Электронная библиотека » Гавриил Хрущов-Сокольников » » онлайн чтение - страница 2


  • Текст добавлен: 28 октября 2024, 18:33


Автор книги: Гавриил Хрущов-Сокольников


Жанр: Крутой детектив, Детективы


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Шрифт:
- 100% +
Шайка

Весть о побеге Рубцова, и всех сидевших с ним в камере № 8 распространилась по острогу около 6 часов вечера, и произвела буквально панику… Никто не мог даже предполагать, когда, и каким путем они исчезли, и только на другое утро, при тщательном осмотре камеры, нашли под нарами заложенный половицами ход… Наехало начальство, гражданское и военное, судили, рядили, охали и ахали, а птичек уже в клетке не было!

Полиция, в тот же вечер поставленная на ноги, ничего разыскать не могла, а между тем одновременно в «Носковой слободе» (одном из пригородов города Т.), вспыхнуло в ту же ночь два пожара и, хотя оба не имели дальнейшего распространения, но на обоих пожарищах нашли несколько обгорелых тел… Как оказалось, по дознанию, дома принадлежали Т-м мещанам, выдавшим в последний раз Рубцова… Он, как видно не откладывал месть в долгий ящик!..

Когда украшенные и раздутые сто устной молвой эти новые подвиги страшного «Рубца» распространились в обществе, то весь город Т. погрузился в какое-то унылое оцепенение… Все трусили, и боялись показываться поздно вечером в полутемных, немощеных переулках не только пригородов, но и города… Трехгубный и его штат просто сбились с ног, отыскивая какие бы то ни было концы злодейской шайки – но Рубец, очевидно, был волк травленый – он исчез из города, словно под землю провалился…

Немудрено, попавшись раз, на каком-то мелком воровстве с насилием, Рубцов не хотел больше рисковать своей шкурой из-за пустяков, и замышлял очень крупное дело, хотя рискованное, но в случае удачи, окупавшее риск с избытком… Ни больше ни меньше, он замышлял обокрасть губернское казначейство… Для этой цели нужно было много силы воли, смекалки и храбрости… и кроме того, помощь дисциплинированных, вполне подготовленных помощников…

План, придуманный Рубцом, поражал своей дерзостью… Надо сказать, что здание казначейства, окружной суд и казенная палата помещаются в том же угловом громадном здании, находящемся на главной улице города Т. и отделенном от других строений большим пустым пространством. Так, с одной стороны идет «Большая» улица, а напротив стоит такой же однообразной архитектуры дом губернского правления и опеки, против главного фасада разбит большой английский сад, два же боковых фасада окружены мощеным проездом такой ширины, что окончательно устраняют всякую мысль о возможности подкопа. Кладовая казначейства помещалась в подвальном этаже главного фаса, и таким образом, кто бы решился рыть подкоп, должен был кроме всей площади проезда вести туннель под всем громадным зданием.

Рубцов задумал план отчаяннее, но проще. В эту эпоху все это здание находилось в переделке, надстраивался еще этаж, штукатурились остальные, и весь дом был обнесен «козлами» и «лесами», по которым вверх и вниз сновали каменщики, штукатуры и маляры.

Переодевшись маляром, замазав себе все лицо краской, Рубцов успел высмотреть все что ему было нужно. Часовой, оберегающий дверь в кладовую, стоит во внутренних сенцах здания, около самых лесов и козел… его снаружи не видно… Дверь, обшитая железными полосами очевидно должна оказать большое сопротивление, взломать ее без шума невозможно. Есть только один способ, воспользоваться временем, когда в кладовой находятся казначей и двое, а то и один присяжный… Они ходят три раза в день в 8 часов утра, в час дня и в пять вечера… вот все что мог высмотреть и узнать Рубцов, сам и через удалых товарищей. Пользуясь своим костюмом, он точно так же высмотрел и длину, и ширину сеней, расстояние двери кладовой от входной, словом мог без запинки воспроизвести всю эту местность и на рисунке, и в точных размерах в другом здании… Он так и сделал. Нанявшись с товарищами, которые слепо ему доверяли на кирпичный завод, полузапущенный, работавший малыми артелями сдельно, а в этом году стоявший без работы, он целыми днями готовился к исполнению задуманного плана… Поставив из сырца кирпича подобие стен, он с товарищами упражнялся в репетиции этого нападения.

