Текст книги "Сошедшие с ковчега"

ИНТЕРЛЮДИЯ
Из истории Российской империи

…В конце 1894 года в России произошло событие, которое можно считать началом конца одной из величайших европейских империй.

20 октября в Ливадии умер император Александр III.

Его преемником стал старший сын – Николай Александрович Романов, которому в истории России суждено было занять место последнего самодержца. В ту пору ему исполнилось двадцать шесть лет.

Его трагическая роль, с человеческой точки зрения, не может не вызывать сочувствия. Но, с точки зрения государственности – спорная и неоднозначная. В отличие от своего тезки-предка Николая I – властного, жесткого и бескомпромиссного, для Николая II груз имперских забот оказался ношей слишком тяжелой. В этой связи довольно любопытна характеристика, данная последнему русскому императору писателем Антоном Чеховом:

«Про него неверно говорят, что он больной, глупый, злой. Он просто обыкновенный гвардейский офицер».

Перед восшествием на престол наследник российского трона около года прослужил в лейб-гвардии Преображенском полку, где получил чин полковника и должность командира батальона.

До того его детство и юность проходили в Гатчине, вдали от шумной и праздной суеты великосветского Петербурга. По сложившейся традиции, готовить к управлению огромной империей Николая Романова начали с детства – с девятилетнего возраста. По требованию Александра III, гимназическая программа сына была составлена таким образом, что в ней больше преобладали естественные науки, нежели классические дисциплины. Университетские курсы предусматривали изучение в первую очередь юриспруденции, права, финансов. Помимо этого, как и все представители его венценосной семьи, он прекрасно владел многими европейскими языками. Но при этом отдавал предпочтение русскому. К тому же неплохо музицировал на фортепиано.

Когда Николаю Романову исполнился двадцать один год, он, по настоянию отца, начал принимать участие в заседаниях Кабинета министров и Государственного совета. Несмотря на то, что его роль исчерпывалась лишь пассивным присутствием, это, тем не менее, можно было считать приобретением соответствующего опыта в последующем самостоятельном управлении государством.

Но, пожалуй, самую значимую роль в его судьбе – как монарха и как человека – сыграла…любовь. Если к власти и управлению империей Николай Романов не чувствовал в себе ни особого желания, ни предназначения, то в любви к принцессе Алисе Гессенской он, надо полагать, реализовал себя полностью, познав «горе и радость, богатство и бедность, пока смерть не разлучила обоих».

Существует любопытная гипотеза относительно его женитьбы на гессенской принцессе. С Аликс (как называл он ее) будущий наследник престола познакомился, когда ей было двенадцать лет, а ему – шестнадцать. Вторично они встретились спустя пять лет. Уже тогда Александр III и его супруга, императрица Александра Федоровна, высказывали опасения по поводу страстной увлеченности цесаревича. Чтобы вылечить сына от этой «болезни», император отправил его в кругосветное путешествие. Ибо брак на гессенской принцессе не входил в планы Александра III ни по житейским, ни по политическим мотивам. Однако в отношении Алисы Николай проявил завидное упорство, не собираясь отказываться от своей любви даже в угоду Российской короне.

Перед самой смертью Александра III будущий престолонаследник якобы умолял отца передать права на трон младшему брату Михаилу. Однако тот остался непреклонным. Николай настаивал на своем отречении. И тогда император сдался, благословив его брак с Алисой Гессенской. Возможно, упорное нежелание Александра III мириться с присутствием в России гессенской принцессы, а в будущем – жены российского монарха, уже тогда объяснялось вполне конкретными причинами. Но об этом вряд ли когда-нибудь станет известно…

…Несмотря на ряд очевидных ошибок во внутренней и внешней политике, в целом правление Николая II можно считать позитивным. Особенно ощутимых результатов Россия достигла к 1913-му году, на который, к слову, выпало празднование трехсотлетнего юбилея династии Романовых. Эта дата широко отмечалась по всей стране.

Впервые за всю свою историю Российская империя показала самый высокий уровень развития. Значительно выросло население страны: естественный прирост составил 2,5 миллиона в год.

Проведенные реформы обеспечили приток в казну государства немалых средств. Ощущался видимый подъем в экономике империи. Бюджет достиг небывалой суммы в 3,5 миллиарда рублей. А золотой запас вырос в 2,5 раза, тем самым исключая возможность бюджетного дефицита. Российская империя приобрела независимость от внешних займов.

