Текст книги "Звездное ожерелье"

– Это вы так думаете. Все было бы иначе.

– Может быть, – вздохнула Завадская. Тяжело с этими романтическими женщинами, которые в шалях и шарфах, в клипсах и бабочках-заколках. – Мне не понять такого отношения к жизни.

– А вы не старайтесь понять, вы принимайте как есть. И все будет в порядке! – примиряющим голосом откликнулась Вашутина.

Итак, пришел герой к романтической даме и бросил свое сердце к ее ногам…

Ну и что здесь романтического?

Ну не скажи: несколько раз Федор Иванович еще молодым человеком видит молоденькую мамочку с коляской, смотрит на нее, она его при этом не замечает. Проходят годы, он приходит к ней и говорит:

– Я тебя люблю. Ты должна бросить своего мужа и выйти замуж за меня.

Тамара Львовна воспринимает это объяснение как должное, срочно разводится, и они играют свадьбу. Потом живут счастливо, достигают успеха, рожают дочь, конструируют новые украшения (уже вместе) и живут как голубки.

Сказка! Сказка для идиотов! Как же было в действительности? Кто это может рассказать? Рассказать объективно?

Завадская вспомнила рассказ английской писательницы Дафны дю Морье. Рассказ поразил ее воображение, все происходящее в нем рассказывала женщина – жена заботливого супруга.

Она вдруг потеряла зрение, и муж уложил ее в дорогую клинику, чтобы ей поменяли хрусталик. Заменить-то ей заменили хрусталик, но не тот. Женщина увидела мир в другом измерении…

Заботливый и нежный муж показался ей хищным ястребом, ласковая и нежная медсестра – опасной гадюкой, талантливый и внимательный хирург – коварной собакой колли, а когда не выдержавшая таких испытаний женщина сбежала из клиники, то таксист ей попался в виде грязного и мерзкого орангутанга. Завадская не могла дождаться образа, в котором себя увидит героиня рассказа.

И что же? Женщина увидела себя в зеркале в образе израненной и несчастной лани, разумеется!

В конце рассказа все устраивается наилучшим образом: женщину хватают, возвращают в клинику и делают новую операцию. Ей восстанавливают нужный хрусталик, но в душе эта женщина так и остается раненой и непонятой ланью.

Отвратительная женская точка зрения, достаточно расхожая.

Все – гады, а я – лань, нежная и израненная непониманием. Всеобщим непониманием! Кругом одни мучители, а я – ходячая добродетель!

Неужели, если поменять хрусталик Тамаре Львовне, она тоже увидит себя в образе лани, незащищенной и хрупкой?

Завадская мучительно искала ответ на вечный женский вопрос…

Огород был большим. Вашутины приобрели дом в Парголово, отремонтировали его, телефонизировали и всячески старались соединить жизнь городскую и деревенскую в одной усадьбе.

Ухаживать за огородом оставалось прерогативой Тамары Львовны. Муж ухаживал за домом, доделывал ремонт, доводя дом до уровня городской квартиры: чтобы сочетались удобства и комфорт.

Такое разделение труда устраивало обоих супругов: они безраздельно властвовали каждый в своей епархии.

Тамара Львовна пыталась вспомнить весь путь их трудной супружеской жизни. Как все началось, каким путем они приходили к согласию в доме, чего им это стоило? Какие нравственные испытания прошли оба, прежде чем научились понимать друг друга с полуслова?

Помогала любовь…

Тамара Львовна действительно не запомнила взглядов Федора Ивановича, гуляя с первенцем-девочкой.

Ее в тот момент не интересовали мужские взгляды. Она кормила дочь и мучилась от сомнений, терзавших ее. Зачем она вышла замуж?

Несомненно, первый муж был из очень обеспеченной семьи. Он был выходцем как раз из тех семей, что создавали ювелирный клан в славном городе Ленинграде. Юная Тамара выскочила замуж, чтобы влиться в этот неприступный клан полноправным членом.

