Текст книги "Купчихи, дворянки, магнатки. Женщины-предпринимательницы в России XIX века"

Дворянская и купеческая модели фабрик в 1810–1840‐е

По официальной статистике, в 1814 году фабрик во владении женщин на всю империю было 165 (из общего количества 3731).

Среди владелиц доминировали дворянки – 76 человек, или 46 %, купчихи занимали вторую позицию – 63 человека, или 38 %. Мещанок было 20 человек (12 %), в числе шести прочих (4 %) были крестьянки, солдатка и казачка.

В 1832 году во владении женщин насчитывалось 484 фабрики (из 5349). Лидировали по-прежнему дворянки, которые владели 241 предприятием, что составляло 50 %. 172 предпринимательницы представляли купечество (36 %), 48 – мещанство (10 %), 16 – крестьянство (3 %), 7 человек – прочие сословия.

Интересно провести сравнение, как вели промышленный бизнес дворянки и купчихи. В каких отраслях они действовали? Кто были рабочие на их предприятиях? Где располагались предприятия – в городах или в сельской местности?

Анализ статистики показал заметное различие между дворянками и купчихами как по отраслям промышленности, так и по использованию рабочей силы (вольнонаемные или крепостные). Предприятия различались и по местоположению: дворянские были устроены в основном в сельских помещичьих имениях, купеческие – в городских кварталах.

Очевидны различия и по типу капиталов, вложенных в производство. Купчихи, как правило, представляли первое или второе (в редчайших случаях – третье) поколение в семьях, избравших бизнес своим занятием. Рекрутированные из крестьянской или купеческой среды, они могли рассчитывать только на собственные капиталы. В среднем же капиталы купчих были небольшими по сравнению с капиталами дворянок.

В 1814 году в отраслях, где задавали тон купчихи, использовался главным образом труд лично свободных, вольнонаемных рабочих. Использование вольного труда достигло максимума в хлопчатобумажной отрасли (99,4 % вольнонаемных и только 0,6 % крепостных) и в отрасли, объединившей мыловаренные, салотопенные, свечные и воскобойные предприятия (100 % вольнонаемных).

У дворянок чаще имелись капиталы, накопленные богатыми дворянскими династиями в течение нескольких поколений. Также было преимущество в ресурсах, таких как земля, недвижимость и зачастую крепостная рабочая сила. Дворянки преобладали в суконной (93 % от числа всех женщин-фабриканток), металлической – производстве железа и стали (81 %), стекольной и хрустальной (81 %), писчебумажной (80 %), сахарной (100 %) отраслях, а еще в производстве поташа (80 %) и селитры (100 %). На их предприятиях от 62,4 до 96,4 % рабочих составляли люди несвободные: крепостные, приписные и покупные.

Таким образом, в дворянском хозяйственном комплексе, ядром которого была сельская усадьба, промышленные предприятия были одним из элементов инфраструктуры. Этот элемент чаще всего был не главным по сравнению с хлебопашеством. Доходы от промышленных предприятий могли в некоторой степени компенсировать низкую товарность сельскохозяйственного производства, особенно в неурожайные годы.

В купеческом хозяйстве фабрика составляла смысл и содержание бизнеса и являлась главным источником доходов купеческой семьи.

В каждой из двух этих моделей хозяйства были свои гарантии и свои риски. В случае неудачи со сбытом продукции финансовый крах хозяина фабрики в дворянском имении мог не играть большой роли – все-таки помещиков в основном кормили плоды хлебопашества крепостных. Но если купеческое предприятие не сумело продать свою продукцию, оно даже могло прекратить существование, ибо имело минимальный потенциал выживания.

В дворянском типе владения хозяйка чаще всего была оторвана от производственного процесса. Многие дворянки жили зимой в городе, а за фабриками следили управляющие, да и в другое время в усадьбе были специальные люди для фабричного контроля.

