Текст книги "Бывших ведьмаков не бывает!"

– И ты, старик, думаешь, это мы и есть?

– Кто ж вас знает? – уклончиво ответил тот. – Ты вон, сразу видно, не простой человек. Как, бишь, звать-то тебя, парень?

По возрасту тридцатилетний Лясота вполне мог быть если не внуком, то сыном старика, а потому он не обиделся.

– Петр.

– Точно, что Петр, а не Иван, скажем?

– Может, и Иван.

– Петром его зовут, – вмешалась Владислава. – Петром Михайликом. А меня…

– А ее – Еленой, – перебил Лясота, принимаясь за еду. – Она моя сестра.

– Пусть так, – покладисто закивал старик. – По мне хоть Иван да Марья – лишь бы живые люди. А куда путь держите, все одно не скажете? – с надеждой поинтересовался он.

– Почему? – Лясота, энергично орудовавший ложкой, под столом толкнул Владиславу ногой. – На богомолье, по святым местам. – И опять двинул, на сей раз каблуком.

– Ой! Д-да… – Девушка поперхнулась горячими щами.

– Грехи, стало быть, замаливать? – опять захихикал старик. – Ну, дело хорошее.

– Родню повидать, – опять первым открыл рот Лясота прежде, чем Владислава успела возмутиться.

Но она не посмела возражать, потому что тот как прижал под столом каблуком ее ногу, так и не отпускал, лишь то ослаблял нажим, то давил сильнее. От боли и возмущения у девушки на глаза наворачивались слезы. Да что он себе позволяет? Уже и так понятно, что ей следует помалкивать!

– Больно же! – не выдержала она, когда Лясота в очередной раз надавил ногой.

– Ась? – встрепенулся старик.

– Болит? – быстро обернулся к девушке ее спутник. – Где? Горло? Или в груди?

Совсем близко девушка увидела его глаза. Напускная забота во взгляде странным образом сочеталась с властной мольбой: «Молчи!» Показывая, что поняла, она тихо кивнула головой.

– Устала, – сказал Лясота. – Умаялась. Ничего, вот отдохнешь, коли хозяин позволит нам тут переночевать.

– А ведь верно. – Старик бросил быстрый взгляд на маленькое оконце. Из-за треска пламени шум дождя почти не слышался, лишь сейчас, когда все навострили уши, стал различим частый перестук капель по крыше и журчание бегущей воды. – Непогода как разгулялась! Собаку за порог выставить жаль, не то что человека. Коли хотите, там наверху каморка. Уж простите, если не понравится, – так у меня не постоялый двор, чтоб пышные постели для гостей держать.

– Ничего. – Лясота, решив особо не наедаться, отставил недоеденную кашу и отпил из кружки медовуху. – Главное, чтоб сухо было и в щели не дуло. Идем, Елена?

Владиславе решительно не хотелось вылезать из-за стола. Она пригрелась, даже подсыхающее платье не так липло к ногам, а от теплой еды по всему телу разливалась блаженная истома. Девушку клонило в сон, глаза слипались, и она почти повисла на руке своего спутника. Старик взял со стола свечу, собираясь указывать дорогу.

Каморка наверху оказалась довольно просторной комнатой, отделенной от остального чердака дощатой перегородкой. Посередине как раз шла печная труба, так что тут было довольно тепло. Две постели стояли как раз справа и слева от нее. Тут же имелась небольшая лавка, полочка и пара гвоздей, чтобы повесить верхнюю одежду. Окошка не было, но шорох и стук дождя по крыше подсказывал, что непогода и не думала затихать. Уходя, старик оставил им свечу.

– Боже мой! – Владислава опустилась на постель, погладила брошенную вместо одеяла шкуру. – Как хорошо! Я так давно на мягком не спала… Прямо как дома!

– Тогда ложитесь, отдыхайте, – кивнул Лясота, наконец-то доставая из-за пазухи мешочки и раскладывая на лавке у свечи свое главное богатство.

– А вы? – Владислава стала осторожно расшнуровывать промокшие башмачки. У огня в тепле они просохли снаружи, но внутри все равно ногам было сыро, и она с наслаждением разулась. Ноги побелели от воды и слегка распухли.

– А я покараулю. – Лясота осторожно развязал узелок, попробовал порох пальцем.

