Текст книги "Страсти по-губернаторски"

– Нет, конечно, но… с другой стороны, как посмотреть, – открыто ухмыльнулся Полтавин, демонстрируя свою неприязнь к обсуждаемому лицу. – Но все это было в прошлом. Так что теперь и говорить, по сути, не о чем… Тут недавно было… – Он укоризненно помотал головой из стороны в сторону. – Дочка моя преподнесла мне небольшой урок. Говорит, на лекциях у них – она на юриста учится – как один из примеров неправомерных действий при расследовании тяжких преступлений приводится факт из местной практики. О ком бы речь шла, как вы думаете? Именно о Васильчикове. Это ж надо! Ну и все прочее у него постоянно было в том же духе. Но я рассказываю вам не для того, чтобы, как говорится, лишний раз пнуть этого… мертвого осла.

– Может, льва? – засмеялся Турецкий по поводу симпатичной оговорки.

– Ну да, о нем и речь, – не совсем поняв, почему смех, ответил генерал. – Раз уж вы прибыли, то, я уверен, докопаетесь до сути. Если какая оперативная помощь там потребуется, еще чего, то я всегда готов. Как тот пионер.

Вот, собственно, и весь разговор. Тема была исчерпана. Кофе выпит. Из приемной уже пару раз заглядывала миловидная секретарша, но, повинуясь взгляду генерала, тихо прикрывала за собой дверь.

Уходя, простились едва ли не по-дружески. Да и не было причины для противостояния. Генерал всячески подчеркивал свою лояльность по отношению к губернатору, ну а личную точку зрения высказывал по той простой причине, как он походя заметил, что москвичи обязательно и сами доберутся до сути, и тогда выглядеть в их глазах дураком ему бы не хотелось. Как еще жизнь обернется, кто знает?

3

Нет, все-таки хорошо, что Турецкому удалось до приезда в Новоград провести обстоятельную беседу с Юрой Гордеевым. Адвокат сумел нарисовать довольно впечатляющую, хотя, возможно, и несколько однобокую картинку среза новоградского общества. Ну да, он же имеет специфический взгляд, какой и положен каждому адвокату. Но благодаря некоторой приобретенной информации Александру Борисовичу удалось с пользой для себя побеседовать с тремя основными действующими лицами. И даже выявить три основных точки зрения на все происходящее. Хотя они и особо не отличались одна от другой, но в деталях, в тонкостях, имели серьезную разницу.

Вот это теперь и собирались обсудить Турецкий с Грязновым, который владел пока гораздо меньшей информацией.

Они сидели в «Волге», выделенной им самим губернатором. Водитель Турецкому не требовался – ни ему, ни Вячеславу не нужны были рядом лишние глаза и уши. Но губернатор настоял на обязательном водителе, да к тому же вспомнилось и предупреждение Юрия Гордеева по поводу установленных повсюду «прослушек» и «маячков». Ну раз от этого нельзя избавиться, придется искать обходные маневры.

Они велели шоферу отъехать подальше от Управления внутренних дел, остановились возле украшенного «жизнерадостной» вывеской кафе и зашли внутрь, где было пока довольно пусто.

Турецкий взял себе апельсиновый сок, Грязнов пару кружек пива, и они уселись в уголке, чтобы поговорить и обсудить первые впечатления.

– С чего начнем? – спросил Турецкий.

– С начала, – хмыкнул Грязнов. – Надо посмотреть, что тут уже успели накопать местные пинкертоны, и только потом можно будет сделать какие-то первые выводы. А для этого давай-ка, Саня, соберем их всех в твоем большом номере.

– У тебя такой же.

– Поменьше, Саня, поменьше. А они пусть подробно отчитаются. Раз там стоит «техника», значит, наш разговор станет достоянием местного руководства. Вот и пускай послушают. Только я уверен, что эти парни ничего опасного для своего начальства нам наверняка докладывать не будут…

– В каком смысле опасного?

