Текст книги "Сошедшие с ковчега"

– Прабабушкой Софи была Анастасия Арзумовская, мужем которой, надо полагать, являлся армянский князь Георгий Лазорян, – крайне взволнованный, тем не менее четко ответил Эдмон.

Но для людей, ставших невольными свидетелями этой сцены, ответ Лазорио мало что объяснял.

– О чем он говорит, София? – заметно нервничая, обратился к сестре брат. – Почему медальон брать не хочет?

Однако та, не замечая его слов, пристально вглядывалась в лицо Эдмона Лазорио.

– Не может быть, – наконец проговорила она потрясенно. – Ведь они погибли во время погромов пятнадцатого года.

Наступило долгое молчание…

Люди, ставшие очевидцами этой сцены, с возрастающим вниманием переводили взгляды с Софии на Эдмона. Кабю,

друг Лазорио и вхожий в их семью, всерьез обеспокоился странным поведением Эдмона. В какой-то момент его глаза остановились на руке девушки, лежавшей поверх одеяла, которым ее укрыли. В наступившей тишине его возглас прозвучал особенно громко.

– Откуда у девушки медальон твоей бабушки?! – ошеломленно спросил Пьер, обращаясь к другу.

– Лазорио, может, объяснишь, что здесь происходит? – в свою очередь нетерпеливо потребовал Жюли.

Эдмон вздрогнул, сбрасывая охватившее его оцепенение. Затем медленно обвел взглядом всех собравшихся. И тут его лицо озарилось радостной улыбкой:

– Боюсь ошибиться, но, кажется, только что я имел счастье обрести двух кузенов – сестру и брата.

Стоявший рядом Овсепян быстро перевел его слова Тиграну.

– Какие кузены? О чем он говорит? – не сразу понял тот. Эдмон бережно взял Софию за руку, в которой та продолжала держать подвеску. В лучах зимнего солнца вкрапленные в нее бриллианты ярко вспыхнули радужными бликами. Их блеск поневоле заворожил и притянул взоры присутствующих.

– Среди реликвий нашей семьи есть точно такой же медальон, – пояснил Лазорио. – Но главное… – он сделал многозначительную паузу. Потом закончил: – Мою прабабушку тоже звали Анастасия. Она была русской графиней из рода Арзумовских. Незадолго до начала Первой мировой войны Анастасия вышла замуж за армянского князя Георгия Лазоряна.

Услышав перевод Овсепяна, Тигран в смятении взглянул на Лазорио. Происходящее показалось ему слишком фантастическим, чтобы претендовать на истину. Всего два дня тому назад он думал, что остался единственным выжившим из их семьи. Боль утраты настолько потрясла его, что сразу после катастрофы Тигран неистово взмолился, мечтая о собственной смерти как о высшем благе. Его разум и душа, казалось, тоже бесследно канули во мраке холодной и бездонной пропасти небытия, оставив этому миру лишь телесную оболочку, какой, должно быть, являются неприкаянные призраки. Но потом во мраке блеснул луч света: он нашел Софию. Живой. И словно родился заново. С этого момента все его мысли, желания, чувства и молитвы были обращены к одному – разомкнуть каменные объятия смерти, которые удерживали сестру. Это удалось. Но, мало того, вдруг выясняется, что один из тех, кому он обязан спасением жизни своей сестры, приходится ему родственником. Этот человек – его брат.

– Ты все правильно понял? Ничего не напутал? – все еще сомневаясь переспросил Тигран у Марата.

Овсепян утвердительно кивнул:

– Правильно, правильно, Эдмон – ваш двоюродный брат.

Французские и австрийские спасатели, уяснив, в чем заключалась причина задержки, принялись оживленно переговариваться. То и дело слышались их взволнованные восклицания, недоверчивые вопросы и не менее убедительные ответы. Что же до Лазорио, то, в силу обстоятельств, оказавшись в центре внимания, он явно испытывал смущение и неловкость.

Видя его состояние, Жюли дружески похлопал Эдмона по плечу:

– До завтрашнего утра можешь считать себя в увольнении. Извини, больше времени дать не могу, сам понимаешь, работы предстоит еще много. Но обещаю, когда закончим, перед отъездом обязательно выкрою для тебя денек, чтобы ты провел его с сестрой и братом. Думаю, вам есть, что рассказать друг другу.

– Спасибо, – от души поблагодарил его Лазорио.

