Текст книги "Рыцарь чужой мечты"

Глава 8

– Как все прошло, Ириш?

Стас вырос на пороге гостиной совершенно неожиданно. Она не могла предположить, что он дома. Прошла от входной двери, ничего не видя под ногами и обуви его не рассмотрев. Обычно в это время муж бывал на работе, а тут вдруг дома, да при переднике и с поварешкой в руках. Чудеса!

– Все прошло, милый, как обычно бывает в данных случаях. Похоронили Генку…

На глаза снова навернулись слезы. Сколько их было выплакано, уму непостижимо. Она, наверное, одна за всех отдувалась и ревела без остановки. И возле дома, и на кладбище, и на поминках. И даже ночью, когда осталась ночевать у Наташи и не спала почти, тоже ревела. Ей так было жаль их всех. Генку, которого никогда уже не увидит живым. Наташку, что будто окаменела от своих непрекращающихся бед. И даже Мохову Светлану было жаль, хотя уж, казалось бы, чего ее-то жалеть. Найдет себе еще какого-нибудь Генку или Витьку, что станет бегать к ней украдкой от своей семьи. Поменяет фотографии в рамках и заживет, как прежде, воруя у кого-то чужое счастье.

– Как Наташа? – Стас присел на подлокотник дивана, привлек ее к себе и поцеловал в макушку. – Держится?

– Наташа держится, – кивнула Ирина, поймала его руку, не занятую поварешкой, и прижалась щекой к ладони. – Только она окаменела будто. Ни слова! Ни единого слова, Стас!

– Плакала?

– Ты знаешь, нет. Соседки возле подъезда даже осудили ее за это.

– Да ну их, этих баб! – Стас сполз с подлокотника. – Идем, я тебя обедом стану кормить.

– Ой, ничего не хочу, Стасик, милый. Ничего! Все стоит комом вот здесь, – и Ирина ухватилась за горло, всхлипывая. – Просто душит меня горе это горькое, и все! Ничего не могу с собой поделать! А ты чего не приходил?

– Сама знаешь, как у меня со временем. Сейчас лето, самый сезон. Машин в автосервисе не протолкнуться! У всех сроки. У начальства свои клиенты. Всем без очереди. Им до моих друзей… Говорят, ладно бы родственник тебе был, а друзей, мол, у тебя навалом. Докажи попробуй! Пахал как проклятый. Телефона даже не слышал. Ты звонила, я смотрю по пропущенным?

– Да, хотела предупредить, что у Наташи останусь ночевать.

– А я не слышал, – подосадовал Стас. – Потом пришел домой, тебя нет. Позвонил, телефон твой отключен. Наташе позвонил на домашний, она и сказала, что ты у нее спишь уже.

Она не спала, но Наташа не могла знать об этом. Постелив ей в их с Генкой спальне, подруга ушла на кухню и просидела там в клубах сигаретного дыма до самого утра. Там и задремала, пристроив голову на столе. Говорить они почти не говорили. Ирина не могла от слез, что ее душили. А Наташа…

– О чем теперь говорить, Ир? Все уже закончено. Вся наша жизнь. Нет слов никаких, – это все, что подруга смогла выдавить из себя, когда они вернулись после поминок домой…

– Давай ты сейчас примешь душ, освежишься, а я пока стол накрою. Угу?

– Не знаю. Я уже ничего не знаю, милый.

Она послушно приплелась за ним на кухню. Понаблюдала, как муж аккуратно полощет под водой поварешку, вытирает ее (!), вешает на рейлинг. Потом ставит в холодильник глиняное блюдо с окрошкой, убавляет огонь под кастрюлей с картошкой. Не выдержала, воскликнула:

– Что могло произойти, Стас, пока меня не было? Ты такой весь…

– Какой? – он подмигнул ей. – Услужливый?

– Плохое слово. – Ирина поморщилась. – Заботливый!

– Я всегда такой, Ириш. Просто это редко когда проявляется. Все некогда и некогда. Сейчас вот случай представился, почему не использовать, так ведь? А вдруг теперь так всегда и будет, а? Ну что, идем в ванную?