Проводимая в последние годы переселенческая политика тоже начала давать положительные результаты. Возрос уровень обрабатываемых земель и закупки сельхозтехники, что послужило поводом к увеличению экспорта хлеба до 25 % от мирового уровня. Изменения коснулись также армии и флота. После поражения в русско-японской войне Россия сделала выводы, и ее экономика в том числе была ориентирована на возрождение флота и перевооружение армии на качественно ином уровне. По численности вооруженные силы империи были самыми большими – 1,5 миллиона человек. В случае войны она могла мобилизовать и поставить под ружье свыше 10 миллионов человек. Кроме того, ряд взвешенных дипломатических шагов в плане мирного урегулирования спорных вопросов способствовал поднятию ее авторитета в европейской и азиатской политике.

Таким образом, можно сказать, что накануне Первой мировой войны Россия имела все предпосылки, чтобы надолго закрепить за собой место ведущей мировой державы, с самыми высокими за всю историю показателями экономического и политического роста.

Но Россия не была бы Россией, если бы на этом успокоилась, этим бы и удовлетворилась. Главная ошибка российской монархии состояла в том, что она допустила возникновение и упрочение внутренней так называемой демократической оппозиции. Причем была она удивительно «разноцветной» и разношерстной. И, при определенно сложившихся обстоятельствах, полностью исключала дальнейшее существование самого монархического правления. Одним из таких обстоятельств стала Первая мировая война…

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1914 год, май. Россия,

г. Санкт-Петербург

После того, как Лазорян ушел, полковник поднялся из-за стола и принялся мерить шагами кабинет. Наблюдая за ним, Румянцев молчал, терпеливо ожидая, когда Роман Борисович заговорит.

В какой-то момент тот остановился посередине кабинета и, заложив руки за спину, обратился к Дмитрию:

– Мне думается, для себя Лазорян сделал выбор. Как вы считаете?

– К сожалению, у меня нет вашего опыта, поэтому я не могу быть столь категоричным, – иронично улыбнулся Румянцев.

Яхонтов засмеялся:

– У вас, Дмитрий Иванович, редкая способность одними и теми же словами и польстить человеку, и поставить его на место.

– Помилуйте, у меня и в мыслях не было оскорбить вас, – вспыхнул тот. – Я имел в виду только то, что сказал.

– Полно, никаких обид, – махнул рукой полковник, возвращаясь к своему месту за столом. Лицо его вновь сделалось серьезным, он хмуро проговорил:

– Вы далеко не одиноки в своих сомнениях. Я понимаю и разделяю ваши опасения. Операция по внедрению Лазоряна невероятно сложная, но при этом – чрезвычайно перспективная. Перспектива не на два-три года, а долговременная. Но справится ли Лазорян с той необычайно трудной ролью, какую мы собираемся ему предложить?

– У него превосходный первоначальный багаж, необходимый для становления профессионального разведчика, – словно рассуждая вслух, неторопливо заговорил Румянцев.

– В то же время необходимо учитывать его национальную принадлежность. Быть армянином в Турции – значит постоянно подвергать риску свою жизнь. Богатые, влиятельные и поддерживающие правительство младотурок армяне – и те не застрахованы от репрессий.

– Но у них нет «охранной грамоты» в лице семейства Макензенов, – выдвинул аргумент полковник. – Влияние Германии в сегодняшней Турции велико. А Лазоряна с Макензенами связывают родственные узы. Вот почему так важно, чтобы Анастасия Лазорян согласилась сопровождать мужа в Константинополь. К тому же нас интересует не столько Турция, сколько Германия. Попасть туда из Константинополя Лазоряну будет проще, нежели из Петербурга.

– Согласен, – кивнул Румянцев. И тут же предложил: – Но давайте на минуту представим, что авторитета Людвига Макензена окажется недостаточно, чтобы защитить супругов. В этом случае операция теряет смысл. А Георгий и Анастасия окажутся один на один с турецкими властями. Армянин и русская. Если наши страны будут находиться в состоянии войны, не составит труда предугадать участь обоих. И, дай-то бог, чтобы смерть их была легкой.

– Право слово, что это вы занялись мрачными прогнозами? – раздраженно заметил полковник. – Я не хуже вас понимаю ситуацию и последствия, что могут ожидать супругов Лазорян. Но, если исходить только из неудач, нам с вами уже сейчас надо бы подать в отставку.