Но клан есть клан. Клан не принял ее в том качестве, в котором она рвалась в него. Клан принял ее как молодую жену одного из припозднившихся женихов, не более…

Но чтобы допустить молоденькую женщину в ювелиры? Нет, на это клан не пошел!

Тамара, родив дочку, почувствовав в себе новый прилив творческой энергии, долго изводила своего молодого мужа требованиями и просьбами о работе на поприще ювелирного искусства.

Но все было тщетно! Места были настолько прочно заняты наследниками и наследницами, родившимися в законных правах на эти назначения, что Тамаре, даже обладая железным доводом в виде новорожденной дочки, было не пробиться со своими уверениями в таланте и незыблемости попрания морали клана.

Рождение дочери придало ей силы и уверенности в своем таланте. Дочка словно говорила ей: надо стремиться, надо пробиваться.

Так они разговаривали о будущем – юная мама и крохотная девочка в коляске.

Разумеется, никакого мужчину они не видели.

Прошло несколько лет, и брак дал трещину, самую первую. Тамара устроилась на работу обычной кассиршей в кафе-мороженое, в то, что до сих пор находится на проспекте Энгельса.

Работа давала ей свободу и независимость от необходимости весь день торчать дома и слушать разговоры о ювелирном искусстве в Ленинграде. Она вмешивалась в эти семейные разговоры – получался раздор, ссоры, которые выносились за пределы семьи.

В кафе было тихо. Посетителей не было. За столиком скучал молодой мужчина с огромными руками.

«Как у кузнеца», – подумала Тамара. Она злилась, потому что мужчина ничего не заказывал и глазел на нее.

– Тамара, мне нужно с вами поговорить, – вдруг произнес он.

Тамара охнула: вот это да! Он знает, как ее зовут! Откуда?

Даже мысленно она не могла себе представить, что этот мужчина за столиком станет ее мужем, любимым и желанным.

– Откуда вы меня знаете? – вслух удивилась она.

– Я давно вас знаю, – утвердительно, как будто заколачивал гвозди, ответил мужчина.

– Но я вас не знаю, – отмахнулась Тамара.

– Меня зовут Федор. Федор Иванович Вашутин, – представился мужчина. Имя подходило его долговязой фигуре, его голосу, даже его огромным рукам. – Можно просто Федя.

– И давно вы меня знаете? – продолжала удивляться Тамара.

– Давно, – признался мужчина, – года три уже.

– Моей Кате уже три года, – вдруг призналась Тамара.

– Я знаю, – утвердительно произнес мужчина.

– Да что вы все загадками говорите, – возмутилась Тамара, – откуда вы меня знаете? – потребовала она ответа.

– Вы ходили гулять в Озерки? С Катериной вместе? – спросил Федор.

– Ну, ходила, мы там диетический кефир Катюше покупали по талонам, – изумилась Тамара.

– Вот там я вас и видел. Наблюдал за вами, – сознался Федор, как будто страшный грех раскрылся.

– А потом? – спросила Тамара.

– Потом вы куда-то пропали, перестали гулять в Озерках.

– Кефир перестали выписывать по талонам, «перестройка» же началась, – Тамара все больше удивлялась.

– Я вас искал, – сказал Федор, как будто тайну открыл.

– И долго искали? – засмеялась Тамара.

– Три года. Вот нашел. Случайно. Зашел в кафе – и увидел вас! – радостно объявил Федор Иванович.

– И что дальше? – растерялась Тамара Львовна.

– Выходите за меня замуж! – еще радостнее провозгласил Вашутин.

– Да я на минуточку замужем, – Тамара улыбалась.

– А вы разведитесь! Я люблю вас! – он смеялся, радостный и возбужденный от неожиданной встречи и объяснения.

Тамара Львовна не помнит, что она ответила на это предложение. Помнит, что закрутился вихрь впечатлений, объяснений, чувств и эмоций.

Разводилась она в каком-то угаре, в таком же угаре и вышла замуж за Федора Ивановича.

