Текст книги "Суп из птичьих гнезд"

Глава девятнадцатая

Гена толкал нас вверх по лестнице, кажется, находились мы в какой-то подземной автостоянке, но осмотреться нам толком не дали. Паренек засунул нас на заднее сидение паршивенького москвичонка, сам прыгнул вперед, а водитель, даже не обернувшись в нашу сторону, спросил:

– Куда?

– На Академку, – ответил паренек, и в моей душе всколыхнулась робкая надежда на то, что едем мы к метро «Академическая», туда, где жила Тая. Машина тронулась, он обернулся к нам и доброжелательно спросил: – Курите, ребята?

– Да! – хором ответили все мы.

– Меня Геной зовут, – паренек протянул нам пачку «LM». – А, кто из вас, извините, Тая?

– Я! – незамедлительно вякнула я, дабы отвести беду от подруги, ведь взяла же она на себя роль жены Кишлакова. По недоразумению, конечно, но все же…

– Да я это, я, – отмахнулась от меня подруга и прикурила, – что там еще?

– Ой, как здорово с вами познакомиться, – обрадовался Гена, – нам Мария Степановна столько о вас рассказывала…

– Кто?! – так возопили мы с Таей, что Влад подавился сигаретным дымом.

– Мария Степановна, – охотно повторил Гена, – ваша, Таисья Михайловна, соседка.

– А вы-то ее откуда знаете? – подруга деловито стряхивала пепел мне на джинсы. – И что вообще происходит? Лучше сразу и по порядку, а то мы и так уже на гране нервного расстройства!

– Конечно, – кивнул паренек и уселся поудобнее, одним глазом глядя на дорогу, другим на нас. – Когда вы принесли Марии Степановне свою сумку, она сразу поняла, что у вас какие-то неприятности, а она вас очень уважает, вы знаете?

– Да, – кивнула я вместо подруги.

– А после к ней заявилась девица, выдававшая себя за вас, – продолжил Гена, – она ей сумку-то отдала, но тут же позвонила своему сыну…

– В Кузяево? – растеряно брякнула я.

– Почему? – он удивленно покосился на меня. – Нет, в Кузяево дача Марии Степановны, а сын ее на Проспекте Мира живет, да вы его видели только что.

– Кто-то из людей в гараже? – я думала, Тая и сигарету свою о мою коленку загасит, но она все же додумалась выбросить ее в приоткрытое окно.

– Ну да, Алексей Сергеевич… ну, с пилой, помните?

Мы кивнули.

– Он в урозыске работает, – пояснил Гена, – замечательный человек. Он ведет дело о похищении Саши Бенедиктовой и, честно признаться, не думал, не гадал, что мамина просьба «помочь замечательной девочке, с которой что-то ужасное произошло», приведет именно к Саше.

– А… как? Э-э-э.

– Проследили, – ответил на все незаданные вопросы Гена. – Сначала только для того, чтобы удостовериться, что с вами ничего не произошло, а потом выяснили, что что-то действительно скверное случилось. А потом…

– Потом мы сами знаем, – Тая откинулась на спинку и закурила. – Куда на этот раз везете?

– К вам домой, Таисья Михайловна, куда же еще?

– Как? – изумилась Тая. – Без охраны? Да как вы…

– Не беспокойтесь, пока мы доберемся, беспокоить вас уже будет некому, не волнуйтесь.

– И по судам не затаскают? – не могла не спросить я.

– А за что? – удивился Гена.

– А почему вы в таком виде, если из милиции? – ожил, наконец, Влад.

– «Мужика из гаража» изображал, – усмехнулся Гена, – пришлось так нарядиться.

Я смотрела на его стриженый затылок с тонкой, пацанячьей шеей… такой молоденький и уже на эдакой опасной работе… Мне так стало его жалко… не пора ли мне в дурдом?

Машина остановилась у Тайкиного дома. Гена поднялся вместе с нами и первым делом позвонил в соседкину квартиру. Дверь немедленно распахнулась и на пороге возникла сухощавая, подтянутая Марья Степановна.

– А, Геночка, здравствуй, – быстро улыбнулась она острой улыбочкой, и вперила колючий взгляд в Таю. Через секунду Марья Степановна улыбнулась тепло и живо. – Таечка, детка, слава богу, все с тобой хорошо! Проходите, проходите, – она посторонилась, – быстренько.

Гена, как послушный школяр протопал в прихожую, мы, как обычно – молча и следом.

Квартира Марии Степановны потрясла мое воображение – это был самый настоящий музей, поставленный на самую современную сигнализацию, а я еще внимания не обратила, когда Тайка сказала, что Марья вдова крупнейшего коллекционера антиквариата в стране… Пока я таращилась по сторонам, накрыли круглый старинный столик в центре большой комнаты.

– Кто как, а я предпочитаю виски, – изрекла Марья Степановна. Я очнулась и сфокусировала взгляд. Из книжного секретера, приспособленного под бар, старушка извлекла большую бутылку «Черной лошади». – Если кому чего другого, то сами берите, – она кивнула на секретер. – Лед в холодильнике.

– Марья Степановна, – мялся Гена, – вы простите, мне ехать надо, там операция в самом разгаре.

– Езжай, касатик, – она поставила бутыль в центр стола, – смотрите, аккуратнее с этими сявками. Чтоб их нечистый оприходовал! Девоньки, ну что вы там застыли?

Тая смотрела на свою соседку раскрыв рот.

– Можно я после зайду, Марья Степановна? – Гена с обожанием смотрел на старушку.

– Конечно, касатик, – кивнула она, деловито разливая по широким турецким стаканам напиток, – и передай сынку со всем его отделом, чтобы «Rad Lable» больше мне не носили, дрянь, а не виски.

– Хорошо, Марья Степановна.

Гена улетучился, а мы присели за стол. Тая попыталась что-то сказать, но хозяйка ее остановила:

– Выпейте-ка, ребятоньки для начала, вот, лимончики с солью, закусите. Они, правда, под текилу хорошо идут, но и сейчас неплохо будет.

Мы молча повиновались, на самом деле, все пошло прекрасно.

Когда мы, более-менее пришли в себя и очухались, Тая снова принялась расспрашивать соседку:

– Марья Степановна, а как вы догадались, что это не я к вам приходила?

– Таюшка, – старушка по-беличьи погрызла дольку соленого лимона, – я же профессиональный художник-портретист.

Глядя на изумленное лицо Таи, я поняла, что с соседями надо дружить близко и плотно.

– Ты уж прости мое старушечье любопытство, но заглянула я в твою сумку, не утерпела, – Марья Степановна щедро плеснула в стаканы виски.

– Да ладно, чего уж там, – махнула рукой Тая, – теперь-то что…

– Ох, ну ничего не понимает эта молодежь, – старушка покачала головой, поднялась из-за стола, вышла из комнаты и вернулась с Тайкиной клетчатой сумкой. – Вот твое имущество! – с гордостью изрекла старушка. – Мне можно доверять! Все всегда в целости будет!

Мы с Таей переглянулись. Спотыкаясь и падая, мы кинулись к сумке, раскурочили ее и… увидели глумливую улыбочку пузана, с которым успели распрощались.

– А что же вы отдали фальшивой Тае? – поинтересовался совершенно пришедший в себя после выпитого Влад.

– Такую же точно статую, – довольно улыбнулась Марья Степановна, – их вообще только три в СССР, одна была у моего Стёшеньки, вторую я в вашей сумке увидала. Вот и подменила от греха подальше, когда эта, что Таечку изображала, пожаловала.

Я уж не стала на глазах у старушки дергать пузана за хозяйство, чтобы удостовериться, что все сокровища в сохранности – он был достаточно тяжел… достаточно!

Сидя на ковре и прижимая к груди уродца, Тая, удивительно чувственным голосом пролаяла:

– Марья Сепанна! Вы! Вы… Марья Степан…

И я твердо решила: завтра же покупаю торт и отправляюсь налаживать отношения со своей соседкой-пираньей… Завтра же! Лучше прямо сегодня! Нет, сейчас!

Глава двадцатая

– А кто ж в моей квартире сидит? – вспомнила я, наконец, и о своем бедном песике. – Там кто-то есть!

– Это одноклассник мой, – сказал Влад, как следует, приценившись к остаткам виски. – Когда мы уезжали из твоей хатки… кстати, Сена, у тебя в квартире ремонт начали и бросили, зрелище убийственное! – то попросил своего приятеля присмотреть и за хаткой, и за песиком. Его как раз жена опять выгнала из дома, так он восторгом согласился, и до сих пор у тебя. Он с собаками никогда не общался, так чтобы не напортить, гуляет с ним раз по шесть на день и кормит… всё время…

– О! – взвыла я. – Нельзя кормить всё время! Испортит мне Лаврика!

– Сейчас к тебе поедем, – тихо икнула Тая, копаясь в секретере Марьи Петровны. Старушка тем временем что-то готовила на кухне. Тая извлекла бутылку мартини, и я подумала, что этим стоит запить виски. Тая щедро налила нам вина и полезла к пузану.

– Я не смогу успокоиться, пока не убедюсь… не убеждусь…

– Вскрывай, – я присоединилась к ней. Тая в остервенении принялась дергать выдающуюся часть статуи, а Влад, попивая мартини, с интересом за нами наблюдал. Вскрыв тайник, подруга запустила внутрь руку и вытащила пригоршню драгоценных буках, сверху сиял скорпион.

– Ох… ты! – изрек Влад и пролил себе на штаны мартини. – Вау!

Он схватил скорпиона и завертел в руках.

– Золото, что ли?

– Отдай, дурак!

Не успела Тая выхватить жука у Влада, как вдруг, бриллиантовая спина скорпиона подалась в сторону под пальцами Влада, и на ковровую дорожку посыпался какой-то желтоватый порошок.

– Ливасол! – крикнули мы с Таей одновременно, и подставили ладони под драгоценную струйку.

Собрав все до крупицы на чистый листок бумаги, мы перевели дух.

– Пожалуй… – начала Тая.

– Пожалуй, да, – кивнула я, – ты права, передадим формулу и порошок Бенедиктову. И не надо так на меня смотреть, Тая! Я же сказала: формулу и порошок!

– Да? – расцвела подруга, прижимая к себе пузана с золотом. – Я согласна.

– А вы уверены, что это все золотое? – сказал Влад, рассматривая жучка скарабея, – что-то не похоже… Чья-то коллекция, да?

– Еда готова, – Мария Степановна внесла поднос с дымящейся вкуснятиной.

– Что это? – сладострастно принюхалась я. – Пахнет так божественно.

– Картошка с обжаренной колбаской, – Марья Степановна поставила яство на стол. – Однажды мы со Стёшенькой были в Китае, зашли в ресторан, и нам предложили фирменное блюдо – суп из птичьих гнезд, звучало это так красиво, что мы заказали. А потом выяснилось, что это – слюна каких-то чаек… короче, не к столу будет сказано, ребятоньки. Так я и затребовала тогда что-нибудь получше, породнее, и принесли нам вот такую вот картошечку. Я в нее на всю жизнь и влюбилась. Ну? Что ж вы, ребятки, замерли? Стынет же вкуснятинка!

1999 г.