо. Приятно было познакомиться, док. Вас можно было б назвать настоящим занудой, но я рад, что именно вы оберегаете папины тайны. То же самое делает мой доктор дома.

Разумеется, доктор Харгес – совсем другое дело. У него отобрали лицензию, поэтому никто не догадывается, что у него вообще имеются пациенты.

Джек, не дожидаясь сестры, покинул полностью озадаченного доктора медицины Чарльза Харриса и направился к выходу.

По дороге пристально разглядывал окна и стены, особенно присматриваясь к верхним углам потолков и к раме дверей, в которые вышел. Никаких кнопок тревоги, пусковых устройств, детекторов, реагирующих на движущиеся предметы.

Хорошо.

10

– Получается? – спрашивал Люк. – Видишь?

Семели сидела на скамье вельбота «Плавучий Бык». Одни члены клана просили в городе милостыню, другие на берегу дремали в тени. На борту были только они с Люком. Лучше бы он убрался, не торчал больше рядом, оставил ее в покое. Но он искренне переживает, поэтому она прикусила губу, прижав оставшуюся раковину к правому глазу, стараясь говорить потише.

– Дай мне просто посидеть минуточку, Люк. Дай немножечко времени, чтобы я поняла, получается что-нибудь или нет.

С единственной раковиной совсем другое дело. С двумя можно взгляд фокусировать, а с одной...

С единственной раковиной еще можно читать мысли высших существ вроде Доры, а с низшими даже с двумя тяжело. Они не сильно сообразительные, поэтому приходится особенно сосредоточиваться. Если б только отыскать вторую раковину...

– Возьму с собой пару ребят, через забор перелезем, поищем...

– Помолчи, пожалуйста. Кажется, я кое-что придумала.

– Да ну? – В его тоне звучала надежда, волнение.

Нет никакого способа попасть в больницу на поиски другой раковины, но если присматривать за сыном старика – особенным, тем самым, кого к ней прислали, – раковина, возможно, окажется у него.

Только все надо держать под контролем.

Под контролем... Девочкой она думала, будто обладает одной способностью видеть глазами других живых существ, однако вскоре выяснилось, что это лишь часть истории. Другая открылась, когда к ней на берег пожаловала Сьюзи Леффертс.

Семели почти каждый день ходила к океану, если не было дождя, клала раковины на глаза и взлетала, парила, ныряла со стаями птиц, плавала, устремлялась в глубины с мальками, превращалась даже в краба, ползая по океанскому дну. Лишь в эти минуты жила полной жизнью... истинно свободной... в своей стихии.

Спина прикипела к песку, когда позади раздался слишком знакомый голос:

– Так вот где ты все время торчишь.

Видно, Сьюзи уже поняла, что больше не может обидеть Семели, приставания и оскорбления не дают прежнего результата, и выследила ее, чтоб узнать почему.

– А я думала, у тебя новый дружок или еще что-нибудь, – продолжала Сьюзи, – а ты просто сидишь с дурацкими ракушками на глазах. Семели, вечная неудачница, теперь уж ты все проиграла.

Она даже не потрудилась снять с глаз раковины или ответить, и Сьюзи взбесилась, схватила, сорвала ракушки.

– Что это вообще такое?

Ох, нет! Сейчас она увидит, узнает!

Сьюзи, впрочем, ничего не увидела, обозвала их мусором, дрянью, швырнула к набегавшей волне. Боясь, что они канут в воду, Семели с криком бросилась за ними. Кажется, отыскала – в любом случае, нашла раковины униониды, но свои ли, точно невозможно сказать. Хотела задушить шагавшую по дюне, хохотавшую Сьюзи, только нельзя пускаться в погоню, не убедившись, что раковины те самые и действуют по-прежнему...

Раковины оказались те самые. Семели приложила их к глазам, взмыла высоко над берегом, видя, как Сьюзи семенит к машине. Сука!

Она неожиданно устремилась к ней с птичьим криком, открыла клюв, вонзила ей в шею, пригвоздив суку. Принялась клевать в голову, разрывая скальп, выдирая клочки белокурых спутанных волос.

Сама так изумилась, что сбросила раковины, глядя, как кричавшая чайка вспорхнула с головы Сьюзи и улетела, а та с визгом бросилась к машине. Тут ее осенило: она может не только проникать внутрь живых существ и смотреть их глазами, но и управлять ими, заставлять делать, что хочет.

На нее нахлынуло холодное сознание собственной силы. Она не просто немножко особенная, а в самом деле необыкновенная.

Не ослабеет ли сила с одной раковиной?

Семели прикрыла рукой левый глаз, полностью сосредоточилась, сконцентрировалась на правом. Что-то сфокусировалось. Представший перед глазами сухой потемневший стебелек травы разросся в древесный ствол.

– Есть! – воскликнула она. – Получилось... Попробую еще разок.

И еще получилось, еще и еще...

Нужно время и усилия. Немало усилий.

– Посижу возле дома старика, зайду, если удастся.

– Правда думаешь, что раковина у него?

– Не знаю. Но собираюсь узнать, черт возьми.

– А если у него, тогда что?

