Текст книги "Вопросы права и экономики"

Полностью специфицированный договор – это договор, в котором предусмотрены все возможные чрезвычайные события, которые могут произойти, и изложены особые условия для каждого чрезвычайного события. Каждое чрезвычайное событие может быть связано с особой ценой на рассматриваемый товар или с особым средством защиты от причиненных убытков в случае нарушения договора. Важно, что не существует сценария, приводящего к исполнению договора или к его нарушению, который не был бы явным образом учтен. Иначе говоря, обе стороны получают выгоду от обмена при всех возможных исходах, которые могут случиться.

Предположим, к примеру, что возможны только три непредвиденных события: может появиться другой покупатель, оценивающий книгу в 750 долл., может появиться другой покупатель, оценивающий ее в 900 долл., или, возможно, не появится никакой другой покупатель. Если рассматривать условия для случая, когда других покупателей не будет, вы оба получаете выгоду от обмена и соглашаетесь на договорную цену от 100 долл. до 800 долл. Если рассматривать условия для случая, в котором появляется другой покупатель, который ценит книгу в 750 долл., вы по-прежнему можете договориться о цене, при которой договор будет исполнен. Но нет ли возможности для нарушения договора в этом случае, если другой покупатель готов заплатить больше, чем вы? Нет, если вы и продавец стремитесь максимизировать общую ценность вашего договора.

Предположим, сначала вы согласились на условия, которые позволяют продавцу нарушить договор, если появится другой покупатель. Не вдаваясь в детали числового примера, можно показать, что существует другой набор условий, приводящий к исполнению договора, который вы оба предпочтете первоначальным условиям, приведшим к нарушению договора. Так происходит, потому что продавец может получить от другого покупателя не больше 750 долл., однако есть еще 50 долл., которые он мог бы получить, если бы книга досталась вам. В целом для любого другого покупателя, оценивающего книгу ниже 800 долл., не будет существовать условий договора, которые допускали бы его нарушение и которые вы с продавцом предпочли бы каким-то другим условиям, приводящим к исполнению договора. Общая ценность договора будет наивысшей, если книгу получаете вы.

Теперь рассмотрим условия для чрезвычайного события, когда появляется другой покупатель, оценивающий книгу в 900 долл. Сначала вы согласовываете условия, которые обеспечивают исполнение договора, но можно показать, что существует другой набор условий, приводящий к нарушению договора, который вы оба предпочтете первоначальным условиям. Например, если бы вы получили 300 долл. выгоды от обмена при исполнении договора, продавец мог бы договориться о выплате вам 325 долл. за разрешение нарушить договор. В этом случае вы фактически предпочтете нарушение договора (приносящее вам в итоге 825 долл.) его исполнению (приносящее вам в итоге 800 долл.), и продавец сможет воспользоваться дополнительными 75 долл., полученными за счет разницы между 900 долл., – ценностью книги для другого покупателя, – и общей ценностью книги для вас, равной 825 долл. В общем, в случае любого другого покупателя, оценивающего книгу выше 800 долл., не будет существовать условий договора, которые обеспечивали бы его исполнение и которые вы с продавцом предпочтете каким-то другим условиям, приводящим к нарушению договора. Общая ценность договора будет наивысшей, если книгу вы не получаете.

Если это кажется немного запутанным, то основная мысль здесь – это снова теорема Коуза (из гл. 1): пока вы и продавец можете договариваться, вы всегда будете получать выгоду от обмена и передавать ресурс туда, где ценность его использования будет наиболее высокой. Тот факт, что ценность использования ресурса, возможно, будет наиболее высокой, когда он находится у третьей стороны, не имеет значения. Если вы цените книгу наиболее высоко, то можно договориться об условиях, которые всегда приводят к исполнению договора. Если другой покупатель ценит книгу наиболее высоко, то можно договориться об условиях, которые всегда приводят к нарушению договора. Другими словами, при полностью специфицированном договоре обе стороны получают выгоду от обмена при исполнении договора и обе стороны получают выгоды от обмена при нарушении договора.

Так что же теперь можно сказать о нравственной стороне нарушения договора? Проблем уже не возникает, так как при полностью специфицированном договоре нарушения с формальной точки зрения уже не может быть. До сих пор мы использовали термин нарушение, когда говорили о продавце, который нарушает договор и продает книгу другому покупателю. Но если условия договора позволяют продавцу продать книгу другому покупателю, который ценит книгу выше, чем вы, и если это непредвиденное событие случается, продавец исполняет договор, а не нарушает его, когда продает книгу другому покупателю.

