Текст книги "Лечь на амбразуру"

Словом, убили человека... А потом и эти мужики из МВД появились, и вскоре, нескольких дней не прошло, стало известно, что они вычислили и задержали убийцу. Им оказался не то чечен, не то дагестанец. Это не суть важно. Главное же в том, что москвичи сумели доказать вину убийцы. И случилось это буквально позавчера. И в тот ж вечер, уже почти ночью, одного из этих сотрудников нашли на лестничной площадке в доме, где проживает администраторша гостиницы, распутная такая бабенка, мертвым. И не просто мертвым, а с перерезанным горлом. Как это показывают по телевизору в репортажах из Чечни.

Ну, об администраторше нечего и говорить, можно понять состояние женщины, которая, вероятно, ожидала в гости своего очередного любовника, а среди ночи услыхала на лестнице дикие крики соседки, вылетела на площадку и увидела его у своей двери плавающим в луже кровищи...

И вот как все получается в жизни! Когда опергруппа примчалась в гостиницу за его напарником, увидели его в окружении троих проституток, да в таком виде, что... Как говорится, и смех и грех! Пока разбирались, что к чему, напарник что-то там рассказал местным, да тут же и отбыл в столицу от таких кошмаров. А у местных следователей возникла только одна версия происшедшего: это убийство является местью этнической криминальной группировки, которая таким ужасным образом решила отомстить сотруднику Министерства внутренних дел за то, что тот арестовал исполнителя убийства Юрия Кобзева.

Естественно, эти слухи и факты разнеслись повсюду. Минаев, находящийся на Севере края, немедленно позвонил и велел Галочке срочно заняться переданными материалами, как они и договаривались. Просто Алексей все тянул чего-то, может, считал, что опубликование документов о том, как грабили, как банкротили «Сибцветмет», как разворовали миллиарды валюты, и кто в этом виноват, начиная от краевых властей и кончая Центробанком и правительством, словом, весь компромат на чиновников-взяточников и хапуг, будет несколько преждевременным. У нас ведь волна поднимается быстро, но так же быстро и спадает, сходит на нет; всегда находятся ярые защитники, умеющие объяснить все без исключения, а любые преступления оправдать государственной необходимостью. Похоже, этого и боялся Минаев – выстрелить вхолостую, когда внимание к губернаторским выборам в крае еще рассеянно. Ибо избиратели успеют не раз пересмотреть свои симпатии и отдать голоса не тому, кто искренне желает им добра, а тому, кто владеет средствами информации и способами ловкого одурачивания нормальных, не зацикленных на грязной политике людей.

Минаев должен уже сегодня вернуться в Белоярск, и поэтому Галочка торопилась уже сегодня же проинформировать его о том, что материалы доставлены...

Гордеев же подумал, что Минаев, который прилетит домой чуть ли не с Северного полюса, уж точно будет меньше всего нуждаться в информации о том, что документы, точнее, их копии переданы журналисту. Который, кстати говоря, почему-то совсем не рад предоставленной ему чести.

Передала, ну и что, разве нельзя то же самое сообщить по телефону? Или у Минаева действительно никого больше нет в городе и на родном предприятии, с кем он смог бы подержать совет? Свет, что ли, клином на девушке сошелся?

Покончив с ланчем, как назвал их трапезу в кафешке Юрий Петрович, он спросил у Елисеева, отчего тот по-прежнему мрачен? Вот лично он бы, Гордеев, немедленно ринулся домой и засел у компьютера! Или, может быть, Женька уже передумал дальше помогать Минаеву? И вообще, если он считает, что директор хочет от него попросту отделаться, тогда зачем же тот именно ему прислал с нарочной важные документы? Где логика?

Женька пожимал плечами и отделывался непонятными местоимениями.

– Ладно, друг ситный, – не выдержал наконец Гордеев, – я вижу, с тобой кашу не сваришь. Не хочешь, оставляй папку, а я найду другого журналиста, который за приличные бабки сварганит любой убойный материалец. В самом деле, на хрена тебе марать свою неподкупную совесть, а?

Упоминание о совести прямо-таки взбеленило Елисеева. Он вскочил и, брызгая слюной, закричал на все кафе, что, если бы не он, Гордеев, который поступил с ним как последняя сука и падла, все у него с Минаевым было бы в порядке.

– Ну да, – подтвердил Юрий Петрович, – ты бы продолжал стучать на него, закладывал, где мог, а он бы платил тебе за это баксы...

