Текст книги "Млечный путь Зайнаб. Зарра. Том 1"

Зайнаб по тропинке, змейкой утоптанной за стойбищем, степенным шагом ступала в сторону своего будущего обиталища. Здесь, на южной стороне стойбища, защищаемая с севера от зимних студеных ветров невысокой плоской скалой, примостилась небольшая сакля. Днем, как правило, она пустует. Дым над саклей вьется только в необходимых для племени случаях: когда границы стойбища переступают злые духи, воины враждебных племен, когда природные стихии начинают угрожать стойбищу, когда начинается обучение новой посвященной. Здесь Зайдат неотлучно должна пробыть от новолуния до новолуния.

Главная ясновидица и ее помощницы навещали посвящаемую поочередно в светлое время суток. Они все тайны своего учения обязаны были свято передать посвящаемой. А обучать будут Зайдат всему: пророчеству, заговорам, заклинаниям, чародейству, разным ремеслам, искусству лечения больных, налаживанию телепатических мостов с небесами, потусторонними мирами.

* * *

Зайдат на секунду приостановилась у порога сакли главной ясновидицы, перевела дух, с замиранием сердца про себя прочла молитву, приоткрыла дверь, с порога оглядела внутренние ее покои. Поинтересовалась, достаточное ли количество дров заготовила ей старая ведьма Пери; есть ли сосуд для воды, сосуды для омовения, постель, тулупы, горшки с запасами пищи. Вроде бы все эти принадлежности находились на определенных им местах. Только в сакле все пахло плесенью, обдавало сыростью, застоявшимся воздухом. Надо было в очаге, в первую очередь, развести священный огонь. А потом она вымоет всю посуду, котлы, сосуды для воды, вытрусит ковры, паласы, овечьи тулупы…

У порога обиталища она сняла обувь, на ноги надела теплые шерстяные носки, прошлась по нему, корзину со священным огнем с молитвами и заговорами поставила на выступе очага. В помещении сохранялся полумрак, ее глаза после яркого дневного света плохо привыкали к темноте. Зайдат опустилась на колени перед Священным очагом. Надо было вычистить очаг от мертвых углей, нечистой золы, освятить его живой водой. Она вдохнет в Священный огонь в очаге новую силу, новую жизнь. Но неожиданно она спиной почувствовала холод, угрозу, исходящую из темноты помещения. Она резко вскочила на ноги, из рукава архалуга выхватила кинжал, спиной стала к ближайшей от себя стене, с тыла прикрываясь ею. Кто-то из смежной комнаты сакли хищным шагом подкрадывался к ней.

– Ну что, синеокая волчица! – подняв посох, ядовито прошипела старуха Пери. – Добилась своего?!

– Да, щербатый ящер, наконец, с божьей помощью добилась своего! – одним духом выпалила Зайдат, ошарашенная неожиданной встречей со старухой Пери.

Она все еще продолжала пятиться назад, инстинктивно защищаясь от угрожающих жестов старухи. Но удара посохом не последовало. Зайдат выдержала еще один экзамен: перед старой ведьмой в экстремальной ситуации самообладания не потеряла, лицом в грязь тоже не ударила.

– Да, убийца моего мужа… – язвительно продолжила Зайдат, – явилась на определенное мне богом и небесами место! Да, явилась, чтобы как можно скорее стать хозяйкой этой сакли и выставить тебя ко всем чертям! А то я вижу, – презрительно преподнесла к носу кончик шали, – завоняло тут!

Зайдат все еще не верила своим глазам, каким образом старуха так быстро добралась в святилище. «Как за такое короткое время старая карга, которая еле передвигается на своих больных куриных ножках, могла преодолеть расстояние от Урочища оборотня до этого святилища?! Обернулась черным вороном, что ли?!»

– А что, синеокая, ты сомневалась в моих способностях? Не одну еще такую сумасбродку переживу на этом свете, не одну еще закручу в бараний рог!

– Только на этот раз, старая ведьма, ты переоцениваешь свои способности! Не на ту нарвалась! – Зайдат с выпяченной грудью стала наступать на старуху. – Я всесильна, я стану хозяйкой этого святилища и всего племени, чего бы мне это не стоило, слышишь?! – и с шипением на ее ухо добавила. – Слышишь, несчастная горбунья, это я тебя закручу в бараний рог и в темнице скормлю крысам! А сама стану главной ясновидицей и буду править племенем гуннов очень долго, до бесконечности! Ибо я буду жить вечно!

