Текст книги "Страсти по-губернаторски"

– Правильно.

– И посмотрит, что и как. Надо ему съездить в колонию. Когда сообщите мне о вашем решении, я дам соответствующее указание. Но не раньше. А если новое расследование будет явно отвлекать вас в сторону, оставьте его в покое. Есть же областная прокуратура. И мы можем заставить ее, в конце концов, заниматься своим прямым делом. Словом, не затягивайте. Если больше вопросов нет, общий привет.

Вопросов не было. Зато ясность в некотором роде теперь появилась.

2

Они решили провести маленькую тактическую операцию – освободить от подслушивающих устройств номер Вячеслава Ивановича. Надо же было, в конце концов, где-то проводить срочные совещания!

С «акулой» Грязнова Володя Яковлев медленно обошел весь номер и снял «жучки» с телефонного аппарата и из электрических розеток в гостиной и спальне. Наверняка уже завтра, когда «слухачи» почуют неладное, они выберут для себя удобное время и снова расставят своих «насекомых». А может, и не станут, запасы у них тоже не бесконечны.

После этого провели совещание, где каждый отчитался в проделанной работе.

Галя прямо светилась от удачи.

Двое пожилых бомжей, обосновавшихся в подвале одного из близлежащих домов, имели обыкновение по вечерам, в позднее время, шарить по мусорным бачкам и урнам, набитым бутылками и банками из-под колы, соков и прочих напитков. Почему именно в поздний час? А потому, что рано утром на работу выходили дворники и опустошали тару для мусора. А вечерами, при свете фонарей, когда в сквериках еще отдыхали местные жители, играли в песочницах дети, а хозяева выгуливали собак, эти двое заброшенных миром людей с шикарными фамилиями Баринов и Князев выходить «на работу» стеснялись. Во всяком случае, именно так они объяснили свое поведение.

Во дворе, где произошло в ту ночь убийство, точнее, даже два – человека и его собаки, – они появились в последнюю очередь, с уже набитыми сумками, в которых позвякивало стекло и скрипел легкий металл сплющенных банок – их в пункте принимали хоть и за сущую мелочь, но стабильно. С пустыми бутылками иной раз даже больше возни. Не каждая приемщица возьмет.

Так вот, они ничего не опасались, ибо шел, по их понятиям, уже третий час ночи, и, следовательно, во дворе с небольшим сквером посредине никого не могло быть. А урны, расставленные по углам скверика, у металлических оград, четко белели во тьме набитой в них скомканной бумагой.

И тут они услыхали то, на что вовсе не рассчитывали. В глубине двора, у соседнего дома, образующего с первым корпусом как бы замкнутое пространство, громко заскулила собака. Этого еще не хватало! И Баринов с Князевым решили переждать. Они затаились в подворотне, спрятавшись за двумя большими мусорными баками, обследовать которые собирались в последнюю очередь.

И тут они услышали голос, окликнувший кого-то в темноте. Вроде бы вопрос: «Эй, кто там?» Что-то в этом духе. На что опять же из темноты, но гораздо ближе к ним раздался другой голос, помягче. Он спросил: «Роберт, это ты?» Так утверждал Князев. А вот Баринов возражал, он говорил, что голос просто узнал второго, но на всякий случай спросил: «Роберт?» А в ответ тот, первый, рассердился. Он закричал, причем грозно так, чего тебе, мол, надо? Будто знакомому. Ну а дальше показания обоих расходились. Баринов уверял, что тот, кто стоял ближе к ним, ответил: «Мне ничего от тебя не надо, а ты получи». Князев возражал, он слышал, как говоривший матерно выругался и закричал: «На, получи, гад!» А уже после этого грохнул выстрел. Тут они не спорили. И буквально несколько секунд спустя второй. Это, как они поняли, высокий человек во всем черном, который прошел быстро, почти пробежал, мимо них и скрылся за аркой, на улице, застрелил и собаку, потому что ее лай после второго выстрела сразу прекратился.