– Идем.

Она послушно поднимала руки, когда он стаскивал с нее черную кофту. Переступала через юбку и нижнее белье, потом безропотно вставала под душ и без криков морщилась от резких контрастных струй. И млела потом, укутанная в полотенце, в его руках. И слушала его голос, почти не осознавая, о чем он ей говорит.

Хорошо просто было от одного его присутствия. Хорошо и безмятежно. И даже удалось вытеснить из головы чужое горе, давно и прочно ставшее своим. И даже про слезы забылось, и улыбнуться удалось. Потом ела его окрошку с картошкой. Ела и нахваливала. Все и в самом деле оказалось очень вкусным. От чая Стас отказался, тут же приступив хлопотать насчет ужина. А Ирина, подхватив свою чашку, вышла как была – в полотенце – на балкон.

Погода, вчерашним днем казавшаяся беспощадно душной, сегодня вдруг перестала раздражать жарой и безветрием. Ирина с удовольствием подставила голые плечи солнцу, зажмурилась, задирая лицо.

Нет, хорошо все же летом. Не нужно корчиться от холода. Натягивать толстые теплые колготки и свитера, кутать лицо в высокие воротники, мокнуть под промозглой осенней сыростью и сушить потом промокшую насквозь обувь на узеньком блестящем полотенцесушителе. И не нужно специально одеваться, чтобы вынести мусор, к примеру. Можно вдеть ступни в легкие шлепки, надеть шорты и футболку – и в путь. Хотя теперь ее, может быть, и освободят от ежевечерних походов к мусорным бакам. Стас что-то такое говорил. Что-то о своей заботе, которая не ограничится сегодняшней окрошкой и ужином. Он обещал теперь самолично убирать за собой со стола, мыть посуду, таскать на помойку зловонные пакеты с тараньими головами и…

И ей уже никогда не представится случай столкнуться возле помойных баков с тем странным молодым мужчиной, который совершенно неожиданно признался ей в давнем искреннем чувстве.

Ирина крепко зажмурилась, пряча лицо в тень. Солнце жгло, конечно, беспощадно. Еще чего доброго выступят противные веснушки. Отпила из чашки не остывающий под солнцем чай. Свесила голову через балконные перила и тут же, отпрянув, громко позвала:

– Стас! Стас, иди сюда скорее! Там что-то случилось!

Он отозвался не сразу. Вынырнул из-за шторки с перепачканными мукой руками, выразительно на них глянул и спросил тут же с явным неудовольствием:

– Что там могло случиться, милая? Ты чего так голосишь?

– Не знаю! Народ какой-то возле подъезда напротив. Много народа!

– И что? Они там постоянно толпятся.

– Да нет же, там и милиция, и «Скорая». Вон смотри, смотри, кого-то выносят на носилках! Господи, одеялом накрыто с головой. Стас, там труп!!!

Ирина даже попятилась – настолько страшно оказалось ей выныривать из безмятежной беззаботности, в которой она только что плескалась, и окунаться снова в жизнь реальную. Снова с чьим-то горем, смертями, слезами и похоронами.

Широко раскрыв глаза, она наблюдала за тем, что разворачивалось возле подъезда соседнего дома, не забывая при этом торопить Стаса, чтобы он пришел и встал наконец с ней рядом. Ей же страшно, неужели он не понимает!

– Страшно – уйди оттуда, – посоветовал он ей не без раздражения и загремел на кухне. – Чего тебе там – медом намазано? Или принуждает кто смотреть?

Не принуждал, конечно, нет. А смотрела! Смотрела, вцепившись в перила так, что костяшки пальцев побелели. И мысли, мысли в голове кружили такие, что еще минута-другая – и побежала бы точно вниз. Прорвалась бы сквозь толпу сочувствующих зевак, добралась бы до носилок, установленных пока на землю, и сорвала с мертвого лица клетчатое одеяло.