– До этого мы еще не дошли, Люк. Дойдем – придумаем что-нибудь.

Возможно, тем временем, подумала она, прощупаем изнутри того самого парня. Посмотрим, стоит ли он меня.

11

Голова у Джека шла кругом. Не от выпитого вина, а от дьявольских игр, которые он пытался понять.

Вторую половину дня провел в больнице с Аней и, разумеется, с Ирвингом. Состояние папы не изменилось – все те же случайные инстинктивные движения, неразборчивые звуки. Надеялся встретить доктора Хуэрту, спросить, звонил ли ей Харрис. Может, удалось бы выяснить, что тот скрывает по поводу здоровья отца до аварии.

Но она на глаза не попалась, и в конце концов он повез Аню с Ирвингом во Врата. Она вновь пригласила его вместе выпить, поэтому Джек, приняв душ, звякнув Джиа и убедившись, что она, Вики и будущий малыш в полном порядке, отправился к соседнему дому.

Аня ждала его на передней лужайке с сигаретой в одной руке и бокалом в другой, сидя в шезлонге, рядом с которым в ведерке со льдом охлаждалась большая полуторалитровая бутылка красного вина. На ней были огромные солнечные очки в черепаховой оправе, плоскую грудь обтягивал розовый лифчик над короткими черными шортами. Коричневая морщинистая загрубевшая кожа, намазанная каким-то маслом для загара, лоснилась на солнце.

Ирвинг, свернувшийся рядом в клубок, разок гавкнул, когда Джек переступил границу между сухой сгоревшей травой и зеленой, и утихомирился.

– Я уже без тебя начала, милый, – объявила она. – Неси кресло, наливай себе.

– Красное вино во льду, – заметил Джек. – Пожалуй, никогда не пробовал.

– Только не говори, что относишься к винам как сноб.

Он отрицательно покачал головой:

– К пиву, может быть, отношусь, а каберне от мерло без этикетки не отличу.

– Очень рада. Ты, наверно, слышал, будто охлажденным пьют только белое и розовое вино. Поверь, малыш, каждый по-своему с ума сходит. Это «Кот-дю-Рон». Между прочим, французское.

– Правда?

– Думаешь, старуха вроде меня предпочитает виски или «Манхэттен», а я в жаркий летний день люблю опрокинуть бокал холодного «Кот-дю-Рон» или «Божоле». Попробуй, посмотри, понравится ли. Если нет, извини, но именно оно подается в доме Манди. Если хочешь пива, надо было с собой принести. Я не любительница пенного дрожжевого дерьма.

Джек налил бокал, очертя голову, опрокинул, по выражению Ани.

– Неплохо.

Подтащил другой шезлонг, сел напротив нее за столиком с набитым льдом ведерком.

– Почему отца одна вы навещаете? У него больше нет друзей?

– Очень много. Видно, не знают. Может быть, я одна знаю и мало с кем разговариваю.

– Как же вы узнали?

– Утром во вторник не увидела его машины, позвонила в полицию и спросила, не было ли серьезной аварии. Они отнеслись с подозрением, пока я не растолковала, почему звоню. Сообщили о твоем отце, я поехала прямо в больницу.

– Никому ничего не рассказывали?

– Зачем? Чтобы слали засохшие цветы, ходили на него смотреть? Тому этого не хотелось бы.

В самом деле. Джек понял, что Аня действительно хорошо знает отца.

Так они вдвоем и сидели, потягивали вино, глядя на садившееся на западе солнце.

– Не лучше ли в дом зайти? – спросил Джек, когда солнце ушло за верхушки далеких деревьев. Часы показывали 19.10. – Скоро вылетят эскадрильи москитного вермахта.

– Ну и что?

– Вы любите кусачих москитов?

– Хочешь лишить бедных девочек пропитания?

– Девочек?

– Кусаются только самки москитов. Самцы сосут нектар.

– Не собираюсь открывать буфет ни для самцов, нидля самок.

Она махнула на него рукой:

– Не бойся. Тут они тебя не тронут.

– Почему?

– Я не позволю.

Замечательно, леди, подумал Джек. Как скажете.

Тем не менее, черт побери, пока сидели в темноте, никого не укусил ни один москит.

Покончив с «Кот-дю-Рон», Аня накинула на плечи блузку цвета фуксии и встала.

– Пойдем в дом, милый. Я тебя покормлю.

Он согласился, не видя альтернативы.

Переступив порог, замер. Если вокруг дома царила, по его мнению, настоящая роскошь, то внутри разрослись мини-джунгли из растений в горшках и деревьев вдоль стен, на полу, лозы вились, взбираясь к потолку. Джек узнал фикус, райское дерево, каучуковое, остальное осталось загадкой – не бананчики ли висят в углу на большом деревце? Что за растения поменьше с красно-желтыми и даже серебристыми листьями? Вспоминается цветочный магазин на Шестой авеню.

Аня на него оглянулась:

– Переоденусь во что-нибудь подходящее для обеда.

– А то, что на вас, почему не годится?

– Для подобного случая требуется haute couture[28]28
  Высокая мода (фр.).


[Закрыть], – подмигнула она.