Все дело заключалось в том, чтобы, переодевшись штукатурами и каменщиками, во время обеда мастеровых, а главное в то время, когда в кладовой будут казначей и присяжные, все большей частью старички ветераны, смело броситься на часового, ослепить его сначала известкой, раздробить ему голову ломом, и затем кинуться в незапертую дверь кладовой, и мгновенно покончить с казначеем и его спутниками.

Быстрота и нахальство нападения могли обусловить удачу, и целую неделю готовил Рубцов своих товарищей, указывал место, где стоять, как заходить к часовому перед нападением, словом производилась генеральная репетиция, причем один из разбойников по очереди играл роль часового… вся задача заключалась в том, чтобы не дать часовому крикнуть – а тем более выстрелить. Наконец был выбран день наиболее удобный для нападения. Стоял знойный июльский день, клубы белой пыли словно туманом окутывали город, и Рубцов с раннего утра ушел на последнюю рекогносцировку. Он вернулся около 10 часов утра обратно, сконфуженный и унылый… Ему удалось находиться сенцах, в то время, когда казначей и его спутники спустились в кладовую… он своими ушами слышал, как они задвинули, входя в двери за собой тяжелый железный засов… Таким образом, план сам собой рушился. Убив часового, невозможно было бы атаковать трех человек, защищенных окованной железой дверью… ждать пока они оттуда выйдут… Но с тремя одним ударом не покончишь… а один крик караул! И нет выхода – нет спасения…

Дело приходилось оставить… Как человек вполне разумный, Рубцов сразу покорился невозможности и заявил об этом товарищам… Но те в свою очередь не были так покорны судьбе… Ропот и неповиновение тотчас же разделило их, они стали приставать к Рубцу…

– Ты взманил, а теперь на попятный! Не по чести брат!.. – кричал один из «непомнящих». (Найденов и Фрол Воробей не принимал участия в этом предприятии… они по-прежнему состояли гребцами на своих яликах, стоявших у летнего сада). Остальные разбойники тоже лезли к атаману.

– Взманил – веди!.. Чего струсил-то?! али каменки испугался?! Какой ты после этого атаман? Тьфу! Вот и все! – кричали разбойники, забывая, кто вернул им свободу… они готовы были силой заставить следовать Рубцова за собой, но первый, кто осмелился наложить на него руку, взвизгнул и повадился с разбитой челюстью.

Рука Рубца была не из мягких!

– Подлецы вы и мерзавцы! – крикнул он на остальных, – пропадайте вы пропадом… Не жить мне с вами. Только жаль, что я связывался с вами… вот как попадете в «каменный мешок» обо мне вспомните! – с этими словами он повернулся и пошел к городу… Как не просили, не умоляли его остаться остальные, но Рубцов был слишком дальновиден, он хорошо сознавал, что эти люди, привыкшие к самостоятельной деятельности, «не его поля ягода», и в шайку ему не годятся. Прежде всего он требовал абсолютного, безусловного повиновения и не допускал противоречий…

– Чего же вы хотите от меня, братцы, – обратился он к ним, когда просьбы их превратились в слезную мольбу не покидать. – Если вам жизнь копейка, идите на это дело, может и удастся! Чем черт не шутит! Но я прямо говорю – я не пойду! – вот вам последний сказ – шабаш! Коли одумаетесь, приходи один из вас в «Золотой Якорь» после вечерен, я там буду, коли не одумаетесь, не приходи – мы и квиты!.. Вы в одну сторону, я в другую… Конный пешему не товарищ! Прощенья просим!..

Рубцов ушел.

В тот же день, около восьми часов вечера, в трактире «Золотой Якорь» появился новый посетитель, по виду фабричный, с большою рыжей бородой, закрывавшей ему пол-лица. Он сел за пустой столик и приказал подать себе пару чаю…

Едва успел он выговорить эти несколько слов, как из-за его спины поднялся молодой человек, одетый в костюм рабочего с завода, и быстро, но тихо вышел. Рыжий человек не заметил его.

