Текст книги "КГБ. Мифы и реальность. Воспоминания советского разведчика и его жены"

Часть вторая. Товарищ Саидов

Глава 5

Дорога от Москвы до Тегерана занимает четыре дня. Поезд идет на юго-запад в направлении Кавказа. Оставалось только лежать и набирать силы, растраченные при посадке. Но отдых был относительный. Лето 1977 года выдалось очень жарким, и чем дальше мы уходили на юг, тем жарче становилась погода. Кондиционеры в международных вагонах были, но они, как всегда, не работали. Духота стояла невыносимая.

Вагон-ресторан располагался в середине состава. Он был настолько грязен и продукты были настолько сомнительного качества, что мы с женой, попробовав один раз, предпочли питаться тем, что захватили с собой из дома. К тому же «советский сервис ненавязчив. Хочешь – бери, не нравится – пошел вон!» Официанты-азербайджанцы обсчитывали пассажиров невероятно.

Наконец мы добрались до пограничной станции Джульфа, где поезд пересекает советско-иранскую границу. Появились джульфинские таможенники, темноволосые кареглазые азербайджанцы в темно-серой форме таможенной службы. Один из них прошел по вагону и разбросал по полу несколько огромных мешков.

Первым делом старший группы таможенников спросил, есть ли в вагоне пассажиры с дипломатическими паспортами. Оказалось, что дипломатом был я один. По советским таможенным правилам даже личный багаж дипломата досмотру не подлежит. Таможенник дал мне ключ и сказал, что я могу провести время досмотра на станции в ресторане. Так я и сделал. Смотреть на экзекуцию специалистов у меня желания не было.

Примерно через час после начала досмотра я решил зайти к себе в купе за сигаретами и увидел, что происходило в вагоне. Таможенники отбирали у специалистов продукты: мясные и рыбные консервы, сухую колбасу, икру, водку, коньяк и т. п. Всем этим они заполняли свои огромные мешки. Еще через час таможенники вышли из вагона, волоча на спинах мешки со своей добычей. Вскоре международные вагоны отправились к границе.

По пути я переговорил со специалистами, и они мне рассказали, что происходит во время таможенного досмотра. Вместе с информацией о джульфинской таможне, которая стала мне известна уже в Тегеране, складывалась такая картина.

Советские таможенные правила предусматривают квоту вывоза из страны пищевых продуктов и спиртных напитков. Таким образом, можно вывезти один литр водки или коньяка, определенное количество банок мясных и рыбных консервов, колбасы и т. п. Советские специалисты эти правила знают, но нарушают их сознательно. Они везут продукты за границу для того, чтобы там питаться и копить деньги. Все это происходит из-за того, что советское правительство платит им нищенскую зарплату за границей. Таможня излишки продуктов отбирает, но не все. Они позволяют специалистам провозить немного больше квоты, но за такую «любезность» специалисты не требуют документального оформления отобранных у них продуктов. Эти продукты просто делятся таможенниками между собой. Вкусы таможенников с годами делались все более утонченными. Например, свиные консервы они не трогали. Мусульмане! Особенно джульфинская таможня зверствовала перед большими праздниками, запасаясь продуктами для приема гостей. Все эти факты были известны и в Тегеране, и в Москве, и в Баку. Пару раз был сменен начальник таможни, но положение оставалось прежним. Естественно, что специалисты старались провезти побольше. Особенно они изощрялись в провозе водки, которая запаивалась в банки из-под консервов, заливалась в резиновые грелки, подкрашивалась под вид варенья, соленые огурцы заливались водкой вместо рассола и т. д.

Примечательно то, что за все годы проездов специалистов через Джульфу ни один из них не был снят с поезда за провоз контрабанды и против него не было возбуждено дело. Не хотела таможня терять свой источник дохода. Соответственно, и специалисты никогда не подавали официальных жалоб на таможню. Как говорит народная мудрость: «Да не оскудеет рука дающего, да не отсохнет рука берущего».