На вопрос, как выглядел этот черный человек, оба утверждали, что он, если судить по походке, молодой. Явно сухощавый. Неверный свет, вспыхнувший в окне на первом этаже, успел высветить его бледное лицо с глубоко запавшими глазами и острым носом, черную шапочку на голове. А в руке у него был чехол, какие носят обычно рыболовы, там они прячут свои удочки.

Бомжи не стали интересоваться, кто убит. Они побыстрее смотались из этого двора, едва четкие шаги убегавшего затихли за углом.

Составить субъективный портрет по их мимолетным наблюдениям, конечно, было нельзя, но они сказали, что если бы увидели еще раз этого человека в шапочке и чтоб он стоял в профиль, то, возможно, и узнали бы.

Перед глазами Турецкого почему-то на миг возник профиль Печерского. И рост, и… хотя нет, больше ничего схожего. Он заметно прихрамывает, а нос у него совсем не острый, а с горбинкой. Ничего общего…

Галя записала показания Князева и Баринова, после чего оставила им обещанный ужин – немного магазинной мясной нарезки, батон и бутылку водки, а они сказали, что еще поживут здесь, в подвале. Дворники не гонят, слава богу, на улице тепло, неприятностей они своим присутствием жильцам стараются не доставлять и грязи за собой тоже не оставляют – чего не жить?..

Галя передала Турецкому два рукописных протокола допроса свидетелей.

Затем Володя Яковлев рассказал, сколько всего ремонтных бригад имеется в городе, где они расположены и кто там руководит всеми делами. Он встретился фактически с большинством из них и в каждом случае выяснял, были ли наряды в указанный день, то есть в пятницу, по точно так же указанным им адресам. Пока пусто. Но некоторые бригады на работе отсутствовали, у них служба посменная. Начальство говорит, что кто-то мог подъехать по вызову и в частном, так сказать, порядке поменять там лампу на столбе, если кто-то настаивает и готов заплатить без квитанции, подвезти что-нибудь. Вообще-то это не поощряется, но… кто ж уследит. Надо говорить конкретно с бригадами.

Короче говоря, дело муторное и требует времени. А чтоб переговорить со всеми, его потребуется немало. Но он, Володя, не жалуется – такая служба. За пару дней справится.

Владимир Поремский, в свою очередь, занимался только делом убитого сержанта Кураева. Беседовал снова с его родителями, потерявшими уже всякую веру в справедливость, со свидетелями. Один из них – Паша Соловьев – до сих пор в больнице. Но он рассказал интересные вещи по поводу тех, кто на него напал. Один из нападавших был в милицейской форме, двое напоминали обычных братков. Поремскому удалось, несмотря на еще тяжелое состояние Павла, допросить его. Протокол – вот он.

А что касается покойного свидетеля Тёртова Виктора Степановича, проживавшего в том же доме, в котором жил и Васильчиков, то вокруг него сложилась просто потрясающая по своему цинизму ситуация.

Оказывается, из всех документальных подтверждений о факте его смерти имеется лишь милицейский протокол, в котором за подписью старшего оперуполномоченного Заводского райотдела милиции майора Казарина было зафиксировано, что смерть указанного лица наступила в результате того, что гражданин Тёртов, находясь в состоянии сильного опьянения, упал на лестнице и ударился виском об угол каменной ступени. И все. Приехавшая труповозка отвезла тело в морг районной больницы. Кто проводил судебно-медицинскую экспертизу неизвестно, самого акта в той больнице никто в глаза не видел. А труп Тёртова, как человека, не имеющего близких родственников, быстро отправили в крематорий за муниципальный счет, как какого-нибудь бомжа.

Однако, кстати, на опустевшую однокомнатную квартиру его уже нашлись желающие. В ЖЭКе уверяют, что это приехали из деревни дальние родственники, и они уже оформляют жилплощадь на себя. Ни милиция, ни жилищное управление чинить препятствий им не собирается. То есть все это выглядит как откровенная липа.

