Текст книги "Простая сложная игра глазами профессионала"

Практиковались, скажем, опросы: кто в лиге сильнее нас? Какой из матчей дался легко, какой тяжелее? С их помощью мы получали базовую информацию – что за результат служит ориентиром для большинства футболистов. В мае – июне коллективный ответ выводил «Анжи» в пятерку, не выше, что неудивительно. Лидировавшему «Соколу» мы к тому моменту проигрывали очков девять. Но в Саратове при этом сыграли чуть позже вничью 2:2, причем отыгрались с 0:2. Оба гола забил Будунов, да еще и в концовке в штангу попал из хорошей позиции.

Трудно сказать, какой момент стал переломным на этом пути. Может быть, матч в Нижнем Новгороде, где мы потеряли очки.

Нижегородская «Торпедо-Виктория» выглядела по сезону неважно. Мы приехали фаворитами, повели 1:0 и решили, видимо, что победа в кармане. Наказание последовало мгновенно. После первого тайма на табло горели цифры «2:1».

Тогда я, называя вещи своими именами, взбесился. Не думаю, что были другие матчи, когда бы я так жестко критиковал команду, причем всю, целиком, без единого исключения, по всем параметрам. Зашел в перерыве в раздевалку и дверью так шарахнул, что она слетела с петель. Дарю этот сюжет любителям поупражняться на тему «Гаджиев и двери», которая стала популярной гораздо позже. О сломанной двери в Нижнем мало кто знает и помнит.

Разговор был жесткий, но в целом довольно примитивный. Он касался ровно одной темы: вы должны, обязаны выиграть этот матч! Не имеете права не выиграть! Точка! С каждым персонально общался глаза в глаза, и каждый должен был сказать: выйдем и порвем!

Постороннему человеку такой эмоциональный фон мог бы показаться странным, но у кого из посторонних есть право заходить в раздевалку?

Не выиграли, 2:2 закончили, но второй тайм провели очень хорошо, могли забить не один, а три-четыре гола (во втором круге дома закрыли должок – 3:0). Это был 18-й тур, конец июня, и после встряски в Нижнем команда дала 10-матчевую беспроигрышную серию, поднявшись из середины таблицы в группу лидеров.

Остановить нас было уже сложно. Все без исключения соперники об этом прямо говорили: очень большая разница между «Анжи» начала сезона и «Анжи» нынешним. По всем позициям – от атлетизма до понимания игры. Характерно, что в конце сезона мы уверенно обыграли в кубковом матче московское «Торпедо», которое на тот момент шло в тройке лидеров высшей лиги. Во втором тайме полностью превзошли москвичей, с 0:1 вышли на 3:1.

Но все это было потом. До Нижнего, до Саратова, до «Торпедо» предстояло пройти долгий путь.

Сто человек на просмотре

Работу по созданию новой команды мы начали 24 января, а задать ей правильный ритм здорово помог заслуженный тренер СССР Владимир Сальков, у которого на тот момент не было конкретного участка работы в РФС. Я обратился к Салькову с просьбой, он переговорил с Колосковым и получил разрешение ездить на сборы «Анжи». Весь подготовительный период Владимир Максимович провел в команде. И я твердо уверен, что без его участия собрать тот «Анжи» нам едва ли удалось бы.

Встреча с Шихсаидовым, на которой я дал согласие возглавить команду, состоялась 6 января. Времени до начала первого сбора оставалось в обрез, а проводить его с четырьмя футболистами несколько затруднительно. Поэтому мы просматривали всех подряд, любых игроков, которых нам присылали. Их по итогам предсезонки набралось около ста, тех, кого мы с Сальковым наблюдали вживую, на тренировках, а не на видео.

У Максимыча был очень богатый опыт и хорошие связи. Сейчас процесс просмотра, отбора и комплектования выглядит совсем иначе, сравнения просто бессмысленны, хотя бы в силу того, что у каждого игрока есть теперь агент, а у каждого тренера или селекционера – бескрайнее информационно-коммуникативное поле Интернета. Да что там Интернет, даже более чем обыденная по меркам наших дней мобильная связь позволяет решать любые организационные вопросы намного оперативнее.

