Текст книги "Тень Энвижен"

Глава восемнадцатая. Последняя версия

Дочитав распечатанный текст, Анна Гримвэйд сняла очки, откинулась назад и с минуту сидела, закрыв покрасневшие глаза. За окном быстро разгорался новый день, ей пора было ехать в хоспис, но навалившаяся слабость словно парализовала все тело. Рука сама потянулась к телефонной трубке прежде, чем она сообразила, что еще совсем рано. Сонный девичий голос встревожено спросил:

– Анна?

– Простите, Грэйси, я читала всю ночь и не сообразила, что еще очень рано. Я перезвоню, Простите.

– Нет-нет, я вас слушаю, не волнуйтесь.

– Мне хотелось бы сегодня с вами встретиться, если можно. С вами и с Денисом – хочу с ним познакомиться.

– Хорошо, мы приедем, – Грэйси уже стряхнула с себя остатки утреннего сна, в ее голосе звучало искреннее сочувствие, – там же, где в прошлый раз?

– Вы могли бы приехать в Порт Мельбурн? Туда, где прежде была… была студия Мэгги?

– Мы приедем. В шесть вечера вас устроит? Только, если вы будете говорить с Денисом, я хочу вас предупредить – он еще плохо понимает беглую английскую речь.

– Я буду говорить медленно, Грэйси, не волнуйтесь.

Дул сильный ветер, поднимая столбом прибрежный песок, морские волны неприветливо пенились белыми бурунами, но в воздухе уже пахло весной. Грэйси на малой скорости вела машину вдоль набережной, изредка с тревогой поглядывая на мрачно смотревшего перед собой Дениса – он почти не разговаривал с тех пор, как накануне вечером ХОЛМС выдал им, наконец, последнюю версию.

– Привет, Грэйси, привет, Денис, как поживаете? – Анна ввела их в квартиру и указала на стоявшие у стен полотна, – извините, мне хотелось поговорить с вами именно здесь. Здесь она писала свои картины. Моя Мэгги. Хотите кофе?

– Нет, спасибо, не беспокойтесь, – торопливо проговорила Грэйси, с трудом удерживая слезы.

Денис постоял у одного из полотен, внимательно вглядываясь в линии, перешел к другому.

– Да, – только и сказал он, – здорово.

– Эту она только начала писать, – Анна указала на набросок, где изогнутый силуэт вскинул к небу свои руки, – накануне того дня когда… Да вы садитесь, садитесь, что вы стоите!

Словно подавая гостям пример, она опустилась в плетеное кресло, Грэйси осторожно присела на полукруглую софу напротив, а Денис, постояв еще пару секунд у наброска Мэгги, примостился рядом с Грэйси и положил на колени судорожно сцепленные «замком» руки.

– Это всего лишь версия, выданная с вероятностью девяносто пять процентов, – с некоторым вызовом в голосе сказал он, – но я этому верю!

– Я тоже, – просто ответила Анна и, неожиданно улыбнувшись, заговорила очень медленно. – Вы так похожи на вашу сестру, Денис! Я любила эту девочку, они с Родериком не должны были ничего скрывать от Сильвии. Думаю, она порадовалась бы перед смертью, что сын нашел свое счастье, ей всегда нравилась Сэнди. Она бы гордилась внуками, если бы дожила. Мэгги и Родерик не были созданы друг для друга. Только теперь, все узнав, я могу понять, что творилось в душе Сэнди в тот день, когда она скрылась.

– Они мертвы. Родерик, Сюзьен, Мэгги. Их убили. И мою сестру тоже убили, она не смогла пережить смерть своего мужа.

– Люди живы, пока мы храним о них память, – возразила Анна, – я работаю в хосписе и постоянно говорю это – и тем, кто уходит, и тем, кто остается. Но ни у кого нет права отнимать чужую жизнь, вы правы. Что вы собираетесь предпринять, Денис?

Денис вздрогнул от неожиданности и отвел глаза, не в силах выдержать ее пристального взгляда. Грэйси торопливо накрыла ладонью его судорожно сжатые руки и впервые с начала разговора подала голос.

– Вчера мы с Денисом это уже обсуждали, – сказала она, – мне больно верить, что Сью… что моя сестра, могла заниматься шантажом, но я готова была бы открыто признать этот факт, если бы это помогло свершиться правосудию.