Вдруг это он?! Вдруг это тот самый парень, что любил… нет, что продолжает любить ее! Вдруг он что-то сделал с собой, отчаявшись дождаться взаимности? Вдруг правда то, что успела она подумать, рассматривая толпу со своего балкона?!

– Эй, да что с тобой, не пойму? – Стас, оказывается, уже вышел на балкон и тормошил ее теперь, пытаясь оторвать от балконных перил. – Вот вцепилась, вот вцепилась! Нечего туда смотреть, идем в комнату.

– Стасик, милый! Я очень тебя прошу, сходи, узнай, кто там помер, а?

Зачем она попросила?! Зачем?! У нее же никого в том доме не было – ни знакомых, ни друзей. Не было и нет. И Стасу об этом было известно, зачем она просит его об этом с таким надрывом? Руки трясутся, голос срывается, в глазах неподдельный ужас. И надо бы себя проконтролировать, а как?! Хвала небесам, Стас сделал скидку на пережитый ею стресс в связи с Генкиными похоронами, а то неприятных объяснений было бы не избежать.

А разве объяснишь, что внутри все трясется при мысли о том, что под этим самым клетчатым одеялом может лежать теперь…

Как же он назвался тогда, как? Александром, кажется. Мысли от жары все путаются, черт! Да, точно Александр. И ее имя угадал безошибочно. Смех ее ему еще нравился.

Ну почему нравился, почему? Он и теперь, может, ему нравится, если, конечно же, это не его тело там внизу остывает под взглядами зевак. А она ведь сказала ему тогда сущую глупость. Замужем она! Будто он не знал! Или это могло помешать ему ее любить, к примеру! Вдруг он что-то сделал с собой?!

– Никуда я не пойду, очумела, что ли, Ир! – возмутился Стас и теперь уже силой поволок ее с балкона. – Совсем сбрендила, да?! Стану я каждого покойника теперь проверять, что ли? Тебе-то что, кто там? Я-то вот он – рядом: живой и здоровый. Ну успокоилась?

– Дд-а, кажется, прости, – забормотала она, вымученно улыбаясь. – Что-то с нервами. Прости меня, милый.

– Ничего, все в порядке. Идем в спаленку, Ириш, я уже забыл, когда любил тебя в последний раз.

Стас тут же без лишних слов сдернул с нее полотенце и принялся подгонять ее к кровати легкими шлепками чуть ниже поясницы.

Она точно сошла с ума! Сошла окончательно и бесповоротно! И Стас – не дурак – мгновенно уловил в ней перемену. Не стал особо надрываться, не уловив в ней взаимности. Очень быстро, очень сосредоточенно выполнил супружеский долг. Улегся рядом, отдышался и минуты через две, полностью восстановив дыхание, спросил:

– Ир, что происходит?

– Ты о чем? – Чувствуя себя с головы до ног виноватой, Ирина повернулась на бок и потянулась к его щеке с поцелуем. – Ты о чем, милый?

– О том, что ты сейчас была холодна как рыба! В чем проблема? Что-то во мне не так или ты… Слушай! А может, у тебя любовник появился, а? Как же я это сразу?.. – Резким движением отшвырнув ее руку, Стас рывком поднялся и заходил голышом по спальне, без конца теребя затылок. – Меня ведь постоянно не бывает дома, так? Так. Ты молодая, красивая, сочная баба.

– Прекрати, Стас. – Ирина поморщилась, ей очень не нравилось, когда он начинал говорить вот так – прямолинейно, не особо церемонясь в выражениях. – Нет никаких любовников, поверь. Просто… Просто я устала. Только после похорон. Выхожу на балкон, а там снова труп. Я от страха чуть сознание не потеряла!

– Да? – Он не поверил ни единому ее слову, именно об этом говорил его колючий взгляд. – Тогда с чего ты так хотела узнать, кто именно покоился под этим чертовым одеялом?! Ну стресс, да. Это понятно. Ну испуг от вида еще одного мертвого тела. Это тоже вполне объяснимо. Но какая тебе, в сущности, разница, кто умер? Ты же в меня вцепилась буквально, посылая узнать. Так как, Ир? Кого ты так боялась обнаружить под этим пледом? Кого и почему?! Отвечай, черт побери!