Это была любовь, она понимала. Но что будет дальше, представляла плохо.

Помнит только одно: скандалы и истерики, закатываемые матерью. Уходить от благополучного и обеспеченного мужа, к другому! В общежитие! В никуда! Начинать с нуля! Без денег! Без квартиры! Без работы!

Тамара настояла на своем. Она вспомнила те же скандалы и те же истерики, что закатывала мать, когда она своевольно и тайком отнесла документы в ювелирное училище. Лишиться твердого заработка на железной дороге ради призрачного счастья на «Самоцветах»!

Мать всегда оставалась пролетарской косточкой, воспитанной на твердых принципах рабочего класса.

Какие украшения? Какое искусство? Главное – иметь крышу над головой (даже девять метров коммуналки на канале Грибоедова) и твердый заработок на железной дороге. Если имеешь обеспеченного мужа, то, уходя к мужу из общежития, совершаешь великий грех перед Богом. Уходишь в нищету и нужду!

Материнские уговоры и скандалы не помогли: Тамара выбрала любовь. В тот момент она не отдавала отчета, что их любовь будет переживать острые углы и скользкие камни противоречий, в какие-то моменты жизни особенно больно и жестоко.

Позже, в тяжелые минуты супружества, она терпела лишения, сцепив зубы, – жаловаться на лишения было некому. Разве что бывшему мужу, благо жили рядом, в одном микрорайоне.

Он часто встречался с ней, чтобы повидаться с дочкой, заодно потретировать Тамару, мол, не жалеешь? Вернуться не желаешь?

И зло усмехался: «Любовь зла – полюбишь и…»

Тамара понимала, что бывшим мужем руководят месть и ревность, изводящие его бесконечно. И не обижалась.

Она строила новую жизнь, на новом месте, с новым мужем.

Надо было притереться, притерпеться и приладиться. Но ей этого было мало!

Она хотела иного счастья как для себя, так и для своей дочери и своего нового мужа. Это счастье было еще незримым и неосязаемым, плохо представляемым, но где-то брезжило рядом. Его надо было прочувствовать, нащупать и построить.

Можно строить и наощупь, методом проб и ошибок. Тамара решила экспериментировать: что не получается, то отбрасывать за ненадобностью, получается – пусть приживается в их новой семье.

Свою любовь к Федору Тамара считала данной Богом, как и ее талант. Всё от Бога – решила она, и каждый вечер мастерила новую поделку.

В конце недели она собирала изготовленные ею безделушки и шла на рынок. Это уже тайком от Федора Ивановича. Еды в доме не было, уже шла «перестройка», в городе свирепствовала безработица, надо было чем-то кормить Катюшу и мужа.

На рынке вовсю шла торговля. Торговали чем угодно, начиная от мышей и змей, заканчивая «вареными» штанами.

На Тамару косились: торговля у нее шла бойко. Ее заколки и побрякушки шли нарасхват, она быстро снижала цену, если видела, что покупательница некредитоспособна.

В глубине души радовалась, если женщины в такой тяжелый период находят деньги, чтобы купить украшения, значит, русский народ не пропадет, значит, есть еще в народе потенциал.

Пока русская женщина наряжается и украшает себя, страна может жить спокойно. Кризис минует ее!

Так размышляла Тамара, глядя, как примеряют ее побрякушки молодые и не очень женщины. А ведь пришли на рынок за другими вещами, более нужными в доме, чем украшения.

Только один эпизод тронул ее душу и испугал одновременно. Однажды ее забрали в местное отделение милиции.

В то время шла борьба с мелкими спекулянтами – в такую категорию попадали ее изделия. И не только ее изделия – в эту категорию попадали все ремесленники, все промысловики, все художники прикладного искусства.

В отделении милиции на Тамару составили протокол, выписали штраф, а все ее изделия выбросили в помойное ведро.

Милиционеры смеялись, слыша причитания Тамары над помойным ведром.