Мы приблизились к границе, где советскими пограничниками был осуществлен контроль. Пограничники, молодые ребята срочной службы, действовали неторопливо и молча.

Одни проверили паспорта, другие осмотрели вагон на предмет выявления лиц, желающих нелегально покинуть страну. После проверки нас пропустили в нейтральную зону, и поезд пошел между рядами колючей проволоки, тянущейся на километры. Вот уж точно «граница на замке».

На иранской территории поезд остановился. В вагон вошли солдаты иранской жандармерии, которые несут охрану иранской границы, и отобрали наши паспорта. После этого поезд прошел немного дальше к станции Джульфа иранская, где представители уже иранской таможни начали досмотр. Один из них вошел в мое купе и потребовал открыть чемоданы. Я ему объяснил, что я дипломат и мой багаж досмотру не подлежит. Таможенник потребовал мой паспорт. Но паспорт все еще был у пограничников. Таможенник хитро усмехнулся и еще настойчивее потребовал открыть чемоданы. Я наотрез отказался. Он куда-то ушел и, вернувшись с солдатом, уже в приказном тоне повторил свое требование. Дело принимало дурной оборот. Естественно, в моем багаже ничего запрещенного не было, но важен был принцип дипломатической неприкосновенности. Я сказал таможеннику, что он может открыть мои чемоданы сам. Но в этом случае это был бы уже не таможенный досмотр, а обыск, и иранец это понимал. Он продолжал настаивать, грозя не пропустить меня через границу. Но я перестал с ним спорить и сидел молча. В этот момент появился другой иранец, вызвал таможенника из купе, и через минуту мне вернули мой дипломатический паспорт. Уже другой иранец сказал мне, что инцидент был ошибкой, и извинился. «Мой» таможенник, недовольно бурча себе что-то под нос, вышел из вагона.

После досмотра наш вагон был поднят специальным устройством на воздух и переставлен на новые колеса. Ширина иранской железнодорожной колеи уже советской.

Поезд стоял у платформы. После окончания досмотра иранцы запретили нам выходить из вагона. По платформе ходили люди, по виду советские специалисты. Один из них, маленький в коротких серых брюках блондин, вел себя особенно уверенно. Он, широко улыбаясь, разговаривал с иранцами, похлопывая их по плечу. Видимо, он знал персидский язык. Затем, несмотря на запрет иранцев, он проник в вагон и вошел в купе рядом с моим. Оказалось, что там ехала его жена с двумя детьми. Я стоял в коридоре вагона, когда тот самый маленький вышел из соседнего купе и остановился рядом со мной.

– Вы в Тегеран едете? – спросил он меня, хитро улыбаясь.

Я ответил утвердительно.

– А могу я вас спросить, в какую организацию? – продолжал он в том же тоне.

– Можете, в посольство, – ответил я холодно.

– Так, – протянул он, – а можно спросить, кого вы меняете? – его улыбка стала еще хитрее.

Этот человек начинал меня раздражать, и у меня было желание послать его куда подальше, но седьмое чувство подсказывало, что он может быть из резидентуры.

– Ященко, – ответил я после небольшой паузы.

– О, мы тебя давно ждем! Юра Перепелкин, – представился он. – Мы с тобой из одной конторы. Пошли скорее в мое купе, моя жена коньяк провезла. Нужно отметить твой приезд!

Было только восемь часов утра, и я сказал Перепелкину, что для выпивки это довольно рано.

– Вот тебе первый урок работы за границей, – заявил Юра многозначительно, – разведчик должен уметь пить когда угодно, где угодно и с кем угодно.

В его купе я зашел, но пить все-таки не стал. Это было не в моих правилах. Я вообще не имел никакого пристрастия к алкоголю.

Жена Перепелкина, конечно, рассказала ему о моем инциденте с таможней, и он спросил, указывая на группу иранцев, стоящих на платформе, какой именно из них пытался досмотреть мой багаж. Я указал на моего таможенника.

– А, господин… (фамилию я сейчас уже не помню). Никакой он не таможенник. Он известный нам сотрудник местной службы САВАК. Неплохой в целом мужик, когда его узнаешь, но нас он откровенно ненавидит.

