Текст книги "Остров. Роман путешествий и приключений"

Глава пятая
Данила

Раз, два, три, четыре —

Меня грамоте учили:

Не считать, не писать,

Только по полу скакать.

…2–3; 1–2; 1 – 13…

Когда-то Данила знал, что земля плоская, и она была плоской, и держалась на трех китах, старых, добродушных, страдающих под тяжестью ноши, от глобального потепления, загрязнения Мирового океана.

На плоской земле было удобно жить. Никуда не закатывались мячи и блестящие металлические шарики, которые и были его единственными игрушками в детстве. Да еще, пожалуй, кубарь, такая деревянная юла, которую запускали рывком коротенького ремешка, а потом подстегивали, заставляли крутиться почти бесконечно. Кубарь на плоской земле чувствовал себя замечательно, иногда он вращался с такой скоростью, что, казалось, замерев, стоит на месте и только переливается, плывет на его боках разноцветный узор. На плоской земле не было и никакого притяжения, Данила часто летал над нею и нисколько не боялся высоты.

Плоскость была хороша и в драке, она никому не давала преимущества, и бой был честен. Всегда побеждала справедливость, торжествовала правота, если, конечно, противник не брался за свинчатку.

Потом земля стала круглой, и куда-то задевались все мячи, шарики, кубарь больше не стоял на месте, а норовил закрутиться в темный угол и, наконец, исчез там. Круглая земля не давала стоять на месте, все время подталкивала: шагай, шагай, не стой на месте, ищи!.. И Данила ходил и однажды нашел старинные весы, этакое металлическое коромысло с крюком посередине. Весы были странные, их нельзя было уравновесить. Причем, когда на железные плечи весов не подвешивали никакого груза, они пребывали в полном равновесии. Данила нагружал на плечи весов одинаковые килограммовые гири, и равновесие тут же нарушалось. То перетягивала правая гиря, то левая – и так бесконечно. По ржавому металлу капризного прибора шли какие-то таинственные знаки, будто арабские. Данила попросил перевести надпись старого казаха – Миртая, который не признавал никакого жилища, кроме юрты. Юрту он поставил в самом центре села еще до рождения Данилы, сыновья и снохи давно предлагали старику хороший дом, начальство – квартиру на пятом этаже крупнопанельного дома, все завидовали таким предложениям, но Миртай отказывался, говорил: вся вселенная устроена, как моя юрта, зачем мне бросать ее?.. Странный был старик, не как все…

Миртай долго вглядывался в надпись на весах, закрывал глаза, как будто дремал, потом сказал:

– Мне этот язык незнаком, но здесь написано, что равновесие устанавливается не весами, если оно есть на земле…

Данила удивился, как же Миртай перевел надпись, если не знает этого языка?..

Жизнь потом сложилась так, что Данила нашел много странных вещей, как будто он притягивал их, а может, так оно и было? Вещи были всюду: в степи, что открывалась сразу за селом, в маленьком покосившемся магазинчике на позабытом хуторе, на чердаке собственного дома… Он иногда думал, что эти вещи сами искали его. Он складывал их сначала в большой шкаф, оставшийся от бабушки, потом вещи стали загромождать весь дом… И он почему-то знал, хотя не в книжках это вычитал, не по радио услышал, что все эти вещи были когда-то незаменимыми для людей, что расстались они с ними вынужденно, не по своей воле, и мечтают их вернуть, ищут их, но как им найти эти пыльные сюртуки, старинные книги, тяжелые подсвечники, связки писем, потускневшие портреты, пистолеты с отсыревшими зарядами, давнишние векселя, утерянные завещания?..

Он думал иногда, что, может быть, и родился для того, чтобы помогать находить утраченное, однажды показавшееся людям незначительным, ненужным, но обернувшееся вдруг самым дорогим. Как часто бывает такое в жизни!..

