Текст книги "Лечь на амбразуру"

Уколол все же, сукин сын, беззлобно подумал о нем Юрий. А Елисеев продолжил, как бы в раздумье:

– У меня, понимаешь, «Жигули»-шестерка, не самая престижная машинка. Может, на твоем «форде»?

– Не получится, – сухо ответил Гордеев. – «Форд» сегодня вне досягаемости. А ехать за ним с утра у меня не будет возможности. Так что думай сам, пока.

И положил трубку. Ишь нахал! Деньги гребешь, а для работы даже престижной какой-нибудь иномарки приобрести не можешь! Понравился ему, видишь ли ты, гордеевский «форд». А «форд» спит сейчас возле «Глории», на стоянке. Надо будет завтра, кстати, найти время и смотаться за ним...

Сон теперь не шел. Гордеев лежал в темноте с открытыми глазами, смотрел, как иногда по потолку передвигаются световые пятна – это от редкого транспорта на улице Башиловка, – и размышлял над услышанным.

Он конечно же понимал, что шаг, сделанный белоярским губернатором, был единственно правильным в той ситуации, какая сложилась в связи с гибелью одного претендента на его стул и арестом второго. Это что ж получается? Никакой альтернативы? Да какой же избирком позволит подобное?! А подбирать себе карманных соперников господину Гусаковскому уже поздно, поезд ушел, агитация идет вовсю. Словом, молодец. Это в том случае, если картинка, нарисованная Женькой, соответствует действительности.

И еще он подумал о том, что с таким выстрелом из провинции вопрос об освобождении господина Минаева уже не имеет альтернативы – дело одного, максимум двух дней. Ну что ж, в их соглашении на защиту клиента ничего не сказано о влиянии на исход дела добровольных помощников. В то время как гонорар определен достаточно четко. Тем лучше, уже завтра-послезавтра можно будет скинуть эту головную боль. Чем не радость?

Покончив с этими соображениями, Юрий вдруг почувствовал, что хмель как-то сам по себе уже давно и напрочь покинул его голову. Вот тебе и на! А чего тогда старался? Как раз и хотел отключить мозги и отдохнуть. Ну все, теперь что касается сна – жди и лови.

Вышел на кухню, чтобы выпить воды. Но минеральной не нашлось, а из-под крана он не любил. Лучше уж, поскольку все равно не спится, заварить чайку... Но когда вскипел чайник, показалось, что самым полезным в настоящий момент будет рюмочка коньяку, предшествующая чашке черного и несладкого чая. А потом, почему надо это делать на кухне?

В результате бутылка – хорошо початая – перекочевала к дивану, куда Гордеев принес большую кружку чая и несколько неожиданно обнаруженных им в холодильнике пирожных – эклеров, которые он очень любил. Видно, вчера их принес Женька, да и позабыл. И слава богу, а то бы еще пили...

Отхлебывая из рюмки коньячок и запивая его крепким чаем с эклерами, Юрий Петрович вернулся теперь мыслями к сегодняшнему разговору в «Глории». Чрезвычайно интересным показалось ему сообщение Всеволода Голованова.

...Отыскать в ОВД «Москворечье» майора милиции Бовкуна оказалось задачей простенькой. Загляните в такой-то кабинет, если он на месте...

Заглянул.

За столом сидел здоровенный крепыш в камуфляжке, с квадратным затылком и заметными складками сзади на шее. Повернул к Всеволоду красное обветренное лицо, минуту пристально рассматривал и вдруг заревел медведем:

– Головач, твою мать! Ты откуда?

Голос у майора был хриплым, словно застуженным. Но громким.

Сева, как цирковой артист на арене, вскинул руки – алле-гоп!

Майор вскочил и ринулся обниматься. С минутку помяли друг друга, потолкались, будто хотели согреться. Уселись друг напротив друга, стали смотреть – глаза в глаза.

– Случайно? По делу? – наконец опросил Бовкун.

– Эх, Славка, – вздохнул Сева, – кто скажет, какое новое дело нам на шею может навесить даже приятный случай?

