Текст книги "Война на Востоке. Дневник командира моторизованной роты. 1941—1945"

Все следующие дни характеризовались нарастающим числом признаков готовящегося нового большого наступления русских. Для лучшего ориентирования на местности и понимания возможностей использования наших «уток», как мы называли свои самоходные артиллерийские установки из-за особенности их движения, все три командира взводов второй роты, среди которых был и я, отправились на командный пункт 70-й пехотной дивизии, позиции которой находились впереди нас.

В лесочке возле деревни Большие Дуравки занял огневые позиции целый полк реактивных минометов, на командном пункте которого нам предоставили возможность взглянуть через стереотрубу в глубину территории противника. Мы увидели бесконечную вереницу женщин, каждая из которых катила впереди себя двухсотлитровую бочку. Растянувшаяся на многие километры цепочка терялась в овраге, откуда доставившие свой груз женщины большими и малыми группами возвращались назад, но уже с пустыми руками.

– Вы видели это? – усмехнулся начальник штаба полка. – Вот так решаются транспортные проблемы в социалистической стране. Вам не кажется, что иваны спекулируют на наших джентльменских чувствах? – Он помолчал немного и добавил: – Вы видели наши реактивные установки. Какая силища! Готов поспорить, что мы одним залпом остановим любое русское наступление. Воздействие на противника наших реактивных минометов вы себе даже представить не можете!

После таких слов мы в приподнятом настроении вернулись в свои взводы. Однако когда я поделился впечатлениями о полке реактивных минометов и повторил слова его начальника штаба, то обер-ефрейтор Новак с сомнением покачал головой и заметил:

– Все это замечательно, но где гарантия того, что Иваны не отдубасят нас своими «сталинскими органами»?[33]33
  Имеются в виду советские боевые машины реактивной артиллерии периода Великой Отечественной войны БМ-13, широко известные под народным прозвищем «катюша». Солдаты же вермахта называли ее «сталинским органом» или «органом Сталина» из-за звука, издаваемого оперением ракет. Кроме того, скопление труб на грузовиках напоминало органные трубы инструмента, популярного в Германии.


[Закрыть]Ребята! Я уже не раз видел их в действии, и если это произойдет, то…

– Всем нам необходимо смотреть внимательнее и быть бдительнее! – хором продекламировал весь взвод.

Зима начала устанавливать свое суровое господство на необъятных русских просторах. Разбитые улицы и дороги замерзли, и на повестке дня встал вопрос о поломках осей на телегах. Однако положение несколько улучшилось, когда стал падать снег. Неприятным являлось только то, что он постоянно забивался во все щели, и мы наконец-то поняли, почему русские столь тщательно уплотняли окна в своих избах. Соломенные крыши тоже оказались хорошей защитой от холода, ведь наступили такие морозы, что на улицу без крайней нужды лучше было не выходить.

Проблемой стало также посещение отхожего места. Для защиты от ветра мы обложили его хворостом, но «заседать» там было крайне неудобно. Для ускорения процесса солдаты спускали штаны прямо в тамбуре и, сделав свои дела, немедленно их надевали. Честно говоря, при морозе в минус двадцать градусов и более все опасались к сортиру просто примерзнуть.

Со стороны линии фронта не доносилось ни единого выстрела, и было подозрительно тихо. Пугающая тишина действовала на нервы, и бывалый фельдфебель Боргман заявил:

– Это затишье перед бурей! Не пройдет и двух дней, как иваны дадут нам прикурить!

В воскресенье в шесть часов утра затишье закончилось. На всем протяжении линии фронта в зоне ответственности 27-го армейского корпуса русские открыли ураганный огонь. При этом плотность их артиллерии оказалась неожиданно высока. Стоял ужасающий грохот, слышимый за восемь километров. Во всех избах без всякого приказа началось лихорадочное оживление – солдаты второпях мылись и брились, готовясь к выступлению.

– Вы напомаживаетесь, словно собираетесь на свадебный пир! – презрительно заметил ефрейтор Пич и выбежал на улицу.

Он отказался даже от ломтя хлеба, поспешая к своей «утке», и не успокоился до тех пор, пока не удостоверился, что все в порядке, и не завел мотор, несмотря на собачий холод.