– Я про другое, – отчего-то смутилась девушка. – Петр, а вы… Ваш дом где?

Рука замерла в воздухе. Девушка сидела на постели сбоку, плохо видя его лицо.

– Мой дом? Он далеко.

– А где вы живете?

– Жил, – поправил он. – Я с тех пор где только не жил.

– А я почти нигде не бывала, – вздохнула Владислава. – Только в Загорске и во Владимире. Ну, в Дмитров и в Царицын летом ездили отдыхать. Отец не любил надолго уезжать из Загорья. Он часто нас с матушкой отправлял в путешествие, сам немного проводит – и назад. Даже во Владимир наезжал редко, хотя у нас там дом.

Девушка осеклась. Именно в этот дом наезжал в гости к ее матери князь Михаил Чарович. А с тех пор как княгиня Елена ушла от мужа, дом стоял пустым, хотя был записан как приданое Владиславы. Если бы она была мальчиком, могла бы давно жить отдельно! Или нет, отец или князь Михаил отправил бы сына тогда в военное училище. А, все лучше, чем жить с отчимом!

Встревоженный молчанием, Лясота оглянулся. Девушка сидела на постели, уставившись в одну точку. Ее губы дрожали, по щекам бежали дорожки слез. Она казалась такой маленькой, такой одинокой, что мужчина, подчиняясь какому-то порыву, шагнул к ней, присел на постель и обнял, гладя по плечам.

– Все будет хорошо, – прошептал он.

– Я боюсь, – прошептала девушка, уткнувшись носом ему в шею. – Мне почему-то так страшно.

– Все будет хорошо, – повторил Лясота.

16

Бывает – снится тебе сон и ты точно знаешь, что спишь. Лясота был уверен в обратном. Он же сам дал себе слово не смыкать глаз до рассвета, охраняя сон княжны Владиславы. Даже отдал ей свое одеяло – хорошо выделанную шкуру, – чтобы не было желания закутаться в нее и согреться. И долго сидел на лавке у свечи, посматривая то на огонек, то на спящую девушку. Сон ее был беспокоен. Она вздрагивала, порой принималась что-то бормотать. «Опять припадок», – с тоской подумал Лясота, уловив несколько слов по-британски. И дернула же его нелегкая связаться с больной! Может, она потому и кинулась к нему, что была слегка не в себе? Да нет же! Четыре дня они вместе, а она только второй раз разговаривает во сне. Неужели все-таки простудилась? Скорее бы доставить ее в Загорск, сдать с рук на руки отцу, а там пусть сам с нею возится. Ему надо спешить во Владимир. Поленька заждалась…

Свеча погасла внезапно. Очутившись в полной темноте, Лясота выругался тихим шепотом и совсем уже решил все-таки прилечь и уснуть, как вдруг понял, что мир изменился.

Во-первых, больше не слышно было дождя. Ливень перестал внезапно, как будто где-то наверху задвинули заслонку. Зато появились другие звуки – мерный стук, грохот, скрип и плеск, похожий на плеск весел по воде. И одновременно… да-да, голоса. Невнятные, бормочущие, визгливые голоса. Слов не разобрать, но понятно, что лопочут, перебивая друг друга, трое или четверо. Но голоса слишком высокие для людей. Дети? Или…

От невероятной догадки мороз продрал по коже. Лясота тихо встал. Рука сама нашла пистолет. Вчера, чтобы не заснуть, он разобрал, тщательно почистил и собрал оружие снова, зарядив пулями с сухим порохом.

Когда он поднялся, что-то блеснуло во мраке. Слуховое окошко, снаружи подсвеченное желтым и оранжевым светом. Огонь. Уж не пожар ли? Вряд ли. После ливня все так пропиталось водой, что загорится только нефть.

Затаив дыхание, он сделал шаг, другой… Тело двигалось само, легко и плавно. Лясота словно тень скользил по чердаку, краем глаза лишь отметив, что он поделен на несколько комнат, подобных той, в которой им пришлось заночевать.

Добравшись до слухового окна, осторожно выдавил затягивавший его бычий пузырь, глянул вниз – и остолбенел.

