Текст книги "История политических доктрин. Монография"
Автор книги: Гаэтано Моска
Жанр: Прочая образовательная литература, Наука и Образование
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Глава VI
11. Средние века. Хронологические рамки рассмотрения средневековой мысли и обзор её главных характеристик
По обыкновению Средние века начинают исчислять с 476 г. нашей эры, когда прекратила своё существование, Западная римская Империя и заканчивают 1492 годом, датой открытия Америки. Эти точные границы всегда несут в себе что-то искусственное, но отвечают, до известной степени, практической необходимости, хотя может показаться, что два указанных рубежа совсем не те, которыми можно счастливо воспользоваться. Как мы только что отмечали, упадок политический и интеллектуальный античной цивилизации начался более чем двумя веками раньше 476 г. Раньше середины V в. нашей эры императоры на Западе стали марионетками, которых вожди наемных варваров ставили и снимали по своему желанию. С другой стороны формирование абсолютистского монархического государства, непосредственного предшественника государства представительного, не было завершено на Европейском континенте ранее, конца XVII в… Только тогда ментальность европейского руководящего класса избавилась от последних средневековых концепций и приобрела оттенок вполне определённо современный, поэтому было бы более точным считать началом Средневековья 395 г. нашей эры, то есть год смерти Теодориха. В это время происходит чёткий разрыв западной Империи от восточной. Заканчивать же необходимо в 1715 г., датой смерти Людовика XIV, или, возможно, началом его правления, что фактически случилось с кончиной кардинала Мазарини в 1661 г.
В любом случае, принимаем ли мы рамки общепринятые или хотим предпочесть те, что сейчас были предложены, исторический период, который понимается, как Средние в. следует понимать как отрезок минимум почти в десять веков, а какмаксимум примерно в тринадцать веков. Сейчас следует познакомиться пусть не очень глубоко с историческими феноменами, чтобы попытаться понять, что в период столь обширный, политическая организация и менталитет человеческий должны были претерпеть множество изменений. Между человеком VI или VII веков нашей эры и человеком XV или XVI веков существует, естественно, огромнейшая разница и, если психология людей изменилась, необходимым образом должны измениться и институты и идеи, господствующие в человеческом обществе.
Важнейшими отличительными чертами Средних веков в области узкополитической были слияние частного права с правом публичным, приводившее к тому, что собственник или владелец земли полагал себя наделённым суверенными правами на тех, кто живет на этой земле, и формирование некоего промежуточного сообщества– феода или коммуны, между представителем суверенного учреждения /император или король/ и отдельным индивидом. Другой постулат характерный для средневековья состоит в присвоении суверенных прав государства частным наследием того или иного рода со всеми последствиями, вытекающими из того.
Что касается особенностей исключительно интеллектуальных то очевидно, что почти всем средневековым писателям не хватает духа критики и исторического смысла, им свойственно слабое и несовершенное наблюдение фактов, чрезмерное почитание принципа власти /авторитета/, по которому дискутировали, опираясь в особенности на Библию или на Аристотеля, которые подчас привлекались к какому-то случаю в споре посредством натянутых аналогий. Впрочем, в Средневековье достаточно писателей, выказывавших большие способности к логике и которые умели конструировать целостные интеллектуальные системы, вспомним применительно к данному тезису ев. Томмазия и Данте.
В целом, не подлежит сомнению, что современная мысль, то есть мысль последних двух или трех веков, напоминает больше античную классическую, нежели средневековую. И это особенно верно потому, что первые проявления современной мысли имели место после Возрождения, к концу XV в., когда оказались в чести классические штудии. То же можно утверждать о средневековой сентиментальности, которая возможно под влиянием христианства, имеет весьма близкое подобие с современной, достаточно привести в данном отношении некоторые эпизоды из Божественной комедии /Франческа да Римини, граф Уголино и т. п./, письма Абеляра[37]37
Абеляр Пьер (1079–1142) – французский философ, теолог и поэт. Широко известна трагическая история его любви к Элоизе, которая закончилась их уходом в монастырь.
[Закрыть] к Элоизе и в особенности письма Элоизы к Абеляру, многие канцоны, французские и итальянские провинциальные рассказы [38]38
Современные критики ставят под сомнение идентичность писем Элоизы и считают, что они были написаны неизвестным автором XIV века, что должно было бы объяснить более тонкий сентиментализм её писем по сравнению с письмами Абеляра. Но в любом случае, даже попуская данное предположение, автор писем остается лицом, жившим в средние века.