Мы быстро, но плотно позавтракали, и вскоре третий взвод практически в полном составе был готов к выступлению. Не завелась только установка фельдфебеля Шлихтинга, смонтированная на базе старого чешского танка.

Однако немедленное выдвижение к линии фронта пришлось отложить, а около двенадцати часов ураганный огонь стал ближе, и в небе появились русские штурмовики Ил-2, стреляя из своих бортовых пушек по пока невидимым нам наземным целям. Судя по всему, иваны начали наступление.

В час дня дошла очередь и до нас – по радио роте поступил приказ о выдвижении к деревне Загваздино. Я приказал Кюнцелю следовать за мной и строго-настрого предупредил построившихся водителей о том, чтобы они соблюдали предельную осторожность, – поломок машин допустить было нельзя.

– Шлихтинг догонит нас сразу после завершения ремонта, – пояснил я.

Обер-ефрейтор Бемер прыгнул в мой открытый вездеход, стоявший впереди колонны, я взял к себе в машину фельдфебеля Боргмана и Карузо, и мы двинулись к назначенной точке прибытия. За нами во втором открытом вездеходе следовали два других взводных – лейтенант Гладе и фельдфебель Альт.

Когда позади нас от разрыва снаряда взметнулось облако снега, Бемер прибавил газу и полетел словно стрела.

Мы же, побледнев как смерть, до боли в костяшках пальцев вцепились в поручни и притихли, полностью доверяя Бемеру, который не зря считался первоклассным водителем. На скорости вездеход не так трясло на скрытых под снегом ухабах и выбоинах, как при медленной езде, – мы просто пролетали над ними. А вот второй вездеход вскоре скрылся из виду.

Возле деревни Малое Савино наша машина промчалась мимо стрелявшей артиллерийской батареи. Мы на ходу помахали артиллеристам, но они, ведя беглый огонь, не обратили на это никакого внимания. Судя по всему, впереди нас поджидала большая опасность, и нам стало как-то неуютно. Перекресток дороги, которая вела от Дубровно к Загваздино, был уже под вражеским огнем – над нами с завыванием пролетел крупнокалиберный «привет» от русских и с диким грохотом разорвался. Снаряды ложились в лесочке севернее дороги и возле избы к югу, поднимая в воздух целые деревья. Осколки так и свистели вокруг нас, а комки земли глухо ударялись о борта вездехода. Втянув голову и давя на газ, Бемер чуть ли не на двух колесах объехал глубокую воронку, обогнул пылающий грузовик, выехал на шоссе и помчался в сторону Загваздино. Не успели мы достигнуть деревни, как дорогу позади нас накрыл второй залп.

Мы въехали на западную окраину Загваздино и промчались мимо двух артиллерийских батарей, которые, развернув позиции рядом с кладбищем, вели беглый огонь.

– На другом конце деревни должно быть еще одно кладбище. Там мы и найдем командный пункт полка! – сказал я Бемеру.

Тот только кивнул в ответ, но на деревенской улице снизил скорость. Между домами показались замаскированные грузовики, а в центре деревни – развернутый перевязочный пункт. Дорога на удивление оказалась пустой, и мы быстро добрались до другого края деревни. Тут фельдфебель Боргман рукой указал налево, где виднелось убогое кладбище. Не успел я оглядеться, как в четырехстах метрах от выезда из этого населенного пункта прогремел выстрел и в дом, где располагался перевязочный пункт, ударил снаряд.

– Танк! Сворачивай влево! – прорычал я, но Бемер уже среагировал и сам.

С ювелирной точностью он завернул за сарай, въехал в какой-то двор и встал как вкопанный. Мы схватили свое оружие, выпрыгнули из машины и помчались к углу дома.

По проселочной дороге к деревне приближались два Т-34. Они двигались чуть в стороне от нее и поддерживали друг друга огнем. У выезда из деревни стояло еще два танка, наблюдавшие оттуда за подходом своих товарищей.

– Видимо, им удалось прорваться, а здесь нет противотанковых орудий, – непроизвольно прошептал я.

– А наши истребители танков доберутся сюда не раньше чем через полчаса, – сокрушенно произнес Боргман.

Тут снова послышался лязг гусениц, выстрел 76,2-мм пушки переднего Т-34, и снаряд угодил прямо в избу.

– Этот проклятый танк превратит в щепки всю деревню, а мы ничего не можем сделать!