На задах дома, где им пришлось заночевать, в кустах ивняка и осинника на дне неглубокого, но крутого оврага протекал неширокий, всего два-три шага, ручей. В том месте, где заросли были реже, стояла водяная мельница, бегущая вода вращала лопасти мельничного колеса. Двери меленки были распахнуты настежь, оттуда лился оранжевый свет, озаряя все вокруг. В этом свете туда-сюда мелькали черные невысокие тени, и Лясоте понадобилось несколько секунд, чтобы распознать в них чертей.

Перекликаясь визгливыми голосами – сейчас их было слышно гораздо лучше, – они носились как угорелые. Одни затаскивали в мельницу мешки, которые приносили откуда-то издалека, другие просто бегали вокруг, время от времени заскакивая внутрь и тут же выбегая обратно. В льющемся из меленки свете можно было рассмотреть их мордочки с курносыми носами, торчащие из спутанных волос рожки и большие уши. Одеты чертенята были почти как люди, только штанишки и рубашонки у них были куцыми, не по росту. Рука сама потянулась к нательному кресту, но замерла на полпути. Рисковать, пожалуй, не стоило. Он был один, а чертей – около дюжины.

Пока он колебался, со стороны дома послышался человеческий голос, показавшийся знакомым. «Пошевеливайтесь, бездельники!» Черти мигом засуетились, забегали, кое-как затаскивая мешки внутрь мельницы. Скакавший по крыше чертенок изловчился и запрыгнул на мельничное колесо. От толчка оно дрогнуло, начало вращаться, чертенок побежал по нему, перебирая ногами, заставляя вращаться все быстрее и быстрее. Через пару минут к нему присоединился второй, а потом и третий. Они мчались, словно наперегонки, отчаянно работая локтями, как мальчишки. Ущербная луна освещала их мордочки. В меленке затарахтело, застучали мельничные жернова.

Тем временем остальные черти перетаскали мешки внутрь, захлопнули двери мельницы, но оранжевый свет остался. Теперь, казалось, светилась сама меленка – он проникал через каждую щелочку тонкими яркими лучиками. Рокот и стук внутри продолжались. Но вот раздался пронзительный свист – и трое чертей с шумом и плеском попрыгали в ручей. Колесо сделало еще несколько оборотов и постепенно замедлило ход, а потом и вовсе остановилось. И одновременно с этим на мельнице погас свет. Теперь овраг был погружен в темноту. С превеликим трудом Лясота разглядел, как снова распахнулись двери, и согбенные тени стали по одному выносить из нее мешки. Сгибаясь в три погибели, они волокли их вверх по склону оврага, как раз в сторону дома.

Лясота тихо выпрямился. Рука, сжимавшая пистолет, слегка дрожала. Ну надо же так повернуться судьбе! Удирали от одной чертовой мельницы, чтобы в конце концов явиться на другую! Да еще ели и спали под проклятой крышей! Ну, он-то, положим, не спал – не успел, но ел за двоих, аж за ушами трещало. И как не догадался, как сразу не почувствовал, что тут дело нечисто?

Впрочем, что теперь казниться! Бросив последний взгляд на каморку, где спала княжна Владислава, он тихо спустился вниз.

Старик все сидел у стола рядом с жарко горевшим огнем. Перед ним все так же стояла свеча, миска с кашей, кружка и тарелка с ломтями хлеба. Но в остальном он переменился. На вошедшего гостя взглянул спокойный, уверенный в себе колдун. Ни тени угодливости, ни намека на почтительность.

– Почему не спишь? – поинтересовался он.

– Не хочу.

– Твое право. – Колдун наклонил голову. – Да ты не стой у порога. Проходи, раз пришел.

Но Лясота словно прирос к полу.

– Нет у тебя власти надо мной, чтобы приказывать, где стоять, – ответил он.

Старик улыбнулся.

– А ты не так прост, как кажешься, – промолвил он.

– Да и ты тоже не тот, кем хочешь казаться, – в тон ответил Лясота.

Они посмотрели друг на друга. Глаза у старого колдуна были холодные, водянистые, но живые, человеческие.

– Ты не такой, как все, – наконец промолвил он. – Сколько их было, тех, кто заходил на огонек и оставался тут ночевать, – и ни один не проснулся, ни один не услышал, как вертится колесо.

– Я не спал, – возразил было Лясота, но колдун ответил такой улыбкой, что дальше спорить расхотелось.

– И твоя девушка, – старик указал взглядом наверх, на чердак, – тоже не такая.

– Она обычная.

