Текст книги "История политических доктрин. Монография"

14. Продолжение борьбы между Церковью и Государством. Данте Алигьери, Марсилий Падуанский и Уильям Оккам

В последние годы XIII в. и в начале XIV в. борьба между Государством и Церковью продолжалась с большим ожесточением, и в этот раз папству противостоял в особенности король Франции, Филипп IV Красивый. Последний, поддерживаемый Ногаретом, своим доверенным министром и племянником одного из альбигойских еретиков, против которых папство предприняло опустошительный крестовый поход, распорядился, чтобы клир платил налог за свою собственность. Против подобного притязания выступил папа Бонифаций VIII тремя буллами: первой в 1296 г. IClericis laicis – Светские клирики/, второй в 1301 г. /Ausculta fili – Повинующиеся дети/, третьей в 1302 г. /Unarn sanctam – Единому святому/. В них понтифик не только поддерживал иммунитет церковной собственности от какого то ни было налога, но утверждал, что власть церкви обладает преимуществом над любой светской властью: "Omnem creaturam humanam subesse romano Pontisici declaramus’’ – „Объявляем, что Римским Понтификам должно подчиняться любое создание человеческое“. Принцип, выдвинутый Бонифацием VIII, не отличался от того, что провозгласил Григорий VII и Иннокентий III, но времена изменились. Вера, ещё будучи глубокой, не оставалась такой, какой она была во времена былые и папская власть начинала ставиться под вопрос. Отлучения от церкви уже не имели того эффекта, что в прошлом, когда Генрих IV был вынужден унижено просить о прощении в Каноссе. Поэтому не следует удивляться тому, что на буллы понтифика Филипп IV Красивый отвечал дерзостными письмами, которые начинались такого рода формулой: „Злодея, называющему себя папой, приветствую самым незначительным образом или никак“ и посылал в Италию Ногарета, который вместе с Шиярром Колонной, устраивал нападения на понтифика.

К этому же времени относится «Диалог клирика и кавалера», в котором первый клирик поддерживает идею иммунитета церковной собственности, а второй кавалер отвергал этот тезис, утверждая, что собственность была дарована Церкви для того, чтобы помогать бедным и что клир, накопивший такие богатства, не должен устраняться от общественного бремени. Не известно, кто был автором данного диалога.

Другим важнейшим произведением на данную тему является труд «De Monarchia» / «О монархии»!/ Данте Алигьери, написанный вполне определённо в 1310 г., время вторжения в Италию Арриго VII Люксембургского. В этом произведении мысль великого поэта обнаруживает ещё многие черты средневекового менталитета и выглядит значительно менее современно по сравнению с идеями Марсилия Падуанского, который написал свою работу «Defensor pads» / «Защитник мира»/ всего лишь четырнадцать лет спустя дантовского труда «De Monarchia».

Свой труд Данте начинает с утверждения, как и Аверроэс, что для развития своего intellectus possibilis, то есть своей потенциальной способности к прогрессу, необходимо, чтобы повсеместно царил мир, а для этого следует одной власти царить в мире. Этим единственным правителем должен быть римский император, которому все должны подчиняться. Всемирная Империя угодна Богу, который сделал так, что римляне покорили весь мир, чтобы основать Империю, и как доказательство этой божественной воли, соблаговолил так, чтобы Христос родился почти одновременно с основанием Империи. Чудеса, которые римляне приписывали богам языческим, должно отнести к христианскому Богу, который, помогал, римскому народу, выполнявшему миссию объединения мира.

По мысли Данте, император, который всё мог, был выше страстей и был в состоянии обеспечить миру мир и справедливость.

После этого Данте отвергает утверждения противников, /которые сравнивали папство с солнцем, а Империю с луной, получающей свет от солнца/. Великий поэт отвечает, что луна получает от солнца свет, но не движение, что соответствовало птолемеевой системе, тогда ещё господствовавшей, и что поэтому император получает от папы помилование, но совсем не власть. Данный тезис поэт подкрепляет множеством других примеров, взятых из Старого и Нового Заветов.