В купеческом типе владения хозяйке приходилось ежедневно регулярно посещать фабрику, вникать в детали закупки сырья, приобретения оборудования, найма работников и сбыта готового товара. Небольшие же купеческие предприятия (до 40–60 рабочих) вообще чаще всего находились в одном из строений прямо в домовладениях хозяев. Купчихе-владелице было достаточно перейти двор, чтобы попасть на фабрику.

Дворянки-предпринимательницы: Как наследовали фабрики и что на них производили

Дворянки раньше представительниц других сословий получили доступ к предпринимательству, что было связано с их широкими финансовыми возможностями. Рассмотрение вопроса о предпринимательстве дворянок опровергает сразу два стереотипа: первый – что бизнесом занимались только лица из купечества, и второй – что женщины наследовали имущество, включая промышленные предприятия, исключительно от мужей.

Изучение истории предпринимательства женщин показало, что женщины-дворянки составляли почти половину всех фабриканток в первой половине XIX века. В 50 % случаев они наследовали имущество от родителей (отца или матери) и только в 20 % случаев – от мужей.

«Список фабрикантам и заводчикам Российской империи 1832 года» свидетельствует, что дворянкам принадлежало 241 предприятие, в том числе 64 суконные фабрики, 64 предприятия по производству поташа и селитры, 34 завода по производству металлов и металлоизделий, 22 стеклянных и хрустальных завода, 16 писчебумажных фабрик.

Среди дворянок 26 владелиц по мужу или по родителям относились к высшей титулованной аристократии: княжеским родам Барятинских, Волконских, Вяземских, Гагариных, Голицыных, Долгоруковых, Мещерских, Радзивиллов, Репниных, Хованских; графским – Апраксиных, Браницких, Закревских, Зубовых, Лаваль, Орловых, Потоцких, Разумовских, Салтыковых, Толстых, Уваровых, Чернышевых, Шереметевых.

Каким образом промышленные предприятия оказывались в руках женщин? Попробуем ответить на этот вопрос через исследование историй тех 26 предпринимательниц, которые по родителям или мужу относились к княжеским и графским родам.

Изучение деталей получения имущества в сопоставлении с генеалогическими данными дало возможность определить несколько типов наследования и владения предприятиями. Подсчеты показали, что в половине случаев (13 из 26) дочь получала имущество от родителей (отца или матери). Десять собственниц получили владения от отца и три – от матери. Тут существовало три варианта: чаще всего – по завещанию, реже – в подарок или в качестве приданого.

Еще пять женщин (20 %) получили собственность от мужей – тоже в качестве наследства или в подарок. В одном случае это была покупка, которую совершила графиня Александра Лаваль. В семи случаях происхождение собственности установить не удалось.

Рассмотрим наиболее интересные из известных нам случаев получения и владения собственностью.

Владелица трех предприятий, супруга тайного советника, сенатора и директора Ассигнационного банка П. В. Мятлева Прасковья Ивановна Мятлева (1772–1859) унаследовала вотчину с крупным селом Порецкое в Симбирской губернии от отца – генерал-фельдмаршала графа Ивана Салтыкова (1730–1805), а тот, в свою очередь, от своего отца – графа и генерал-фельдмаршала Петра Салтыкова (1698–1772). Посланный Петром I во Францию для обучения морскому делу, П. Салтыков свыше пятнадцати лет прослужил во французском военно-морском флоте, позднее, в 1762–1772 годах, был московским генерал-губернатором. Современные читатели знают семью Мятлевых больше по сыну Прасковьи Ивановны – Ивану Мятлеву, поэту, который дружил с А. С. Пушкиным. Кстати, Ивана Мятлева упомянул М. Ю. Лермонтов в стихотворении в альбом С. Карамзиной:

 
Люблю я парадоксы ваши,
И ха-ха-ха, и хи-хи-хи,
Смирновой штучку, фарсу Саши
И Ишки Мятлева стихи.
 

Впрочем, И. П. Мятлев (1796–1844) был не только стихотворцем, но еще и крупным чиновником Министерства финансов, камергером.