– Что ж, посмотрим, насколько хватит огня в твоем сердце!.. Дай корзину с углями! – как филин, старуха Пери гулко ухнула: – Я разожгу огонь!

– Отойди подальше от Священного огня, вестница тьмы! – змеей зашипела Зайдат. – Иначе его осквернишь своим нечистым духом! Священный огонь разожгу я, новая Хозяйка этой сакли! Желаю вытравить из священного жилища твой зловредный дух и нейтрализовать силу губительной магии! Огня в моей душе хватит, чтобы испепелить тебя и согреть им все наше племя на целую вечность!

Зайдат метлой вычистила, выскребла очаг от неживых углей, золы. Она, чтобы не вспугнуть очажного духа, негромко повторяя ритуальные слова, собрала золу на деревянную лопатку, закопала ее за двором сакли. Вернулась, из сосуда, который все время держала в рукаве архалуга, окропила очаг живой водой и разожгла огонь.

– Вижу, синеокая блудница, тебе не терпится быть главной в племени? Не расшибешься?! – старуха Пери, не скрывая своей злобы, сверлила Зайдат ненавидящим взглядом.

Зайдат была первой женщиной в племени, которая не побоялась главной ясновидицы, пошла наперекор ее воле.

– Нет, не расшибусь! Да, не терпится, чтобы избавить племя от твоего присутствия и твоих зловредных чар! Это воля небес, убиенного вами моего отца. Так наставляла меня Вещая, моя мать! – не сводя с лица старухи цепкий взгляд, отвечала Зайдат. – Ты же знаешь, в ее жилах течет кровь благородного рода дедушки Исина, великого ясновидца!

У старухи Пери от дерзких слов Зайдат гневно затрепетало сердце, в руках задрожали четки. Когда Зайдат заговорила о своем муже, предательски убитом главной ясновидицей и ее мужем Нухбеком, у старухи Пери внутри что-то оборвалось, кишки закрутились в животе, пупок затянулся струной, словно сейчас надорвется. Перед смертью мама Зайдат предсказала, что зеленоглазую Пери заменит женщина синеокая, с синей родинкой на левой щеке и у левого угла губ. Этими тайными знаками Небес в их роду была наделена только одна женщина – Зайдат.

Пери была не из тех женщин, кто перед врагом беспомощно опускает руки. Даже ее смерть не дозволит женщине из враждебного рода занять место главной ясновидицы племени. Как не старалась старуха оградить свое святилище от соперницы из враждебного рода, звезды все определили по-своему. Теперь она обязана посвятить синеокую Зайдат в святую святых избранных людей племени, обучить всем тайнам ритуальных обрядов, проводимых главной ясновидицей. Иначе в племени ее уличат в святотатстве и изгонят со стойбища в прикаспийские степи.

– Да, я стала старой, потеряла былую силу, неординарные способности. Тем не менее, Зайдат, сохранив некую толику от своих способностей, в ближайшее время я отправлю тебя в могилу к праотцам. Представляю, как в твоем животе, сердце, легких, печени заведутся могильные черви, как они будут грызть твою плоть, перерабатывая тебя в землю. Это будут самыми счастливыми мгновениями в моей жизни, – ехидно рассмеялась в лицо Зайдат. – А в том, что я отправлю тебя к праотцам, нет никого сомнения! После тебя, синеокая, я долго пребуду здесь, я долго буду править своим племенем! Я терпеливая, я провидица Пери, я дождусь, ой, как дождусь этого дня!

На этот раз Зайдат старой колдунье в отместку ничего не ответила. Перед ней стояла более важная задача – ее окончательное посвящение в ясновидицы и очищение огнем. Она сосредоточилась, про себя еще раз повторила слова заклинания, произносимые во время посвящения. Сосредоточилась и главная ясновидица. Во время посвящения Зайдат в ясновидицы ни ей, главной ясновидице, ни посвящаемой под страхом смерти и небесной кары нельзя было злословить, лукавить, пропускать слова из священного текста заклинания, кривить душой.

