Текст книги "Азъ есмь Софья. Крылья Руси"

Перед глазами мужчины сверкнуло лезвие кинжала. Держала его Илона очень умело и в ход пустила бы, не раздумывая.

Илона ушла, оставляя за собой мужчину, чья любовь под звездным светом медленно перерастала в ненависть. Ишь ты, какая! По-хорошему не хочешь?!! Так ты еще умолять меня будешь!!!

* * *

– И что у нас тут?

Первым было вскрыто письмо Леопольда.

М-да, изворачивался венценосный коллега, что тот уж на сковородке. Писал, что Венгрия, вообще-то, исконно его владение и поддерживать смутьянов и бунтовщиков нехорошо, а то ведь и с русским государем такое может случиться. А помолвки… ну, вместо уже заключенных Леопольд может поспособствовать… Ведь и брат русского государя с невестой счастлив в Португалии? Найдутся и другие женихи с невестами!

Так что не надо поддерживать поляков и венгров. Вместо этого можно употребить русские войска с большей пользой – воевать турок. Это дело богоугодное, нужное и важное. Для всех.

Алексей только фыркнул.

– Он думает, мы тут идиоты?

– Варвары. И что?

– Обидно, знаешь ли…

– Алеша, пусть нас считают идиотами и недооценивают. В могилках раскаются!

– А кто их туда укладывать будет? По могилкам? – поинтересовался Иван.

Софья задумалась. Леопольда трогать… да можно! Но сложно и есть опасность засветиться. Такого ей точно не простят!

– Сам помрет рано или поздно.

– И что нам делать, если поздно?

– Тянуть время, – Софья пожала плечами, – а заодно заняться Эженом. Он, говорят, хороший полководец, хоть и молод. Приглядеться, познакомить его с паном Володыевским, с Воином Афанасьевичем, а то и вовсе в Крым убедить съездить. Чтобы посмотрел, как у нас там набеги пышным цветом цветут.

– Леопольд, по-моему, на то и рассчитывает. Что я ему дам войска – и пойдет Эжен на османов через Крым, Молдавию и Валахию, аккурат на соединение с Леопольдом. А по дороге и венграм плохо придется. Моими руками, между прочим!

– Ну, рассчитывать-то не грех. А в остальном… До весны ему никуда не деться, а там посмотрим.

– Думаешь, до весны его удастся обработать?

– Посмотрим, стоит ли он того и сможем ли мы предложить ему больше. Может, проще завербовать, чтобы работал и на нас, и на них.

Софья не стала говорить, что молодой человек явно честолюбив. А честолюбие – это такая струнка, на которой можно сыграть любую мелодию. Вообще любую. Только пообещай ему власть. А дать ли ее… Ну, как повезет. Эжен не первым будет, кто останется служить на Руси. А что не русский…

Да тьфу на ту национальную принадлежность! Багратиону скажите, что он не русский, Пушкину, Беллинсгаузену, Крузенштерну, Далю… каких только корней у них не было, а родина – Русь! И точка! Неважно, что они еще не родились, Софья-то о них знала! И скажи неизвестный самоубийца этим людям, что они – не русские… Ха! Софья даже пожалела бы таких экспериментаторов. Недолго.

– Это то, на что он рассчитывает. А обещает что?

Ваня, как всегда, зрил в корень. Царь – не карась, да и тот на голый крючок не клюнет.

– Обещают нам… ну, что нам обещают? – Алексей еще раз пробежал глазами письмо, чтобы точно ничего не упустить. – Выгодные браки для детей. Это первое. Трофеи от похода на турок. Ну и земли, если завоюем.

– Неубедительно.

– Так Леопольд же! Что он сейчас нам может дать, кроме обещаний? Под ним самим трон шатается!

Софья передернула плечами. Поддерживать Леопольда не хотелось, оставалось тянуть время. Раньше весны все равно никто никуда не пойдет, а там – видно будет.

– А Папа Римский?

– А у этого все намного интереснее. Ты же в курсе, что к нам за последнее время сбежала куча народа?

Софья фыркнула. Ей ли не быть в курсе? Сколько она ради этого пахала, сколько агентов рассылала, сколько умов вербовала…

– Во-от… Католики – в том числе. Ну и гугеноты. И Папа Римский пеняет, что это – нехорошо.

– Что они бегают?