– Кого пытаешься обмануть? Меня или себя? Или не видишь, кто эта девушка?

Лясота изо всех сил постарался оставаться спокойным, хотя бы внешне. Хозяин чертовой мельницы так говорит нарочно.

– Ты лжешь.

– Не видишь или не желаешь видеть?

Тон старика изменился. Теперь он словно размышлял вслух, пытаясь разгадать интересную загадку. Склонил голову набок, пристально изучая лицо гостя. Протянул руку, пошевелил пальцами в воздухе. Лясота почувствовал их прикосновение, хотя стоял слишком далеко. Последовал быстрый болезненный укол, как будто выдергивали из ранки занозу.

– Не видишь, – констатировал старик. – А мог бы. Хочешь, глаза тебе открою?

– Нет.

Нет, этого не может быть. Старый шаман биармов на старом стойбище говорил ему, что он закрыт. Обещал, что однажды его Силы вернутся, но не сказал, когда и как. Но ведь не от колдуна с чертовой мельницы он снова получит этот дар?

– Нет!

– Не веришь? – Старик сухо рассмеялся. – Напрасно не веришь. Ты не такой, как все. Оставайся.

– Нет!

В висках гулко стучала кровь. В комнате, несмотря на ее размеры, было жарко и душно. Пахло дымом и гарью. Ужасно хотелось на свежий воздух. Пусть на дворе глубокая ночь, ему так нужно сделать хоть глоток, хоть раз вздохнуть полной грудью!

– Не хочешь. – Старик был спокоен. – А ведь придется.

– Нет!

– Ну вы только посмотрите на этого упрямца! – внезапно развеселился колдун. – Ты думаешь, я сплю и вижу, как бы извести еще парочку случайных путников? Я тебя насквозь вижу, Петр Михайлик, – сказал, как выплюнул, его имя, – или как там тебя зовут на самом деле! Ты едва вошел, я сразу все про тебя понял. Ты силен. Был силен и мог бы стать еще сильнее. Настолько, что я сейчас не хочу настаивать и тем более не хочу заставлять. Я прошу остаться.

– Нет, – уперся Лясота, чувствуя, как холодной змеей вползает в сердце страх. Этот человек – колдун! – действительно мог проникнуть в его тайну.

– И тем не менее я настаиваю. Твоя девушка больна.

– Она не моя девушка!

– Правда? – Старик насмешливо поднял брови. – Если это правда, то уходи. Сейчас же. Дверь открыта. Держать не стану. Скатертью дорога.

В тот же миг дверь отворилась. Распахнулась настежь и наружная, ведущая из сеней на крыльцо. За порогом была ночь, вернее, предрассветные часы. Долетел порыв свежего воздуха, холодный и сладкий, как родниковая вода.

– Ты ведь куда-то спешил, – зазвучал в ушах голос колдуна. – У тебя были свои цели, своя дорога. Тебя там ждут. Я могу сделать так, что твой путь будет легок, а в конце встретят с распростертыми объятиями. Иди!

– А как же… – уже сделав шаг, Лясота обернулся на крутую лесенку, ведущую на чердак. – Как же она?

– Выбирай!

«Поленька!» – взвыло сердце дурным голосом. Девять лет любви и разлуки! Каторга, побег, скитания по Закаменью, рывок в столицу, наплевав на риск, – ради нее. Осталось немного. Если колдун обещает помощь, то уже через несколько дней он увидит ту, ради которой прошел через все это. Надо только переступить порог, оставляя позади все…

…и больную девушку, спящую на чердаке. Девушку, которая просила его о помощи.

Медленно, чувствуя на себе пристальный взгляд колдуна, Лясота повернулся и побрел к лестнице, ведущей на чердак.

17

…Удушливые кольца змеиного тела сжимались все теснее и теснее. Жесткая чешуя царапала кожу, раздирая ее до крови. Одежда давно превратилась в клочья, и прикосновения горячего липкого тела были неприятны. Она задыхалась в тесных объятиях змеи…

Объятиях?

Нет, невероятно! Но когда эти сжимавшие ее чешуйчатые кольца превратились в жадные мужские руки? Когда она оказалась тесно прижатой к незнакомому мужчине? И как он посмел дотрагиваться до нее?

Нет!