– Как бы не так, господин лейтенант, вот возьмите! – задыхаясь от волнения, тихо проговорил Требен и достал из-за спины «Панцерфауст»[34]34
  «Панцерфауст» {нем. Panzerfaust, «Танковый кулак») – немецкий одноразовый противотанковый гранатомет времен Второй мировой войны.


[Закрыть].

– Карузо, дружище! Да ты просто золото! О них я и не подумал!

(Они поступили на вооружение лишь недавно, и мы располагали только несколькими экземплярами этого грозного для танков оружия.)

Я быстро установил прицел и снял «Панцерфауст» с предохранителя, а затем под защитой дома из-за угла направил его на дорогу и стал поджидать, когда покажется первый танк, двигавшийся немного впереди своего собрата.

В напряжении я совсем не заметил присевшего позади меня на корточки Требена. Однако это не укрылось от всевидящего ока Боргмана, который сразу увидел, что раструб задней части «Панцерфауста» оказался направленным прямо на ничего не подозревающего старшего стрелка. Тут послышался рев танкового двигателя, и показалось длинное дуло танковой пушки. Затем появилась носовая часть, а потом и башня Т-34.

В тот самый момент, когда я нажал на спусковой крючок, фельдфебель сильно пнул ногой Требена, и тот отлетел в сторону. Лишь благодаря этому Карузо спасся от струи раскаленных газов «Панцерфауста». Боеголовка попала в цель, но, к сожалению, только в деревянный ящик позади башни танка.

– Проклятье! – вскричал я.

– Какая жалость, – запричитал Боргман.

И в этот момент мы заметили Карузо, который встал на одно колено и направил «Панцерфауст» на Т-34, разворачивавший башню в нашу сторону. Он нажал на спуск и попал прямо в корпус танка. Показалось пламя, и из боевой машины повалил густой дым.

Мы пустились наутек, так как в огненной преисподней начали взрываться боеприпасы. Однако нас не оставляла забота о том, что будет делать второй танк. Тут раздался рев его двигателя, и он стал пятиться назад. На окраине деревни Т-34 привстал, а затем вместе с двумя оставшимися танками удалился в сторону Боброво.

Вскоре я прибыл на командный пункт, где меня поздравил командир полка подполковник Брайль. Мой ротный лейтенант Брюкер сначала никак не хотел поверить, что героем дня стал именно Карузо, эта головная боль всей роты. Тут разговор прервал лязг гусениц, однако на этот раз он принадлежал нашим самоходкам, которые наконец-то прибыли и стали занимать огневые позиции между домами.

Брюкер доложил нам о сложившейся обстановке – русские крупными силами пехоты, усиленной несколькими танковыми бригадами, начали наступление по всему фронту в полосе ответственности нашего армейского корпуса. Противнику удалось прорвать оборонительный рубеж «Пантера» и вклиниться в немецкую оборону во многих местах. Большинство прорвавшихся неприятельских танков было уничтожено 88-мм пушками 10-й зенитной дивизии, однако на участке возле агрогородка Боброво отдельные танки смогли прорваться до деревень Загваздино и Застенок Юрьев.

Франц Новак никак не мог понять причину успеха своего закадычного друга, так часто попадавшего впросак.

– Дорогой! Я не припомню чего-либо подобного со времен немецкого отступления от Наполеона. И как тебе удалось попасть в эту консервную банку, да еще при помощи нового чудо-оружия? – ядовито вопрошал он.

И так продолжалось все послеобеденное время, но Требен оставался невозмутимым. Однако в конце концов он не выдержал и простодушно произнес:

– Ты прав, Франц, мне удалось это под воздействием страха. Когда я увидел медленно поворачивавшуюся в нашу сторону длинную пушку танка Т-34, то чуть было в штаны не наложил.

Новак хотел было по привычке съязвить, но потом одумался, закашлялся и замолчал.

Ночью взводу поступил приказ утром занять огневые позиции на кладбище возле села Боброво. Взвод же фельдфебеля Альта оставался в резерве.

Шоссе не упиралось в Боброво, а заканчивалось проселочной дорогой, ответвлявшейся от трассы в восточном направлении примерно в четырехстах метрах от лощины. Само же село имело протяженность около одного километра, где практически вплотную к его восточной окраине на западном берегу речки, впадавшей в один из многочисленных притоков Днепра, проходили позиции оборонительного рубежа «Пантера».