– Что они без храмов.

Софья фыркнула.

– Да прямо уж без храмов? На каждом шагу храмы стоят.

– Не католические же…

– Ну, тогда несправедливо получается. Католикам мы храмы строить разрешаем, а гугенотам – нет? Или Папа за всех радеет?

– Нет, только за католиков. Просит, чтобы я разрешил, да и намекает, что Леопольду помочь – дело важное и нужное.

– Пфф… Давай отпишем, что это неполиткорректно.

– Что?

Софья чертыхнулась про себя. Вот ведь… Иногда расслабишься – и вылезает эта чертова память! Как наслушаешься ахинеи, еще в двадцать первом веке…

– Ну, то есть неправильно. Мы – православные христиане, соответственно, если разрешать строить свои храмы католикам, то и гугенотов уважить надо, и мечети хорошо бы поставить, и капища… а что? Старым богам же до сих пор кое-кто поклоняется.

– Сонь, имей совесть.

– Но принцип-то именно такой. Если не давать никому – то никому и нельзя. Если одному разрешить – то и всем можно. Так что… никак мы не можем разрешить строительство чужих храмов на православной земле. Сам понять должен.

– А он и понимает. Но намекает, что Ванька у нас тоже вроде как католиком считается…

Софья хрустнула суставами пальцев. Намекает, ага… Вы не согласитесь, так я вашему братику жизнь попорчу. Знаем, плавали. И ведь может попортить. Если Белла будет короноваться, если что-то и как-то… Папа Римский – серьезная величина. И просто так ему отказывать нельзя. Но и соглашаться – тоже. Русь – православная. Точка.

Не то чтобы Софья в свое время видела много разницы между разными ветвями религии – ее это вообще не интересовало, чай, не курс доллара и не индекс Доу – Джонса, – но здесь и сейчас это было более чем серьезно. Речь ведь не о храме, нет. А о точке… вот именно, что точке!

И шпионы там собираться будут, и заговоры плестись, и иезуиты подтянутся, и вообще… Папе дай палец, так Ватикан руку по плечо отжует!

А вывернуться как? Оставалось только вздохнуть.

– Давайте потянем время? Все-таки у нас не корову просят.

И Алексей, и Иван были согласны. Подождем немного, до весны все равно ни войны, ни поездок не предвидится, а там… кто знает? Найдем и как поторговаться, и что запросить! Найдем!

Да, и оповестить союзников. Если не удастся ничего сделать ни с принцем, ни с кардиналом… А кто сказал, что с ними не может ничего случиться потом?! Шел командир впереди войска, а тут раздался выстрел, пуля просвистела, и командир как скошенный упал…

Где-нибудь в Крыму, чтобы войску далеко ходить не пришлось. Или уже на землях Венгрии, Хорватии… Да смотря как пойдут войска. Жаль мальчишку, талантливый парень, но своя шкурка ближе к телу.

* * *

Антонин мрачно наливался пивом в корчме. Сука! Вот ведь! Он бы для нее, а она… Стерва, гадина… С-старуха!!!

Увы, обругать Илону не получалось. Стоило прикрыть веки – и вот она вновь стоит перед глазами. Тонкая, гордая, изящная, невыразимо красивая на фоне звездного неба. Как ни убеждай себя, что это самообман, – но любишь!

Или уже ненавидишь?

Антонин и сам не знал ответа. Любовь, да еще отвергнутая, давала простор для предположений, то стискивая когтистой лапкой сердце, то радостно плеская вина в костер ненависти.

А ведь он и дальше будет служить в Мукачево, видеть ее каждый день, а потом приедет ее муж…

Антонин аж взвыл, представляя, как они будут ложиться вместе в постель, как Имре… да чем он лучше него?! Никогда этот Текели не любил и не будет так любить Илону, как он, Антонин! Никто не будет!

За печальными размышлениями Антонин и не заметил, как к нему за стол скользнул неприметный такой человечек.

– Позвольте, господин, составить вам компанию?

Антонин поднял мутные от хмеля глаза.

– А ты кто такой?

– Ваш друг, господин. Только друг…

– Нет у меня друзей. Вот…

– Конечно, есть.

Как-то незаметно на столе появился кувшин с вином, наполнились кубки, разговор пошел свободнее, сначала о друзьях, потом о женщинах… И как тут было не пожаловаться такому внимательному и умному собеседнику? Надо, надо пожаловаться!