– Ну, я думаю, такого, что могло бы нанести заметный урон репутации, скажем, того же губернатора. Хотя я не думаю, что эти три убийства имеют к руководству области вообще какое-то отношение. Может, косвенное, а напрямую – вряд ли. Надо посмотреть, что это за ребята, можно ли с ними работать. Кстати, Юрка, ты говорил, называл тебе какого-то здешнего опера, которого он считает честным человеком. Как его зовут, напомни?

– Странная фамилия – Плат. Может, немец? Или прибалт какой-нибудь.

– Вот я попробую прямо сегодня отыскать его координаты и встречусь.

– А где ты будешь искать?

– Это уж, Саня, мои дела.

– Разве у тебя здесь есть знакомые? – удивился Турецкий.

– Саня, ты лучше спроси, где их у меня нет. Плат, – повторил Грязнов задумчиво. – А ведь чего-то слышал. Нет, не помню. Так ты будешь включать тех троих, что назвал тебе прокурор, в нашу бригаду?

– Сегодня же и решим. Где тут у меня телефон областной прокуратуры? А вот он… – Турецкий достал мобильник и набрал нужный номер.

– Барышников слушает.

Данила Прокофьевич Барышников – уже знал Турецкий – был начальником следственного управления областной прокуратуры.

– Приветствую вас, Данила Прокофьевич, Турецкий из Москвы. А чем сейчас заняты… – Он посмотрел в свои записи. – Вайтенберг, Мордвинов и Афанасьев?

– Здравствуйте, Александр Борисович. Знаю о вашем приезде и о визите к нашему прокурору. Названные вами сотрудники сейчас занимаются своими делами, они на месте, а что, нужны?

– Да. Я хотел бы сегодня, скажем через часок, встретиться с ними у себя в гостинице. Проведем небольшое ознакомительное совещание. Если и у вас есть охота, подъезжайте тоже. Заодно прикинем и планы наших дальнейших действий. Потому что если я решу забрать их в свою группу, то заберу плотно, до самого конца.

– Понял. Вы в «Новоградской»?

– На пятом этаже.

– А-а, все ясно. Сейчас я найду их и передам ваше указание.

– Ну вот, – сказал Турецкий, пряча трубку в карман, – первый шаг сделан. А не дернуть ли и мне пивка?

– Ты за руль сегодня не сядешь?

– А зачем?

– Ну мало ли? Может, и у тебя тут есть знакомые… Юрка там подсказал, а? Нам компромат не нужен.

– Успокойся, я просто вижу, как ты пьешь, и завидую. Ладно, не буду, чтоб от руководителя не пахло. Поехали.

Борис Абрамович Вайтенберг был невысоким, темноволосым, совсем молодым человеком в очках, но неулыбчивое, серьезное лицо делало его старше двадцати восьми лет. О своем возрасте он сказал, когда представлялся группе Турецкого. Он занимался убийством судьи Самохвалова – самым, по его же выражению, непонятным из трех. Хотя все, казалось бы, было совершенно ясно. По его представлениям, картина самого убийства выглядела следующим образом.

Известно, что судья был найден в своем кабинете раздетым до трусов, лежащим лицом на столе и с ножом, глубоко вошедшим в спину между лопатками. Твердый клинок был из тех, что продаются в магазинах в качестве кухонных наборов. Была проведена соответствующая экспертиза, затем проверка в центральном универсаме, где такие наборы продавались. Да, действительно, кухонные наборы этих ножей, произведенных в Германии, были завезены еще в начале года и тогда же поступили в широкую продажу. Стоили они от четырехсот рублей и выше – в зависимости от количества предметов в каждом наборе, что было совсем не дешево для простых обывателей, но разошлись эти наборы довольно быстро. Вероятно, на покупателей действовала притягательная сила марки «Золинген». Нож, которым был убит судья Самохвалов, был явно взят из одного такого набора. Но выяснить, когда конкретно и кому он был продан, не представлялось возможности.

