Текст книги "Исповедь обманутой жены"

– Если бы что?

– Если бы вместо трупа твоего соседа полиция нашла труп твоего бывшего мужа, вот что!

Глава 8

Дмитрий вышел за железные ворота. Равнодушно скользнул взглядом по хмурому небу.

Еще несколько лет назад подобная погода вызывала у него хандру. До нервного зуда хотелось жары, солнца. Чтобы лучи его непременно пробивались сквозь стрельчатые листья пальм, разбрасывая ажурные тени. Чтобы нагревали песок до такой температуры, что по нему невозможно было ходить без обуви. Чтобы полоса прибоя была теплой, кромка волны ажурной, бредущая рядом женщина – прекрасной.

Все в прошлом. Все!

И желания, и возможности.

Он не мог теперь позволить себе зимний отдых в теплых странах. Не мог себе позволить билет на самолет. Дорогой отель. Дорогую прекрасную женщину. Он ничего из своей прошлой жизни не мог себе позволить.

Он мог позволить себе просто жить. Ну и еще ненавидеть. Ну и отомстить, конечно же. Это стимулировало его все годы заключения. Это помогало выживать. Помогало свыкаться с тюремным режимом. Помогало нормально воспринимать людей, которые его окружали.

А окружали его преступные элементы, как сказала бы его мама, будь она жива. И хотя каждый второй восклицал, что он не виновен, что попал сюда по судейской ошибке, по наговору, Дмитрий знал – это ложь. Случались, конечно же, ошибки, случались, но крайне редко.

– Дыма без огня не бывает, Димон, – утверждал его сокамерник – уголовник со стажем. – Просто так никого за зад не возьмут. Значит, что? Правильно, были предпосылки. Ты вот, небось, тоже считаешь, что попал сюда по ошибке? Что не виновен?

Дмитрий лишь пожимал плечами.

Конечно, он был виновен. Он обходил закон. Не раз. Так делали многие его знакомые бизнесмены. Он делал тоже. Но им это сходило с рук. Его взяли.

– Вот, а я что говорю! – поучал его сокамерник. – Все виновны. Сидят не все. А и ты не сиди, Димон. Ты просто живи, и все. Людишки везде живут. Везде приспосабливаются. И ты живи. Придумай себе мечту. И живи с ней. Глядишь, и сбудется.

Орлов придумал себе месть. Месть, которая должна будет непременно свершиться, когда он выйдет на свободу. Он непременно накажет тех, из-за кого он очутился на нарах. Начнет с бывшей жены – Ирины. От нее перейдет к ее любовнику – тому, кто отобрал его бизнес. После друга наступит очередь бывшего зама и помощника Дмитрия.

Этому иуде он отводил особое место в своих мечтах. И месть особенную – изощренную. Потому что его вины во всех бедах Орлова было девяносто пять процентов.

Жена что? Жена просто изменила, просто отсудила половину дорогой квартиры, которая досталась Орлову в наследство. Он мог бы оспорить. Мог. Не стал. Почему?

– А потому что дурак! – воскликнул его сокамерник, когда узнал всю историю. – Надеялся, что тем самым вернешь ее? Что если будешь у нее мелькать перед глазами день и ночь, то вернешь?

Честно? Надеялся. И еще как! И даже не съезжал в достроенный дом, который удалось оградить от раздела имущества путем некоторых хитроумных ходов.

Ее любовник? Виноват, конечно. Влез между ним и Ириной. Запудрил ей мозги. Наобещал с три короба. И потом куда-то очень вовремя слился. Его вины с него Дмитрий, конечно же, не снимал. Но считал его виновным ровно на пять процентов.

А вот своего зама…

Тому отводилось особое место в сладких мечтах о мести. Он и никто другой сдал его полиции. Он и никто другой помог отжать его бизнес, помог ментам с показаниями на хозяина.

Как он, интересно, теперь поживает? Иуда!

– Убью суку! – обещал себе и сокамернику Дмитрий.