Предприятия Мятлевой были устроены ее отцом и включали суконную фабрику, на которой выпускали сукна и ковры, и кожевенную фабрику – обе в селе Порецком Алатырского уезда, а также кожевенный завод в селе Батаево Казанской губернии. На суконной фабрике трудились 18–20 работников, в год здесь производили 38–40 ковров. Изделия суконной фабрики были представлены на мануфактурной выставке 1833 года: это были ковры разной величины из русской, английской, силезской шерсти, а также «дорожки» и «тесьмы».

Кожевенный завод в Порецком был большим предприятием. Здесь производились кожи опойковые (из телячьей кожи, шли на обувь), подошвенные и юфтовые (отличались большой прочностью и эластичностью, также употреблялись на обувь). Для обработки кож имелось более 60 чанов, трудились 50 крепостных работников. В Санкт-Петербурге Прасковья, по более поздним данным 1839 года, владела четвертым предприятием – заводом по производству стеариновых свечей совместно с М. фон Кельдерманом. В латифундии Мятлевой, кроме Порецкого, было еще восемь сел и деревень, а в них 4391 крепостной мужского пола – согласно составленным к 1860 году «Приложениям к трудам Редакционных комиссий» (эти переписи всех помещичьих крестьян были сделаны в связи с готовившейся отменой крепостного права).

Документы из фонда Мятлевых в Архиве древних актов показывают, что Прасковья Ивановна почти ежегодно посещала Порецкое. Летом она постоянно вникала в дела хозяйства (об этом также известно из мемуарной литературы, связанной с ее сыном И. П. Мятлевым). Однако, как и у большинства крупных помещиков, управление поместьем осуществлялось через управляющих. Сохранившиеся купчие на покупку и продажу земли демонстрируют, что от имени и по доверенности хозяев многие хозяйственные сделки заключали управляющие.

Прасковья Мятлева получила хорошее домашнее образование, знала несколько языков. Большим ее увлечением были театральные спектакли, устраиваемые в подмосковном имении родителей Марфине, особенно к 23 и 24 июня – дню рождения и именинам фельдмаршала Салтыкова. Мемуарист Ф. Вигель с восхищением отзывался о стиле поведения Мятлевой и ее матери, графини Салтыковой:

Не знаю, откуда могли они взять совершенство неподражаемого своего тона, всю важность русских боярынь вместе с непринужденною учтивостью, с точностью приличий, которыми отличались дюшесы (то есть княжны, от фр. duchesse – герцогиня, княжна. – Г. У.) прежних времен.

От матери унаследовала поместье с фабрикой княгиня Варвара Сергеевна Долгорукова (1793–1833). Она была дочерью гофмейстера, князя Сергея Сергеевича Гагарина (1745–1798) от брака с княжной Варварой Николаевной Голицыной (1762–1802). Льняная фабрика в селе Каменке Нижне-Ломовского уезда Пензенской губернии изготавливала тонкое полотно, скатерти и салфетки. Варвара с 1812 года была замужем за егермейстером, обер-шталмейстером, князем Василием Васильевичем Долгоруковым (1787–1858). Владельцами Каменки до Варвары Сергеевны были ее мать, княгиня Варвара Николаевна Гагарина (умерла в 1802 году, когда девочке было девять лет), а ранее – дед (отец матери), князь Николай Михайлович Голицын.

От матери, ранее наследовавшей от мужа, получила свои предприятия статская советница Анна Петровна Полторацкая (1772–1842). Она имела три металлических завода в селах Столпцы и Коленцы Пронского уезда Рязанской губернии. На предприятиях производились «иглы, проволоки и железо разного сорта», а также оспопрививательные ланцеты, шпильки для суконных и полотняных фабрик и «чулошные спицы»; трудились на них до 600–700 работников. В начале 1840‐х годов в Коленцах выделывалось 75 миллионов игл в год, а в Столпцах – 45 миллионов. (Для справки: население России в 1846 году составляло 54 миллиона человек.)