Разумеется, она не могла сказать ему правды. От размытых неясных подозрений его вон как перекорежило, а что с ним будет, узнай он о причине ее переживаний. Требовалось срочно соврать, а как?

– Стас, ты чего это так разошелся? – Она очень старалась изобразить недоумение, очень. – Я так напугана тем, что произошло в Наташиной семье, что просто переклинило. Ужас какой-то просто охватил. Так и казалось, что это… Что это снова с кем-то из близких беда. Ну чего ты? Успокойся, прошу тебя.

Объяснение было так себе, едва тянуло на троечку, но Стас неожиданно успокоился. Вернулся в кровать и требовательно потянул ее на себя.

– Теперь все в порядке? – замурлыкал он ей на ухо, лениво поглаживая ее кожу.

– Ну да… Все в порядке, милый.

– Давай тогда, показывай, как сильно ты меня любишь, Ир…

Она едва не провалила экзамен. Еле хватило сил снова не расплакаться от его требовательности и собственного нежелания идти у него на поводу. Первый раз, наверное, за все время замужества ей подумалось вдруг, что муж-то ее не так уж и хорош. И что многого в нем она не видела до этого момента. И не так уж был не прав тот печальный парень, любящий ее долго и безнадежно, взявший под сомнение безупречность ее семейного счастья. Не все так хорошо между ней и Стасом. Не все так хорошо, безмятежно и понятно.

Засыпала она со странными мыслями. В то время как голова ее покоилась на плече задремавшего супруга, голова эта была полна весьма запретными желаниями. Правильнее, одним-единственным желанием – хоть бы с Александром все было в порядке. Хоть бы он был жив и оставался жить еще очень-очень долго.

А кого выносили сегодня под тревожный рокот толпы зевак из подъезда, она все равно узнает. Еще не знает – как, но узнает непременно.

Три дня до выходных Ирина металась между собственным домом, работой и квартирой Наташи. Она буквально разрывалась на части, стараясь все успеть, никого не обидеть и никого не обделить своим вниманием. И если на работе ее рвение тут же было отмечено начальницей, и даже было обещано вознаграждение к отпуску, то в собственном доме и у Наташи все было совсем худо.

Стас эти три дня почти не выходил из квартиры. На все ее осторожные вопросы с хмурым видом сообщал, что на работе выдались неожиданные выходные. Ирина ему и верила, и не верила. А потом – ближе к пятнице – ей вдруг начало казаться, что он принялся следить за ней.

Да, он утверждал, что все время сидел дома, никуда не отлучался, а вот дозвониться по домашнему телефону она до него почему-то не могла. И однажды в супермаркете ей показалось, что она видит его макушку за соседним стеллажом. Достала мобильник и принялась звонить тут же, безо всякой задней мысли причем. И показалось ей в тот момент, что она слышит знакомую мелодию. И тут же…

– Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.

Как и кому такое понравится? Разозлившись и забыв об осторожности, Ирина рванула с нагруженной тележкой в соседний ряд, а там никого. Правильнее, Стаса там не было. Так показалось ей или нет, что она его видела? И если видела именно его, то зачем ему от нее скрываться? Если, конечно же, он и в самом деле не устроил за ней слежку…

С Наташкой все обстояло много хуже.

Она поначалу порадовалась, дура, приехав к ней и обнаружив идеальный порядок в доме, подругу в чистых шортах, кофточке, с аккуратной прической и с обновленным маникюром. Поцеловала ее в щеку, хотя та и уворачивалась. Принялась ее хвалить, вываливая на стол в кухне гору продуктов, которую покупала специально для нее. И тут:

– Ты ко мне больше не приходи, Ириша.

– Что? – Она не поняла поначалу, как раз в этот самый момент пересыпала сахар из полиэтиленового мешка в большую стеклянную банку со смешным зайцем вместо крышки.

– Глухая, что ли? – Наташа ухмыльнулась недобро, отобрала у нее банку с сахаром, поставила на прежнее место в шкафу, поправила дорогую ажурную кофту на груди и повторила: – Ты ко мне больше не приходи. Теперь слышала?