Свидетелей «падения» Тёртова не было. Тела уже, естественно, нет. Получается, что единственный свидетель со стороны ответчика фактически убран, причем вполне профессионально. Это если рассуждать логически. А вот фактически? Можно только проверить, что это за родственники набежали. Может быть, именно здесь лежит и разгадка странной смерти нормального вроде бы и вовсе не спившегося человека. Так о нем говорят соседи. Ну выпивал, но в меру, правда, в последнее время ходил будто в воду опущенный. Постоянно оглядывался, словно боялся чего-то. Ну вот и не зря боялся, получается. Уголовного дела по факту его смерти не возбуждено, никому здесь оно не нужно. И это обстоятельство меня убеждает лишний раз, что Тёртова убрали за ненадобностью. Чтобы он случайно, по пьянке, не раскололся, что его могли заставить говорить в суде ту ахинею, которую он нес. Все были возмущены явной ложью. Таково мнение остальных свидетелей.

– Но ведь именно его показания и были приняты судом во внимание, – возразил Турецкий. – А судья кто? Самохвалов. А где сейчас Самохвалов? Там же, где и Васильчиков. Где и судья Савенко, оставивший решение Самохвалова в силе. Это никому ничего не подсказывает?

– Мне подсказывает, – ответил Поремский. – Эта преступная троица, сделав свое дело, заметала следы. И, приняв решение избавиться от свидетеля Тёртова, которого наверняка сами же и заставили выступить против остальных свидетелей, может, денег пообещали или хорошо припугнули, иначе чего ему бояться, они тем самым полагали, что им удастся… Это называется, – Поремский покосился на Галю и сказал, точнее, пробубнил: – И рыбку съесть, и… хорошо угнездиться.

Галя укоризненно покачала головой и улыбнулась. Для такого бывалого уже опера, как она, поневоле вращающегося среди определенного контингента, Володины «стеснения» казались несерьезными. Она и сама порой едва сдерживалась, чтобы не выдать такую тираду, что у иного обывателя уши бы в трубочки свернулись. И в этом она тоже была очень похожа на свою тетку Александру Ивановну, ныне покойную, незабвенную Шурочку, державшую в свое время в руках, и не один год, целый МУР.

Турецкий с Грязновым, отлично знавшие старшую Романову и искренне любившие ее, невольно переглянулись и опустили глаза…

Когда доклады и обсуждение их в основном закончились, Александр Борисович рассказал о своем сегодняшнем посещении вдовы Васильчикова, о своей реакции и выводах. Затем он заговорил о «неслучайной встрече» с Печерским, о его просьбе, о гордеевской позиции на этот счет, и, наконец, о своей телефонной беседе с Меркуловым.

Из всего выходило так, что Володе Поремскому был прямой смысл смотаться в колонию, где сидит сейчас Игорь Коробов. Встретиться с ним, поговорить. Но только все это проделать в рамках возбужденного следственного дела по факту исчезновения бизнесменов братьев Коробовых. И в этой связи, имея в виду, что могут открыться новые обстоятельства, изучить также дело по обвинению Игоря Коробова в хранении наркотиков и огнестрельного оружия. Из Москвы последует указание Меркулова областному прокурору Фатееву по этому поводу, и дело будет немедленно возбуждено. Короче, если Володя не возражает, не стоит оттягивать этот вопрос, ибо его решение может привести к неожиданным результатам. В нем ведь напрямую фигурирует адвокат Васильчиков. Не исключено, что именно он, либо с его непосредственной подачи, и были устранены прежние владельцы прибыльного дела, собственником которого он стал.