[Закрыть]
12. Средневековая политическая, мысль до XI в.
Мы уже останавливались на вкладе христианства в изменение человеческого мышления. Рассмотрим сейчас насколько, и в какой степени оно повлияло на сферу политических доктрин.
Первое время христиане не проявляли никакого интереса к проблеме земных властей. Иисус Христос сказал, что «Его царство не от мира сего», а апостол Павел добавил, что „Нет власти не от Бога", предписав христианам оказывать уважение любой существующей власти. Но этот комплекс незаинтересованности земными делами не мог продолжаться после того, как подавляющее большинство населения Римской империи и сами императоры стали христианами.
В Римской Империи император был также и понтификом, сочетая, таким образом, власть светскую с властью религиозной. Но организация христианской церкви не предусматривала такого слияния. Христианство носило характер мировой религии и поэтому имело предначертание распространится за пределы Империи, а её верховные иерархи или епископы, не назначались императором, в силу чего с самого момента возникновения, христианская церковь стремилась к полной автономии от государства.
При Константине I и его непосредственных преемниках, когда часть населения оставалась ещё язычниками, церковь терпела контроль со стороны государства и он вполне ощущался во время первых вселенских соборов и поддерживался впоследствии по традиции. Вот почему государственные структуры сохранили большую силу в Восточной Империи. Но на Западе ослабленная и расколотая на части государственная власть не имела таких возможностей и церковь весьма скоро приобрела собственную независимость, а после независимости восхотела и господства, потому что считала, что руководство душами имеет большую ценность по сравнению с теми, кто руководит только телами людей.
Первым ощутимым симптомом этого раскола явился случай с императором Теодорихом, которому святой Амвросий запретил входить в Миланский собор на празднование Пасхи, поскольку, приказав убить Тессалоника, он обагрил свои руки кровью. Что со всей очевидностью означало, что в исполнении своих обязанностей епископ стоит выше императора.
В конце V в. нашей эры теория сосуществования и отделения двух властей была открыто поддержана папой Гелазием I /492-496/. Этот понтифик писал, что с учётом раздробленности человечества, Бог повелел отделить власть духовную от власти временной, с таким расчётом, чтобы эти две власти соединяясь в руках одной персоны не давали места прискорбным злоупотреблениям. Епископ в своих церковных делах, выше императора, а император выше епископа в светских делах. Ещё один шаг утвердил верховенство экклезиастической власти над властью светской.
Можно вспомнить например, письмо святого Григория Великого /конец VI в./ императору Маурицию, который в Восточной Империи принуждал монахов идти в солдаты. Письмо начиналось смиренными ело-вами, но заканчивалось предписанием императору не использовать солдат Христовых на военной службе в интересах государства.
Век VII и первая половина в. VIII были весьма беспокойным временем из-за того, что доктрина церковного верховенства продолжала развиваться. Варварские королевства франков, лонгобардов и визиготов в Испании были возмущены почти постоянными внутренними конфликтами, и королевская власть всё время постепенно ослаблялась в пользу местных баронов. Германия была ещё в значительной части языческой, а арабы-магометане сократили пределы европейской цивилизации в Северной Африке и Пиренейском полуострове, угрожая берегам Италии и вторгаясь во Францию.
Но Карл Мартелл в 732 г. по Рождеству Христову остановил вторжение сарацин при Пуатье. Он и его потомки остановили их по ту сторону Пиренеев. Его племянник Карл Великий объединил под своим скипетром Францию, почти всю Италию и Германию вплоть до Эльбы и, вынудив саксов принять баптизм и оставаться на своих землях, положил конец набегам тевтонеких народов на запад и юг Европы. С ним завершается первый период средних веков и происходит возрождение Римской Империи и поэтому реставрируется в возможных пределах то единство народов христианской цивилизации, с помощью которого прочно поддерживалась и будет поддерживаться традиция, несмотря на проходящие долгие в., после падения Западной римской Империи.