А тогда не вооруженный технологиями (в силу их отсутствия) Владимир Максимович названивал по командам, дергал знакомых, искал людей сам, формировал списки, вел переговоры по проведению сборов. Объем работы он выдал просто гигантский. Но на качестве это не отразилось.

* * *

В один прекрасный день в общем потоке приехал Элвер Рахимич. Его, если не ошибаюсь, прислал Алексей Прудников, олимпийский чемпион Сеула. Поначалу Рахимич впечатления не производил, но где-то через неделю определились: да, подойдет. При этом сам Элвер вовсе не горел мечтой играть в Махачкале, на второй сбор даже ехать не хотел. Переубедили.

А вот зеркальная история. Среди тех 17–18 человек, которых взяли в команду по итогам просмотра, оказался 28-летний Арсен Акаев, уже закончивший было с футболом, ушедший в бизнес. Однако узнав, что я принял команду, Арсен решил дать себе еще один шанс. По итогам первого сбора от него осталось очень слабое впечатление. «Сиди дома, – сказал я ему. – Делай свой бизнес». А он все-таки приехал еще раз. И после второго сбора стало ясно, что Акаева в команде нужно сохранить, он сможет принести пользу.

Пользу футболу Дагестана Арсен приносил потом еще долгие годы, карьеру игрока закончил в 36 лет, добрав за это время то, что успел растерять прежде, и в значительной мере реализовав свои неординарные способности: скорость, отличную координацию, хорошо поставленный удар с обеих ног, а главное – страсть, с которой он отдавался каждой игре и каждой тренировке. Эти его качества, обогащенные жизненным и игровым опытом, проявились потом и в тренерской работе.

* * *

И состав у нас к началу сезона потихоньку сложился. Предстояло заниматься поиском игры.

Вратарская линия, так уж вышло, сформировалась в ходе турнира. Первым номером в подготовительном периоде считался македонец Лазо Липоски, отыгравший за «Анжи» весь сезон-98. Заявить мы его заявили, но у нас ведь так часто бывает, что оговаривается лишь предварительная сумма контракта, а конкретика откладывается на потом. Вот так и с Лазо: общие моменты как бы обсудили, но в итоге по цифрам договориться, к сожалению, не удалось, и в самом начале сезона он уехал домой.

Расстались мы по-доброму. Прощаясь, я сказал: «Находись в форме, в этой жизни все может быть». Словно бы предчувствовал что-то. «В любой момент готов вернуться, тренер», – ответил Лазо.

Перед самым закрытием трансферного окна пришел Сергей Армишев из «Уралана», в последний момент позвонил и попал в итоге в заявку Александр Жидков, известный по выступлениям в союзном чемпионате за «Нефтчи» и киевское «Динамо». Но едва только уехал Липоски, как Армишев остался один, потому что после второй или третьей игры Жидкова я из команды убрал за так называемое нарушение спортивного режима. Его и Дениса Переменина. Защитник он был хороший, универсальный. Но с режимом, мягко говоря, не дружил. Говорил ему: «Знаешь, как закончишь карьеру? Будешь искать три рубля, чтобы купить бутылку водки». Потом он исправился, но столько времени с бутылкой спал…

«Идите куда хотите!»

Выше я уже упомянул о своем отношении к спортивному режиму. Шло оно с детства. В шестилетнем возрасте я, как это часто бывает, по примеру брата Магомеда, который был на пять лет старше меня, начал курить. Денег на сигареты у нас не было, подбирали на улице окурки. Продолжалось это до восьми лет. Однажды накурился допьяна. А тут как раз с учебы в Москве вернулся отец. К моему удивлению, он не стал ругаться, а поговорил со мной, как со взрослым человеком. Но этот разговор настолько запал мне в душу, что больше к сигарете я не притронулся за всю свою жизнь. Как, кстати, и старший брат.