Еще миг – и Женька кинулся бы на него с кулаками. Но Юрий Петрович поднялся тоже, взял его за руку, сжал так, что Женька даже присел, и негромко сказал, что если он сейчас же не скроется из глаз, то будет бит – больно и долго. И закончил совсем мирно:

– Не забывай, старик, у нас разные весовые категории! А будешь дальше рыпаться – раздавлю как таракана. Вот и Галочке смотреть на твою истерику неприятно. Верно, Галочка?

Та растерянно кивнула.

– Хочешь дальше работать, иди и паши. Не хочешь, вали на все четыре, но папочку оставь. Во втором случае мы немедленно пошлем тебя по адресу, а вот в первом, я подозреваю, можем даже не информировать твоего шефа о том, какая ты гнида. Исправляйся сам, доступными тебе способами. Я правильно говорю, Галочка?

Она снова кивнула, уже с интересом наблюдая за бледнеющим на глазах Женькой.

Юрий Петрович отпустил руку Елисеева и сел. Евгений постоял, словно в раздумье, потом поднял совершенно больные глаза и хрипло, облизывая губы, сказал:

– Ладно, договорились, ничего не было. Извините, ребята. Я правда, пожалуй, поеду... Я не буду вас провожать, Галина Федоровна, да?

– Не беспокойся, Женя, – мирно сказал Юрий Петрович, – я о ней позабочусь. А вечерком позвоню тебе. Иди отдохни и начинай работу. Будет нужна моя помощь – не стесняйся.

Тот кивнул и пошел к вешалке, одеваться.

...– Что с ним? – был первый вопрос Галочки.

– Видно, опять подсел, – вздохнул Юрий Петрович. – Оттого и истерика. Может, ломка начинается... Бледность заметила? Это – реакция. Сам себе роет мужик...

– Его ж ведь лечили...

– А, – отмахнулся Гордеев, – кто сам не желает, того уже не вылечить. А этот не хочет. Ну и черт с ним! Послушай, душа моя, а зачем тебе срочно лететь? Давай позвоним, сообщишь, что нужно, поживешь у меня денек-другой, тебе ведь тоже отдохнуть надо, вон личико осунулось... Нет-нет, красивая! – воскликнул он, видя, что она нахохлилась, будто воробей во время стужи. – Но усталость видна. И я по тебе соскучился уже, а?

– Сперва давай расплатимся.

– Принято, – ответил Юрий Петрович и махнул рукой официанту.

А когда собрались подниматься, Гордеев невольно взглянул в окно, где все еще стояли и разговаривали Лидия с высоким блондином. Странные, подумал, люди, почему бы вот так же не зайти в тепло, в кафе, выпить по чашечке чаю там... А не стоять на ходу, скрываясь за выступом стены от ледяного ветра.

Женька, не заглянув в окно, прошел мимо. Возможно, он даже и не думал о том, что это окно принадлежит кафе. А вот Юрий Петрович не мог не заметить, что Лидия и ее собеседник вдруг, будто запнувшись в разговоре, разом повернулись, глядя вслед Евгению. Потом женщина что-то сказала, а мужчина, чмокнув ее в щеку, натянул свою шапочку и быстро пошел за Евгением следом. В том, что это было именно так, Гордеев не сомневался.

Перейдя к соседнему окну, из которого был более широкий обзор, Юрий Петрович увидел, что Женька уже садится в свои «Жигули», а блондин в черной куртке, стоя неподалеку, явно наблюдает за ним. И когда Женька отъехал, блондин кинулся через площадь, где у него, видимо, была своя машина.

– Все, Галка, – решительно заявил Гордеев. – Мне очень не нравится эта парочка – кавалер этой Лидии следит за Елисеевым. И это мне представляется опасным. Тем более что Женька в таком состоянии. Ну? Все-таки хочешь лететь? Послушай меня, останься!

– Все, уже послушала. – Она ладошкой прикрыла ему рот. – Я еду с тобой. Только надо обязательно позвонить.

– На тебе мой мобильник, набирай что хочешь и звони кому хочешь, только идем побыстрее... Правда...

– Что, еще проблемы? – встревожилась она.

– Нет, как раз наоборот. Куда Женьке соревноваться с моим «фордом»! Так что догоним! Дорога неблизкая, еще и пораньше приехать успеем. Ох, не нравится мне этот блондин...