После, вдвоем с Тиграном, они доставили Софию в госпиталь. Убедившись, что ее жизни ничто не угрожает, Лазорио предложил проехать на базу. И уже там, отыскав более или менее тихое место, они смогут спокойно поговорить. Хотя бы и в течение нескольких часов, что оставались до утра следующего дня. Как бы там ни было, но для них эта встреча означала поистине щедрый дар судьбы. Тигран без раздумий согласился. Вдобавок, выяснилось, что оба неплохо владеют немецким языком, что значительно облегчало общение. Но более всего Тиграна поразил тот факт, что Эдмон знает также и армянский язык! Но из ложной скромности не решался сказать об этом своим коллегам. Лазорио полагал, что одно дело – пользоваться родным языком далекой родины в кругу своей семьи. И совсем иное – уже здесь, в самой Армении. Ведь он никогда тут не был, пояснил Эдмон. Не знает особенностей современного армянского языка, его диалектов. К тому же, у него сильный французский акцент. Однако Тигран, мигом проведя «тестирование», сразу же развеял его сомнения. А в завершение взял с Эдмона слово, что тот обязательно расскажет об этом своим коллегам. Это значительно облегчит работу французских спасателей – привел он самый веский аргумент.

Они расположились в палатке, наспех соорудив скромный, но все-таки праздничный стол. Помянув погибших, помолчали. По их лицам можно было догадаться, что оба еще не до конца осознали реальность этой встречи.

– Ты очень похож на прадедушку, – неспешно заговорил Лазорио. – В нашем родовом замке, в окрестностях Лиона, есть его портрет…

– Ты живешь в замке? – удивленно переспросил Тигран. Лазорио мягко улыбнулся:

– В моем роду две ветви. Одна – отцовская, восходит к династии армянских царей Артешесидов. Вторая – материнская, принадлежит к французскому роду де Шалон, в котором, к слову, были рыцари-храмовники. А один из них даже имел звание орденского магистра.

– Тамплиеры, – со значением, понимающе кивнул Тигран.

– Когда я увидел тебя в первый раз, твое лицо показалось мне знакомым, – продолжал Эдмон. – В то же время я был уверен, что раньше мы не встречались. Только после того, как София показала медальон, я понял, где мог тебя видеть. Вернее, кого ты напоминаешь. Ты поразительно похож на Георгия Лазоряна!

– Но как получилось, что до сих пор мы ничего не знали друг о друге? – задал резонный вопрос Тигран.

– Об этом, наверное, можно написать роман. У Анастасии и Георгия была удивительная судьба. На их долю выпало пережить семейные драмы, крушение нескольких империй и две мировых войны. Порой им приходилось жить под чужими именами, быть свидетелями и участниками невероятных событий. Но, несмотря на трудности, потери и невзгоды, эти два любящих человека всегда оставались верными девизу, выбитому на гербе рода Лазорянов… – Он интригующе улыбнулся: – Иногда судьба совершает немыслимые повороты. Удивительное дело, на родовом гербе династии де Шалон значились те же слова, что и у Лазорянов. Девиз обоих гласил: «Честь и долг». К сожалению, у нас мало времени для вопросов и ответов. Но, надеюсь, наступит день, когда наша семья с радостью будет встречать тебя и Софию во Франции.

– Когда это еще будет, – скептически заметил Тигран.

– Такой день обязательно придет, – заверил его Эдмон.

– Главное, мы встретились. Я верю, уже ничто не сможет нас разлучить.

КНИГА ПЕРВАЯ. ГЕОРГИЙ ЛАЗОРЯН

ИНТЕРЛЮДИЯ
Из истории международной дипломатии

…В преддверии Первой мировой войны, на Балканах, не раз выступавших в качестве катализатора вооруженных конфликтов, вновь назрел кризис. Балканские государства, договорившись между собой, решили начать войну против Турции. Созданию балканского блока весьма успешно способствовала российская дипломатия. Однако Россия рассматривала его не столько как противовес в отношениях с Османской Портой, сколько в качестве орудия влияния в противостоянии с Германией и Австрией. Говоря другими словами, в возникновении союза балканских государств она видела один из этапов подготовки к неминуемой мировой войне.

Российский посол в Константинополе Чарыков предлагал даже пригласить Турцию войти в состав блока, с твердыми гарантиями ей добрососедских отношений со стороны балканских стран. Он рассчитывал парализовать австро-германское влияние на Ближнем Востоке. Но его план имел недостатки и ряд препятствий.