На последних километрах нашего пути шоссе хорошо просматривалось противником. Поэтому мною было принято решение выдвигаться на позиции под прикрытием темноты. Прибыв к развилке, я приказал самоходке фельдфебеля Шлихтинга и отделению управления взвода, следовавшему на вездеходе, остановиться, а сам в сопровождении двух САУ проехал еще с километр к кладбищу. Здесь мы свернули направо в лощину и на ее обратном склоне заняли огневые позиции.

Невдалеке от нас в блиндаже находился командный пункт пехотной роты, командир которой в звании обер-лейтенанта, сияя от радости, сердечно поприветствовал меня. Поднявшись вместе со мной на высоту, он показал расположение линии обороны своей роты. В предрассветных сумерках хорошо просматривались и позиции русских. Именно поэтому здесь был оборудован передовой наблюдательный пункт нашей артиллерии, хотя небольшой лесок на противоположном берегу речки служил для Иванов неплохим укрытием. Оттуда доносился рев двигателей и лязг гусениц танков.

– Вчера утром наблюдалась точно такая же картина, – заметил пехотинец. – Уверен, что и сегодня русские предпримут атаку вдоль шоссе – единственного танкодоступного места в этой дыре. Рассчитывая на ваши противотанковые пушки, я приказал своим солдатам пропускать танки через себя.

Я побывал также на артиллерийском передовом наблюдательном пункте, последил в стереотрубу за действиями противника в его тылу, а затем вернулся к своему взводу. Причем последние пятьдесят метров мне пришлось преодолеть бегом под ураганным огнем неприятеля, который сосредоточил на нашем участке фронта большое количество орудий. Снаряды с треском разрывались на высоте или с воем проносились над головой, порождая на противоположном склоне лощины гигантские черные грибы и осыпая все вокруг осколками, а также комьями земли.

Столь массивного обстрела мне переживать еще не доводилось, и поэтому меня охватил озноб, вызванный не только пронизывавшим насквозь ледяным ветром. Постепенно привыкнув к этому аду, я с удовлетворением констатировал, что наши позиции, располагавшиеся на обратном склоне, служили великолепным укрытием от обстрела – нас могли поразить только орудия, имеющие крутую траекторию полета снаряда, минометы или «сталинские органы».

Между тем совсем рассвело, и мы смогли осмотреться на местности. В пятистах метрах слева от нас виднелись дома населенного пункта Боброво, а в ста метрах от моих САУ – выезд на шоссе. Холм, на обратном склоне которого располагались наши огневые позиции, закрывал часть этой дороги, и она становилась видимой только тогда, когда начинала с него спускаться в нашу сторону. Сами же линии траншей оборонительного рубежа «Пантера», пересекавшие шоссе, в эту сторону не просматривались. Они становились видны на некотором удалении только справа, где местность была открытой. Тыловые позиции немецких войск заканчивались возле высоты номер 196.

В одиннадцать часов утра интенсивность неприятельского обстрела заметно возросла – теперь нас принялись обрабатывать и минометы. Мины падали среди самоходных артиллерийских установок, причем так близко, что комья земли попадали в открытые рубки орудий. Сомнений в том, что подобный «привет» от неприятеля предназначался именно нам, не оставалось, и мы попрятали головы за щитовыми прикрытиями. Неожиданно показались два Т-34 и, лязгая гусеницами, покатили по дороге, взбиравшейся на высоту. Прежде чем мы смогли среагировать, они скрылись за холмом и тотчас же вынырнули слева от нас в том месте, где начиналась лощина.

В такой ситуации все недостатки САУ стали очевидными – тогда как танк, поворачивая башню, мог стрелять в любую сторону, самоходкам для прицельной стрельбы приходилось разворачиваться всем корпусом, а это осуществить можно было не так быстро, как того хотелось. В результате, пока Хонер разворачивал свою «утку» на девяносто градусов, оба русских танка спокойно скрылись за складкой местности в направлении лощины.

Позади нас прогремел выстрел – это стреляла самоходка Ктонцеля. Он открыл огонь по высоте, на которой появилось еще два танка. Поскольку его САУ еще не начала разворачиваться, то Ястребиному глазу удалось мгновенно поймать противника в оптическое прицельное устройство и подбить задний танк.