Данила родился в большом и богатом селе. Раньше в нем было два церковных прихода, и по праздникам все верующие умещались в храмах, молились, просили хорошего урожая, благодарили за дождь, если он бывал, поминали своих умерших, желали им царства небесного.

Новая власть, нагрянувшая с красными знаменами и пятиконечными звездами, церкви закрыла, в одной устроила клуб, во второй склад отходов. Часть народа разбежалась, часть померла, а остальным деваться было некуда, стали жить, как новая власть велела, сидеть на собраниях, плясать в самодеятельности и работать от зари до зари. И потихоньку село окрепло, не так, как прежде, но все-таки оправилось, ожило. Запели опять по утрам петухи, замычали коровы, люди знающие стали поговаривать о том, что и церкви откроют. Ну не обе, конечно, а одну… Слава Богу!..

Было это задолго до рождения Данилы. Однажды собрались женщины, те, кто постарше, смелее, и отправились к самому высшему районному начальству, которое сидело в двухэтажном оштукатуренном доме, разъезжало на «газике», а седьмого ноября кричало на площади торжественные лозунги.

Начальство выслушало женщин, не прерывало, не делало ненужных замечаний. А просили они открыть церковь, и громче всех Лукерья – бабушка Данилы.

– С Богом в душе, конечно, живем, – говорила она, – как же иначе?! Но без храма нелегко человеку!..

– Этот вопрос будет решен, – хмуро заверило женщин начальство, они не поверили, но делать нечего – отправились восвояси. Безбожное было начальство. А наутро они все пропали, а вместе с ними и старый слепой звонарь, доживавший свой век в глиняной мазанке, пару подслеповатых окон которой смотрели на старую церковь. Больше никто их не видел. Люди осторожно интересовались: куда же они подевались, куда?.. Может, они власти понадобились, но зачем?.. У власти вона какие молодцы мордастые, с револьверами, петлицами, для чего власти старухи?.. Какой с них прок, кормить зазря?.. И тогда кто-то тихонько сказал: на Остров подались, не иначе. Есть такая земля, где всем хорошо и никто никому не мешает. Хочешь петь – пой, желаешь плакать – пожалуйста, там нет ни голода, ни запретов…

Кто-то даже название земли той вспомнил – Беловодье… Беловодское царство… Хотя потом приезжали ученые лекторы и объясняли, что такого царства нет и быть не может, что все это выдумки, наука давно доказала невозможность существования этого царства, но в селе только укрепились в своей догадке: именно туда добралась-таки Лукерья с бабами. Там и поселились и по сей день здравы. Вот ведь как, сколько мужиков искали туда дорогу, а не нашли… Сотни лет про то царство люди баяли, и вот случилось…

А однажды Даниле приснилось, что едет он по тенистой лесной дороге на странной тележке. Телега, в общем, самая обычная, только доверху набита старыми вещами, а странное то, что едет она сама по себе. Никто ее не тянет, не толкает, а небольшой гривастый конек легко бежит рядом… И дальше снилось ему, что выезжает он из леса и видит большой деревянный мост, а перекинут он через широченную реку, а может, и через само синее море, а на другом берегу чудесный город, светлый, открытый… Он сразу понял – вот оно, Беловодье!.. Так ясно привиделся ему город этот, что разглядел он даже название одной из улиц – как будто Бархатная… И будто бы Данила пошел по этому мосту, по его теплым доскам, и так хорошо ему было идти, как будто ждало его впереди самое чудесное чудо…

Данила проснулся и стал размышлять. И чем больше думал, тем больше убеждался: сон не обманный, верный… Конечно же, город с Бархатной улицей есть!.. Не в нем ли живет его бабушка Лукерья?.. И разве не может телега катиться сама по себе? Если земля сейчас круглая, то нужна только хорошая смазка для колес, чтобы силу трения преодолеть, да и колеса на резиновом ходу, а потом толкни слегка телегу – и поедет она, не угонишься за ней!..