Период, в течение которого правил Карл Великий и последующее время на протяжении целого поколения охарактеризовались некоторым, пусть временным и частичным, оживлением наук и культуры. Последняя, впрочем, оставалась почти полностью монополией клерикалов, особенно монахов. Не приходится удивляться тому, что доктрина превосходства церковной иерархии над светской в этот период развивалась и утверждалась.
Первым признаком оживления такой послужили знаменитые Фальшивые Декреталии, приписывавшиеся святому Исидору Сивильскому, епископу, который в начале VII в. приобрел широчайшую известность, объяснив в своих Этимологиях значение многих терминов, использовавшихся в классическую эпоху и ставших неясными в тот период, когда писал автор. Кажется, что упомянутые Декреталии были скомпилированы во французских монастырях в 809–651 гг. и были приписаны некоторым понтификам, начиная со святого Клемента, преемника апостола Петра и кончая Григорием I Великим. Фальсификация имела целью поддержать два тезиса: верховенство епископа Рима над всеми остальными епископами и гегемонию церковной власти над светской.[39]39
Нередко в Средние века известному автору приписывалось произведение автора неизвестного, который таким образом передавал собственные идеи наибольшему авторитету.
[Закрыть]
Теми же идеями руководствовался во второй половине IX в. папа Никола I /858-867/ нашей эры в своём письме, адресованном Аусенцию, епископу Метца. В нём понтифик доказывал превосходство церковной власти над светской и рекомендовал клиру отрицать необходимость подчиняться злым и коварным принцепсам, которых называл тиранами.[40]40
Различие между королями и тиранами, которой придавали такое большое значение политические писатели средневековья, было им известно в особенности из книги Этимологии ев. Исидора Севильского, упомянутой выше. В ней, желая объяснить значение слова «тиран», автор пишет: "jam postea in usum cecidit tyrannos vocaripessimos atque impobos reges".
[Закрыть]
Точно таким же была мысль Инкмара, епископа Реймса, которую он изложил в своём трактате De potestate regia et pontificia /О власти королевской и власти папской/, написанном почти в то же время, что и Ложные Декреталии и письмо папы Николы I. В своём трактате автор прежде всего повторяет идею, выраженную папой Геласием относительно разграничения двух властей, но и добавляет, что поскольку церковь руководит душами людей, а светская власть лишь их телами, а поскольку душа выше тела, то, следовательно, власть церковная стоит выше власти светской. А, кроме того, поскольку последняя может пасть в грехе, она всегда является объектом оценки и суждения власти церковной.
Достоин удивления тот факт, что, несмотря на свою доктринальную зрелость к концу IX в. теория касающаяся верховенства церковной власти, тем не менее, оставалась вполне бесплодной в реальной жизни, по крайней мере, два в., но эту загадку объясняют условия, в которых находилось европейское общество того времени.
Период, при Карле Великом и в первые десятилетия после его кончины, в течении которого был остановлен упадок культуры и распад государственной власти, длился недолго. К концу IX в. ив первую половину X в. тени сгустились снова, и наступила наиболее тёмная и бурная эпоха всего средневековья. Новые набеги венгров, норманнов и сарацин, которые угнездились даже на альпийских горных хребтах, посеяли повсеместно нищету и террор; центральная государственная власть, представленная королём, распалась и раздробилась на куски – сотни феодов больших и малых, церковных и светских, пребывавших в постоянной взаимной борьбе между собой и со своим номинальным главой. Вспышки чумы и часто случавшийся голод, дополняли страдания помимо тех, что приносила война. Религиозное чувство было сильнейшим, но часто уступало место низким суевериям и совсем не исключало насилия феодалов, устраивавших своих родственников на посты епископов, цели и интересы которых часто были не менее светскими, чем гражданских синьоров. Сам папский престол часто становился добычей феодалов близлежащей римской округи, оспоривавших его вооруженной рукой.
Но в 962 г. нашей эры идея римского единства гражданских и христианских народов под единым скипетром начала снова утверждаться в практической плоскости благодаря деятельности императора Оттона I Саксонского[41]41
На пороге Средневековья аббатство Клюни во Франции было очагом могучего религиозного движения и борьбы за «очищение и освобождение церкви». В XII в. аббатство дало столице_
[Закрыть]. Одновременно с этим последние варваские нашествия были отбиты, группы сарацинских разведчиков были изгнаны или истреблены, норманны стабильно осели в южной Франции, венгры, поляки, богемцы и скандинавы получили, ближе к тысячному г. крещение и сформировали, таким образом, великую семью народов, которая получила начала римской цивилизации и вошла в лоно христианства. Начинает проявляться определенный порядок, ставший результатом возвышения могущественных семейств в рамках феодализма и появление первых симптомов, свидетельствовавших о близком провозглашение коммунальных конституций.