– Будем считать, что Сью послужила Ольге Нортон своего рода наказанием, – Анна криво усмехнулась и пожала плечами, – однако вы, Грэйси, без пяти минут юрист. Какие у нас есть законные способы привлечь эту женщину к ответственности?

– Никаких, – тяжело вздохнула Грэйси, – мы вчера разобрали все по косточкам. Результаты проведенного программой анализа не могут служить доказательством в суде. Ольга Нортон от природы обладает уникальными способностями, она обучена традиционным и нетрадиционным способам гипноза – умеет воздействовать на человека на расстоянии, фиксируя в его подсознании определенные образы и заставляя совершать определенные поступки. Саймон Эвенел принимал сильные сосудорасширяющие препараты, поэтому его мозг оказался ей доступен. То же самое и Сюзьен – она находилась под влиянием алкоголя. Они оба погибли, потому что Ольге необходима была их гибель, но закона, карающего за убийство подобным способом, нет. Да и доказать это будет невозможно.

Анна кивнула.

– Вы правы. Но я, как врач, согласна с версией программы – с Патриком она применила традиционный метод. Использовать нестандартное дистанционное внушение было слишком опасно – команда могла сработать с опозданием, а Патрик постоянно ездил по этой трассе с ее детьми. Они были любовниками, ей нетрудно было ввести его в транс и закодировать на конкретное действие. Командой же могло послужить любое слово, сказанное ему при расставании. За это ее, наверное, можно привлечь к уголовной ответственности.

Грэйси отрицательно качнула головой.

– Только, если бы она была врачом и злоупотребила своим положением. Однако даже в России Ольга не получила сертификата о медицинском образовании. И опять же – доказательства…

Вскочив со своего места, Денис пересек комнату и вновь остановился перед неоконченной картиной Мэгги, напряженно вглядываясь в силуэт.

– Ваша дочь, Анна, была талантлива, – воскликнул он, – ее убили. Вместе с ней убили ее талант. Родерик, Мэгги, Сюзьен – они все были молоды и должны были жить. Их убили. Моя мать… что эта женщина сделала с моей матерью, своей родной сестрой? Десять лет мама жила в аду, считая меня мертвым. Едва она пришла в себя, как умерла Сашка. Ее тоже убили. Вы говорите – память. У меня от сестры не осталось даже памяти, я помню ее только ребенком, мы видели друг друга, только по скайпу. Мои племянники остались сиротами. Должно же быть это… это… я забыл это английское слово…

– Возмездие, – с тревогой глядя на него, подсказала Грэйси.

– Да, возмездие. Если нет закона, я обращусь к средствам массовой информации, пусть все узнают правду. Пусть все узнают о ее преступлениях. Почему ты споришь со мной, Грэйси, почему не хочешь этого сделать?

Грэйси тоже вскочила и, подбежав к своему другу, положила руки ему на плечи.

– Денис, послушай, Денис! Давай сядем, пожалуйста, – она увлекла его на место и, держа за руки, говорила чуть ли не по слогам, – пойми, средства массовой информации не станут без доказательств обвинять Ольгу в преступлениях, они прекрасно знают, что за это им вчинят такой иск, что они в жизни не расплатятся. Для юристов версия программы – не доказательство. Поэтому придется говорить обо всем – о происхождении Тэдди и Лили, о связи Ольги с Патриком Нортоном. Нора… она не хочет скандала, это коснется Энвижен, Тэдди и Лили…

– Плевать я хотел на Энвижен, – стиснув зубы, процедил Денис.

– А Тэдди и Лили? Твоя мама любит их, как родных детей. Если Дерек узнает правду…

– Даже если этот слабак узнает правду, он все равно будет целовать зад своей жене.

Сконфуженная Грэйси оглянулась на Анну. Та усмехнулась краешком губ, подумав: «Какая очаровательная молодая пара! Кажется, они искренне влюблены друг в друга, нельзя, чтобы эта трагедия разрушила и их жизнь».

– Можно мне вмешаться в ваш спор? – мягко спросила она.

– Извините, Анна, – смущенно пробормотала покрасневшая Грэйси, а Денис отвел глаза.

– Простите, – буркнул он.