– И снова дурак, – разочарованно щелкал языком старый уголовник. – Какое в том удовольствие? Ну, сдохнет он, и что? Ты снова сядешь. Его больше не будет. Пустое это. Неумное. Ты лучше заставь его мучиться. Заставь страдать, бояться. Лучше преврати его жизнь в ад. И наблюдай со стороны. И получай удовлетворение.

Убедил! Дмитрий уже почти придумал, как станет действовать. Уже почти знал, с чего начнет.

Он еще раз, надеялся – в последний, обернулся на железные ворота зоны. И медленно побрел на автобусную остановку. По его сведениям, автобус должен подойти минут через двадцать. Успеет не замерзнуть. Успеет не намозолить глаза людям, которые тоже будут ждать автобуса.

С первого взгляда ясно же, кто он. По скрипучим лобастым ботинкам, по черной дешевой куртке и бритой голове – сразу ясно, что он сиделый. С ним наверняка рядом никто не захочет сесть. Сочтут – западло. Сочтут, что запачкаются. Будто они – эти чистые пассажиры – застрахованы и от сумы, и от тюрьмы.

Никого не было на остановке. Зря он только неприглядные картины себе рисовал. Один он оказался. И в подошедшем автобусе мест было полно. Шарахаться от него было некому.

– За проезд, – протянул он три сотни водителю.

– Езжай так, брат, – хмуро глянул на него водила. – Сам год назад с этой зоны выходил. Знаю, как там разбогатеть можно. Жрать лучше купи себе потом.

Он ничего не стал говорить. И не стал настаивать. Кивком поблагодарил и ушел в самый зад автобуса. Забился в угол. И тут же постарался подавить в душе противную благодарность, делавшую его мягкотелым.

Ничего такого не произошло. Водила сам сидел. И не пожалел он его вовсе. Просто таков порядок.

Но все равно, когда выходил из автобуса в своем городе, не выдержал и сказал спасибо. И тут же сам себе напомнил себя прежнего. И тут же проклял его во веки веков.

Ведь с ним – с прежним – можно было делать все что угодно. Обманывать, кидать, наставлять рога, отжимать бизнес, сажать в тюрьму. Нельзя так. Нельзя таким быть – мягкотелым. Надо быть жестким, сильным, хитрым.

– И главное: никому не доверяй, – напоследок учил его сокамерник. – Никому. Себе – на седьмой раз.

От автовокзала до его дома было почти четыре километра, в остановках – не сосчитать. Да и не ездил он прежде общественным транспортом, количество остановок не знал. Всегда на машинах. Сначала на недорогой, отечественной. Потом транспорт, которым он добирался от дома до офиса и обратно, становился все круче и круче. Потом его не стало вовсе. Потом его повезли в автозаке. Теперь он идет пешком.

Нет, конечно, не совсем уж он нищий и голый. Не совсем дурак. В его загородном доме, тщательно запертом и тщательно охраняемом все эти годы старым мудрым Сергеем Ивановичем – хорошим другом его покойной мамы, имелась машина. И деньги в сейфе в подвальном помещении должны были сохраниться. Неплохие деньги.

Но об этом тс-с-с, никому! Это тайна.

Была и еще одна тайна. Хранилась там же, в сейфе. Камни! Чистой слезы камни, стоившие целое состояние. На них он очень надеялся. Надеялся подняться от продажи с них. Даже был уже человечек, который готов был их у него купить. Сокамерник навел.

Но все это потом. Потом. И за город он съездит. И содержимое сейфа проверит. И машину заведет. Но не сейчас. Сейчас он хочет просто идти по осеннему городу, дышать полной грудью, смотреть на людей, одетых нарядно. Потом хочет войти в свою квартиру. Набрать полную ванну горячей воды. И проваляться в ней час! Поесть что-нибудь, выспаться. А потом уже…

Ключ от входной двери подошел. Уже хорошо. Он знал, что свою комнату его бывшая жена продала. Наверняка, дрянь, сделала это, чтобы ему нагадить. Чтобы сделать больнее. Хотя куда уж больнее! Больнее некуда! Он год не мог думать о ней, чтобы не задыхаться от боли.

