Текст книги "Подменыш. Духовидец. Кошмары. Одержимые. Пражский студент (сборник)"

Он исчерпал себя и умолк, тупо и покорно ушёл в себя. Ян почувствовал, что этот человек свёл свои счёты с жизнью, которая уже не может ему дать ни одной секунды счастья, освобождающего от повседневности. Или у него была ещё тихая надежда, когда он говорил о возможных детях Гвинни? О детях, в которых будет течь его собственная кровь и кровь любимой женщины?

Ян ждал, но Брискоу больше не говорил ни слова, не двигался, пристально глядя вперёд. Ян чувствовал, что должен взять его руку и крепко её пожать. Но он этого не сделал. Только встал и нажал кнопку звонка.

– Отлично, Брискоу, – сказал он, – выпьем виски с содовой!

Американец не отвечал, все ещё неподвижный. Когда пришёл лакей, старик заметил, что его трубка давно погасла, и набил её свежим табаком. Затем взял стакан, приготовленный ему Яном.

– Благодарю, Олислягерс, – сказал он. – Я рад, что хоть раз кому-либо это высказал. Я знаю, что вам это скучно, все же я хотел бы вас попросить выслушать меня завтра ещё раз. И послезавтра рано утром, а после обеда отойдёт мой пароход. Тогда уж вы освободитесь от меня.

Ян вспылил:

– Что это значит, Брискоу? Вы хотите уехать с ближайшим пароходом? Не желаете ехать вместе со мной в Париж? Я ведь вам писал, что мой кузен – там!

Брискоу ответил:

– Я не хочу его больше видеть, вашего кузена. Вы должны отвезти Гвинни в Париж и там все наладить. Дэргем, мой секретарь, вам поможет.

Ян вскочил и замотал головой.

– Нет, Брискоу, этого я не сделаю. Говоря по правде, я тоже не хочу его больше видеть. До сих пор при помощи тысячи уловок я избегал личной встречи с ней, то есть с ним. Я не хочу этого и не могу!

Брискоу посмотрел на него. Глаза его прояснились. Впервые заиграла улыбка на его губах. Он стал потирать руки с видимым удовольствием. Наконец медленно сказал:

– Вот оно как, милостивый государь? Мы, кажется, плывём в одной и той же лодке в открытом море, далеко от гавани?

Он взял свой стакан, отпил из него и продолжал:

– Все же вы должны поехать в Париж, должны сделать то, что надо. Если бы это была игра на Уолл-Стрите, я бы уж нашёл дорогу. Но в этих вещах вы вдесятеро ловчее меня. Устройте так, чтобы с ним не встретиться, если этого не желаете, но доведите наши счёты до конца. Прежде всего: вы достали документы?

Ян вытащил свой бумажник и вынул оттуда несколько бумаг.

– Вот они. Это стоило немалых хлопот. Прусские сословные учреждения не легко исправляют то, что они один раз написали чёрным по белому. Показаний под присягой доктора Геллы Рейтлингер и её ассистентов было недостаточно. Это ведь частные лица. Сам окружной врач должен был дать своё удостоверение. Но теперь все в порядке. И по закону нет теперь такой особы женского пола – Эндри Войланд, а есть мужчина с таким именем. У чиновника возникло ещё одно сомнение. Требовалось изменить пол, не меняя имени. Но это противоречило его убеждениям, и он не соглашался называть мужчину женским именем. Он очень ловко развязался с делом при помощи маленькой буквы «с», конечно, взятой в скобки. Не желаете ли вы взглянуть на эту бумажку: Эндри(с) – так теперь звучит имя. Как в метрике о рождении, так и в паспорте.

Брискоу согнулся над бумажкой:

– Как просто и удобно: маленькое «с» – и все кончено.

Он попытался улыбнуться. Хотел сказать шутя, а прозвучало подавленно и мучительно.