– Скажите, Денис, – голос Анны был все также мягок, – чего, по вашему мнению, заслуживает эта женщина?

Подняв голову, он посмотрел ей в лицо, и взгляд его был полон неюношеской горечи.

– Если закон и СМИ бессильны, остается одно – я просто сверну ей шею. Убью!

Анна высоко вскинула брови и неожиданно рассмеялась – впервые после гибели дочери.

– Вы когда-нибудь убивали, Денис?

Его щеки стали пунцовыми.

– Мы все когда-то делаем в первый раз.

«Краснеет, как и Сэнди, сколько же у них общего! Хотя они ведь близнецы, так и должно быть. Очень милый мальчик».

– Думаю, Денис, у вас это и в первый раз не получится, вы же не убийца. Поэтому давайте, оставим эмоции и обсудим все трезво. Я согласна, что безнаказанными эти преступления остаться не должны. Сильвия Нортон не хотела позора своей семье, она скрыла связь Ольги со своим мужем и просто лишила Дерека наследства, чтобы дети его жены не могли наследовать Энвижен. Однако она вряд ли стала бы молчать, знай, что ее невестка еще и убийца. Думаю, Нора тоже с этим согласится. Что вы думаете, Грэйси?

Девушка опустила голову.

– Возможно, – прошептала она.

– Денис, – в голосе Анны неожиданно зазвучали стальные нотки, – я хочу напомнить вам, что я в три раза старше вас, и жизненного опыта тоже, соответственно, имею больше. И никто больше меня, матери, потерявшей своего ребенка, не жаждет, как вы сами сказали, возмездия. Согласны ли вы мне помочь или начнете строить свои нелепые, извините, и неисполнимые планы мести?

Помолчав немного, Денис с явной неохотой ответил:

– Что вы собираетесь делать?

– Вы узнаете, когда придет время. Но если вы начнете действовать самостоятельно, вы можете мне сильно помешать. Сейчас нужно решить, будем мы друг для друга союзниками или помехой?

– Хорошо, – глядя в пол, угрюмо буркнул он.

«Господи, – с нежностью, подумала она, – он совсем еще ребенок. Ничего, с Грэйси он быстро повзрослеет».

– Я так и не поняла, Денис, вы даете мне слово ничего не предпринимать, пока не придет время?

– Ну… Ладно, даю честное слово.

Анна перевела дыхание.

– Хорошо. Тогда для начала я хочу заказать вам не совсем привычную для вас работу – перевести все документы о связи Ольги Нортон с работавшими на КГБ психиатрами с русского языка на английский. Работа будет оплачена мною по обычному тарифу.

Ошеломленный Денис посмотрел на нее исподлобья взглядом, полным обиды и гнева.

– Вы…шутите? – дрожащим голосом проговорил он. – Или хотите меня оскорбить? Конечно, я переведу, раз нужно, но неужели вы думаете, я буду брать с вас за это деньги?

Увидев изумление во взгляде Анны, Грэйси скороговоркой, чтобы Денис не понял, сказала:

– Не спорьте с ним, пожалуйста, Анна, он действительно может обидеться.

Во взгляде Анны мелькнула веселая усмешка.

– Хорошо, – согласилась она, – не буду. Как идут дела у вас в агентстве, Грэйси?

– В августе к нам обращались пятеро клиентов. С двумя случаями я разобралась сама, в трех мы использовали программу Дениса. Через несколько дней к нам возвращается Сэм Доули, так что дела пойдут.

– Ваша программа уникальна, Денис, – Анна внимательно посмотрела на молодого человека, – я думаю, у нее огромные возможности.

– Не знаю, – озабоченно нахмурив лоб, проговорил он, – там есть недостатки. Я хочу внести коррективы, чтобы учесть различные психологические аспекты – достоверность показаний свидетеля, тембр голоса и прочее. Это была идея Грэйси, она, как юрист, лучше меня разбирается в психологии.

– Перестань, Денис, я еще не получила сертификат!

Взгляды их встретились, и глаза у обоих засияли таким откровенным обожанием, что Анна подумала: «Пусть скептики говорят что угодно, но как же это прекрасно – счастливое молодое чувство».