Другим политическим писателем этой эпохи был Уильям Оккам, англичанин, прозванный doctor invincibilis et subtilissimus – доктор непобедимый и тончайший, который, следуя партии императора Людовика Баварского, поддерживал независимость императорской власти перед лицом церкви. Но если мысль этого писателя временами приближается к современным идеям, её форма исключительно схоластическая и, следовательно, трудна для понимания современного менталитета.

Большую важность как политический писатель имел Марсилий Паду анский, современник Оккама, живший чуть позже Данте. Не всё известно о его жизни. Родился около 1280 г. в Падуе, важном культурном и образовательном центре, где, как представляется, его отец служил секретарём в Университете. Марсилий получил диплом врача в родном городе и диплом юриста в Орлеане, откуда отправился в Париж и кажется вполне правдоподобным, что там он три месяца был ректором Университета.

С учётом оригинальности этого писателя необходимо познакомиться с интеллектуальной средой, в которой он жил. Коммуна Падун после смерти Эццелино да Романо стала проводить политику, которую сегодня назвали бы антиклерикальной, дошедшую до открытой борьбы со Святым Престолом. Отзвуки этой борьбы не должны были затухнуть к первым годам взросления Марсилия. Церковные прерогативы, включая освобождение от налогов, были отменены и всё доведено до того, что убийство светского лица наказывалось смертью, а убийство клирика – лишь штрафом. Естественно, понтифик отреагировал на это отлучениями от церкви, что в течение определенного времени не смогло изменить направленности политического курса Коммуны.

Также и в Париже в первые годы XIV века в ходе борьбы Филиппа Красивого с папством, обстановка не способствовала победе претензий церковной власти. Разумеется, в Париже Марсилий имел контакты с Джованни Яндуном, другим антиклерикальным писателем. Хотя трудно утверждать, что «Defensor pads», главное произведение Марсилия, написано, как некоторые хотели бы утверждать, в соавторстве с Яндуном.

В этом произведении, появившемся в 1324 г., в разгар противоборства папы Джованни XXII и императора Людовика Баварского, взгляды писателя значительно изменились, по сравнению с теми, что вдохновляли Данте в период работы над «De Monarchia».

В «Защитнике мира» Марсилий черпал вдохновение в Аристотеле, но в некоторых случаях отдалялся от него и даже его преодолевал. Например, падуанец, среди прочего, оказался первым, писателем, кто стал чётко различать исполнительную власть, от власти законодательной.

По его мнению, законодательная власть относится к народу или его естественным представителям. Он в частности утверждает что „legisla-torem humanum solam civium universitatem esse, vel valentiorem illius partem“ – „законотворчество человеческое должно принадлежать гражданскому сообществу или значительной его части“.

Много дискутировали в отношении значения слова valentior: по мнению некоторых, его следовало понимать как часть наиболее многочисленную, по мнению других – значительную. По всей вероятности последнее значение – наиболее точное, потому что соответствует лучше буквальному значению словаря, которым пользовался Марсилий и поэтому вплоть до XVIII в. широко распространено было мнение, что волю народа должны выражать его естественные руководители /бароны, клир, руководители цехов, врачи/. По Марсилию, народ назначает магистратов, которым вменяется в обязанность следить за выполнением законов.

После чего падуанец касается вопроса отношений между Церковью и Государством. Естественно, он поддерживает разделение и взаимную независимость двух властей и приходит к утверждению, что Государство должно отказаться от преследования еретиков, потому что забота об их исправлении должна быть основана на теологических аргументах, а не отдаваться в руки светских властей.

Из других работ Марсилия Падуанского необходимо вспомнить ту, которая озаглавлена «De causis matrimonialibus» / «О делах, связанных с заключением браков»/. В ней он поддерживает тезис о том, что к полномочиям светских властей следует отнести решение об объявлении браков недействительными. Эта работа была написана в связи с тем, что понтифик отказался аннулировать предыдущий брак графини Тирольской, на которой после развода император Людовик Баварский хотел поженить одного из своих сыновей.