Своя история и у долгого отвращения к алкоголю. Когда мне было 12 лет, мы с друзьями остались одни дома – родители куда-то ушли. А на столе стояла бутылка вина. Преднамеренно оставили? Понятно, что она привлекла наше внимание, но меня потом после выпитого очень сильно рвало. С этого момента и пока не приехал 30-летним в Москву, в Высшую школу тренеров, ни капли алкоголя в рот не брал. Мало того, никто из моих дагестанских футбольных друзей не мог при мне выпить. Ни в праздники, ни на свадьбах. Спорт здесь сыграл главную роль. Я читал от корки до корки газету «Советский спорт», еженедельник «Футбол», стал фанатом футбола, понимая, кем я буду в этой жизни, что мне надо и чего не надо. Эти высокие стимулы отметали все лишнее сами по себе.

Что греха таить, в советском футболе нарушения режима футболистами не были чем-то из ряда вон выходящим. Характерна в этом смысле поговорка, которую любил цитировать украинец Анатолий Бышовец: «Якщо він не п’є, то хворий або пiдлюка». Хотя сам, собственно, и не прикладывался. По-русски – «Если не пьет, то или больной, или подлец».

Став тренером, нередко сталкивался с нарушениями футболистами режима. Но смотрел на эти ситуации по-разному. Было понимание, что возникают порой обстоятельства, при которых иной человек может выпить, в других же – категорически нельзя, и за это надо строго наказывать. Случай с Денисом Перемениным и Александром Жидковым – из второй категории.

В 1999 году мы прилетели на игру в Томск ночью, команда пошла на поздний ужин – кефир и прочее. Вся да не вся: Переменина и вратарей Жидкова с Армишевым нет. Армишев играет, Жидков в запасе. Поднялся в номер к Жидкову, а там все трое ужинают отдельно, и двое (Армишев не пил) «снимают нервное напряжение», как они выразились. А завтра игра. Армишева я оставил, а двум другим сказал, чтобы собирали вещи и уходили, чтобы я их вообще больше не видел. Они стали просить подождать до утра – куда идти ночью? Но я жестко ответил: «Идите куда хотите».

Понять и простить нарушителей даже в той непростой ситуации, когда каждый штык на счету, было невозможно, потому что игра – святое. Это именно то, ради чего мы все вместе пашем, как проклятые, чему, собственно, посвящаем свою жизнь.

За пару дней до этого от нас уехал вратарь Лазо Липоски, который не согласился получать тысячу или полторы долларов, – такие зарплаты у нас тогда были. А команде нужны были три вратаря. Когда я Жидкова отправил из команды, остался один Армишев. Я понимал, на что иду, точно так же, как и то, что оставлять Жидкова нельзя.

По окончании первого круга, во время паузы в чемпионате, Жидков начал мне названивать, просить о возвращении в команду. Тут как раз по моей просьбе вернулся и Липоски. Но в первой же игре Лазо получил перелом лицевой кости. Армишев был травмирован и вообще не мог играть, и Лазо с этой травмой выходил на поле. А во вратарском резерве у нас оставался… защитник Арсен Акаев. И я вернул в команду Жидкова. Переменина тоже вернул. Он и сам просился, и игроки за него просили. Но это произошло не сразу, а где-то через полтора-два месяца. Команде объяснил, что не красота, как принято говорить, спасет мир, а доброта. Оба игрока внесли свой вклад в победу «Анжи» в первом дивизионе и в высшей лиге потом сыграли нормально.

Спустя годы, перед приходом в «Амкар», Станислав Черчесов напутствовал меня: «Скажи ребятам, чтобы получше закусывали, когда выпивают». Он же в «Амкаре» поработал, знал, что там и как. Передал слова Стаса футболистам, они рассмеялись. Как, наверное, и в любой команде, в «Амкаре» были любители выпить.