С телегой хлопот не было. Сельский кузнец почти задаром отдал, на легких колесах со стальными надежными спицами; гужевой-то транспорт кому теперь нужен? Все на мотоциклах, машинах, а сено на тракторе возят…

А вот смазку Данила долго подбирал. Остановился на топленом сливочном масле. Не успел смазать ось, как экипаж рванулся, еле удержал его. Данила даже не очень удивился – для того и существуют законы природы, чтобы служить людям.

Одним солнечным утром он загрузил в телегу свои находки, уложил их тщательно – пригодятся. Людей-то по свету много, может, кто и признает свои потери? – и он тронулся. Чтобы от зевак не отбиваться, не вести бесконечные технические споры с новаторами движения, впряг для виду в телегу молодого конька и поехал.

И куда, куда только человек рвется?.. Дорога неведома, припасов съестных никаких… А случатся волки, лихие люди, чем отбиваться?.. Нет, не разумом живет человек, не точными расчетами, а чем?.. Чем?.. Родился, крестился, учился, родители думали, что в люди выйдет, может, в летчики, а может, и на должность станет, но над ним дорога взяла силу, заколдовала, увела, должно быть, навсегда…

Месяц ли, год ли ездил на своей телеге Данила, менял старье на старье, выспрашивал верный путь, нужные координаты. Находились люди, которые будто бы сами бывали в Беловодье, даже книжки об этом написали, но дорогу подзабыли, память не держит мелочей, а может дорога та заколдована?..

Однажды подсел в телегу к Даниле усталый, хмурый мужичок. С виду непрост, очки на носу, а одежонка старая, тертая временем, непогодой. Ехали вместе не день, как-то у костра, за кашей с салом, мужичок разговорился. Оказалось, старый яицкий казак, большой ум, но отвергнутый, гонимый. А Даниле как раз он и нужен был. Земля сама сводит нуждающихся друг в друге. И рассказал он Даниле историю, хранимую яицкими казаками, которых прежде повелели называть уральскими, а ныне, говорят, и вообще их как будто нет. А они есть и не забыли о Беловодье. Потому что в стране той все по правде делается, чинится по справедливости. Правда это, или брехня, но потомки казаков верят этому. Тоска по казачьим вольницам не прошла. И поэтому ищут они, который уж век, заповедную землю, где царила бы благодать, где «истинная вера порождает истинное благочестие».

Вспомнил Данила, что где-то в телеге есть у него книжка, как-то вечером листал он ее: «Путешествие уральских казаков в „Беловодское царство“». Покопался в телеге и она, как будто ждала своего часа, легла на ладонь – небольшая совсем книжица, писанная неким Хохловым. Данила протянул ее старому казаку. Тот увидел, обрадовался ей, как старой знакомой:

– Как же, как же, произведение Григория Терентьевича, читали… А предисловие к ней написал сам Владимир Галактионович… Это тоже кое о чем говорит…

Он помолчал с полминуты, продолжил с прежней горячностью:

– Сердцем чую, что есть такая страна… Не дурнее нас люди были… Верили, да как верили! Скажешь, темные были?.. Нет, как раз просветленные… Ты любую вещь старинную возьми – глаз на ней радуется! Дома строили – до сих пор стоят, часы делали – идут точнее нынешних, книги писали, так одно слово – классики!.. Так почему же многие думают, что с Беловодьем они маху дали?.. Спросишь, так почему благодатная земля по сей день не открылась?.. Ан, не знаю, не скажу, может, греха на нас много… Вот казаки поручали специальным делегатам заниматься поисками, меч тали, чтобы все Уральское войско со временем могло туда переселиться… Но куда только не уводили казаков дороги, а все пока не вывели к нужному месту. Но земля эта близко, она есть… Ходим мы вокруг да около нее…

Старый казак часами мог говорить о Беловодье, горячился, норовил сорваться в спор, а Данила его и не очень слушал, иногда улыбался про себя: ведь катится же куда-то его телега? Не туда ли?..