Тут Турецкий и сам решил воспользоваться якобы случайным намеком Валерия Печерского и добавил:

– А если мы это докажем, то всплывут и мотивы для устранения теперь уже самого Васильчикова. Не так ли? Потому что версия об обиде на адвоката кого-нибудь из обвиняемых, которого он не сумел защитить в свое время, кажется мне откровенно притянутой за уши. Как и в случаях с остальными покойными. Что бы на этот счет ни думали губернатор и его приятели. Уж если главный адвокат близко знаком с местным первым паханом, это о чем-то говорит? Юрка Гордеев, к слову, видел их в одной компании. Так что и никакой тайны здесь ни для кого нет. А чего испугался губернатор, я догадываюсь.

– Ну-ка, Саня! – подначил Грязнов. – Я тоже думал об этом, интересно, мнения совпадут?

– Да это, в общем-то, по-моему, лежит на поверхности. Их всех тут напугали не сами убийства, хотя отчасти и не исключаю, а то, что они были совершены практически одновременно, словно единая показательная, я подчеркиваю, акция. И значит, в городе появилась сила, неизвестная и недоступная пониманию губернского руководства. А разобраться с ней, так они тут решили, способна только Москва с ее мощными правоохранительными резервами.

– Добавь сюда еще и кажущуюся поразительную легкость, с которой были совершены практически одновременно все эти убийства, и я с тобой полностью соглашусь, – сказал Грязнов. – А это означает, что работали не любители, оскорбленные там, обиженные, а профессионалы в подобных делах. И искать их надо не среди братвы и вообще не в криминальных структурах, а среди бывших военных. Демобилизованных, вернувшихся из госпиталей, прошедших Чечню и подвешенных в жизни, подобно тому же твоему Печерскому. А сама акция по устранению сразу троих оборзевших судейских чиновников кажется нам простой, даже примитивной по исполнению потому, ребятки, что она проведена, я все больше убеждаюсь, очень грамотно. И выглядит, Саня прав, как серьезное предупреждение. Вот чего они все тут и испугались. Старой судейской же истины – о неотвратимости наказания. Что же касается наших «умельцев», то как это говорится? Сделаешь раз сто, и будет просто. Понимаете, о чем я? Исполнителям-то не привыкать, учиться «зачищать» не надо, и, значит, вопрос один – кто следующий? Оттого и визг поднялся на всю губернию.

Странно, но такая версия была принята фактически единогласно. Если кто в ней и сомневался еще, то это сам Александр Борисович.

Уже перед тем как разойтись по своим номерам, Турецкий попросил Грязнова «напрячь» свои связи, может быть, поговорить с тем же Платом, с другими компетентными лицами, чтобы срочно взять в разработку названного майора Казарина. Все-таки то, что сейчас известно о его действиях в связи со смертью свидетеля Тёртова, в высшей степени подозрительно. И не он ли в принципе может явиться той самой ниточкой, потянув за которую можно будет в какой-то степени размотать змеиный клубок здешних событий? А что, чем черт не шутит?

Но это было сказано скорее от желания выйти за пределы круга лиц, уже обозначенных действиями следственно-оперативной группы. Слишком узок и ненадежен оказался круг свидетелей. Да и сами их свидетельства грешили приблизительностью. Мол, вот вы нам покажите преступника, тогда, возможно, мы его узнаем. Это все не очень серьезно. Турецкому уже казалось, что надо как-то менять тактику. И в этом смысле дело Коробовых вдруг показалось ему той живой веточкой, которая открылась среди груды засохших сучков.

Александр Борисович поделился этой мыслью с Вячеславом Ивановичем и неожиданно встретил поддержку. Славка сразу заявил, что мысль дельная. А из этого Казарина он лично всю душу вынет. И поможет ему в этом благородном деле… кто бы ты, Саня, думал? Сам Полтавин, как главный областной милиционер, и поможет. И у него, Грязнова, тоже появилась сейчас одна, и кажется плодотворная, мысль. Но делиться он не собирается, еще не созрела, зато как только, так сразу…

Поздно вечером, выйдя «подышать перед сном», Турецкий отошел на несколько шагов от входа в гостиницу и, отметив присутствие в холле уже примелькавшихся ему молодцов с бараньими взглядами, проводивших его и лениво потянувшихся за ним, снова позвонил Косте и кратко доложил об итогах сегодняшнего совещания.