Слово за слово, кубок за кубком, Антонин выложил все. И про любовь, и про пощечину. И встретил сочувствие и понимание. И… предложение помощи?

Ну да. Хочешь ты эту стерву? Так возьми!

Есть одна вещь, ради которой любая женщина украдет, убьет, сделает что угодно, – ее ребенок. В обмен на сына или дочь Илона Зриньи пойдет куда угодно.

С этим Антонин был согласен. Как Илона любила своих детей… Сердце бы из своей груди вырвать позволила раньше, чем дать волоску с их головы упасть. Любила без меры и без памяти. Ведь и правда…

Антонин спал на столе – и в пьяном сне ему виделось, как Илона раскаивается, глядя на него. Она была так неправа, отвергнув его любовь, она была…

А «друг» тихо растворился в ночи, кивнув кабатчику. Словно его здесь и не было. И если бы кто-то заглянул ему под одежду, увидел бы там католический крестик.

Илона была протестанткой. Естественно, она поддерживала свою религию, прижимая самых наглых священников, католическая церковь теряла свое влияние на землях Венгрии…

Иезуитам это было поперек горла. Наглую женщину предстояло проучить так, чтобы другим впредь неповадно было!

* * *

– Госпожа…

Илона смотрела на Прокопия Аввакумовича с легкой улыбкой.

– Письмо от государя русского?

Ответом ей стал низкий поклон.

Илона быстро сломала печать на конверте, вчиталась, потом медленно положила письмо на стол, потерла виски, словно внезапно у нее заболела голова. Еще раз взяла письмо и прочитала. Уже внимательно, каждое слово.

Подняла глаза на Прокопия.

– Государь велел мне что-то передать на словах?

– Да. Что политика диктует подлые решения, но своих он никогда не предавал и не предаст.

– А свои ли мы?

– А разве нет, госпожа?

Улыбка мужчины была в нужной мере тонкой и понимающей. Но не панибратской, ни в коем случае не наглой. Просто сошлись двое умных людей.

– Ваш сын с русской царевной помолвлен, дочь – с польским королевичем, считай, три страны рядом стоят. Грех им вместе-то не быть! Конечно, свои вы для государя. А вот те – кивок в сторону, в которой, Илона знала, располагалась Австрия, – нет. Просто надо подумать, как бы так сделать, чтобы на себе вины не иметь.

Илона перевела дух. Кажется, все не так страшно, как она возомнила. Ну, Леопольд. И что? А вот то. Казненный отец. Убитый брат. Погибший от руки Леопольда (плевать, что не сам травил, приказ-то он отдавал!) муж. И – дети, ее дети.

Про Имре Илона сейчас и не подумала – предводитель куруцев сам был зубастым и хищным. И кто кого еще сожрет, если дойдет до дела.

– Что хочет делать русский государь?

Илона отчетливо понимала, что если дать Евгению Савойскому военную силу, то… куда будет направлен первый удар? На турок ли? Или на ее земли?! Вполне возможно, что второе, особенно с подачи иезуитов.

– Тянуть время. Но возможны… проблемы.

Это Илона понимала.

– Я буду настороже. Обещаю.

Она сегодня же напишет Имре. И русскому государю. И…

– Вы побудете здесь еще пару дней?

– Да, госпожа.

– Я бы хотела, чтобы вы составили мне компанию. Расскажите о русской царевне Наталье?

Прокопий повиновался с готовностью. А почему бы и не рассказать? Малышка была очаровательна. Золото волос, синева глаз, добрый и покладистый материнский характер, отличное образование… Да уж найдется что рассказать!

Так и вышло, что к обеду Илона спустилась в сопровождении Прокопия, не замечая потемневших от ярости глаз Антонина.

Значит, ему нельзя, а какой-то бродячий фигляр, шут, скоморох, тварь презренная и низкая… Ему – можно?! Месть! Кровная месть!!!

* * *

Ярость Антонина была так сильна, что долго ждать он не мог. Не прошло и четырех часов. Илона как раз была на кухне, когда к ней примчалась испуганная служанка.

– Госпожа!!! Дети!!!