Костер в очаге набирал силу. Обе женщины сидели у очага на застеленных тулупах. От огня веяло теплом. Пока полыхало пламя, Зайдат и старая ясновидица молчали, старались не смотреть друг другу в глаза. Горящие головешки трескались, образовывая множество углей. Угли замерцали красным, голубоватым пламенем. Для Зайдат наступил долгожданный момент.

– Ну что, главная ясновидица, приступаем! – шепотом, но властно прошептала Зайдат.

– С богом! – сквозь зубы процедила главная ясновидица.

В сакле наступил оранжево-голубоватый полумрак, создаваемый в очаге мерцающими, как живые светлячки, углями. Старая ясновидица приступила к обряду посвящения и очищения Зайдат. Она стала громко выговаривать слова заклинания. Но она обряд заклинания и посвящения должна была начинать с очищения Священного огня, к чему Зайдат очень не хотелось ее допустить.

Зайдат внимательно следила за шевелением ее губ, движением тела. Вдруг она бросилась к Священному огню, резким движением гибкого тела на шаг опередила Пери, изогнулась дугой над очагом, где мерцали тысячи, пылающие сине-красным пламенем, глаз; руки вытянула крыльями и стала плавно раскачиваться, заговаривая огонь. Она из рукава архалуга вытащила блестящую склянку с пахучей жидкость, произнося заклинания, несколько капелек вылила в Священный огонь. Он зашипел, запрыгал, запылал алым пламенем. Она заговаривала огонь, чтобы он жил вечно, чтобы уберег ее семью и племя от злых чар и наговоров, недобрых духов. Она просила, чтобы он очистил ее тело, избавил от всех болезней, сделал ее горячей, сильной, непобедимой, как сам огонь.

Главной ясновидице очень не понравилось, как перед очищением огня себя повела Зайдат. Но сейчас, в момент посвящения, она не имела права ругаться, устраивать сцены разборок. Быстро взяла бразды правления в свои руки:

«О, создатель Мира, – закатив глаза, перед Священным огнем черным вороном стала раскачиваться главная ясновидица.

Это заклинание в полголоса подхватила Зайдат так, чтобы ее слышала старуха Пери. – Избавь мой род, мое племя от злых духов, недоброго сглаза, зависти своих соплеменников, коварства, злых умыслов людей с враждебных стойбищ, спаси нас от голода, холода, мора, всех болезней. Дай нашим мужчинам силу и удачу».

«О, брат Хидир-Неби – покровитель неба! Спускайся с небес в день весеннего равноденствия, во время праздника Эбелцен, мы тебя одарим подарками от чистого сердца! Пожелай нам удачи, счастья и достатка!»

За ней повторила Зайдат.

«О, Лукман-хаким – праведный мудрец, великий лекарь, прорицатель, знающий языки зверей, птиц, растений! Приходи к нам в гости, открой глаза слепым, уши глухим созданиям, наставь, просвети их! Помню, ты приходил в мою отцовскую саклю, – продолжала Зайдат. – Тогда мой отец зарезал тебе белую овцу. Когда сварилось мясо, перед тобой разостлали белую скатерть и стали потчевать тебя. В этот момент со двора раздался волчий вой и собачий лай. Ты тогда понял содержание перебранки между волками и нашей старой дворовой собакой. Волки говорили собаке: „Погоди, ночью мы зададим жару твоим овцам!“ А собака им в ответ: „Если из того, что сегодня зарезали и сварили у хозяина, хоть кусочек попадет мне в желудок, я вам всем бока намну!“ Когда ты это услышал, поднял со скатерти большой кусок мяса и бросил собаке. Удивленный отец тогда попросил тебя объяснить свой поступок. Ты, Лукман-хаким, ответил: „Потерпи, все станет ясно утром“.

Утром мой отец убедился в справедливости твоих слов: овцы все целые стояли в центре двора, вокруг них растаял снег – собака всю ночь вокруг них ходила кругами, не давая волкам к ним приблизиться».

«О, посланник небес Эбелцен! В день равноденствия ночью ты приходи к нам из очажной трубы с посохом – „пятнистой палкой“ из лещины – и под подушками для детишек оставляй гостинцев!»