Меркулову много объяснять не требовалось. Он ответил, что завтра, прямо с утра, даст указание Фатееву срочно возбудить дело об исчезновении братьев Коробовых, а Поремский, в свою очередь, получит от него же указание встретиться с младшим Коробовым. Это чтобы в областной прокуратуре лишний раз не возникали ненужные вопросы – кто, зачем да почему. Ну и правильно, а то нельзя исключить, что «послушный» прокурор Виктор Афанасьевич Фатеев проявит максимум энергии, чтобы… тихо спустить на тормозах указание Генеральной прокуратуры. Ну не получилось, скажет. Хотели, а не получилось. В смысле хотели как лучше, а вышло как всегда. Памятник надо бы поставить сочинителю этого уникального афоризма…

3

Терпение и умело сконцентрированное внимание нередко приводят-таки к желаемому результату.

– Я их, как говорится, не мытьем, так катаньем! – радовался Володя Яковлев, делая в слове «катанье» ударение на втором «а». – Говорю, вот транспорт у меня свой имеется. Это та машина, Вячеслав Иванович, которую вы мне выбили из местной милиции. Нету их, ваших ремонтников? Едем! Уж как они крутились, как не хотели! Видно, чуяли, что где-то у них не так. Короче, отыскал я ту бригаду.

– Которая – что? – спросил Грязнов.

– Элементарно! – с торжеством доложил Яковлев, и розовощекое его лицо прямо-таки раскраснелось от удовольствия. – Этим ремонтникам, когда они своими осветительными приборами занимаются, до фонаря, в общем, где это происходит. Дается адрес, и все. Было уже поздно, к их машине подошел мужик – ни молодой, ни старый, обыкновенный, просит помочь, заплатить готов хоть сейчас, сколько скажут. Те видят, что мужик нормальный, почему ж не помочь? Далековато, правда, ехать, в другой городской район, но наниматель обещает не скупиться. И они поехали – водила, электрик и этот мужик. Вы помните, где в суде находится приемная председателя? Она в торце здания, следовательно, что это за дом, не местному человеку может быть и неизвестно. Вход-то с вывеской «Районный суд» – с другой стороны дома. А так – стена как стена, окна как окна. Короче, подъехали, а мужик им показывает – вон, мол, мое окно, оно даже не закрыто. А жена уехала, заперла квартиру, и все мои документы и ключи там остались. И дверь новая, бронированная, не взрывать же ее! Словом, наплел им историю и просит: поднимите меня, а дальше я сам справлюсь. Вот так все и было, заплатил он им, потому что бесплатно они это делать бы не стали, понятно, а сколько, я не допытывался, все равно бы не сказали. И так узнал слишком много. А когда я им популярно объяснил, что они невольно помогли преступнику, забравшемуся в здание суда, они вообще едва не отпали. Но человека того описали подробно. Я все зафиксировал. И адреса их взял, если решим составлять фоторобот. Только я думаю, что с ними надо работать профессиональному художнику – оно хоть и подробно, но без конкретики, расплывчато. Волосы темные, зачесаны назад, лицо круглое, уши оттопыриваются, нос – картошкой. Тут, в городе, я смотрю, каждый третий подходит под такое описание. Может, профессионал чего из них вытянет?

– Слава, переговори с кем-нибудь из Экспертно-криминалистического центра, пусть подъедут, мы вызов оформим. Володя прав, здесь нужен специалист. И по другим фотороботам – тоже.

– Сделаем, – коротко ответил Грязнов.

– А насчет ремонтников, что работали возле поселка Новая Деревня, ничего не слышно? – спросил Турецкий.