– Да, но…

Ирина растерянно оглядела упаковки макарон, печенья, две палки сухой колбасы, соты яиц. Она же так старалась для нее. Старалась успокоить, оградить от всей этой житейской суеты хотя бы в первое тяжелое для Наташи время.

– За это не беспокойся, все съем. Деньги, если требуется, отдам.

– Не нужно. О чем ты? Я старалась для тебя, Наташ. Думала всегда, что мы подруги. Не обижай меня, не надо, – от обиды голос у Ирины задрожал. – Я ведь не навязываюсь, я просто… Просто хотела быть тебе полезной.

– Пользы от твоего участия никакого. – Подруга обмахнула лицо, будто боролась с собственным наваждением. – Мне еще больнее видеть тебя такую.

– Какую?

– Счастливую! Счастливую, понимаешь! Ты счастлива со Стасом. Он любит тебя, ты любишь его. А я… Я теперь совершенно одна. Ни мужа, ни ребенка – ничего! Мне нужно начинать все заново, а за что браться, с чего начинать – ума не приложу. И тут ты мельтешишь со своей заботой. А ты спросила меня: оно мне нужно?! Я, может…

– Что? Договаривай уж.

Ирина все еще не решалась уйти. Все надеялась, что Наташка сейчас передумает. Подойдет к ней, привычно обнимет, и они вместе расплачутся. Плакать ведь хотелось снова, сил просто не было.

Но Наташа плакать не стала. Жестко и хлестко она изложила ей перечень пунктов своей реабилитационной программы – так ведь прямо и назвала, будто робот какой, ей-богу. И самым первым пунктом стояло полное отсутствие Ирины и ее близкого окружения – подразумевался, видимо, Стас – в жизни Наташи. Никого вроде бы из прошлой жизни она видеть и знать не хочет, раз решила начать жить заново. С чистого листа будто бы.

– Ты поняла меня, дорогая? – решила уточнить напоследок Наташа, когда пошла все же проводить ее до двери. – Никаких звонков и визитов. До тех пор, пока я сама не захочу тебя увидеть. Поняла?

– Да. Я поняла.

Ирина вышла на улицу. Уселась на той самой скамейке, где в прошлый раз ее поджидала Светлана Мохова, и все же расплакалась.

Да что же это такое в самом деле, а! Да за что же ей такое?! Она рвется, она старается, она носится как угорелая, а все зря? Никому не нужна ее забота, получается? Видеть ее не желают и уж тем более не желают тащить чемоданом без ручки в новую жизнь, так?..

– А я что тебе говорил! – обрадованно подхватил тут же Стас, когда она с великой бабьей дури своей решила ему пожаловаться. – Я тебе говорил – поменьше носись со своими подружками и друзьями. Хорошо еще, что так все закончилось.

– А как еще могло? – Она подняла на него зареванные глаза.

Ревела ведь и дома, забравшись с ногами на диван. Упаковку бумажных носовых платков перевела за жалобами и слезами. И что услыхала в ответ? Утешения? Черта с два! Стас только что в пляс не пускался от возможности лишний раз щелкнуть ее по носу.

– А могло, знаешь, еще как получиться? – Он присел к ней на диван, посматривая без намека на сочувствие, с таким зловредным торжеством, что хотелось дать ему в лоб.

– Как?

– Тебя могли еще в милицию или прокуратуру начать таскать.

– З-зачем? – Ирина скомкала последний платок из упаковки, засовывая его в карман домашних брюк.

– Хорошо, что Генка своей смертью умер, а если бы нет? Начали бы составлять список подозреваемых, с кем он в тот день общался. А ты ведь таскалась к нему? Спрашивается, зачем?! Помирить хотела, дурочка! Они же не маленькие, сами без тебя разобрались бы. Жаль вот, что не успели.

– Так я не одна там была у него в тот день.

– Да, а кто еще? – удивился супруг.

– И любовница его там была. Эта Светлана Мохова. И Наташка тоже. При чем тут я?!