Далее. Все происшедшее было восстановлено по показаниям двоих свидетелей и расписано буквально по минутам.

В 22.0 °Cамохвалов пришел в здание и поднялся в свой кабинет. Он предупредил охранника, что в течение часа к нему должен прийти посетитель. Но никто так и не появился.

В 23.2 °Cамохвалов позвонил по внутреннему телефону своей сотруднице Вере Митрохиной и пригласил ее зайти. По утверждению охранника Власьева, она была единственным человеком, который находился в здании суда помимо самого судьи. Но о ее присутствии охранник не знал. Уборщица обычно убирает помещение по утрам, а вот оставался ли кто в здании после окончания рабочего дня, об этом охранник сказать не мог. Он по кабинетам не ходит и наличие ключей на вахте не проверяет.

В 23.30 сотрудница Вера Митрохина поднялась из канцелярии в приемную председателя суда. Дверь была распахнута, и, что важно, настежь открыто окно. Вторая дверь, уже в кабинет судьи, тоже была открыта. И тут Вера обнаружила убитого Самохвалова.

В 23.39 – так утверждает охранник – он услышал крики и помчался на второй этаж, где и увидел девушку с обезумевшими глазами. Это он, Власьев, первым увидел, что судья раздет, а брюки вместе с пиджаком аккуратно повешены на спинку стула, стоявшего рядом.

Но прежде чем перейти к выводам, необходимо учесть и еще одну деталь. Охранник Власьев утверждает, что видел из окна комнаты дежурного, что где-то в начала одиннадцатого часа, точно он сказать не может, но это определенно было уже после того, как судья вернулся в свой кабинет, неподалеку от здания суда, метрах примерно в тридцати – сорока, проезжала машина с подъемником. Охранник выглянул и увидел, что это монтеры меняли осветительные лампы на столбах уличного освещения. Он запомнил, потому что лампы затухали, а затем вскоре вспыхивали с новой силой. Но он не стал смотреть за их работой, в дежурке работал маленький телевизор и шел сериал про бандитов.

Подъезжала ли машина ближе к зданию суда или нет, охранник сказать точно не мог, не видел.

Проведенная проверка в конторе энергосети показала, что в тот вечер машина с подъемником никуда не выезжала и никаких заказов на смену ламп в диспетчерскую ниоткуда не поступало. Значит? А то и выходило, что смена ламп могла оказаться обыкновенной маскировкой. А некий преступник с помощью подъемника проник в окно второго этажа – здание суда старой постройки, потолки высокие, и само окно расположено, если судить по нынешним пятиэтажкам, примерно на уровне третьего этажа – и совершил свое злодейское преступление.

Остается ответить на вопросы: зачем судье понадобилась в столь поздний час в его кабинете молоденькая сотрудница и почему он был фактически раздет?

Зная особые пристрастия Самохвалова к молодым женщинам и учитывая то обстоятельство, что за ним уже числился один подобный грех – это когда в его присутствии почему-то упала и, ударившись об угол судейского возвышения в зале судебных заседаний, умерла сотрудница Лена Нестерова, – поневоле делали недвусмысленный вывод: ничего случайного у Самохвалова не происходило. И умерла тогда девушка не оттого, что споткнулась, а потому, что судья, будучи человеком огромной физической силы, мог сам, в порыве гнева, убить ее. Хотя заместитель председателя областного суда Савенко усиленно постарался тогда списать дело на несчастный случай.

Турецкий вспомнил рассказ Гордеева и по поводу убийства секретарши суда Людмилы Лякиной. Оказалось, что и это дело также вел следователь Вайтенберг. Убийца был вскоре найден, и в настоящее время находится под арестом. Из его первоначальных показаний следовало, что заказал секретаршу, которая якобы всячески обманывала судью, сам Самохвалов. Но позже убийца от своих показаний отказался, сказал, что вынужден был принять вину на себя под жестким давлением тех, кто его поймал. Однако отобранное у него оружие, отпечатки пальцев на нем, пуля, извлеченная из тела убитой, – все это говорит не в его пользу. Дело, правда, только на днях будет передано в суд, однако что касается причастности к нему Самохвалова, можно не сомневаться.