Почти вся продукция продавалась на Нижегородской ярмарке, откуда купцы-оптовики развозили ее по всей России. «За отменное качество» она была удостоена большой серебряной медали на одной из мануфактурных выставок.

Предприятия были приобретены в 1773 году отцом Анны Полторацкой Петром Кирилловичем Хлебниковым у представителей династии Рюминых, основавших их еще в 1717 году. Семья богачей Хлебниковых была широко известна. Генерал Петр Кириллович Хлебников был соратником генерал-фельдмаршала, президента Российской академии наук К. Г. Разумовского; Хлебников владел Пронскими металлическими заводами и Благовещенским медеплавильным заводом на Урале. Будучи библиофилом, он собрал уникальную библиотеку рукописей и книжных раритетов. Его библиотекой даже пользовался Н. М. Карамзин при написании «Истории государства Российского».

Хлебников был женат на дочери купца Петрова, владельца крупного чугунолитейного завода на Урале. После смерти П. К. Хлебникова владелицей фабрик была его вдова Ирина Яковлевна, а после ее кончины предприятия перешли в собственность Анны. Анна Петровна получила имущество, оцениваемое в 4,5 миллиона рублей, включая единственное в России игольное производство, где работали в 1814 году 968 крепостных. Анна Полторацкая владела фабриками до ухода из жизни в 1842 году. После нее эти крупнейшие в России фабрики унаследовал сын Сергей Дмитриевич (1803–1884), знаменитый библиофил и литературный критик, близкий знакомый А. С. Пушкина, двоюродный брат Анны Керн.

Анна вышла замуж в восемнадцать лет (1790) за сына Агафоклеи Полторацкой (речь о ней пойдет дальше) – Дмитрия Полторацкого. В браке родились четверо детей. В найденной нами в архиве росписи приданого Анны упомянуто, что она получила огромную коллекцию бриллиантовых украшений, 1800 крепостных крестьян, фабрику и несколько сот платьев, не считая постельного белья, мебели и других предметов. Ее муж Дмитрий Полторацкий (1761–1818) стал знаменит в своей среде как приверженец идеи рационального сельского хозяйства в английском духе, которую он, купив сельскохозяйственные машины в Англии, а семена и коров в Нидерландах, внедрял в своем поместье столь успешно, что даже получил пост чиновника в Экспедиции государственного хозяйства, осуществлявшей «попечение о развитии разных отраслей сельского хозяйства».

Супруги были горячими сторонниками рационального хозяйства – их оснащенное новейшей английской техникой имение Авчурино в Калужской губернии посещали императоры Александр I и Николай I. О своем крестном Д. М. Полторацком (одним из двадцати двух детей, родившихся у Марка и Агафоклеи Полторацких) А. П. Керн писала: «Лучший из них и богатейший по жене (выделено мной. – Г. У.) был Дмитрий Маркович. Он был бесконечно добр». Дела своих фабрик Полторацкая вела вместе с мужем.

Купчихи-предпринимательницы: Как наследовали фабрики и что на них производили

В первой половине XIX века купчихи как владелицы промышленных предприятий занимали вторую позицию после дворянок. В 1814 году из женщин-фабриканток 63 представляли купеческое сословие (38 % от всех женщин-предпринимательниц), в 1832 году их было 172 (36 %). Эти предприятия чаще всего женщины унаследовали после смерти мужа. Ряд предприятий был основан самими владелицами (вдовами, старыми девами, реже – замужними женщинами). На купеческих предприятиях, 80 % которых находились в городах и лишь 20 % – в крупных фабричных селениях, применялся труд вольнонаемных рабочих.

В первой половине XIX века купчихи, как правило, представляли собой первое или второе (в редчайших случаях – третье) поколение в семьях, избравших своим занятием бизнес. Рекрутированные из крестьянской или купеческой среды, они могли рассчитывать только на собственные капиталы.