– При том, блин! – отозвался Стас после минутного раздумья. – Хорошо, что все так закончилось, а умри он иначе, что бы было! Что бы было! Посему, милая, повелеваю: уходишь в отпуск – и уезжай куда-нибудь подальше. Отвлекись от всего этого!

– А ты?! – Ирина даже плакать забыла – настолько неожиданным оказалось предложение. – Ты разве со мной не поедешь, Стас?! Я снова одна?!

– Начинается! Ну как ты не поймешь – у меня работа!

Стас распсиховался не на шутку, начал выкрикивать несправедливые упреки, вставляя к месту и не к месту непозволительные слова. Оказывается, ее махровый эгоизм помешал ему в свое время занять место заведующего какого-то подразделения в его автосервисе. Он же все время должен был находиться с ней рядом, посещать глупые вечеринки, ездить в выходные на отдых с их фирмой и так далее и тому подобное.

От его несправедливой наглости Ирину передернуло. Чем, интересно, она ему могла помешать, если его и так никогда не бывает дома? Он и без того постоянно пропадает в своем гараже – так неуважительно, по его мнению, она именовала его место работы. И загородный отдых, и вечеринки он не всякий раз с ней посещал. А когда посещал, лучше бы уж дома оставался – такая непроходимая скука читалась на его лице. И ведь сам только что сказал, намекая на возможного ее любовника, что он редко бывает дома! Откуда такая непоследовательность, с чего вдруг?!

Уснули они в разных комнатах. Разругались в пух и прах. Стас ехать с ней на отдых отказался наотрез, мотивируя тем, что отпуск ему в сезон никто не даст. Ирина тоже упрямилась, хотя уехать из города ей очень хотелось.

И уедет, решила она, засыпая. Непременно уедет, ей бы вот только убедиться, что с тем печальным парнем по имени Александр все в порядке, тогда уж…

Они снова столкнулись возле мусорных баков. И снова у нее в руках был отвратительный зловонный пакет с рыбьими головами и пивными жестяными банками.

Благородного порыва Стаса, как и предполагалось, хватило лишь на окрошку и ужин при свечах. После памятного выяснения, кто, куда и с кем должен ехать на отдых, он насупился и два дня с ней не разговаривал. А потом все снова пошло своим чередом. Он возвращался домой с работы измотанный и злой. С непременными пивом и воблой. Потом следовал футбольный матч при закрытых дверях в гостиной. Ирина выскребала кухню от рыбьей чешуи, шла выносить мусор, потом принимала душ и укладывалась в одиночестве спать. Редким утром она заставала справа от себя мирно дремлющего супруга, очень редким…

– Здравствуйте, Саша! – Она так обрадовалась, так обрадовалась, что он жив, что, забыв о приличиях, поздоровалась с ним первой. – Давно вас не видела.

– Здравствуйте, Ирина, – откликнулся он с тихой, грустной улыбкой. – Я тоже давно вас не видел. Очень рад… В смысле, что рад видеть вас снова, а не наоборот.

– Очень приятно, – брякнула она первое, что взбрело на ум, выбросила мусор, отряхнула руки и встала столбом, чтобы подождать, когда он избавится от огромных своих пакетов.

Он неловко протиснулся по тропинке мимо нее. Пошвырял все в баки, тоже отряхнул руки и тоже встал.

– Вас давно не было видно, уезжали куда-нибудь? – осмелилась она нарушить паузу и сделала пару шагов по тропинке: ну не на помойке же в самом деле вести разговор. – Отдыхали?

– Можно и так сказать, – откликнулся он едва слышно, следуя рядом с ней шаг в шаг.

– В отпуске были?

– Да нет… Просто… отдыхал от всего, – он тяжело вздохнул за ее спиной, отстав на полметра. – Думал, что, если уеду, смогу от всего избавиться. А неприятности меня и там достали.

– У вас неприятности?

Ирина остановилась, дождалась, пока он с ней поравняется, отметила его неестественную бледность, черную рубашку с черными брюками, что совершенно не соответствовало погоде. И только тут до нее начало доходить наконец.