Перед уходом Денис попросил разрешения взглянуть на другие работы Мэгги, и Анна, проведя их в соседнюю комнату, сдернула чехлы со стоявших у стен полотен.

– Ян Дэвидсон, главный финансист Энвижен, говорил мне, что Мэгги мечтала о строительстве выставочного зала, – печально сказала она, – он предложил Дереку, чтобы, дивиденды, которые причитались бы Мэгги с ее доли акций, поступали в фонд строительства зала. Дерек согласился. Дэн Прэстон, друг Мэгги, займется организацией выставки.

Денис понял не все ею сказанное, потому что Анна забыла замедлить темп речи. Он прошелся вдоль полотен, остановился у одного из них и вздохнул.

– Мэгги… она такая… легкая.

«Легкая, да, – думала Анна, – именно, мальчик это верно подметил. Взбалмошная, болтливая, непоседливая. Моя Мэгги. Роберт мечтал о втором ребенке, сыне. Помню, как он настаивал, когда Мэгги исполнилось три. Я тогда не согласилась – одна мысль о том, что у нас может появиться все в доме крушащий сорванец, сводила меня с ума, терпеть не могла мальчишек. Жаль».

* * *

Дни рождения младших внуков Яна Дэвидсона, Эндрю и Кайла, волей случая приходились на первое и второе декабря, соответственно. Поскольку не всегда эти дни выпадали на уикенд, по уже сложившейся семейной традиции торжественную вечеринку – с играми, подарками и двумя огромными тортами со свечами – устраивали в первое воскресенье месяца, а через неделю, во второе воскресенье декабря, Ян совершал с именинниками нечто вроде большой «именинной прогулки», как он это называл.

В нынешнем году, как и прежде, прогулка началась с обсуждения маршрута в гостиной дома дочери, куда Дэвидсон приехал, чтобы забрать именинников на положенный им тур. И сразу же пошли разногласия.

– В Луна-парк, – Кайл уперся, как скала, но и Эндрю стоял на своем.

– В Луна-парк мы в прошлом году ходили, а теперь мне нужно в музей восковых фигур, чтобы сделать фото сэра Артура Филлипа для реферата о борьбе первых поселенцев с голодом.

Что ж, причина была достойна уважения, но Ян понимал и Кайла – в прошлом году того не пустили на вращающийся аттракцион. А Эндрю пустили – он был на год старше. Кайл стоял наверху вместе с дедом и наблюдал, как цилиндр, к стенке которого прислонились люди, в том числе и Эндрю, начал вращаться – сначала медленно, потом быстрее и быстрее. И вот дно цилиндра упало, Эндрю, прижатый к стене центробежной силой, повис над черной дырой. Кайлу же оставалось только смотреть и глотать слюнки. И ничто потом не смогло поднять его настроения – ни бассейн Олимпийский, где дед позволил им плескаться часа два, ни прогулка на пароме.

– А до этого в музее мы, скажешь, не были? – обиженно выпятив нижнюю губу, сказал он. – Сто лет там просидели, пока ты со всеми фотографировался.

– Ты тоже фотографировался!

– Я только с Обамой и королевой Елизаветой, а ты и с сэром Куком, и с Эйнштейном, и с Далай Ламой, а потом еще с Одри Хэпберн. Фото сэра Филлипа ты можешь из Сети скачать.

– Нам для реферата нужно самим сделать. Конечно, тем, кто еще не дорос и этого не понимает…

Ян поторопился предотвратить назревавшую ссору и многозначительно поднял руку.

– Стоп, господа, мы сами у себя крадем время. Сейчас мы все решим, но сначала посмотрим, кто из вас помнит девиз сэра Кука. «Я не только стремился…»

Внуки подхватили нестройным хором:

– «Я не только стремился идти дальше всех – я стремился идти так далеко, как возможно».

– Тогда я предлагаю отправиться так далеко, как возможно – в Королевские Ботанические сады. Чей памятник там стоит?

– Сэра Артура Филлипа! – хором ответили они.

– Эндрю его сфотографирует, это прекрасно подойдет для реферата, – чтобы внук не начал оспаривать его соломоново решение, Дэвидсон немедленно задал следующий вопрос: – Кстати, а чей памятник стоит напротив Королевских Ботанических садов, у входа в библиотеку?