Однако пока шли к машине, пока Юрий Петрович выруливал, пока выбрался на шоссе и стал наконец набирать скорость, прошло достаточное время, за которое Елисеев успел уехать далеко. Странно, но как ни старался Юрий Петрович, впереди его машины так и не видел. Может, Женька успел отремонтировать движок, ведь все жаловался? Отремонтировал и так раскочегарил, что и не догонишь? Ну, в конце концов, это не важно. Важно убедиться, что Елисеев благополучно доберется до дома. А заодно и предупредить его, чтоб был особо осторожным. Пугать, конечно, не стоит, но предупредить следует.

В общем, пока они ехали, начало нарастать какое-то непонятное напряжение. Впрочем, так всегда случается, когда возникают неожиданные проблемы, а ты совершенно не знаешь, как их разрешить.

Галя, не выпуская мобильника из рук, пыталась прорваться к себе на комбинат, но там почему-то были заняты все номера телефонов. Прямо обвал.

– Ты не суетись, – успокаивал ее Гордеев, – рабочий день у вас еще не кончился. В крайнем случае, позвонишь директору домой.

Но Галя, волнуясь, не переставала набирать поочередно разные номера, отовсюду слыша короткие гудки...

Похоже, с машиной Женьки случилось нечто сверхъестественное: они так и не смогли ее нагнать. Но, заруливая во двор Женькиного дома на Ленинском проспекте, Юрий Петрович увидел наконец знакомый «жигуленок», как-то по-идиотски припаркованный у подъезда: нос машины въехал в высокий сугроб. Нет, Елисеев точно был сегодня не в себе...

Оставив Галю в машине, Юрий Петрович выбрался на тесную проезжую часть, обогнул коричневую «мазду», которая тоже стояла так, что ни пройти ни проехать, и пошел к подъезду. По дороге заглянул в «Жигули» – так, исключительно для страховки. В машине, естественно, никого не было. Гордеев стал вспоминать номер дверного кода, будь он проклят! Нет у него памяти на эти чертовы цифры! Возвращаться к машине, где в бардачке лежала записная книжка?

И он уже хотел отойти от двери, но внутри хлопнула дверь, затем звякнула и наружная, Юрий Петрович невольно отступил в сторону – назад и вбок, дверь отворилась, и из подъезда вышел давешний блондин в черной куртке с белыми отворотами и шапочке. Юрий Петрович узнал его сразу. Но поразило его не спокойствие мужчины, не скользнувший по Гордееву равнодушный взгляд, а черная папка с ярко-красной «заплатой» в руке у этого блондина.

Все дальнейшее произошло как бы само собой.

Едва блондин, отвернувшись, сделал широкий шаг через ступеньку, Юрий Петрович кошкой кинулся на него сзади, обрушив на голову оба кулака. Блондин поскользнулся и, падая, успел развернуться на спину, защищая лицо папкой. И в этом была ошибка профессионала: он не должен был этого делать. Он машинально лишил себя возможности видеть действия противника. Всего лишь какой-то миг, но его хватило Гордееву, чтобы совершить новый прыжок и обеими ногами врезать в грудь лежащего на земле человека. Удар оказался очень сильным. Блондина согнуло, и он перевалился на бок. Юрий Петрович тут же «довернул» его, уткнув носом в заснеженный асфальт, а руки, не без труда, загнул за спину.

– Галя! – заорал он. – Веревку!

Она выскочила из машины, потом кинулась обратно, наконец достала из «бардачка» – хватило ума! – свернутый кожаный ремень. Хороший ремень, брючный. Юрий Петрович как-то купил себе, но, предпочитая подтяжки, так пока и оставил в машине. Забыл.

Этим ремнем он туго скрутил запястья блондина, отдуваясь перевернул его на спину. Из носа мужика шла кровь – крепко все-таки приложил. А вот глаза его просто пылали ненавистью. Почему? И вдруг он понял.

– Галя, – сказал он, стараясь быть спокойным, – возьми еще раз в машине записную книжку, открой на «е» и посмотри дверной код. А потом поднимись к Женьке. Если у него все в порядке, тогда я – полный м... Или – нет. И телефон мой дай.

Она так и выскочила к нему с трубкой в руках.

– Только быстрее, я жду!

Галя убежала, а он поднял с земли папку, раскрыл молнию и прочитал на страничке, лежащей сверху: «Белоярская краевая администрация»...