Глава VIII

15. Политические писатели второй половины XIV и XV ев

Во второй половине XIV в. и в течение всего XV в. великая битва между папством и Империей, которая возбуждала столько страстей у народов в предыдущие столетия, потеряла почти всякий интерес. Папа после неудачного противостояния с Филиппом Красивым, замкнулся в Авиньоне, шаг за шагом молчаливо согласился на превосходство по всем пунктам светских принципов и после того, как возвратился в Италию, настроился в большей мере на непосредственное осуществление власти в мирских делах, нежели отстаивание своих прежних претензий. В свою очередь различные Дома в Германии оспаривали друг у друга имперское достоинство, стремясь больше к непосредственному расширению своих владений, унаследованных их семьями, нежели осуществлению возвышенного руководства, становившегося всё больше кажущимся, пустым и противоречивым во всех странах центральной и западной Европы, исповедовавших христианские ценности.

Поэтому, вплоть до того момента, когда прогресс культуры и более основательное знакомство с античной классической мыслью не воспитало и не развило в более широких масштабах критический дух и привычку к наблюдению, очевидно, немногими и не представляющими особого интереса оставались политические писатели, хотя нельзя сказать, что их не было совсем и можно вспомнить некоторых среди тех, кто не заслуживает полного забвения.

Бартоло да Сассоферрато, родился в 1313 г., умер в 1358. Знаменитый юрисконсульт, он написал различные политические произведения в середине XIV в… Особенно значительным является его трактат, озаглавленный «De regimine civitatis» I «Об управлении государствами»/, в котором утверждал, что монархии удобны для государств весьма обширных, аристократии – для средних по размерам, демократии – для малых. Он первым отметил различие, аналогичное тому, которое делают в наши дни специалисты административного права, разделяющие акты управления и акты власти. Потому что по его мнению, режим, который становится преемником тирании, должен уважать acta facta per modum contractus /акты управления/ и может аннулировать acta per modum jurisdictionis /акты власти/. В соответствии с этим различием каждое новое правительство должно признавать как действующие долговые обязательства своего предшественника, происходят ли они из отношений в частной сфере, как и те, которые протекают между тем, кто относит долг к публичному праву, и государством, которое его выпустило.

Петрарка, кроме того, что являлся великим поэтом, был также политическим писателем, потому что написал «De optima respublica administranda» / «О наилучшем управлении государством»/, посвятив трактат Франческо Карраре, синьору Падуи. В нём даются советы правителям, как лучше управлять народами, обещая им, стабильность власти, если будут управлять справедливо и обеспечивать моральное и материальное благосостояние своих подданных.

В первые десятилетия XIV в. имела место знаменитая полемика между папой Джованни XXII и монахом Микеле да Чезена, генералом Ордена францисканцев. Последний утверждал, что Евангелие осуждает частную собственность, что клир должен жить в бедности и, следовательно, мирская власть пап незаконна.

Француз Николя Орезме, бывший учителем того, кто потом стал королём Франции Карлом VI, написал в последние годы XIV в. трактат под названием «De origine, natura, jure et mutationibus monetarum» / «О происхождении, природе, праве и монетарных видоизменениях»/. В нём он отрицает за королями право изменять без согласия подданных титул монет – мера, к которой в средние века частенько прибегали суверены. Орезме утверждал, кроме того, что королевская власть должна быть ограничена и делал традиционное различие между королем и тираном, основанное на том, что первый правит в интересах народа, а второй – в собственных интересах.

И в этой связи следует вспомнить, что в 1416 г., на совете в Констанце монах Джованни Петит поддержал законность убийства тирана, по крайней мере в некоторых случаях и был опровергнут Герсоном.