Увлекаясь, за ней повторяла Зайдат.

«О, Гандириж – мать болезней! Избавь наш народ от непредвиденных болезней. И оберегай наши злаковые культуры от вредителей, когда они начнут колоситься, сторожи их. Пройдись по нашим хлебным полям в красном платье, сделай их плодородными!»

«…Пройдись по нашим хлебным полям в красном платье, сделай их плодородными», – закрыв глаза, шепотом вторила Зайдат.

«О, домовая – великая Рух! От тебя ни хорошего, ни плохого не жду, бабушка Рух! Никогда не приходи к нам! Если пришла, то не наваливайся на детей, наваливайся на хороших людей нашего племени. Наваливайся на лари с мукой, кадки с маслом и медом, на вяленые тушки барашек, бычков, на наши сундуки с серебром и золотом, бабушка Рух!»

«…Наваливайся на лари с мукой, кадки с маслом и медом, на вяленые тушки барашек, бычков, на наши сундуки с серебром и золотом, бабушка Рух!» – все сильнее увлекалась Зайдат.

«О, богиня Ал, Красная женщина! Не пугай наших рожениц, превратившись в красную лошадь, гарцуя, не гоняйся за женщинами, идущими на родник за водой!

А то наши мужчины схватят тебя за волосы и кинжалом отсекут кончики твоих пальцев!»

«…Мужчины схватят тебя за волосы и кинжалом отсекут кончики твоих пальцев!» – все усерднее повторяла Зайдат.

Старуха превратилась в одно сплошное огромное ухо, она не пропускала ни одного слова, движения Зайдат. Зайдат во время причастия и посвящения перед главной ясновидицей себя держала достойно, предупредительно, гордо. Власть главной ясновидицы племени велика. Ни одна из женщин племени ее не может ослушаться. Даже мужчины ее боятся больше огня. Сам Старшина побаивается ее, старается ей не перечить. Старуха злобно щурилась, глядя на грациозные движения, четкие речи перед Священным алтарем дочери Исина.

Зайдат, матери молодого ясновидца Мирзы, ведомы все секреты древних заклинаний. Откуда она успела научиться всему этому? Она молода, умна, напориста. А Пери дряхлеет с каждым годом. Когда из ее слабеющих рук выпадет тяжелый посох главой ясновидицы, Зайдат, женщина из ненавистного рода, поднимет его. Тогда наступит конец власти главной ясновидицы Пери, власти ее рода в племени!

«Горе мне, горе!» – неслышно запричитала злобная старуха. У нее нервно тряслись руки, подбородок. Она с тяжелым сердцем вслушивалась в ритуальные слова, произносимые молодой женщиной, они четко, гулко раздавались в святилище.

Закончив заклинания, молодая ясновидица руками оттолкнулась от земли и выпрямилась.

– Говори! – строго приказала она старухе. – Не скрывай занавесом, сотканным их паутин ядовитого паука, тайну прорицания небесных и подземных дорог. Я знаю, насколько могущественна их магическая сила!

И старая ведьма Пери была вынуждена попросить всевышнего, чтобы он наделил свою соперницу могуществом постижения силы Света и силы Тьмы, силы Тепла и силы Холода. Если на мгновение старуха умолкала или пыталась пропустить какое-нибудь слово, Зайдат тотчас ее поправляла и договаривала.

Старуха не вытерпела и прошипела со злостью:

– Как же Вещая мать преждевременно решилась посвятить тебя в тайну прорицания? Ты же, когда она вещала, была еще очень маленькой, несмышленой девчушкой!

– Всевышний Аллах так велел ей с небес! Он шепнул моей бабушке на ухо, что я буду великой прорицательницей, силой Главы нашего племени, духом Духа нашего племени! – ответила Зайдат. – И эти заклинания она прошептала мне на ухо, когда я еще находилась в утробе матери.