– Фу ты, даже испугал: – прошептал молодой человек на улице. – Ах, ты аспид эдакий!.. Хорошо же! – и скрылся и глухом переулке.

Через несколько минут к трактиру подъехала извозчичья пролетка, в ней сидел полицейский чин… Войдя, он окинул взглядом публику и подошел к рыжему человеку, который при виде полицейского сделал нетерпеливый жест.

– Ваше высокоблагородие, – тихо сказал вошедший, нагибаясь к самому уху Трехгубного – рыжий мужчина, – был он, – пожалуйте скорей… несчастье…

– Что такое? Что случилось? – быстро поднимаясь с места, говорил ряженный полицеймейстер…

– Нападение на казначейство! – Часовой ранен!..

– А злодей…

– Один – убит, другой – раненый схвачен!..

– Скорей, скорей!.. Оба полицейских кинулись на улицу, и умчались на место катастрофы.

Когда они прибыли на место, толпа народа окружала вход в казначейство… Раненый часовой был сменен другим, но труп заколотого им злодея еще валялся в пыли и грязи у входа в кладовую… Городовые и несколько штукатуров теснились около связанного, раненного разбойника, захваченного сбежавшимися рабочими… Частный пристав на месте производил дознание. Раненный хрипел и стонал.

– Слышь, винится, винится, – говорили в толпе, – которая все прибывала и прибывала…

– Сколько вас всех было? – повторял уже в третий раз частный, но злодей, дико вращая глазами, стонал от боли и не желал отвечать.

– Ты у меня заговоришь! – крикнул полицейский и толкнул его под бок. Раненный дико вскрикнул, глаза выступили из орбит…

– Пятеро! Пятеро – кашляя и задыхаясь прошептал оп.

– Кто у вас был атаман! Кто атаман?..

Молчание, арестованный стиснул зубы, и видимо решил молчать… Последовал еще толчок, кровь показалась не губах несчастного.

– Рубец – Григорий Рубцов, – прохрипел он и повалился замертво.

Его понесли в полицейское управление, убитого тоже… Толпа следовала за ними.

– Рубец! Рубцов! Атаман… Прости Господи и помилуй – слышалось в толпе… Многие крестились и творили молитву, а он, этот знаменитый атаман в это время лежал себе на травке, на берегу реки в Летнем саду, и о чем-то с жаром разговаривал со своим благоприятелем лодочником Найденовым. Он был весел и доволен. И уже составил план нового преступления.

Мать и дочь

В начале июня месяца в город Т. приехала помещица, вдова статского советника, Раиса Валерьяновна Рохшева, и остановилась в Петербургской гостинице, содержимой довольно чисто и опрятно. Она на старости лет решилась сделать эту поездку в губернский город, склоняясь на просьбы и убеждения своей единственной дочери Пашеньки, полненькой, довольно красивой девушки, лет двадцати пяти, которой смерть наскучило жить в деревне… А тут вышел совсем подходящий случай: какой-то петербургский старичок сановник, гостивший по соседству с имением Раисы Валерьяновны, так пленился видами, открывающимися с ее балкона, что предложил ей за ее деревушку цену, о которой она и мечтать не могла… Поняв тотчас, как женщина практическая, что на эти деньги (60 тысяч) можно купить другое имение втрое больше, Раиса Валерьяновна кончила дело с двух слов, и совершенно неожиданно для соседей, и даже для дочери, совершила купчую, получила деньги и перебралась в Т. в ожидании подходящего именьица. Перенесенная из глухой деревни в шум губернского города, Пашенька сначала совсем растерялась, не знала на что смотреть и чему дивиться… и наряд дам, и экипажи, и модные магазины, все прельщало, все удивляло ее… Но, старуха мать была женщина, если не скупая, то в высшей степени аккуратная, и потому не любила тратить ни копейки из заветного капитала, который или носила при себе, или запирала в железную шкатулку сибирской работы, стоявшую под кроватью.

Изредка дозволила она своей Паше маленькие удовольствия, ходила с ней в Летний сад, и два раза оставалась там даже на фейерверке.