Пошла между растениями к своей комнате, Джек решил оглядеться вокруг.

Дом представлял собой зеркальное отражение отцовского – комнаты, располагавшиеся там справа, находились здесь слева. Только у папы на стенах висят фотографии и картины – главным образом изображения побережья Флориды, – а Анины стены пусты, кроме лозы. Ни ракушек, ни рыболовецких сетей, ничего.

Она обмолвилась, что не имеет родных. Видно, правда. С другой стороны, нет вообще ничего, что могло бы о ней рассказать. Скажем, Элвис, тигр на черном бархате...

Мебель – неописуемый ужас. Джек нисколько не переоценивал свой собственный талант декоратора, но вокруг стоит дрянь, перекупленная из вторых-третьих рук. Допустим, ей на это плевать – ее дело, – однако поражает отсутствие индивидуальности. Номера мотелей и то оригинальнее. Она как бы живет в пустоте...

Не считая растений. Может быть, в них отражаются ее личные вкусы? Они ее семья, дети...

Аня вышла, встала в позу с поднятой рукой:

– Что скажешь?

Завернулась в какое-то сумасшедшее кимоно, отчего костлявая фигура кажется еще худее. Смахивает на радужную форель, слишком долго лежавшую на солнце.

– Ух ты, – сказал Джек.

С первого взгляда больше ничего не выдумал.

Обед оказался не менее уникальным, чем повариха. В котел были брошены грецкие орехи, арахис, горошек, перец ялала, кукуруза, и все это, приправленное упавшим с вечной сигареты пеплом, было завернуто в четыре большие тортильи[29]29
  Тортилья – пресная мексиканская лепешка.


[Закрыть]. Сначала Джек дрогнул, но вышло очень вкусно.

– Я правильно догадался, что вы вегетарианка? – спросил он.

Они распатронивали вторую бутылку «Кот-дю-Рон». Аня все время ему подливала, причем он заметил, что сама без видимого эффекта всякий раз опережает его на два-три бокала.

– Боже упаси, – тряхнула она головой. – Я вообще не ем овощей. Только плоды и зерна.

– Тут присутствует кукуруза, – заметил Джек с полным ртом. – Это овощ.

– Прошу прощения, нет. Такой же плод, как помидор.

– Ну да. – Он вспомнил, что где-то это уже слышал. – А горошек?

– Горошек – это зерна. И орехи тоже.

– Ни салата, ни брокколи?..

– Нет. Для этого надо убивать растения. Я не одобряю убийства. Ем только то, что падает с растений.

– А Ирвинг? – Джек оглянулся на маленького чихуахуа, который ел что-то из миски. – Ему нужно мясо.

– Прекрасно обходится соевыми бифштексами. Фактически обожает.

Бедный песик.

– Значит, если мне захочется съесть чизбургер с беконом...

– На здоровье, милый. «Венди» рядом по дороге в город.

Джиа здесь чувствовала бы себя как дома, подумал Джек. Она не вегетарианка, но перестала есть мясо.

Тем не менее очень вкусная еда. Умял бы все четыре лепешки.

Он помог вымыть посуду, потом Аня принесла кости для маджонга.

– Давай я тебя научу.

– Ох, не знаю...

– Не бойся, это не трудно.

Врунья.

Маджонг рассчитан на четырех партнеров, играющих расписными костями. Аня его учила парному варианту. Перед глазами мелькали изображения на костях – круги, бамбуковые стебли, иероглифы, обозначавшие драконов или четыре ветра, – в голове вертелись непонятные китайские словечки... Ничего не разберешь в этой белиберде. Почему бы не нарисовать на костяшках бубны, пики, королей, дам и валетов?

Не шел на пользу и каминный дым, непрерывно испускаемый Аней. И растения как бы следили за игрой наподобие толпы любопытных зрителей, сгрудившихся в Лас-Вегасе вокруг стола с очень высокими ставками. Ветвь лозы с широкими желто-зелеными листьями без конца падала с пальмы Джеку на плечо. Он ее сбрасывал, она не отступала.

– Это Эсмеральда, – объяснила Аня.

– Что? – переспросил Джек, думая, что имеется в виду какая-то новая фишка или правило игры.

– Золотистая жимолость у тебя за спиной, – улыбнулась она. – Видно, ты ей понравился.

– Не люблю приставучих женщин. – Он было снова собрался скинуть лозу с плеча, но, видя, что Аня нахмурилась, передумал, оставил на месте. – Ладно, в данном случае сделаю исключение.

Она улыбнулась. Славная леди, хотя ненормальная, ненормальная, ненормальная.

Кроме отвлекающей лиственной зелени, не помогало учиться и выпитое вино. Аня взяла бутылку – третью, хотела налить, Джек прикрыл бокал ладонью:

– Даю отбой.

– Не валяй дурака, милый. Можно подумать, тебе надо ехать в машине домой.

– Кое-что вечером надо сделать.

– Да? Что же?..

– Просто получить кое-какие ответы.

– Ответы – это хорошо, – заметила она. Голос твердый, рука, дополна наливающая бокал, уверенная. Определенно крепкая женщина. – Главное – задать правильные вопросы.