– Что-то больно мудрено! – хмыкнул Бовкун. – А ты мне попроще, как я своим орлам: ать-два – и полный порядок.

– Славка, ну ты ж меня знаешь!

Тот лишь поднял широкую свою и тоже красную ладонь: мол, можешь не разъяснять.

– Ну вот, услыхал твою фамилию, своим ребятам говорю: он, не он? А ты, отвечают, поезжай да погляди.

– А кто у тебя?

– Да ты их всех помнишь. Демидыч, Самоха, Филя Агеев, другие. Охранная у нас контора. Может, слыхал? «Глория». В районе Сандунов. Не приходилось?

– Врать не буду. Сева, а как с этими? – Он потер большой палец об указательный. – Тити-мити – как?

– Честно? У нас как-то не принято обсуждать эту тему. А в общем, от выработки. Но в среднем – до штуки. Ну, в баксах, сам понимаешь.

– Оч-чень, скажу, неплохо! – протянул, посерьезнев, Бовкун. – Да, хлопцы, молодцы, ничего не скажешь... И как – надежно?

– В смысле?

– Ну, как говорится, на год или на достаточно обозримое пространство, к примеру до лета?

– Ха! Летом как раз самая служба! Блядство и ревность, как тебе должно быть известно, друг без дружки не существуют. Ну а кроме того, имеем хорошие контакты с МУРом. Нынешний генерал и создавал в свое время нашу контору. Так что и там ребята нас без внимания не оставляют... Слушай, а чего это мы – как неродные? У вас тут есть что-нибудь подходящее для краткой встречи однополчан, а? – засмеялся Сева.

Бовкун обрадовался. И через пяток минут, отдав необходимые распоряжения, он заявил в соседнем кабинете, что удаляется на полчаса для серьезной беседы, и они перебежали через дорогу, а потом, пройдя дворами, выбрались к довольно приятной кафешке.

– Здесь у меня... – важно покачал ладонью Бовкун. – Ну, сам понимаешь.

Ясно, чего не понять: «крышует» бравый майор это заведение. За что, поди, бесплатно кормится. А то и отстегивает ему благодарный хозяин. Да и как иначе разговаривать с командиром отделения славного российского ОМОНа!

– Ты гляди, – на всякий случай, больше для самоуважения, заметил Сева, отдавая гардеробщику свою роскошную меховую куртку, – у меня тут хрустит постоянно. – И хлопнул по карману.

– Оставь, командир, – покровительственно заметил Бовкун. Вспомнил, значит, что одно время, правда недолгое, служил в группе Голованова там, в Чечне. Ну, не попер, как несколько ребят, на рожон, так от него это и не требовалось – каждый сам себе выбирал дальнейшую судьбу. Плюнуть и смириться с хасавюртовскими предателями или послать их всех подальше. Кто – так, кто – этак, но личных счетов между собой ребята не имели. Это же был не приказ старшего, которым тогда и являлся майор Голованов, а дело совести каждого. Одни ушли, швырнув в лицо начальству награды, другие остались. Вон тоже до майоров дослужились. Жизнь...

Наконец после второй или третьей рюмки Бовкун все-таки не удержался, спросил:

– Так чего ты нашел-то меня? И не ври, командир, что это случайность. Чего-нибудь понадобилось? Мы ж, сам знаешь, нынче без нужды старое стараемся и не вспоминать... – Он вздохнул.

Хорошо вздохнул, честно во всяком случае, как показалось Голованову. И Сева решил не темнить.

Рассказал о деле сибирского директора Минаева, о его задержании, о расследовании, которое уже провели – так и сказал – адвокат и они сами, в «Глории». Сказал также и о крупной сумме гонорара, который уже практически заработали, осталась самая малость, и все дело окончательно развалится.

– Короче, Славка, ты же понимаешь, что это – типичная заказуха. Липа чистой воды.

Бовкун мрачно слушал.