В 1814 году наивысшую долю женщин купеческого сословия – восемь из десяти – составляли собственницы хлопчатобумажных предприятий. В этой же отрасли наблюдался очень высокий уровень применения труда вольнонаемных рабочих – 99,4 %.

Географически эти предприятия распределялись по пяти губерниям: Московской (где было четыре фабрики), Вятской, Владимирской, Казанской и Смоленской (по одной). Но если русские фабрикантки в Московской, Владимирской и Смоленской губерниях специализировались на производстве хлопчатобумажных изделий – ситца, платков, миткаля и нанки, то татарки в Казанской и Вятской губерниях – на изготовлении кумача. (Миткалем называли суровую тонкую хлопчатобумажную ткань, из которой путем дальнейшей обработки делали ситец, а нанкой – грубую и более плотную хлопчатобумажную ткань.)

В списке 1814 года крупнейшей была фабрика в Вязниках Владимирской губернии. Предприятием владела местная купчиха Катерина Шелапутина вместе с мужем, купцом Афанасием Шелапутиным. На фабрике числились 215 вольнонаемных рабочих, работавших на 111 станах. В год выпускалось 50 тысяч аршин (36 тысяч метров) миткаля, 1476 головных платков и 8575 аршин (6,1 тысячи метров) нанки. Меньше всех по размерам была платочная фабрика купчихи Аграфены Митюшкиной в Гжатске Смоленской губернии – там трудились всего 26 рабочих.

На прочих фабриках было от 18 до 104 рабочих, то есть это были крупные предприятия. В больших городах фабрики размещались в специально устроенных помещениях. В первой половине XIX века в городах почти все рабочие-ткачи были только мужчины. Это, видимо, объясняется тем, что промышленный ручной ткацкий станок представлял собой довольно крупную конструкцию, работа на нем требовала физической силы и выносливости. Особенно это касалось работы с деталью-рамкой, называемой «бердо», – специальным деревянным гребнем длиной от полутора до трех метров, на который надо было нажимать обеими руками после каждого прохода челнока с поперечной нитью (утком), для «прибоя» новой нити к полотну. Бердо могло весить от 20 до 70 килограммов, и для того чтобы весь день двигать его взад-вперед, нужна была недюжинная сила.

Женщины-работницы были заняты на более физически простых работах, например на разборе и размотке пряжи. В начале 1830‐х годов в Москве на 135 хлопчатобумажных фабриках трудились 19 тысяч рабочих, из них 91 % мужчин. Тяжелой была также работа на ситценабивных фабриках, там мужчин было еще больше – 96 %. В 1847 году на всех предприятиях насчитывалось 45 тысяч человек, мужчины среди рабочих составляли 92 %.

В деревнях могли действовать предприятия другого типа, где ткачеством занимались мужчины и женщины (в основном зимой, во время, свободное от полевых работ). При этом каждый ткач или ткачиха работали в собственном доме (так называемой светёлке) на небольшом станке, получая пряжу от хозяйки фабрики и потом сдавая ей сотканную материю. Такая система называлась «раздаточной мануфактурой», и в указанный период до половины продукции производилось таким способом.

Две больших фабрики по производству кумача принадлежали Банне Токтамышевой (в Уржумском уезде Вятской губернии, с 41 рабочим) и «купеческой жене» Зюлюхе Абдуловой (в Казанском уезде Казанской губернии, с 42 рабочими). У Абдуловой выпуск продукции составлял 48 тысяч аршин (34 тысячи метров) в год, у Токтамышевой вдвое меньше – 24 тысячи аршин (соответственно, 17 тысяч метров).