Дмитрий вошел в квартиру, закрыл за собой дверь, прислушался. В квартире было тихо. Неудивительно. Разгар рабочего дня. Те, кто живет в комнате его бывшей жены, наверняка на работе. Широкий длинный коридор оказался чисто вымытым. Паркет просто блестел. Он нехотя стащил с себя ботинки. Прошел в кухню. Обнаружил, что странно, сразу два обеденных стола. Чужих! Два чужих холодильника и чужие шкафы с посудой.

С какой радости? Что вообще происходит?

Его комната оказалась нетронутой. Мебель, вещи в шкафу, все цело. Правда, дверь была не заперта. Будут вопросы к соседям. Еще какие вопросы. Дмитрий осмотрел замок. Не тот, что был при нем. Раньше стоял старинный, оставшийся еще от деда с бабушкой. Он был сломан и не запирался. Диме было и не нужно запираться от собственной жены. Знал, что она не зайдет к нему. Хотя он и ждал, и хотел этого очень.

Он сделал все, как планировал. Час провалялся в ванне в горячей воде. Потом позвонил от соседей, его мобильный исчез, и заказал себе доставку китайской еды. Денег хватило оплатить. В кухне выбрал тот стол, который был новым и чистым. Сел за него и как следует поел. Упаковки выбросил в ведро красного цвета. Второе хоть и было пустым, но выглядело неряшливо. И он даже мусор туда не захотел выбрасывать.

Захотелось чаю. Много. Сладкого, крепкого. И он включил чайник на том же столе, за которым обедал. Позаимствовал из навесного шкафа заварки, сахара, четыре сухаря с маком. Вернет потом долг, не страшно. Все тщательно за собой прибрал и пошел к себе.

Он отключился, едва улегся. И проспал до самого вечера без сновидений. Без тех тревожных, темных образов и событий, которые навещали его каждую ночь в тюрьме.

Из кухни тянуло чем-то вкусным. То ли мясо жарилось, то ли курица. Гремела посуда, лилась вода. Звуки обжитой квартиры. Квартиры, которая по великой блажи предавшей его супруги вдруг перестала ему принадлежать.

Он встал, вытащил из шкафа серые брюки, байковую рубашку в серо-синюю клетку, обул кроссовки без носков и пошел в кухню.

Он должен познакомиться с соседями и сразу расставить все по своим местам, включая мебель в кухне. Тот стол, за которым он ел днем, занимал его любимое место. Им – этим людям, что вторглись на его территорию, придется потесниться. Придется сдвинуться чуть левее.

Девушка стояла к нему спиной у рабочего стола и что-то нарезала. Высокая, худенькая, в широких домашних шароварах и кофточке в обтяжку. Талию он смог бы перехватить руками, зачем-то подумал он и поднял взгляд выше. На голове тюрбан из полотенца. Видимо, соседка вымыла волосы, как пришла. Шея длинная, тонкая. Он мог бы сломать ее одной рукой, заползло в его голову зачем-то.

Тьфу-тьфу-тьфу! Что за бред!

Девушка быстро что-то резала и тихонько напевала, стоя к двери спиной. Не боялась ничего. Хотя не могла не заметить его лобастые черные ботинки у входа. И куртку, которую он швырнул на пол под вешалкой. Много чести подобному тряпью – вешать его на крючок.

Значит, знала, что он вернулся. Знала о нем конкретно или предполагала других, новых соседей? О том, что в его комнате кто-то жил все это время, Дмитрий догадался без труда.

– Добрый вечер, – произнес он вполголоса, боясь ее напугать.

Узкая спина дернулась. Девушка медленно повернулась.

Ничего себе, хорошенькая, сделал он вывод через минуту после беглого осмотра. Глаза голубые, ресницы светлые. Значит, и волосы, скрывающиеся под полотенцем, тоже светлые. Если, конечно же, она не красит их в иссиня-черный цвет, как его бывшая жена Ирина.

И захотелось вдруг, чтобы девушка оказалась русой, длинноволосой, слабой, наивной. Чтобы не было в ней современной жесткости, присущей каждой второй дамочке, вращающейся в бизнесе.

– Добрый вечер, – приятным голосом ответила она. – Вы, значит, вернулись?