– Опять же раскололи мы ваших понятых – сплошной юмор. Куда ни сунься, всюду туфта. Но к тебе лично у нас, даю честное слово, можешь поверить, никаких претензий. У каждого своя роль. Жаль, конечно, что тебе досталась не самая приятная. Там прямых нарушений законности... мы стали было считать, да и бросили. Глупое дело. А теперь скажи мне, как своему бывшему командиру, который тебя никогда не продавал и не закладывал, скажи как на духу: дали тебе команду? Учти, твое имя нигде в этой связи фигурировать не будет, обещаю. Нам важно выйти на эту суку. Но – опять же повторяю – ты ни при чем. У нас своя разведка.

– Ну, если вы такие шибко умные и даже разведку имеете, чего ж тогда у меня спрашиваете? – хмуро пробасил-прохрипел Бовкун.

– Да потому что ты, Славка, наш человек, а подставлять тебя у нас нет ни малейшей охоты. Тебе еще пахать и пахать! Зачем же карьеру-то портить?

– Скажешь – карьера! – фыркнул Бовкун. – Вот я тут слыхал недавно, большая зачистка пойдет по нашей ментуре. С УБОПами там давно понятно, снова стулья делят, суки... А вот если нам дадут под зад, чего делать, командир? К армяшкам в охрану наниматься? Или к тем же чеченам, которых мы с тобой?.. Вот, твою мать, до чего дожили...

– Ну в принципе лично тебе-то вряд ли что грозит. У тебя, Слава, в отличие от других, настоящие друзья остались. А с таким багажом не пропадешь. Той сволочи, которая уже привыкла жопы начальству лизать, ей хуже, безусловно. Снова надо приспосабливаться к новым жопам. Опять же, не дай бог, не ту лизнешь. Или похуже того – не так! Представляешь? Вся карьера коту под хвост. А ты – другое дело. Ты – наш парень...

Долго молчал после этого Бовкун. Потом словно решился. Даже наклонился над столом, чтоб поближе было к Голованову.

– Слушай сюда, командир. Как я соображаю, «добро» пришло из дома на Житной. Особо активен у нас – это, в общем, не тайна – Толубеев, он замнач ГУБОПа. Но над ним сидит зам самого. Вот оттуда, говорят, и ветер дует. А Иван этот, ну, Толубеев, он активный. Всюду нос сует, бегает, докладывает, даже козью морду при случае тебе запросто может сделать. Говорят, откуда власть, кто ее дает? Да никто, сами же и берут... А касаемо твоего дела, я о нем, честно, Сева, и позабыл. У меня такого по дюжине на дню, все не упомнишь... Обычно так: начальник нашего ГУВД звонит мне и велит на выезд. Есть, мол, агентурные данные, что в таком-то месте и тогда-то будет находиться крупный дилер с грузом. На количество внимания не обращать. Все наверху согласовано... Ну я и провожу операцию по задержанию. Для формы приказываю положить на пол всех, кто в том кабаке окажется... А их там в это время и было-то всего с десяток! Смех один! Мне одному – на пять минут работы... Вот так, командир. Взяли, обшмонали карманы, нашли у малого с пяток чеков, отправили к себе. Остальное ты, я вижу, уже сам знаешь. Сказано – без церемоний, ну и какого хрена я должен церемонии заводить? Не я, кстати, первый, не я и последний, хотя, честно говоря, претит все это...

– Ну ладно, что ж делать, и на том, Славка, спасибо... Я понимаю, просить тебя пошарить, от кого и с чьей подачи пришла команда, дело безнадежное. Тут целое расследование... – И вдруг открыто улыбнулся. – А очки-то ты зачем с него снял? Ну, с того малого?

Бовкун опустил голову, помолчал и негромко проговорил:

– Ох, есть у меня сильное подозрение, командир, что придется тебе меня трудоустраивать... Ладно, если это тебе что-то даст. В ориентировке по этому Минаеву мне было доведено: клиент в очках и без них ни хрена не видит. В смысле, не видит тех фокусов, которые нашему брату приходится иной раз проделывать, случайно – сам понимаешь – обнаруживая при шмоне ствол ли, наркоту, прочее. И еще сказано: если окажется случайно пустой, заделать ему козью морду. И для этой цели мне было выдано, соответственно. Однако не понадобилось. Видать, кто-то впереди нас подшустрил. Все, командир, выдоил ты меня. Мамой клянусь, ни перед кем бы ни при каких условиях не раскололся. Так что запомни: если что – к тебе первому. Не прогонишь?

