Текст книги "Психология человеческой жизни"

В любви отношения долга и ответственности, которые я назвала естественными для Нины, проявляются как способность к изменению при сохранении данности Я. Это присутствует в принятии семейных решений, где возможности членов семьи не оцениваются как слабость, а принимаются как проявление существующей силы.

Она сама никогда не жалуется на недомогание и пытается преодолеть неизбежные для пожилого возраста проблемы с тем мужеством и терпением, которые не требуют признания других. Только в предельных ситуациях она готова побеспокоить других своей слабостью, и всегда это только просьба, которую может понять и услышать только любящий и хорошо знающий ее человек. Забота о собственном здоровье не возводится в специальную задачу – посильные физические нагрузки не отвергаются. Возможность выполнения работы основывается на умении распределять силы – сочетать нагрузку и отдых. Бесстрашие перед физической работой и желание учиться как проявление интеллектуального бесстрашия говорят о наличии тех качеств Я, которые определяют единство тела и души. У Нины звонкий ясный голос, с той глубиной интонаций, которая заставляет людей прислушиваться к нему. Нина никогда не пользовалась им для крика, ворчания и раздражения. В этом тоже проявление цельности натуры, не вибрирующей от каждого прикосновения, а обладающей той необходимой для целостности прочностью, которая делает ее узнаваемой во всех проявлениях или, как говорят в психологии, во всех продуктах деятельности. Голос дан человеку как дано ему его Я. Голос можно потерять, как человек теряет Я, можно испортить, если использовать его без учета его качеств (это относится и к Я). Голос можно развить, если воздействовать на него в соответствии с его природой (это относится и к Я). Голос – только одно из свидетельств той цельности, которая существует как структура тела и данность Я, и сама эта цельность есть проявление индивидуальности человека как живого, имеющего собственное назначение.

В семье Нины нет культа болезней. На предложение врача скорой помощи принять какое-нибудь знакомое лекарство «от давления» к немалому удивлению юного доктора было сказано, что в семье не знают таких лекарств. Думаю, что читатель догадался о реакции доктора: «В вашем возрасте пора бы и знать и иметь эти лекарства…» Мне думается, что это только один из эпизодов, который позволяет обсуждать вопрос о нравственной силе не только в ее метафорическом смысле, но и как психосоматическую проблему. Нравственное, психическое и физическое здоровье как понятия разных наук в современных исследованиях все чаще встречаются в работах, где показана взаимообусловленность этих качеств человека. Мне думается, что моя героиня – еще одно яркое жизненное доказательство этой связи. Да, у нее есть и были свои болезни, да, она тяжело перенесла потерю ребенка, но болезни не стали определяющим содержанием ее сознания. Внутренняя психическая реальность ориентирована на внутреннюю картину здоровья – такую же непреходящую ценность, как и нравственные добродетели. Возраст со всеми неизбежными потерями не воспринимается как фантомный фактор, определяющий жизнь. Возможно, в этом одна из причин неприязни к платкам и темненькой одежде. Милая шапочка на седых волосах так к лицу и так уместна, что пусть ни одна пожилая женщина на сто километров вокруг не носит шапочек, а только платки, это не тот случай, когда надо равняться на других. Нет ни кокетства, ни спекуляции возрастом, и когда ей первый раз уступили место в общественном транспорте, она подвинулась и предложила молодому человеку сесть рядом на краешек сиденья. Для нее это поведение, в котором, как в капле, видна вся ее концепция другого человека, где есть свое место и чужим людям, и близким, родным, и самой себе, своему Я.

Эта концепция реализует нравственные отношения с другими людьми, когда другой человек, другие люди не являются ни предметом страха, ни объектом поклонения. Нравственный императив в отношении их реализуется в полной мере. Его формула – не делай другим того, чего бы ты не хотел, чтобы делали тебе, – позволяет не бояться проявления своих интересов среди людей. Не страшно устраивать карнавал для трехсот школьников, не страшно отпускать дочку в большой город, не страшно быть депутатом и выступать публично со своим мнением, не страшно… Долгие годы было не страшно жить среди людей, не страшно это и сейчас. Последнее время, когда в стране сменился социальный строй, отношение к людям не изменилось, но изменилось восприятие жизни. Об этом чуть позже.