В то же время монахи Аббатства Клуни в Бургундии (Франция) и монастыря Хиршаув (Германия) и некоторых других приняли более строгие уставы, освобождавшие их от светских влияний, и распространяли взгляды, углублявшие концепцию приоритета церковной власти над властью светской.
Достигнутое в известной мере единство светской власти с учётом восстановления единства и независимости власти церковной в существовавших на то время политических и интеллектуальных условиях европейского общества, должно было раньше или позже разразиться новой борьбой между властями. В этот период независимость Церкви и ее более строгая дисциплина были обеспечены благодаря её наивысшему иерарху, человеку веры и творческого гения – Григорию VII. Воспользовавшись сложившимися обстоятельствами, последний сумел убедить своих непосредственных предшественников доверить римскому клиру выборы верховного понтифика, лишив римскую знать возможности влиять на их ход. Он запретил браки священникам, которые облегчали светским нобилям занимать епископские кафедры и использовать епископскую власть как инструмент своего господства.
В открыто разразившейся борьбе Империи и папства, стороны вначале были представлены в большинстве случаев феодалами и епископами, которые, преимущественно происходили из нобилитета с одной стороны, и папством, в лице низшего духовенства, в особенности монахов и черни, которые инстинктивно выступали на стороне, противоположной знатным.
Борьба велась шпагой и пером, и в ней принимал непосредственное участие понтифик. В своих Письмах Германну, епископу Метца, чувствуется, что Григорий II как руководитель церкви предстаёт сыном столяра из Соаны, выразителем настроений народа угнетаемого нобилями. Последним он бросает обвинения в том, что они пришли к власти, они и их начальники, бесстыдно используя насилие и обман, благодаря помощи сатаны.[42]42
Выражения, которые использует Григорий VII в одном из двух писем, направленных Герману, епископу Метца, следующие: «Кто не знает того, что князья с самого начала получили свою власть от людей богоненавистников, что с высокомерием, грабежом, вероломством, убийством и всеми преступлениями, взятые у демона, князя мира, хотят со слепой страстью и невыразимой самонадеянностью господствовать над равными себе, то есть над людьми?».
Мы хотели воспроизвести текстуально слова Григория VII, потому, что в различных публикациях, даже компетентных авторов, утверждается, что по Григорию VII Государство получает своё рождение от дьявола. Правда же состоит в том, что Григорий VII не мог иметь представлений о государстве, таких, какие мы имеем в XX в. и что, наоборот, ему представлялась совершенно ясной идея произвола и угнетения, которое вооруженная знать использовала по отношению к невооруженному народу и поэтому, естественно, относит к дьяволу сторону, защищающую и подстрекающую угнетателей.
[Закрыть] Понтифику отвечали, вдохновляясь знатностью происхождения, некоторые епископы, среди которых был Вальтерам из Наумбурга, который, после смерти Григория VII в понтификат Пасквале II, написал трактат, озаглавленный /De unitate Ecclesiae consevanda О сохранении Церковного единства/. В этом произведении Вальтрам порицает за высокомерие понтифика, он говорит так, как будто бы он сам Бог, объявляет себя владыкой мира и непогрешимо верит в возможность освободиться от христианского смирения и евангелической скромности.
Вальтрам, как и другие писатели, сторонники Империи выступали особенно остро против, исходивших от папы, предложений освободить вассалов от необходимости соблюдания клятвы верности. Легко понять причину их недовольства предложением папы, если принять во внимание, что клятва верности выступала основой всей социальной иерархии, связью, поддерживавшей всё политическое здание в такой степени, что освобождение от нее отбросило бы весь феодальный мир того времени в полную анархию.