Илона побелела словно мел и метнулась в детскую, где ее ожидало страшное зрелище. Ее дети, все трое, стонали от боли, хватаясь за животы. Ферека рвало, малышка Жужанна билась в припадке, изо рта у нее шла пена…

– Боже…

Кто бы осудил несчастную мать? На миг, только лишь миг, Илона потеряла над собой контроль. Колени подкосились, по замку понесся вой раненой волчицы…

Резкая пощечина оборвала ее крик.

Стражники бросились к Прокопию – и тут же разлетелись в стороны, а мужчина уже склонился над детьми. Коснулся лица Юлианы, оттянул ей веко, зачем-то поводил рукой перед лицом…

– Не трогать! – остановила стражников Илона.

Пощечина оказала воистину волшебное действие. Женщина понимала, что детей отравили, но каким ядом? Что, как… Она не знала. Лекарь? А можно ли ему доверять? И где этот негодяй?!

А вот посланник русского государя, который сейчас так уверенно что-то спрашивает у Ферека, поворачивая тому голову набок, чтобы мальчик не захлебнулся рвотой…

– Воды сюда! И чай покрепче!

Служанку вихрем снесло по лестнице, а Прокопий уже доставал из кармана какой-то пакетик.

– Мало, черт побери, слишком мало! Ну, ничего… Бог милостив… – И на слугу, который придерживал бьющуюся в судорогах Жужанну: – Зубы ей разожми, идиот! Еще не хватало, чтобы ребенок язык себе откусил! Да голову набок поверни, а то захлебнется, не ровен час!

– Что…

Илона не знала, что спросить первым. Что это? Что с детьми? Что делает Прокопий? Но мужчина понял.

– Это цикута. Нас учили. Если успеем вовремя – выживут. Молитесь, Бог милостив.

Илона не стала падать на колени и взывать к иконам. Села рядом с Фереком, погладила его по кудрявым волосам.

– Спасите моих детей.

И столько было в этих словах… Если не будет их, так и Илоне жить незачем.

Прокопий ловко перехватил из рук служанки кувшин с водой, сделал глоток, прислушался к ощущениям.

– Чисто… Пей!

Ферека Илона поила сама. Юлиана, слава богу, была в сознании – и пила воду большими глотками.

– Затошнит – блюйте!

Прокопий пытался напоить Жужанну, но девочка была самой маленькой плюс припадок – большая часть воды выливалась наружу.

Все же мужчина не сдавался. Спустя десять минут и громадное количество выпитой и изблеванной воды он осторожно развернул пакетик из провощенной бумаги.

– Дайте детям.

Илона приняла из рук посланника какие-то странные кусочки черного цвета.

– Что это?

– Это внутрь. Съесть. Впитает яд, если он там остался.

Илона протянула несколько кусочков Юлиане, Фереку, осторожно придерживая, чтобы проглотили.

На Руси уже умели изготавливать активированный уголь. Да и несложно это – прокалить в нужной посуде, да без воздуха, а потом хранить как можно герметичнее, воском залить, чтобы не попортился…

Дети кривились, но ели. Запивали водой, скрипели зубами. Да уж, не шоколад, но – надо. Потом настал черед горячего крепкого чая, благо он был у Илоны.

Спустя шесть часов стало ясно, что опасность миновала. Для Ферека и Юлианы. А малышка Жужанна…

Илона не молилась, сил не было. Она видела, что Прокопий делал все возможное для девочки. Но Ферек и Юлиана были старше, доза яда получилась меньше, а вот малышка… Справится ли ее организм? Этого сказать не мог никто.

Потянулись часы. Старшие дети отказались уходить и просили оставить их рядом с сестрой – Илона разрешила. Она потом подумает, откуда взялся яд. Потом, потом… Впрочем, за нее уже подумал капитан замковой стражи, Андрей Радич. И к вечеру…

– Госпожа…

Илона подняла глаза на капитана.

– Это не подождет?

– Этот… уверяет, что у него есть противоядие.

Капитан держал за шкирку Антонина Облонского. По штанам писаря расплывалось мокрое пятно – Андрей был страшен в эту минуту.

– Противоядие?!

Илона взлетела с колен птицей. Схватила пузырек из темного стекла, бросилась к Жужанне…

Сильная ладонь Прокопия как-то так перехватила кисть женщины, что пузырек оказался у него в руке.

– Противоядие, говоришь? А как по мне, – мужчина принюхался к содержимому, лизнул краешек флакона и тут же быстро сплюнул, – та же цикута.