Больше и не требовалось. Глядя на лежащего, Юрий зашел сбоку, чтоб тот не рискнул действовать ногами, опустился над ним, нажал коленом на горло и, когда мужик задергался, залез рукой к нему за пазуху, пошарил там, потом под мышкой и нащупал твердый предмет. Что у нас носят под мышкой, да еще в кожаной кобуре? Надо объяснять? Гордееву не надо было...

Крики он услышал, хотя двери в доме были еще закрыты. Они доносились сверху, через открытую на лестничной площадке форточку. Истошно вопила женщина. Но это была не Галя, нет, уж ее-то горе он бы узнал сразу.

И, глядя на лежащего, он стал набирать номер Вячеслава Ивановича Грязнова. Нажимал кнопки и молил Бога, чтобы начальник МУРа оказался на месте.

Бог помог...

Выслушав сбивчивый рассказ Гордеева, тот после короткой паузы спросил:

– Сам, что ли, задержал? И цел остался? Узнаю, Сашкина школа. Ну, не отходи. И не звони больше никуда, я все необходимое сам сделаю. Распоряжусь. А этот-то цел хоть?

– Сейчас узнаю.

– Ну, если говоришь – крики, наверняка дело худо. «Скорая» тоже придет...

Дежурная оперативно-следственная бригада с Петровки, 38, не заставила себя долго ждать. Вячеслав Иванович приехал сам на своем полицейском «форде» с сиреной и мигалками. Из прибывшего следом мерседесовского микроавтобуса выскочили люди в камуфляже. Двое быстренько подняли блондина и под руки поволокли к машине. Судмедэксперт с криминалистом и следователем отправились в дом, двери которого были уже давно распахнуты настежь и приперты кусками старого асфальта, чтоб не закрывались сами по себе. Галочка, совершенно убитая, сидела в машине Гордеева. Проходя мимо, Грязнов нагнулся, увидел ее, сделал удивленное лицо и послал ей воздушный поцелуй. А подходя к Юрию, не удержался от укола:

– Я гляжу, ты не теряешься, господин адвокат? Хвалю и завидую. Пойдем? – Он кивнул на вход.

Юрий Петрович мрачно согласился.

Женька лежал на лестничной площадке лицом вниз. Из спины его, между лопаток, торчала рукоятка ножа.

Пожилой судебный медик поднял голову к Грязнову и доложил:

– Страшенной силы, между прочим, удар-то. Судя по положению рукояти, удар был нанесен сверху вниз. У этого, – он кивнул на труп, – примерно сто семьдесят, значит, у того рост не менее ста восьмидесяти пяти. Смерть наступила от проникновения...

Грязнов махнул ему рукой и вошел в квартиру. Юрий шагнул за ним. Из кухни движением воздуха принесло какой-то сладковатый, раздражающий запашок. Вячеслав Иванович хищно вытянул нос, пошевелил ноздрями.

– Э-э, дружок-приятель... – протянул он. – А тут, чую, варево...

В комнате на тахте лежала полуодетая молодая женщина. Она была без сознания. Грязнов приподнял ее веко, посмотрел в приоткрывшийся глаз и сказал Юрию:

– Тут вот кому срочная помощь-то необходима. Кликни судебного, пусть зайдет. А ты спускайся, ты ж у нас теперь не только свидетель, но и участник события. Иди к Игорьку, следователю. Расскажи, что и как, договорись, куда надо будет подъехать.

– Вячеслав Иваныч, а ведь у него и оружие под мышкой. Я щупал.

– Это небось нашли уже. Интересно, зачем же он ножом-то воспользовался, имея при себе ствол? Пожалел бросать ствол, что ли? И как ты его вычислил?

– Долго рассказывать, – вздохнул Юрий. – Мы его еще в порту увидели. А потом будто что-то в темя стукнуло, и сам не знаю как. Но самое главное – папка, которую сегодня привезла из Белоярска Галина Федоровна.

Гордеев и сам не понял, почему вдруг назвал Галочку официально. Может, хотел таким образом отгородить от насмешливых взглядов Грязнова и Турецкого свои с ней интимные отношения? Ну в самом деле, не хвастаться же, что красивая дама из провинции предпочла именно тебя другим поклонникам?

– Галина Федоровна, говоришь... – пробормотал Грязнов. – Видать, в той папочке и есть разгадка. Сам-то хоть смотрел?