Итак, какие же выводы? Возможно, используя подъемник неизвестной машины – никаких иных свидетелей работы электриков, кроме самого охранника, пока так и не найдено, – преступник сумел незаметно пробраться в окно второго этажа. Окна обследовали и выяснили, что их никто не взламывал и не использовал инструменты для проникновение в здание. Отсюда следует, что окно, возможно, было не заперто заранее, и сделал это тот, кто до этого вечера уже побывал в суде. Новая секретарша показала на допросе, что посетителей в день убийства было немало, но она записывала фамилии тех, кто приходил по своим делам, и представила список. Он сейчас проверяется – в нем более пятидесяти посетителей, некоторых нет на месте, так что работа не закончена, но она будет продолжаться.

Далее, преступник был тоже, как и судья, человеком недюжинной силы – на это указывает положение ножа в спине покойного. Был ли он знаком судье, неизвестно, но вряд ли. Не представляется возможным, чтобы судья принимал ночного посетителя, находясь неглиже. Да и проник «посетитель» тайно.

Остается открытым вопрос, кого ждал судья? Ведь только не дождавшись позднего гостя и убедившись, что он не придет, Самохвалов мог позволить себе раздеться и приготовиться для плотских утех с сотрудницей. Между прочим, на допросе Вера Митрохина показала, что действительно собиралась заняться с Самохваловым сексом – он ее практически к этому принудил, пригрозив в случае отказа уволить ко всем чертям и сделать так, чтобы ее больше нигде не приняли на работу. А за согласие обещал даже повышение в зарплате – премиальные там, прочее.

Ну с одеждой – дело ясное. Со временем тоже. На все у преступника ушло четырнадцать минут. Правда, если вопрос с тем, как мог прийти преступник, в основном ясен, то «уход» его пока под вопросом. Хотя тут может рассматриваться в качестве одной из версий и такой вариант.

Раздался крик девушки. Она побежала к дежурному. Тот кинулся ей навстречу, потом они оба зашли в кабинет. Прошли минуты, пока охранник смог оценить происшедшее. Затем он бросился обратно в свою дежурку – звонить в милицию. А за это время преступник мог спокойно спуститься на первый этаж и выйти на улицу. Была ли заперта входная дверь, когда приехали милиция и «скорая помощь», охранник сказать не мог. Слабо убеждал, что дверь запер лично, после того как пришел судья, но со всей уверенностью утверждать этого не мог. А вот что ключ торчал в двери, это он твердо помнил.

Турецкий спросил Вайтенберга о том, какие, по его мнению, могли быть у преступника мотивы убийства судьи?

Следователь, не раздумывая, ответил:

– Исходя из личности убитого, полагаю, что бытовые. Показания Митрохиной представляются мне вполне искренними. Но девушка – крепкий орешек. Я пытался проследить за ее знакомыми, может быть, среди них обнаружатся следы «мстителя», но пока ничего не обнаружил. Хотя и такую версию не отбрасываю.

Турецкий сделал себе в блокноте пометку: «Проверить задания по машинам с подъемниками по всем районным конторам, переговорить с водителями, которые работали в ту пятницу». Оторвал листок и протянул Грязнову. Тот прочитал, кивнул и отдал записку Володе Яковлеву как первое задание.

Перешли к следующему делу.

Докладывал Роман Яковлевич Мордвинов – пухленький такой сорокалетний живчик, постоянно как бы стирающий улыбку со своего лица. Он работал по делу Савенко.

А вот в его деле все казалось совершенно простым и понятным. Как дважды два. Но… Была и закавыка. Видимо, следователи между собой мало общались, и, поскольку каждый разматывал сугубо свои версии, что делается у соседа, они не интересовались.

Ситуация же по Савенко складывалась следующим образом.