Кайл опустил глаза, а Эндрю, снисходительно глянув на умолкнувшего брата, довольно ухмыльнулся и бойко оттарабанил:

– Памятник сэру Мэтью Флиндерсу, потому что в библиотеке хранится первый атлас Австралии. Флиндерс обогнул Австралию, доказал, что это самостоятельный континент, и написал книгу «Путешествие к земле Австралия». После этого Австралия стала называться Австралией, а до этого называлась Новой Голландией. С Флиндерсом на корабле всегда плавал его котенок дружище Трим. Поэтому его тоже поставили на постамент рядом с Флиндерсом. Это все нам Роджер рассказал, когда мы были на экскурсии.

Ян незаметно поморщился. Его, как и некоторых других представителей старшего поколения, несколько коробило недавно охватившее Австралию очередное демократическое поветрие – называть учителей в школе по именам.

– В следующем году класс Кайла тоже поведут на экскурсию, – пригладив рыжеватые кудряшки младшего внука, сказал он, но самолюбивый Кайл, не любивший, чтобы его жалели, сердито мотнул головой и задрал свой и без того вздернутый веснушчатый нос.

– А зато нам Айрин рассказывала, что архитектор Йорнудсен, который построил Опера-хаус, долго мучился и не мог придумать форму. А потом однажды увидел разрезанный апельсин, и его словно осенило.

Эндрю собрался было возразить, что про апельсин и Опера-хаус давным-давно все знают, но дед остановил его укоризненным взглядом и похвалил Кайла.

– Умница, Кайл, это в высшей степени поучительная история о том, как рождаются гениальные идеи. Итак, предлагаю следующий план нашего тура: начнем, как всегда, со здания Королевы Виктории, потом дойдем пешком до Королевских Ботанических садов, оттуда вернемся на Сёкьюла-кэй, поедим в кафе и отправимся на Парамату.

– Да! – в восторге завопили внуки, забыв о недавних распрях.

– Если не поторопитесь, опоздаем в бою ваших часов! – предупредил их дед.

От Таун-холла, где Дэвидсон оставил на парковке офиса Энвижен свою машину, дед с внуками продолжили свой путь к зданию Королевы Виктории пешком и успели вовремя – старинные часы, силуэт которых напоминал Тауэр, как раз к их приходу ожили и в очередной раз поведали трагическую историю из жизни королевства. Под звуки фанфар меч палача отсек голову короля Карла Первого, и Эндрю с Кайлом следили за ним так, словно видели это в первый раз.

– Круто, да? – сказал брату Эндрю. – Ладно, давай к сэру Куку.

Мальчики обошли со всех сторон десятиметровые подвесные часы Кристофера Кука, оглядели тридцать два часовых циферблата, показывающих время во всех часовых поясах мира. Они терпеливо прождали полчаса, пока поднимется сектор золоченой крыши, и оживут страницы истории Австралии, а сразу после этого потянули деда на улицу.

Яна поражал интерес мальчиков к часам в сочетании с полнейшим равнодушием к остальным музейным реликвиям здания, включая запечатленные искуснейшими мастерами сюжеты владычества королевы Виктории. Живопись, скульптура, редчайшие по красоте ювелирные изделия – все это оставляло их совершенно равнодушными.

«Мне кажется, – попенял он однажды дочери Лизе, – ты мало времени уделяешь развитию у них чувства прекрасного».

«Брось, папа, – сердито ответила она, – ты ведь знаешь, что мне абсолютно некогда. Дети учатся в дорогой частной школе, их постоянно водят по музеям, а я должна работать…пока могу».

Что ж, Лиза, как и все музыканты, действительно была занята с утра до вечера – репетиции, концерты. По дороге в Королевские Ботанические сады Дэвидсон с тревогой думал о дочери, которую в последнее время стали мучить боли в спине – такие, что минутами она не в силах была держать скрипку. Врач не рекомендовал ей работать с инструментом больше часу в день, предрекая в будущем тяжелые осложнения, но Лиза не мыслила себе жизни без концертов, без аудитории слушателей. Упрямая, младший сын характером весь в нее.

– Дедушка, поедем на вагонетке? – спросил Кайл, когда Эндрю сфотографировал для реферата монумент сэра Артура Филлипа.