– Я похож?

– Мало ли?.. Время че хошь натворить может...

Так кто же у нас этот «шустрячок»-то? Вопрос не оставлял в покое Юрия Петровича, пока он не заснул. А утром, проснувшись по звонку будильника, сразу вспомнил последнюю вчерашнюю мысль. И с ней мылся и брился, позавтракал и стал ждать телефонного звонка от Елисеева.

Не верить рассказу и впечатлениям Голованова Юрий, разумеется, не мог. Хотя немалую роль тут, видимо, играл и личный момент: все-таки адвокат так и не уловил в речи Севы каких-то отрицательных эмоций или откровенного осуждения действий своего бывшего подчиненного. Ну, конечно, обстоятельства ставят человека иной раз в такие условия, когда хочешь ты того или нет, а цель-то оправдывает-таки средства. Плохо, но куда денешься!

Значит, и вывод: господина Минаева майору Бовкуну представили уже «готовенького», омоновцам даже не пришлось в собственные карманы лезть за наркотой, чтобы подбросить ее подозреваемому. Но если Минаева соответствующим образом «подготовили», то есть сунули в брючный карман несколько чеков с порошком, загодя вызвали милицию, твердо установили время и место действия, это значит, что подготовка к провокации велась долго и тщательно. Другими словами, решали проблемы не по ходу действия. Но – самое главное – готовили все это люди беспринципные. Им, вероятно, даже в голову не могло прийти, что в Минаева-наркоторговца поверить не просто трудно, а вообще невозможно. Им потребовался лишь сам факт задержания, а дальше – хоть и трава не расти. С таким же успехом ему могли подсунуть и незарегистрированный ствол с одним патроном – этого тоже вполне достаточно. Неважно, за что задержали человека, важнее, чтобы его проблемы решались как можно дольше. И пока он будет сидеть в камере, на воле произойдут события, на которые спровоцированный сиделец никак уже не сумеет повлиять.

А что это за такие важные события? По логике вещей, самое важное – это губернаторские выборы. Логично? Вполне. Может быть у того же губернатора такая заинтересованность? Обязательно! Но тогда зачем же он в открытую высказывает свое возмущение по поводу задержания соперника? Или это тонкий тактический расчет?

Второе. Обычно руководителя предприятия убирают подобным образом на какое-то время, когда хотят сменить на этом предприятии как руководство, так и политику. Тоже нельзя исключить. А кто в этом заинтересован? Даже из скупых объяснений Женьки Елисеева таковыми антиподами Минаева вполне могут быть родственники Журавлевы, как бы Евгений ни защищал минаевского друга. Да и краевая власть, на что указывают прошлые битвы, тоже очень не прочь урвать свой жирный кусок. Получается, что и тут есть свои интересы.

Наконец, нельзя исключать и чистого криминала. Широко ведь известны все эти кемеровские, барнаульские, екатеринбургские и прочие разборки, в которых криминал уже откровенно рвется во власть, не скрывая собственных интересов и методов борьбы.

Но все это, как ни странно, лишь повышает шансы Минаева. В самом деле, если против человека объединились столь мощные силы и теперь вынуждены даже прибегнуть к подлым провокациям, значит, столковаться с ним они уже не смогли и теперь обратились за помощью на самый верх. Не зря же сказал Бовкун, что источник следует искать на Житной, иными словами, в Министерстве внутренних дел. И еще в ГУБОПе. Ну, о том, что эта контора насквозь криминализована, и рассуждать нечего – открой любую газету, задохнешься от обилия фактов коррумпированности милицейской системы. Хотя, с другой стороны, и газетам тем же верить особенно нельзя. Но ведь и на пустом месте, без огня, тоже дыма не бывает.