– Вернулся, – ответил он и указал пальцем на ее стол. – Это мое место. Мое любимое место. И я его вам не уступлю.

– Как скажете.

Она пожала плечами. Взгляд ее испуганно заметался. Остановился на обшарпанном столе, стоявшем почти у входа.

– Только это вот надо будет выбросить. А стену закрасить.

– А это чье?

– Это принадлежит одному чудищу болотному, которое обитало в вашей комнате до вашего возвращения.

– Гм-мм… – Дмитрий обошел обшарпанный стол, прочел гадкую надпись на стене. – А какое право это чудище болотное имело занимать мою комнату? Не подскажете?

– Знаете, нет, – фыркнула она, развеселившись. – Это вопрос к участковому. Заодно у него поинтересуйтесь, какое право имели другие особи подобного социального уровня занимать вашу комнату прежде?

– В смысле? – Дмитрий свел брови, непонимающе глянул. – Вы хотите сказать, что там жил и еще кто-то?

– Да. Жили. Жили всякие разные люди, на которых возлагались определенные функции.

– И какие же?

Девушка говорила хорошим русским языком. Не манерничала, не выпендривалась. И ему это нравилось. Хотя бы с собеседницей ему повезло. Да и готовит она, кажется, неплохо. Запахи в кухне сводили его с ума. У него даже голова начала кружиться. Он был готов заплатить ей за ужин!

– Какие функции? – Он подхватил стул от ее стола, на котором уже сидел днем. – Позволите?

– Пожалуйста. – Она приподняла крышку с глубокой сковороды, забросила туда груду мелко нарезанного лука. – Поужинаете со мной?

– А что у вас там? – он кивнул на сковороду.

– Там у меня мясо с овощами. Ничего вредного.

– Поужинаю. – Он старательно подавил желание сглотнуть, есть хотелось невыносимо. Взял с тарелки кусок тонко нарезанного хлеба, откусил. – Так какого рода функции отводились тем, кто без спросу занимал мою комнату?

– Они должны были изживать тех, кто покупал комнату, в которой теперь живу я, – ответила она просто.

– Что? – Он подавился хлебной крошкой, закашлялся и уставился на нее, как на дурочку. – Что вы такое выдумываете? Что за цирк? Кстати, как вас зовут?

– Знаете, на цирк это мало похоже. А зовут меня Валерией.

И в его сторону вытянулась ладошка лодочкой. Нежная, прохладная, пахнувшая луком. Он пожал, назвал себя.

– Ладно, с этим позже разберемся, – пообещал он. – Давно вы здесь? Живете…

– Нет. Скоро три месяца. До меня здесь полгода жила Алла Негодина. До Аллы кто-то еще.

– Ничего себе. – Он мотнул головой, стараясь смотреть в ее сторону поменьше. – И как часто тут жильцы менялись?

– Слышала, что три раза на календарном году. Такая вот печальная статистика. – Она снова сняла крышку со сковороды и помешала деревянной лопаткой. – Доставайте тарелки. Сейчас будем ужинать.

– Так не привык я по чужим шкафам лазить. – Он встал и открыл дверцы знакомого шкафа.

– Ага… Значит, это не вы пили мой чай с сухарями сегодня? – Она едва слышно хихикнула. – Тарелки на второй полке слева. Доставайте те, что из белого стекла. Большие.

Он выполнил все, что она говорила. И терпеливо ждал у накрытого стола, пока она сушит волосы в ванной. Слушал жужжание ее фена и гадал: какого же цвета ее волосы?

– А вот и я. – Лера вошла в кухню. Встала в дверях. – Сначала поужинаем? Стол потом выбросим? Просто глаза на него не смотрят.

– А если за ним придут?

У него глаза заболели смотреть на нее – такой она ему показалась красавицей. И волосы русые до пояса, как он и желал. Мягкая, нежная, спокойная. Без той страстной порывистости, из-за которой его Ирку все считали секс-бомбой.

– За ним не придут, Дмитрий.

– Почему?

Он поднялся со стула и взялся за другую сторону стола.