– До скамьи леди Элизабет, – поддержал брата Эндрю.

Ян забрался в вагонетку с превеликим удовольствием – он привык к долгим пешим прогулкам с внуками, но на этот раз неожиданно ощутил усталость. Они вылезли у вырубленной в скале скамьи, на которой Элизабет, жена пятого губернатора Лахлана Маквори, в начале девятнадцатого века любила сидеть, ожидая своего мужа.

– Двадцать шестого января придем сюда на День Города, – потрогав скамью, сказал Кайл, – а когда будет концерт, мама будет на нем играть.

– Если у нее не заболит спина, она предупреждала, – возразил Эндрю, и Ян расстроился – раз Лиза сама говорит об этом, значит, с позвоночником у нее дела все хуже и хуже.

– Ну что, возвращаемся? – как можно более веселым тоном спросил он. – Перкусим и на Парамату.

– Ага, сейчас, – вытащив свой мобильный, Эндрю сфотографировал скамью леди Элизабет и отделенный от них проливом Деннисон-форт, – на всякий случай, может, пригодится для реферата.

Ян с сомнением покачал головой.

– Смотри, не напортачь – тебе писать о первых поселенцах, а Деннисон-форт построен в середине девятнадцатого века, во время Крымской войны.

– Я знаю, Роджер нам рассказывал, чтобы отразить вторжение русских, – Эндрю сунул телефон в карман, – это я так фотографирую, на всякий случай – может, мне Роджер на лето задаст еще один реферат.

По всему было видно, что учитель истории по имени Роджер приобрел на его внука огромное влияние, поэтому Ян не сумел удержаться от вопроса:

– А Роджер – он молодой или старый?

– Старый, – уверенно ответил Эндрю, – ему, наверное, уже двадцать пять лет. Или даже целых тридцать.

– А мне кажется, ему двадцать восемь, – выпятив нижнюю губу, заявил Кайл, который не мог остаться в стороне от дискуссии.

– Понятно, – со вздохом кивнул их дед, которому перевалило за шестьдесят.

В этот день им положительно везло, потому что, выйдя из кафе на Сёкьюла-кэй, они как раз успели на катер до Параматы. С облегчением вытянув ноги в салоне, Ян устало закрыл глаза.

«Годы сказываются, – думал он, – мне уже не так легко совершать подобные променады, а вот раньше…».

Однако, похоже, мальчики тоже притомились, поскольку не носились по палубе, как обычно, а смирно сидели в салоне, приникнув к окнам и следя за быстро сменявшимся ландшафтом прибрежной полосы.

Пройдя под одноарочным мостом, катер вскоре оставил позади себя высотки Сиднея. На крутых скалистых берегах теснились маленькие коттеджи, хотя еще кое-где выглядывали из-за деревьев многоэтажные здания. Постепенно скалы сменились прибрежным песком, лес стал реже, вдоль пустынного берега тянулись теперь деревянные причалы, мелькали фигурки людей. Достигнув верховьев Параматы, катер вошел в выложенную камнями уютную бухту. Длинное пятиэтажное здание и ступеньки причала вновь напомнили пассажирам о цивилизации.

Ян с удовольствием посидел бы на скамье рядом с молодой женщиной, пытавшейся укачать прыгающего у нее на руках ребенка, но внукам просто необходимо было подтащить его к каменной доске объявлений – там местные жители конца восемнадцатого и начала девятнадцатого веков оставляли друг для друга свои объявления.

– Дед, да ты только посмотри, – Кайл чуть не лопался от смеха, – смотри, что этот написал: «Опасайтесь бродящей по окрестностям дикой собаки, я с трудом унес от нее ноги». А вот это: «Заключен брак Кэтрин Вилмот, заключенной, и Томаса Налфина, матроса». Или вот это: «Продаются буйвол с телегой и корова с теленком». Ой, а вот тут объявления о смерти.

– Жалко этого Роббера Хассала, – вздохнул Эндрю, – смотри, родился в 1799 году, умер в 1825. Наверное, как наш Роджер.

– А Анна Мэш родилась в 1767, умерла в 1823, ей было… сколько же ей было? – Кайл замялся, с надеждой взглянув на брата, но тот не собирался подсказывать.