– Яд?!

Лицо Илоны стало таким… Куда там несчастной горгоне Медузе! Та лишь окаменяла взглядом. Эта же способна была и испепелять.

– В пыточную его! Да следить, чтобы не сдох раньше времени!

Вот уж это приказание Андрей исполнил с радостью. В замке любили и госпожу, и ее детей, а малышка Жужанна вообще была светлым солнышком, которое обожали все – вплоть до собак на заднем дворе.

И отравителя не ждало ничего хорошего[16]16
  В реальности Антонин Облонский во время осады замка Мукачево отравил колодец с питьевой водой, чтобы заставить Илону сдаться, и замок пал. Причина, впрочем, та же. Любовь-с безответная (прим. авт.).


[Закрыть].

* * *

«Солнышко» закатилось под утро.

Илона до последнего держала дочь за руку, плакала, умоляла не уходить, но тонкие пальчики в ее ладони неумолимо холодели, повергая женщину в отчаяние. Они сделали все, что смогли, но этого оказалось мало, мало…

За плечи женщину обнимал Прокопий, которого как-то враз признали все обитатели замка. Никому бы не спустили, а ему… Ему сейчас все было можно. Все понимали, что кабы не этот менестрель, пришлось бы троих отпевать.

– Ей не было больно, – шепнул он, – закрывая малышке глаза. – Говорят, этим ядом отравился Сократ. Это просто… холодно.

И все же по щеке мужчины тоже сбежала слезинка. Присутствующие сделали вид, что ничего не было, – страшно было смотреть, как плачет сильный мужчина. И «не заметили», как он перекрестил тело малышки на православный лад и зашептал молитву на русском языке. Нет, никак не заметили…

Илона слушала с каменным лицом, а когда Прокопий закончил, коснулась его плеча.

– Цикута?

В дверях чуть кашлянул Андрей Радич.

– Антонин сознался, госпожа…

История была проста. Писарь получил возможность стать героем в глазах своей госпожи… или отомстить? Он и сам не знал, чего желал более.

Отрава была подлита им в кувшин со сладким ягодным взваром, который давали детям, а противоядие он собирался дать спустя час, когда Илона испытала бы настоящее отчаяние. Тем больше она ценила бы спасителя детей.

Но подвернулся мерзкий менестрель…

Да и противоядие было тем же ядом, так что дети умерли бы на месте. А разгневанная Илона или слуги тут же свернули бы подонку шею. И – обрубили последнюю возможность узнать истинного виновника.

Сейчас же…

Андрей уже побывал в том кабаке, уже допросил всех, кого мог, и достаточно быстро нашел «друга». Жил сей достойный человек при католическом монастыре и был австрийцем. Коренным, из Вены…

За яд стоило сказать большое спасибо Леопольду, благо императору не впервые было травить неугодных людей. Ой не впервые…

Признания всех замешанных в это дело были записаны, засвидетельствованы, и Прокопий собрался на Русь. Отвезти их государю. Эти свитки меняли многое в мировой политике, очень многое.

Илона не плакала на могиле дочери, как и спешно примчавшийся Имре. Они уже знали, что потом планировали сделать с ними. Политика – это грязь? Кто бы спорил.

После смерти детей Илона или отравилась бы, или кинулась вниз головой с башни замка – тут уж как повезет. Имре ненадолго пережил бы жену. И не таких в спину убивали.

С этой секунды не было у Австрии более страшного врага. Более непримиримого и ненавидящего. Есть вещи, которые не стоит делать, потому что их не смогут простить.

Ни человеку, сотворившему зло, ни его потомкам.

* * *

Узнав о случившемся, Софья только головой покачала. Ну надо ж так подставиться? Хотя идея была неплохая, исполнение подкачало.

Лишись Венгрия сейчас своего знамени – Зриньи, Ракоци, Текели – там начнется бардак. Передел территорий, определенно, склоки между знатью, в это время очень удобно ввести «миротворческую дружескую помощь» и так прогнуть под себя страну, чтобы там и пикнуть не посмели.

Не повезло Леопольду. Хотя его ли это слуга или кто-то из местных решил интриговать? Или… Да это уже неважно! Не за то бьют, что украл, а за то, что попался.