Ладно, предположим, все это именно так, и Минаева действительно заказали. Причем именно здесь, в Москве, где за него, по сути, некому вступиться. В том же Белоярске, как показывают события, этот номерок у них просто не прошел бы.

А здесь что же? Короткая и безрезультативная беседа с депутатом, а следом – ОМОН, обыск и арест. И все подготовлено заранее. Чья работа? Милиции, несомненно. Депутат? Вполне может быть также заинтересован. А кто помогал, кто, как говорится, свечку-то держал? Вот и получается, к великому сожалению, что, кажется, без определенных «услуг» нашего дорогого Женечки тут тоже никак не могло обойтись. Очень это все плохо, но иной вывод никак не напрашивался.

Гордеев взял свой блокнот, раскрыл на чистой страничке и по привычке начал набрасывать некоторые соображения, которые ему предстояло уточнить в очередном разговоре с Евгением. Чтобы понять логику поступков, он всегда старался поставить себя на место исполнителя, представить картинку наяву: что бы он сам делал в данный момент? И это помогало.

Отвлек телефонный звонок.

– Ну, ты готов? – Это был Елисеев. – Я подъезжаю. Если можешь, выйди на трассу, а то крутиться в твоем дворе нет охоты.

– Я выйду, – сказал Юрий.

Выглянул во двор: с утра снег еще не разметали, и припаркованные у тротуаров, а точнее, у высоких сугробов автомобили и сами выглядели такими же сугробами.

– Что новенького? – был первый вопрос Елисеева.

Гордеев неопределенно пожал плечами.

– Ты мне про другое пока скажи, – ответил Юрий Петрович. – Минаев здесь, я имею в виду – в Москве, каким вообще транспортом пользуется?

– Как когда... Обычно я его встречаю и вожу по мере надобности.

– На этой, что ли, лайбе? – Гордеев безо всякого уважения оглядел «Жигули». – А что у него, нет ничего представительней?

– Как сказать?.. Бывает, что Владимир Яковлевич свой транспорт дает на день-другой. Все же... наши люди.

– А в последний раз на чем ехали?

– Я вез. А что, есть вопросы? И потом – какая разница?

Гордеев снова пожал плечами. Что-то у него не складывалось. Если Женька был за рулем, а Минаев, скажем, сидел рядом, то сунуть ему чеки в брючный карман в этом положении довольно трудно. Разве что отвлечь? Вот если бы оба сидели сзади, к примеру, на повороте легко привалиться к плечу, то да се, глядишь, а пакетики оказались в кармане. Впрочем, почему это делать обязательно в машине? Разве нельзя в том же ресторане, возле вешалки? Или еще дома... Вот, кстати, почему раньше об этом не подумал?

– А вы ехали на это свидание из твоего дома?

– Да... я же говорил. Слушай, Юра, я ничего не понимаю! У тебя есть какие-то сомнения? Вопросы? Так давай и спроси! Ты со мной будто темнишь.

– Нет, не бери в голову, я просто себя проверяю...

– А-а... ну ладно, – как будто успокоился Женька, хотя было видно, что он ничего не понял.

И не надо пока поднимать ненужной волны, всему свое время...

...В Домодедово приехали довольно быстро. И ожидать тоже пришлось недолго. Едва вошли в здание аэровокзала, как услышали о прибытии их рейса.

Елисеев сказал, что у него с утра ничего в клюве не было, и потянул в буфет – по чашечке кофе. Заодно он умял три бутерброда с сырокопченой колбасой. Юрий Петрович от пищи отказался.

Вернулись к выходу пассажиров как раз вовремя.

– Вон она, наша красавица! – значительно посмотрев на Гордеева, наконец сообщил Женька и резво замахал над головой руками.

К ним приближалась действительно очень симпатичная женщина – высокая и стройная, в белой пушистой шапке и короткой дубленке с такой же пушистой меховой оторочкой по подолу, рукавам и воротнику. И ножки у нее были то, что надо! Этакая секс-девочка из модного журнала, как говорится, «Зима-2001». Но взгляд у нее был растерянный.