Турция, находившаяся на тот момент под большим влиянием Германии, вряд ли осмелилась бы на подобный шаг. А, например, Болгария, выигрывая многое от союза против Турции, ничего не могла получить от союза с ее участием.

Так или иначе, но в Петербурге победила другая точка зрения. Ее сторонники высказались за создание блока, который представлял бы собой объединение только христианских государств Балканского полуострова.

Горячим сторонником такой коалиции выступал в первую очередь посланник в Сербии Гартвиг. Из числа балканских государств Сербия более всего была заинтересована в подготовке к борьбе с Австрией. Но Болгарию и Грецию нелегко было склонить к созданию блока, направленного только против Австрии. Их национальные интересы могли восторжествовать лишь в результате победы над Портой.

Основная трудность при создании балканского союза заключалась в том, чтобы достигнуть соглашения о разделе Македонии между Сербией, Болгарией и Грецией. Немалые осложнения при дележе турецкого наследства могли возникнуть в том числе из-за судьбы Албании. Захватив Албанию, Сербия получала выход к морю. Именно поэтому Австро-Венгрия и не допускала передачи Албании сербам.

Переговоры о создании балканской коалиции начались по инициативе Сербии. В апреле 1911 года ее премьер-министр Милованович предложил болгарскому посланнику Тошеву заключить соглашение «о полюбовном разделе сфер влияния в Македонии». Оно послужило бы основой для совместного военного выступления против Турции. Однако болгарское правительство поначалу отнеслось отрицательно к этой инициативе. Но вскоре переговоры возобновились. Толчком для них явилось начало итало-турецкого вооруженного конфликта. Болгарский кабинет посчитал, что эта война может создать благоприятные условия для выступления против Турции, и сам обратился к Сербии.

Идея сербо-болгарского соглашения встретила одобрение в министерстве иностранных дел Российской империи. Вместе с тем русское правительство заявило, что «самовольное выступление» славянских держав не встретит сочувствия в самой России. Оно объясняло это соображением того, что несвоевременно затеянный конфликт может явиться поводом для вмешательства со стороны Австро-Венгрии и в результате спровоцировать войну в Европе. Таким образом, образование балканского блока представляло для России немалый интерес, но также таило в себе и большой риск.

В чем он состоял, весной 1911 года изложил в своем донесении секретарь русской миссии в Софии Урусов. Речь шла о том, что в случае успешных договоренностей между Сербией и Болгарией, они смогут начать войну против Турции. Война эта, в свою очередь, чревата возможным вмешательством Германии и Австро-Венгрии раньше, нежели Россия закончит восстановление и реорганизацию своих вооруженных сил.

«Прекрасно понимая, – писал Урусов, – что Россия на Ближнем Востоке имеет неистребимые великодержавные исторические интересы, здешние политики учитывают то обстоятельство, что она никогда не откажется от славянской политики, как и от защиты и поддержки своих славянских аванпостов на Балканах. В итоге Россия неизбежно будет вовлечена в войну, начатую помимо ее желания славянскими державами».

Впрочем, выгоды балканского союза представлялись российской дипломатии настолько бесспорными, что перевесили все опасения, связанные с его созданием.

В ноябре 1911 года сторонники блока посетили Париж, где убедились, что французское правительство также благосклонно относится к идее создания коалиции балканских государств.

Наконец, в марте 1912 года состоялось подписание сербо-болгарского союзного договора, который сопровождался рядом секретных приложений.

В частности, суть ст. 1 одного из основных приложений состояла в том, что Сербия и Болгария в удобный для себя момент готовы напасть на Турцию. С точки зрения России, это была наиболее опасная статья, таившая в себе риск вовлечения России в преждевременную и ненужную войну. Но обойтись без нее не представлялось возможным: это была плата, за которую Болгария соглашалась выступить на стороне Антанты. Впрочем, некоторую страховку представляло обязательство, взятое на себя обеими государствами. Перед тем, как начать военные действия против Турции, они должны были предварительно запросить согласие официального Петербурга.

В Петербурге понимали, при наличии в Сербии и Болгарии национального подъема, отказ в поддержке чреват для России огромным осложнением. Она может потерять авторитет и престиж в обеих славянских странах. Как и в целом утратить часть своего влияния на Балканах.

Кроме того, имелась ст. 2 Договора, которая предусматривала условия послевоенного раздела Турции.