Прежде чем вы обрадуетесь тому, как мы ловко разделались с проблемой безнравственного нарушения договора, заметим, что немедленная и правильная критика полностью специфицированных договоров заключается в том, что они редко встречаются в реальном мире. Реальные договоры обычно неполные, по целому ряду причин (Shavell 2006b). Возможно большое число непредвиденных обстоятельств, которые необходимо учесть, а это может значительно увеличить издержки заключения договоров. Сложно будет также предсказать все возможные непредвиденные обстоятельства, даже если стороны готовы учитывать каждое из них. Вероятность возникновения некоторых непредвиденных обстоятельств, даже если они были предсказаны, может быть столь низка, что не стоит тратить время на то, чтобы учесть их.

Другая причина, по которой договоры могут быть неполными, заключается в том, что суды, возможно, не в состоянии проверить, произошло ли конкретное непредвиденное обстоятельство. Скажем, ваш договор с продавцом книг включал условие, касающееся возможности кражи книги. Если суд не может проверить, была ли книга украдена, продавец может нарушить договор, продав книгу второму покупателю, и заявить, что она была украдена, чтобы обеспечить возможность более мягкого средства судебной защиты. Возможно также, стороны решат, что, если, в конце концов, возникнет проблема с исполнением неполного договора, они могут в тот момент решить, как устранить ее путем пересмотра договора.

Наконец, и это важно, поскольку одна из задач судов в делах, связанных с нарушением договоров, состоит в том, чтобы принять решение относительно средств судебной защиты при нарушении договора, стороны могут рассчитывать, что эти средства станут заменой полностью специфицированных договоров. Стороны могут решить заключить договор быстро и с незначительными издержками, позволяя суду уладить все позже, если возникнет необходимость. Этот довод особенно убедителен в ситуациях, когда нарушение договора случается редко.

Итак, если в реальном мире договоры специфицированы не полностью, можем ли мы теперь согласиться с доводом о том, что нарушение договора безнравственно? Необязательно, поскольку нам все еще необходимо посмотреть, что понимается под «безнравственным нарушением договора» в контексте неполного договора. Исследователь права Стивен Шавель, главный сторонник идеи о том, что нарушение может быть нравственным, говорит следующее:

Чтобы обсуждать безнравственность нарушения договора, необходимо, конечно, установить, что представляет собой нравственное поведение применительно к договорам. Я использую в качестве предпосылки два простых определения. Во-первых, я предполагаю, что, если в договоре четко предусмотрено непредвиденное обстоятельство, тогда моральный долг в отношении исполнения договора в случае этого непредвиденного обстоятельства регулируется договором. Во-вторых, я предполагаю, что если договор является неполным в том смысле, что он не четко предусматривает непредвиденные обстоятельства, тогда моральный долг, связанный с исполнением договора в случае этого непредвиденного обстоятельства, регулируется тем, что предусматривал бы абсолютно подробный договор, рассматривающий эту случайность, при условии что стороны знают, что было бы сказано в этом гипотетическом договоре… Привлекательность приведенного выше определения нравственных обязательств вытекает из наблюдения, что договор, который четко предусматривает непредвиденное обстоятельство, аналогичен обязательству, которое четко предусматривает непредвиденные обстоятельства, а также из того, что есть известные основания полагать, что у людей есть нравственные обязательства исполнять подобные обязательства (Shavell 2009, 1570–71).

И о чем бы стороны договорились в отношении исполнения договора или его нарушения, если бы они учли все возможные случайности? Можно бесконечно долго обсуждать этот гипотетический вопрос, тогда как существует одно средство защиты от причиненных убытков, которое может аккуратно собрать все воедино – такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды. Если продавец книг нарушает договор и ему предписано возместить вам упущенную выгоду, вам по определению безразлично, будет ли договор исполнен или нарушен, и вред вам не причиняется. Это по-прежнему безнравственное нарушение договора? Можно выдвинуть экономический довод о том, что это не так: «В случае компенсации упущенной выгоды, продавец не исполнит договор при тех же случайностях, при которых продавцу было бы разрешено не исполнять обязательства в случае полного договора. Соответственно, при наших предпосылках нарушение не должно быть названо безнравственным» (Shavell 2006b, 449).