Теперь стало ясно, кем был организован инцидент с досмотром.

Поезд от Джульфы иранской до Тегерана идет в течение полутора суток. Таким образом, выехав из Москвы в субботу вечером, мы прибыли в Тегеран в среду после полудня.

На тегеранском вокзале меня встречал мой предшественник Саша Ященко. Высокий черноволосый молодой человек тридцати лет с добрым выражением глаз. Он уже заранее нанял двух носильщиков, поэтому проблемы с выгрузкой не было. Меня сразу же приятно поразило, как он бегло и без акцента говорил на персидском языке с иранцами. На привокзальной площади мы погрузили вещи в две легковые машины и поехали.

Как и прежде, автомобильное движение в Тегеране было сумбурным. Иранцы правил уличного движения не признавали, и казалось, что каждый хочет вырваться вперед. Ященко вел свой белый «Пежо-504» быстро и аккуратно, умело маневрируя в этом хаосе. Наконец машина подошла к уже известному мне советскому посольству в Тегеране, расположенному в самом центре города на улице Черчилля. Открылись автоматические решетчатые белые металлические ворота, и мы въехали на советскую территорию. Охрана ворот осуществлялась офицерами пограничной службы КГБ в гражданской одежде круглосуточно. Машина свернула направо и пошла по тенистой аллее под сводами высоких деревьев к зданию жилого дома посольства. Дом блочный пятиэтажный, построенный по советскому проекту. Все двери квартир выходят на одну сторону балконной галереи. Меня поместили в однокомнатной квартире на четвертом этаже. Квартира была невзрачная. Одна комната, очень маленькая кухня, туалет и ванная. Все стены серого цвета. Мебель старая, скрипучая, завезенная из СССР лет 15 назад. И видела эта мебель кто знает, сколько хозяев. Разложив вещи и приняв душ, мы отправились в летнюю резиденцию советского посольства, расположенную в северном районе Тегерана Зарганде, в 14 километрах от центра города.

Тегеран расположен как бы на склоне горы, поэтому и климат летом гораздо прохладнее в Зарганде, чем в центре. Большинство зажиточных иранцев предпочитают жить на севере Тегерана, юг – для бедноты. Тому же правилу следуют и дипломаты. В северной части Тегерана расположены резиденции большинства посольств.

Советская резиденция занимает довольно обширную территорию, которая обнесена высоким кирпичным забором. Внутри построены одноэтажные отдельные коттеджи, однокомнатные, двухкомнатные, трехкомнатные и отдельно резиденция посла. Эти коттеджи, соответственно, распределяются между дипломатами: старшим – побольше, младшим – поменьше.

Ященко занимал однокомнатный коттедж, так как его ранг был атташе. Когда мы приехали в Зарганде, уже начинало темнеть. Сашина жена приготовила хороший ужин. За ужином Саша расспросил меня о новостях Центра и в свою очередь сообщил, что его отъезд назначен ровно через неделю в следующую среду. Он сказал, что начнет передавать мне дела с утра на следующий день, и мы условились встретиться в восемь часов утра у комендатуры посольства. Саша объяснил также, что квартира в посольстве мне предоставлена временно и после его отъезда я буду постоянно жить в Зарганде. Причиной тому была нехватка квартир в жилом доме посольства. По решению посла в Зарганде были выселены три семьи, по одной из каждой организации – МИД, КГБ, ГРУ. Семья Ященко была одной из них, и теперь в этом положении оказался я.

Ночью в квартире посольского дома было очень душно. Раскаленные за день стены отдавали тепло, и прохлады не было. В комнате был кондиционер, встроенный в раму огромного во всю стену окна. Но он гремел настолько сильно, что, казалось, спишь рядом с работающим трактором. Первая ночь в Тегеране желанного после дороги отдыха не принесла.