В статье в «Коммерческой газете» (за 1843 год) находим такие любопытные сведения:

Кумач, любимая материя простых русских женщин, прославляемая в народных песнях, выделывается преимущественно в Казанской губернии. ‹…› Кумач бывает только двух цветов, красного и белого. Красный подразделяется на два оттенка, называемые первый и второй цвет. Продается кусками в 8 аршин длины (около 5,7 метров. – Г. У.). Самое большое требование кумачей в Москву и на Ростовскую ярмарку, в Ярославской губернии. Ярославские крестьянки почитают красный кумач одним из красивейших своих нарядов; он употребляется у них на сарафаны. Белый кумач сбывается на Нижегородской и Ирбитской ярмарках, откуда расходится по Сибири и в Бухарию.

Обороты этих фабрик в начале 1840‐х доходили до 500 тысяч рублей в год. Далее газета сообщала, что владельцами всех кумачных фабрик являются татары, все мастера и рабочие, занятые на них, тоже из татар. И эта продукция была востребована по всей России, а также в Бухаре. Сарафан из кумача как излюбленная одежда русских крестьянок был увековечен в чрезвычайно популярном романсе Александра Варламова на стихотворение Н. Цыганова «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан», опубликованном в сборнике романсов в 1833 году.

Четыре из десяти предприятий находились в Москве. Они принадлежали купчихам Авдотье Медведевой, Настасье Сичковой, Анне Фоминой и Авдотье Власьевой.

На фабрике Авдотьи Медведевой в 1814 году работали 76 ткачей на 50 станах. Было произведено 62 750 «головных платков». Это, конечно, очень много. Население Москвы тогда составляли 260–270 тысяч жителей, из них женщин было только 40 %, а мужчин было значительно больше, потому что многие мужчины-крестьяне приходили на заработки. Из чего можно сделать вывод, что платки продавались в другие губернии, особенно так называемые крестьянские платки небольшого размера, предназначенные для деревенских женщин.

Согласно ревизским сказкам за 1811 и 1815 год, Авдотья прибыла в Москву вместе с мужем Михаилом Николаевым 30 марта 1800 года из казенных крестьян села Афиньева Владимирской губернии. Семья поступила в 3-ю гильдию московского купечества. В год приезда Авдотье было 44 года. В 1801 году в возрасте 45 лет она родила сына Федора, своего единственного ребенка (демографический факт поздних родов тоже весьма интересен). В 1803 году муж скончался, и Авдотья стала брать гильдейское свидетельство на свое имя. В 1814 году Авдотья имела собственный дом в Хамовниках, в приходе церкви Саввы Освященного (сейчас это Большой и Малый Саввинские переулки, церковь уничтожена в ходе сталинской антирелигиозной кампании в 1931 году). Двенадцатого февраля 1817 года Авдотье и ее сыну Федору было разрешено именоваться фамилией Медведевы. Производство набивных платков, а позже и ситца, на фабрике Медведевых продолжалось более 30 лет. После кончины Авдотьи фабрика перешла к ее сыну, а позже опять к владелице-женщине – жене сына Ольге Степановне Медведевой. Фабрика была большой – в 1832 году на ней трудились 122 рабочих, в 1843‐м – 115, набивных столов было 65.

На фабрике Настасьи Сичковой работали 104 рабочих на 96 станах. За 1814 год произведено 54 075 аршин (38 391 метр) нанки (плотной хлопчатобумажной ткани) и 5 тысяч платков. Согласно ревизской сказке за 1811 год, 23-летняя Настасья была женой (во втором браке) купца 2‐й гильдии 44-летнего Козьмы Иванова, который 9 ноября 1798 года получил разрешение именоваться фамилией Сичков. Козьма был причислен в московское купечество в 1787 году вместе с родителями и братом из экономических крестьян деревни Прокунино Московской губернии (сейчас территория деревни в составе Павловского Посада). Это была знаменитая деревня предприимчивых старообрядцев, потомки выходцев из которой через полвека стали в Москве миллионерами (например, Солдатёнковы). От первого брака Козьма Сичков имел сына Ивана и дочь Елену, а в браке с Настасьей – сына Михайлу, родившегося в 1810 году. Сичковы жили в собственном доме в Таганской части («городовыми частями» или просто «частями» назывались по административно-полицейскому делению районы Москвы в XIX – начале XX века). Настасья стала владелицей фабрики после смерти мужа. Эта фабрика, видимо, долго не просуществовала – в документах 1830‐х годов она уже не упоминается.