В это время в дежурную часть вошла молодая женщина в форме старшего лейтенанта милиции, с длинной косой до пояса, миловидная и строгая. Тамара бросилась к ней:

– Девушка, девушка, у вас доброе лицо, возьмите из помойного ведра мои украшения, себе возьмите, подругам, знакомым подарите!

Женщина строго отстранила от себя Тамару:

– Я не девушка, я – старший лейтенант милиции! Я на службе! В чем дело? – обратилась она к ржущим милиционерам.

– Галина Сергеевна, мы у нее всякую дребедень изъяли, вот – акт на уничтожение составили, протокол, штраф выписали. А она не уходит, причитает, вопит, плачет, короче, порядок в дежурной части нарушает! – бойко отрапортовал молоденький сержант.

– Сержант, покажите эту «дребедень»! – приказала старший лейтенант милиции.

– Да вот она, эта «дребедень»! – сержант указал на вонючее и грязное ведро огромных размеров.

Женщина наклонилась над ним и вгляделась.

Сердце Тамары сжалось – если есть Бог на свете…

– Что это? – женщина вытащила из ведра изделия Тамары. Заколки в виде бабочек тускло блеснули крыльями, стрекоза переливалась прозрачными перепонками, они хрупко зацепились за ладонь старшего лейтенанта милиции и, казалось, ожили. Вцепились в руку спасительницы намертво.

– Очень красиво! – женщина мотнула косой и повернулась к Тамаре. – Это вы сами сделали?

– Да, – хрипло отозвалась Тамара: она всегда хрипела, когда волновалась.

– Очень красиво, – задумчиво произнесла женщина, – правда, я не любительница таких изделий, но эти очень красивые.

– Возьмите себе! – волнуясь, произнесла Тамара. Она все еще надеялась, что эти Божьи творения, творения красоты, не пропадут, их не уничтожат, они останутся жить!

– Я не могу это взять себе, – строго произнесла женщина и внимательно поглядела на Тамару. – Вам жаль их?

– Очень! – призналась Тамара. – Вы их хоть себе возьмите, хоть отдайте кому, но только не уничтожайте, пожалуйста! – она вдруг заплакала.

– Не расстраивайтесь: протокол на вас составили правильно, у нас запрещено торговать на рынке ремесленными поделками, закон недавно вышел.

Слышали вы? – строго, стараясь не глядеть на Тамару, произнесла женщина с косой.

– Слышала, – всхлипнула Тамара.

– Ну так вот, с вами поступили правильно! Но мне тоже жаль вашего труда! Я уважаю людей, творящих собственными руками произведения прикладного искусства, сама не умею, к сожалению, да и не люблю такую мишуру, – старший лейтенант милиции продолжала извлекать из помойного ведра остатки Тамариных произведений. Их оказалось много, они уже не умещались в ее руке и падали на пол. Сержант, молча наблюдавший за происходящей сценой, помог поддержать падающие предметы. В его отношении к старшему лейтенанту милиции чувствовались уважение и почтение.

– Саша, возьми вот это и это. Отнеси домой – жене подаришь. Ты ведь у нас недавно женился? Сделаем мы с вами подарок на свадьбу сержанту? – обратилась женщина с косой к Тамаре.

– Да, да, сделаем, я еще могу сделать! – высохли слезы печали у Тамары.

– Еще не надо, но и эти выбрасывать не будем. Самое страшное для художника, когда его творения уничтожаются, не так ли? – женщина опять обратилась к Тамаре.

– Да, самое страшное, пусть лучше не покупают, пусть высмеивают, только чтобы не выбрасывали и не уничтожали! – всхлипнула Тамара.

– Ну, ну, не плачьте, – успокоила ее старший лейтенант. – Больше не торгуйте на рынке, договорились?

– Договорились! – обрадовано кивнула головой Тамара, видя, как старший лейтенант всовывает в карманы остальным милиционерам ее безделушки. Слава Богу, ее творения спасены, ее бессонные ночи, ее руки, ее мозг, ее фантазия – все спасено! Выужено из помойного ведра и вручено стражам порядка. Может, и они вглядятся в ее красоту и полюбят ее изделия? А может, увидят своих жен в этих украшениях и полюбят их еще больше?