Взрывное устройство было заложено недалеко от главных ворот поселка Новая Деревня, примерно в пятистах метрах. Вероятно, с места взрыва сам поселок не очень хорошо просматривался из-за постоянных поворотов дороги, но ночью свет огней этой элитной «деревни» наверняка был виден. Так что погиб областной судья практически недалеко от собственного дома.

При осмотре места происшествия было обнаружено, что в качестве взрывного устройства использован заложенный у края дороги мощный фугас, который был приведен в действие с помощью натяжного механизма. Дорога, судя по найденным остаткам стального тросика, была перегорожена таким образом, чтобы движущаяся машина сама привела в действие взрыватель фугаса. Единственный пассажир шикарного джипа «туарег», он же и его водитель, был попросту иссечен осколками и скончался на месте еще до появления людей, прибежавших из поселка, где они услышали громовой взрыв и сразу сообразили, что это рвануло совсем рядом. При осмотре трупа был обнаружен кроме документов еще и конверт с пятью тысячами долларов – новенькими купюрами. Вот, собственно, и все.

Еще удалось выяснить, что этот вечер судья Савенко провел в компании адвоката Васильчикова и других видных представителей городской, судебной власти, прокуратуры, среди которых присутствовали также и сам губернатор Рыжаков, и генерал Полтавин, и другие известные лица. Банкет в ресторане «Звездный» был организован по случаю счастливого окончания судебного процесса над Васильчиковым. О процессе было известно подавляющему количеству горожан – адвокат застрелил ветерана чеченской войны, но, как известно, постарался свести дело к случайному выстрелу, к самозащите и отделался условным сроком. А в ту пятницу кассационная инстанция областного суда как раз и утвердила решение районного суда и оставила протест адвоката потерпевшей стороны без удовлетворения. Было от чего радоваться и широко праздновать.

На осторожный вопрос Турецкого, находился ли среди пирующих Самохвалов, следователь Мордвинов протянул Александру Борисовичу большой список лиц, участвовавших в банкете, который был составлен по показаниям обслуживающего персонала. Ведь личности все, без исключения, были широко известны в городе. Самохвалов среди них значился, но его никто не видел. Значит, среди гостей он отсутствовал.

– А при осмотре одежды либо письменного стола и сейфа Самохвалова было обнаружено что-нибудь любопытное? Например, крупная сумма денег?

Оказывается, было, только Вайтенберг не придал находке особого значения, хотя в протоколе и упомянул. В сейфе районного судьи была обнаружена пачка американских купюр, общая сумма которых составила без малого пятьдесят тысяч долларов. Откуда они и почему лежат в сейфе, а не, скажем, на личном счете в банке, следователь ломать себе голову не стал. Действительно, а почему нет? Зафиксировал наличие и опечатал сейф.

Турецкий с Грязновым переглянулись – им-то как раз было многое понятно, только раньше времени об этом говорить не стоило. Вернулись к Савенко. Но на сказанном факты, по существу, и кончились. Немного, надо сказать, успели следователи наработать.

Что еще из важных деталей? Взрывное устройство представляло собой артиллерийский снаряд, упакованный в железный короб, набитый металлическими обрезками, гайками и болтами. Явно самоделка, но созданная опытными руками. То есть тут поработал профессиональный сапер или взрывник. Возможно, из тех, кто воевал. Даже скорее всего.

Еще, по показаниям случайных свидетелей, днем на дороге, ведущей от шоссе к поселку, двое из жителей Новой Деревни, возвращавшиеся из города домой на машине, заметили у одной из обочин ремонтную грузовую машину и троих рабочих в зеленой форменной одежде. На вопрос проезжавших: «Чего делаете? Грибы собираете?» – те засмеялись и ответили, что проверяют крепость дорожного полотна. Наверное, придется еще слой асфальта класть. Свидетели посоветовали лучше расширить полотно, а то разъездов мало, и уехали. И, естественно, забыли о встрече. Но ремонтных рабочих вроде запомнили. Мордвинов попытался с их помощью создать фотороботы тех ремонтников, но они получились слишком похожими между собой и абсолютно безликими. Под такие портреты каждый второй житель города может подойти. Но свидетели все же утверждали, что, если бы им показали тех мужиков живьем, они бы наверняка их узнали. Этого мало, конечно, но хоть что-то…

Турецкий записал себе: «Еще раз поработать со свидетелями, попросить подъехать кого-нибудь из наших экспертов, москвичей» – и снова передал Славе. Тот прочитал, кивнул и спрятал записку в карман.