– Потому что его хозяин несколько дней назад скоропостижно скончался. Ну, потащили?

Они вынесли его на лестничную клетку и задвинули в угол. Орлов клятвенно заверил, что наутро разберет его и вытащит сам на свалку. Вернулись в кухню, по очереди вымыли руки и устроились за ее маленьким столом. Пришлось выдвинуть его на середину кухни. Иначе никак.

Лера ела аккуратно, медленно, сосредоточенно глядя в тарелку. Он тоже старался туда смотреть, но ничего не выходило. Взгляд, как заколдованный, был прикован к ее рукам, плечам, губам. Он так давно не видел женщин. Так давно не был с ними.

– Почему вы так на меня смотрите? – не выдержала она его внимания.

– Вы красивая.

– Спасибо, но… Но это не очень удобно. Мне неуютно, – призналась она и покраснела до ушей. – Неловко и… Давайте лучше поговорим о нашем общем деле, чем просто молчать.

– О деле? – изумился он. – О нашем общем деле? А у нас с вами есть общие дела?

Ему вдруг стало душно в собственной кухне, заставленной чужой незнакомой мебелью. От присутствия красивой женщины, чья кожа казалась шелковой, губы яркими, глаза зовущими. Какие могли быть у них общие дела? Может, она намекала на то, что не должна будет уснуть сегодня одна?

– Наше общее дело – это махинации, которые проворачивались с этой квартирой, Дмитрий, – осадила она его расшалившиеся мысли. – Доказательной базы у меня, правда, никакой. И в полиции на меня смотрят как на дуру. Но это ничего не меняет. Эта квартира…

– Погодите, Валерия.

Он сложил на пустой тарелке вилку с ножом, поднял вверх руки, словно сдавался. Взгляд его сделался колючим, настороженным. От той расслабленной мягкости, с которой он ее рассматривал, не осталось и следа.

– Начнем с того, что в полицию я не пойду и вам не позволю. Во всяком случае, по вопросу, касающемуся моей комнаты.

– Но там, пока вас не было, жили разные люди! Под видом жильцов. И это были никакие не жильцы, а специально обученные мошенники.

– И что дальше? Жили. Теперь жить не будут. – Он равнодушно двинул плечами. – Мне это неинтересно.

– И участковый был с ними в сговоре. Они изживали тех, кто прежде покупал комнату, в которой я теперь живу, – бубнила она, будто его не слышала. – Создавали им немыслимые условия. Люди продавали комнату за копейки. А следующие жильцы покупали ее в несколько раз дороже. В два, точно! Как, к примеру, я!

– И что?

Мясное рагу с овощами отлично легло ему на желудок. Его потянуло в сон. Размышлять, рассуждать о махинациях с недвижимостью, пусть даже с его, не было никакого желания.

– Но вы понимаете, Дмитрий, что это целая банда! Банда под вывеской риелторской конторы! Участковый с ними в сговоре! Он, кстати, был тут на днях. Обыскивал вашу комнату.

– Да? – Сон начал отступать. Сделалось даже интересно. – Что хотел найти?

– Не знаю. – Валерия беспомощно развела руками. – Что-то, видимо, что хотел продать мне тот человек, чей стол мы с вами вынесли вон.

– Погодите, погодите, что хотел он вам продать? Когда? Что вообще он мог продать? Вы его стол видели? – Он улыбнулся. – Мне кажется, что вы большая выдумщица.

– Ну конечно! – Она обиделась, тут же принялась кусать губы. – Я все выдумала! И то, что комнату продавали за год по три раза. И то, что под каждого жильца подбиралась специальная группа соседей. И то, что один из этих соседей несколько дней назад пытался продать мне информацию за десять тысяч рублей.

– Что продать? – неуверенно хохотнул он. – Информацию?

– Именно!

– Господи, ну какую информацию он мог вам продать? Он моральный урод. – Дима ткнул пальцем в стену с нецензурной надписью. – Это ведь его художества? Его. И он…

– Он хотел продать мне информацию обо всем, что происходило в этой квартире. О моем бывшем муже, который сейчас неизвестно где. И еще он очень боялся за свою жизнь.