Таким образом, такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, не только эффективно с точки зрения нарушения договора, но позволяет также считать нарушения договоров нравственными, по крайней мере, в экономическом контексте нравственности нарушения договоров. Так что теперь пришли ли мы, наконец, к окончательному выводу в отношении нравственности нарушения договора? Пока еще нет, поскольку мы должны уделить внимание недостаткам такого средства судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, особенно в сравнении со средством защиты от причиненных убытков, которое просто не допускает возможности нарушения.

Реальное исполнение договора

Эффективность такого средства судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, заключается в том, что при нем стороне, пострадавшей от нарушения договора, безразлично, нарушен ли договор или исполнен. Это средство судебной защиты кажется очевидным и простым, но в реальном мире простота эта быстро исчезает. Как суды должны подсчитывать упущенную выгоду? В нашем первом числовом примере, ваша упущенная выгода равна 800 долл. Чтобы определить эту величину, суд должен подсчитать субъективную ценность, которую представляют для вас книга и подставка к ней. Можно ли, хотя бы приблизительно, произвести подобные подсчеты? И в том случае, если суд ошибается при подсчете вашей действительной упущенной выгоды, это средство судебной защиты уже не будет эффективным.

Как отмечалось в гл. 2, кроме правил ответственности есть еще правила собственности, и это относится также и к договорному праву. Такое средство судебной защиты, как реальное исполнение договора, является одним из подобных правил собственности. При реальном исполнении договора суд предписывает нарушившей его стороне не выплатить денежную компенсацию, а исполнить договор. Результат тот же, что и в случае такого средства судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, – пострадавшей от нарушения договора стороне безразлично, будет ли договор исполнен или нарушен, поскольку, когда вопрос в конце концов решается, нарушения договора фактически никогда нет.

Чтобы ввести реальное исполнение договора в наш пример с книгой, нам нужно немного изменить факты. Предположим, что продавец согласился продать книгу второму покупателю, но книга еще не перешла к другому владельцу. Возможно, к примеру, заявка пришла продавцу по электронной почте, поэтому пройдет некоторое время между решением продавца нарушить договор и передачей имущества. Когда вы снова приходите в магазин, чтобы забрать книгу, продавец сообщает вам, что книга обещана другому покупателю, и возвращает вам ваши 50 долл. залога. Предположим, что в данный момент у вас есть возможность добиться судебного постановления, запрещающего продавцу нарушать договор, пока суд не разберется, какое средство защиты прав он хочет применить к этому делу. И именно здесь начинается наш анализ: что должен учесть суд, делая выбор между реальным исполнением договора и таким средством судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды?

В одном из первых серьезных исследований эффективности реального исполнения договора правовед Энтони Кронман (Kronman 1978, 357–58), цитируя знатока договорного права Артура Корбина, указывает на проверку на уникальность в качестве обоснования использования судами этого средства защиты прав: «Если «предмет договора уникален по своей природе и не может быть в точности повторен» или если получение «существенного равноценного блага связано с трудностями, задержками и неудобствами», суд скорее склонится к тому, чтобы принудить к реальному исполнению договора. «Тот факт, что подобная точная копия или равноценное благо недоступны, необязательно говорит о том, что денежная компенсация не подходит в качестве средства защиты прав, но это, как правило, тот факт, который решительно указывает в этом направлении». Этот подход к присуждению реального исполнения договора, скорее всего, хорошо подходит к нашему примеру с книгой, поскольку предполагается, что книга редкая и в отличном состоянии и найти ей замену может быть сложно. Более того, подход Кронмана говорит о том, что из-за уникального характера книги весьма вероятно, что вы с самого начала попытались бы договориться о включении подобного средства защиты прав в договор, возможно, заплатив продавцу более высокую цену, чтобы обеспечить исполнение договора и избежать получения денежной компенсации в случае возможного нарушения. Таким образом, использование судами реального исполнения договоров в случае уникальных товаров экономит издержки переговоров о заключении договора до того, как произошло его нарушение.