12 мая 1912 года договор был дополнен подписанием сербо-болгарской военной конвенции. В случае войны против Турции или Австрии Сербия должна была выставить 150 тысяч человек, а Болгария – 200 тысяч человек.

Исчерпывающую характеристику союза дал тот же Урусов: «Заря болгаро-сербского соглашения не есть заря мира. Соглашение это рождено войной и рождено для войны». Он особенно отмечал тот факт, что Болгария не станет ждать, пока договор понадобится для бесполезной ей защиты Сербии от Австрии, а постарается использовать его скорее, форсируя войну с Турцией.

Одновременно с сербо-болгарскими, шли переговоры Болгарии и Греции. Последняя, в мае 1912 года, предложила Болгарии свой проект союзного договора. Обе стороны брали на себя обязательства оказать друг другу военную помощь при нападении Турции на одну из них. А также в случае нарушения Турцией их прав, вытекающих из международных договоров или даже вообще из международного права. Словом, данные формулировки допускали ничем не ограниченный выбор предлога для начала войны. Болгария довела до сведения России проект договора. Российская имперская дипломатия попыталась несколько ослабить агрессивность Греции, но безуспешно. 29 мая греко-болгарский договор был подписан.

Справедливости ради, нельзя не отметить, что российская дипломатия, участвуя в создании коалиции балканских государств и выковывая орудие для надвигающейся мировой войны, переоценила свое влияние. Балканский блок начал действовать раньше, чем завершилась военная и дипломатическая подготовка России, необходимая для того, чтобы использовать его в своих целях. Не желала войны и Австро-Венгрия – главный соперник России на Балканах. Но все попытки отсрочить надвигающуюся войну – как в России, поддерживаемой Францией, так и со стороны Австро-Венгрии – оказались тщетными и потерпели неудачу. Союз балканских государств вышел из-под контроля дипломатии ведущих европейских держав. Осенью 1912 года они сознательно пошли на острую конфронтацию с Турцией.

9 октября 1912 года боевые действия против Турции начала Черногория. 17 октября – Сербия и Болгария. 18 октября – войну Турции объявила Греция.

Войска балканских союзников нанесли Турции сокрушительное поражение, захватив большую часть территории Европейской Порты. Болгарская армия стремительно продвигалась в сторону Константинополя. Итог этой войны казался предрешенным.

В сложившихся обстоятельствах, понимая, что на карту поставлено дальнейшее существование Оттоманской империи, 3 ноября 1912 года турецкое правительство обратилось к ведущим европейским державам, прося их принять на себя миссию посредников в урегулировании ситуации и мирных переговорах. Обращение Порты не осталось без ответа и нашло понимание. В первую очередь со стороны России и Австрии, с нетерпением ожидавших конца войны. У обеих держав на это были свои причины.

Правительство России боялось, что падение турецкого владычества над Константинополем даст повод другим державам ввести в проливы свои военно-морские силы. Австро-Венгрия не в меньшей мере была обеспокоена появлением сербов на берегах Адриатики. Свои интересы преследовали так же Германия, Франция и Англия. В итоге именно русское правительство выступило с предложением разрешить спорные вопросы путем совместного их обсуждения представителями великих держав.

В середине декабря 1912 года в британской столице – Лондоне, приступили к работе одновременно две международные конференции. На одной встретились друг с другом воющие стороны – Турция и страны балканской коалиции. На другой – заседали представители шести ведущих европейских государств. Это были Россия, Франция, Англия, Германия, Австро-Венгрия, Италия.

Ход переговоров был неоднозначным и проходил трудно. Турция, как и ее балканские противники, имели своих покровителей среди великих держав. Порта – в лице Германии и Австрии, государства балканского блока – в лице Антанты и, прежде всего, России. Образовался бесконечный ряд спорных проблем, которые всплыли на поверхность, едва на Балканах вспыхнула война.

В этот напряженный период международных отношений, 23 января 1913 года, в Турции произошел государственный переворот. К власти пришел младотурецкий кабинет Махмуда Шевкет-паши. Поощряемое Германией, новое турецкое правительство собиралось занять на переговорах непримиримую позицию. Особенно в отношении России.

Ранее российское правительство сообщило Порте, что если она не пойдет на уступки и возобновит военные действия, то Россия не гарантирует сохранения своего нейтралитета. Но после прихода к власти младотурецкого кабинета уже Германия дала понять Петербургу, что она сочтет военное выступление против Турции как угрозу для европейского мира.