Надо сказать, что река, приводящая и движение все фабрики, выше города, вследствие запруд разливается верст на пять, и представляет из себя целый лабиринт мелких островов, проливов и заливов.

Однажды, встретив одного старого знакомого, который ей рассказал про чудеса большего механического завода, и обещал протекцию для осмотра, старуха решилась повести туда и свою Пашеньку, чтобы она и света немножко увидала, да и людей посмотрела… Как видно, знакомый намекнул ей, что мол смотрите, у вас дочь невеста, а там при заводе инженеры да техники – чем не женихи! Старуха вспомнила, что ее незабвенный супруг тоже начинал службу при каком-то заводе инженером.

Собираясь идти осматривать завод, она сама сделалась несколько изысканнее, да и дочери посоветовала сделать тоже, и они ровно в два часа, когда, после обеденного перерыва, работы на заводе начинаются, они подъезжали к главной заводской конторе. Карточка знакомого тотчас же была передана управляющему, и он сам вышел к дамам, и дал требуемое разрешение…

– Но, вероятно, вам надо дать и провожатого, – улыбаясь, заметил он… у нас заблудитесь?

– Если будете настолько милостивы, жеманясь и приседая отвечала старуха, – откомандируйте какого-нибудь из инженеров…

– Извините, сударыня… инженера дать не могу, они все завалены работой, – чуть усмехнувшись, промолвил начальник – а человека толкового и знающего отряжу. – Эй, Дьяков – крикнул он сторожу – пошли из проверочной Ивана Васильева и скажи, что я приказал показать этим дамам, весь завод!.. Генерал откланялся и вышел.

Раиса Валерьяновна сделала гримасу, при известии, что не инженер, а какой-то Иван Васильев будет сопровождать их по заводу и хотела уже тотчас уехать домой, и только благодаря убеждениям дочери, доказывающей, что это будет «неловко» перед его превосходительством, осталась.

Дверь открылась и вслед за сторожем вошел приглашенный генералом Иван Васильев.

Это был молодой человек лет тридцати, с замечательно правильными и красивыми чертами лица. Черные, блестящие глаза его, осененные длинными шелковистыми ресницами, были немного опущены и придавали всему лицу какое-то кроткое и, вместе с тем, доброе выражение.

А между тем, ни того, ни другого качества не было в душе Ивана Васильевича Гребешкова, цехового мастера и любимца начальника завода. Выросший и простой фабричной семье, среди голода, нужды, попреков, толчков и грязи, пробивший себе дорогу путем нечеловеческих усилий и лишений, Иван Васильевич только и ждал случая вырваться из этого зависимого положения, которое долго держало его у рабочего станка за 50 рублей в месяц.

Умный от природы, он приохотился к чтению и успел перечитать почти всю заводскую библиотеку, но это не удовлетворяло его, он выпрашивал книги у инженеров, у артиллеристов, заведовавших мастерскими и проводил каждую свободную минуту за чтением. Книги открыли ему широкий кругозор, а между тем, бедность его технической подготовки, и недостаток общего образования держали его вот уже целые годы все у того же рабочего станка. Вот он уже был старшим мастером, и получал до 75 рублей, но что это было в сравнении с его золотыми мечтами и грезами…

В горячей голове Гребешкова давно уже зародилась идея разбогатеть во чтобы то ни стадо…, и она давила, жгла и преследовала его словно неотвязный кошмар. Эта идея воплотилась в него, всосалась ему в плоть и кровь, и не давала ему покоя ни днем, ни ночью.

Казалось, не было того проступка и преступления, на которое он бы не решился, чтобы вырваться из той будничной жизни, которая его убивала.

Получив приказание от генерала сопровождать дам по заводу, он тотчас скинул свой кожаный фартук, вымыл руки, одел приличный сюртук, и вышел в приемную. За последнее время он особенно часто исполнял обязанность проводника, чем гордился пред своими товарищами мастерами, доказывая, что их потому не посылает генерал, что они говорить по человечьи не умеют!