«Какое счастье, что на моем пути встретилась эта женщина!» – Тамара еще раз убедилась в Божьем провидении.

Старший лейтенант милиции сурово оглядела присутствующих в дежурной части и жестко приказала:

– Женщину отпустить, штраф она заплатит. Всем приступить к служебным обязанностям! – и вышла из дежурной части.

– Надо же, себе ничего не взяла, а могла бы, кому-нибудь подарила бы, – угрюмо размышляла Тамара, тащась пешком из отделения до общежития, где они проживали втроем в маленькой комнате: Федор, маленькая дочь Тамары и сама Тамара вместе со своими безделушками и поделками.

Лица женщины, старшего лейтенанта милиции с длинной косой, Тамара не запомнила. Как не запомнила имени-отчества и фамилии. Запомнила только длинную косу и добрый взгляд, не вызверившийся на такой собачьей работе.

Больше она на рынок не ходила. Она не боялась штрафов и милиции. Она боялась, что ее украшения, сделанные ее руками, могут выкинуть в помойное ведро.

Тамара Львовна вздохнула и опять оглядела огород.

Если его прибрать за один день, можно всю жизнь вспомнить во всех ее проявлениях.

Не только семейную жизнь в общежитии, но и поиски заработков.

После того как Тамару задержали на рынке и оштрафовали (этот факт она скрыла от Федора Ивановича), ей пришлось крепко задуматься, что делать все-таки дальше.

Идти на «Самоцветы»? Там люди без зарплаты сидят по году уже, некоторые по два. Отпадает. В кафе-мороженое никто не ходит, не до мороженого людям. Значит, нужно самой позаботиться о своем будущем!

Муж ходит куда-то «шабашить», приносит копейки, хотя и устает, видно, грузит где-то по ночам.

Где выход?

Выход из создавшегося положения нашелся сам собой. Он явился в виде хорошенькой приятельницы Тамары и защебетал:

– Томуся, долго мы с тобой будем прозябать? Я уже шубу свою продала, шапку норковую продала, вещи все проданы. Больше продавать нечего. Все продано и съедено.

– Не знаю, – пробурчала Томуся. У нее было плохое настроение. Ей было не до приятельницы.

– Томуся, зря впадаешь в депрессию. У меня объявился поклонник. Он открыл «Салон красоты». И предлагает… представляешь, что он предлагает?

– Не представляю, – опять пробурчала Томуся.

– Он предлагает продавать твои украшения у него в салоне! – приятельница торжествующе смотрела на угрюмую Томусю.

Тамара просветлела лицом:

– Неужели правда?

– Правда, правда! Он меня и прислал за тобой! Едем!

– Едем! – встрепенулась Тамара. Она быстро оделась в самые лучшие вещи, оставшиеся еще от благополучного мужа. Тамара любила показать форс даже в самые худшие времена.

– Ну ты даешь! – восхитилась приятельница, и они отправились к поклоннику, открывшему «Салон красоты».

Тамара еще не знала, что этот захудаленький и невзрачный «Салон красоты» откроет перед ней новые горизонты, те самые горизонты, что грезились ей еще в поселке Семрино, в далеком детстве.

Она также не знала, что это будет первый «Салон красоты», а за ним будут еще и еще салоны, один другого ярче, блистательнее и роскошнее.

Всего этого она не знала, пока они с приятельницей ехали на Петроградскую сторону, к поклоннику.

Поклонник встретил подруг свирепым видом, ничто в его внешности не напоминало блистательных законодателей мод, вроде Живанши и других светил европейской моды. Скорее, он был похож на «качка» и рэкетира, коими пестрели все каналы телевидения.

Подруг не смутил внешний вид хозяина «Салона красоты». Они горячо и страстно обсудили условия, по которым должны были сотрудничать.