Софье решительно не хотелось влезать в войну с турками на стороне Вены. Алексею тоже туда не хотелось – и повод был просто отличным. Сообщения полетели по всем странам, по газетам, по рыночным площадям…

А Алексей Алексеевич пригласил к себе его высочество Эжена Савойского. И вежливо высказался на эту тему. Все понятно, политика, жестокость, коварство… Но покушение на членов моей семьи? Одной рукой Леопольд просит у меня помощи, а второй – покушается на мою семью?

Робкие возражения Эжена, что, на минутку, Ракоци пока еще не семья, были отметены взмахом царственной длани. Ну, не семья. Но помолвка-то уже! Подписи стоят, печати висят… Сам факт пока не состоялся? Так и жених, и невеста маловаты еще, но как только – так сразу же! И вообще, где гарантия, что Леопольд потом такое и с русским государем не провернет? Нет гарантии.

А еще…

Есть вещи, которые Алексей Алексеевич Романов делать не будет. Хватит ему и греха предков, который искупать еще пару веков придется. Какой? Да сын Марины Мнишек и Лжедмитрия. Дед Алексея, Михаил Романов, отдал приказ о его казни. Маленького ребенка! Почти как Жужанна Текели… Хватит! Лично Алексей не готов взвалить такое на потомков.

Эжен кивал и поддакивал. Ну… Он бы смог. И подозревал, что русскому государю тоже было бы все равно, сколько там детей перемрет, но… Эжен был неглуп. И отчетливо понимал, что Алексею Алексеевичу здесь и сейчас эта война не нужна. Хотя зачем приглашали именно его – непонятно. Но обидно. Дочь Леопольда ему теперь не достанется. Император прогневается – и мало озаботит Леопольда тот факт, что не Эжен провалил порученную миссию.

Но Алексей Алексеевич не торопился отсылать посла обратно. Вместо этого он смотрел, думал, а потом поинтересовался:

– Скажите, Эжен, а как вы видите свое будущее?

Как его видел Савойский? С удачным браком побороться за кусок земли, что тут непонятного. Правда, сейчас это будет намного сложнее, но – вдруг?

Алексей выслушал принца, подумал, а потом сделал простое такое предложение. Нет, не русской царевны в жены. И не службы на благо Руси. Своих талантов хватает. Но и от этого предложения Евгений отказаться не смог.

Ты хочешь корону? Ты можешь ее отвоевать с нашей помощью. Когда Карлос умрет, скорее всего, не оставив детей, начнется война за испанское наследство. И ты можешь в ней поучаствовать. Есть Бельгия. Есть Люксембург. Хочешь?

Хотел ли Евгений? Да, и желательно прямо сейчас. Но отчетливо понимал, что земли в Европе поделены. Что стать наместником где-нибудь в Венгрии сейчас точно не удастся. И что синица в руках покамест лучше журавля в небе. Намного лучше.

Это – работа на перспективу, но русские обещают хоть что-то. Сдержат ли они свое слово – бог весть, но здесь и сейчас… За десять лет много воды утечет. Может, у них и будет возможность как-то повлиять на ситуацию, все-таки Испания, Португалия… Не просто ж так там находятся члены русской королевской семьи? И все же, все же…

– Я понимаю, зачем это нужно мне, государь. Но зачем это нужно вам?

Алексей Алексеевич посмотрел на Евгения. И принц словно впервые увидел темные тени под синими глазами, морщины на высоком лбу, усталую складку в уголках рта.

– Я уверен, что война начнется. Посмотри, Эжен, вот карта…

Мужчины прошли к макету Европы, искусно вырезанному из дерева, раскрашенному, с обозначением границ, гор, рек… мастера постарались.

Они склонились над макетом, и Алексей взял лежащую рядом указку.

– Эти земли… Людовик на них зарится давно и всерьез. Но если он получит и то, и другое… Не много ли будет «королю-солнцу»?

О, вот Людовика Эжен не любил. Ни капельки. За французским королем числился долг еще за мать, между прочим.

– Испанцам их не удержать. А нам выгоднее лояльное государство, а не сателлит Людовика. К тому же моя сестра сейчас в Пруссии, вторая – в Испании, а я обязан поддержать родных.

Это Эжен понимал. Но… гарантии?