– Что-нибудь случилось, Галочка? – крикнул Евгений.

Она быстро закивала, не выходя, однако, из прилетной зоны.

– Чемодан исчез! – крикнула она, разводя руки в стороны. – Багажная квитанция – вот она, а самого багажа нет!

– Черт-те что! – громко возмутился Женька. Чересчур громко. И продолжил, глядя на дежурных у выхода: – Ну что это за безобразие? Ну когда наконец закончится этот бардак?!

Девушка в форме, слышавшая диалог, спокойно посоветовала:

– А вы не кричите, гражданин, вы лучше пройдите к начальству, в службу перевозок, вон туда, – она показала рукой, – и все там выясните, может, на вылете забыли, а к нам какие же тогда претензии? Ведь правда?

– В самом деле, – согласился с ней Гордеев. – А что, Галочка, – тоже по-свойски помахал он рукой прилетевшей секретарше Минаева, – там действительно ничего?

Она отрицательно помотала головой.

– Ну так идите сюда, и пойдем выяснять к начальству. Девушка права. – И он улыбнулся дежурной, отчего та словно расцвела.

Отдел перевозок нашли легко, но перед входом в это служебное помещение Гордеев малость притормозил Елисеева.

– Ты вот что, Женя, запомни: начальство терпеть не может, когда к нему врывается толпа. Давай-ка мы тебя здесь подождем с Галочкой, а ты забирай ее паспорт, квитанцию, доставай свои ксивы и иди один. Тряси там чем хочешь, но только без истерики. Вещей-то много? – спросил он у Гали.

– Да какие вещи? – возмущенно ответила она. – Что называется, смена белья. Я ж сюда и сразу обратно. А вы тот самый адвокат, да?

– Не знаю уж, тот или другой, но точно – адвокат. Меня зовут Юрой, Юрием Петровичем. Вы не обижаетесь, что и я вот так, запросто, вас – Галочкой?

– Ой, да как хотите! Нате вам, Женя, мой паспорт! Я так вся перенервничала! Вы понимаете, Юрий Петрович, стою, жду, у всех есть, а у меня – как назло. Я к этим, которые чемоданы выкидывают на транспортер. Они мне: ждите, еще не все привезли, ну, я и жду как дура. Опять к ним, а они говорят: все, больше ничего нет. Ищите, говорят, у себя дома, там, откуда прилетели. Нет, вы представляете?

Елисеев нетерпеливо переминался с ноги на ногу, и Гордеев, заметив это, махнул ему рукой: иди, мол. Тот и ушел.

Юрий Петрович подвел Галочку к ряду кресел и предложил сесть.

– Значит, так, дорогая моя, – начал быстро и максимально доверительным тоном. – Я уже виделся с Алексеем, поговорил с ним. Сообщаю следующее, но персонально для вас. Понятно? В той ситуации, в которой оказался ваш директор, мы с ним решили круг лиц, которые могут владеть полной информацией, резко ограничить. Вы входите в этот круг. И еще я. Все остальные, включая и Журавлева-младшего, и Елисеева, – Юрий ткнул пальцем в сторону служебного входа, – исключительно в той степени, в которой это нам покажется необходимым. Вы поняли?

Она кивнула с некоторой растерянностью. И Гордеев улыбнулся.

– Не понимаю, что тут смешного? – вспыхнула Галочка. – Я что, не то делаю? – Бровки ее сдвинулись на лбу.

– Нет, – продолжал улыбаться Гордеев, – вам очень идет такая растерянность, она делает вас, Галочка, еще более симпатичной.

– Ой, да ну вас, ей-богу! А говорили – серьезный человек!

– Да-а? Это кто ж?

– Да вот Евгений и говорил, когда звонил...

– Прекрасно, – становясь теперь серьезным, перебил Юрий. – А про что он вам говорил? Про понятых? Про что?