Тяжелый переговорный процесс грозил зайти в тупик, когда 3 февраля 1913 года балканские союзники возобновили военные действия против Турции. И снова османов одна за другой преследовали неудачи. В марте пали крепости Адрианополь и Янина. Турция вынуждена была вторично запросить мира. Но в этот раз ей помогли острые разногласия, возникшие между ее противниками: Болгарией, Сербией и Грецией. Назревала новая война за передел наследства Оттоманской Порты.

Когда после падения Адрианополя Болгария начала спешно передислоцировать свои войска, это вызвало в Петербурге крайне тревожные настроения. Вновь возникла угроза появления болгарской армии на побережье проливов и в Константинополе. Российский Черноморский флот был приведен в боевую готовность и уже собирался отплыть к Босфору. В этот период Россия оказала колоссальное дипломатическое давление на Софию, требуя от Болгарии немедленного перемирия с Турцией. В обмен на это ей было обещано содействие в предстоящем торге с Сербией за послевоенный раздел добычи.

Наконец 16 апреля 1913 года было заключено перемирие между Болгарией и Турцией, а 20 апреля – их примеру последовали другие страны по балканскому блоку.

Переговоры в Лондоне возобновились. Но они посеяли между союзниками еще больше противоречий и конфликтов. Никто не желал уступать, существовала вероятность, что они затянутся до бесконечности. Тогда Грей, председатель мирной конференции, весьма откровенно заявил ее участникам, что желающие приглашаются немедленно подписать мирный договор. А тем, кто с ним не согласен, «лучше покинуть Лондон». Его заявление возымело действие.

30 мая 1913 года состоялось подписание мирного договора. Но это были лишь несколько страниц из истории дипломатии, своего рода пролог к многотомной эпопее под названием «Первая мировая война»…

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1914 год, май. Россия,

г. Санкт-Петербург

Смутная тревога не покидала Лазоряна с того момента, когда он получил уведомление: явиться в Генштаб к полковнику Яхонтову. Через знакомых он попытался узнать, что представляет собой полковник. Но один из друзей – Александр Васильчиков, имевший связи в армейских верхах, недвусмысленно намекнул Георгию, что не стоит проявлять активность в сборе информации об этом человеке. «Себе дороже выйдет», – ответил он. А напоследок дружески посоветовал держаться подальше от таких полковников. Но при этом, с напускным равнодушием, не упустил возможности поинтересоваться: «И что за надобность у тебя, Жорж, к нему?»

Лазорян не нашел, что ответить, и поспешил перевести разговор на другую тему. Васильчиков настаивать не стал. И с тех пор, а случилось это четыре дня назад, их отношения стали несколько натянутыми. Лазорян искреннее переживал по этому поводу. Но справедливо полагал, что предстоящая встреча многое разъяснит. А после он уже сможет довериться другу.

Сейчас, направляясь в Генеральный штаб, слегка встревоженный и отчасти раздосадованный, он старался отвлечься от дурных мыслей. Удавалось это с трудом. Главное, что занимало Лазоряна – зачем его вызывают. Понятнее выглядело бы уведомление, пришедшее из-под «шпица» – так в среде офицеров российского флота звучало название Адмиралтейства. Но Генштаб? Словом, было отчего теряться в догадках. Вдобавок к общему настроению примешивалось раздражение, вызванное неискоренимым отношением флотских к сухопутным. Флот всегда отличался известной привилегированностью. Словно некая каста избранных, высшее общество, куда непосвященным попасть весьма и весьма трудно.

Лазорян служил в Гвардейском Экипаже. В Балтийском флоте было двадцать семь Экипажей, каждый из них приравнивался к полку. Два Экипажа составляли эскадру, три – дивизию. Свои Экипажи имел Черноморский флот, были еще Архангельский, Сибирский, Каспийский. Но самым элитным считался Гвардейский Экипаж.

Это военно-морское формирование, входившее в состав Российской императорской гвардии, было сформировано из чинов Придворной гребецкой и яхтенной команд. Его прообразом послужила созданная еще Петром I «Придворная гребецкая команда», которая обслуживала плавсредства императорского двора. С середины ХVIII века существовали команда придворных гребцов дворцового ведомства и экипажи придворных яхт; в 1797 году их объединили и передали в ведение Адмиралтейств-коллегии. Из этих частей 16 февраля 1810 года был сформирован Морской гвардейский экипаж, в который вошли четыре роты (постепенно численность увеличилась до восьми), артиллерийское отделение с двумя полевыми орудиями, нестроевая ластовая рота и оркестр.