– Эльзнер! Внимание! – возбужденно крикнул я. – Сейчас второй должен среагировать!

Действительно, башня переднего танка начала опасно разворачиваться в нашу сторону. Но прославленный наводчик уже нажал на спуск – прогремел выстрел, снаряд угодил точно в башню Т-34, а из открытого люка пустая гильза автоматически выпрыгнула на промерзшую землю. Затвор открылся, и заряжающий Волны дослал новый снаряд. Новак и Эльзнер выстрелили друг за другом во второй раз. Теперь пылали уже оба танка.

Я переключил бортовую радиосвязь на общую и прокричал:

– «Ястреб-1» вызывает «Ястреб-3»! Два «буйвола» прорвались возле 20 и направляются в 21!

(«Буйвол» являлся условным наименованием для танков, а все значимые точки на карте обозначались цифрами. Под номером 21 подразумевалась лощина.)

Сообщение мне дважды передавать не пришлось – с запада послышались выстрелы танковых и противотанковых пушек. Громкие звуки выстрелов пушек прозвучали еще несколько раз, а потом в наушниках послышался голос:

– «Ястреб-3» вызывает «Ястреб-1»! Внимание! Один «барабан», один «буйвол» в направлении 20!

(«Барабан» означал попадание, а номер 20 – кладбище в лощине.)

Если бы возвращавшийся Т-34 заметил наши позиции, то наверняка стал бы в своих действиях исходить из этого. Поэтому я срочно приказал Хонеру двигаться к обратному склону лощины. Не успели мы туда приехать, как послышался лязг широких гусениц русского танка. На этот раз он шел медленнее, так как ему мешал горящий на дороге Т-34. Возвращенец осторожно пристроился сзади него, подставив нам половину своей боковой стороны. С того места ему была видна только позиция САУ Ктонцеля, и он немедленно навел на нее пушку. Однако в этот момент раздался выстрел, произведенный наводчиком Эльзнером, а вслед за ним нажал на спуск и Ястребиный Глаз. Пламя мгновенно охватило пораженный практически одновременно двумя снарядами танк.

Тогда мы двинулись на свои старые позиции, где угрозы от продолжавшегося артиллерийского обстрела противника были наименьшими. Возвращались все в приподнятом настроении, и только Новак скептически заметил:

– Как бы это нам не вышло боком. Всем необходимо смотреть внимательнее и быть бдительнее!

Не успели мы занять огневые позиции, как появился пехотный обер-лейтенант и поздравил нас с подбитыми танками.

– У нас впереди все в порядке, а сопровождавшую танки пехоту мы стерли в порошок, – заявил он. – Мои парни расхваливают вас на все лады. Еще бы – три подбитых танка!

– Четыре! – поправил я его и рассказал об удачном выстреле третьей самоходки.

В этот момент по радио послышался голос Шлихтинга:

– «Ястреб-3» вызывает «Ястреб-1»! «Ястреб» заболел, и ему нужно в больницу. В остальном все в порядке. Конец связи!

К нашей радости добавилась горчинка, так как обычным текстом это означало, что третья самоходка получила серьезные повреждения и требует ремонта в технической роте. Но главное заключалось в том, что экипаж особо не пострадал. К тому же САУ на базе старенького танка марки «Шкода» все равно постоянно ремонтировали.

После обеда обстановка оставалась очень напряженной, а южнее нас несколько раз становилась критической. После мощной артиллерийской подготовки по оборонительному рубежу «Пантера» русские большими силами пехоты бросились в атаку, переходя по льду через замерзшие речки. В нескольких местах оборонявшиеся немецкие солдаты дрогнули и обратились в бегство. Целью атаки Иванов, без сомнения, являлась высота 196 – ведь если русским удалось бы ее достичь, то, повернув к лощине, они могли окружить всю нашу группировку возле Боброво.

Понимание этого, надо прямо сказать, вызвало довольно неприятные чувства. Мы стреляли по атакующим волнам русских солдат со своей фланговой позиции осколочно-фугасными снарядами и даже из пулеметов, а предпринятая энергичная контратака нашей пехоты, казалось, отбросила неприятеля назад. Однако численный перевес русских в живой силе взял свое – им все же удалось захватить высоту 196.