– А при чем здесь понятые? Ничего такого. Он сказал, что ему удалось вас уломать принять на себя защиту. Что это, извините, совсем не дешевое удовольствие... ну и так далее.

– Ясно. Ну хорошо, эту тему мы с вами обсудим отдельно. А теперь говорите мне быстро и правду. Где документы? В чемодане?

– Что ж я, совсем дура, что ли? – почти обиделась Галя. – Они со мной! Мало ли что могло в дороге случиться! А здесь, как мне сказали, свобода Алексея... Евдокимовича. – И она прижала ладонь к груди.

– Вы еще большая умница, чем я мог представить, – так же серьезно сказал Гордеев. – Только теперь об этом пока никому больше не говорите.

– Даже ему? – изумилась Галочка, обернувшись на служебный вход.

– Вот именно, даже ему. Я позже скажу сам. А сейчас давайте бумаги мне, я у себя спрячу. Для остальных – пока – будем считать, что они остались в чемодане. Нам с вами, Галочка, и с Алексеем, разумеется, очень важно узнать, какова будет реакция на их утерю, соображаете? И еще, вам придется пожить в Москве несколько дней. Мы придумаем, где будет лучше. Во всяком случае, если Евгений предложит у себя, отказывайтесь. Скажите что-нибудь про подругу, про кого хотите. Я же вас увезу куда надо.

– А куда надо? – нахмурилась она. – Я ничего не понимаю! У вас тут какие-то тайны, игры? Что происходит на самом деле? И я совсем не желаю быть пешкой в чьей-то шахматной партии.

– А вы умеете играть в шахматы? – удивился Гордеев.

– Это не имеет значения, – резко отпарировала Галочка. – Да, умею, и что из этого?

– Думаю, у вас будет отличный партнер. Только не влюбитесь в него, а то я стану зверски ревновать. Про Алексея не знаю, мы с ним эту волнующую тему не развивали. А вот почему я вам все это говорю, сейчас объясню. Опять же сугубо конфиденциально. Я имею ряд фактов, которые косвенно указывают на то, что арест Минаева является тщательно спланированной, но достаточно грубой провокацией. Причины у нас еще будет время обсудить, а главное в настоящий момент заключается в том, что мы должны дать всем заинтересованным людям раскрыться. Если при этом кто-то невольно и будет обижен, этот вопрос я, так и быть, уж как-нибудь возьму на себя, а пока давайте играть в свою игру – точно и спокойно. Это самое главное.

Он вовремя закончил, потому что появился взъерошенный Елисеев.

– Твою мать! – начал с ходу. – Это же просто какой-то бардак, а не «Аэрофлот»!

– Ты невнимательно слушал радио, – усмехнулся Гордеев. – А ведь сообщали, что Галочкин рейс обслуживает кампания «Сибирские огни»!

– Да мне наплевать! Документы где? – накинулся он на Галю.

– Говорит, все было в чемодане, – ответил за нее Гордеев. – Прямо и не знаем, что теперь делать. Хоть снова всю историю начинай...

– Ну ты растяпа! – взвился было Женька, но под суровым взглядом Гордеева осекся.

– Вы одна улетали или вас провожали? – спросил Гордеев у растерявшейся от Женькиной грубости женщины. Сам же внимательно наблюдал за реакцией Елисеева.

– Игорь Платонович провожал. Шофер наш Миша. Они и сдавали багаж. – Галочка всхлипнула и закрыла глаза мгновенно появившимся носовым платочком.

– Ну вот, а теперь мы еще реветь начнем! – нервно продолжил Елисеев, но злость его показалась Гордееву не очень естественной, что ли. – Ну кончай, кончай, – поморщился Евгений, но было видно, что он как будто успокоился. – Не реви. Соплями горю, как говорится...

– Перестань, Женька! – одернул его Юрий Петрович. – Держи себя в руках! – и осторожно положил ладонь на плечо женщине, чуточку сдавил. – А вы, Галочка, успокойтесь. В конечном счете ничего страшного не произошло. Наверняка там, у вас, остались копии. Мы сегодня же позвоним и попросим, чтобы их передали, да хоть и по факсу. А ситуацию с пропажей сумеем объяснить, где это потребуется. Ну а ты-то чего выскочил? – накинулся он на Елисеева. – Где результаты? Орать на человека – много ума не надо...