– Не торопись сесть на мое место! – прошипела старуха и так строго взглянула на соперницу, что той стало жутко. – Только запомни: никогда не видать тебе моей могилы, никогда не принять тебе участие в роли главной ясновидицы на моих похоронах! А я еще проживу, ой как долго проживу! Я еще потанцую над твоей могилой. Ох, как потанцую! Еще досыта поем мяса жертвенного быка на твоих похоронах! – зловеще предрекая будущее молодой женщины, опираясь на магическую трость, привстала и боком ускользнула из сакли…

Зайдат внешне не проявила никаких признаков, что она испугалась ее угроз. Но у нее от последних проклятий старой колдуньи сердце замерло, взор затуманился. Она всем сердцем ощутила силу угроз и проклятий, исходящие от старой ведьмы. Ей на память пришли неприятные воспоминания из прошлой жизни, связанные с этой старухой. Под конец она расстроилась, глаза заблестели, ресницы покрылись блестящими крупинками влаги.

* * *

Зайдат, сидя у очага, подбрасывала в его зияющее черно-красное чрево сухую хворостину, строго следя, чтобы он не погас. Священный огонь до окончания ритуального обряда посвящения должен держаться так, чтобы он не только давал тепло, но и освещал все помещение. Он не должен погаснуть, иначе племя Зайдат постигнет беда. Если погаснет огонь, тогда старейшины племени во главе со Старостой с позором выгонят Зайдат из этой сакли и со стойбища в безжизненные прикаспийские степи.

Зайдат в эту ночь посещали много тревожных мыслей. Она, как все женщины стойбища, тоже верила, что главная ясновидица очень сильна и опасна. Очевидцы рассказывают, по ночам она преображается в кого угодно: хоть в змею, хоть в гиену, хоть в самого черта. И ей ведомо все на свете: что есть, что было, что будет. И по ночам она в облике хищницы, демона, черта рыщет по поселению, ходит по кладбищу, пугая людей и выбирая себе жертву для заклания. Старая колдунья не раз произносила: «Не дождаться тебе, синеокая красавица, моей смерти!» Выходит, Зайдат может умереть раньше, чем эта дряхлая старуха?! Если смерть сама не постучится в ее дверь, то эта ведьма всеми силами своей коварной души постарается загнать ее к ней. Надо остерегаться каждого ее взгляда, каждого слова, заговора и движения, надо всегда быть начеку. Ей следует как можно надежнее оградить себя и своих близких от ее злобных зеленых чар. Зайдат, боясь за жизнь сына, перестроила распорядок дня, научилась днем спать урывками, а ночью бодрствовать. Она тайно от Старосты, селян стойбища у сакли с детьми и сакли главного ясновидца выставила дополнительный караул из молодых воинов племени калукцев.

А когда укладывалась спать, как оберег от Черного душителя (Руха), под голову подушки подкладывала ожерелье из черных бус, кинжал покойного мужа, потухшие угли из очага. Она и детям сделала такие обереги. Зайдат на ночь не гасила светильники, тоже делать посоветовала Мирзе, младшим детям. Вокруг постели, где она спит, растягивала черную нить из шерсти, избу изнутри надежно закрывала. Ночами в очаге всегда держала огонь. И после вечерних сумерек в саклю никого из членов племени, кроме родственников, не впускала. Такой же наказ дала Мирзе, младшему сыну с дочерью.

Так проходили день, другой, третий. Зайдат раньше, до своих скитаний и мытарств по священным местам и во время скитаний, любила сладко спать. Тогда она спала так крепко, если бы ее вытащили из постели и сбросили с горы, она бы не проснулась.

Раз Зайдат судьба уготовила быть ясновидицей, она, как посвящаемая, от новолуния до новолуния обязана оставаться на территории сакли. Она до мельчайших тонкостей должна соблюдать все ритуала посвящения, в совершенстве знать вменяемые ей ритуалы, обряды. Но она, прежде всего, должна стараться соблюсти все меры предосторожности от колдуньи Пери, демонов, черных и потусторонних сил: Черного душителя, Кафтара, Курузая, Шайтана, Джинны.

Кровожадная ясновидица Пери могла приходить к ней в любом облике: члена стойбища, члена ее семьи, домашнего животного, птицы. Поэтому она угрозу, исходящую от главной ясновидицы, должна была ни сколько видеть, сколько почувствовать. Малейшая оплошность чревата необратимыми последствиями. Зайдат помнила, как бабушка в младенческие годы оберегала ее от темных сил, посылаемых к ним старой ведьмой. Черный душитель, как предрекала бабушка, ночью в облике старика с бородой нередко приходит в саклю посвящаемой. Он, навалившись своей тяжестью на спящую женщину, начинает душить ее. Как правило, Черный душитель безмолвен и на спящую женщину тоже наваливается безмолвно. Он перестает душить ее только в том случае, если последнюю будят или она сама, задыхаясь, просыпается.