– Подадим в отставку либо нет, но мы останемся в Петербурге, – парировал тот. – Ситуация на Балканах до такой степени удручающая, что достаточно малейшей искры, чтобы центральные державы и Антанта вцепились друг в друга, словно голодные волки. Война в Европе неизбежна. А Турция с ее германофилами-младотурками неминуемо окажется в стане наших противников…

– Вот тут-то Лазорян с его родственными связями окажется для нас незаменимой фигурой, – перебив его, заключил Яхонтов. Видя, как Румянцев пытается возразить, полковник сделал нетерпеливый жест рукой, заметив с неудовольствием:

– Дмитрий Иванович, считаю своим долгом предостеречь вас от возможной ошибки, – он символически указал глазами в потолок, – Там, в верхах, уже все решено. Поэтому не пытайтесь остановить разгоняющийся паровоз. Полагаю, я выразился достаточно ясно?

– Так точно, господин полковник, – отчеканил Румянцев. Яхонтов поморщился, его лицо приняло кислое выражение:

– Право, Дмитрий Иванович, не стоит обижаться. В конце концов мы служим одному делу – процветанию России. Можете не сомневаться – пожелай мое руководство, я, не задумываясь, поменялся бы местами с этим армянским князем. И, поверьте, куда с большим удовольствием отдался бы работе «в поле», нежели за этим столом. Дмитрий Иванович, – продолжал полковник, – после разработки всех деталей предстоящей операции вами была подана докладная записка. В ней вы обосновали выводы, относительно нелегального положения Лазоряна. Как один из руководителей операции, вынужден сказать: я категорически против подобного подхода.

– Могу я узнать, на чем основано ваше мнение?

– Будь иное время, я бы согласился с вашими аргументами. Но вы справедливо заметили, что война неизбежна. А в условиях военного противостояния Германии с Турцией и России нелегальное положение чревато для Лазоряна разоблачением. Мы не можем себе этого позволить. Ведь, помимо основной деятельности, разведывательной, ему предстоит выполнить, я подчеркиваю, особо секретное задание, – выделил Яхонтов. – А это возможно лишь при условии его легализации в Германии. Ему необходимо войти в круг германских сановников, промышленников, финансистов и высшего генералитета.

– Неужели ситуация настолько критическая? – поняв, о чем идет речь, недоверчиво спросил Румянцев.

Полковник поднялся и, обойдя стол, вплотную приблизился к нему. Склонившись к самому его уху, понизив голос до шепота, он доверительно поведал:

– Ситуация не критическая, она – почти безвыходная. О каких успехах в противоборстве с Германией можно говорить, если «главный немецкий шпион» обитает в спальне нашего государя императора? – Лицо Яхонтова исказила гримаса брезгливости: – Я уже молчу об этом, с позволения сказать, святом старце. В венценосной семье он пользуется непререкаемым авторитетом.

Полковник был прав. Влияние Григория Распутина на царскую семью было трудно переоценить. Но не меньшим влиянием, уже на самого императора, обладала его супруга Аликс, крещенная в православии императрица Мария Федоровна. Будучи рабом своей любви, Николай II безоговорочно доверял ей. Часто советуясь с ней, он порой принимал решения государственной важности, исходя из мнения и интересов жены. А, как стало известно российской контрразведке, эти интересы простирались аж до Тибета, будучи связаными с тайной организацией «черных Бонпо».

Целью предстоящей операции являлось внедрение Георгия Лазоряна в настроенные прогермански слои турецкого общества. Однако ему предстояло выполнить еще одно поручение, о котором сейчас упомянул полковник Яхонтов. Нужно было получить доступ к сведениям, касающимся ранних контактов императрицы с «черными Бонпо». Задание было сложное и опасное. Но оно стоило того, чтобы попытаться его реализовать. В случае успеха появлялась реальная возможность избавить Николая II от всесторонней опеки со стороны супруги, Григория Распутина и его сторонников.

Многие представители высшего света Российской империи, которые ратовали за интересы Отечества, давно были обеспокоены «чудесами», что творились при дворе императора. Зачастую утверждение кандидатуры на высокий пост или принятие решения, способного сыграть важную роль в экономической, политической жизни государства, не проходило без предварительного согласования с Григорием Распутиным.