– Пока ничего. Буду искать дальше. Но из разговоров в бригадах я понял, Александр Борисович, что с автотранспортом здесь, в городе, обращаются вольно. Много частных заказов – помочь перевезти, починить и так далее. Все не учитывается, навалом «левой» работы, в которой никто из них никогда не сознается. Зарплаты у них не самые плохие, и потерять место никто не желает. А общего порядка и учета нет. Так что приходится действовать методом тыка – авось повезет. Но никто из опрошенных пока не слышал, чтобы выезжали по тому адресу. Или врут.

– Надо будет и с теми свидетелями из поселка, что видели рабочих на дороге, свести нашего специалиста, Слава. Хоть какая-то надежда, а то мы Володьку гоняем фактически без толку… Ладно, закрыли пока этот вопрос – до приезда эксперта. А пока переключаем его на… но это будет у нас отдельный разговор.

После краткой встречи Грязнова с Артемом Платом они договорились, что капитан «напряжет» свою агентуру, но для этого ему надо получить разрешение генерала Полтавина, предписывающее ему оказывать помощь группе московских следователей. Иначе будут активно мешать, тем более в таких делах, как наблюдение за майором Казариным, который в чести у начальства. За какие деловые качества, Артем Захарович объяснять не стал, но произнес это с таким презрительным выражением, что у Грязнова отпало и желание расспрашивать. Короче, и мерзавец он порядочный, и тварь продажная, но… не пойман – не вор. Известно, например – это уже лично Плату, через его агентуру, – что майор «завязан» на некоторых «темных» делах, что именно он всегда наиболее активно помогает разруливать ситуации, когда подозрения в совершенных преступлениях падают на журавлевскую братву. И в то же время на майора нередко жалуются пострадавшие от бандитских разборок люди, но все жалобы, указывающие на упорное превышение Казариным его служебных полномочий, таинственным образом исчезают где-то на уровне самого Полтавина. То есть можно сделать недвусмысленный вывод, что Казарин вполне устраивает свое высокое начальство. Ему двадцать восемь лет, а он уже майор и, по слухам, готов примерить погоны подполковника и занять стул начальника Заводского районного отдела милиции. В условиях Новоградской области это было серьезное служебное повышение.

Что же касается Плата, то о включении капитана в свою бригаду Грязнов договорился с генералом Полтавиным без всякой задержки. Тот, правда, засомневался было в целесообразности, но Вячеслав Иванович, прошедший хорошую школу министерской демагогии, быстро поставил начальника ГУВД на место, при этом не оскорбляя его собственного достоинства. Грязнов просто пообещал в ближайшем же отчете министру внутренних дел, что он делал якобы регулярно, сообщить о серьезном вкладе, сделанном руководителем областной милиции в расследование громких преступлений, резонанс от которых докатился аж до самого Кремля.

И Плат был отдан – без разговора. Правда, как Артем Захарович позже сообщил Грязнову, Полтавин его вызвал к себе и строго напомнил о том, что капитан должен постоянно держать его, генерала, в курсе всех дел, которые «затевает» следственно-оперативная бригада из Москвы. Решили эти «доклады» сочинять вместе, так всем будет спокойнее.

Поделился, уже чисто по-товарищески, Грязнов с Артемом и некоторыми планами бригады. Среди них имелась в виду и просьба Валерия Печерского о расследовании исчезновения его родственников. Рассказывая о самом факте встреч и разговоров Турецкого и адвоката Гордеева с бывшим капитаном спецназа, Вячеслав Иванович, разумеется, как лицо заинтересованное, не преминул поинтересоваться, достаточно ли знакомы Плат с Печерским. Получив утвердительный ответ, попросил рассказать о нем, и желательно поподробнее, ну чтобы знать, в какой степени можно, во-первых, доверять человеку, не основываясь лишь на мимолетных впечатлениях, а во-вторых, что он вообще за личность.