С середины до конца XV века в Италии появилась целая школа политических писателей, которые в большей или меньшей степени следовали направлению Петрарки. Таковыми были Антонио Беккаделли, прозванный Панормита, который советовал правителям подражать подвигам короля Альфонса Арагонского, присвоившего себе титул Неаполитанского. Платина, который написал «De principe» / «О правителе»! и «De optimo cive» / «О лучшем гражданине»/, посвятив их Лоренцо Медичи. Диомед Карафа составил “De regis et boni principis officio“ / «О царствах и хороших принципах правления»/; название труда уже в достаточной мере объясняет его содержание. Наконец Франческо Патрици, который не испытывал недостатка в оригинальных мыслях и написал два трактата: один назывался «De regno» / «О царстве»/, второй «De republica» / «О республике»/. В первом даются правителям обычные советы как лучше управлять, во втором, полном прозрачного восхищения автора Политикой Аристотеля, расхваливается конституция Венеции и критикуется конституция Сиены, родины автора, за то, что исключает непрерывность выполнения публичных обязанностей некоторые дворянские фамилии.[46]46
  Франческо Патрици из Сиены, о котором идет речь не следует путать с другим Франческо Патрици, родившимся в Керсо /Cherso/, венецианским подданным, политическим писателем XVI века.


[Закрыть]

У всех писателей петраркистов очевидным представляется условное /конвенциональное/ видение политического мира и, если так можно сказать, видение стилизованное. И почти всегда постоянным моментом у всех присутствует оптимизм, мало сочетающийся с обыкновениями эпохи, в которую они жили. Вполне очевидно, что именно их имел в виду Макиавелли, когда подчеркивал, что наставления некоторых политических писателей были бы хорошими, если бы все жили так, как должны были бы жить, но которые остаются неподходящими из-за того образа жизни, который на самом деле существует. Тем не менее созревала новая ментальность и с наступлением Возрождения человеческий разум приобретал более тонкое понимание реальности, большую способность и точность наблюдения, убедительным доказательством чему служат данные качества у Макиавелли и Гвиччардини.

16. Политические условия в Западной Европе и в особенности в Италии в конце XV века

Как уже подчеркивалось, во второй половине XV века новая ментальность утверждается сначала в Италии, а потом в большей или меньшей степени во всей западной Европе. Складывается феномен, который повсеместно называется Возрождением, состоящий в большем знакомстве с классической культурой, с интеллектуальным миром античных греков и римлян и проявлявшийся в господствующем влиянии, которое он оказывал на человеческую мысль, и в особенности на умы руководящих и образованных классов.

Началась заключительная фаза средневековья, та, которая должна была подготовить эпоху современную. Но ещё нельзя рассматривать средние века уже завершившимися, поскольку оставались пережитки некоторых концепций и средневековых верований, страстей и варварских инстинктов, не нейтрализованных ещё в полной мере ослабленным религиозным мировоззрением.

Указанные изменения в интеллектуальных и моральных условиях европейского общества сопровождались во многих частях Европы глубоким изменением политических и военных порядков. Священная Римская

Империя и папство, как уже было отмечено, не делали больше попыток к объединению, и после тысячелетнего рубежа одна сторона стремилась к универсальному господству над телами, другая – над душами. Напротив, в Англии и Франции, а также Испании власть централизующих и нивелирующих монархий всё больше утверждалась и вела дело к тому, чтобы любая нация, сформировавшаяся в пределах географических границ и языка, должны были объединиться под единой суверенной властью.

Действительно, в Англии, после длительного периода гражданской борьбы, в ходе которой было потеряно почти всё древнее дворянство норманнского происхождения, в 1485 г. установился мир благодаря приходу к власти династии Тюдор, правившей до 1603 г. При Тюдорах были законсервированы античные формы феодальных порядков, но власть Короны господствовала, поскольку палата лордов, составленная почти полностью из недавно назначенных пэров, потеряла древний престиж, а палата общин ещё не приобрела авторитет, который она будет иметь впоследствии в XVII в., потому что городская и сельская буржуазия, из среды которой она и формировалась, ещё не была достаточно развита. Во Франции Людовик XI своей коварной и жестокой политикой, вполне соответствующей намеченным целям и средствам, используемым для их достижения, сумел к концу XV в. присоединить к Короне почти все крупные феоды и усмирить мятежное дворянство, продвинув в значительной мере дело объединения и политического выравнивания, которое потом должны будут завершить Ришелье, Мазарини и Людовик XIV.