На следующее утро в восемь часов я пришел к комендатуре посольства, но там никого не встретил. Немного подождав, я спросил коменданта, не видел ли он Ященко. Комендант без тени смущения ответил, что Саша с приятелем пошел выпить пива в кафе через дорогу и скоро вернется. По манере сказанного было видно, что такие вещи являются здесь обычным делом и никого не удивляют.

Пока я ожидал Ященко и рассматривал проходивших мимо меня людей, мне вспомнились характеристики советской колонии в Тегеране, данные людьми, работавшими раньше в этом посольстве. Традиционно социальная атмосфера в посольстве в Тегеране является самой плохой. Это происходит потому, что МИД и КГБ строят свою работу по географическому принципу, который предусматривает специализацию сотрудников по своим регионам. В регион, говорящий на языке фарси, входят только две страны – Иран и Афганистан. Поэтому большинство сотрудников проводят свои карьеры в этих странах с начала до конца. В этой связи складывается ситуация, когда все друг друга и всё друг о друге знают, что порождает трения, сплетни, интриги, группировки и т. д. Меня предупреждали, что особенно осторожна должна быть моя жена, которая с первого дня будет окружена новыми «доброжелательными подругами», которые будут стараться привлечь нового человека на свою сторону. Тогда, в Москве, я представить себе не мог, насколько серьезно все это было в действительности.

Вскоре появился Ященко и объяснил, что вчера после моего отъезда они с соседом уничтожили бутылку виски и поэтому утром нужно было «поправить здоровье». Мы пошли в посольство. Входная дверь постоянно закрыта и охраняется дежурным изнутри. Саша нажал на кнопку звонка, зажужжал автоматический замок, и мы оказались в прихожей приемного зала. Налево от двери за столом сидела дежурная. Это была жена офицера безопасности посольства Рассадина. Она так и расплылась в улыбке, приветствуя меня. В этом же холле на стене были две мемориальные доски, посвященные встрече глав трех союзных держав – Сталина, Черчилля и Рузвельта в Тегеране – во время Второй мировой войны. Встреча эта происходила в этом здании в огромном зале для приемов. Мы прошли по длинному воздушному коридору, соединявшему представительскую часть посольства с административным зданием. Это здание высотой в шесть этажей. На первом этаже расположены квартиры советника-посланника, заведующего референтурой посольства и двух шифровальщиков. На втором этаже – комната внутренней охраны посольства с дежурным комендантом, две другие комнаты занимают представители ЦК КПСС, комната офицера безопасности посольства, комната для секретаря и машинистки. На третьем этаже – приемная и кабинет посла. Остальные комнаты заняты мидовцами. Четвертый этаж занимает резидентура КГБ. Пятый этаж – референтура. Шестой этаж – резидентура ГРУ.

Мы поднялись на четвертый этаж и вошли в кабинет резидента КГБ Костромина. Он приехал в Тегеран примерно за месяц до меня, чтобы временно возглавить резидентуру. В Центре он занимал должность заместителя начальника 8-го отдела ПГУ, и я имел с ним продолжительную беседу во время моей подготовки. Поэтому на этот раз мы только обменялись любезностями, и он сказал Саше, чтобы тот представил меня послу сам, так как у него не было времени. На самом же деле, как я узнал позже, Костромин посла не любил и предпочитал избегать встреч с ним без необходимости.

В приемной посла были несколько человек. За столом сидел личный секретарь посла атташе Максим Пешков, внук известного писателя Максима Горького. Все приветливо здоровались с нами и понимающе подмигивали Саше. У меня было чувство, что каждому известно, что я офицер КГБ. Как выяснилось позже, так оно и было. Из-за существующего в МИДе и КГБ географического принципа, упомянутого выше, каждому в посольстве известно, кто есть кто, и притворяться, например мне, чистым дипломатом было бы просто глупо.