Отчаянный крик рвется из горла, царапает не хуже когтей, превращаясь в беспомощный хрип. А незнакомец наклоняется к ней, открывает рот, а внутри…

– А-а-а!..

Отчаянный крик разрушил чары. Владислава вынырнула из кошмарного сна, хлопая глазами и тяжело дыша. Она не могла поверить, что все кончилось. Руки судорожно сжимали… нет, не противное змеиное тело, а чью-то руку.

– Ай!

Девушка с отвращением отшвырнула ее и шарахнулась прочь, врезавшись плечом и лопатками в стену. В полутьме над нею склонялся… мужчина? Только не это!

– Очнулись, барышня? – произнес он знакомым голосом.

– А… – Владислава огляделась по сторонам. – Где я?

Мужчина хмыкнул, но усмешка получилась невеселая.

– Не помните? В гостях. – Он произнес это слово с отвращением.

– У кого? – Девушка села, натягивая одеяло до подбородка. – Я плохо соображаю. Голова словно ватой набита.

– Немудрено, после такого-то сна.

Мужчина – теперь, присмотревшись, она узнала в нем Петра Михайлика – пересел на свою постель. Откуда-то пробивался смутный свет, на лавке горела свеча, и Владислава заметила, что ее попутчик как-то осунулся, словно ему не пришлось этой ночью сомкнуть глаз.

– Да уж, – девушка сжала ладонями виски, – это был какой-то кошмар.

– Вы хорошо себя чувствуете?

– Голова болит. И в груди, – девушка кашлянула, – давит.

– Он сказал, что вы больны.

– Кто – он?

– Наш хозяин. – Мужчина испустил прерывистый вздох. – Тот старик, под чьей крышей мы провели эту ночь.

– Вы правы, – прислушавшись к себе, промолвила Владислава. – Я… мне как-то не по себе. Наверное, я действительно заболела, и это просто ужасно.

Лясота скрипнул зубами. Все одно к одному!

– Вы сможете спуститься вниз? – спросил он.

– Наверное. Отвернитесь, пожалуйста. Или выйдите, чтобы я могла одеться.

Лясота поднялся, направился к выходу.

– Я жду вас внизу.

Владислава с тревогой посмотрела на мужчину. Он казался таким мрачным, таким грустным и сердитым одновременно, что ей стало его жалко.

– Что-нибудь случилось?

Он обернулся. Помедлил, подбирая слова.

– Нет. Ничего.

– Но я же вижу! У вас неприятности? Что произошло, пока я спала? Я, – она кашлянула, – вас напугала? Извините. Я не хотела. Вы так много для меня делаете, а я… Постараюсь больше не доставлять вам хлопот, обещаю.

Лясота только покачал головой. Очень хотелось ему высказать все, что думает, но он сдержался.

При свете дня большая комната с горящим в очаге пламенем казалась еще больше – настоящим залом придорожного трактира. На лавках за длинным столом могли усесться десятка два человек, не мешая друг другу, а коли потеснятся, так и для тридцати место найдется. На огне опять булькали два котелка. Пахло кашей, свежим хлебом, травой. Старик восседал во главе стола, положив кулаки по обе стороны от миски с кашей. Он внимательно посмотрел на вошедших.

– Долго спать изволите, гостья дорогая, – холодно обратился он к Владиславе.

Девушка придвинулась к Лясоте, пытаясь укрыться за его плечом.

– Извините. Я просто очень устала, – пробормотала она.

– Впрочем, вас-то я не виню, – как ни в чем не бывало продолжал хозяин дома, – а вот спутник ваш время зря потерял, пока подле вас сидел.

– Ничего я не терял, – буркнул Лясота.

– Что? – Голос старика неуловимо изменился. – Мне перечить? Забыл, кто тут хозяин? В глаза! В глаза смотреть!

Лясота попытался отвернуться, но какая-то сила сама развернула его голову в нужную сторону. Он скрипнул зубами, встретившись взглядом с колдуном. Смотреть в его светлые, чуть навыкате глаза было тяжело и больно. Но отвести взор было еще больнее. Несколько секунд он боролся, пытаясь хотя бы перестать смотреть на восседавшего во главе стола старика. Тело словно окаменело. Не получалось даже повернуть голову. Заболели веки. Сами глазные яблоки заныли от напряжения. Он стиснул зубы, пытаясь заставить себя не смотреть, пробуя хотя бы моргнуть – не удавалось. Веки не желали смыкаться даже на миг. А старик усмехался, и смотреть в его весело прищуренные глаза было невыносимо хотя бы потому, что Лясота чувствовал, что проигрывает борьбу. Весь мир вокруг исчез, сузился до двух зрачков, которые, будто две раскаленные иглы, через глаза вонзались, казалось, в мозг. От исходившего от них огня по вискам побежали струйки пота.