Глава VII
13. Политические доктрины в период второй фазы борьбы между папством и Империей. Коммуны и Синьории
Двенадцатый век уже отмечен известным прогрессом в культуре по сравнению с веком предыдущим. И поэтому борьба между идейным течением, которое утверждало превосходство церковной власти над властью светской и другим течением, которое поддерживало взаимную независимость обеих властей, поскольку они обе являются прямым выражением божественной воли, должна была продолжаться не только в области реальных фактов, но и в сфере идей. Нелишне вспомнить и о том, что значительная роль, приобретенная Коммунами, особенно в северной и центральной Италии играла на руку папе в его противостоянии с императорским домом Гогенштауфенов в данный и последующий исторический период.
В интеллектуальной дуэли двух властей каждая из сторон старалась извлечь выг. из возобновившихся исследований права, при этом знатоки канонического права в целом поддерживали авторитет папы, а специалисты в римском праве – императора. К исследованиям первого рода следует отнести «Декрет» Грациано (“Decretum Gratiani“), пересказ текстов, частью апокрифических, предположительно представлявших клятву верности императора Оттона I понтифику и документ, касающийся дарения половины Империи папе Сильвестру I[43]43
Константинов дар – передача власти под <…> Римской империей папе Сильвестру I, совершенная якобы Константином I. Этот факт основывался на подложных документах, служащих обоснованию соответсвующих претензий папства. В XV в. Лоренцо Валла доказал факт фальсификации.
[Закрыть], якобы совершенного императором Константином I.
С другой стороны юристы Болонского университета, занятые углубленным изучением римского права, поддерживали власть императора, рассматривая его как законного наследника античных цезарей и, следовательно, держателя полного суверенитета. Именно таким был принцип, который поддерживало собрание выборных представителей в Ронкалье, где участники, созванные Фридрихом Барбароссой, опираясь на «Пандекты», высказывали взгляды, в пользу неограниченного верховенства Империи.
К концу XII века в письмах, направленных дюку Коринфии и французским епископам, понтифик Иннокентий III[44]44
Иннокентий III (граф Сеньи) – папа в 1198–1216 гг. Называл себя викарием Христа и Бога, считал, что ему дана вся власть над миром.
[Закрыть] формулировал ясно и решительно теорию папского верховенства над всеми временными властями. Дюку Коринфии он писал, что если из-за античной толерантности немецкие нобили избирали императора, то их выбор контролировался и утверждался папой. В том же письме Иннокентий III вспоминал коронование Карла Великого, в ходе которого понтифик передал имперскую власть от греков немцам.
В Англии борьба двух властей в XII в. также была достаточно острой. Двумя, наиболее видными ее представителями явились король Генрих II и святой Томмазий Бекет (1118–1170), архиепископ Кентерберийский. Противостояние сначала оставалось доктринальным, до тех пор, пока король распорядился убить архиепископа или допустил его убийство. Рядом со святым Томмазием найдём монаха Иоанна Солисберийского, который дошел до признания законности убийства тирана, исключая тот случай, когда тираном оказывается монах и при этом не используется яд.
В XIII веке на Западе Европейского мира стали проявляться новые культурные элементы, обязанные своим появлением частично контактам на Востоке с византийцами и с арабами в ходе крестовых походов. Другим очагом арабской культуры выступала южная часть Испания, откуда идеи могли легче всего проникнуть в остальную Европу.
Именно там в Кордове араб, которого звали Ибн Рушд и которого европейцы назвали Аверроэсом или Аверроем к концу XII в. прокомментировал произведения Аристотеля, следуя направлению, которое можно было бы определить пантеистическим. Способ видения арабского философа не замедлил просочиться в Европу и переводы на латинский работ Аристотеля либо прямо с греческого, либо с предыдущих переводов на арабский, начали распространяться и приобретать большой авторитет, формируя по праву репутацию Аристотеля как подлинного представителя античной культуры и потому учителя мудрецов. Церковь в принципе не была благосклонна к аристотелизму, уже по тому, что последний был представлен в аверроэстической версии, и парижская Сорбонна около 1207 г. его осудила. Но потом произошла счастливая переоценка, которая показала, что наука, персонифицированная в Аристотеле, может сочетаться с верой, и эту задачу принялся решать один из наиболее великих мыслителей средневековья, святой Фома из Аквино /1225 – 1274/.