Еще не прозвучал известный тезис Ульянова-Ленина о том, что и «кухарка может управлять государством», а во главе Российской империи – вот ирония судьбы! – встал деревенский мужик. Правда, Григорий Ефимович – «малограмотный выходец из российской глубинки», чей непривлекательный образ много лет спустя найдет отображение в литературе и кинематографе, на самом деле являлся одним из членов старинной русской религиозно-политической секты «корабельщиков». Распутин не блистал глубокими познаниями в тонкостях дипломатии и международных отношений, еще меньше – разбирался в финансах и экономике. Но, обладая незаурядными волевыми качествами, силой духа, необыкновенной физической силой, проницательным умом и аналитическими способностями и вдобавок имея разветвленную сеть осведомителей, он смог стать «фаворитом 1» у венценосной четы.

Вместе с тем, после поражения в русско-японской войне и за несколько лет до свержения монархии, в России сформировалось тайное сообщество, куда вошли представители аристократических родов, крупные промышленники, финансисты, военные и даже священнослужители. Их деятельность была направлена на сохранение и упрочение позиций Российской империи. Были среди них и сотрудники разведки и контрразведки. К ним принадлежали полковник Яхонтов и ротмистр Румянцев.

Поэтому, обсуждая операцию, в которой должен был принимать участие Лазорян, помимо прямых должностных обязанностей, они не забывали и об обязательствах, которые имели перед своими единомышленниками по сообществу. Действовать в данном случае предстояло крайне осторожно и осмотрительно. Зная о безоговорочной преданности князя Лазоряна императору, оба пока не считали целесообразным посвящать его в тонкости и суть второго задания. На начальном этапе речь шла о возможных путях легализации Лазоряна в Стамбуле. Первые шаги в этом направлении уже предпринимались.

Яхонтов и Румянцев рассчитывали, что сегодняшний визит Георгия Лазоряна в Департамент контрразведки не пройдет незамеченным для его ближайшего окружения. Неминуемо возникнут пересуды, разговоры, которые послужат поводом для подозрений и недоверия. Задача обоих сотрудников спецслужб состояла в том, чтобы создать вокруг четы Лазорянов общественный вакуум, вследствие чего им не останется иного выхода, кроме вынужденного отъезда из России. А наиболее вероятным вариантом нового проживания было бы воссоединение в Константинополе с четой Макензенов.

Покинув Генштаб и решив вернуться домой, Лазорян внезапно передумал. Анализируя недавнюю встречу с Яхонтовым и Румянцевым, Георгий пришел к выводу, что его предстоящий разговор с Анастасией будет сложнее, нежели он рассчитывал, поддавшись сиюминутному порыву. С чего, например, начать? Не скажешь же: «Настенька, дорогая, нам необходимо оставить Россию и ехать в Константинополь. Этого требуют интересы Отечества».

Георгий не сомневался, что она любит его самозабвенно и искренне. Но имел ли он право подвергать ее такому испытанию – на долгие годы расстаться с Петербургом, привычным кругом родных, друзей и знакомых? Наконец, со всем тем, что окружало ее в России с рождения. Разве о такой судьбе для любимой женщины мечтал он в день их венчания, стоя перед алтарем, давая обет верности и любви и глядя в ее счастливые глаза, смотревшие на него с бесконечной преданностью и верой?

Помимо этого существовали еще, по меньшей мере, пара аспектов, порождавших новые сомнения и тревоги. Он старался не думать о них, но мыслями невольно к ним возвращался. Будучи честным с собой, Лазорян не мог не признать, что с той минуты, как узнал правду о гибели отца, им овладело желание встретиться лицом к лицу с его убийцами. Он пытался разобраться в своих чувствах. Что им двигало: жажда торжества справедливости, заслуженного для убийц возмездия? Или все-таки месть?

«Эти двое неплохо подготовились, – подумал Георгий. – Вся наша беседа от начала и до конца – это ловко сплетенная паутина. Не было ни грубого давления, ни принуждения – а как легко они заманили меня в ловушку! Как вовремя открыли истину! И это я, а не они, первым заикнулся о мести».

Врага невозможно победить, руководствуясь только чувством мести. Всего одна фраза в общем контексте долгого разговора. Но она стала ключевой. И с этим трудно не согласиться. Ведь после этих слов у него и родилась мысль – встретиться с «врагом», сразиться с ним. Но не в открытом бою, а – в сражении тайном, где побеждают силой разума и воли, верой в правоту своих убеждений, превосходством нравственных позиций.