Послом в Иране в то время был Владимир Михайлович Виноградов. Тот самый Виноградов, который вернулся с позором из Египта после выдворения Садатом советских советников в 1973 году. Он просидел в должности заместителя министра иностранных дел без портфеля четыре года и вот теперь опять был назначен послом. Наверняка у него была крепкая поддержка в ЦК. Виноградов прибыл в Иран в феврале 1977 года и к моему приезду все еще входил в курс дела. Поэтому много вопросов он мне не задавал и произвел довольно скромное впечатление. Но те, кто его знал, говорили, что впечатление это обманчиво. Виноградов ненавидел КГБ всегда, а особенно после Египта, когда резидент Кирпиченко оказался прав в оценке событий, а не Виноградов. Но пока он сидел тихо.

«Ну что же плохого в том, что Виноградов ненавидел КГБ?» – спросит читатель. Но я предлагаю немного подождать и не делать скорых выводов.

Ященко начал передачу мне дел с разъяснения структуры посольства.

Посольство Советского Союза возглавляется послом, который всегда является чистым дипломатом и в большинстве случаев членом ЦК КПСС. Посол является верховным представителем советского правительства, и ему в стране подчиняются все, включая и КГБ. Миф о том, что КГБ стоит над послом, является не чем иным, как плодом возбужденного воображения некоторых. Зарплата посла в советской колонии за границей является самой высокой, и никто не может получать больше посла.

За послом следует советник-посланник, второе лицо после посла по должности, но не по значимости. Советник-посланник почти всегда является представителем МИДа, и в его обязанности входит замещать посла во время его отсутствия. В Тегеране эту должность занимал Федор Саульченков. Местные власти и американцы считали его резидентом КГБ, и имя его упоминалось в книге Джона Баррона «КГБ». Но в действительности Саульченков никогда офицером КГБ не был, а был обычным дипломатом.

Официальная структура посольства выглядела следующим образом:

– политическая секция,

– экономическая секция,

– административная секция,

– консульский отдел, военный атташат.

Отдельно стоят Торговое представительство и, в основном в развивающихся странах, Представительство Государственного комитета по экономическим связям.

Поскольку советская система является централизованной во всем, структура советских посольств с небольшими вариациями одинакова по всему миру.

Фактическая же структура посольства в корне отличается от официальной:

– чистые дипломаты МИДа,

– представители ЦК КПСС,

– представитель ЦК профсоюзов,

– КГБ,

– ГРУ.

Советские чистые дипломаты, как и дипломаты всех стран, должны поддерживать контакты с различными организациями страны пребывания, вести переговоры, заводить личные связи и добывать политическую информацию. На практике это происходит только частично. Чистые дипломаты поддерживают контакты с иностранцами только на официальном уровне. Личных дипломатических контактов практически нет. Очень редко можно увидеть чистого дипломата, проводящего встречу со своим контактом в ресторане. И такого рода контакты официально никем не запрещены. Просто посол, как правило, держит представительский фонд под своим контролем и ресторанные контакты своих сотрудников не поощряет. В большинстве стран советские послы живут за счет представительского фонда, не тратя своей зарплаты. Таким образом, основная работа чистых дипломатов заключается в «добыче» информации из открытой прессы, ее переводе и отправке в МИД.

Представитель ЦК КПСС по значимости стоит наравне с послом. Как правило, это сотрудник Международного отдела ЦК. В посольстве он сидит на должности советника, и в его обязанности входит поддержание связей с местной коммунистической партией там, где она существует легально. В Иране в то время коммунистической партии не существовало, поэтому представителю Международного отдела ЦК там делать было нечего. Поскольку в Иране работали восемь тысяч советских специалистов, эта должность была передана отделу заграничных кадров ЦК. В его обязанности входила организация партийно-идеологической работы среди советских по всему Ирану и сбор партийных членских взносов в иностранной валюте. А поскольку все советские граждане, работающие за границей, являются членами партии, то эти взносы каждый месяц составляли приличную сумму. Этот представитель должен также следить за моральным состоянием советской колонии. Не КГБ, прошу заметить, а именно представитель ЦК. Это к нему сползаются все сплетни и доносы морального порядка. Это у него существует множество своих собственных осведомителей. Это от него практически зависит вопрос продления командировки сотрудников советского посольства, включая и КГБ.