– Сам считай, – сказал он и прочитал вслух эпитафию Анне Мэш: – «Была приговорена к семи годам за кражу одного бушеля пшеницы и честно проработала кассиром на пассажирской пристани». За какой-то бушель пшеницы семь лет! Может, у нее дети были голодные!

– Пятьдесят шесть лет, – подсчитал, наконец, Кайл, – она была уже совсем старая.

– Прочитайте лучше это объявление, – наставительным тоном сказал дед, – оно интересней: «Мистер Уокер информирует, что может принять в свою школу на 1828 учебный год еще от шести до десяти пансионеров. Изучаемые предметы: английская грамматика, письмо, арифметика, латинский, греческий, французский, геометрия, тригонометрия».

Эндрю достал свой мобильный телефон и щелкнул камерой.

– Пригодится.

– Смотри, Эндрю, что я нашел для твоего реферата! – крикнул Кайл, стоявший у потрескавшейся плиты шагах в десяти от них.

«Идидени пришел к дому губернатора Филлипа в дикой ярости и кричал, что белые люди брали его лодку, но сломали ее, пытаясь пришвартоваться, и что он готов убить их за это. Щеки и грудь его были раскрашены красным, что было признаком сильного гнева».

– Смотри, какой молодец наш Кайл, – прочитав надпись, заметил Ян старшему внуку, – по времени это как раз тебе подходит.

От похвалы деда Кайл весь раздулся от гордости.

– А правда, дедушка, что наши предки приехали в Австралию самыми первыми? – спросил он.

– У меня было много предков, – с улыбкой ответил Ян, – а у тебя еще больше. Кто-то из них приехал в Австралию во времена «золотой лихорадки», кто-то позже, из Европы. Но первый Дэвидсон действительно высадился в бухте Сидней вместе с сэром Артуром Филлипом, он был заключенным. Однако, нам пора, а то катер, пожалуй, отчалит без нас.

Едва катер отошел от пристани, как уставшие за день мальчики задремали, с разных сторон привалившись к деду, и сам Ян закрыл глаза, отдавшись плавному движению судна. Однако минут через пятнадцать, его сладкое забытье было прервано звонком мобильного телефона. Осторожно, чтобы не потревожить внуков, он вытащил из кармана трубку и увидел высветившееся на дисплее имя Анны Гримвэйд.

– Анна? Привет, дорогая моя, как ты?

– Извини, что беспокою тебя в выходной день, Ян. Я в Сиднее, завтра мне нужно будет переговорить с тобой и с Дереком по важному делу, смогу я с утра застать вас на Джордж-стрит?

– Разумеется, с девяти я всегда в офисе. С утра у нас ничего не запланировано, поэтому Дерек появится около десяти, может, в половине одиннадцатого. Приезжай к одиннадцати, чтобы тебе не ждать. В каком ты отеле? Я пришлю за тобой машину.

– Спасибо, я взяла напрокат симпатичный седан – наверное, пробуду в Сиднее дня три-четыре. К тому же, я в двух шагах от офиса, в Хилтоне. Приду пораньше, мне еще нужно будет перекинуться с тобой парой слов. До встречи, Ян.

Со дня страшной трагедии на Миллитари-роуд миновало уже больше года, но Ян обладал способностью проецировать на себя чужую боль и до сих пор содрогался от ужаса, думая об Анне, потерявшей единственную дочь. Он сам тяжело пережил гибель вверенного его попечению Родерика, Дерек тоже до сих пор не пришел в себя, в одночасье лишившись отца и брата, но оба они имели семьи, где можно было отойти от боли. Анна же вместе с Мэгги похоронила все, что, по представлению Яна, составляло основной смысл жизни человека. Спрятав трубку, он вновь закрыл глаза, но задремать ему на этот раз не удалось – в голову лезли тревожные мысли. И только в третий раз прокрутив в мозгу недавний разговор, Ян, наконец, понял, что показалось ему столь странным – голос в трубке звучал слишком жизнерадостно.

* * *

Секретарша доложила об Анне Гримвэйд спустя десять минут после того, как Ян вошел в свой кабинет. Он поднялся навстречу, протянув к ней руки.

– Привет, Анна. Как ты?

– А как ты, Ян? – поцеловав его, она улыбнулась и опустилась на стул у длинного стола, предназначенного для проведения совещаний. Ян, не став садиться в свое кресло во главе стола, устроился напротив нее.