Нина долгие годы работала в школе, преподавала математику, чаще всего в старших, выпускных классах. Это, естественно, связано с большой социальной ответственностью, так как общественное лицо школы определяли успехи ее учеников. Выражались эти успехи и в безличных процентах школьных отметок на экзаменах, и в мнении людей, которое складывалось из их собственных переживаний. Ученики – чужие люди, которые становились «моим классом», когда преподавание сочеталось с классным руководством, а значит, с еще большей ответственностью, занятостью на работе.

В психологии говорят о разных типах пространств, в которых протекает жизнь человека. Среди них пространство его Я, пространство сознания, бессознательного, социальное пространство, географическое и т. п. Профессиональная жизнь человека протекает в социальном пространстве, которое организовано по своим законам, отличающих его от других видов пространств, куда человек может переходить из данного пространства. Объединяет все виды пространств, так же как и все типы времени человеческой жизни, самообоснованность активности Я, которую можно назвать универсальной, или нравственной. Она будет проявляться в тех же нравственных переживаниях ответственности и долга, которые есть и в любви человека к другими людям, и в отношении к самому себе.

Можно привести множество различных суждений о том, как и почему человек начинает подменять нравственные переживания долга и ответственности переживаниями вины и зависимости, ограничивающими его жизнь до погружения в пограничные, болезненные состояния, связанные с чувством утраты Я и потерей любви к жизни. Долг и ответственность как формы индивидуального, личностного сознания предполагают мотивированную активность человека, которую он сам осознает как предел: иначе невозможно, иначе просто не может быть, потому что быть не должно на основе понимания жизни как целостного предмета и своего Я» как данности, т. е. тоже целостности.

Профессиональное пространство, как и любое другое, позволяет осознавать личностное содержание нравственных категорий через воплощение их в профессиональные действия. Ответственность и долг для моей героини – это горы проверенных ученических тетрадей, сотни (возможно, тысячи) задач, которые были дополнительно решены с теми, кто соображал легко и быстро или, наоборот, не успевал за классом, это сотни планов уроков и подготовок к ним, даже если тема будет преподаваться десятый раз, она будет преподаваться иначе, по новому плану и с новыми задачами. Четким, аккуратным, разборчивым почерком были расписаны по минутам все проведенные уроки. Что заставляло делать свою работу хорошо, очень хорошо, может быть, лучше многих?

В самом моем вопросе есть и ответ. Это была своя – моя – работа. С детства хотелось быть учительницей, желание упрямой девочки, жившей и учившейся далеко от мамы и папы, от любящих людей, было сильнее других возможных мотивов. Работа всегда была любимой, и превращение общественных требований в личное побуждение никогда не требовало специальных Я-усилий. Долг (перед кем?) был тем долгом перед жизнью, за которым стоит предельное переживание стыда, если этот долг не выполняется.

По сути дела, для многих людей их профессиональное, социальное пространство оказывается тем местом приложения Я-усилий, которые не приносят радости, потому что человек отчужден от правил и норм, организующих это пространство, ему нужны дополнительные усилия, чтобы организовывать свою активность. Тогда работа превращается в пытку или человек создает защитные механизмы, способствующие фантомизации его сознания, порождающие то отчуждение, о котором говорилось выше. Профессиональное пространство, как и любое другое, дает человеку ту необходимую для проявления его Я-усилий свободу, которую называют профессиональным творчеством и которая по-настоящему возможна только при овладении профессиональным предметом как целостностью (это одно из условий любого творчества). Сложность и неоднозначность предмета профессиональной деятельности учителя могла бы быть содержанием отдельной большой книги. В моем рассказе о Нине важно то, что ее профессиональное мышление естественно предполагало выполнение долга перед людьми, включенными в профессиональные отношения.

Известно, что на уровне бытовой морали категория долга сопоставима с представлением о призвании человека, о его возможности соответствовать тому месту, которое он занимает среди людей. (Таковым чаще всего оказывается его профессиональное место, та социальная роль, которую он выполняет.)