Размышляя, Лазорян пришел к неожиданному выводу. Не все ли равно, как это будет называться и какие к этому полагаются эпитеты? В конце концов речь идет не об отце или его собственной судьбе, не о жизни или смерти Рудольфа Бюрнера и Ахмеда Зеки. Все они, включая Яхонтова и Румянцева – не более чем маленькие фигурки на уходящем в бесконечность шахматном поле. А в качестве игроков выступают «титаны нового времени» – Россия, Германия, Австро-Венгрия, Англия, Франция и иже с ними. И где-то между ними, «в сфере их интересов», лежит многострадальная Армения, до бед и чаяний которой, по большому счету, никому из европейских держав нет никакого дела. И тот факт, что в Турции к власти пришли младотурки, тоже ничего не меняет. Ни для кого не секрет, что внешняя политика триумвирата ориентирована на Германию. А та только ждет случая, чтобы начать войну за передел мира. Мало того, Германия и Россия состоят в противоборствующих политических и военных блоках. Германия приложит все усилия, чтобы Турция надежно блокировала российский Черноморский флот, не дав ему воспользоваться стратегически важными проливами – Босфором и Дарданеллами. Она неминуемо втянет ее в войну против России. Но Турция – уже не та, что раньше, это не могущественная некогда Блистательная Порта, на протяжении почти шести столетий диктовавшая свои условия не только Азии, но и Европе. Что может противопоставить России нынешняя Турци, униженная, обескровленная балканскими войнами, переживающая период упадка буквально во всех сферах государственной жизни? Где взять финансовые, экономические и человеческие ресурсы для еще одной войны? Негде. Но под давлением союзников и, в первую очередь, Германии, она будет их искать. А значит, на повестке дня вновь встанет «армянский вопрос». Решение его будет ничуть не лучше того, как это проделал в свое время Абдул Гамид. Таким образом, младотурки успешно реализуют две цели. Во-первых, истребив армянское население, всегда сочувствовавшее России, они заранее исключат возможность создания внутреннего очага сопротивления. Во-вторых, ограбив армян, как уже не раз бывало, получат недостающие ресурсы хотя бы на первые год – два ведения войны.

Стоило Лазоряну прийти к такому выводу, как он почувствовал, что преисполняется отчаянной решимости. К нему пришло отчетливое осознание – окончательное и бесповоротное: «Я должен ехать в Константинополь!»

Возвратившись домой, он рассказал жене обо всем. Кроме того, поделился размышлениями, занимавшими его на протяжении последних часов, пока он сначала на машине кружил по улицам Петербурга, а затем – добирался до своего дома на Невском проспекте, великолепного дворца, возведенного еще при жизни Григора Лазоряна. Ныне это был их дом с Анастасией.

Несмотря на то, что оба происходили из знатных и богатейших родов, в последнее время они всерьез подумывали о том, чтобы подыскать себе более скромную обитель. Окружавшее великолепие и роскошь с некоторых пор стали их тяготить. Вдобавок, содержание особняка требовало немалых средств. А представители старшего поколения обоих семейств ничего не хотели слышать, полагая, что положение Георгия и Анастасии обязывает к соответственной жизни. Не желая их расстраивать, молодые супруги, казалось, согласились с доводами старших. Но втайне все-таки надеялись когда-нибудь подыскать более скромное жилище.

…Они расположились в кабинете Георгия, обстановкой напоминавшем каюту парусника. Его отделкой и перепланировкой в свое время занималась Анастасия, это был один из ее свадебных подарков мужу, который привел его в совершеннейший восторг. С тех пор – а минуло уже три с половиной года – они часто проводили здесь время, погружаясь в атмосферу романтики, таинственности, дальних странствий, старых книг и атласов, портретов, дагерротипов и сменивших их фотографий.

Анастасия сидела в кресле, молча слушая мужа. Она ни разу не перебила его, не задала ни одного вопроса.

– Это все, – подвел итоги Георгий. – Но я хочу, чтобы ты знала: все будет так, как решишь ты. Я люблю тебя всем сердцем, всей душой. Но ты – молода, красива, и тебе вовсе не обязательно следовать правилам жестокой и беспощадной игры, в которую я намереваюсь вступить. Подумай хорошенько, это может продлиться десятилетия.

– Но ведь тебя это, похоже, не пугает, – впервые подала она голос. Интонации его были мягкими и спокойными.

– Я – офицер флота, присягал служить Богу, царю и Отечеству. Это – мой выбор, давний, окончательный и бесповоротный.