Далее мы кратко проанализируем статистику и факты, относящиеся к наиболее развитой в промышленном отношении Московской губернии. В этой губернии находилось 15 % всех российских промышленных предприятий при 2,7 % населения. В 1832 году женщинам купеческого сословия здесь принадлежало 33 из 57 «женских» промышленных предприятий, находившихся на территории города Москвы.

Эта группа выбрана нами для анализа потому, что существует возможность просопографического описания, то есть коллективной биографии, основанной на одинаковых сведениях о каждом человеке. Для этого был составлен список фабриканток за 1832 год, найдены биографические сведения о каждой личности по данным купеческих ревизий, сведениям о владении недвижимостью, реестрам предприятий за другие годы. К сожалению, информации о домашнем хозяйстве владелиц почти не имеется, хотя в большинстве случаев, очевидно, они были главами домохозяйств, в чем им помогали взрослые сыновья. Из 33 персон в ревизских сказках не оказалось сведений об одной персоне и содержатся неполные сведения еще о двух.

Из 33 предприятий 25 были текстильными (9 шелковых, 8 ситценабивных, 7 бумаготкацких, 1 суконное), 2 – колокольными, 2 – по производству сальных свечей, 1 – по производству воска, 1 кожевенное, 1 химическое, 1 золотопрядильное. Как видим, в текстильной отрасли владелицы-женщины чувствовали себя наиболее уверенно (в целом же текстильные предприятия составляли 65 % от 805 промышленных заведений Москвы).

Одним из индикаторов благополучного существования в большом городе было владение недвижимостью. Городские домовладения Москвы в первой половине XIX века представляли собой маленькие или большие усадьбы с садом (фруктовые сады при частных домах занимали в 1830 году 8 % городской территории). Наряду с главным хозяйским домом на участке размещались многочисленные хозяйственные постройки – конюшни, сараи для упряжи и дров, кладовые и погреба для съестных припасов, колодцы. Такая усадьба была огорожена высоким забором, ворота на улицу на ночь запирались, и дворник приносил ключи от ворот хозяину или хозяйке.

В отдельном помещении, например во флигеле, могла быть устроена фабрика. В начальный период становления промышленности – то есть до складывания крупных фабрик как капиталистических хозяйственных единиц – рабочие часто ночевали на полу под станками. Об этом, в частности, писал в мемуарах московский предприниматель Четвериков. Устройство специальных фабричных помещений началось примерно в 1830‐х годах и стало массовым явлением только во второй половине XIX века. Это было как раз в начале эпохи промышленной революции в России, которая датируется в историографии 1830–1880 годами.

Значительная экономическая независимость женщин выразилась в массовом владении ими недвижимостью. В 1830 году из 9842 имевшихся в Москве домов, каменных и деревянных, лицам купеческого сословия принадлежало 2165 (22 %), в том числе купцам 1540 и купчихам – 625. Доля купечества в московском населении составляла 16 210 человек – 5,3 % от 305 631 человек всего населения. При этом лица купеческого сословия преобладали среди владельцев каменных домов (таких было 3127) – им принадлежало 1200 домов, или 38 %, а дворянам – только 32 %. Значительный удельный вес женщин (дворянок, купчих и мещанок) среди владельцев недвижимости был отмечен в 1832 году статистиком В. Андроссовым, написавшим, что «целая треть домов в Москве написаны на имя женщин».

У 31 из 33 предпринимательниц, представленных в списке за 1832 год, предприятия размещались в их собственных домовладениях. Более того, само владение фабричными предприятиями было свидетельством стабильности бизнеса – более 80 % династий, к которым принадлежали фабрикантки (по мужу или отцу), имели собственные домовладения. Это прослеживается по материалам ревизий 1811 и 1815 года и списку недвижимости за 1818 год. А в трех случаях домовладения, принадлежавшие предыдущему поколению династии, зафиксированы в документах еще во время ревизии 1795 года.