Зайдат, как только ее обитель покинула главная ясновидица, проем между очагом и стеной окропила святой водой, заполнила дровами, иначе, по поверью, там может спрятаться Черный душитель (Рух). Она, пока не потемнело на улице, воду, оставшуюся в кадках после обряда посвящения, выплеснула за двор. С родника принесла и заполнила их свежей водой. Она освятила все кадки с водой. Зайдат знает, что Рух (домовой) боится чистой освященной воды, света, огня, а также вербальных оберегов в виде словесных заклинаний. И Зайдат стала читать заклинание:

 
«Хромая Рух,
Без одной ноздри, Рух,
Не имеющая плоти, Рух,
Чтобы никогда не пришла, аминь!
Хотя ты мех с водой,
Хотя ты хвост сатаны,
Хотя ты камень с горы,
Чтобы Рух убило, аминь!
Сарай во дворе тебе,
Мышиную нору тебе,
Перегнившую землю тебе,
Истлевшее тряпье, Рух!»
 

Она выгребла, выбросила далеко за порог дома очажную золу. Существовало такое поверье, если до наступления темноты не выгрести золу, то огонь в очаге задохнется. И если случайно оставить эту золу перед очагом, то она может стать пристанищем нечистой силы, в том числе и демонов.

Черный душитель мог проникнуть в саклю через дверной порог, а чаще всего – через очажный дымоход. Тогда он на Зайдат наведет порчу. Очажный дымоход, по поверью гуннов, является «входом из Надземного Мира в Преисподнюю Мира». Рух не проникнет в саклю через очажный дымоход, пока она в нем будет держать живой огонь.

Старуха Пери могла прийти к Зайдат и в другом облике, облике Кафтар – ведьмы с длинными седыми волосами. Или в виде Кач, Кафтар, женщиной, вступающей в интимную связь с волками и порождающей оборотней. Она на кладбище любит поедать внутренности покойников и трупы недавно похороненных людей.

Кровожадная Пери могла просочиться к ней и в облике Курузай – демона кладбищ. Покойная бабушка ей рассказывала, что в Курузая превращается душа плохого человека на третий же день после его похорон. Высокая, как жердь, Курузай темное время суток в белом одеянии шатается по узким улочкам стойбища и пугает женщин. Курузай любит приходить и к роженицам в облике кобылы. В это время, если рядом с ней никто не окажется, она может погубить роженицу, а ребенка забрать с собой. Она может подстеречь Зайдат в несветлое время суток, задушить и затащить на кладбище.

Пери могла незаметно явиться к Зайдат в роли Шайтана, Джинна. В темное время суток ее в облике Шайтана члены стойбища не раз видели у родников, на мельнице, на природном мосту Мучри, в урочище Курма пирар. У Шайтана пятки ног были вывернуты в обратную сторону, и круглый кровавый глаз сверкал у нее во лбу.

Говорят, недавно, вечером, недалеко от соседнего стойбища Джараг, пожилой мужчина встретил старуху Пери в облике молодой незнакомой девушки. Она поинтересовалась, как можно пройтись к ним на стойбище. Он показал ей направление дороги, отвернулся, чтобы продолжить свой путь. А девушка вдруг на него напала со стороны спины, схватила, как пушинку подняла на руки и затолкнула в лоток рядом стоящего родника. Она его там долго прополоскала, как черкеску. Затем она его приподняла, закинула на плечи и понесла в сторону Пещеры кизилбашей, где родственники через трое суток нашли без сознания.