Алексей Алексеевич только рассмеялся. Гарантии? Что они сейчас могут гарантировать друг другу? Это дележка шкуры неубитого медведя, так-то. А зверик пока еще жив и достаточно опасен. Вот пять-шесть лет спустя, или сколько там еще Карлос протянет…

Вообще, после смерти любимой жены он сильно сдал. Там да, речь пойдет и о гарантиях, и о многом другом. А пока – что они могут дать друг другу? Эжен может быть, безусловно, лоялен к Руси.

Шпионить?

Простите, принц, вы себя переоцениваете. Или думаете, у Руси шпионов нет? Некому заняться? Еще как есть. Но в какой-то момент вы можете высказаться в пользу Руси, а можете и во вред ей. Вот второго и хотелось бы избежать.

С другой стороны, Русь тоже может или поддержать… или не поддержать вас в нужный момент. Деньгами, войском, да и просто связями. Хотите – поработаем вместе. Не хотите – воля ваша, до весны у вас еще есть время решиться или отказаться. Неволить никто не будет. Да, и предлагать выгодный брак или кучу денег и кусок земли – тоже. Сначала докажите, что вы на что-то способны.

От государя Евгений ушел сильно озадаченным. Ему было над чем подумать.

* * *

– Какой ужас! Луи, любовь моя, ведь это они могли сделать с любым ребенком! И с нашим, если Бог пошлет нам сына!

Людовик и Анна прогуливались в Марли. Придворные взирали завистливыми глазами, не смея приблизиться.

– С нашими детьми этого не случится, мадам. Я сумею защитить их, обещаю.

– О, я верю вам, Луи. Но мне страшно… Я так боюсь за малыша Карла…

– Он в полной безопасности, как будут и наши дети, мадам.

– О, я верю вам, Луи, верю. Если вы не сможете защитить детей, то кто сможет это сделать?

– У нас будет ребенок, мадам?

– Я буду молиться о чуде.

– Мы обязательно помолимся вместе. – Людовик многозначительно улыбался. – Сегодня же вечером.

Анна мысленно скривилась, но улыбка ее была по-прежнему очаровательной.

– Я так счастлива с вами, Луи. В Англии я никогда не была в безопасности до конца. А вы словно солнце согреваете меня своим теплом. И я расцветаю под лучами вашего внимания.

– И я сделаю все, чтобы вы чувствовали себя в безопасности, дорогая мадам.

– Я так счастлива рядом с вами, Луи, что мне совестно. Ведь я знаю, что в моей родной несчастной Англии опять назревают беспорядки.

Людовик усмехнулся.

– Да, что-то такое там собирается.

Монмут оказался достаточно бездарным правителем. Пока рядом с ним были умные советники, он еще как-то сдерживался, а в последнее время…

Словно он забыл, что казна пуста, что страна разорена, что Смутное время – оно не обязательно бывает на Руси, что у него хватает соперников…

Пуритане начинали роптать. Пока еще тихо, но французское золото и французское оружие творили чудеса. Скоро, очень скоро Англия полыхнет.

Людовик отчетливо понимал, что Карл пока еще слишком мал, но начинать воевать можно уже сейчас. Равно как и растить из мальчишки хорошего профранцузского правителя.

Когда малыш вырастет и захочет вернуть себе трон, ему должна достаться страна, у которой не останется сил для сопротивления. А в идеале, чтобы Англия стала верным вассалом Франции. Ее сателлитом, тенью, отражением… Хватит этих войн, которые выматывают уже не одно поколение французских королей!

– Это ведь вы, Луи? Правда?

Людовик снисходительно улыбнулся любимой женщине и получил новую порцию восхвалений. Анна привычно восхищалась, ахала и хлопала глазами, а сама прикидывала, что надо бы побывать на ближайшем заседании Государственного совета, благо Людовик даровал ей право сидеть даже в присутствии монарха. Хотя как вдовствующая королева она все равно имеет право…

Но надо быть очень осторожной. И так принцы и принцессы крови смотрят на нее крайне неодобрительно, особенно внук Людовика. Впрочем, ей есть куда отступать.

Анна улыбнулась королю, который взирал на нее с умилением, но видела она сейчас не Людовика. Словно живые, перед глазами плыли золотые купола церквей, белые стволы берез, синие реки… Русь. Любимая и родная. Пока недосягаемая, но если Анна пожелает…

Это помогло.

Улыбка женщины стала просто ослепительной.