– Ещё один вопрос, – быстро добавил он, – который я должен задать в интересах моей дочери. По тому, что я вам только что рассказывал, вы можете заключить, что отчётов врачей я вообще не читал, а ваши – только бегло. Поэтому скажите: нет ни малейшего сомнения в том, что владелец этого паспорта во всех отношениях, а не только на бумаге – мужчина?

– Владелец этого паспорта, – повторил Ян, – дал в последние недели одной женщине доказательства своей мужской природы. По совету врачей, мной…

Брискоу резко перебил его:

– Избавьте меня от подробностей! Для меня достаточно вашего «да» или «нет».

– Тогда: да! – заявил Ян. – Эндри Войланд – мужчина, как вы и я.

Брискоу кивнул головой. Они молча сидели друг против друга. Потом американец спросил:

– Он один в Париже? Никто не сопровождает его?

– Когда мой кузен покинул санаторий, – отвечал Ян, – его сопровождала… ну… одна сиделка. Она уже не нужна, и все же я счёл нужным не оставлять его одного. Поэтому я призвал одного молодого человека. Если бы вы читали наши отчёты, вы бы о нем знали. Это молодой врач, доктор Прайндль. Он некоторое время ассистировал в санатории. Но Эндри ничего о нем не помнит, потому что в это время была почти без сознания. Он из Вены, весёлый парень. Будет развлекать моего кузена. Я приставил его в качестве секретаря на несколько дней или недель, как нам будет угодно. Он рад возможности узнать Париж. Думаю, что он уже туда приехал.

– Хорошо! – согласился Брискоу. – Есть ещё что-нибудь?

– Едва ли! – ответил Ян. – Мой кузен теперь как мужчина правомочен носить титул своего отца, его зовут: Эндрис, владелец замка и земли Войланд, наследственный владетель Цюльпиха, граф Краненбурга на. Рейне. Многие дочери с Уолл-Стрита стали леди и маркизами, баронессами и герцогинями. Но ни одна не сможет так легко похвастаться столь красивыми титулами. Может быть, это имеет для мисс Брискоу свою цену?

Брискоу пожал плечами.

– Может быть. А теперь уладим деловую часть. Я не хочу, чтобы-господин Войланд зависел от своей будущей жены. Поэтому я положил на его имя в банке…

Сухо и спокойно он изложил Яну все принятые меры. Передал ему доверенность и просил исполнять роль как бы попечителя. Он сам хочет принимать в этом деле как можно меньше участия. С другой стороны, нельзя ожидать от молодого человека деловой опытности за столь короткое время. Ян мог бы…

Они расстались лишь поздней ночью. Брискоу протянул ему руку.

– Итак, до завтра, – сказал он. – Мы совершим прогулку. Это, черт возьми, мило с вашей стороны, что вы согласны ещё раз выслушать меня.

Почти в то самое время, когда из Шербурга отплывал пароход с Брискоу, отходил со станции поезд, отвозивший в Париж Гвинни. Брискоу распрощался со своей дочерью в отеле. Ян доставил его на пароход и немедленно уехал на вокзал. Он нашёл Гвинни около вагона, два носильщика выгружали её багаж. Тэкса Дэргема не было видно. В последнюю минуту он прибежал с огромным пакетом под мышкой, перемахнул через решётку, подбежал к поезду, рванул уже закрытую дверь и впрыгнул в купе. Еле дыша, он упал на своё место, положил возле себя пакет и отёр со лба пот.

– Это похоже на тебя! – воскликнула Гвинни. – Ещё минутка, и было бы уже слишком поздно!

– Разве это моя вина? – огрызнулся он. – Ведь уже с вокзала ты меня отправила покупать эти вещи. Точно ты не могла приобрести их в Париже!

– А ты знаешь Париж? – возразила она. – Знаешь, где это можно было купить? Здесь же я как раз нашла настоящий магазин. Сколько ты купил?

– Три дюжины, – ответил Тэкс, – всех форм и размеров. Попадаются комичные вещи.