* * *

С вечера у главной ясновидицы Пери болело все тело, ее больше всего тревожили больные суставы конечностей. Она решила, раз у нее болят суставы, это к дождю. После полуночи заморосил тихий, дотошный дождь. Она всю ночь не смыкала глаз, все охала и ахала. Одно время она так выбилась из сил, что уснула нервным, тревожным сном. Вдруг во сне она увидела такую страшную картину, что проснулась от своего нечеловеческого крика. Она со сна долго приходила в себя. Наконец, тяжело охая, ахая, встала, босыми ногами поискала овчинные унты, обулась; с тулупа сползла на овчину, постланную рядом с очагом. В очаге с кучи углей хворостиной сбила тонкий слой пепла. Подула на них, из-под пепла красными глазами замерцали угли. Она в очаг подложила стружки березовой бересты, еще раз подула. На краю пучка обозначилась тонкая струя дыма, на ней заиграл слабый язычок пламени. Сверху набросала тонкие сучья сухой хворостины. Костер воспламенился, весело засверкал, треща, стреляя снопом искр. Старуха вся была покрыта холодным потом, она дышала тяжело, не хватая воздуха, с хрипом открывала рот. Она ладонью стала растирать костлявую грудь, там, где находится сердце. Сидела у очага вся испуганная, беспомощная. Костлявые когтистые руки мертвыми темными плетьми лежали на ее худосочных коленях; острые ключицы углами выпирали из-под сморщенной серой кожи. Она отдышалась, сердце вроде бы отпустило, но тревога ее не покидала.

Она все еще переживала увиденный сон. Вечерний полумрак застал ее на дальних от стойбища сенокосных угодьях. А на стойбище узкая тропинка тянулась сквозь густой, темный лес, кишащий опасными зверьми. Недалеко, из леса, слышался нудный волчий вой. Она спешила как можно быстрее покинуть уходящий в сумрак лес, но густые ветки деревьев замедляют ее движение.

И вдруг ей показалось, что кто-то сзади схватил ее, с силой повалил на землю и начал душить. Она не видит нападающего, но знает, это Мирза. А позади него, в гуще деревьев, стоит какой-то громадный, как коряга дуба, мужчина. Он мохнатый, словно медведь. Громадный мужчина машет руками и приговаривает:

«Души эту ведьму, сынок! Души насмерть! Это она своего мужа надоумила лишить меня жизни!»

Старухе нечем было дышать, она задыхалась. И с последним глотком воздуха, набранным в рот, она проснулась. Трясущаяся Пери долго сидела у очага и гладила худую шею. Ей казалось, что она на ней все еще чувствует сильные и цепкие пальцы Мирзы.

Она разбудила внучку, послала ее за своими помощницами. Старухи прибежали гуськом, проклиная весь род Исина. Они сели вокруг своей настоятельницы, обнимая, гладя ее.

Пери долго молчала, потом, с трудом подбирая слова, заговорила могильным голосом:

– Главный ясновидец стойбища, отец Мирзы – Исин, ночью во сне приходил ко мне. Велел сыну душить меня.

Старухи запричитали.

– Он был очень злой, мохнатый, как пещерный медведь. Он рычал, острыми когтями, как медведь, скреб двери моей сакли…

Старухи стали охать хором:

– Ай, ой-йой!..

– Старухи, этот сын Зайдат – не ясновидец, а разбойник, ему нельзя верить. Мне недавно на ухо шепнула покойная мать: «Остерегайся, дочка, Мирзы, сына вдовушки Зайдат. Он был зачат и рожден не от покойного Исина, а от Хозяина зверей Сулеймана. Вырастет, как свой отец, огромный, кряжистый, беспощадный – всех нас замучит до смерти! От него нам не будет покоя!» – старуха Пери скрипела гнилыми зубами.

– Убить его надо, – сказала одна из старух.

– Убить волчонка! – ее сердито поддержали остальные старухи.

– Его нельзя лишить жизни! – крикнула старуха Пери и с сердцем стукнула посохом о пол. – Его даже пальцем нельзя трогать! Его даже обижать нельзя! Узнает Хозяин зверей – нас всех передушит… Убьем его синеокую маму Зайдат. А его снарядим в дальние страны так, чтобы назад позабыл дорогу.

Так изрекла старуха Пери, закрыла глаза, больше не выговорила ни слова. Голова ее стала склоняться на грудь. Она легла на мягкую овчину и тотчас уснула, стала страшно храпеть, что старухи со страху переглянулись. Они решили, дело сделано, можно расходиться. Главную ясновидицу накрыли тулупом, через низкие арочные двери гуськом заковыляли в темноту ночи.