Однажды Данила спросил:

– А вот найдете свое царство, туда все подадитесь?.. Тот долго молчал, смотрел на затухающий огонь, потом сказал:

– Может, кто и подастся, а большинство не тронутся никуда…

– Как же так? – поразился Данила.

– Притерпелись люди… А кроме того, нельзя превращать надежду в дом, шубу, город, страну… Вдруг в доме протечет крыша, а шубу потратит моль?.. А если в городе, не дай Бог, опрокинется трамвай или заведутся крысы?.. А на страну обрушится неурожай, завладеет ею недобрый царь?.. Что ж тогда станет с мечтой?.. Искать тогда другое царство?..

– Но ты ведь идешь в Беловодье?..

– Я иду, – только и ответил он. – Так ведь и ты туда идешь… Больше скажу: мы все, не успеем родиться, а уже начинаем искать для себя другое место – чтобы теплее в нем было, чтобы хлеба вдоволь, чтобы ветра и снега в лицо поменьше…

– Как тебя звать, человек? – вдруг точно ударило Данилу.

– Из Хохловых мы, а зовут меня Егорием…

– Не из тех ли? – удивленно спросил Данила. Казак в ответ только улыбнулся.

Глава шестая
Кони на балконе

…Раз, два, три, четыре, пять

– я иду искать…

Раз, два, три, четыре, пять,

Шесть, семь, восемь, девять, десять,

Царь велел тебя повесить…

..А– 10; Ы;4–3; 5–8; 4–2; 3 – 13. (2– 11;3–2; 3–1; 3–2; 4 – 10; 3–3; 2–5; Н).

Саша был космонавтом. Правда, не из тех, которые в крошечных капсулах мчатся над Землей, разглядывая планету в бронированный иллюминатор, и все время боятся нажать не на ту кнопку, потому что кнопок и рычажков ровно четыре с половиной тысячи. Саша входил в экспериментальную группу, занимающуюся дальним космосом, проблемами перемещения в пространстве со скоростью света и выше скорости света. Значительно выше этой скорости. Считалось, что никакое материальное тело не может достигнуть скорости света, но Сашины коллеги только смеялись, их опыты доказывали обратное. Они научились забрасывать различные предметы на расстояния в тысячи световых лет. Сначала отправили в район Малого Магелланова облака вымпел из лучшей нержавеющей стали (Саша ухитрился сделать себе из такой стали ножик для рыбалки, вечный), на котором крупными буквами написали разные научные данные, координаты Солнечной системы, а буквами чуть помельче имена ученых. Это на случай встречи с инопланетным разумом. Было там и Сашино имя. Потом такие вымпелы забрасывали в другие галактики, туманности и звездные скопления. Но ответа не было. Ученые ломали головы: то ли инопланетяне не могут разобраться в посланиях, то ли не хотят связываться с землянами, то ли все еще проще – нет никаких инопланетян и живем мы в бесконечном пустом, мертвом мире, в котором дрожит на ветру под солнечными лучами одна живая пылинка – Земля?

Потом группа отправила в одну крабовидную туманность, где как будто в спектральном анализе мелькнула вода, кассеты с музыкальными записями, уверяя себя и правительство, которое должно профинансировать отправку, что язык музыки универсален, понятен всем разумным существам.

– Вы уверены, что там есть разумные существа? – уточнило правительство.

– Не уверены, но надеемся, – ответили ученые. – Если есть вода, значит, есть и жизнь… Или со временем разовьется…

– Вы думаете, они из этой туманности нам ответят? – в правительстве были очень настырные люди. – Вы обратный адрес на кассетах указываете? А то послушают музыку и этим ограничатся…

– Адрес есть: Млечный путь, Солнечная система, планета Земля, до востребования.

– Какую все-таки музыку будете отправлять? – спросило правительство. – Моцарт, Чайковский, Бетховен?..