Женька вроде бы смутился:

– Начальства еще нет. Говорят, в отъезде, будет через час, не раньше.

– Ну и отлично. Значит, делаем так. Ты остаешься и ждешь. Выясняешь, что тут и как, а мы с Галей берем такси и уматываем в город. Делаем звонок в Белоярск, объясняем ситуацию и принимаем решение, как действовать дальше. Ты, когда закончишь, можешь присоединяться к нам. Думаю, к этому времени появится ясность. Вопросы есть?

– Так погодите! – растерялся Елисеев. – А я что же? Буду тут как дурак?..

– Ну почему сразу как? – нагло ухмыльнулся Гордеев и почувствовал, как под его рукой вздрогнула спина Галочки – и явно не от горя.

– Да ладно тебе! – сморщился Евгений. – Острит он, понимаешь... Нашел время. А дальше-то как будем? Надо же гостиницу там, или, может, у нас с Люськой?

– А это еще кто? – удивился Гордеев. О женщинах своих Женька ему вроде бы ничего не рассказывал. Разве что еще в первый вечер, да и то по пьянке... Впрочем, кажется, это имя действительно прозвучало, но вот в какой связи?..

– Ну... невеста моя, скажем, – вдруг смутился Елисеев. – Она у меня живет.

Ах, ну да, точно! Она еще была не против наездов Минаева. Подарки он ей хорошие делал. И платил, как в гостинице. Хорошая парочка эти ребятки – Женька да Люська!

– За жилье ты не беспокойся, устроим Галину Федоровну в лучшем виде. Короче, позже созваниваемся. А ты давай выясняй.

Елисеев проводил их на площадь, посмотрел, как они сели в такси, и вернулся в здание аэровокзала. И вид у него был задумчивый – это тоже отметил про себя Гордеев.

Но больше всего его удивило спокойное лицо Галочки, когда она, усевшись на заднем сиденье машины, рядом с Юрием Петровичем, отняла наконец от лица носовой платочек, и он увидел, что глаза ее абсолютно сухи, а сама она улыбается.

– Умница,– только и сказал он.

– Я, кажется, вас поняла, Юра. Можно так? Без отчества?

– Надо, а не можно. Ну, давайте теперь посмотрим документы, а потом решим, какой шаг следующий. – И пока она расстегивала дубленку и доставала откуда-то из своих потаенных глубин запечатанный конверт, вернулся к незаконченной теме: – Значит, вы не видели, когда сдавали ваш багаж?

– Ну мы же были в VIP-зале. Шофер взял билет, чемодан, пошел, зарегистрировал. Вернул мне паспорт с билетом и квитанцией и ушел к машине. А мы с Игорем Платоновичем еще с полчаса посидели, выпили кофе с пирожными. Потом меня позвали, а он помахал рукой, пожелал, как обычно, счастливого пути, и ушел.

– И все?

– И все. Сказал, чтобы я сразу, как прилечу, позвонила его дяде, а потом ехала прямо к нему. Со всеми документами.

– Понятно. Из всего немногого, что вами сказано, Галочка, лично я могу сделать твердый вывод, что у Минаева в ближнем кругу друзей нет. Вас я не имею в виду. Скажите мне честно: он что, в самом деле такой наивный человек? Когда я был у него, он мне простачком этаким не показался.

– Я не знаю, – после довольно длительной паузы сказала Галина, – но у вас, Юра, какая-то просто удивительная способность убеждать. Полчаса назад я была о некоторых людях совершенно противоположного мнения, а сейчас... просто не знаю.

– То-то и оно, – вздохнул Гордеев, – недаром же сказано: избавь меня, Боже, от друзей моих, а с врагами я справлюсь сам...

– Страшно... – шепотом сказала Галя.

– Жизнь... – Гордеев развел руками.