В Испании, благодаря объединению Арагона и Кастилии и свержению последнего мусульманского царства в Гренаде (конец Реконкисты, 1470 г.) нация оказалась объединенной, а монархия усилившейся. Это превосходство монархий над феодалами было в значительной мере обеспечено растущим использованием огнестрельного оружия. До XV в. наиболее эффективным оружием была тяжело вооруженная кавалерия, набранная из дворян и феодальные замки было невозможно захватить, иначе как длительной осадой. С помощью же артиллерийских орудий замки стали довольно лёгкой добычей, а наёмный королевский пехотинец со своим аркебузом мог успешно сразиться с закованным в железные латы кавалеристом.

По-разному складывались судьбы многочисленных германских государств, которые стремились остаться независимыми от имперской власти, чему способствовала, как уже было подчёркнуто, политика Дома Габсбургов, направленная на то, чтобы расширить своё наследственное владение, чем объединить Германию.

Возможно ещё более разделенной, чем Германия, оставалась Италия.

Её два главных острова – Сицилия и Сардиния в XIV и начале XV в. входили в состав арагонской монархии, потому что единая династия царила как в Арагоне, так и на упомянутых островах. По правде говоря, речь шла об объединении чисто персональном и острова, особенно Сицилия, пользовались широкой автономией. Когда же произошло династическое объединение Арагона и Кастильи и оформилось королевство Испании, внешняя политика двух итальянских островов была подчинена политике Иберийского полуострова.

В Неаполитанском королевстве после трех первых королей анжуйской династии, длительных гражданских войн между претендентами на наследование, обстановка не способствовала укреплению монархии. Непредсказуемые бароны поддерживали то одного, то другого претендента, взаимно ослабляя друг друга. В 1442 г. Альфонсу Великодушному, королю Арагоны, Сицилии и Сардинии удалось утвердиться в Неаполе и во всем королевстве. Шестнадцать лет спустя он умер, оставив три унаследованные от предков королевства своему брату, а завоёванное им Неаполитанское королевство, – своему законному сыну Фердинанду, которому пришлось подавить заговор баронов, пытавшихся лишить его наследства.

На север от Неаполитанского королевства располагалось папское государство, скорее, более обширное, чем хорошо устроенное. Папы в XV в. фактически отказавшись от претензий на верховную юрисдикцию над всеми христианскими государствами, тем не менее, подобно дому Габсбургов, пытались утвердить владычество светское и прямое.

Непотизм отдельных понтификов привел к тому, что многие города Романьи и Эмилии были признаны феодальными владениями членов их семей. В некоторых городах Марки и Умбрии воцарились местные мелкие помещики, которые оказывали Святому престолу лишь формальное уважение. В Лациуме два древних феодальных рода Орсини и Колонна, командовавшие также и наёмниками, неоднократно безнаказанно бросали вызов власти святого престола.

В это же время в северной Италии почти все Коммуны превратились в Синьории. Но этого не произошло в Тоскане, где Коммуна Флоренции подчинила более мелкие коммуны за исключением Сиены и Лукки. Также Генуя, измученная постоянной междуусобной борьбой среди главных семейств, стала управляться по общему примеру Коммуной. Взятие Константинополя турками /1453 г. / перекрыло генуэзцам проход в порты Черного моря, куда и пролегали их главные торговые пути, из-за чего важность столицы Лигурии в экономическом и политическом отношении к концу XV в. довольно существенно понизилось.

На север от Генуи располагались владения Савойского дома и два маркграфства Монферрато и Салюццо, но никакое из этих государств, выросших путём трансформации из старинных феодальных государств не приобрело столь большого значения, чтобы оказывать значительное воздействие на судьбы Италии. Вместе с тем, в долине По вокруг Милана постепенно в течение XIV в. сформировалось достаточно обширное государство. Род Висконти, после того, как прочно овладел Миланом, расширил свои владения, так, что от Верчелли оно простирались за Верону. Государство Висконти включало почти всю Ломбардию и Добрую часть Пьемонта и Венето.

В 1395 г. Джан Галеаццо Висконти получил титул дука Милана, но в 1402 он умер. Ему унаследовал молодой сын Галеаццо Мария. Возбудивший ярость народа своей жестокостью, он был убит. Другой сын, Филиппо Мария, чтобы возвратить герцогство, женился на вдове знаменитого командира наёмников Фачино Кане. Вдова принесла в качестве приданого ценный подарок: Синьорию из трех городов и отряд наёмников покойного супруга. Завладев герцогством, Филипп Мария довёл до смерти жену и потом долго воевал с тремя республиками, близкими соседями или имевшими общую границу, т. е. с Флоренцией, Венецией и Швейцарией. С последней военные действия прекратились с уступкой ей значительной части территории, на которой сегодня располагается кантон Тичино. После его смерти, случившейся в 1447 г., Франческо Сфорца, капитан наёмников и муж одной из настоящих дочерей герцога, должен был снова завоёвывать Милан. Последний возродился, провозгласив Золотую Республику Амброзиану и присоединив к себе немного более половины территории герцогства, уступив в то же время другую половину венецианцам, которые завоевали всю землю на континенте вплоть до Адды, находящейся на расстоянии одного дневного перехода от Милана.

Венеция, таким образом, воспрепятствовала тому, чтобы какое-то сильное государство образовалось близко к лагуне, но в то же самое время создавала нервное напряжение и резко сокращала территорию единого государства, которое могло бы в высокой Италии граничить с иностранным государством. Венецианская республика, кроме того, что имела обширную территорию в Италии, господствовала почти на всём побережье Адриатики и на главных островах греческого архипелага. Она сохраняла монополию торговли с Италией через Египет, до тех пор, пока португальцы не могли преодолевать Мыс Доброй Надежды. Кроме того, аристократия, которая вершила судьбы республики, сформировала наиболее сильное правительство из всех правительств, существовавших в Италии в то время, оно было единственным, которое не боялось внутренних фракций и расколов, угрожавшие всегда стабильности правительств в других итальянских государствах.

Другим бичом итальянских государств того времени были наёмники. В XII и XIII веках итальянские Коммуны вооружали граждан. Именно отряды гражданской милиции нанесли поражение при Леньяно армии

Фридриха Барбароссы. Но впоследствии Коммуны, ставшие Синьориями изменили политику. Синьоры расценили опасным доверять оружие народу и окружили себя наёмниками. Потом то же самое сделали некоторые коммуны, когда прогресс промышленности и рост богатства сделали слишком обременительным для граждан оставлять торговлю для того, чтобы идти воевать. Благодаря данным обстоятельствам судьба выдвинула английского авантюриста, некоего Джованни Хоквуда, которого итальянцы прозвали господин Джованни Акуто. Последний, прибыв из Франции со своими наёмниками, нанимался за деньги то к одному государству, то к другому, в тех случаях, когда не воевал ради собственных интересов. Его пример был быстро усвоен, и возникли уже итальянские отряды наёмников, под руководством итальянцев, таких как Браччо да Монтойе, Аттендоло Сфорца, Никколо Пиччинино и проч.

Но они оказались опасным инструментом для правительств, которые их использовали, потому что командиры этих отрядов, находясь на содержании коммуны, могли стремиться к синьории, получая деньги от синьора, могли надеяться сменить его. По подозрениям такого рода Венеция предала смерти графа Карманьолу, Флоренция – Балдаччо Д’Ангьяри, а потом и Паоло Вителли. С другой стороны представляется, что кондотьеры, иными словами, командиры отрядов наёмников, искусственно затягивали военные конфликты, чтобы продлить как можно дольше получение своих доходов.

Поскольку Италия была наиболее богатой и наиболее развитой страной во всей Европе, но в тоже время, возможно, наиболее дезорганизованной в политическом и военном отношении, она стала лёгкой добычей для иностранцев.