Святой Фома учился в Колонии у Альберта Великого и его главная работа, без сомнения – «Сумма Теологии», в которой он занимается также и политикой и социальными аргументами. Он благосклонно относится к частной собственности, соглашаясь с Аристотелем, рассуждает о том, что она предстаёт наилучшим инструментом для использования труда человека и способом оказания помощи бедным со стороны богатых.
Даже в том, что относится к рабству, которое в его время ещё существовало в западной Европе, хотя и в довольно ограниченных масштабах, святой Фома присоединяется к мнению Аристотеля и полагает, что из-за низкого интеллекта раба рабство благоприятно и рабу и хозяину, хотя последнему следует гуманно относиться к рабу.
В той части, которая относится более тесно к политике, святой Томмазий должен был преодолеть большое препятствие, проистекающее из положения, высказанного апостолом Павлом: «Нет власти не от Бога», потому что оно, понятое буквально, оправдывало подчинение любому правительству. Тем не менее в «Сумме» объясняется, что Бог хочет, чтобы существовало правление, коего форма зависит от свободного выбора людей.
Святой Фома потом различает тирана a titolo, то есть такого, кто узурпировал власть, от тирана ab exercitio, то есть законного по происхождению суверена, который впоследствии стал злоупотреблять своей властью. Он расценил, что тиран а titolo может легитимизировать свою власть, если управляет справедливо, т. е. в интересах подданных. Он допускает, что в крайних случаях, когда тирания становится невыносимой и вызывает со стороны подданных греховные действия, восстание против тирана становится оправданным.
Дискутируется вопрос о том, оправдывает ли святой Фома в некоторых случаях убийство тирана. Дискуссия имеет место, потому что в своём «Комментарии к приговорам», он ссылался на отрывок из Цицерона, полагавшего, что народ имеет обыкновение хвалить и награждать тех, кто убил тирана. По поводу этого утверждения автор «Комментариия» не высказывает собственного мнения. Следуя Аристотелю, святой Фома полагает, что любая форма правления может быть легитимной, если правители действуют в интересах сообщества, хотя, ссылаясь в этом на Цицерона, указывает предпочтительно на смешанное правление, в котором также и демократический элемент имеет собственное представительство: "Oportet ut omnes partem aliquam habeant m principatu“ – „Следует, чтобы каждая часть каким-то образом имелась во власти“.[45]45
Хотя не следует полагать, что святой Фома намекал этим на всеобщее избирательное право, что противоречило бы ментальности средневековья. Очевидно, он указывал на тех, кто рассматривался в качестве естественных руководителей народа, выразителей его воли. Подобного рода репутацию имели бароны, церковники, представители Коммун и Корпораций, а в некоторых случаях и врачи.
[Закрыть]
В заключение святой Фома касается острейшего вопроса отношений между Церковью и Государством. Он утверждает, что первой принадлежит управление душами, второму – телами, то есть, каждый из двух институтов имеет свою сферу деятельности и вторгаться в чужую не должен. Но в случае конфликта папа всегда может судить о том, согрешил ли суверен, потому что верховный жрец (utriusque potestatis apicem tenet) владеет обеими властями носящий апекс – шапку жреца фламина.
Ещё одно политическое произведение, приписываемое святому Фоме – «De regimine principum» /«О началах правления»/, в котором среди различных форм правления, отдаётся предпочтение монархии, лишь бы она была умеренной, Монархии отдается полномочие защищать слабых от притеснения сильных. Много обсуждается вопрос об аутентичности данной работы потому, что мысли, выраженные в ней, в целом принадлежат святому Фоме, но форма их выражения весьма часто грубая и элементарная, в особенности в последней части книги. Возможно данное произведение – это курс лекций, которые святой Фома читал в неаполитанском университете. Конспект был составлен кем-то из слушателей и не был откорректирован лектором.
Современником святого Фомы был Эджидио Романо (1268–1314), который был учителем Филиппа Красивого короля Франции, прежде того, как тот был увенчан короной. Эджидио Романо был автором произведения так же озаглавленного «De regimine principum», в котором рекомендовал правителю придерживаться божественных добродетелей, а в заключение склонялся к превосходству церковной власти над светской. В целом он соглашается с положениями Аристотеля, но у него немало и оригинальных мыслей, например, когда он утверждает, что средневековое королевство является типом политической организации более обширной, чем эллиннский город-государство, поскольку представляет собой конфедерацию города и замков, соединившихся для совместной обороны под руководством высшего главы.