Наконец, подошли и к последнему, к Станиславу Сергеевичу Афанасьеву – высокому человеку, по возрасту приближающемуся к своему полувековому юбилею, с седыми висками и резкими, словно рубленными топором, чертами лица.

Он и говорил, как и выглядел, – короткими жесткими фразами, избегая эпитетов.

Дело Васильчикова…

Оно потребует длительного и тщательного расследования, ибо факт его убийства выглядел примерно так же, как и то убийство, которое совершил сам ныне покойный адвокат совсем недавно и из-за чего, собственно, и разгорелся весь сыр-бор в губернии. До сих пор Станислав Сергеевич занимался поиском возможных свидетелей, который пока, к сожалению, не увенчался успехом. Но он не терял надежды. А кроме того, он счел необходимым вызвать для дачи показаний переведенного в дальний район области следователя Зотова, который и занимался тем делом об убийстве сержанта и за что был переведен начальством в «глубинку» с формулировкой – «за обвинительный уклон при расследовании». Уж Мише, считал Афанасьев, есть что поведать следствию. Неплохо было бы также пригласить для дачи показаний и адвоката Гордеева, который вел процесс от имени потерпевшего, но в настоящее время уехал и находится в Москве.

«Ага, вот ты, Юра, и попался», – с легким злорадством подумал Александр Борисович и сказал:

– Так за чем же дело? Вызывайте. Да у него, насколько мне известно, и процесс здесь вовсе не завершен. Будет же заседать президиум областного суда, не так?

– Значит, вы в курсе, – подтвердил Афанасьев. – Это хорошо, это нам на пользу.

Какую пользу для себя он решил извлечь из этого, Станислав Сергеевич не уточнил.

– Вы разговаривали с жильцами тех домов, возле которых был застрелен адвокат? – спросил Турецкий.

– Так точно, – по-военному ответил Афанасьев. – Но пока безрезультатно. А что, у вас есть иные варианты?

– Мы еще подумаем, продолжайте поиск.

А сам написал на очередном листке: «Пусть Галя там побродит, может, каких-нибудь бомжей встретит – это же верные наши агенты» – и поставил три восклицательных знака.

Грязнов прочитал, улыбнулся и протянул записку Гале. Та с улыбкой кивнула. Эта пантомима не прошла, разумеется, мимо внимания следователя, докладывавшего о своих поисках, и он, ничего толком не поняв, похоже, обиделся. Надулся, насупился, замолчал, перелистывая свои бумаги.

– Что ж вы остановились, Станислав Сергеевич? Не стесняйтесь, продолжайте, извините, это я, чтобы не отвлекать вас лишними вопросами, прошу подумать над ними моих коллег. Нам же вместе придется работать, не так ли?

– Как прикажете.

– А чего приказывать? Разве вам Фатеев не сообщил, что вы включены в мою бригаду? Вот и исходите из этого. Продолжайте… Так что же произошло с вашим Генералом?

– О, вы даже и это про него знаете? – удивился Афанасьев.

– Наслышан, – коротко ответил Турецкий и приготовился слушать.

4

Турецкий засел за ознакомление с уже собранными материалами.