– Знаю примерно содержание. В самых общих словах. Галина Федоровна говорит – атомная бомба. Кое для кого.

– Ну вот этот «кое-кто» и постарался спрятать концы. Таким образом...

Зазвонил его мобильник.

– Слушаю... Чего говоришь? Ладно, сейчас спустимся. – Он отключил телефон и сказал Юрию: – Странное что-то затевается. Киллер-то, оказывается, совсем не прост. Машет ксивой, требует телефон и уверяет, что ты сорвал ему операцию государственной важности. Не хухры? Вот так-то. Ну, идем... Иосиф Ильич, – с укором сказал пожилому судмедэксперту, – там ведь живые ждут! С этим-то ясное дело. Труповозку вызвал?

– Да, уже едут, – кивнул судебный медик. – А там что, обморок?

– Боюсь, не только. Но – разберись. Сейчас опера пришлю в помощь...

– Вот документ задержанного. – Следователь протянул Грязнову удостоверение сотрудника Министерства внутренних дел, выданное подполковнику милиции Суслину Максиму Леонидовичу. Должность – замначальника отдела Управления оперативно-технических мероприятий.

– Ничего себе, – кивнул Грязнов и шагнул в микроавтобус, где находился задержанный, руки которого были уже в наручниках.

Один из оперативников протянул Юрию Петровичу его ремень, хмыкнул:

– Намучился, поди, пока из порток вынимал?

– Примерно... – подмигнул ему Гордеев.

– У вас что, – спросил небрежно Грязнов, – в управлении теперь отдел киллеров завели?

– Я требую, чтобы вы связались с моим руководством, – хрипло заявил Суслин. – До тех пор ничего говорить не буду.

– С министром, что ль? – уточнил Грязнов, ухмыляясь.

– Вы сами знаете с кем.

– Не знаю, – отрицательно покачал головой Грязнов. – Да и знать не желаю, честно говоря... Как же промашку-то допустили, господин подполковник милиции? Неужто из-за каких-то бумажек человека не жаль?

– Я так понимаю, – сказал Юрий Петрович, глядя в глаза Суслину, – что задание это он получил от помощницы губернатора Белоярска господина Гусаковского, которую зовут Лидия Михайловна Горбатова. Она сегодня специально с этой целью прилетела в Домодедово, где и встретилась с этим типом. После чего он поехал следом за Елисеевым, а я понадеялся на свою машину и опоздал, не спас Женьку...

Как ни держал себя в руках подполковник, все же невольно выдал он себя. Юрий Петрович, говоря о Горбатовой, испытующе смотрел ему в глаза и успел уловить момент, когда в них мелькнула растерянность, тут же сменившаяся хлынувшей волной презрения. Чрезмерного презрения, которым тот старался как бы загасить свою невольную ошибку, прокол.

– Разберемся, – сказал Грязнов. – Вот поедем ко мне, сядем спокойно и во всем разберемся.

– Попробуйте, – насмешливо буркнул Суслин. Похоже, к нему уже возвращалось его спокойствие.

Грязнов слегка наклонился к нему и негромко, но достаточно внятно произнес:

– Послушайте, Суслин, я вас не понимаю. Вы же не новичок в нашей системе. На что надеетесь? Думаете, ваше руководство, узнав, где и при каких обстоятельствах вас взяли, кинется с пеной у рта немедленно защищать вас? Вытаскивать? Да ничего подобного. Оно предоставит эту возможность вам самому. При условии, что вы не упомянете о своем начальстве, сделаете вид, что не знаете о его причастности ни сном ни духом. Иначе, куда бы я вас ни запрятал, да хоть и в то же Лефортово, вам и часа не прожить. Вам же все давно известно и про свое управление, и про свои кадры. Поэтому торопитесь делать правильные выводы.

Грязнов захлопнул дверцу микроавтобуса и, взяв Юрия под руку, вальяжной походкой направился к его, гордеевскому, «форду», где с совершенно растерянным видом сидела Галя. Похоже было, что теперь она просто боялась уже выходить из машины.

– Ну, здравствуйте еще раз, Галочка, – склонился он к опущенному стеклу. – Опять, значит, к нам? А тут вон чего деется-то! Я что хотел спросить? Юрий утверждает, что этот убивец действовал по указанию некоей мадам Горбатовой, а как вы считаете? Вам ведь ближе все эти проблемы?

Галя закивала.