– Из… – Он почувствовал, как собственное тело перестает ему повиноваться, как язык живет своей жизнью. – Из-ви-ни-те… хоз-зяин…

Рядом тихо ахнула Владислава. Присутствие девушки было мучительно – она стояла рядом и все видела.

– Вот то-то, – улыбнулся старик и щелкнул пальцами. Тут же на столе сами собой возникли миски и тарелки – с кашей, квашеной капустой, солеными грибами, творогом, моченой ягодой, крупно нарезанными кусками серого ноздреватого хлеба. – Садись, ешь. Тебе силы понадобятся. И вы тоже, гостья дорогая, отведайте моего скромного угощения. Уж не взыщите, что разносолами не потчуем. Где нам в глуши-то!

Но Владислава едва слышала его болтовню. Когда перед нею из ничего возникло угощение, девушка остолбенела, не веря своим глазам.

– Что это? – только и пролепетала она.

– То, – буркнул Лясота, как подкошенный падая на лавку. Ноги вдруг сделались ватными. – Колдун здешний хозяин. А мы у него в плену.

Рука, словно живущая своей жизнью, потянулась к ложке. Владислава сидела ни жива ни мертва. С усилием повернув голову, Лясота заметил на глазах девушки слезы, и тут же мысленно обругал себя последними словами. Она ему доверилась, он обещал доставить ее к отцу, а вместо этого сделал пленницей какого-то колдуна!

– Ну почему сразу «в плену»? – Старик расслышал его мысли. – Никого я насильно не держу, в подвалы на цепь не сажаю, под замок не запираю. Оба вы вольны в любой день и час меня покинуть… но только порознь. Вдвоем я вас от себя не отпущу, так и знайте. Либо уходишь ты, а она остается здесь, у меня. – Владислава тихо ойкнула. – Либо пусть наша гостья отправляется куда угодно, на все четыре стороны, хоть сию минуту, ну а ты тогда у меня задержишься.

Шея была как каменная, но, стиснув зубы, превозмогая растущую с каждым мигом боль в мышцах – не иначе колдун постарался, – Лясота повернул голову и встретился взглядом с Владиславой. Девушка смотрела умоляюще. Ей надо было попасть к отцу. Но сможет ли она проделать весь путь до Загорска в одиночестве? А он? Его во Владимире ждет уже много лет Поленька. Сможет ли он уйти к одной девушке, бросив на произвол судьбы другую?

– Мне страшно, – прошептала Владислава. – Что нам делать?

Слезинка, сорвавшись из уголка глаза, прочертила по ее щеке мокрую дорожку.

– Подумайте, я с решением не тороплю, – ответил старый колдун. – А пока все-таки поешьте. Силы вам обоим понадобятся очень скоро.

– Но почему? – В голосе княжны прорезались слезы. – Что мы вам такого сделали?

– Хотите знать, милая барышня? Я стар. Я намного старше, чем может показаться. Порой сама жизнь мне в тягость. Мне нужен преемник. Не важно кто. Но один из вас может – и должен – им стать. Он и останется тут, а второй уйдет своей дорогой. Могу даже обещать, что путь его будет легок и он непременно достигнет своей цели. Вы ведь по реке сюда приплыли? Так ему достаточно будет сесть в лодку, и река сама доставит одного из вас туда, куда надо.

Почему-то Владислава ему поверила. Ей вдруг представилось, как она плывет по реке, любуясь на проплывающие мимо берега, как лодка сама подходит к их загородному дому, к мосткам, где прачки стирали белье и где они спускались в лодки, чтобы покататься тихими летними вечерами. Как люди, завидев ее издалека, кричат и зовут отца. И как князь Владислав Загорский спешит обнять дочь. Девушка представила себе это так ясно, что почти услышала голос отца: «Ты разве одна, доченька?» И хотя она знала, что князь Загорский в первую очередь спросит о матери и отчиме, была уверена, что отец не обрадуется ее выбору.