– Могу я спросить, что за важные вещи вы ещё должны были закупить? – осведомился Ян.

– Трубки, – ответила Гвинни. – Для моего жениха. Надо надеяться, Тэкс, ты не забыл про табак! Может быть, вы знаете, курит ли теперь господин Войланд трубку?

– До сих пор не курил, – засмеялся Ян. – Но, быть может, он войдёт во вкус. Не желаете ли вы ему привезти трубки в качестве свадебного подарка?

Гвинни с полной серьёзностью подтвердила своё намерение:

– Да, и ещё другие вещи. Я уже многое купила в Нью-Йорке и здесь, вчера и позавчера. Все, о чем вспомнила. Список у тебя, Тэкс?

Тэкс Дэргем раскрыл портфель, вынул оттуда большие листы и подал Яну. Точно прейскурант магазина: кольца, часы, портсигары, запонки для манжет, рубашки, воротнички, кальсоны и носки, тросточки, теннисные ракетки, кии для гольфа, вечные перья и галстуки, писчая бумага, бинокли, шуба и пальто, костюмы всех родов…

– Если только они подойдут, – засмеялся Ян.

– Они наверняка подойдут! – воскликнула Гвинни. – Ведь вы же прислали мне мерку.

– Я прислал вам мерку? – с изумлением спросил Ян.

– Конечно, – сказала она, – вы этого уже не помните? В отчёте докторши были указаны рост, охват груди при выдыхании и при вдыхании, все…

Ян еле подавил смех. По врачебным измерениям, сделанным Рейтлингер, когда Эндри ещё женщиной вступила в санаторий, теперь работал опытный в своём ремесле нью-йоркский портной. Почему бы и нет, когда ему сразу заказали костюмы дюжинами и хорошо платили!

– Я подумала, – продолжала Гвинни, – что господин Войланд не может больше ничем пользоваться из своих прежних вещей. Не знаете ли вы, сделал ли он уже большие запасы?

– Лишь самое необходимое, – сказал Ян. – Мой кузен будет восхищён всем этим снаряжением, особенно костюмами. Только вложите в каждый карман по трубке, мисс Брискоу, это очень идёт помолвленным.

– Слышишь, Тэкс! – воскликнула Гвинни. – Позаботься об этом, как только мы приедем в Париж.

Она обратилась к Яну:

– Раз вы кузен господина Войланда, то вы будете и моим кузеном, когда мы поженимся. Поэтому вы должны звать меня Гвинни, а я вас – Яном.

Он слегка поклонился.

– С удовольствием, если, конечно, мой кузен на это согласится. А вдруг он ревнив?

– Вы полагаете? – спросила она. – О, я очень хотела бы, чтобы он был по-настоящему ревнив!

По мере приближения к Парижу она становилась молчаливее. Сидела тихо в своём углу и смотрела в окно. Два-три раза её глаза закрывались, потом снова открывались, пока совершенно не сомкнулись. Она обглодала своими зубками ногти и в конце концов совсем упрятала в рот свой мизинец. Ян наблюдал за ней. «Восхитительная игрушка, – думал он, – законченная в каждой детали, артистическая и странная, едва похожая на человека! Но как долго захотят ею играть?»

Незадолго перед Парижем она проснулась и протёрла глаза. Схватила свою сумочку, вытерла руки и лицо одеколоном. Взяла своё зеркальце. Волнуясь и нервничая, напудрила и накрасила лицо.

– Вы телеграфировали? – спросила она.

Ян ответил отрицательно.

– Я думал, что вы хотите застать его врасплох.

– Это хорошо, – вздохнула он. – Тогда я могу сначала привести себя в порядок. Боже, как я выгляжу!

Они поехали в отель «Крийон». Ян спросил господина Войланда. Швейцар позвонил наверх и передал ответ: господин вышел, но мадам тотчас сойдёт вниз.

Гвинни уловила слова. Её руки задрожали.

– Мадам? – задыхалась она. – Какая мадам?