Условия включали две позиции: Тамара творит изделия, приятельница привозит их в салон, «Живанши» продает своим клиенткам. Цены свободные.

Деваться было некуда – Тамара дала согласие. При этом она дала себе клятву, что никогда в жизни не расскажет об этой сделке Федору Ивановичу. Никогда!

Солнце припекло основательно. Огород засверкал весенними красками. Кроме грядок с прошлогодней клубникой еще оставались кусты смородины и малины. Их надо было обрезать, почистить и выстроить стройными рядами к новому сезону. Тамара Львовна осторожно принялась обрезать сучья. Руки надо беречь.

«Живанши» оказался жуликом. Две подруги были настолько наивными, что даже не подумали об этом, когда договаривались с ним о сотрудничестве.

Мало того, «Живанши» оказался бандитом, самым настоящим. Но все это выяснилось гораздо позже, через несколько лет, когда пришло понимание сути дела, которым они занимались.

Все это время Тамара безропотно творила и создавала новые украшения. Она не знала их дальнейшей судьбы – куда они уходили, кто их покупал, сколько они стоили…

Она создавала, приятельница отвозила в «Салон красоты», «Живанши» изредка подкидывал денег, так, чтобы они с голоду не пропали.

Все это время Федор Иванович искал работу, искал себя, искал свое место в жизни…

Тамара Львовна не может обижаться на мужа: он всегда работал не покладая рук. Все вкладывал в семью! Все ради семьи! Больше всего на свете его «доставала» жизнь в общежитии. Самая большая мечта его жизни была переселить Тамару с дочкой из общежития в новую, светлую квартиру (лучше с огородиком), но это уже из области фантастики.

Тамара старалась соответствовать внутреннему миру своего мужа. Она, любившая Федора Ивановича искренне и преданно, тонко чувствующая весь сложный и неровный внутренний мир любимого мужа, всеми силами старалась соответствовать этому романтическому идеалу, подчас жертвуя в угоду его староукладности своим внутренним покоем, внутренним миром и даже счастьем.

Впитавшая в себя запахи лугов и садов, все цвета радуги, солнце и дождь семринского детства, Тамара лучилась в этой жизни украшениями, изготовленными ее руками, которые, в свою очередь, через ее руки впитали в себя те же запахи, те же луга и поля, речку и озеро.

Тем не менее Тамара опасалась, что ее успехи могут задеть самолюбие мужа. (Если он о них узнает!) Так заведено в России – жена да убоится мужа своего. Социальный статус мужа должен быть выше социального статуса жены, и он должен зарабатывать больше, чем она. Тамара тонко чувствовала на себе издержки общественного сознания. Она еще не знала, что на момент «перестройки» доля семей, в которых жена зарабатывала больше мужа, в России составляла сорок процентов.

Перед Тамарой встал выбор – или она выходит из «подполья» и легализует перед мужем свою деятельность, или вообще не занимается этой деятельностью. В первом варианте она рискует потерять семью. Во втором варианте она рискует потерять свою душу.

Но страх был сильнее!

Мучения Тамары закончились неожиданно легко и просто.

«Живанши» убили в подъезде собственного дома. Расстреляли в упор и бросили автомат на месте преступления.

Кто расстрелял, зачем, почему? До сих пор никто не знает.

Тамара испытала страх после обрывочного рассказа о происшедшем от возбужденной приятельницы.

В тот же вечер она все рассказала своему мужу…

Федор Иванович задумался. Никакого раскола в семье не произошло, зря Тамара так боялась. Муж оберегал жену во всем, он не хотел, чтобы Тамару изводил страх. Страх перед жизнью.

После случившегося они вместе стали заниматься ремесленной деятельностью. К тому времени вышли новые законы, разрешающие занятие индивидуальной деятельностью, можно было продавать собственные изделия, предварительно получив на это разрешение. Оформительскую и организаторскую функцию взял на себя Федор Иванович.

Тамара оставалась творцом!