– Тогда, – сказал Грязнов, – нам всем придется проехать ко мне. Запишем ваши показания, возбудим уголовное дело по данному факту. Чтоб все – чин чинарем... комар носа не подточил! Ох, какой хай они поднимут! Но и мы, – он отвернулся к Юрию и добавил, отгородив рот ладонью, – не пальцем деланные...

Галя наконец дозвонилась до Белоярска.

Они в этот момент поворачивали с Садовой в Каретный Ряд. Она жестом попросила Юрия немного притормозить, остановиться, потому что было плохо слышно из-за шума мотора. Гордеев послушно прижался к обочине.

Галя говорила долго, вернее, пыталась вставить хотя бы слово, но у нее это не получалось, поскольку ее абонент тараторил без передышки. Гордеев даже слышал этот бурный поток речи, но не мог разобрать ни слова.

А вот Галя почему-то все больше бледнела и уже не пыталась что-то говорить, а только тихонько и растерянно ойкала. Наконец поток из Белоярска иссяк.

– Что же делать? – совсем убитым голосом спросила Галя. Выслушала ответ и закивала – мелко и быстро. – Я поняла... я все поняла... поняла... – И наконец отключила трубку.

Посмотрела на Юрия, как бы не узнавая его, прошептала:

– Господи, какой ужас...

– Что, еще кого-нибудь? – спросил Юрий.

– Кошмар! – неожиданно воскликнула она. – Ты можешь себе представить, что затеяли эти мерзавцы?!

Гордеев внимательно смотрел на нее.

Оказывается, Гале удалось дозвониться до своей приятельницы, которая работает в секретариате на том же комбинате. И та ей поведала ну просто жуткую историю.

Сегодня утром, уже после того, как Галя уехала в аэропорт, в дирекцию явились представители милиции, прокуратуры, предъявили постановление на производство обыска в головном офисе фирмы «Сибцветмет». Перевернули все в буквальном смысле вверх дном, после чего опечатали все компьютеры, вытащили из них жесткие диски и забрали дискеты. В конце же концов предъявили только что возвратившемуся с Севера Минаеву постановление на его задержание в связи с выдвинутым против него обвинением в подготовке убийства Юрия Александровича Кобзева. То есть ну более абсурдного они просто ничего не могли придумать! И тем не менее надели на Алексея Евдокимовича наручники и увезли с собой. А также все рабочие документы, все материалы, программы, договора и прочее, поставив огромное производство перед фактом его полной остановки.

Но Алексей Евдокимович, надо отдать ему должное, словно уже ожидал чего-то подобного. Он распорядился немедленно передать Сергейченко, то есть ей, Галочке, его просьбу сообщить об этом факте адвокату Гордееву и предложить ему снова взять на себя защиту. А в этой связи максимально форсировать появление в центральной печати той статьи, которую Минаев заказал сделать Елисееву. Знал бы он, что получилось в конечном счете из этого его заказа...

Одним словом, Юрию Петровичу снова предоставлялось право выбора: брать на свои плечи новое дело Минаева или отказаться от него, мотивируя, что для этого, мол, надо бросать все неотложные свои московские заботы и проблемы, куда-то мчаться, практически на край света, да еще неизвестно, что из этой весьма темной истории получится – вон уже сколько кровищи-то напустили! Иначе говоря, никакого желания немедленно бросаться в бой, чтобы защитить честь сибирского директора, у Гордеева не было. Он и хотел было уже таким образом сформулировать свой отказ. Мол, одно дело, когда это касалось московских событий, а совсем иное – где-то у черта на куличках...

Но растерянно-испуганные глаза Галочки, ее немая мольба, обращенная к нему – такому сильному, такому надежному и замечательному мужчине, который только что, на ее глазах, в одиночку, сумел схватить и обезвредить опасного убийцу, к человеку, обладающему просто потрясающими связями, окруженному могущественными друзьями, – все это, мгновенно прочитанное им в ее умоляющем взгляде, сделало свое «черное» дело. Ну как после всего этого отказать? Кем же после подобного отказа придется себя считать?

«Господи, – лишь и успел трезво подумать Гордеев, чувствуя, что голова его уже сама по себе утвердительно кивает, соглашаясь, – что они делают с нами, эти женщины!..»

– Что, ты сказала, Минаеву инкриминируют? – И увидев недоумение в ее глазах, разъяснил: – Ну, в чем обвиняют?