На этот раз, взявшись за ручку двери, он вздрогнул: вчера только ему предсказала какая-то тетушка-гадалка, «что в поздней дороге две дамы и большой интерес», да к тому же его смутили и слова сторожа Дьякова, который пять раз к ряду говорил, словно поддерживая его, а уж барышня красавица, писаная красавица и закончил просьбой на чай.

При первом взгляде на Пашеньку, он остолбенел и остановился у дверей. Такого прелестного, свежего лица он давно не видал. Голос Раисы Валерьяновны вывел его из задумчивости.

– Позвольте узнать, вы ли Иван Васильевич, о котором говорил его превосходительство.

– Я-с, и самый Иван Васильев Гребешков, – неловко кланяясь, рекомендовался молодой человек, – вам угодно осмотреть завод?

– Да-с, угодно, – отвечала но без злости вдова, которую все еще сердило, что их будет сопровождать какой то Иван Васильев, а не блестящий инженер, но дочь была совершенно противоположного мнения, и украдкой взглядывала на красавца, который в свою очередь несколько раз обдал ее своим искристым взглядом.

– Пожалуйте, сударыня, сюда, – говорил он, почтительно открывая обитую сукном дверь в первую мастерскую, откуда неслись удары молотов, визг пил, и шипение мехов…

– Какая я вам сударыня – огрызнулась Раиса Валерьяновна – мой покойный муж был генерал.

– Извините, ваше превосходительство… я не знал – насколько возможно ласково и вкрадчиво отвечал Гребешков… – пожалуйте, ваше превосходительство… только осторожней… здесь машины и ремни могут втянуть платье…

– Пожалуйста, без наставлений… бывала я на всяких заводах… и не на эдаких!.. Вы уж лучше ей указывайте, она у меня еще ничего не видала… Раиса Валерьяновна показала на дочь… Та сконфузилась… Шум и скрип и удары делались все сильней и сильней, говорить можно было только на ухо… Пашенька заметила это и, не стесняясь, сказала молодому человеку при матери…

– Бога ради, не обижайтесь на нее, она всегда такая!..

– О чем ты говоришь?.. Что такое? – любопытствовала мать…

– Я говорю, маман, что это очень интересно… – нагнувшись совсем к уху матери, отвечала Паша…

– Могу ли я на нее сердиться, когда вы с ней! – отвечал Иван Васильевич, и опять обжег взглядом молодую девушку…

– Что он тебе сказал? Что он сказал? – допытывалась Раиса Валерьевна. – Что он тебе сказал?..

– Он говорит, что дальше еще интересней…

– Ну и пусть ведет, где интересней… веди барышню, веди!.. Они отправились.

«Встреча на заводе»

Обход мастерских продолжался, Раиса Валерьяновна ежеминутно приставала и дочери и вмешивалась во все разговоры ее с Иваном Васильевичем, и наконец, усталая, измученная гулом, гамом и шумом мастерских на отрез отказалась идти дальше.

Но дочь была совершенно другого мнения, и во что бы то ни стало, хотела продолжать осмотр завода, который с каждой минутой казался ей все более и более интересным… дилемма была неразрешимая, вдруг, видно, само небо сжалилось над молодыми людьми, и послало им свою помощь в лице старенького инженерного офицера, попавшегося им навстречу. Это был друг и старый сослуживец мужа Раисы Валерьяновны, Петр Петрович Корчаев, уже несколько лет заведовавший на коммерческом праве двумя литейными при заводе… Раиса Валерьяновна, потерявшая его давно уже из вида, никак не ожидала его встретить здесь и потому изумилась, и крайне обрадовалась… Надо прибавить, что когда-то Петр Петрович сильно приударил за Рохшевой, и… но будем скромны…

После взаимных приветствий, Петр Петрович пригласил дам зайти к нему в контору отдохнуть и выпить чашку чая…

– А ты что же, Иван Васильевич? – обратился он к Гребешкову, когда тот, доведя дам до дверей конторы, хотел сам остаться за дверями. – Иди, иди, не церемонься… Знаете что, – обратился он вдруг к Раисе Валерьяновне, – вот этот молодец, Иван Васильевич Гребешков, у нас на заводе первая голова, и всех нас инженеров за пояс заткнет… Самоучка… а такой мастер… ему бы дать образование, как следует… и вышел бы из него Иотт или Стефенсон (Джордж Стефенсон – английский изобретатель, инженер-механик. Всемирную известность приобрел благодаря изобретенному им паровозу. Считается одним из «отцов» железных дорог. Стефенсон предложил использовать железные рельсы (вместо чугунных), а подушки, которые в дальнейшем превратились в шпалы, делать деревянными.)