В этот критический момент в тылу немецких позиций появились многочисленные огненные шлейфы, дугой взмывшие в небо, – это был залп полка реактивных минометов – и среди русских разверзся настоящий ад. Сначала до нас донесся шум, напоминавший многократно усиленный звук как при запуске замерзшего стартера, который через некоторое время перерос в жуткий визг, перешедший в необыкновенный вой и гул, а затем в боевых порядках Иванов, шедших в атаку волнами, с непередаваемым треском один возле другого стали возникать громадные черные грибы. В результате противник не только остановился, но и пустился в беспорядочное бегство, которое никак нельзя было назвать организованным отступлением.

Этим не замедлила воспользоваться наша пехота, бросившаяся вслед отступавшему неприятелю. В итоге одним броском старые позиции были восстановлены, а многие русские солдаты попали в плен.

– На этом день можно считать законченным, господа, – сказал командир роты, вышедший из своего блиндажа. – Вы достаточно намерзлись в своих самоходках! Приглашаю согреться глинтвейном!

Нам не надо было повторять дважды. Я зашел в блиндаж и вскоре в котелке принес своим людям пахучий обжигающий напиток.

– Парни! Это божественно! – причмокивая губами, воскликнул Ястребиный Глаз, проглотивший свою порцию за один присест. – Эти сибирские морозы действуют просто изнуряюще. Я дрожу всем телом, но никак не могу согреться!

– Несмотря на некоторую неудачу в самом начале, вы показали настоящий класс, – похвалил я экипаж второй самоходки. – Вы ловко расправились с танком на высоте, а потом добили другой! Мои поздравления!

– Бывалые солдаты знают, что для нас это пара пустяков. Однако иваны тоже себя неплохо показали, – ухмыльнулся Новак. – Требен наверняка чуть в штаны не наложил, когда два русских танка приковыляли на облюбованное им безопасное местечко.

– Мне белый свет стал не мил, когда русские пошли в атаку. Я даже подумал, что нам придется снять поясные ремни и пешком отправиться в Сибирь, – признался унтер-офицер Кюнцель.

– Не стоило так переживать, ведь я был с вами и хорошенько угостил противника осколочными снарядами, – откликнулся Ястребиный Глаз.

– Прекрати! Русских сломил огненный удар наших реактивных минометов, – решил я опустить на землю распетушившегося Новака.

– Да, они действительно были хороши. И все же лучше всех показали себя наши пушки, – горделиво бросил Ястребиный Глаз, как всегда оставив за собой последнее слово.

В вечерних сумерках мы возвращались назад и у развилки увидели тягач, прибывший, чтобы отбуксировать в ремонтную мастерскую нашу третью самоходку. При этом фельдфебель Боргман доложил, что принял командование ею на себя, поскольку Шлихтинг был ранен.

– Мы как раз стояли на развилке позади углового дома, когда появились два русских танка, – начал рассказывать заряжающий Квест. – Петер попал в головную машину с первого выстрела, но, чтобы добить, вынужден был выстрелить в нее во второй раз. Тут другой танк остановился и послал снаряд в дом, да так, что от разрыва в нашу самоходку полетело всяческое тряпье. Вторым выстрелом он попал нам в боковую зубчатую передачу, и мы пришли в полное замешательство. Самообладание сохранил только Петер. Он быстро прицелился и выстрелил русскому танку прямо в башню, заметно повредив ее. Русские испугались и стали удирать на всем газу. На ходу они выстрелили в нас, но промахнулись. Тогда Петер послал им вдогонку еще один снаряд. Однако русским удалось уйти. В общем, нам крупно повезло.

Квест нервно прикурил и продолжил:

– Уже после обеда мы стояли возле самоходки и старались определить степень ее повреждения. Но тут от противника прилетела пара приветов. Снаряды разорвались прямо на дороге, задев осколками Петера и Шлихтинга. Бемер сразу же отправил их в лощину, а теперь они уже на пути в тыл.

– Тогда командование самоходкой я взял на себя, – добавил Боргман. – Квест назначен наводчиком, а Карузо – заряжающим.

– Надо же, – начал подтрунивать над своим другом Ястребиный Глаз. – Русским несказанно повезло, что здесь не появились другие их танки, а то бы ты от них камня на камне не оставил!