– Будто он организовал убийство Кобзева, бывшего директора. Того, который, кстати, сам, лично приезжал, чтобы передать Алексею компромат на нашего губернатора, его окружение и московских покровителей.

– Те бумаги, что в папке? – уточнил Гордеев.

– Именно! Ну скажи, какой смысл убивать человека, который не испугался за свою жизнь?..

– А надо было бояться? – перебил Гордеев.

– Может, и надо! – запальчиво возразила Галя. – Однако он не испугался и привез! И успел передать. А его убили...

– Но откуда стало известно, что именно Минаев, скажем так, заказал Кобзева? Ведь проблема как раз в этой плоскости?

– Они якобы задержали убийцу Кобзева, и тот во всем сознался. Кого он убил, где, когда и по чьему указанию. Даже сумму назвал.

– Ну-у... это уже другое дело, – рассудительно заметил Юрий. – Значит, ваши ребятки там здорово постарались... Слушай-ка, подруга, а ты, помнится, мне что-то рассказывала о том, что москвичи кого-то у вас раскрутили? И, похоже, за это одного из них зарезали как барана? Или я что-то путаю?

– Все правильно и ничего ты не путаешь! Ну, Юрочка, что же нам делать? Надо же немедленно спасать Алексея! Здесь же рядом все-таки был ты! И твои друзья... А там? Я просто не знаю, как еще тебя убедить!

Кажется, она была готова всерьез заплакать. Да, конечно, только этого ему и не хватало для окончательного согласия...

– Давай мы с тобой попробуем поступить разумно, – сказал он наконец. – Ты понимаешь, что я не могу с бухты-барахты кинуться из Москвы, где у меня и работа, и определенные обязательства. К тому же необходимо официальное приглашение к защите. Женька был доверенным лицом Минаева и мог от его имени заключить договор, который и являлся моим основным документом, иначе никто меня и близко не подпустил бы ни к самому Минаеву, ни к материалам по его делу.

– Считай, что это я, его помощница, по его личной просьбе и вполне официально прошу тебя принять на себя защиту Алексея Евдокимовича. Аванс нужен? Будет. Все будет, только ты дай свое согласие! Ну, Юрочка же!..

Точно, сейчас заревет белугой, голосок уже дрожит...

– Только не реви! Что с вами поделаешь, надо – значит, надо. – Гордеев вздохнул, уже представляя, какой тяжеленный груз он снова взваливает на себя. – Тогда нам, наверное, следует поступить таким образом. Ты дашь свои показания, потом нам придется проехать в мою контору, где мы заключим соглашение. И ты полетишь в Белоярск. Ну, может, не с ходу, может, завтра утром, – быстро поправился он, сообразив, что было бы верхом дурости вот так, запросто, отпускать убитую горем девушку. Нет, ее придется долго и ласково успокаивать. Как это делается, Гордеев отлично знал. Да и потом: ну если уж сам лезешь черт-те куда, так надо же хоть что-нибудь от собственного риска и поиметь!..

Она просияла, услышав его долгожданное «да». А остальное было уже делом техники. Со всем остальным она была заранее согласна, будто и волноваться дальше было больше незачем.

– Ты полетишь к себе, разведаешь там – что и как. А я прилечу чуть позже, возможно, через день. Надо ознакомиться с материалами Кобзева. Почти не сомневаюсь, что идею заказанной Минаевым статьи также придется тщательно проработать. Об этом я постараюсь перекинуться с Сан Борисычем, он у нас не только генерал юстиции, но еще и неплохой журналист, в газетах печатается. Значит, и статейку придется организовывать... надо заранее подумать, кто сделает, где будут печатать. Это же все наша тяжелая артиллерия. Тем более что мы пока не знаем, чем конкретно располагает обвинение. Видишь, сколько проблем?

– Я понима-аю, – протянула Галочка, зябко поеживаясь, хотя в салоне машины было тепло, даже душновато.

– Ну а раз понимаешь, тогда поехали давать показания. Тут уже рядом, вон в том большом желтом доме, видишь? Здесь ты еще не бывала? Вот и посмотришь, где работает Вячеслав Иванович. А потом сразу займемся и нашими делами. Ох, чует мое сердце...

– Что? – насторожилась Галочка.

– Так, ничего, – поморщился Гордеев. Не мог же он сказать ей, что в глубине души готов казнить себя за собственную мягкотелость, уступчивость... которые всякий раз обрушивают на его грешную голову всё новые опасности...