Мой первый «Анжи»

В обороне «Анжи» сложилось так: Гордеев справа, Варламов и Яскович в центре, Дмитриев слева. В опорной зоне – Рахимич и Лихобабенко. Сначала практиковали нечто вроде ромба – Лихобабенко впереди, Рахимич на страховке. Но со временем Лихобабенко тоже поглубже отошел. Он был в состоянии выполнять большой объем работы, успевал из глубины в атаку, что способствовало более строгой игре в обороне, но и атакующий потенциал не обедняло.

По флангам – Агаларов справа, Сирхаев слева, два центральных нападающих – Гасанбеков на острие, под ним Баматов или, как вариант, Будунов. Причем Будунов, поначалу проигрывавший конкуренцию, к середине сезона отвоевал себе место в изначальной расстановке. Полагаю, он добился бы этого даже без вмешательства трагичных обстоятельств, связанных с гибелью лучшего нападающего «Анжи» Ибрагима Гасанбекова.

* * *

Ибрагим был, что называется, форвардом от бога. Он до сих пор остается лучшим бомбардиром в истории «Анжи». Очень одаренный парень, с хорошими физическими задатками, с голевым чутьем, с техникой, с ударом. В штрафной легко ориентировался, здорово играл вверху. Он был, безусловно, одним из моральных лидеров команды – и на поле, и в раздевалке. Единственным из всего состава, кто ни разу не усомнился в том, что мы можем взять первое место.

Ибрагим погиб в автомобильной аварии в начале июля 1999-го, на следующий день после домашней встречи с «Торпедо-ЗИЛ». Торпедовцы на тот момент чуть помастеровитее нас были, но мы выиграли за счет гола, который забил Гасанбеков, протащив на плечах двух защитников. Причем первый тайм он провел безобразно, и в перерыве я сделал ему достаточно жесткое внушение. Ребята потом рассказывали, что Ибрагим здорово разозлился: «Сейчас выйду – докажу Деду, что он неправ. Я ему все докажу!».

А мне – да не мне, а команде, клубу, болельщикам, всему Дагестану – только того и надо было. Второй тайм Гасанбеков сыграл просто здорово. Забил последний в своей жизни гол, подарил республике важнейшую победу!

А вот у Гаджи Баматова карьера не сложилась. Очень талантливый был игрок, вызывался в юношескую сборную России, далеко мог пойти – техничный, во всех отношениях быстрый, умный, расчетливый футболист. В 1999-м, в свои 17, он только начинал, а забил в том сезоне немало, мячей десять. Однако, как и многие способные ребята, подхватил «звездную» и толком не заиграл.

Не вижу необходимости отслеживать сезон-1999, так сказать, потурово или даже помесячно, но стоит добавить к уже сказанному следующее.

* * *

До той условной отметки, к которой сложилась команда (а это была вторая половина лета), сезон уже перевалил через экватор, мы проживали этап, который можно назвать этапом адаптации игроков к новым, более высоким профессиональным требованиям.

Это принципиально важное обобщение. Оно позволяет на достаточно ярком примере понять: процесс создания любой команды, вне зависимости от ее амбиций и игрового потенциала, тяжкий кропотливый труд. Разница только в нюансах, сопутствующих каждому отдельному случаю.

Игроки строящегося «Анжи», например, о профессиональных требованиях имели довольно смутное представление. И перестройка, в том числе психологическая, шла очень непросто. Достаточно сказать, что пять дней в неделю мы практиковали по три теоретических занятия. Чтобы понять, что такое три теории в режиме двухразовых тренировок, нужно, полагаю, через это испытание пройти.

Приходилось говорить, в том числе и об азах, о том, что такое игра, тренировка, подготовка к игре и тренировке и так далее. Использовал, разумеется, не суконные формулировки вроде «тренировка есть педагогический процесс, направленный на достижение определенной цели». Старался доносить до игроков суть и смысл сказанного: какая бывает тренировка, какие сдвиги вызывает та или иная ее направленность, почему в данный конкретный момент выполняем именно это упражнение, а не другое, почему нужно делать его в течение заданного отрезка времени и с заданной интенсивностью.