– Успокойтесь, Гвинни! – усмехнулся Ян. – Швейцар говорит «мадам» – таков здесь обычай. Он имеет в виду барышню, фрейлейн…

– Что за фрейлейн он имеет в виду? – резко перебила она.

– Сиделку, – ответил Ян, – больничную сестру, доставившую моего кузена из санатория. А вот и она.

Роза-Мария выходила из лифта в тёмном одеянии сестры, с голубой вуалью. Когда она увидела Яна, её глаза заблестели. Она быстро подошла к нему. Гвинни осмотрела её с головы до ног.

– Как дела, сестра Роза-Мария? – приветствовал Ян. – Моего кузена нет дома?

Она отрицательно покачала головой:

– Он уехал с утра с господином, прибывшим третьего дня, с венским врачом. Они вдвоём уехали в Версаль, хотели вернуться к чаю.

Гвинни обернулась к Тэксу Дэргему:

– Что ты стоишь так, разинув рот? Скажи мне, она тебе нравится?

Тэкс встрепенулся.

– Кто? Дама? Сестра? Очень… она очень красива.

– Красивее меня? – приставала Гвинни. Она не дождалась его ответа.

– Сестра, – обратилась она к Розе-Марии, – насколько я знаю, господин Войланд, мой жених, совершенно здоров…

– Совершенно здоров, – подтвердила сестра.

– Поэтому он более не нуждается в ваших услугах, – продолжала Гвинни. – Мне было бы приятно, если бы вы уехали уже сегодня. Обратитесь, пожалуйста, к господину Дэргему, если у вас имеются претензии…

Ян перебил её:

– Мисс Брискоу, я хотел бы обратить ваше внимание, что до вашей свадьбы я, по желанию вашего отца, являюсь по отношению и к вам, и к вашему жениху попечителем. Вы очень обяжете меня, если не будете давать самостоятельно никаких распоряжений, а сообщите мне о ваших желаниях. Что касается сиделки, то я уже решил, что она сегодня же вечером оставит свою должность. Уложите, пожалуйста, сестра Роза-Мария, свои вещи и поезжайте в отель «Морис» на улице Риволи.

Гвинни Брискоу вытянула губы, покачала головкой и сделала небольшой поклон:

– О, с удовольствием, кузен Олислягерс, – сказала она, слегка надувшись. – Вы можете мне приказывать, сколько хотите. Я буду охотно слушаться, если только произойдёт то, чего я хочу. Мне совершенно безразлично, кто отошлёт сестру, вы или я, если только она уйдёт. Но скажите, пожалуйста, поселитесь ли вы здесь с нами или, может быть, тоже в отеле «Морис»? Я думаю – увы! – что сестра могла бы и за вами поухаживать, когда вы получите насморк.

– Благодарю, кузина Брискоу, – засмеялся Ян. – Это очень хорошая мысль! Тем временем, может быть, вы осмотрите свои комнаты и немного приведёте себя в порядок. Я буду дожидаться вас к чаю в зале и дам вам знать, когда мой кузен будет здесь.

Он проследил, как она с Тэксом вошла в лифт.

Сестра Роза-Мария осторожно дотронулась до его руки:

– Моя служба уже закончилась?

Он утвердительно кивнул головой. Она снова спросила:

– Получу ли я свою плату? Когда мы едем?

– Через несколько дней, – ответил он, – как только я освобожусь. Теперь сделай, как я тебе сказал. Спроси в «Морисе» комнаты, заказанные на моё имя.

Она быстро пожала ему руку и ушла.

Ян выбрал место, откуда он мог бы видеть всех приходящих. Он велел подать газеты, укрылся ими и через каждые две-три минуты бросал быстрый взгляд на вход.

* * *

Тэкс Дэргем принял ванну и оделся. Затем стал у окна и, засунув руки в карманы брюк, стал глядеть вниз на улицу. Он был в дурном настроении и несколько раз проворчал: «Черт возьми!» Один раз он сказал вполголоса:

– Если бы я снова был в Нью-Йорке!