Иван Васильевич страшно переконфузился и покраснел. Раиса Валерьяновна начала уже несколько благосклоннее посматривать на молодого механика, что же касается Паши, то она, хотя урывками, но так и пожирала глазами его мужественную замечательно красивую фигуру.

– Иди, иди, братец, не конфузься – твердил между тем Петр Петрович, вводя его за руку и насильно сажая на стул… все мы шли той же дорожкой, все только ты нас всех обгонишь.

– Вы меня конфузите, Петр Петрович, куда же мне…

– Молчи… – сказал молчи и ладно… Вот, например – обратился неугомонный старичок к старой даме, которая как-то рассеянно слушала его болтовню… Подумайте только, Раиса Валерьяновна, придумал этот молодец новую машину… Ни огня, ни пара… Воздухом одним действует… модель устроил… сам видел… говорю ему, вот тебе мастерская, вот тебе мастера и материал, строй себе на здоровье в большом виде… уперся – нет – да нет… не хочу… да погодите, да я еще не обдумал – чудак… а дело то миллионное… миллионное!

При слове миллионное, Раиса Валерьяновна пристально взглянула на молодого человека, и мысленно удивилась, как это она до сих пор не заметила его действительно замечательной красоты…

Молодая девушка зарделась еще пуще прежнего и сидела тихо, изредка стрелял глазами в Гребешкова.

– Что про меня говорить – после паузы вымолвил, наконец, Иван Васильевич, – вот и вам, Петр Петрович, удалось придумать машину, да ведь какую, не моей чета… из железа прямо пушки лить, да и то, который год из министерства в министерство ходит?.. что уж нам, маленьким людям, соваться – модель отберут, сами машины настроят, а тебя по боку… вот оно что.

Вот, имей я свой капитал – тогда бы.

– Ну, а я то что говорю… материалы мои, рабочие мои, мастерская моя – возражал старичок – садись и делай….

– За то глаз чужих на заводе сосчитать, – одних этих бельгийцев да немцев понавезли тьфу!.. все высмотрят – да на свою землю и передадут, не приходится дело… Тут надо келейно, дома сделал, кончил, привилегию получил… работай сколько в силе будешь…

– Так, составляй чертежи – бери привилегию…

– Да привилегия то кусается… у нас пятьсот, а во всех землях пятнадцать тысяч с хвостиком… вот и выходит, что нашему брату и соваться нельзя… Однако, виноват, – что я осмелился заговориться о своих делах при дамах… простите, ваше превосходительство – и Иван Васильевич встал и поклонился Раисе Валерьяновне.

– Какой он вежливый… мелькнуло в уме у старухи.

– А, да, к слову – вот ты все хотела идти осматривать завод дальше… Так если… Иван Васильевич… так кажется, – будет настолько любезен, что пойдет с тобой, так иди – обратилась она к дочери, – а я посижу с Петром Петровичем, об старых знакомых, и старых временах поговорим.

– Я с величайшей моей радостью и удовольствием, вскакивая с места и кланяясь – проговорил Гребешков.

– Вот и прекрасно… прекрасно… ступайте, да смотри, Иван Васильев, покажи барышне мою литейную… сегодня как нарочно льют большой Фундамент и наковальню под молот… хотя страшно интересно… только смотрите, милая барышня, не подходите близко… сгорите.

– Нет, уж ты лучше вовсе не ходи, я боюсь… не ходи.

– Но maman, я буду осторожна.

– Я пошутил, Раиса Валерьяновна, опасности нет никакой – отозвался Петр Петрович… Ну с богом!