– Всего понемногу… И цыганские романсы – на любителя, и «Валенки» Лидии Руслановой, и шедевры Леннона, и наигрыши самодеятельного виртуоза-балалаечника Иванова, сына писателя Иванова, того самого…

Правительство одобрило программу, особенно балалаечника, и кассета была удачно запущена в крабовидную туманность. В ответ ни слова, ни одной музыкальной ноты, ни диеза, ни бемоля.

Правительственные эксперты все больше склонялись к неутешительному выводу: мы одиноки во Вселенной.

Тогда решено было отправить к звездам коллекцию репродукций всемирной живописи, включая образцы высокой эротики. Леонардо да Винчи, Рембрандт, Гойя, Ренуар, Гюстав Курбе с его «Началом мира», Василий Сумароков, Альберт Гурьев и еще тринадцать тысяч восемьсот тридцать два художника были удостоены чести представлять Землю в глубинах Вселенной.

Но и высокое искусство не пробудило галактический разум. Оставалось одно – послать туда человека, пусть разберется на месте, наладит полезные контакты, завяжет по возможности дружеские отношения.

Но существовали некоторые преграды на пути осуществления этого дерзкого проекта. Дело в том, что любой, перемещаемый на такой безумной скорости предмет, достигая скорости света, превращался в пучок фотонов, в луч, растянутый на расстояние от земли до нужной галактики. Иначе говоря, вымпел ли из нержавейки, кассета ли с «Двойной фантазией», репродукция ли «Начала мира» превращались в специальном фотонном трансляторе в электромагнитные колебания, которые, преодолев пространство, вновь становились исходными предметами. По сути дела, на время путешествия материальное существование тела временно прекращалось. Для «Начала мира» это, наверное, было не очень страшно, а что будет с человеком, которому предстоит на время стать лучом света?..

Была и другая проблема. Расстояние до некоторых галактик составляло сотни тысяч световых лет. Значит, даже двигаясь со скоростью светового луча, путешествовать придется многие тысячи лет. Друзья Саши – башковитые ребята – легко решили и эту задачку, сумели во много раз перегнать скорость света. Но тут выяснилось, что перегнавшие время, скорее всего, окажутся в далеком прошлом. Может случиться, что им придется возвращаться, если, конечно, придется, за много веков до своего рождения. Общая теория относительности в послесветовых скоростях, оказывается, работает наоборот. А может, и не наоборот – доказать или опровергнуть это сможет только человек. При личном свидании с далеким космосом. В распоряжении космонавта будут две попытки броска: одна в дальний космос, другая – назад.

И еще, существовала опасность, что миллионы и миллионы ватт энергии, которые потребуются для осуществления задуманного, могут пробить брешь в пространственно-временном континууме, то есть нарушится непрерывная совокупность главных составляющих пространства. Во Вселенной образуется разлом, в котором причинно-следственные связи – пустой звук. Трудно представить, что тогда может произойти. Через эту прореху в наш мир могут попадать дикие для нашего сознания предметы и существа; ученые предполагают, что в некоторой части Вселенной в ходу треугольники с четырьмя и более углами, у них в окружности не триста шестьдесят градусов, а значительно больше – до четырехсот. Представьте теперь их геометрию, а равно и архитектуру. Крыша там может быть полом, а стены крышей. И это самое безобидное. А что скажете вы о бомбах, которые сначала взрываются, а потом только их начинают собирать на специальных заводах? Вспомните, как образовалась Вселенная, – в результате большого и, видимо, целенаправленного взрыва, так почему таким путем не может образоваться бомба?

А как вам улитки-гепарды, акуловидные русалки, бабочки размером со стадион?

Времена, эпохи, эры могут перетасоваться, как старая затрепанная колода карт. Понятия «сегодня», «вчера», «завтра» потеряют свой смысл, что, в общем-то, происходит уже сейчас, и это позволяет предположить, что где-то в бесконечном мире уже существуют такие разломы.

Так это или совсем по-другому – мог решить только смелый эксперимент. В общем, потребовались добровольцы.

Собралось много всякого народа: состарившиеся у костров пионеры-тимуровцы, уставшие чужие интересы ставить выше своих собственных; энтузиасты, всегда готовые хоть экспериментальные таблетки глотать, хоть босыми по битым пивным бутылкам ходить, хоть заниматься любовью под микроскопом; искатели приключений, засыпающие на ходу, потому что во сне им снятся алые паруса, скалы на берегу океана, пираты в сюртуках, залитых кровью и мадерой; авантюристы, за жизнь не произнесшие ни слова правды, но готовые отправиться за тысячи верст, услышав в трактире бородатый анекдот про белый Остров на белой воде… Много приходило самоубийц, решивших, что стать лучом света – лучший способ свести счеты с жизнью. Отбою не было от мужей, мечтающих скрыться – хоть в самой враждебной галактике – от своих половин. Настойчиво просился в отряд космонавтов старичок ста шести лет от роду, говорил, что ему позарез надо в прошлое, где он еще в тридцать восьмом году должен был набить морду одному уроду, да вот не набил, а тот в результате да-а-а-а-л-е-к-о-о-о-о пошел, много крови попортил добрым людям. Правда, в комиссии по отбору космонавтов старичку сказали, что морды бить надо в свое время, мордобой задним числом не приветствуется, да и дороже выходит. Один чудак уверял, что ему знакомы многие межгалактические наречия, но проверить это не удалось – не сыскалось второго специалиста. Косяком шли изобретатели всего на свете, вровень с ними – писатели и журналисты, глаза и уши земли нашей. Приходил узнать условия запуска – подъемные, суточные, ну и все такое – один поэт, слагающий стихи для песен (между прочим, очень популярный – его «Гори, гори, не потухай» вошла в мировую антологию золотых застольных песен). Кстати, поэта сразу зачислили в отряд, и здоровье у него было подходящее, и родни никакой.

Кстати, насчет родни было очень строго. По инструкции, в первую очередь зачислялись в галактический отряд люди одинокие, не обремененные многодетными семьями. Дело было вселенского масштаба, и никто не хотел осложнять его надрывом расставаний, истошными криками баб, зачисляемых во вдовы при живых мужьях, хныканьем детей: «Папа, привези мне железную дорогу, ты обещал железную дорогу, ну, папа, не забудь про железную дорогу!..» Особо опасались, если об эксперименте узнает телевидение – там белое превратят в фиолетовое, устроят танцевальное шоу «Звезда с звездою говорит», затеют бесконечный, как сама Вселенная, сериал «Мой любимый луч света», на ста пятидесяти телевизионных каналах поселятся ученые головы, объясняющие, что перемещение со скоростью света невозможно, что человечество обречено стариться вместе с Землей, разделить ее судьбу; идея межзвездных перелетов только отвлекает от реальных проблем, между тем как глобальное потепление грозит вторым всемирным потопом…

Молодоженов рассматривали как исключение, проводили с ними долгие собеседования.

Отклоняли предложения всех, кто старше тридцати, даже беспросветно одиноких. Все космонавты должны иметь приличный запас жизненных сил, они им понадобятся и в непредставимом далеке, и особенно по возвращению. Все кандидаты проходили специальное персональное тестирование, заполняли анкеты, в которых было ни мало ни много, а шестнадцать тысяч триста семьдесят вопросов. Саша заполнял свою анкету полтора года, подчас изумляясь дотошности вопросов: за какой партой сидел в школе, какое любит мороженое (если любит), сочинял ли в восьмом классе стихи (если сочинял в девятом, то не указывать), сколько раз без отдыха переплывал в детстве знаменитую речку Чаган?..

Все зачисленные в группу давали строгую подписку, что идут на смертельный риск добровольно, что готовы к выполнению задания в любую минуту, что обязуются не жениться, что будут все относящееся к отряду хранить в строгой тайне, ну и, конечно, что не состояли, не сочувствовали, не привлекались.