Представителем ЦК в Иране был в то время Ибрагим Ажиевич Амангалиев, казах по национальности. Прежде он возглавлял комсомол в Казахстане и, как говорили, совершенно его развалил. За это «в качестве наказания» он был переведен в Москву и попал в ЦК.

Представитель ЦК профсоюзов, хотя и не занимает дипломатическую должность, является неотъемлемой частью системы. В его обязанности входит организация «культурного досуга» советских за границей. Это демонстрация советских кинофильмов и концерты художественной самодеятельности. Эти меры призваны отвлекать советского человека от «местных капиталистических развлечений». Но основная его обязанность заключается опять же в сборе членских взносов с членов советской колонии в иностранной валюте. Вот уж верно замечено, что «советская власть своего не упустит».

В посольстве мне предстояло работать в консульском отделе. Это было мое прикрытие. Консульский отдел посольства расположен отдельно через улицу от посольства в двухэтажном здании. К моему приезду в этом отделе работали пять человек, четыре из них были из КГБ и один чистый. Консул – Борис Кабанов, офицер политической разведки, вице-консул – Анатолий Сазонов, из контрразведки. Визы иранцам, посещающим родственников в СССР, выдавал Виктор Казаков, офицер политической разведки. Я занимался выдачей виз иранцам и иностранцам, посещающим Советский Союз в качестве дипломатов, деловых людей, туристов и проезжавших транзитом через территорию СССР. Наш единственный чистый Суледин Касумов занимался нотариальными вопросами.

Ященко объяснил мне, что основное внимание я должен уделять тому, чтобы не пропустить в СССР нежелательных иностранцев. Для этого каждого, кто обращался за визой, нужно проверять по «черным спискам», или, на официальном языке, «спискам лиц, въезд которым в СССР запрещен». Если такой иностранец пройдет через наш контроль незамеченным, то у пропустившего его будут большие неприятности. «Черные списки» хранились в моем сейфе. Они представляли собой две толстенные папки, страниц по 400 каждая. В них содержались имена всех нежелательных лиц, начиная с отъявленных антисоветчиков и политических противников и кончая мелкими контрабандистами.

Все советские визы, за исключением дипломатической, которая ставится штампом в паспорт, выдаются на отдельных специальных бланках из бумаги с водяными знаками. При пересечении советской границы все штампы о въезде и выезде ставятся на этот бланк. Таким образом, в паспорте иностранца не остается никаких следов о посещении СССР. Такая организация визового дела существует для того, чтобы не высвечивать иностранцев, негласно посещающих Советский Союз по линии международного коммунистического движения.

Основной проблемой консульского отдела в то время были афганские транзитчики.

Афганский транзитчик – это не просто категория. Это профессия, это бизнес.

Транзитчики предпочитали проезжать через СССР по нескольким причинам. Во-первых, советские цены на билеты на поезд гораздо ниже, чем где бы то ни было. Во-вторых, распродав свои товары по дороге до Москвы, они полностью окупали стоимость билета и еще оставались в приличной прибыли. В-третьих, большинство афганцев, по их собственному свидетельству, просто очень любили бывать в Москве среди простых русских. Многие из них имели русских подруг, а некоторые и русских жен. В целом афганцы любили русских. Но этим теплым чувствам не суждено было существовать долго.

Консульский отдел нашего посольства в Тегеране был открыт с восьми до одиннадцати часов утра для приема посетителей. Но фактически это и являлось временем работы консульского отдела, после чего он просто закрывался. По неписаному соглашению между МИДом, КГБ и ГРУ офицеры разведки занимаются работой в учреждениях прикрытия только три часа в день. А поскольку из пяти сотрудников консульского отдела четыре были из КГБ, то работать в консульстве после одиннадцати было просто некому. Наш единственный чистый или относил бумаги в МИД Ирана, или просто исчезал до обеденного перерыва.

После трех часов в консульском отделе начиналась моя основная работа – в РЕЗИДЕНТУРЕ КГБ.