Одна…

– Я боюсь, – прошептала она.

– Это жестоко. – Шея болела немилосердно, но Лясота заставил себя выпрямиться и посмотреть на колдуна. – Жестоко заставлять девушку делать выбор. Ты не знаешь, старик, что для нее значит увидеть отца.

Владислава тихо заплакала. И зачем Петр ей напомнил?

– Так я разве ее держу? Спешит к отцу – и пусть спешит, – развел руками хозяин дома. – Стало быть, вот покушает немного, силы подкрепит – и в путь-дорогу.

– Нет! – вдруг воскликнула Владислава и заплакала в голос, закрыв лицо руками. – Я не хочу! Я боюсь!

– Правильно боишься, – неожиданно кивнул колдун. – Здесь я тебя смогу защитить своей Силой. А там, куда ты стремишься, может статься, что отец окажется не в силах тебя спасти от опасности. Есть на свете колдуны посильнее меня. Здесь, на моей земле, я никого не боюсь, но там, – он мотнул головой, – кто знает?

– Отпусти нас вместе, колдун, – услышал Лясота свой голос. – Я провожу ее к отцу и вернусь к тебе.

Рядом тихо ахнула Владислава. Он почувствовал, как ее рука коснулась его пальцев.

– Чем поклянешься? – Светлые водянистые глаза смотрели холодно и пристально.

– Слово офицера.

– Офицера, над головой которого сломали саблю? – усмехнулся колдун, но улыбка тотчас же пропала. – Принимайся за еду. Дел много, а времени мало. Силы тебе понадобятся.

Лясота заставил себя взяться за ложку. В одном старик был прав: ему нужны силы. Хотя бы для того, чтобы бороться.

Вечер наступал не спеша, а вместе с ним нарастала тревога. Не откладывая дела в долгий ящик, Лясота хотел попытать счастья. Если бежать, то только на закате, когда силы света и тьмы в равновесии и есть небольшой шанс разорвать смыкающееся кольцо. Чем дольше он остается здесь, тем крепче незримые нити, связывающие его с домом на краю оврага.

Старый колдун все торчал в доме. Он вообще ни разу даже на крыльцо не вышел и лишь шаркал, шныряя туда-сюда. На своих невольных гостей хозяин дома почти не обращал внимания, и Лясота очень надеялся, что его удастся обмануть.

Он внимательно озирался по сторонам. Да, все вокруг было немного не таким, как виделось обычным зрением. Он это знал так же точно, как если бы ему это сказали, но, как ни старался, не мог рассмотреть. Второе зрение, нежданно-негаданно проявившееся на пароходе, опять его покинуло. Но оно ведь может и вернуться! И мужчина до рези в глазах смотрел. Один раз ему показалось, что он заметил между редких деревьев тонкую тропинку – как будто толстая змея проползла там и оставила свою шкуру. Тропинка вела в сторону реки. Если удастся на нее выйти, появится шанс…

Улучив минуту, он поделился своим планом с Владиславой, и девушка сразу согласилась. Суть была в том, чтобы выйти порознь, направиться вроде бы в разные стороны, а потом встретиться в условном месте. Лясота уже наметил две толстые березы, сросшиеся у основания. Поблизости не было другого такого же дерева, а береза сама по себе чиста, к ней не липнет никакое злое колдовство. С того места, где он сейчас стоял возле пустой конюшни, береза была видна отлично. До нее было каких-то полсотни саженей.

Владислава вышла из дома, зябко кутаясь в свою шаль, хотя вечер был теплым. Оглянувшись по сторонам, она быстро зашла за угол.

– Вы готовы, барышня? – приветствовал ее Лясота.

Девушка кивнула.

– Я принесла…

– Понятно, – перебил он. – Спасибо. Теперь слушайте внимательно. Вы пойдете прямо. Видите вон ту двойную березу? Идите к ней. Дойдете – и встаньте так, чтобы ствол заслонял вас от дома. И ждите меня.

– А вы?

– Я подойду чуть позже, другой дорогой. Колдун сказал, что вы можете уйти, когда хотите. Значит, вам надо уйти первой. Вперед!

Он легонько толкнул девушку в спину, и Владислава, по-прежнему держа руки под шалью, зашагала по высокой траве, обходя редкие кусты и деревья. Серая нить тропинки – Лясота смотрел вслед – вынырнула из зарослей, легла ей под ноги.