Поначалу экипаж формировался в районе Галерной гавани, потом был переведен в Литовский замок, а в 1819 году – в Морские казармы на Екатерингофском проспекте. Экипажу присвоили форму одежды, отличную от общефлотской, с элементами обмундирования гвардейской пехоты. А по штату – положили боевые средства и имущество сухопутного образца с включением шанцевого инструмента и обоза. Личный состав нес службу на императорских яхтах и плавсредствах загородных дворцов, привлекался наравне со всей гвардией к караулам, смотрам, парадам, торжествам. Его храмом считался Никольский Морской собор, в его сквере в 1908 году был открыт памятник морякам-гвардейцам, погибшим в Цусимском сражении.

Боевое крещение экипаж получил 4 августа 1812 года при обороне Смоленска, отражая атаки французской кавалерии на Королевский бастион и мост через Днепр. После он неоднократно принимал участие в военных кампаниях. За период Отечественной войны 1912 года экипаж потерял 53 моряка; 16 матросов были награждены Георгиевскими крестами.

Прославились гвардейцы и в битве под Бауценом в Саксонии. Блистательным подвигом экипажа стало участие в кровопролитном сражении под Кульмом в Богемии. Под начальством генерала А. Ермолова моряки успешно отражали атаки французского корпуса Вандама. За мужество они заслужили высшую боевую награду – Георгиевское знамя.

Вместе с российской гвардией Экипаж вступил 19 марта 1814 года в столицу поверженной наполеоновской империи – Париж. Вернувшись из Гавра в Кронштадт на фрегате «Архипелаг», 30 июля моряки в составе гвардии торжественно вошли в Санкт-Петербург через установленные у Нарвской заставы Триумфальные ворота.

Через год в составе Экипажа появился первый боевой корабль – 24-пушечная яхта «Россия». 5 июня 1819 года в память о сражении при Кульме кораблям Гвардейского экипажа были присвоены стеньговые флаги и вымпелы с изображением Святого Георгия.

Наряду с несением службы в столице и загородных резиденциях, моряки участвовали в дальних походах российских кораблей. На каждом паруснике, отправлявшемся в кругосветное плавание, находился офицер-гвардеец.

Экипаж участвовал почти во всех войнах, что вела Россия, в том числе при осаде Варны, в Венгерском походе, отличился при обороне Кронштадта в Крымскую войну. Во время русско-турецкой войны 1877–1878-х годов моряки сражались на Балканах. За героизм и доблесть в этой войне гвардейцев наградили серебряными Георгиевскими рожками, а нижним чинам было присвоено ношение георгиевских лент на бескозырках.

Прославились они и в русско-японскую войну. Геройски сражался в Цусимском сражении броненосец «Император Александр III». С погибшего, но не спустившего флага корабля не уцелел никто.

Гвардейцами была укомплектована во Владивостоке одна из первых русских подводных лодок «Фельдмаршал граф Шереметьев».

В мирное время личный состав нес службу вместе с другими частями Гвардейского корпуса. Летом моряки плавали на кораблях Балтийского флота и императорских яхтах. К 1910 году гвардейцами был укомплектован крейсер «Олег», эсминцы «Войсковой» и «Украйна», императорские яхты «Штандарт», «Полярная звезда», «Александрия», «Царевна», «Марево», посыльные суда «Разведчик» и «Дозорный».

В списках Гвардейского экипажа числилось пять адмиралов, штаб и обер-офицеры флота, инженеры-механики, медики, офицеры по адмиралтейству, классные чиновники, кондукторы, две тысячи унтер-офицеров и матросов. Причисленными к нему были император Николай II, императрица Мария Федоровна, цесаревич Алексей. А также – многие российские великие князья.

В 1910 году, в ознаменование 200-летия, Гвардейскому экипажу было пожаловано новое знамя и перевязи к Георгиевским сигнальным рожкам. Всему личному составу присвоено ношение нагрудного Кульмского юбилейного знака, а матросам вместо штыков выданы тесаки общегвардейского образца.

Во время Первой мировой войны моряками-гвардейцами был укомплектован экипаж крейсера «Варяг», возвращенного Японией и совершившего переход из Владивостока в Мурманск по Южному морскому пути. На сухопутном фронте тоже действовал отдельный батальон экипажа, насчитывавший почти две тысячи человек.