– Кому нужна его жизнь! – воскликнул Дима и снова покосился на настенные художества.

– Кому-то, наверное, оказалась нужна, раз его убили той же ночью, – буркнула Лера.

– Что? Что его? Убили?!

Ему сделалось так тошно. Так противно тошно от мысли, что его снова пытаются столкнуть в зловонную яму, из которой он не так давно выбрался. Что просто хватай вещи и беги отсюда куда подальше.

Да что же это такое! Почему это происходит снова с ним? Почему эта девчонка пытается навязать ему какую-то историю? Опасную. Криминальную историю. Она случилась без него. До него. Пусть без него и продолжение имеет.

– Его убили. Участковый явился обыскивать комнату. Замечу, без понятых! А больше ни одного представителя из полиции не было. Как так? Значит, Себров скрыл от полицейских, что погибший жил на этом адресе? Скрыл. А комнату обыскал. Что искал?

– Так, все, остановитесь, – предостерег он, вставая со стула. И пошел прочь из кухни, на ходу оповестив: – Я пас!

– Послушайте, Дмитрий, но вас это тоже может касаться, – крикнула она ему в спину.

– Нет. Это не моя история. Это не моя тусовка. И вообще. Завтра я комнату закрою и уеду. Вы можете хозяйничать тут единовластно. Мешать никто не будет.

– А если они снова? – Валерия покосилась на изгаженную стену.

– Нет. Никого тут не будет. Я прослежу, – пообещал он и сделал еще один шаг из кухни.

– Но вы… вы не можете так вот взять и уйти.

– Могу.

– Это вас ведь тоже касается, – произнесла настырная девчонка дребезжащим от обиды и надвигающихся слез голосом.

– Это меня не касается.

– Ваша бывшая жена, она…

Он чуть притормозил.

– Моя бывшая жена предала меня. И уехала, перестав писать. Четыре письма я получил от нее на первом году срока, который отбывал. Все с извинениями. Потом все. Тишина.

Зачем он ей это рассказывает? Что она ему вообще навязывает? Лишнюю головную боль. Какие-то преступные схемы, махинации. Он сам в чем-то подобном принимал участие, за что и сел. У него сейчас другие цели и задачи. Ему нельзя распыляться.

– Вас никто не навещал эти годы? – со странной интонацией поинтересовалась соседка.

– Нет.

– И никто не писал вам?

Было по письму в год от Сергея Ивановича, который присматривал за его домом. Не письмо, отчет о состоянии дел в доме и на участке. Очень сухо, лаконично, без соплей. Но это было не в счет. Поэтому Орлов ответил:

– Нет, никто не писал.

– И вы не знаете, что ваша бывшая жена пропала? Пропала, как только продала комнату, которую у вас отсудила. Вы не знали?

– Она просто уехала. Почему пропала?

Он забеспокоился. Но совсем немного, несерьезно. Даже в груди не ёкнуло.

– Потому что об этом СМИ писали долгое время. Ее не могли найти. И так и не нашли, насколько мне известно.

– Значит, не там искали. – Он пошел к себе.

Она догнала, забежала вперед, вытянула руку и уперлась ему в грудь растопыренной ладошкой.

– Это ведь не вы?! Нет?

– Что не я? – Он глянул на ее руку.

– Не вы ей отомстили? Что-то такое сделали и…

– Нет, не я!

Он грубо оттолкнул ее и ушел к себе, громко хлопнул дверью. Сунуться она уже не посмела. Долго гремела посудой в кухне. Потом тоже громко хлопнула своей дверью. В квартире стало тихо, как в камере ночью. Там хоть мыши шуршали. Здесь ничего. Полная тишина, которая вдруг наполнилась тревогой. Ненужной ему тревогой. Навязанной ему ненужной тревогой.

Ирка пропала? Несколько лет назад? Одна или со своим любовником? И что, все думают, что он из-за решетки сумел сделать так, что она пропала? Что он ей отомстил таким образом? Но он ведь…

Он ведь только собирался это сделать! Не прямо вот, но собирался ей отомстить. И как теперь быть?