Бросив на княжну последний взгляд, он обошел конюшню с другой стороны, заглянул внутрь. Конюшня была большая; тут в стойлах могло находиться шесть лошадей, но не было ни одной. Только кучи перепрелой соломы, пахнувшей мочой, старые сухие катышки навоза и россыпи гнилых опилок, слежавшиеся и перемешанные с обычной уличной грязью. Лясота любил лошадей, и если что его и огорчало, так это отсутствие даже самой старой заморенной клячи. Но у колдуна не водилось никакой живности, даже кота. Впрочем, тут лошадь бы и не выжила – слишком это чистое животное.

Обойдя конюшню и дом, он спустился к ручью по крутой тропинке. Чертова мельница при свете дня казалась грудой беспорядочно наваленных сухих деревьев. Не подходя близко, пошел вдоль берега ручья, пробираясь сквозь заросли. Шел, пока было куда поставить ногу, когда же кусты встали непроходимой стеной, вскарабкался наверх и зашагал уже там. Пройдя около сотни саженей, повернулся к ручью спиной и углубился в редколесье.

Двойную березу он заметил несколько минут спустя. Она оказалась ближе, чем думалось. Лясота увидел ее издалека, но серо-зеленого платья княжны Владиславы не обнаружил. Прибавив шагу, добрался почти бегом, огляделся. Никого! И, сколько ни всматривался, других двойных берез не заметил.

– Барышня! – позвал он. – Княжна! Вы где?

Шелестела листва. Пищала какая-то птица. Где-то далеко, на пределе слуха, прозвенел колокольчик.

– Барышня!

На сей раз ему почудилось что-то. Он обошел березу кругом… да вон же она! Вторая, не заметная отсюда двойная береза – и девушка рядом.

– Барышня!

Она смотрела в другую сторону. Лясота кинулся бегом, но, вместо того чтобы оставаться на месте, девушка вдруг пошла прочь.

– Да погодите же!

Она уходила, не оборачиваясь. Шаг, другой – и пропала.

– Что за черт?

Лясота бросил взгляд по сторонам и увидел княжну возле той березы, от которой только что отошел. Он метнулся в ту сторону, но девушка уже зашла за ствол.

– Ах ты, чтоб тебя!.. Сучье семя! – выругался он. Хотел уже добавить пару выражений покрепче, которых нахватался на каторге, но и того оказалось достаточно.

За его спиной раздался тихий вздох. Быстро обернувшись, Лясота в двух шагах от себя увидел Владиславу.

– Барышня! Я вам где наказывал быть? Чего вы мечетесь туда-сюда, как шавка дурная?

Девушка задохнулась от возмущения.

– Да как вы смеете? – прошептала она, заливаясь краской. – Кто вам дал право? Почему вы так… выражаетесь?

– Если надо, я и не так выражусь, – проворчал Лясота, подходя. – Ты что надумала, коза драная…

И тут же получил пощечину.

– Хам!

– Вы… – Прижав ладонь к щеке, он ловко перехватил второй рукой девушку за запястье. – Это в самом деле вы, а не нечисть лесная!

– Я! А вы… как вы смели? – Владислава попыталась вырваться. – Отпустите меня! Мне больно!

– Извините, барышня, – он слегка ослабил хватку, – но я должен был убедиться. Нечисть не выносит крепкой брани – ни сама не ругается, ни слов матерных не выносит. Враз пылью рассыпается. Вот я и… проверил. Вы меня – тоже. – Он потер щеку.

– Больно? – тут же сменила гнев на милость девушка.

– Ничего. Бывало и хуже. Идемте?

Не оглянувшись на дом, который был почти не виден за редкими деревьями, они направились прочь. Шли напрямик, без тропинки. Крепко держа Владиславу за руку, Лясота внимательно смотрел по сторонам. Он ждал подвоха, не веря, что все так просто закончится. И почти не удивился, когда за деревьями показалось знакомое строение. Старик стоял на крыльце.

– Что это? – произнесла Владислава. – Мы заблудились?

– Почти. – Лясота чувствовал тяжелый взгляд колдуна и прилагал отчаянные усилия, чтобы не смотреть на него. – Давайте быстро в разные стороны. Ну!