Она вздохнула, взгляд ее выражал понимание и согласие:

– Ты, верно, забыл, Жорж, что в моем роду тоже были воины. И мне не безразлична судьба России. Как и твоих соплеменников в Турции. Не стану скрывать, как женщине, мне, конечно, делается страшно при мысли, что придется изменить жизнь, оказаться в водовороте событий, финал которых никто не может предугадать. Но я последую за тобой всюду. Потому что еще страшнее для меня – разлука с тобой. Если нам и суждено пережить эти испытания, то только вместе!

Григорий почувствовал, как у него спазмом перехватывает дыхание. «Если, не приведи бог, я ее потеряю, то никогда себе этого не прощу», – внутренне холодея, со страхом подумал он.

А вслух, глядя на нее с нежностью и затаенной печалью, сказал:

– Настенька, милая, я не знаю, что ждет нас впереди. Возможно, жизнь счастливая и безмятежная. Но если Бог готовит нам испытания, обещай помнить обо мне – каждый день, каждую минуту. Со своей стороны даю тебе тот же зарок. Даже если что-то случится, связанные этой незримой мысленной нитью, мы всегда услышим, почувствуем друг друга. И сможем прийти на помощь.

– Обещаю, – ответила супруга. И вдруг улыбнулась. Глаза ее при этом озорно и лукаво блеснули: – А теперь, господин тайный посол, не пришло ли время выполнить другое обещание?

Григорий озадаченно взглянул на нее. И тут его осенило!

– Ну, конечно, – воскликнул он, – я обещал тебе прогулку за город! Неужели госпожа княгиня решила прокатиться в этом «громыхающем чудище»? – напустив на себя деланно испуганный вид, спросил он, имея в виду автомобиль.

Она засмеялась в ответ:

– Честно говоря, конный выезд для меня привычнее. Но не терпится узнать, чем тебя привлекает это «чудище».

По лицу супруга промелькнуло выражение удовлетворения и гордости. С момента покупки автомобиля он не оставлял попыток приобщить к прогрессу жену. Но всякий раз она противилась этому, заявляя, что бездушная машина вряд ли способна доставить удовольствие от прогулки. Другое дело – лошади, умные, добрые животные, удивительно восприимчивые к ласке и тонко чувствующие все нюансы настроения хозяев.

Вместе с тем, стараясь не огорчать мужа, видя, что он искренне рад новому приобретению, Анастасия убеждала себя, что ей придется смириться с появлением в доме авто. К тому же она не могла не согласиться, что машина действительно радует взор совершенством линий, изяществом и красотой отделки. Со слов Георгия, увлеченного последними открытиями в области технической мысли, она наизусть знала «родословную» автомобиля. Впрочем, запомнить ее не составило труда, так как пока она была еще очень короткой, ведя отсчет с 1907 года.

Семь лет тому назад на Русско-Балтийском вагонном заводе в Риге был учрежден Отдел автомобилей. А уже в июне 1909 года – собран первый авто «Русско-Балтийский 24–30». Для оснащения машины кузовами завод приобрел лучшую на тот момент в Санкт-Петербурге экипажную фабрику «Фрезе».

Но самым удивительным, с точки зрения Анастасии, был тот факт, что из правящей династии Романовых первой «Руссо-Балт» с кузовом «ландо» приобрела…женщина! Ею стала княгиня Мария Павловна – племянница государя императора Николая II.

Не прошло и года, как машина уже завоевала медаль в ралли на воздухоплавательной выставке в Санкт-Петербурге. А затем – два первых приза – за выносливость и дальность маршрута – в международном ралли, проходившем в МонтеКарло.

Почему именно сейчас Анастасия решила обрадовать мужа совместной прогулкой в машине? Несмотря на спокойствие, внешнюю невозмутимость и присущее ему самообладание, она чувствовала, насколько непросто дался ему сегодняшний день. Даже теперь, когда миновала напряженная часть разговора, она все равно отметила в самой глубине глаз мужа владевшие им сомнения. И потому, чтобы хоть как-то отвлечь его от тягостных мыслей, выразила готовность поехать на прогулку в машине. Анастасия знала, как он будет рад. И не ошиблась. Стоило ей высказать свое пожелание, как лицо мужа осветилось радостной улыбкой, а в глазах заиграли искорки смеха.