В жизни Нины можно проследить реализацию призвания как реализацию жизненной перспективы: хотела стать учительницей – стала ею – работала творчески – работать было интересно. Может быть, это и есть критерий реализованного призвания, в котором совпадает мечта как желание, труд, учеба, как Я-усилия по осуществлению мечты и следование мечте – творческая работа, которая принесла удовлетворение сделанным.

Призвание учить – это особое проявление живой жизни, которое у немолодой уже женщины сегодня воплощается в неистребимую жажду чтения, в поиск нужной членам семьи информации и сбор ее в виде вырезок и выписок, в виде библиографий по тем темам, которые могут быть интересны близким. Это и стремление поделиться вызвавшим удивление, и сама возможность радости и Удивления от содеянного и узнанного другими людьми. Я думаю, что призвание учить связано с силой Я, его цельностью. Именно она дает человеку то необходимое чувство меры своего присутствия в жизни другого человека, которое обычно завуалировано в формуле «мы все зависим друг от друга». Именно она обеспечивает проявление данности своего Я в жизни других людей и данности других как необходимого условия взаимодействия. Иными словами, призвание учить позволяет человеку самому быть живым и способствовать проявлению этого качества в других людях. Быть живым, жить, соответствовать данности своего Я, найти и реализовать призвание – думаю, что это об одном и том же, о полноте чувства причастности к собственной жизни, которое и есть сама жизнь.

У Нины это проявляется в каждом ее действии как тщательность, точность и аккуратность. Идет ли речь о планах проведения уроков, о выполотой грядке или уборке квартиры. Она аккуратна и опрятна в любую минуту дня, ее невозможно представить в грязной одежде или неумытой. Пространство собственного тела – это тоже ее пространство, где реализуются те же нравственные категории, что и во всех других.

Жизнь в России в XX и начале XXI века для любого человека, живущего по нравственным законам, именно живущего, а не проповедующего их на словах, – не простое испытание. Осознание того, что в социальном пространстве не все благополучно, приходило из наблюдений за жизнью. Потоки лживой информации о других формах социальной жизни, невозможность лично узнать о них вызывали тяжелые переживания, связанные с желанием понять многие социальные явления, такие как: коллективизация, жизнь в колхозах, культ личности одного вождя и стремление создавать культ вождя другого, нарастающее бытовое пьянство, выраженное нежелание людей работать, ажиотаж вокруг кукурузы, практический запрет на поступление в вузы выпускникам сельских школ и многое другое. Все это обсуждалось в семье, это были вопросы, на которые трудно было найти рациональный ответ. Нравственное чувство говорило, что так нельзя делать и говорить. Многое просто невозможно, но то, другое, возможное было недоступно. Железный занавес проходил не только по территориальной границе. Пришлось пережить вместе с мужем его исключение из партии, когда он попробовал сказать, что выпускники сельской школы могут и должны свободно конкурировать с городскими ребятами при поступлении в вуз, что им вовсе не обязательно идти на ферму. Они могут стать квалифицированными специалистами, если получат необходимое для сельского хозяйства образование. Потеря любимой работы в связи с этим и необходимость жить врозь во время поисков другой работы не только сплотили семью, но и обострили внимание к социальной действительности, где слова вождей все больше расходились с делом, а жизнь становилась все труднее. Потом была оттепель и восстановление в партии, новый социальный мир, расширившийся до размеров планеты, позволил не только задавать вопросы, но и пробовал отвечать на них.

Теперь Нина живет не в СССР, а в России. Ее дети оказались «иностранцами» – живут в других странах бывшего СССР, и письма от них идут дольше, чем от «наших немцев» из Германии. Возникло чувство, о котором она говорит с болью и горечью: «Ощущение, что это не по-настоящему живем, а это – пустая игра». Вызвано оно тем обвальным обесцениванием всего, что составляло социальную жизнь, отсутствием конструктивных идей и попыток найти их, отказом от нравственных основ жизни как от несущественных. Они с мужем (о нем подробно пойдет речь в следующей главе) поняли, что одной критикой жизнь не поправишь и в их «пенсионерской организации» решили «вдохновлять людей на жизнь». В этой организации две тысячи пенсионеров. Это очень много пожилых людей, которые сегодня зачастую являются опорой своей семьи, так как получают пенсию. О размерах ее нет смысла говорить, напомню только, что сегодня в переходах московского метро не редкость пожилые люди, которые просят подать милостыню бывшему учителю.

Идеи о том, как вдохновлять, подает Нина, а осуществлением их занимается ее муж: он долгое время руководил этой организацией. Назову только несколько идей, которые воплотились в жизнь:

• еженедельная телефонная перекличка всех;

• посильная помощь друг другу при болезни;

• поздравления со всеми праздниками и днями рождения (аккуратный список составлен и не забывается за ежедневными делами);

• собираться всем вместе почаще и обязательно петь, читать стихи, приглашать людей, которые могут рассказать что-то полезное о новых законах, или о здоровье, или о науке;

• рассказывать о новых книгах;

• организовывать совместные поездки в театр и на концерт. Это все было и не один раз, это все «наша Нина придумала и люди рады и довольны».

Так и хочется прибегнуть к метафоре – поставить рядом огромного телевизионного монстра, который захлебывается в поисках хлестких критических образов, и маленькую, очень маленькую и слабую физически женщину, которая сопротивляется этому чудовищу с его миллионными затратами, вооруженная только толстой тетрадью с выписанными замечательными словами, которые люди должны знать, потому что это слова о главном в жизни – о любви к ней. Мне хочется, чтобы она одержала победу и чудовище, устыдившись собственного невежества, захотело бы прочитать вслух для всех то, что написано в толстой тетради… Это пока мечты, но они не беспочвенны. В другом поселке России живет другая, тоже немолодая женщина, которая сумела сделать то, что позволило ей сказать, обращаясь к большому собранию людей: «Народ России – это мы, мы можем все сами». Пока они в меньшинстве, но они не одиноки, они пишут стихи и прозу, идут к людям со словами любви к ним и к жизни, живут сами. Они часть того настоящего, подлинного, что сохраняет жизнь живой, они – проявление силы духа народа. Без них трудно родиться новому слову России – слову, которое будет воплощением ее истинной, нравственной силы, ее открытости жизни и бесстрашию чувств.

А пока моя героиня выбирает стихи, которые обязательно надо прочитать людям, потому что «стихи вдохновляют и очень правдивые». Она не пишет сама, но читает так много и так увлеченно, что прочитанное становится частью не только ее жизни, но и жизни окружающих.

Я задавала ей вопросы моего интервью, делала это только потому, что это – один из методов исследования. Она сама охотно расспрашивала меня о моих встречах с другими пожилыми людьми, о том, кто, как и почему хотел или не хотел отвечать на мои вопросы и как я эти вопросы сформулировала. Я объясняла то, что читатель уже прочел в первых главах, а сама услышала то, что читатели могут прочитать сейчас: «Любовь для меня значит все, только с ней можно жить. Любить семью, детей, внуков, окружающих. Только так можно жить.

В людях отталкивает вранье. (Мне не передать на бумаге тот эмоциональный тон, каким это было сказано). Привлекает душевность, теплота, честность, правдивость – это главное.

Природу очень люблю. Все люблю – лес, реку, поле, цветы, грибы, ягоды. Люблю работать на грядках, смотреть, как растет.

Мои учителя сейчас – муж и дети. Внуков считаю своими учениками. Очень боюсь войны. Самое страшное – война и потеря своего ребенка.

Были разочарования в себе и в людях. Иногда хотелось сделать что-то, но потом не получалось.

Жизненные правила, наверное, есть. Вот одно точно есть – не высовывайся, если не знаешь.

Да, моя жизнь всегда зависит от меня. В моей жизни реализовалась мечта – еще в четвертом классе хотела стать учительницей. Об этом думала, выучилась, проработала 34 года. Хотелось иметь детей. Дети у меня есть.

Я чувствую себя на свои годы – не больше и не меньше.

Очень горько, что братьев убили на войне. Обидно, что мне пришлось пережить такое горе – умерли все члены нашей семьи. Радостей много – дети дают. Дети у меня хорошие.

Я родилась и выросла в средней полосе России. Была один раз на юге. Поразила разница в нашей природе и природе Крыма. Там совсем другие деревья, горы, а у нас одна равнина. Раньше хотелось побывать в разных местах. Мы и ездили всей семьей в Ленинград, теперь-то Санкт-Петербург, я ездила в Москву к дочке, в Ярославле бывала, в Костроме, да и в других городах тоже бывала.

Сейчас чаще думаю о здоровье детей и внуков, о том, что могла бы сделать для своих родных и не сделала. Так иной раз раздумаюсь, что и ночей не сплю.

Я на пенсию выходила постепенно, не сразу – все меньше и меньше работала. Сначала было много работы – три смены, потом – две смены, а потом – одна. Я была довольна, что начислили хорошую пенсию, по работе не скучала, хотя очень ее любила. На пенсии я многому научилась. Много читаю, научилась новые блюда готовить, хочу научиться играть на гармошке.

История страны сильно отразилась на моей жизни, сильно…

Боюсь войны, боюсь, что будут убивать близких, будет голод. Холода боюсь. Сейчас-то мы живем хорошо, у нас тепло в квартире, и печь топить не надо, даже за водой ходить не надо, вот до чего хорошо живем».

Она не будет жаловаться на жизнь, всегда стремясь сделать все, что в ее силах, чтобы в доме «было похоже на жилое». В эпохи великих перемен это сделать очень и очень непросто, но чистота, порядок, уют зависят от желания их иметь не по поводу или к случаю, а просто потому, что – это твоя жизнь, твой дом, где вещи и кот требуют отношения к себе и заботы, потому что они тоже живут. Об этом не говорится, это существует как очевидное, как очевидна честность и опора на свои силы и ум, необходимость труда и любви, интерес к жизни, даже если «сегодня я все больше сижу дома и мой мир стал виден из окна, но и там столько всего происходит. Птицы прилетают, дети в садике играют, деревья цветут. Я не скучаю, дел по дому много, я теперь все медленно делаю».

Нина живет в пригородном поселке, где основное население – пенсионеры. Жители этого поселка работают в большом городе или в сельском хозяйстве. Многоэтажка – девять этажей – соседствует с частным, как говорят, сектором. Своей неухоженностью и неуютностью поселок напоминает вечное строительство по потерянному плану. На субботники по уборке несколько лет подряд выходили несколько человек, среди них обязательно была Нина и ее муж. Позже он часто был единственным, кто стремился хоть чуть-чуть убрать зимнюю грязь. Это только деталь того житейского пейзажа, той социальной ситуации, где «факторы» в самом неприглядном виде заявляют о существовании силы, название которой – зло. Но эта сила не имеет власти над маленькой седой женщиной, не имела и не будет иметь, потому что… Я ставлю здесь многоточие, чтобы читатель сам продолжил, увидев в этой проекции собственное Я. Мне же предстоит полнее проанализировать концепцию жизни и смерти, которые присутствуют в сознании Нины, и еще раз вернуться к ее концепции человека.

Жизнь как целостный предмет для нее – естественная ценность, безусловная ценность, которая сохраняется религиозными и нравственными переживаниями. Личная жизнь – превращенное отражение этого целостного образования. Превращение выражается в том, что в ней выделяется источник обоснования целостности – это Я и его качества, которые можно назвать Я-усилиями. Данность Я не вызывает сомнений, так как оно имеет право на существование как безусловная ценность жизни. (Надеюсь, читатель понимает, что перед ним попытка интерпретации, объяснения.) Эта безусловная ценность основывается на очевидности появления Я как данности – родительская семья, нравственные отношения, религиозность. Именно они задают те границы семантического пространства, которые нужны человеку для структурирования Я как данности, для проявления его качеств как Я-усилий.

Наличие структурированного семантического пространства позволяет осуществлять различные интеллектуальные позиции, среди них и трансцендентальную, а безусловные ценности ориентируют их содержание. Нина говорила о том, что в детстве ей рассказали о бесах, которые всегда стоят за спиной человека и соблазняют его на плохое. Рассказали о том, что справиться с бесами она сможет, если не станет их слушать, а будет сопротивляться им, читая молитву. Как психолог я могла бы сказать, что ребенка учили доверять естественному нравственному чувству и ориентироваться на трансцендентальный идеал. Это было «выращивание» того доверия к своим силам, которое определяет появление переживаний зависимости жизни от собственных усилий.

Концепция смерти – часть концепции жизни. Та ее естественная часть, которая соединяет конец и начало. Насильственная смерть братьев на войне, смерть собственного ребенка от болезни, смерть родителей – эти потери и их переживание не сформировали страха перед смертью как перед неизбежностью. У Нины существует страх перед насильственной смертью – войной. Война воспринимается как проявление зла, существование которого отрицать нельзя, как нельзя отрицать существование Всевышнего. Так экзистенциальные переживания порождают сопротивление злу в виде страха перед насильственной смертью близких на войне. Насильственная смерть неестественна и вызывает страх, который, думаю, можно назвать экзистенциальным, так как он позволяет в переживании прояснить, структурировать безусловные ценности. К числу их относится сама жизнь и ее естественное завершение – смерть.

Такие житейские категории, как «судьба» и «предназначение», при наличии ценностных, экзистенциальных переживаний не воспринимаются как фатальные, они соотносятся с логикой собственных Я-усилий как усилий разума по осуществлению собственной жизни. Ориентация на законы жизни, которые можно постигнуть только живя, присутствует в бесстрашии перед всеми видами перемен, которые посылает жизнь. Эти перемены – социальные, экономические, возрастные – воспринимаются не как наказание или проклятие, а как неизбежное последствие усилий людей по организации совместной жизни. Если эти усилия не оправдались, если их не было, то причина этого в самих людях, которые не сделали, не смогли сделать то, что соответствует жизни.

Естественная терпимость к чужому мнению, способность прощать и слушать другого человека, готовность к разумному совместному действию – это все отражения концепции жизни, согласно которой безусловная ценность жизни проявляется в готовности соответствовать существующим ее формам в той же мере, как и готовность к творчеству. Борьба со злом не декларируется, не проповедуется на словах, она существует как следование в своей жизни нравственному императиву, принятому без сопротивления, потому что он был естественным содержанием отношений с близкими людьми в родительской семье. Он – нравственный императив – позволяет удерживать жизнь как целостное явление в любых обстоятельствах.

Мне думается, что нравственные и религиозные переживания человека обладают мощным последействием, которое связано со структурированием под их влиянием целостной картины мира. Возникнув, она, в свою очередь, дает ему основания для проявления всех качеств Я как данности. Неделание зла – самая эффективная форма борьбы с ним. Жизнь как творчество, основанное на нравственном императиве, – это и есть творение добра в мире, в своей жизни, которое будет проявляться в способности любить, в доброте, душевной щедрости, теплоте отношений. Во всех тех качествах, которые отличают человека, обладающего созидательной силой Я, в качествах, раскрывающихся в разных отношениях к миру.

В жизни Нины не было специальных уроков, раскрывающих сущность религии или нравственности. Религиозные и нравственные отношения, их содержание раскрывались в естественном поведении близких людей: «Папа никогда не повышал голоса. Мои родители никогда не ругались. Представить невозможно, чтобы Михайло Ефимович матерился! Они умели разговаривать с людьми, никогда не обижали никого и сами не унижались. Они не садились за стол, не перекрестясь. Мама плакала, когда колокола сбрасывали, они церковные иконы хранили, все надеялись, что церковь восстановят. Когда начали раскулачивать, было страшно. Они – большевики – так быстро везде появлялись, с оружием. У них все было, чтобы людей устрашать, а люди – они без оружия что могут сделать, только плачут, а большевикам от этого больше силы прибавляется. Восстание-то на Политове было, так столько их – большевиков – прискакало, на таких хороших лошадях, которых мы и не видали, да всех мужиков и поубивали. Другие уже смирились, да ведь все обещали-то, что жить хорошо будем. Хорошо помню, как папа пришел с собрания, весь бледный, поникший, сказал маме, что надо вести скот в колхоз, а то всех сошлют. Плакал сам, когда коней уводил, – с той поры стал совсем молчаливый, делал в колхозе, что скажут. А сестры его не были в колхозе – старенькие и больные, их и не стали записывать. Они кормились рукоделием. Все умели делать, тоже не долго пожили. Колхозная-то работа была бесплатная, что-нибудь дадут на трудодень, а так – живи, как знаешь. Народ-то голодал сильно. Хорошо, что лес был, так грибы и ягоды выручали, особенно летом, рыба еще в реке водилась, а на огородах что вырастало, то надо было сдавать заем, да еще налоги, да еще деньгами налоги – не выскажешь всего. Я помню, я уже большенькая была, как стало в деревнях грустно жить».