– О Луи…

И Людовик Четырнадцатый улыбнулся в ответ. Он ни минуты не жалел о своем тайном браке. Рядом с Анной он чувствовал себя таким молодым…

* * *

– Карлос, тебе надо жениться вторично.

– Разве в этом есть смысл, дорогой брат?

– Смысл есть всегда. – Мария улыбнулась юноше. – Семья – это прекрасно.

– После моей милой Марии-Луизы…

– Но нельзя же горевать вечно? К тому же ты должен иметь детей…

– Ох, Хуан… разве твоих малышей нам недостаточно? Наш род будет продолжен – это уже чудесно.

– Ты же знаешь – они дети бастарда.

– Да, но и русской принцессы, это немаловажно.

– Людовика это не остановит. Да и никого другого. Карлос, ты должен попытаться.

Король Испании печально опустил плечи.

– Хуан, лекари не дают мне надежды…

– А ты меньше слушай эти клистирные трубки. Лучше посмотри сюда.

Девушка на портрете была очаровательна. Высокая, с молочно-белой кожей и рыжеватыми волосами. С первого взгляда.

А потом становились видны и капризные губы, и злые глаза. Художник приукрасил все, что мог, но отразить на портрете добрую душу ему не удалось. За отсутствием доброты в оной душе.

– Кто это?

– Мария-Анна Пфальц-Нейбургская.

Карлос поник головой, словно цветок маргаритки. Мария посмотрела с сочувствием. Обязанность короля – жениться и размножаться. Но как быть, если первого ты не хочешь, а второго не можешь?

Бедный Карлос.

Дон Хуан это тоже понимал, но политика требовала. Так что вскоре договор о браке был подписан.

* * *

Нельзя сказать, что кардинал Руффо вышел от его величества довольным и счастливым. Скорее, наоборот. А так хорошо все начиналось!

Визит в Кремль был тайным. Секретарь государя объяснил кардиналу, что если обставлять все официально, то церемоний будет много, а вот поговорить-то и не дадут. Кардинал согласился – и вечером за ним приехал возок, который и заскользил по улицам Москвы.

Красиво тут все-таки…

Кремль тоже был красив. Не так, как Рим или Париж, которые кардинал любил всей душой, но достаточно, чтобы привлекать внимание. Этот странный сплав византийской роскоши и делового аскетизма! Стены, обитые тисненной золотом кожей, – и в то же время очень простой рабочий стол государя и шкафы для бумаг без всяких завитушек и позолоты. Роскошные ковры – и простенькая чернильница из серебра.

Да и сам Алексей Алексеевич производил странное впечатление. Здесь и сейчас, в своем кабинете, было видно, что он молод, но устал. Безумно устал от тяжести короны. Впрочем, короны на нем как раз и не было. И пышных одежд – тоже. Штаны, кафтан, рубаха… кардинал знал, во что одеваются русские. Поражала простота одежд его величества. Ни золота, ни драгоценных камней, ни кружев, ни перьев – ничего!

Дорогая ткань, темная вышивка по воротнику и манжетам – и все. Как бы кардинальская ряса не выглядела роскошнее наряда короля. Уж украшений на кардинале точно было больше – русский государь не надел даже корону, показывая, что все неофициально. Этакая милая, почти семейная беседа.

– Вы не возражаете, кардинал, если при нашем разговоре будет присутствовать моя сестра?

Вопрос чисто риторический. Да и то… После Франции, где Людовика повсюду сопровождала его новая фаворитка, после Испании… Что удивительного? Разве что – не жена. Но о роли царевны Софьи ходило много сплетен.

Кардинал поклонился.

– Ваше величество, ваша воля – закон. Ваше высочество…

И, будучи мужчиной, склонился над изящно протянутой ему рукой царевны.

Какая она – Софья? Тридцать с лишним лет – возраст старости для женщины в Европе, это так. Но царевне никто не дал бы ее возраста. Стройная фигура, простая темная одежда, впрочем, целомудренно закрывающая все, что нужно, – ни вырезов, ни украшений, пара колец на руках и венец на темных волосах. И то – скорее показатель статуса. Гладкое лицо, темные брови вразлет, яркие темные глаза… Брат и сестра не слишком похожи друг на друга. Если первый может быть олицетворением мужской красоты, то вторая даже не пытается себя чем-то украсить, и в то же время… Поставь их рядом – и почувствуешь породу.