Правовед Томас Улен (Ulen 1984, 375–76) согласен с идеей Кронмана о том, что проверка на уникальность – это полезный инструмент для того, чтобы подступиться к реальному исполнению договора, но только в качестве отправной точки. Улен утверждает, что защита субъективной ценности с помощью реального исполнения договора важна для куда более широкой группы договоров:

Если бы договаривающиеся стороны имели возможность указать любое средство судебной защиты, которое устраивало бы обеих, они, скорее всего, выбрали бы реальное исполнение договора, а не компенсацию в тех случаях, когда обязательство придавало какую-то особую субъективную ценность исполнению договора должником. Основное различие здесь – это утверждение, что именно субъективная ценность, а не уникальность, делает привлекательным реальное исполнение договора. Несомненно, между уникальностью и субъективной ценностью есть связь: человек скорее будет оценивать выше рыночной стоимости редкий, единственный в своем роде предмет, а не предмет, которому очень легко найти замену. Однако категория благ, которым кто-то придает субъективную ценность, шире категории благ уникальных. Если расширить эту категорию (Кронмана), чтобы она включала все договорные обязательства, обладающие субъективной ценностью, то остальная часть анализа профессора Кронмана остается в силе.

Улен все же идет дальше, утверждая, что такое средство судебной защиты, как реальное исполнение договора, должно быть средством защиты по умолчанию, которое суды использовали бы во всех делах, связанных с нарушением договоров.

Анализ Улена опирается на основную идею, рассмотренную в гл. 2: когда трансакционные издержки низки, суд должен использовать правило собственности; когда трансакционные издержки высоки, судам следует использовать правило ответственности. Улен считает, что большинство договорных ситуаций сопряжено с низкими трансакционными издержками, поскольку договор сам по себе требует успешных переговоров. Поэтому реальное исполнение договора, как правило собственности, прекрасно подходит для этих ситуаций. Тот факт, что стороны изначально заключают договор, однако, мало говорит нам о том, насколько успешно они будут вести друг с другом переговоры после нарушения договора. Прежде всего, неизбежна определенная неприязнь, вызванная актом нарушения, и тот факт, что они решают спор в суде, а не пересматривают договор в частном порядке, позволяет предположить, что трансакционные издержки высоки. Но все это на самом деле усиливает довод Улена об использовании реального исполнения договора в качестве средства судебной защиты по умолчанию.

Если у суда есть средство защиты прав по умолчанию, которое он использует всегда, это должно уменьшить число урегулирований спора после нарушения договора и снизить судебные издержки по сравнению с ситуацией, в которой суд может применить любое средство защиты прав в любое время. Стороны выиграют, если им будет известно, как поступит суд, поскольку устранение этой неопределенности может только сэкономить дополнительные издержки улаживания нарушения. Поэтому теперь вопрос в том, какое средство судебной защиты лучше всего использовать по умолчанию. Начнем с использования по умолчанию такого средства судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, но позволим сторонам договориться об ином, когда они определяют условия своего договора. Иначе говоря, если они пожелают, стороны могут включить в договор свое собственное средство защиты прав, которое суды в конце концов подтвердят в случае нарушения. Если они не укажут средство защиты прав, суд будет использовать по умолчанию такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды.

Как отмечалось выше, суды могут испытывать трудности с точным применением такого средства судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды. Как суды определяют ту величину компенсации, при которой пострадавшей от нарушения договора стороне будет безразлично, нарушен ли договор или исполнен? Более того, если стороны никогда не могут знать наверняка, как суд подсчитает упущенную выгоду, им, возможно, придется договариваться о своем собственном средстве защиты от причиненных убытков или о реальном исполнении договора, а не просто выбирать между реальным исполнением договора и средством судебной защиты по умолчанию. Тогда такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, в качестве средства судебной защиты по умолчанию, скорее всего, будет связано со значительными издержками в период до нарушения договора и после него, особенно по сравнению с реальным исполнением договора в качестве средства судебной защиты по умолчанию.

При реальном исполнении договора в качестве средства судебной защиты по умолчанию, суды, скорее всего, не столкнутся со значительными издержками после нарушения договора. Реальное исполнение договора определяется как выполнение договора в соответствии с тем, как он был написан изначально, поэтому судам не нужно ничего «подсчитывать», как им пришлось бы делать в случае со средством защиты от причиненных убытков. Возможны, однако, издержки при применении реального исполнения договора, которые повысят судебные издержки после нарушения договора, например, если продавец уже передал имущество третьей стороне. Если сторон не устраивает средство защиты прав по умолчанию, и они хотят договориться об ином, они должны будут понести издержки до того, как договор нарушен, но, по крайней мере, они должны будут обсудить только выбор средства защиты от причиненных убытков, а не выбирать между компенсацией или реальным исполнением, что, как мы только что утверждали, им, возможно, придется делать при таком трудно предсказуемом средстве судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды в качестве средства по умолчанию. По этим и другим причинам, Улен предлагает убедительные, интуитивно понятные доводы в поддержку того, чтобы реальное исполнение договора стало средством защиты прав по умолчанию в судебных делах о нарушениях договоров.