– У вас горе, Саша?

– Да, можно сказать и так. – Он равнодушно пожал плечами и, не дожидаясь следующего ее вопроса, сказал: – У меня отец умер не так давно.

– Да?! Простите меня ради бога! Я не знала…

Вот кого выносили под клетчатым одеялом! Вот чья смерть вызвала такое любопытство среди жильцов!

– Да чего там. Старый человек. Болел. – Александр сунул руки в карманы и посмотрел куда-то мимо нее. – Да и не сама его смерть так меня подкосила, сколько события, ей предшествующие, говоря книжным языком. И… И события, могущие последовать…

Ей бы прикусить язык и топать себе домой, где перед телевизором дремал сморенный пивным напитком ее уставший супруг. Ан нет. Снова притормозила, снова прицепилась репьем к чужому человеку:

– А что такое?! Что-то страшное, да?!

– Не знаю, – он вяло качнул головой. – Не знаю, как и сказать. Был в милиции, надо мной посмеялись. С соседкой начал делиться своими подозрениями, та тоже руками на меня машет.

– Да что такого? Чего вы не скажете прямо, Саша? Что вас смущает в его смерти?

Она теперь смело могла себя считать экспертом по всем видам подозрений на предмет нечаянной нелепой смерти. Сама не так давно в этих подозрениях барахталась и путалась, как муха в паутине. Но это ведь поначалу она путалась, когда эмоции перехлестывали. Потом, все трезво оценив и взвесив, поняла, что так бывает, и даже чаще, чем ждешь.

– Знаете, мне кажется, что мой отец умер неестественной смертью, Ирина.

Ну вот, а она что думала! Еще один такой же сомневающийся.

– Нет, ну вы только что сказали мне, что он был старым человеком, к тому же больным.

– Он не был болен в том смысле, чтобы скончаться от внезапной сердечной недостаточности. Сердце у него было здоровым. У него были проблемы с ногами. Он передвигался на костылях.

Ага! Вот, оказывается, о ком речь! Ирина тут же вспомнила противного пожилого мужика из дома напротив. Седой, лохматый и до отвращения противный. Сталкивалась несколько раз с ним во дворе. И всякий раз при внезапной встрече он отпускал такие отвратительные, гадкие шутки в ее адрес, что дома непременно хотелось помыться. Прямо с порога встать под душ в одежде и смыть с себя всю его сальную словесную непристойность. И что самое главное, она не могла не согласиться с Александром – дядька этот выглядел кряжистым и несгибаемым. Только костыли и могли ввести в заблуждение. Так ведь заблуждением то было, полной симуляцией, явно рассчитанной на сочувствие окружающих! Ирина однажды видела, как резво ковыляет отец Александра к автобусной остановке, зажав трость под мышкой.

– Как же это произошло, Саша? Как он умер? Давайте присядем вот здесь?

Они сели на скамейке у соседнего дома. Ирина специально выбрала это место – оно не просматривалось из ее окон. Не дай бог, увидит Стас их вместе с Александром! И уходить так вот – не договорив – не хотелось тоже. Любопытство разбирало или желание просто говорить с ним. Она же не забыла, что он давно и тайно любит ее, это кому хочешь приятно. Вот и решилась пригласить его на скамейку в тень выцветших на солнце акаций. Никакого греха в том, что они посидят и поговорят вдалеке от любопытных глаз, нет.

– Я не знаю, как он умер.

Александр сел на самый край скамейки, боясь даже взглянуть на Ирину, поверить было страшно, что она так вот близко, на расстоянии вытянутой руки от него. Так и казалось, что, если он зажмурится крепко, а потом раскроет глаза, видение исчезнет. Лучше уж он поостережется и просто послушает звук ее голоса.

– Я жил все это время за городом, в доме своего друга. Понимаете, Ирина, мы не ладили с отцом. Последний раз, когда я видел его живым, мы дико поскандалили…

– Что явилось предметом скандала? – перебила она его тут же и, пользуясь тем, что ее собеседник упорно смотрел в противоположную сторону, принялась его разглядывать.

А он ничего, симпатичный, сделала она мгновенный вывод. И лицо, и фигура – все гармонично, все супер, как определяют девчонки из их бухгалтерии, когда сплетничают о мужиках. Только вот пришибленный какой-то. Будто пылью присыпанный. Потухший, если сказать точнее. Не плохие же отношения с отцом сделали его таким? А что?

– Предметом очередного скандала стал его банковский кредит, Ирина. Отец взял кредит в банке, сделав меня поручителем. Получив деньги, мы вернулись домой, и он заявляет… Короче, принялся меня шантажировать, выкрикивая, что платить не станет, а придется мне, раз я поручился за больного пенсионера. Такое тут началось… – Александр вздохнул и скосил взгляд в ее сторону: – Только не нужно думать, что я монстр непонимающий и бессердечный. Надо было просто знать моего отца.

– Я немного знала его, – призналась она с брезгливой гримаской. – Приходилось сталкиваться с ним во дворе и слышать от него… Непристойности, одним словом. Я ваши чувства разделяю. И что там дальше произошло?

– А ничего. Я собрал кое-что из вещей и попросил убежища у старого приятеля. Жил все это время в загородном доме его тещи.

– А что потом?

– Потом меня разыскивал какой-то человек в деревне, мне соседка сказала. Я удивился, не понял тогда. А утром, когда явился на работу, мне позвонил наш участковый и сообщил, что отца Арина Валерьяновна нашла мертвым.

– А Арина Валерьяновна у нас кто?

– Это соседка. Она вышла утром за почтой, смотрит, дверь приоткрыта. Отец такого не допускал. Он запирался от меня на сотни запоров и подолгу держал на лестничной клетке, домой не пускал. А тут вдруг дверь открыта. Она вошла, а он в кухне, на полу. Ей сделалось плохо. Она с трудом вернулась к себе домой, пока вызывала «Скорую», пока милицию, народу собралось.

– Я видела все с балкона, – призналась Ирина и чуть было не брякнула, насколько перепугалась за него, за Александра.

– Ну вот, а на утро следующего дня мне уже и сообщили. На работе… Мне очень тяжело сейчас, Ирина. Тяжело и гадко, – вдруг выпалил он и первый раз за время разговора посмотрел ей в глаза. – Я ведь неоднократно желал ему смерти. Этот человек… Он превратил мою жизнь в сущий кошмар. И я проклинал его, каюсь. Каюсь только перед вами и перед собой, потому что… Да вы знаете, я вам уже говорил. Как я к вам отношусь…

– Да-да. Я понимаю. У вас был мотив его убить, так?

Ну вот и ляпнула, ну и ляпнула! И все для чего? Для того, чтобы он снова не коснулся темы своих неразделенных чувств к ней, хотя и щекотало приятно где-то под ребрами.

– Что? Мотив? – Он, кажется, даже не сразу понял, куда она клонит. – Ах да… Ну да, мотив у меня был. У единственного человека, наверное, и был мотив – это у меня. Но я-то знаю, что не причинял ему вреда. И когда мне заявляют, что мой отец умер своей смертью, то я… Я не верю, понимаете! Что-то тут не так.

– Да… – Она подумала ровно минуту, прежде чем спросить: – Саша, а что теперь с кредитом, который взял в банке ваш отец?

– А что с кредитом? – Он прикрыл глаза, боясь заново переваривать масштаб своего финансового краха. – Буду платить.

– Ага, понятно, – она кивнула, соглашаясь, все логично, чего тут, не поспоришь. – Вы внесете те деньги, что взял ваш отец, и проблема будет решена сама собой. Так ведь?

– Не так, Ирина. Все не так радужно.

– Почему?

– Потому что деньги, принесенные отцом из банка, пропали!

– Как пропали?!

– А так… Их просто не нашлось в квартире.

– А куда же они делись?

– Я думаю, что их взял с собой тот человек, который помог моему отцу отправиться на тот свет. И я очень хочу найти его, очень!..