Артем Захарович дал Валерию хорошую характеристику. В принципе, уже заметил за ним Грязнов, опер был скуп на похвалы, а вот говоря о Печерском, он не жалел теплых эпитетов. Не забыл упомянуть и о том, как бывший комбат со своими товарищами сумел задержать двоих преступников, которые теперь находятся в местном СИЗО.

Грязнов уже знал об истории этого «задержания» от Турецкого, которому, в свою очередь, рассказал Гордеев – как говорится, от первого лица. Но кратко, без деталей. Было – и все. Но Вячеслав Иванович с интересом слушал, не перебивая, словно в первый раз. Заинтересовала его и фраза Плата – «бывший комбат со своими товарищами», указывающая на то, что у Печерского, оказывается, имелись единомышленники. Но если они, как и комбат, служивший не где-нибудь, а в спецназе, «подкованы» в своем воинском умении, подобно ему, то это – настоящая сила. И… кто знает?..

А потом Грязнов так же спокойно, не выдавая своих чувств и мыслей, перевел разговор на главную тему – о Казарине. На нем тогда и закончили.

И вот не прошло и двух дней, как появились первые «ласточки».

Казарин был неоднократно замечен на встречах с подручным Василия Журавлева, известным в городе Матвеем Тараторкиным. Последний был лицом, особо приближенным к пахану. О чем у них шла речь, неизвестно, но после этих встреч, как узнал Артем Захарович от своего приятеля, вполне честного и неподкупного, по его словам, начальника следственного изолятора, полковника Прошлякова, майор Казарин «зондировал» у него возможность смягчения участи арестованных Горохова и Лазуна. Причем делал это так нахально, будто записался к ним в адвокаты и не сомневался в выигрыше судебного процесса, который намечался уже в ближайшее время. Следователь закончил свое расследование, и обвинительное заключение передано в суд. Так вот, может, ребятам заменить как-то их «строгий режим» на подписку о невыезде? Ведь доброе слово начальника СИЗО об указанных «сидельцах» обязательно окажет положительное влияние на решение судьи. А уж за адвокатов беспокоиться не стоит, они уже и соответствующее прошение написали, и в дальнейшем постараются доказать, что найденное оружие к этим мальчикам никакого отношения не имеет. Майор намекал даже, что изменение меры пресечения будет положительно оценено важными людьми в городе, которые не поскупятся на благодарность.

Он был уверен, что полковник согласится и скажет свое веское слово. Но был разочарован. И даже, как заметил Прошляков, разозлен. Уходил, во всяком случае, далеко не в мирном настроении, с которым пришел. Да оно и понятно – полное фиаско.

Оказалось, что та же самая участь постигла Казарина и в суде. После гибели Самохвалова его место временно занял заместитель, а эта черствая и вредная женщина с ходу отвергла все убедительные доводы адвокатов арестованных бандитов. Почему отвергла? А не исключено, что и по той причине, что был еще слишком свеж факт показательного наказания бывшего председателя районного суда, и мститель, этакий, понимаешь, благородный Дубровский, мог оказаться совсем недалеко и только ожидал подходящего случая для выбора своей очередной жертвы. Поэтому все адвокатские аргументы не возымели действия. Преступники пойманы с оружием? Арестованы? Обвинение им выдвинуто? Вот и пускай сидят, изучают собственное уголовное дело вместе с адвокатами. И не морочат голову.

Но судья судьей, она свое окончательное слово еще скажет только в решении суда, а вот майор Казарин был наверняка сильно раздосадован. Об этом свидетельствовал тот факт, что почти сразу после посещения начальника СИЗО майор встретился с Тараторкиным в небольшом кафе «Сокол», и разговор у них шел явно на повышенных тонах. Казарин был чем-то очень недоволен или, наоборот, его возможные хозяева и работодатели, понять было невозможно. Слова собеседниками произносились хотя и горячо, но неразборчиво, а спецтехники у агента под рукой не оказалось. Да и как она могла оказаться у человека, играющего роль «ходячей рекламы», снявшего на минутку у входа свои причиндалы и зашедшего в кафе выпить чашечку кофе?..