Он галантно поклонился:

– Я – к вашим услугам, княгиня. Куда прикажете ехать? С минуту она пребывала в раздумье. Затем предложила:

– Давай прокатимся по Петербургу. Когда еще нам представится такая возможность? А после найдем живописный уголок в каком-нибудь парке и побудем вдвоем. Я прикажу, чтобы нам приготовили еду и вино. Должны же мы отпраздновать грядущие перемены в нашей жизни!

– Я сделаю все, что ты пожелаешь, – согласился он.

На уходящем в бесконечность шахматном поле «титаны нового времени» спешно готовились к битве, расставляли маленькие фигурки, вооружали их, продумывали первые и долговременные ходы, составляли планы предстоящих партий, надеялись на молниеносный и окончательный разгром противника и мечтали о собственных громких победах. До рокового выстрела в Сараево оставался ровно месяц.

Этот день, на удивление тихий, ясный и теплый, они потом часто будут вспоминать, постепенно приходя к выводу, что он явился для них нежданным даром свыше. Словно Тот, Кем уже были написаны Книги их Судеб, заранее предвидя все беды и страдания, которые им предстоит испытать, решил сделать накануне королевский подарок.

На календаре было 28 мая 1914 года.

Вначале они предприняли поездку по Невскому – главному, знаменитому проспекту Санкт-Петербурга. Впрочем, он не сразу стал центральной улицей города.

Будущий проспект складывался как главная въездная дорога в столицу с юга – из Москвы и Великого Новгорода. Но этот путь был нелегким, его часто размывало. Тогда было решено «срезать угол», проложив «першпективу» от Адмиралтейства до Новгородского тракта. Одновременно с началом строительства со своей стороны дорогу начали прокладывать монахи Александро-Невского монастыря. Этот отрезок, по названию монастыря, изначально назвали «Невской першпективой». От Адмиралтейства новую улицу возводили в несколько этапов, а полностью закончили в 1720 году, ознаменовав «Большой першпективой». Она стала главной дорогой, ведущей к центру Петербурга. В двадцатых годах XVIII века ее вымостили камнем, обсадили рядами берез, осветили масляными фонарями, под которыми установили скамьи для отдыха прохожих. Позднее было принято решение переименовать «Большую Першпективную» дорогу в «Невскую першпективу». Таким образом свое название проспект получил не от реки, а от Александро-Невской лавры.

С тридцатых годов XIX столетия на проспекте появились новые газовые фонари. Позднее по нему начали движение омнибусы, а в 1863 году – проложена конно-железная дорога (конка). В 1879 году ввели электрическое освещение. А в начале XX века на Невском проспекте заработала трамвайная линия…

Внимательно глядя на дорогу, Георгий успевал бросать мимолетные взгляды в сторону жены. От встречного ветерка на ее лице выступил румянец, оно выражало удивление, смешанное с каким-то детским восторгом. Он невольно улыбнулся, и в этот момент Анастасия обернулась к нему. Заметив его улыбку, она смутилась и, стараясь скрыть волнение, проговорила:

– Должно быть, у меня глупый вид. Но, Жорж, я чувствую себя маленьким ребенком, который неожиданно оказался в стране чудес. Не понимаю, почему раньше я боялась этого «чудища»? – рассеянно заметила она. – Теперь мне кажется, нет ничего восхитительнее, чем ехать по городу в этом великолепном механическом «ландо».

Вот за эту непосредственность и искренность он любил ее. Анастасия, конечно же, была прекрасно воспитана, образована, умна, знала европейские языки, отлично музицировала, имела добрый нрав, спокойный характер и слыла натурой утонченной. Ко всему, обладала выразительной внешностью – запоминающейся, яркой, южной, будто сошла с полотен итальянского цикла Карла Брюллова. И, по мнению высшего света столицы, являла собой образец великосветской дамы с безупречной репутацией.

Вместе с тем Георгий замечал, как во время пышных приемов, где собирался цвет петербургской знати, на лицо Анастасии нередко набегала тень, а глаза принимали усталое, отрешенное выражение. Словно присутствие там было для нее делом тягостным и обременительными. Зато наедине с ним, как и в узком кругу самых близких друзей, среди которых, к слову, были и не столь именитые, с Анастасией происходила поразительная перемена. Создавалось впечатление, будто внутри у нее загоралось маленькое солнце, от которого всем тотчас делалось светло и радостно. Ее присутствие поневоле заставляло людей забывать собственные тревоги и заботы и воспринимать жизнь как бесценный, благословенный дар, даже если временами в нем и ощущается привкус горечи и аромат печали.