Молодые люди ушли…

Надо ли говорить, что теперь их гораздо больше занимала не прогулка, и не осмотр завода, а возможность говорить свободно, без контроля взбалмошной старухи… Инстинктивно молодые люди очень нравились друг другу… Начался разговор, сначала очень обыденный, который чем дальше, тем становился все интимнее и интимнее. Через полчаса Гребешков знал уже, что Паша одна у матери, что они продали очень выгодно имение, и что все деньги у матери теперь в наличном капитале… последнее обстоятельство утроило, учетверило достоинство молодой девушки в глазах проницательного и ловкого Ивана Васильевича. Он уже ясно видел, что его красота производит на нее чарующее впечатление, к тому же прекрасная, слишком даже блестящая рекомендация Петра Петровича… Чем черт не шутит… Чем я не жених… Эта мысль засела в голове молодого мастера, и не покидала его ни на минуту, пока он водил молодую девушку из мастерской в мастерскую, поддерживал ее на опасных переходах, помогал ей на узких лестницах, подводил к раскаленным, дышащих пламенем печам!..

Ему казалось даже, что рука ее вздрагивала от прикосновенья его руки, что он ощущает ее пожатие… Он стал смелей и развязнее, время и дело незаметно, и когда, через час или полтора они вернулись к конторе Петра Петровича, то ясно было видно, что между молодыми людьми царит полное согласие…

И действительно, Иван Васильевич добился от молодой девушки позволения, если не явиться к ним с визитом, то права искать встречи с ней, причем Паша, словно ненароком, проговорилась, что мать обыкновенно, после обеда, спит, а она ходит гулять в Кремлевский сад, лежащий против самой гостиницы… На первый раз и этого было достаточно… Птичка сама летела в сети.

Паша, как знала ее мать, или Прасковья Федоровна, как она значилась по бумагам, была в это время более чем вполне сложившейся девушкой, двадцать пятая весна сильно волновала ее девичью кровь, да и по комплекции она не принадлежала к «заморышам». Жажда жизни и наслаждения так и пышала, так и сквозила от всей ее фигуры, от ее роскошного молодого тела… Глаза, при взгляде на красивого мужчину, метали искры, – не мудрено, что Иван Васильевич произвел на нее сильное впечатление, и она словно в чаду добралась до матери…

– Что это ты, Паша, так раскраснелась? – пытливо оглядывая пылающее лицо Паши, спросила мать.

– Около печей очень жарко… палит, да и шла очень скоро…

– То-то – ты у меня, смотри, не простудись!.. А Иван Васильевич где?..

– Он здесь, мама, за дверью…

– Хорошо, хорошо, вот на – передай ему на чай!..

Раиса Валерьяновна вынула портмоне и достала рублевую бумажку. Сконфуженная Паша отступила.

– Нет, мама, как хотите, я не могу…

– Что за вздор… Он человек рабочий…

– Нет, мама, ни за что… Это обидит его…

– Не хочешь, – так я сама, позови его…

Петр Петрович, слыша, что эти споры касаются его любимца, взялся сам отблагодарить молодого человека и едва упросил Раису Валерьяновну спрятать деньги… Скоро мать и дочь вышли, взяв с Петра Петровича слово навестить их. Проходя мимо Ивана Васильевича, который дожидался их около конторки, Раиса Валерьяновна слегка кивнула ему годовой, а Паша, отстав от матери на несколько шагов, крепко пожала ему руку… вспыхнула вся, и кинулась догонять мать… Петр Петрович, проводив их до крыльца, вернулся в свою контору… Он тоже встретил Ивана Васильевича, посмотрел ему, улыбаясь, в глаза и похлопал по плечу…

– Молодец ты у меня Ваня, молодец! Валяй так, по-нашему! Хочешь через неделю сватом поеду?!.

– Не отдадут… батюшка, Петр Петрович, – махнув рукой, вымолвил Гребешков.

– Не отдадут? А мы выкрадем!.. В наше время все так делалось… а девка-то какая!..

– Что и говорить…

– Ну, и капитал… шестьдесят тысяч! Ты подумай.

– Шестьдесят тысяч! – проговорил эхом молодой человек. – Шестьдесят тысяч!

Они расстались.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации