Текст книги "След призрака"

Над сейфом и перегородкой работал другой инструмент. Прорез одинаковой толщины – несколько молекул. Может и толще. Например, микрон или доля микрона. Никто не замерял толщину прорези. Но Ковригин понимал, что такой прорез может сделать инструмент, работающий на атомно-молекулярном уровне. Отсюда и вывод – прорез толщиной всего несколько молекул.

Он сидел в удобном кресле, в зале, отхлебывал крепкий зеленый чай и продолжал размышлять.

Преступник взял крупную сумму. Это позволит ему надолго уйти на дно. Это плохо. Одно преступление могло быть случайным, два – уже закономерность. На другом месте преступления могли остаться другие следы.

Мог ли охранник стереть часть изображения на видеозаписи? Возможно это технически, и что для этого надо?

Сам Ковригин этого не знал. Он позвонил своему другу, для которого компьютеры были профессией, и, стараясь не сболтнуть лишнего, спросил:

– Колюха! Вот видеозапись, записана охранной системой видеонаблюдения. Как узнать, стерто на нем изображение идущего человека или нет?

– Хм-м… Ну слушай… Вопросы у тебя, как всегда, неожиданные… Можно, конечно, но… На компьютере охраны вряд ли стоит программа, с которой можно провести такую работу. Она там ни к чему. Теоретически можно… Для этого надо взять запись наблюдения, переписать на другой компьютер, на котором есть программа, позволяющая редактировать такие вещи… И потом обработанное изображение перекачать назад… Или надо иметь такую программу на компьютере охраны, что очень вряд ли… И еще… Я не знаю, что за система у них стоит… Но проверить можно… Там должна быть такая фишка – восстановление системы. Проще говоря, «сделай. как было» такого-то числа во столько-то времени… И сразу будет видно, «а был ли там мальчик»… И надо посмотреть на месте в свойствах файла, изменялся он или нет…

Но это было только начало разговора. Потом программист Николай еще очень долго грузил Ковригина всевозможной компьютерной информацией. Информация неслась лавиной. Термины, сленг, названия программ, последовательность операций, голова шла кругом. Но самое главное Ковригин все-таки узнал и сам остановил Николая:

– Все-все-все… А то я перегружусь и зависну…

– А что за проблемы-то? – спросил Николай. – Неверный муженек любовницу заретушировал, или наоборот, жена стерла хахаля, а муж ревнует?

– Да вроде того… – замялся Ковригин.

Они поболтали о жизни еще немного, и закончили разговор. Но Ковригин заволновался. Казалось, разгадка близко. Если удастся доказать, что изображение вора стерто, то причастность охранника почти доказана. Да и в самом деле, невидимка там побывал, что ли…

Его охватил азарт охотника, взявшего след. Он сразу позвонил клиенту и попросил его найти независимого специалиста по компьютерам, и как угодно, но желательно тайно, проверить компьютер охраны, чтобы точно узнать – стиралось изображение или нет?

– Да это сделаем… – задумался клиент. – Но… ты считаешь…

– Да… Охранник мог стереть изображение вора. В самом деле, невидимок нет. Это фантастика. Это у Герберта Уэллса был «Человек-невидимка». У нас их нет.

– Проверим… Запись… На нетронутость…

– Именно так…

– Позвоню. Как проверим, так сразу позвоню и скажу результат.

– Жду.

Ковригин положил трубку и расслабился. Вероятность того, что это дело охраны, была очень велика. Изображение стерто – это реальность. Вор-невидимка – это мистика.

Ковригин был доволен. Он переложил часть работы на самого клиента, и, наверное, вышел на след, и потому пока перестал даже думать о деле.

До обеда следующего дня он был в эйфории.

– Молодец! – вслух похвалил он сам себя. – Треть… Это пятьдесят тысяч долларов… За полдня. Супер.

И бояться нечего. Никакого страшного компромата в его руки не попало. Ну подумаешь, он знает, что у чиновника из кабинета похитили крупную сумму… Ну и что? Все знают. Знают и не такое.

Остается «вторая серия» – узнать – как взломщики это сделали? С помощью каких невероятных инструментов?

Но что-то в глубине сознания опять говорило – охрана ни при чем…

До звонка клиента что-либо предпринимать не к чему. Надо подождать результата.

И Ковригин пока пытался отдохнуть. Попробовал найти что-нибудь интересное по телевизору. Наткнулся на очередной сериал, но долго смотреть не смог.

Эйфория сменилась беспокойством. Он уже почти точно знал, что завтра его версия рухнет. И он снова задумался о деле. Инструмент. Этот фантастический инструмент – что это? А может, он так отстал от жизни, что просто не знает последних достижений?

И он снова залез в Интернет. Металлорежущее оборудование, абразивные круги, рапидные пилы, алмазные резцы, всевозможные резаки: газовые, плазменные, бензиновые. Все что угодно, но все не то. Искать надо в других местах.

И он прошелся по сайтам научных институтов. Последние открытия в ядерной физике тоже были далеки от этого. Квантовые физики о резке материалов тоже не задумывались.

Но он все искал и искал. Он менял ключевые слова в окне поиска, пробовал найти тоже самое через другие поисковые системы, ушел в глубинный Интернет. Все напрасно. Такого режущего оборудования не существовало. Нечто похожее на лазер. Но лазерная установка – редкий, громоздкий и дорогой аппарат. И потом, лазер все равно режет не так. Луч расплавит материал, закипит лавой в прорези, начнет брызгаться, раскаленные капли с температурой тысячи градусов оставят выгоревшие пятна кругом. Скорее, получится пожар, чем такая ювелирная прорезь. Это не лазер.

Оставалась, конечно, еще одна версия… Может быть, в секретных лабораториях есть все-таки такой резак, но – секреты на то и секреты, чтобы про них не знали…

– Человек-невидимка, вооруженный гиперболоидом инженера Гарина… – усмехнулся Ковригин и подошел к окну, чтобы дать отдохнуть глазам после напряженного поиска информации в сети.

Ненормальный зимний дождь сменился мокрым снегом, и по стеклу медленно сползали мокрые хлопья снега. На улице поднялся ветер, и Ковригину стало зябко от одного вида непогоды. Он представил, каково сейчас на улице, и ему захотелось залезть под теплое одеяло, расположившись на кровати поближе к теплой батарее. Да и утро вечера мудренее. Завтрашний день добавит информации к делу, надо просто подождать. И он так и сделал. Залез под теплое одеяло, подвинулся ближе к теплой чугунной батарее и спокойно уснул.

Исходные данные уже были загружены в подсознание, и утром он получит готовый и единственно верный вывод. Вывод из всего того, что он узнал сегодня, будет завтра утром. Это не будет ответ на конечный вопрос – кто это сделал и где он сейчас? Но это будет промежуточный шаг к цели.

Проснувшись около восьми утра, он вспоминал события вчерашнего дня и прислушивался к самому себе. Потом он сказал сам себе:

– Это не охранники, – вздохнул и пошел приводить себя в порядок. – Все же не они…

Время наступало тяжелое. «Взялся за гуж, не говори, что не дюж». Так его учили. Надо идти до конца.

Он даже не стал ждать звонка от клиента. Около девяти утра позвонил Стоколову и сказал:

– Ну что же ты меня на такую безнадегу-то подписал?

– Взялся? – спросил еще заспанный Стоколов. – Взялся! Значит, сможешь…

– Мне помощь нужна…

– В доле буду?

– Ну ты и живоглот… Палец в рот положи, ты норовишь всю руку откусить… Мне надо узнать, случались где-нибудь еще такие кражи? С применением этого того, неизвестно чего? Думаю, ты в курсе, как там сработали? Там не то что комар носа не подточит, там молекула не пролетит в прорезь. В курсе?

– В курсе. В официальных сводках ничего не проходило. Я уже узнавал. Ничего похожего.

– А в других регионах? Можешь узнать?

– Попробую.

– В других регионах и еще… И еще по неофициальным каналам… Может, был подобный случай, когда не стали заявлять…

– Тоже попробую. Если что нарою, сообщу. Но и ты не спи!…

– Ну, видно сразу – шеф… Сразу командный тон. Все, жду и надеюсь, пока…

Ковригин бесцельно ходил по квартире, что-то делал, но по большому счету не находил себе места. Звонка от клиента все-таки надо было дождаться. И когда зазвонил телефон, он кинулся к аппарату бегом.

– Записи никто не трогал, – сказал клиент.

– Невидимка, – обреченно сказал Ковригин.

– Что?

Но Ковригин ответил вопросом на вопрос:

– Вы можете дать гарантии, что запись не редактировали?! Вы доверяете тому, кто проверял?!

– На все сто…

– Значит, невидимка… Это усложняет дело. С невидимками труднее потому что… До свиданья, до связи, – сказал Ковригин, положил трубку и продолжил: – Невидимок я еще не ловил. Невидимок с этими… С инопланетными резаками… Боже мой… Нет даже реальной версии… Версия есть, но это мистика с фантастикой… Это ужас!

Почти в отчаянии он хлопнулся на диван, и, заложив руки за голову, смотрел в потолок и думал. Где его интуиция? А может, она ушла от него, как капризная красавица, как муза, которая может посетить, а может, и нет? Почему он в тупике? Где искать, и как искать?

Он пока не знал. Зато знал, как искали бы сейчас его коллеги. Допросили бы всех кого можно, и исписали бы десятки протоколов. Обшарили бы весь кабинет в поисках пылинок, волосинок или чего еще. Вырезанный кусок сейфа уже уехал бы на экспертизу. Охранника наверняка уже успели бы хорошо отпрессовать. И был бы толк от этой гигантской работы? Как знать. А он, Ковригин, всего лишь жалкий самоуверенный одиночка.

Но отчаяние длилось недолго. Он не опускал руки от неудач. Наоборот, неудачи злили его и заставляли действовать с утроенной энергией. Он вскочил с дивана, оделся и покинул квартиру.

Выйдя из дома, он остановился и поднял лицо к небу. Оттуда, из серой бесконечности, летели снежинки, возникая будто ниоткуда. Только что ничего не было видно, серая пелена, и вдруг на ее фоне возникают хлопья снега. Они все ближе, и вот уже падают на лицо, тают и стекают каплями. Он успокоился. Вот так и тайны… Сначала не понять. не разглядеть… Потом все ближе, ближе…

Парадокс – Ковригину стало радостно от того, что идти было некуда. Он знал точно – это верный признак, что его ведет интуиция. Это предчувствие чего-то… Это шаги в верном направлении… Он не мог объяснить, отчего это бывает и что его ведет, но знал, что надо идти, и будет результат.

Он шел, глядя себе под ноги, почему-то сейчас вообще не хотелось видеть прохожих. Один валютный обменный пункт миновал, не задумавшись. У второго призадумался. Сто пятьдесят тысяч долларов. Областной город, не столица… Но деньги ворованные… В официальный обменник с ними идти несподручно. Рискованно. Вдруг переписаны номера банкнот?

Уличные менялы, заметенные снегом, стояли на своем посту, как часовые, глядя наметанным взглядом на прохожих.

– Покупаем, продаем? Продаем? Доллар, евро? – посыпались вопросы.

– Угу, – пока тянул время Ковригин, хищно озираясь по сторонам. Что-то его волновало. Что? Пока не понять.

– Доллары, евро? – наседали белые от снега и толстые от теплых одежд менялы.

– Я человека жду, – отмахнулся Ковригин.

Что-то надо было сказать. Торчать просто так среди менял неловко. От него отстали, и он продолжал поглядывать по сторонам.

Этого парнишку он просмотреть не мог. Он появился будто ниоткуда, возник из снежной завесы, быстро подошел к менялам, почти подбежал, разменял купюры и уже через секунды стоял на троллейбусной остановке. Ковригину просто повезло – троллейбус подошел не сразу, и он не упустил пацана.

А парнишка сразу насторожил его. Одет очень плохо – замызганный пуховик не по размеру, без части пуговиц, почти нараспашку, рваные зимние сапоги – такие были в моде лет пять назад, – дешевая вязаная шапчонка… По виду совсем не из богатой семьи. Но он менял крупную сумму. Ковригин это смог заметить – в руках обменщиков мелькали десятки купюр.

Ковригин был рад схватиться за этот призрачный шанс. И решил проследить за мальцом.

В троллейбусе он смог рассмотреть его получше. Лет пятнадцать, белобрысый, голубоглазый и шустрый, подвижный парнишка. По виду – просто классический беспризорник.

Ехали долго. Троллейбус этого маршрута проходил через весь город и заканчивал маршрут возле района, который назывался Шанхай.

Вышли на конечной остановке, и Ковригин понял, что дальше следить будет непросто. На небольшой площади малолюдно, и затеряться в толпе не получится. Придется просто идти сзади.

Они шли по длинной улице Шанхая, среди частных построек, протянувшихся, кажется, бесконечно вдоль железной дороги. Назвать эти постройки домами можно было только условно, с большой натяжкой. Времянки, бараки, сараи, какие-то городухи из всякого подручного материала. В основном обитые мелкой дощечкой от ящиков, картоном, рваной толью, кусками жести, крытые чем придется – целлофаном, ржавым гнутым металлом, рубероидом, стеклотканью, украденной, скорее всего, с теплотрасс.

Постройки по улице шли в одну нитку, с другой стороны проходила железная дорога. Ковригин удивлялся тому, что у этих нелегальных строений есть свои номера, но какие! Номер 121 тянулся примерно с километр. «Дом» номер сто двадцать один «а», «б» «в» и так далее. Потом, когда алфавит кончился на доме номер сто двадцать один «я», начались номера еще чуднее. Сто двадцать один дробь один «а». Сто двадцать один дробь один «б». И так далее…

Ковригин отпустил пацана подальше от себя. Так незаметнее. Все равно ему некуда скрыться на этой безлюдной убогой улице, похожей на вставшую дыбом городскую свалку.

Парнишка шел спокойно, и ни разу не оглянулся.

Снег повалил еще гуще, и Ковригин уже едва различал бредущую впереди фигуру ссутулившегося, поджавшегося от сырого холода паренька. Пришлось ускорить шаг, чтобы сократить дистанция метров до ста. И вовремя. Паренек неожиданно вильнул в сторону и пропал между построек.

В принципе, Ковригину пока достаточно было просто узнать, куда он зашел, где он обитает или где, по крайней мере, можно найти его следы.

Но дело осложнилось. Оказалось, что парень не зашел в убогий домишко, а, пройдя дальше, двигался вглубь Шанхая.

– Мама родная, – не выдержав, прошептал Ковригин.

Он был тут в первый раз, и удивился. Этой улицей, с которой они только что свернули, жуткий Шанхай, оказывается, только начинался.

Дальше был заброшенный карьер, и по буграм, по низинам, как попало, расположились такие же убогие строения.

Кругом топились печи, и дым опускался вниз, заполняя низины душной вонью. Топили, видимо, чем придется – резиновыми покрышками, просмоленными тряпками, всем, что горело. Потому дым стоял едкий и вонючий до тошноты.

Из картонной городушки, как из берлоги, вылез опухший мужик со стеклянными глазами. Мужик осмотрелся по сторонам и прицепился взглядом к Ковригину.

«Деградированный дебила», – оценил Ковригин. – «Топят печку, идиоты… Дым то от пластика и целлофана даже не вредный, а просто ядовитый… А пьют стеклоочиститель, с него остаются идиотами на всю жизнь… Необратимо».

Но абориген не пропустил Ковригина просто так. Он же тут хозяин, потому что местный.

– Ты к кому, инспектор? – спросил он.

– Пошел ты… Отвечаешь за «инспектора»? – ответил Ковригин на подходящем месту жаргоне и спокойно пошел дальше.

– Борзый… Чего посылаешь? Живу я тут… – пробурчал абориген и на трясущихся ногах вполз обратно в картонную берлогу. На пороге остановился, его будто осенило, и он крикнул вслед Ковригину:

– Дай десятку! На чекушку. Спаси от погибели.

Ковригин не ответил, было не до того. Парнишка вошел во времянку. Ничего не оставалось делать, кроме как идти дальше, будто по своим делам. Он увидел номер времянки и снова удивился. Сто двадцать один дробь три «ю». Это еще запомнить надо. Прошел мимо. Из времянки никаких звуков.

Впереди была лощина, там можно развернуться и спокойно возвращаться назад.

Но вышло по другому. Скоро ему пришлось пережить настоящий шок. Он только спустился по длинному пологому спуску вниз, развернулся на сто восемьдесят градусов и собирался возвращаться, как вдруг увидел стаю собак.

Они не спеша вышли из-за огромного штабеля деревянных поддонов и стали на тропинке, перекрыв дорогу назад. Ковригин замер и несколько минут молча рассматривал собачий сброд. Шикарная по своей природе шотландская овчарка колли, тут она потеряла весь свой лоск и блеск. Грязная, клочкастая, усыпанная орепьями, она стояла в позе ожидания, как и остальные собаки. А остальные были просто ужасны. Старые ротвейлеры, с челюстями-тисками, драные и покалеченные, с ненавистью в глазах. Жуткие питбулли с поросячьим бессмысленным взглядом убийц. Старая дряхлая немецкая овчарка, лежала в сторонке, положив морду на лапы и спокойно ждала развязки, глядя в глаза Ковригину почти человеческим взглядом..Видно, стоять ей было тяжело – старость, может, еще и голод. Видимо, она и была вожаком этой стаи. Разномастные дворняги и грациозные гончие. Смешные милые болонки и огромные лохматые московские сторожевые. Псы смотрели на него и ждали.

– Собаки – людоеды… – испугал сам себя Ковригин.

Их когда-то люди взяли к себе в дом, а потом бросили. Может, конечно, бросили не всех, кто-то из этой стаи просто потерялся. Это была дикая стая, добывающая себе пропитание сообща, как волки.

Ковригин пришел в себя и пошел дальше, не рискнув возвращаться мимо непредсказуемой стаи. Через сотню шагов он обернулся. Старая овчарка уводила свою команду. Обошлось.

Дорога вывела его мимо бесконечных хижин на вершину холма и новый жуткий пейзаж открылся его взору.

Внизу, в долине на многие километры протянулась городская свалка. Горы мусора, огромные, как перевалы, уходили в даль, слегка закрытую снегопадом. Разноцветные дымы поднимались над этим «апофеозом цивилизации». Белый, оранжевый, черный дым. Тучи дыма стелились по земле, медленно и лениво поворачиваясь, поднимались вверх, образовывая целый слой слоистых облаков, так похожих на настоящие. Все окрестные деревья и кустарники были завешаны разноцветными обрывками целлофана. Пакеты, кульки, упаковка – все это один раз послужило цивилизованному человеку и было сразу же без жалости выброшено. Но, оказалось, не выброшено, а просто перенесено в пространстве. Подальше от глаз. Целлофан, пластик, пластмассы не гниют и не разлагаются в земле сотни лет, и через века потомки будут находить в пашне обрывки пакетов, в которых прадедушки один единственный раз принесли буханку хлеба из магазина. Так спрессовывается наш современный «культурный слой».

– Деградированные дебилы, – еще раз, уже вслух, сказал Ковригин, но уже не по поводу маргиналов, обитающих в этих трущобах. А по другому адресу.

По свалке ползали мусоровозы, бульдозер, едва заметные, похожие издали на муравьев, копошились добытчики, промышляющие на этом доходном месте. Отсюда назад в город вывозились просроченные продукты, лом цветных и черных металлов, мебель, одежда и еще много чего, что могло иметь хоть какую-то стоимость. Невыносимая вонь, сложенная из тысяч тошнотворный запахов, накрывала окрестности.

Ковригин обернулся в сторону города. Далековато он зашел. Город лежал в стороне, тоже накрытый пластом смога.

Ковригин вздохнул и зашагал по верху, вокруг засиженной постройками лощины, в сторону города. Ветерок принес под ноги пустую пластиковую бутылку, такую бесполезную и бессмысленную здесь, как голова того чиновника, который за взятку погубил систему приема многоразовой стеклопосуды. Давно потрачены те доллары, давно все платят сполна за «цивилизованную» упаковку. И только эта пустая никчемная бутылка, хрустнувшая под ногой Ковригина, останется здесь на века, уйдет в почву и будет торчать там тысячи лет.

– Эту цивилизацию погубят деньги, – вздохнул Ковригин и подумал: – За что же этот гусь получил сто пятьдесят тонн зелени? Ладно… Его совесть, его проблемы… Мое дело – найти невидимку… Для себя – надо!

Он вернулся в город из Шанхая, как с другой жуткой планеты. Одежда успела провонять невыносимыми запахами тех мест, и в троллейбусе ему пришлось забиться в угол задней площадки, став спиной к салону. Он просто знал, что от его одежды воняет, и ему было неудобно.

Он вернулся домой страшно уставшим и замерзшим. Успели промокнуть ноги. На пустыре снег набивался в сапоги и таял, да и пешая прогулка была очень длинной. Он сбросил провонявшую одежду, брезгливо засунул ее в ящик для грязного белья, и сразу принял теплую ванну.

После ванны все вернулось на свое место. Снова думалось о деле и больше ни о чем. Он успел записать изображение пацана и на свой мобильный телефон с видеокамерой, и на миниатюрную видеокамеру. И сейчас размышлял, просматривая изображения. Пацан одет совсем не так, как мог одеться даже на те деньги, что он обменивал на улице. Не успел? Не его деньги? Он просто курьер? Но неужели вор с такой огромной суммой коротает время в этом поганом Шанхае, во времянке, похожей на сарай? Хотя как знать, может, там внутри апартаменты и хорошо обставленный притон. Все может быть. Может быть даже то, что пацан этот со своей валютой никакого отношения к делу не имеет.

Стоколов пока молчал. Значит, на виду преступлений с похожим почерком пока не обнаружилось.

Ковригин позвонил своему старому помощнику и попросил его придти.

Кошкин пришел быстро. Это был пожилой вертлявый мужичок, уже седой, с коричневым морщинистым лицом. Таких, как он, в определенной среде называют простым словом «крученый». Крученый, как поросячий хвост. Без мыла влезет в задницу. Кошкин частенько за помогал Ковригину в работе. Потребовался и сейчас.

Подробностей Ковригин, конечно, не раскрывал, но задание обозначил четко.

– Значит, так… Вот хата… – Ковригин показал Кошкину видеоизображение улицы и времянки, в которую вошел парнишка. – Это Шанхай, ты понял. Номер времянки… Сто двадцать один дробь три «ю».

– О, зараза, как зона! Учреждение ЮТУ там номер такой-то… – удивился Кошкин.

– Это хуже зоны, это Шанхай, – пояснил Ковригин. – Твоя задача – проникнуть в этот дворец. Как угодно. Там народ вообще-то простой… Стаканчик спросишь, выпить мол, и закуску. Может, пригласят. Или как угодно еще, твои проблемы. Не мне тебя учить. Я знаю, ты это можешь. Побываешь там и поставишь жучок.

– Жучок-стукачок… – вздохнул Кошкин и начал, как всегда, набивать себе цену. – Эх, пишусь я с тобой кто знает под какие колотухи… Кто там живет? А вдруг крутизна неимоверная?

– Не знаю… И ни один паспортный стол не знает, там же нелегальные дома… Соседей надо спрашивать, или следить… А крутизна неимоверная в таких сараях не живет, если, конечно… Если там не какая-нибудь явочная хата и не притон… Ладно, сообразишь по месту. Стартуй, чем быстрее, тем лучше.

Кошкин заохал, взял жучок, оделся и пошел выполнять задание.

Ковригин ждал звонка от Стоколова. Ожидание – оно всегда разное. Иногда можно ждать годами, просто забывая на время про то, что ждешь. А иногда считаешь секунды. Сейчас Ковригин от нетерпения просто не находил себе места. Он поглядывал на часы, снова смотрел газеты, лазил в Интернет, чтобы посмотреть криминальные новости, но сосредоточиться не мог.

Если Стоколов узнает про аналогичные кражи, он позвонит сам, поэтому во встречном звонке смысла не было, и Ковригин ждал.

Когда-то давно он задумался – почему он стал следователем? Он ненавидел следственную машину официальных органов. Машина эта, как он видел и считал, работала тупо и слепо, стандартно и по одной технологии – осмотр, допрос, допрос с давлением, допрос с «сильным давлением», сеть осведомителей, и бесконечные бумаги, бумаги и бумаги, написанные нелепым языком. Бумаги были главнее всего. Если дело формально «срасталось» по бумагам, то за решетку вполне мог попасть и невинный человек, Ковригин это знал. И ненавидел следственную машину именно за ее слепую бесчеловечность, за тупой стандарт, за неумолимое механическое движение по стандартной схеме.

Также он смеялся над книжными детективами, волею автора ползающих с лупой по месту преступления. Он понимал что любителям, дилетантам и домохозяйкам в реальном розыске не место. И давно уже знал, что розыск – такая же профессия, как и тысячи других профессий, где есть свои кустари, любители, профессионалы. Есть гигантские комбинаты, и есть кустарные мастерские. Есть любитель, который едва может забить гвоздь в доску, и есть асы, которые перочинным ножиком могут выстругать из бревна скульптуру. Легко. Но за этой легкостью – десятки лет упорного труда, которых никто не видит… Но все видят результат работы и восхищаются…

И Ковригин знал, что держит его в этой профессии. Он мог зарабатывать на жизнь и другими способами. А по-прежнему занимался розыском. У него давно была отработана своя технология розыска, свой стиль, свои методы. И он знал эту свою особенность, которая заставляет его всю жизнь – искать. Любопытство. Просто любопытство. Природное, врожденное любопытство. Вытащить из мрака разгадку, узнать ответ на труднейший вопрос – это не просто победа. Так кладоискатели ищут клады, так коллекционеры ищут редкие экземпляры. Так альпинисты идут к своей вершине. Мечта и цель. И путь к мечте и цели – вот смысл этой страсти. А в конце пути – ни с чем не сравнимое чувство победы.

Это невероятное дело зажгло Ковригина. Потому он ждал так нетерпеливо.

Конечно, он понимал и всю социальную значимость того, над чем сейчас работал. Если появился «плащ-невидимка» и резак, который режет все подряд так легко и аккуратно, и если эта пара фантастических изобретений попала в руки преступников, то многое в современном мире потеряет свой смысл.

Не будет смысла в миллиардах замков, сейфов, решеток и железных дверей. Не помогут миллионы сигнализаций, охранных систем. Незачем миллионы километров колючей проволоки, заборов и контрольно-следовых полос. Не за что платить деньги миллионам охранников, вахтеров и сторожей. Ничто не поможет. Никто и ничто не остановит невидимого всепроникающего вора, идущего сквозь стены.

Это разовая случайность, или начало хаоса? Получить ответ на этот вопрос – сейчас это стало целью.

Пока было трудно. Многое в технологии поиска Ковригина основано на анализе. Но событий для анализа пока было мало. Единичный случай с минимумом исходных данных. Не было даже логики. Если это невидимка, зачем ему вскрывать сейфы? Невидимка и без того в любое время в любом месте возьмет то, что ему надо.

Откуда вор мог знать, что именно в этом месте и в это время – в кабинете клиента – лежит немалая сумма? Сумма для вора с такими возможностями, конечно, не предельная. Но может, это только дебют, начало?

Ответов пока не было. Для того, чтобы разгадать этот ребус, надо было набрать достаточное количество исходных данных.

Даже во сне его мозг будет продолжать работать над этим делом, перерабатывая уже полученные данные.

Стоколов молчал. Зато неожиданно быстро объявился Кошкин. Он возник на пороге квартиры Ковригина, и уже по легкому запаху печного дыма Ковригин понял, что Кошкин успел побывать в Шанхае…

– Что? Сорвалось, что ли? – не понимал Ковригин, потому сильно волновался. – Что так быстро?

Но Кошкин улыбался, держал грудь колесом и решил немного поманежить заказчика.

– Ты что, Кошкина не знаешь? – самодовольно сказал он. – Я в замочную скважину пролезу, даже если изнутри ключ вставлен.

– Знаю, знаю… – быстро проговорил Ковригин. – Иначе с тобой не работал бы. Говори, не морочь голову!

– Поставил.

Ковригин метнулся в глубину квартиры, включил свой прибор, работающий в паре с жучком и убедился – все работает.

Приемник в квартире Ковригина работал с цифровым диктофоном. Тишину он не записывал, а включался только тогда, когда жучок ловил какие-то звуки. В итоге на руках оставалась непрерывная запись голосов и других звуков. Ковригин вернулся в прихожую и спросил:

– Где ты его поставил? Пока что-то тишина…

– Сейчас все расскажу… Ну пройдем, что ли. Или ты меня не пускаешь?

– Пошли, пошли на кухню…

– Я поймал такси и прямо от твоего дома – до Шанхая… Нашел эту времянку… Постучал. Малец открыл. Лет… пятнадцать ему примерно…

Ковригин прошел в комнату, принес мобильный телефон, включил видеозапись и показал Кошкину.

– Он?

– Он.

– Дальше?

– Спрашиваю… Жилье тут снять можно?… Паспорта, мол, нет, ничего нет, подешевле… «Сами мы не местные», короче… Он задумался, куда меня отправить, к кому… Вижу, хочет помочь, хороший парнишка такой… Я говорю – погреться то не пустишь? Он пустил! Я зашел. Чайку мне предложил попить. По ходу перечисляет, куда можно зайти, по поводу жилья-то… Там, мол, и бесплатно пустят, но сам жить не будешь, условия невыносимые… Там – то мол, можно зависнуть, но алкоголики хозяева, с ними очертенеешь, всю голову пробьют… То да се. Сел за кухонный стол, жду чая. Вот я подлец, а… – деланно сокрушался Кошкин. – Меня люди приветили, как человека, а я. тварь, стукачика им поставил… Сволочь я… Добавь деньжат. Не так же дешево совесть продается, а?

– Добавлю, когда результат будет. Куда поставил?

– У них обстановка – одна большая комната с печкой, как в старых деревенских домах. Убого, но чистенько, сразу видно, женщина в доме обитает… С сестрой, наверное, живет. Она там, на кровати за печкой лежала под одеялком, я ее мельком только видел. Или только проснулась, а может, болеет. Девушка такая миленькая, светлая, на него похож… Они вдвоем были. Ну вот, стол кухонный старый, дощатый, с закрытым низом, с дверками, прямо у стены стоит. Я жучок под столешницу, возле стены прилепил. Надежное место. Скатерка такая простая там лежит с этой, с клубникой нарисованной. Клубника как живая, и яблоки такие нарисованы, даже слюни текут…

– Тьфу, да не грузи ты меня. Старшие были? Фото на стене какое было? Между собой они о чем говорили?

– Да ничего не было… Так, знаешь… Может показаться, что они вообще вдвоем живут. Ни обуви взрослой, ни одежды нет. Пальто там, фуфайка на стенах не висит – у них шкафа-то в прихожей нет… И фото нет. Календарь какой-то с кином из боевика. Там, терминатор робот киборг какой-то…

– Дорогие вещи есть в доме? Компьютер, видак? Запах, запах – может анашой или перегаром?

– Ничего. Не пьют там, видно. Посуды из под пойла нет, чисто, говорю же тебе. Уютно, печка топится.. Ни одной дорогой вещи, все, видно, со свалки… А вот пепельница на столе стояла, и дымом попахивало. Курит пацанчик-то, да. Со мной сидел, курил…

– Какие сигареты, не видел?

– Видел, но какие – хрен их знает.

– «Одинокий волк»?

– У-у-у… Вспоминаю… Нет. Белая пачка такая. Короткое название не по нашему. Чего-то там… «Вист», или бист – твист. Вест… Но никак не «Одинокий волк».

– В жучке в прямом эфире пока тихо… Хотя я запись еще не проверил… Ты уходил, они дома оставались?

– Собираться начинали. Скорее всего, ушли куда-то…

– Так, все… Держи деньги, допивай свой кофе и проваливай, некогда мне с тобой…

– Подлец, я сволочь… – сокрушался Кошкин, одеваясь в прихожей. – За тридцать твоих сребреников продаюсь…