Его последним командиром был контр-адмирал, великий князь Кирилл Владимирович. Во время Февральской революции он привел моряков в Таврический дворец, передав экипаж в распоряжение Государственной Думы.

В 1918 году Гвардейский экипаж, составлявший гордость, славу, доблесть Российской империи, был расформирован.

…Когда Лазорян вошел в приемную, на часах было без двух минут два пополудни. Встреча назначена ровно на два часа. Он посчитал, что двух минут хватит, чтобы представиться адъютанту, если таковой у полковника имеется. Адъютант был.

Поднявшись навстречу посетителю, выслушав его лаконичный доклад-представление, он вышел из-за стола, подошел к двери, открыл ее и посторонился, проговорив:

– Прошу вас, проходите.

Лазорян вошел, и двери за ним бесшумно закрылись.

Он замер у порога, взглядом окидывая кабинет, но более – оценивая его хозяина. И не без удивления обнаружил, что в помещении находятся два человека. При этом оба, не скрывая интереса, с любопытством смотрели на него.

Первый, сидевший за большим столом, наверняка и был полковник Яхонтов. На вид – около сорока лет, густые черные волосы, слегка посеребренные на висках, широкий лоб, высокие скулы, узкое лицо, хищный нос, упрямая линия губ, смуглая кожа. В его облике присутствовало нечто азиатское. Впечатление усиливали глаза – их едва приметный миндалевидный разрез. Как будто Яхонтов надел маску, а сквозь ее прорези смотрят глаза – глубокие, как омут, на дне которого вполне могут прятаться хитрость и коварство. Хозяин кабинета был одет в шикарный костюм. Цивильное платье смотрелось на полковнике привычно, более того – элегантно.

Второй расположился в кресле напротив. Он был по виду моложе Яхонтова лет на десять. Примерно ровесник Георгия. На первый взгляд его внешность не отличалась ничем примечательным. Но черты лица несли в себе признаки аристократизма и благородства, какие бывают у людей, отмеченных не одной лишь знатностью происхождения, но и соответствующим воспитанием, образованностью. И хотя на фоне яркой внешности полковника он виделся несколько блекло, впечатление это было обманчивым.

Несмотря на то, что он сидел в кресле, было заметно, что рост его – выше среднего, фигура – подтянутая. Белокурые волосы, серо-голубые глаза, прямой нос, утонченные линии в овале лица, губ, подбородка. Но, как и у Яхонтова, более всего внимание приковывали глаза этого человека. Их выражение не соответствовало возрасту обладателя. Такое часто замечаешь у людей, успевших понять на личном опыте, что «многия знания» порождают «многия печали». И эти знания и печали гораздо глубже, нежели те, что являются непременным атрибутом жизни скучающего светского льва: любовные приключения, посещение модных салонов, жажда славы и чинов, неудовлетворенность положением в обществе.

Их молчаливая взаимная оценка друг друга длилась не более минуты. Лазорян сделал два шага вперед и вновь представился, после чего его визави поднялись со своих мест и тоже отрекомендовались, правда, не упоминая чинов:

– Яхонтов Роман Борисович.

– Румянцев Дмитрий Иванович, – коротко произнес второй.

– Прошу, Георгий Георгиевич, присаживайтесь. Признаться, мы с Дмитрием Ивановичем с нетерпением ждали вашего визита, – скупо улыбнувшись, начал Яхонтов.

Лазорян присел в указанное кресло, напротив Румянцева. Таким образом оба они оказались по одну сторону стола, а полковник – с противоположной. Как заметил Георгий, стол Яхонтова не изобиловал документацией. Можно сказать, он был девственно чистым, если не считать чернильного набора из малахита, инкрустированного золотом, и небольшой фигурки всадника, скорее всего, из серебра. Внешний вид «джигита» и экипировка, исполненные с необычайным мастерством и во всех подробностях, не оставляли сомнений в его принадлежности к кочевникам.

«Я был прав, – мимоходом подумал Лазорян. – Возможно, Яхонтов и Роман Борисович, но в его крови – немалая доля Азии. А фигурка на столе – лишнее подтверждение тому, что полковник не склонен скрывать свою родословную. Более того, он гордится ею. Да и фамилия его тоже кое о чем говорит. Во всяком случае, вряд ли ее обладателями были безродные, нищие степняки».