Но не менее примечательным оказался факт, обнаруженный Владимиром Поремским, изучавшим дело Игоря Коробова.

Команда из Москвы, от Меркулова, как Константин Дмитриевич и обещал Турецкому, поступила на следующий день, и областной прокурор Фатеев тут же поручил Даниле Прокофьевичу Барышникову возбудить уголовное дело по факту исчезновения братьев Коробовых. А уже по указанию Турецкого уголовное дело и копия приговора Коробову-младшему были немедленно доставлены из канцелярии колонии, где содержался осужденный по двум статьям Уголовного кодекса – 222-й и 228-й к четырем годам общего режима, то есть, что называется, «под планку», Игорь Олегович, и переданы для ознакомления следователю Поремскому.

И вот Владимир выяснил, что, собственно, задержание Коробова-младшего, осмотр и обыск в его машине производил не кто иной, как майор Казарин Юрий Фомич. Он же и приглашал понятых, поставивших свои подписи под протоколом об обнаружении в машине указанного гражданина Коробова дозы кокаина весом в 0,66 грамма и незарегистрированного пистолета Макарова, которые и были изъяты лично майором Казариным. Незаконное хранение того и другого как раз Игорю и инкриминировалось.

Он же, этот самый майор, помогал и старшему следователю Заводской районной прокуратуры Глуховцеву расследовать уголовное дело Игоря Коробова.

Значит, опять обнаружились пакостные следы Юрия Фомича. Это уже становилось похожим на систему. Как где-то обнаруживается «подлянка», там, выходит, ищи следы майора Казарина.

Теперь, для подтверждения информации, требовалось встретиться, чтобы допросить самого Игоря Олеговича Коробова, который пребывал в настоящее время в исправительной колонии – ИК-22. И Поремский, взяв соответствующие документы в суде и областной прокуратуре, где его требованию никто почему-то уже не удивился, выехал на север области, в Житновский район, где и располагалась колония.

4

Это только кажется, что приехавший по твою душу новый следователь, пусть даже и из самой Москвы, обязательно должен привезти с собой хорошие вести. Никаких вестей такого рода Поремский не имел, ему требовалось выяснить все то, что касалось пока, по его мнению, явно сфабрикованного дела о наркотиках и оружии. Узнать, как все это происходило на самом деле. Правильнее сказать, найти подтверждение той версии, которая у него возникла при изучении уголовного дела из уст самого осужденного.

Так думал Владимир Поремский. Но так вовсе не думал осужденный Коробов.

Когда его привели в кабинет заместителя начальника колонии по оперативной работе, «кума» – на языке заключенных, и Поремский, представившись, попросил Игоря подробно рассказать ему историю пропажи его родственников, а затем и свою одиссею, тот, с легкой усмешкой посмотрев на следователя, ответил, что еще с ума не сошел и потому принял для себя решение молча отсидеть свой срок до конца и выйти на волю с чистой совестью. Ну как к тому призывает потрепанный давно уже транспарант, растянутый по фронтону на помещении клуба.

И как Поремский ни бился с ним, как ни уговаривал, Игорь твердо стоял на своем. Единственная фраза, которую он себе позволил, прозвучала так:

– Если я расскажу вам, что творится у нас в городе, боюсь, что они, – он обвел глазами стены кабинета, – покончат со мной. А я еще хочу пожить на свободе.

– Может быть, вы мне не верите? – догадался Поремский.

– А кому сейчас можно верить, гражданин следователь, – с насмешкой ответил Коробов, – если вся наша Фемида – продажна, как последняя сука, а правоохранители действуют заодно с преступниками?

И снова был этот многозначительный взгляд по стенам.

– Ну уж так и все! – возразил Поремский, понимая, что ничего не добьется таким вот образом. – А почему вас не интересует, почему московская следственная бригада прибыла в ваш город и занялась, в числе прочих дел, еще и вашим?