Шавель (Shavell 2006a) продолжает дискуссию, проводя четкое различие между двумя типами договоров: договорами о передаче собственности и договорами на производство товаров. До сих пор наш анализ был сосредоточен на договорах о передаче собственности – в нашем примере, редкой книги, – и Шавель согласен с Уленом в том, что реальное исполнение договоров в подобных делах более желательно, чем такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды. Хотя их анализ различен, они оба считают, что договаривающиеся стороны предпочли бы реальное исполнение договора, если бы собирались сделать свой договор полностью специфицированным. Различие, однако, состоит в том, что Шавель не считает, что в случае более широкой категории договоров реальное исполнение договора всегда лучше, чем такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды.

Рассмотрим договор на производство товара, условия которого покупатель и продавец обсуждают до начала производства. Предположим, что покупатель оценивает товар в 25 000 долл., а продавец готов производить и продавать товар по цене не менее 15 000 долл. Что если после подписания договора есть вероятность того, что в процессе производства что-то пойдет не так, и если произойдет непредвиденное обстоятельство, удорожающее производство товара, продавец сможет производить и продавать товар только по цене не менее 60 000 долл.? Заметим, что продавец может исполнить договор при любом непредвиденном обстоятельстве, но выгоды от обмена возникнут, только если не произойдет непредвиденное обстоятельство, чреватое высокими издержками. Если стороны заключают договор в таких условиях, какое средство судебной защиты предпочтут они обе?

Может показаться, что для того, чтобы обеспечить поставку товара и получить гарантии в отношении его стоимости, покупатель предпочтет реальное исполнение договора, не считаясь с затруднительным положением продавца из-за издержек производства. В конце концов, покупатель выясняет свои выгоды от обмена, когда ведутся переговоры об окончательной цене еще до того, как происходит непредвиденное обстоятельство в виде роста издержек. Но продавец, несомненно, предпочтет такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, поскольку оно влечет за собой выплату не более 10 000 долл. (при минимальной договорной цене 15 000 долл.). В случае реального исполнения договора, с другой стороны, продавец должен будет затратить 60 000 долл., чтобы произвести товар, который покупатель оценивает не выше 25 000 долл. Следовательно, цена, которой продавец может добиться, должна быть ниже 25 000 долл., и его потери при этом равны по меньшей мере 35 000 долл.

В случае непредвиденных обстоятельств, удорожающих производство, нет выгод от обмена, если товар производить, тогда как, безусловно, есть выгоды от обмена, если товар не производить. То есть и покупатель, и продавец могут согласовать условия договора, по которым для них будет выгодно не производить товар при непредвиденных обстоятельствах, удорожающих производство товара. Например, при любой договорной цене товара, которая была бы при реальном исполнении договора, продавец может предложить покупателю более низкую цену, чтобы тот, вместо этого, согласился на такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды. При таком средстве судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, как и при реальном исполнении договора, покупателю безразлично, будет ли договор нарушен или исполнен, но покупатель получает больше выгод от обмена, когда ему предлагается более низкая цена за согласие на такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды. И продавец избегает реального исполнения договора при крайне невыгодных издержках производства.

Это означает, что если суды решают вопрос о применении средства защиты прав, которое сами стороны применили бы, если бы они полностью специфицировали свой договор, то необязательно, что реальное исполнение договора будет всегда достигать этой цели.

Но почему важен довод Шавеля? В анализе Улена принятие реального исполнения договора в качестве средства судебной защиты по умолчанию позволяет сторонам по-прежнему делать выбор в пользу указания в частном порядке такого средства судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, в своем договоре. Улен утверждает не то, что стороны всегда предпочитают реальное исполнение договора в качестве средства судебной защиты, а лишь то, что, скорее всего, реальное исполнение будет дешевле использовать в качестве средства защиты по умолчанию, чем такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды. Но Улен утверждает, что если стороны обычно предпочитают одно средство судебной защиты другому, использование этого средства защиты по умолчанию экономит издержки заключения договоров – стороны разумно полагаются на используемое судом средство защиты прав, если происходит нарушение договора. В случае договоров на производство, Шавель выдвигает убедительный довод о том, что стороны предпочтут такое средство защиты, как компенсация упущенной выгоды, а не реальное исполнение договора, поэтому, если сделать компенсацию причиненных убытков средством судебной защиты по умолчанию, можно сэкономить на издержках заключения договоров.