Межгалактический центр обосновался на Свистун-горе, откуда видны были и Меловые горки, и пойма Урала, и сам город, в объятьях трех рек. Глубоко под землей разместились научные лаборатории, где гениальные ученые испытывали время – и на разрыв, и на сжатие, и на прочность, и даже сопротивляемость агрессивным химическим соединениям. В этот центр на вершине горы добровольцы должны были подниматься только пешком или на велосипедах, что было одним из испытаний, потому что далеко не каждому это было по силам. Инструктор по комплексной межгалактической подготовке Ипатий Ильич рассказал как-то, что давным-давно на месте центра была старинная сторожевая башня. Столетия назад здесь стерегли землю, теперь пытаются присматривать за космосом.

В итоге зачислили семьсот семнадцать человек, которые сразу же приступили к усиленным тренировкам. Они учились ориентироваться на местности, выживать в пустыне, лесу, среди льдов, отрабатывали приемы карате, джиу-джитсу, фехтования на шпагах, двуручных мечах, бились на алебардах, стреляли из арбалетов, доводили до совершенства мастерство верховой езды, знакомились с биографиями королей, герцогов и даже менестрелей. Пробовали на вкус средневековую брагу, медовуху, заучивали рецепты пива, сливовицы, портвейна и вермута. Ученые почти не сомневались, что возвращение первого межгалактического космонавта произойдет в четырнадцатом или пятнадцатом веке. А может, и еще раньше. А может, и вообще не произойдет, может, легко распавшись на фотоны, люди затем превратятся в куски неживой мерзкой протоплазмы или их световая составляющая, вернувшись на Землю, попадет в тела коров, лошадей, обезьян, а вдруг вообще космонавты останутся блуждающими потоками света, как кометы?..

– Вы не просто космонавты, вы предтечи грядуще го единения Вселенной! – говорил им инструктор по комплексной межгалактической подготовке Ипатий Ильич. – Через трагедию собственных судеб вам выпало право на великое познание…

Инструктор любил красивые слова, но космонавты понимали – это от полноты чувств и неумения просто сказать о великом.

– Вы покинете Землю, но не покинете мир, – напоминал он им, – вы узнаете то, что не было дано до сей поры никому…

– Без сожаления готовитесь к этому неслыханному научному подвигу? – спрашивал он у них, и сам отвечал:

– Конечно же, с сожалением, как иначе? Прекрасен наш мир, но вы сознательно жертвуете им ради науки… Земля не забудет эту вашу жертву…

После этих его слов шестнадцать человек покинули межгалактический отряд, сославшись на недомогания, занятость и невыплаченные долги.

– Вселенная покорится только людям с крепким духом, – сказал Ипатий Ильич. – Мы никого не держим. Наоборот, хорошо, что отсеваются нестойкие и сомневающиеся…

После этого отряд не досчитался еще трехсот двадцати человек. А один ушел, сказав, что космос – это вообще отвод зрения, на самом деле там ничего нет, ничего…

Ученых, между тем, тревожила еще одна проблема, очень непростая: как передать межгалактическую информацию, ведь если космонавт, вернувшись, попадет в глухое Средневековье, то как современные ученые узнают, с чем он прилетел? Разрабатывались различные хитроумные методы передачи, например, написать сообщение нестираемой краской на пирамидах в Египте, или из базальтовых плит где-нибудь в горах выложить гигантское слово – если мы не одиноки во Вселенной – «Да!», если никто так и не встретится в глубоком космосе, то – «Нет!». Современные ученые обнаружат эти чудеса света и все поймут. Миссия будет выполнена. Предлагались и другие способы: внести красноречивые вставки в тексты старинных книг, понятные расшифровщикам двадцать первого века; создать литературный шедевр, лучше всего стихотворный эпос, чтобы его передавали из поколения в поколение… Порешили на том, что странники во Вселенной будут стараться использовать все возможности донести свою информацию до современников.