Вскоре будет видно, как его венценосный ученик только что утвердившись на троне, воспримет наставления маэстро применительно к отношениям Государства и Церкви.
В течение XIII века в политических порядках западной Европы зрели важные изменения.
После смерти Фридриха II Швабского и длительного междуцарствия /1254 – 1273/ власть Империи ослабла в Италии и Германии, в то время как французская монархия усиливалась. В Германии означенное ослабление было на руку частично феодалам большим и малым и частично Коммунам в Италии – Коммунам и чуть позже Синьориям.
Возникновение Коммун есть феномен исключительно исторической важности, который, появившись вначале в южной Италии в XII в., распространился в Италии центральной, а впоследствии и в Германии, Фландрии и в менее чёткой форме во Франции, Англии и также на иберийском полуострове.
По своему происхождению Коммуны являлись объединениями людей, свободных от феодальных уз или ставших такими. Они давали клятву во взаимной защите и подчинялись выборным руководителям, называвшимся в зависимости от страны Консулами, Старшинами и т. п. Часто коммуна брала своё начало от федерации различных корпораций искусств и ремесел. Иногда, когда коммуна набирала силу, к ней присоединялись вместе со своими семьями мелкие нобили с близлежащей округи.
Во Франции, в Англии и на Иберийском полуострове коммуны никогда не обретали такого значения, чтобы воспрепятствовать усилиям монархов, укреплявших центральную власть в ущерб властям местным, более того, часто они способствовали усилиям королей приручать беспокойное дворянство. Напротив, во Фландрии, в Германии и, в особенности в Италии, они смогли приобрести широчайшую автономию, и их зависимость от императора свелась к легкой и нерегулярной подати и формальной дани уважения.
Политический режим коммун имел некоторые черты сходства с режимом античных греческих и италийский городов-государств. Как в античной Греции суверенным верховным органом являлось собрание, так и в коммунах высшая власть теоретически принадлежала Большому Совету, куда на законных основаниях должны были бы входить все главы семейств, но фактически впоследствии в нем превалировало влияние наиболее авторитетных граждан и особенно глав ремесленных корпораций.
Другой стороной подобия средневековой коммуны и греческого полиса /πολις/ были трудности, возникавшие перед одним и другим образованием, в случае расширения, когда было необходимо сформировать более или менее значительное государство. Поскольку даже когда Коммуна более основательно подчиняла мелкие коммуны, жители последних не рассматривались как граждане, но как подданные большой Коммуны и тем более таковыми рассматривалось окрестное население сельской местности той же самой большой Коммуны.
В южной и центральной Италии, за исключением Венеции и Тосканы, в конце XIII и в течение XIV веков почти все коммуны трансформировались в синьории, другой институт, имеющий аналогии с тиранией, не всегда пагубной, а иногда и необходимой, как это случалось с греческими государствами. Синьором, как правило, становился глава партии принадлежавший к какой-то могущественной семье самой коммуны; он приобретал характер своего рода диктатора и пытался узаконить власть или посредством выборов, более или менее принудительных, всего народа или благодаря грамоте, вручавшейся ему викарием императора, но самой надежной основой его власти выступала поддержка собственной группировки и наёмной милиции. Из-за своего военного характера и наёмников, Синьориям удавалось расширять собственные границы легче, чем коммунам. Некоторые из Синьорий, например в Милане, где правили Висконти, достигали пропорций современного государства средней величины. Но достигнуть подлинного слияния доминирующего города с подчиненными городами не удавалось, поскольку в последних всегда жило стремление к независимости. Добавим к этому, что почти никакая семья, основавшая синьорию, не могла удерживать власть длительное время настолько, чтобы заставить забыть насильственное происхождение своего господства. Синьории должны были всегда опасаться восстания других могущественных семейств, предательства со стороны своих собственных приверженцев и наёмников, находившихся на их службе.
В течение XIV в. там, где итальянская коммуна не превратилась в синьорию, она приобрела почти везде чёткие олигархические формы, как это случилось в Венеции с весьма узким Великим Советом, а также во Флоренции, как мы впоследствии увидим лучше, когда будем анализировать в рамках данного периода политический режим этого главного города Тосканы.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.