Недвижимость могла служить источником дополнительного дохода. Например, владелица фабрики хлопчатобумажных платков Марья Ходателева сдавала один из флигелей своего домовладения купцу Александру Кириллову под бумаготкацкую фабрику, на которой числились 95 рабочих. У Ходателевой была также лавка с квартирой в ее собственном доме, и она сдавала ее мещанке Анне Алексеевой за 275 рублей в год. Хотя формально Кириллов был конкурентом Ходателевой, эта аренда демонстрирует гибкую стратегию получения доходов женщинами-предпринимателями.

Найдены сведения о количестве рабочих на некоторых предприятиях в 1830–1840‐х годах. На шелковых фабриках: у Дунашевой – 156 человек (1838), Ефимовой-Фоминой – 37 человек (1834), Кучуминой – 27 (1838); на ситценабивных: у Медведевой – 122 (1834), Петровой – 100 (1838), Розановой – 72 (1834), Шелеповой – 28 (1834); на суконной у Часовниковой – 25 (1831). На золотопрядильной фабрике Алексеевой – 56 человек в 1834 году и 140 в 1843 году. На колокольном заводе Богдановой – пятеро рабочих (1838 и 1843).

Коснемся демографических параметров, в частности возраста предпринимательниц-купчих и количества рожденных ими детей. Возраст удалось установить только для 30 персон (1832): от 27 до 67 лет. В том числе от 20 до 30 лет – один человек, от 31 до 40 – четыре человека, от 41 до 50 – девять человек, от 51 до 60 – шесть человек, от 61 до 70 лет – десять человек.

Объединение сведений о возрасте с информацией о брачном статусе показывает, что среди предпринимательниц доминировали вдовы в возрасте от 41 до 67 лет. Доля вдов составила 83 %.

Среди 33 предпринимательниц бездетных было трое – две вдовы и одна 35-летняя незамужняя девица. Выделим несколько групп по количеству сыновей (которые числились в ревизию 1834 года): один сын – у девяти женщин, два сына – у девяти женщин, три сына – у четырех женщин, четыре сына – у пяти женщин, пять сыновей – у одной. Не было сыновей, но были дочери у двух человек. Были и примеры многодетности. Одна из старейших по возрасту предпринимательниц 67-летняя Авдотья Соболева, перешедшая из мещанства в купечество в 1825 году, имела троих сыновей и четырех дочерей. В 1832 году они были в возрасте 45, 42, 39, 47, 43, 36 и 33 лет, все неженатые и незамужние, что, видимо, свидетельствовало о деспотическом характере матери. У владелицы восковой фабрики 53-летней Пелагеи Толоконниковой было пятеро сыновей и четыре дочери.

Как же предпринимательницы получали в свою собственность предприятия? Тут, как и в случае дворянок, разрушается стереотип об имущественной зависимости российских женщин от мужей. Оказалось, что наследование предприятий от мужа происходило только в половине случаев.

После смерти мужа возглавили предприятия 17 человек из 33 (52 %), 6 предпринимательниц были замужними, но унаследовали свои предприятия от родителей (18 %). Одна была незамужней и либо получила фабрику от родителей, либо основала ее самостоятельно. Схема наследования одной предпринимательницей не установлена.

Еще восемь случаев представляют более сложные варианты. Две предпринимательницы возглавили предприятия при жизни престарелых мужей, причем мужья перешли в низшее мещанское сословие, а жены при этом остались в купечестве. Неизвестно, была ли эта рокировка осуществлена с согласия мужей или, воспользовавшись старческой дряхлостью супруга, жены сами энергично захватили власть, желая получить полный контроль как над предприятиями, так и в семье. Законодательством такой «переход капитала» от одного члена семьи к другому допускался.