* * *

Зайдат сидела перед очагом, неотрывно глядела на горящий огонь. Ее весь вечер одолевали нехорошие думы. Ей показалось, в одно мгновение она над собой потеряла контроль. «Не колдунья ли Пери колдует над ней?!» – она зябко вздрогнула. Ей мерещилось, что злая колдунья сверлит ее зелеными глазами за дверьми сакли. «Там же моя охрана! Она меня защитит! Ты же знаешь, охрана злой колдунье не помеха!» По ее спине пробежали мурашки. Она бросила взгляд в сторону входа: в сакле кроме нее никого не было.

«Померещилось! – решила Зайдат. – Колдунья Пери очень коварна и хитра. – Стала подкладывать в очаг хворостину. – Я боюсь, как бы она мне не причинила вреда, когда меня, наконец, одолеет сон, и моя душа улетит беседовать с Небесами? Что будет с моим сыном? Выдержит ли он внезапные удары, наносимые многоопытной коварной колдуньей с неожиданных сторон? Минует ли он ее козней? Поддержит ли его трусливый дядя, Староста племени? Боюсь, что нет. Поэтому я всегда должна быть настороже. Видит бог, я боюсь не за себя, за свою жизнь, а за жизнь и благополучие моих детей-сирот».

Вот так, наедине со своими мыслями, сомнениями и догадками она до утренней зори не сомкнула глаз…

А как же Мирза в это время себя чувствовал в сакле главного ясновидца? Уставший за день Мирза сразу же уснул под ворохом мягких медвежьих шкур и без снов проспал до утренней зари. Встал, размялся, умылся за саклей у родника. Надо было готовиться к первому дню своей самостоятельной жизни. Какой он будет, видел за туманом. В очаге под золой еще тлели угли, и он без труда разжег огонь, поставил на треноги казан с водой и бросил большой кусок вяленого мяса. С зарей к нему тайно явился младший брат. С ним в саклю отправил несколько кусков вяленого мяса, меру муки, масла, гороха.

Его не покидала тревога за свою судьбу, судьбу матери. Он ощущал взгляд старухи, жгучий ненавистью, направленный на мать, слышал угрозы расправы, которую над ней собиралась учинить колдунья. А колдунья, говорят, просто так слова на ветер не бросает. Когда он прощался с матерью, она наказала: «Сделай так, чтобы с первой же ночи на новом месте во сне дух Священного дерева явился к тебе…» А Мирза перед сном, сколько не думал о нем, но так во сне его не увидел. Он по-прежнему не ведает, каким образом проложить к нему дорогу. Скоро охотники соберутся под Джуфдагом на Совет перед большой охотой. Как помочь соплеменникам, чтобы им сопутствовала удача? Как отвести от себя и от матери грядущую беду?

Взгляд Мирзы, задумчивый и рассеянный, остановился на долоте и других плотничьих инструментах отца. Они, вперемешку с другими, ему не понятными вещами, были аккуратно сложены в корзину из ивовых прутьев в углу сакли. Вдруг Мирзу осенило! Его лицо озарило неожиданно пришедшей к нему мыслью. Теперь он знает, что он должен предпринять. Ему вспомнилось, темными неприветливыми ночами, когда в стойбище все спали и боялись выходить из жилища, отец украдкой с долотом уходил в Урочище оборотня и там, в дупле Священного дерева, на круглом зеркальном лице огромного желтого валуна, Небесного камня, спущенного когда-то гуннам с небес, выбивал фигуру Хозяина всех зверей. Когда отец, уставший, голодный, но с горящими от нетерпения глазами приходил домой, Мирза скрытно от членов семьи уходил из сакли, пробирался в дупло и долгими часами изучал его работу. Сын гордился умением и талантом отца, но про свое открытие никому не говорил, даже матери, понимая, чем может обернуться его болтовня отцу, их семье. Не раз сам пытался взять в руки долото и доделывать то, что не успел отец. Но он боялся, что может все испортить. Он Хозяина зверей мог изобразить не так, как его себе представлял отец, и инструменты спешно откладывал в сторону. К сожалению, отец не успел доделать задуманное им. А у Мирзы, когда потерял отца, горе вытеснило из памяти облик пророка Хизри, каким он Его видел в своих снах и каким представлял.