Это следователи, избегая длиннот, да и, видимо, стесняясь еще выставлять себя перед помощником генерального прокурора этакими опытными «волками», излагали свои версии, а также собранную фактуру кратко. На самом же деле, как видел Александр Борисович, они тут поработали уже хорошо, собрали довольно большое количество материалов. Трудность возникла в другом – при всем видимом обилии показаний твердой доказательной базы на них еще построить было невозможно. Требовались, как убеждался Турецкий, более углубленные и обширные сведения даже и не столько об исполнителях либо заказчиках этих громких преступлений, сколько о личностях самих погибших. Именно эта информация, уверен был Александр Борисович, и сможет в конечном счете вывести следствие на преступников.

Естественно, что официальная точка зрения защищала погибших – честных, профессионально грамотных, уважаемых и так далее в городе людей. Хотя, как помнил Турецкий, в речах основных городских руководителей, с кем довелось беседовать в первый день своего приезда сюда, несмотря на нескрываемые сожаления по поводу безвременных потерь, все же проскальзывали некие нотки тщательно скрываемого торжества, а может быть, и облегчения – вот, мол, не ушел-таки от наказания! Как будто и губернатор, и главный областной милиционер, и прокурор, да, впрочем, и следователи, докладывавшие Турецкому о своих результатах, – все они знали, помимо всего прочего, еще и нечто такое, чем делиться не хотели ни с кем посторонним.

Но если предположить, что это действительно так, то, значит, было у покойных «правоведов» глубокое второе дно, на котором и пряталась, отлеживалась истина. Вот ее-то и надо было достать. А как – это вопрос мастерства. В своих сотрудниках Александр Борисович не сомневался, как и в том, что именно им, и в первую очередь, станут всячески мешать все те, кто старательно демонстрирует сейчас свою готовность помочь в расследовании.

Мелькнула даже мысль: а что, если им истина как раз и не нужна? Что их вполне устроила бы версия, будто в случае, скажем, с Савенко сработал мститель за вынесенный судьей когда-то суровый приговор.

Или что та же самая история фактически повторилась в случае с Самохваловым? Либо что его казнил ударом ножа в спину какой-то явно знакомый ему человек. Ведь не стал бы судья пускать к себе в кабинет, да еще ночью, неизвестного мужчину. К тому же он сидел без брюк. А вот ожидая женщину для совершенно конкретных плотских целей, которую до этого уламывал, соблазнял, запугивал и, наконец, казалось бы, уговорил – за это вполне можно получить нож в спину от ее защитника. Как – это уже другой вопрос, которым придется заниматься совершенно конкретно. В том числе и способами проникновения чужого человека в закрытое помещение суда.

То есть и в первом, и во втором случаях основным мотивом была личная месть. Тогда никакие бы тени не падали на репутацию областного судейского корпуса. Ну, к примеру, недоглядели, не сумели защитить судью от мести преступника. Ну опять же не уследили за моральным обликом другого судьи, проглядели его порочную человеческую сущность, за что, кстати, он и понес наказание.

А вот с третьим случаем, так тут вообще все представляется простым до примитива, поднесенным следствию в готовом виде на тарелочке.

Это же месть в самом чистом ее виде! Да, адвокат Васильчиков, облеченный, кстати говоря, народным доверием – депутат и зампредседателя Законодательного собрания! Это тебе не хухры-мухры! – совершил трагическую для себя ошибку, убив при самозащите нападавшего на него неуравновешенного и не отдающего себе отчета в собственных поступках бывшего воина, прошедшего Чечню и раненного там. Ордена, к слову, лишнее свидетельство того, что человек этот в чрезвычайных обстоятельствах мог вести себя с отчаянной храбростью и, не боясь угроз или предостережений, танком переть на любую опасность, в том числе и пулю. Что отметил и один из свидетелей, пострадавший уже после суда. Гордеев о нем, между прочим, говорил – голову он разбил, или ему ее специально разбили, это придется проверять. Но пока факты складываются все-таки в пользу Васильчикова.

Если рассматривать эту чисто внешнюю сторону дела, поднимать шум из-за убийства адвоката им не стоило бы. Просто надо поискать мстителя в окружении убитого сержанта. Посмотреть на друзей-товарищей, кто сейчас в городе, а кто неожиданно, по мнению соседей, уехал. Ну и так далее, ноги в руки и – бегом по следам.