Говорил о сложных вещах просто и коротко, в противном случае теоретические занятия могли иметь обратный эффект. Но интенсивность при этом не снижал в течение довольно долгого времени. На том этапе становления команды считал это совершенно необходимым и, полагаю, не ошибался.

Считаю, что игрок должен четко понимать: почему, с какой целью он выполняет то или иное упражнение. Примеры из жизни известных спортсменов и футболистов в таких случаях – самый убедительный аргумент в пользу того, что и как нужно всем нам делать сегодня, завтра, послезавтра. Причем на пределе концентрации, с полной отдачей. Благо информации было в избытке. Опыт работы в ЦСКА и сборных страны позволял оперировать множеством примеров.

Такого объема теории ни одной из своих команд я впоследствии ни разу не давал. Этого не требовалось, изначальный уровень игроков был уже повыше.

Да и практические занятия носили порой совершенно эксклюзивный характер. Например, после полуторачасовой второй тренировки футболистам давалось время отдышаться, попить чайку, сменить обувь и – добро пожаловать на «физику». Причем продолжительность занятий в тренажерном зале доходила порой до двух с половиной часов. И здесь тоже отмечу: таких нагрузок я не давал в дальнейшем ни одной из своих команд.

* * *

О том, что в 1999 году акценты – и в селекции, и в подготовке – были расставлены правильно, лучше всего свидетельствует 2000-й, когда «Анжи» занял 4-е место в Высшей лиге, а в 2001-м играл в финале Кубка России.

Зависимость тут простая, строго линейная: если ты решил задачу по выходу наверх, но не выстроил игру или принял неточные решения в подборе игроков, в следующем сезоне тебя ждут проблемы. Или, как вариант, достаточно распространенный в российской футбольной реальности: в силу повышенного по сравнению с первой лигой уровня мастерства конкурентов и, соответственно, самой конкуренции нужно менять как минимум половину состава.

С «Анжи» получилось иначе. Мы, выиграв в 1999-м первую лигу, состав практически не тронули. Единственным новичком основы оказался серб Небойша Стойкович, центральный защитник из македонского клуба «Победа». Остальные футболисты, пополнившие команду в межсезонье, выходили только на замену. Таким образом, стартовые составы «Анжи» 1999 и 2000 годов разнились буквально на 10 процентов. Этот факт подтверждает: основная работа была проделана в 1999-м, а фундаментом для достижения результата в 2000-м послужила уже сама подготовка.

В рамках этой схемы, что тоже показательно, выросли доселе мало кому известные футболисты, в том числе и местные ребята, выступавшие прежде во второй лиге или уезжавшие в аренду. Например, Руслан Агаларов, Будун Будунов, Нарвик Сирхаев, Арсен Акаев. Не могу однозначно заявить, что наличие собственных воспитанников – обязательное условие для роста команды, представляющей тот или иной регион, но этот фактор играет все-таки очень важную роль. Даже несмотря на ярко выраженные признаки космополитизма, в условиях которого живет и развивается современный футбол.

Скажу так: доморощенные футболисты – крайне желательное условие. Оно, с одной стороны, способствует развитию игры в регионе, а с другой – является показателем уровня ее развития. В проекции же на отдельно взятую команду оно снабжает коллектив особой внутренней силой, укрепляет стержень. Ну и, разумеется, влияет на температуру аудитории, причем на примере Дагестана могу утверждать: совсем не факт, что в строго позитивном смысле.

Давно замечено: самые чувствительные удары получают у нас именно дагестанцы. Кого чаще, жестче всего ругали и ругают трибуны в плохие дни, зачастую несправедливо, руководствуясь лишь мимолетными эмоциями? Будунова и Сирхаева, К. Агаларова и Гаджибекова, Лахиялова и Гасанбекова, Гаджиева и Тагирбекова, Акаева и Баматова, Асильдарова, М. Маркарова и Рамазанова.