Больше он ничего не делал.

Вдруг постучались. Горничная принесла ему записку. Он Прочёл:

«Приходи сейчас ко мне! Очень несчастна! Гвинни.»

Тэкс вздохнул.

Гвинни лежала на кушетке, полуодетая.

Перед нею стоял большой графин воды со льдом. Она выловила пальцем кусочек льда из стакана и засунула его в рот. В комнате стояли раскрытые чемоданы, повсюду на столах и стульях были разбросаны её наряды, ими был завален и весь пол.

– Иди сюда, Тэкс, – прошептала она. – Подойди поближе.

Когда он остановился перед ней, она быстро схватила стакан и прыснула водой ему в лицо.

С большим трудом Дэргем удержал себя от грубого проклятия.

– Как тебе не стыдно, Гвинни? – воскликнул он. – Ты затащила меня в эту проклятую страну потому, что хочешь выйти замуж за этого проклятого, вновь испечённого парня, хотя и обещала мне выйти за меня. Теперь брызгаешь мне в лицо водой! Я сыт по горло. Сегодня же ночью я уеду!

Она вскочила, весело смеясь, схватила лежавшее на столе шёлковое платье, вытерла им Тэкса.

– Прости меня, Тэкс. Я должна была так поступить. Я была так неслыханно несчастна! Теперь это проходит. Твоё глупое лицо доставило мне большое удовольствие!

Она вытерла его волосы, взяла гребёнку, причесала его.

– Не смей уезжать, Тэкси, слышишь? Ты не посмеешь оставить меня здесь совершенно одинокую…

– Но ведь я лишний! – крикнул он. – У тебя есть этот человек, твой жених.

– Как ты можешь так говорить, Тэкси? – она надула губы. – Ты сам мне говорил, как сильно его уважаешь. Когда он уехал из Нью-Йорка, ты тайно передал ему фотографию и просил подписать.

– Ему? – рассердился Дэргем. – Тогда он был ещё «она»!

– Да, – сказала она убеждённо, – но ведь это одно и то же лицо… Или почти одно и то же. А бессмертная душа, наверное, одна и та же.

Тэкс взял у неё из рук платье и отбросил его.

– Зачем ты вытираешь мне лицо? Оно уже давно сухо. А в бессмертных душах я ничего не понимаю. Никогда не видал ни одной. Скажи мне лучше, почему ты была несчастной?

– В этом виновата горничная, – отвечала она. – Она ни слова не поняла из того, что я ей говорила, да и в моих вещах она ничего не понимает. Только посмотри кругом. И ты ещё спрашиваешь, почему я несчастна? Что мне надеть, Тэкси?

* * *

Ян все ещё сидел, согнувшись, за своей газетой. Чем дольше он так сидел, тем сильнее росло его беспокойство. Он ловил себя на том, что читает и перечитывает одни и те же глупые объявления. Театр. Водевиль. Кино… Слова, слова… Он положил газету на колени, но снова поднял её. Нет, нет… он не хотел, чтобы его видели! В конце концов он проделал в газете дырочку и смотрел через неё, как некогда видел в одной пошлой детективной пьесе. Ему казалось теперь, что все окружающие косятся на него.

А те двое не приходили, все не приходили…

Вдруг он услыхал поблизости голос доктора Прайндля:

– Как вам будет угодно, мне это безразлично. Я этот театр знаю столь же мало, как и другие.

Послышался ответ:

– Тогда спросим, доктор, у швейцара, что он нам порекомендует? Билеты мы можем достать у него.

Голос Эндри. Ян сразу его узнал. Её голос – и в то же время не её. Он звучал глубже, звучнее, немного резко. Яну сделалось холодно. Он вертелся в своём кресле, стараясь повернуться к обоим спиной. При этом взгляд его упал на большое зеркало у колонн. Молодой венец, смеющийся, весёлый, совсем такой же, с каким Ян расстался год тому назад; А рядом – Эндри.