При выборе средства судебной защиты по умолчанию важно рассмотреть весь спектр издержек заключения договора: от трансакционных издержек до издержек административных и от издержек, возникающих на стадии до нарушения договора, до издержек, возникающих после его нарушения. Важно также спрогнозировать, что выбрали бы договаривающиеся стороны, если бы были в состоянии полностью специфицировать свой договор. С учетом всего этого, ключевой момент состоит в том, чтобы определить, является ли такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, более эффективным, чем реальное исполнение договора. В действительности Улен и Шавель задают одинаковые вопросы, но придумывают разные ответы. Ответ Улена заключается в том, чтобы по умолчанию всегда использовать реальное исполнение договора. Ответ Шавеля: необходимо использовать по умолчанию такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, для договоров на производство товаров и использовать по умолчанию реальное исполнение для договоров о передаче собственности.

В конце концов, ваше отношение к средствам судебной защиты при нарушении договоров может зависеть от того, как вы относитесь к нравственности и эффективности нарушения договоров (а также от других факторов, например, от того, как средства судебной защиты в принципе способствуют заключению договоров). Если вы считаете, что необходимо решительно противодействовать нарушениям, особенно оппортунистическим нарушениям, вы отдадите предпочтение жестким средствам судебной защиты, таким как реальное исполнение договора или штрафные убытки. Если вы считаете, что следует поощрять эффективные нарушения договоров, но препятствовать неэффективным, вы предпочтете такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды. Если вы считаете, что такое средство судебной защиты, как компенсация упущенной выгоды, непрактично и его сложно применять правильным образом, вы можете счесть, что лучше поощрять стороны более полно специфицировать свой договор, чтобы он включал любые средства защиты прав, о которых они договорились. Но в этом последнем случае возникает другая проблема. Когда частные стороны предусматривают свои собственные средства защиты прав, есть вероятность, что суды не поддержат эти средства защиты прав. Причина такого поведения судов является темой следующей главы.

Вопросы для обсуждения

1. В примере с книгой, который используется в этой главе, предположим, что продавец нарушает договор и передает книгу третьей стороне. Кронман (Kronman 1978, 377–78) рассматривает три способа, с помощью которых суды могут разрешить эту ситуацию:

Нередко они просто предоставляют кредитору только средство защиты от причиненных ему убытков на том основании, что реальное исполнение договора более невозможно, поскольку собственность была передана невиновной третьей стороне. Однако иногда суд принимает решение о передаче прибыли, полученной от перепродажи (то есть разницы между ценой перепродажи и исходной договорной ценой) в доверительную собственность в пользу кредитора, даже, несмотря на то, что это может превышать убытки, понесенные этим лицом. И наконец, в редких случаях, суд потребует у добросовестного приобретателя вернуть имущество, а затем распорядится о реальном исполнении первоначального договора.

Как бы вы оценили каждый из этих подходов?

2. Определите и оцените ситуации, в которых для судов будет довольно затратным придерживаться такого средства судебной защиты, как реальное исполнение договора.

3. Некоторые правоведы предлагают присуждать реальное исполнение договора всякий раз, когда его запрашивает сторона, пострадавшая от нарушения договора. Оцените это предложение.

Литература

Hermalin, B. E., A. E. Katz, and R. Craswell. 2007. “Contract Law.” In Handbook of Law and Economics, Volume 1, edited by A. M. Polinsky and S. Shavell, 3–138. Amsterdam: North-Holland.

Kronman, A. T. 1978. “Specific Performance.” University of Chicago Law Review 45:351–82.

Shavell, S. 2006a. “Specific Performance versus Damages for Breach of Contract: An Economic Analysis.” Texas Law Review 84:831–76.

–. 2006b. “Is Breach of Contract Immoral?” Emory Law Journal 56:439–60.

–. 2009. “Why Breach of Contract May Not Be Immoral Given the Incompleteness of Contracts.” Michigan Law Review 107:1569–81.

Shiffrin, S. 2009. “Could Breach of Contract Be Immoral?” Michigan Law Review 107:1551–68.

Ulen, T. S. 1984. “The Efficiency of Specific Performance: Toward a Unified Theory of Contract Remedies.” Michigan Law Review 83:341–403.