Я не ставлю перед собой задачу анализа психологических предпосылок Октябрьского переворота 1917 г. в России, других, более поздних, переворотов и перестроек. Родители моей героини – крестьяне – жили своим свободным трудом, не были рабами помещика, а были подданными своего царя. Этот труд приносил благополучие, которое позволяло крестьянину купить своей жене праздничный головной убор, шитый золотом. Это не было исключением – все односельчане на праздники надевали подобные. Они стремились к грамоте и строили школу возле церкви, на самом красивом месте, не разрушали ни реки, ни леса, берегли свои села от непогоды, как хозяин бережет свой дом. Овраг в селе, промытый поточной водой, был также неестественен, как мусор около дома. Они ценили труд, и высшей похвалой человеку была оценка, которую еще и сегодня можно услышать в деревнях: «работный, работная». Они были свободными людьми – таких было немного в России, но они были. Они жили очень далеко от столиц, но читали газеты и бывали там на правах кормильцев, т. е. главных людей. Так было в России, и есть еще люди, которые помнят это.

Для психолога это еще один штрих к пониманию социальной ситуации развития. В жизни Нины я бы назвала это присутствием воспоминаний о свободе, так как свободы с каждым годом семья имела все меньше и меньше. Мне думается, что это воспоминание давало людям бесстрашие перед жизнью. Вера в Бога, реализуемые нравственные отношения – это то, что необходимо для того, чтобы быть свободным даже во внешних условиях несвободы. Вариантов человеческой несвободы как вариантов зависимости от кого-то или от чего-то великое множество (алкоголизм и паранойя – это только одни из крайних проявлений). Вариантов свободы, думаю, нет. Она – величина предельная, т. е. есть или нет.

Свобода существует в человеческих отношениях в виде предельных категорий, регулирующих жизнь. К числу их относятся нравственные и религиозные категории, именно они – их присутствие в жизни – входят в воспоминание о свободе как форме жизни, как самой жизни. Если они будут уничтожены, свобода превратиться в свою противоположность – рабство во всех вариантах зависимостей, в том числе самой примитивной – зависимости от денег.

Я давно хотела назвать Нину свободным человеком, добавив эпитет «внутренне». Получилось бы, что она – внутренне свободный человек. Тогда пришлось бы пояснять, от чего свободный и для чего. Сейчас думаю, что у читателя есть достаточно информации, чтобы прояснить это. Она – человек свободный от зависимости зла, это дает ей возможность жить творчески, что она и делает ежедневно, любя жизнь.

В ее концепции жизни есть место Создателю и природе, они не противоречат друг другу, как не противоречат друг другу нравственные категории и данность Я, как не противоречат друг другу Я-усилия и возможность любить, избранный жизненный путь и призвание.

Жизненный опыт общения с людьми позволил развиться концепции другого человека, в которой сочетается отношение к людям, соответствующее нравственному императиву, и разумное принятие данности каждого человека, без стремления видеть только типичное или только индивидуальное. Нина может и умеет понимать людей и выстраивает свои собственные обобщения, не торопясь, однако, искать соответствия им в поведении конкретного человека. Она могла сама наблюдать природную обусловленность многих человеческих качеств – ее учениками были дети и родители, она сама могла прогнозировать преобладание каких-либо качеств в семье, так как учила всех детей из этой семьи, а семьи бывали многодетными. Она пережила взросление своих детей и внуков не посторонним наблюдателем, а участником их жизни.