Нет, лицо нё изменилось. Оно только стало немного уже. Но краски свежи, лицо здоровое, как у человека, проведшего весь день на воздухе. Фигура – не была ли она раньше выше? Это обман зрения, вызванный мужским костюмом. Эндри выглядела очень стройной. Была, может быть, несколько широка в бёдрах. Молодой врач вынул папироску из портсигара. Эндри зажгла у стола спичку, подала ему. Ян видел руки: узкие и длинные, очень белые.

– Женские руки, – прошептал он. – Но в остальном ничего женского.

Смутные чувства овладели Яном. Освобождение, искупление, почти чувство благодарности: удалось! Он ощутил это впервые. Когда он видел её в Ильмау обнажённой и спящей на эстраде зала для докладов, закутанной в белые простыни, на больничных носилках с чёрной полумаской на лице, он, конечно, знал, что это Эндри, ставшая теперь мужчиной, но он этого не ощущал: предмет зрелища был ему совершенно чужд. Только теперь он это почувствовал, и с его груди спала огромная давящая тяжесть. Он глубоко вздохнул.

Но тотчас же и, пожалуй, ещё сильнее охватило его и другое чувство – внезапная скорбь о чем-то навсегда утраченном. То, что он нашёл мальчиком, что более тридцати лет сопровождало его в жизни, всегда выплывая то тут, то там, что было прирождённой его собственностью, пусть даже он в данную минуту не желал действительно ею обладать, что принадлежало только ему и никому другому на свете, – теперь уже не существовало. Не было женщины по имени Эндри. И он ощущал, что сам, из дерзкой прихоти, выбросил самое лучшее, прекрасное, чем владел.

Он прикусил губу.

В это время с лестницы сходила в голубом пальто с маленькой сумкой в руках сестра Роза-Мария. Она натолкнулась на обоих и в испуге остановилась.

– Так спешите? – засмеялся Эндрис. – Куда?

– Они приехали, – ответила она, – ваша невеста, ваш кузен и ещё один господин. Меня уже рассчитали, и я должна переехать в отель «Морис».

– Рассчитали? – спросил он. – Кто же именно?

– Ваш кузен! – ответила сестра. Она опустила глаза, затем снова подняла их, приоткрыла губы. Она сияла.

Ян видел в зеркале её лицо.

– Точно книга, – подумал он, – книга с картинками и с надписями жирнейшим шрифтом. Даже ребёнок мог бы прочесть!

– А, мой кузен! – повторил Эндрис.

Он немного колебался. Быстрая улыбка заиграла возле его губ.

– Кланяйся ему от меня, слышишь, Роза-Мария!

Затем он поискал в жилетном кармане и вынул кольцо – драгоценный звездчатый сапфир, отделанный бриллиантами. Ян узнал его – это было кольцо, подаренное ей в Мюнхене мистером Брискоу.

Эндрис схватил руку сестры и надел ей кольцо на палец поверх перчатки.

– Слишком велико для твоей ручки, – засмеялся он. – Ты должна отдать его уменьшить.

Немного помолчав, он прибавил:

– Итак, кланяйся и скажи ему…

Он приблизился к ней и что-то прошептал ей на ухо. Сестра Роза-Мария покраснела до корней волос, вырвалась и мелкими шажками побежала через зал.

Оба посмотрели ей вслед и повернулись к лестнице.

– Постойте, мы забыли про театральные билеты! – воскликнул Прайндль. – Закажите чаю для нас, а я пойду к швейцару.

Эндрис подозвал лакея. В это время сверху с площадки лестницы послышался лёгкий вскрик. Эндрис посмотрел навеох – там стояла Гвинни Брискоу. Она схватилась за перила и сбежала по ступенькам прямо к нему в объятия, прильнула к его груди.

– Ты!.. – шептала она, – ты!..