Но ведь шум-то подняли – аж до самых небес! До Кремля в своем неизбывном горе дошел губернатор, обвиняя чуть ли не самого президента в том, что преступность до того озверела, что уже пачками выбивает представителей Закона! Высшая власть, видишь ли, попустительствует! А конечная цель-то какова? Вот бы и поручил своим, попросту говоря, приспешникам разобраться в ситуации и найти виноватых, чтобы затем примерно их наказать. Однако ведь не стал, в Москву депеши слезные направил. И снова вопрос – почему?

Другое дело, если не совсем, скажем так, дальновидный губернатор, не подумав о том, какую мину он сам себе подкладывает, решил перевести стрелку чьей-то ненависти с себя на верховную власть. Но ведь этот Рыжаков вовсе не показал себя идиотом. А вот что трусил отчаянно, это факт. Хотя, возможно, и слишком переигрывал, однако пот на лбу был настоящим, тут – без обмана.

И опять же для того, чтобы свести все дела к обыкновенной «бытовухе», совсем не требовалось умолять генерального прокурора прислать «самого лучшего» следователя. С этим делом вполне могли справиться и местными силами. Во всяком случае, эта троица, что докладывала, показалась людьми достаточно опытными, чтобы раскрыть любое бытовое преступление.

Нет, тут что-то не то!.. А что именно?

Турецкий позвонил Владимиру Поремскому и попросил его срочно заехать в областную прокуратуру, где теперь обосновался. Спросил:

– Ты где сейчас – территориально?

– Я у Кураевых. Беседую с родителями, как вы поручили.

– А я поручал? – удивился Турецкий.

– Александр Борисович, что с тобой?

– Извини, я просто сейчас ломаю себе голову сразу над тремя проблемами. Тогда никуда не беги, работай на месте. Я, собственно, хотел по этому делу кое-что тебе посоветовать, но сделаю это позже. А я сейчас дам указание прокурору, чтоб тебе доставили это дело, а на завтра вызвали из Холмска того следователя, который его вел, опального, как тут говорят. И вот что еще, попытайся выяснить все насчет свидетеля Тёртова, который проходил по твоему делу. Юрка Гордеев, который его видел, считает, что свидетеля просто убрали за ненадобностью, когда он сделал свое дело. Там неподалеку от тебя наша Галка Романова, она поступает отчасти и в твое распоряжение. Созвонись с ней и действуйте сообща.

После этого Турецкий позвонил Грязнову. Он знал, что Вячеслав с утра собирался встретиться с оперуполномоченным Платом и добиться от Полтавина решения о включении капитана в московскую следственно-оперативную бригаду.

Грязнов сказал, что освободится через пять минут и тогда перезвонит.

Перезвонил, объяснил, что как раз разговаривал с Платом, беседовал «за жизнь», а потом давал ему необходимые указания. Сейчас Артем ушел, и Слава был готов ответить на любые вопросы. Какие дела?

– Полтавин-то не шибко сопротивлялся? – поинтересовался Турецкий.

– Наоборот, Артем говорит, что даже вроде как обрадовался. «Ты, – сказал, – работай с ними, будь поактивнее, а обо всем сразу мне докладывай».

– Это тебе Плат сказал? – усомнился Турецкий.

– Ну не этими словами, примерно, но я именно так его понял. Тут у них странное положение возникло. Артема в звании не повышают, как бы наказывая за слишком самостоятельную позицию, но кидают всякий раз туда, где надо затыкать собой какие-то дыры.

– А это ты откуда знаешь?

– Саня, мне сам Артем и рассказал. Причем что интересно, этот Полтавин, отпуская его к нам по моей просьбе, сообщил ему, что с нами он должен держать ухо востро. Мол, не простые люди, себе на уме, и разгадать, что мы задумали, очень важно, а поэтому он, генерал, и доверяет ему, капитану, такое важное дело.