– Ты хорошо выглядишь, дорогая, – осторожно сказал он.

Как ни странно, это казалось правдой – еще недавно потухшая и согнутая бременем горя женщина, теперь держалась прямо, словно натянутая струна, поседевшие волосы были окрашены в приятный каштановый цвет, взгляд чуть подведенных глаз сиял.

– Я принесла прошение об отставке, Ян, – глубоким грудным голосом сказала Анна и, открыв дипломат, вытащила папку, – здесь распечатки всех финансовых отчетов и документов хосписа и диск. Доктор Патрисия Милз будет меня замещать, пока вы с Дереком не решите, кто займет мое место. На мой взгляд, Патрисия – лучшая кандидатура, но это уж решать вам с Дереком.

Повертев в руках бумаги, Ян отложил их в сторону.

– Я посмотрю позже, – сказал он, не выказывая никакого удивления, – расскажи теперь о себе. Какие у тебя планы?

– Уезжаю в Европу, – глаза ее на миг заволокло печалью, но они тут же вновь заблестели, – думаю, в Австралию больше не вернусь. Вот об этом я с тобой и хотела поговорить, Ян. И еще кое о чем попросить.

– Слушаю тебя, дорогая, сделаю все, что в моих силах.

– На случай своей кончины я утрясла все имущественные дела с адвокатом и назначила вас с Дереком своими душеприказчиками. Надеюсь, ты не станешь возражать против этого.

– Разумеется, возражать я не стану, – улыбнулся Ян, – но мне кажется, ты допускаешь ошибку. Дерек-то ладно, но я ведь старше тебя.

– Льстец, – Анна тоже улыбнулась, – всего на каких-то три года, в нашем возрасте это уже не считается. Хорошо, тогда, раз возражений нет, прошу тебя принять этот пакет, – она передала ему запечатанный конверт, – и ознакомиться с ним, если получишь печальное известие. Точно такой же я передам Дереку. А теперь, когда с моими делами утрясли, расскажи немного о ваших. Как Дерек?

Что-то неуловимо изменилось в лице Дэвидсона.

– Работает, – пожав плечами, ответил он, – голова у него хорошая, опыт большой, но, конечно, он уже не тот, что прежде. В этом году даже не стал отмечать свой день рождения, через меня просил передать коллегам, чтобы не было никаких поздравлений, – сказав это, Ян спохватился и испуганно посмотрел на Анну, но лицо ее осталось безмятежным.

– Да, похоже, все это его сломало, – спокойно проговорила она, – но он молод, еще может оправиться.

– Не знаю, – он тяжело вздохнул, – посмотрим.

– Как у тебя отношения с Ольгой, Ян, она не пытается больше выкинуть что-либо вроде того, что случилось с акциями Мэйджик Би?

– О, нет, больше ничего такого, а со мной она ведет себя в высшей степени корректно – понимает, что я полезен Энвижен, а Энвижен когда-нибудь достанется ее детям.

Лишь по нервно переплетенным пальцам рук Яна Дэвидсона Анна поняла, чего стоило ему произнести эту фразу, да еще таким невозмутимым тоном.

– Скажи, Ян, а у тебя никогда не возникало желания открыть правду Совету директоров?

– А смысл? Других наследников у Энвижен нет. И вряд ли будут – похоже, у Дерека с этим какие-то проблемы. Иначе, думаю, Ольга не стала бы так рисковать – она знала о завещании Гримвэйда задолго до рождения Лили. Ты врач, Анна, и лучше меня во всем разбираешься.

– Есть легко излечимые случаи бесплодия, нужно лишь обратиться к врачу. Ты не думал, Ян, что Дереку стоило бы все узнать?

Тяжело вздохнув, Дэвидсон беспомощно развел руками.

– В столь деликатный вопрос я не считаю себя вправе вмешиваться. Да и уверен, что это ничего бы не изменило, Анна. По внукам своим знаю, что все люди рождаются абсолютно разными, одним нужна правда, других же она просто может раздавить, и Дерек именно из таких. Если честно, решал не я, это воля Норы. Она сочла, что все должно остаться, как есть, а завещание Гримвэйда – чистый бред.