* * *

Как бы то ни было, уверен: сделай мы в начале 1999-го другой выбор, например, обрати особое внимание на недорогих легионеров из разряда бразильцев, которых в те годы называли «пляжными», волевой потенциал «Анжи» оказался бы ощутимо ниже. Не готов сказать, что именно вектор «отдаем приоритет своим» доминировал в комплектовании, но точно знаю другое: сделать шаги в нужном направлении помогла опора на собственный опыт. В уже упоминавшейся истории махачкалинского «Динамо» 1972 года имелись ведь схожие элементы. От прежней команды не осталось почти ничего, новый призыв оказался почти сплошь дагестанским, а мы в итоге заметно прибавили, из подвала таблицы поднявшись в середину.

Однако, возвращаясь в 1999-й, если мы понимали, что тот или иной дагестанский футболист – а их среди просмотренной сотни было немало, они, можно сказать, в очередь стояли – не отвечает требованиям, места в команде ему не находилось. Особое внимание уделялось способности игрока расти и развиваться.

Среди тех, кто получил отказ, было немало молодых ребят, которым пророчили хорошее футбольное будущее, но они не только в «Анжи» не попали, толком не заиграли потом нигде. Тогда как, например, 23-летний на тот момент Будунов не обладал нужной квалификацией, зато суммарный его потенциал сомнениям не подвергался.

Таких примеров в футболе немало – когда игроки, чьи задатки, казалось бы, очевидны, в какой-то момент начинают уступать тем, кто еще вчера не мог составить им конкуренцию. Причина внешне проста: не каждому футболисту дано полностью реализовать свои способности. И вот тут очень многое зависит от тренера, который должен стремиться минимизировать такие потери. Это особенно актуально для малобюджетных клубов, ориентирующихся большей частью на игроков малоизвестных, чьи перспективы как минимум – неочевидны. Вырастут ли они, станут ли сильнее или останутся на прежнем невысоком уровне – вопрос почти всегда без ответа. Ведь и тренерская предварительная оценка может оказаться неточной, и у самого игрока, глядишь, не хватит желания перестраиваться.

Будунов, коль скоро речь зашла о нем, всегда отличался и редкими бойцовскими качествами. Свое место в футболе он, можно сказать, выгрыз у судьбы, а не выпросил. Именно к таким, как Будун, хорошо ладится севидовское выражение: «Есть характер – есть футболист, нет характера – нет футболиста».

Будунов в данном случае выступает наиболее подходящим образом, одним из ярких примеров. Я очень хорошо понимал тогда, какая роль в нашем случае отведена характеру. Мы должны были подняться наверх буквально из ничего, а характер в подобных ситуациях первичен. Точнее, сумма характеров, включающая, безусловно, и характеры тренеров. Ведь если тренер предъявляет игрокам повышенные требования, хочет видеть отдачу на пределе возможностей, он и сам должен этим требованиям соответствовать.

* * *

Сию аксиому я твердо усвоил еще в середине 80-х, проходя стажировку в белградской «Црвене Звезде». Гойко Зец, главный тренер той команды, не уставал повторять, что тренер в обязательном порядке должен обладать точно теми же качествами, которые он стремится воспитать в футболистах, в абсолютно полной мере соответствовать общим требованиям, проявлять в сложных ситуациях характер, не давать ни малейшего повода усомниться в своей работоспособности, каждым жестом, шагом и решением подчеркивать доминанту общих интересов. Ведь если команда не уверена в том, что тренерский штаб всегда, как пионер, готов к подсказу, к показу, к разбору, к разговору, добиться от нее взаимности невозможно.

И это справедливый баланс, потому что футболист, повторю свой постулат еще раз, – полноправный участник процесса.