Разведчики Вселенной усиленно тренировали память, в далекий космос вместе с ними невозможно было отправить никакой аппаратуры – ни фотоаппаратов, ни видеокамер, ни даже простых записных книжек с карандашами. Да что там – им предстояло отправиться в путь без одежды; ученые пока не научились забрасывать в галактические пространства одновременно с живыми существами и всякие приборы, снаряжение. Или человека, или приборы, а вместе – ни-ни! Ничего не поделаешь, такой закон природы. Поэтому предполагалось, что память должна стать одним из главных инструментов установления космических контактов. Спросят инопланетяне: как у вас дела с математикой, физикой, химией? А им в ответ Бином Ньютона, правило буравчика, закон Ома, Таблицу Менделеева – знай наших!.. Они насчет культуры, конечно, поинтересуются, а им наизусть «Преступление и наказание», «Под сенью девушек в цвету», «Лолиту»…

Саше досталось досконально выучить творчество Пушкина, знать и жизнь поэта. Для многих такая тренировка памяти была обузой, а Саша только обрадовался. Ему и прежде про Пушкина было все интересно…

Особое внимание было уделено лингвистической подготовке. Руководством межгалактического эксперимента было решено, что базовым должно стать знание курсантами шестнадцати языков, не возбранялось, если двадцати или даже сорока. Учили во сне, под глубоким наркозом, в барокамере и в центрифуге… Результаты были поразительными. Саша суахили выучил за день, английский за пару часов, с американским провозился полдня…

Само собой, группа была совершенно секретная. Мегасекретная. Каждый документ после прочтения нужно было сжечь, а пепел развеять на ветру. Если ветра не случалось, то нужно было для развеивания подниматься на самолете на высоту не ниже четырех тысяч метров. В общем, подготовка была нелегкой, но зато какой научный прорыв готовился учеными! И Саша был первым кандидатом на первый бросок.

Саше очень хотелось отправиться в космос. Он еще в детском доме решил, что должен в жизни совершить что-нибудь героическое, о чем заговорят все. Буквально все – и в городе, и в мире.

И в том числе физрук Николай Иванович, который всегда с усмешкой вызывал его подтягиваться к турнику и потом с такой же усмешкой говорил:

– Будем считать, что один раз ты подтянулся. Столько же будет и баллов – один.

– Кол! Кол!.. – орал счастливый класс.

И в том числе Настена из параллельного класса, которая даже в домашних тапочках умеет ходить так, что все думают, что она на каблучках.

И в том числе Митяй Митрясов, с которым старались водить дружбу даже старшеклассники, который не боялся ничего на свете, кроме насмешек, но посмеяться над ним мало кто решался.

И в том числе, даже в первую очередь, его мама, которую он никогда не видел, но всегда знал, что она есть… Пусть она услышит о нем, пусть!..

Его не очень страшило расставание с Землей, не может ведь в космосе быть хуже, чем в строительной общаге, в которую он попал после детдома, а главное, он ни на минуту не сомневался, что вернется; не может такого быть, чтобы не существовало способа быстрого и точного перемещения во Вселенной. Если есть Вселенная, то есть и способ ее постижения. А если этот способ существует, то к моменту его возвращения башковитые ученые обязательно откроют этот способ.

Но, конечно, иногда ему становилось немного грустно. Он вспоминал, как однажды они вместе с параллельным классом ходили в поход, ночевали на берегу тальниковой речки Деркул, а днем ловили в ней огромных зеленых раков, похожих на броневики. Ловить этих неуклюжих чудовищ было очень просто, достаточно было на конец совсем недлинной нитки привязать кусочек мяса, добытого из ракушек, которых было в Деркуле огромное количество, или хвостик малька – и забросить эту приманку в воду. Не успевала она опуститься на дно, как в нее одновременно впивались мертвой хваткой клешни нескольких раков. Оставалось только потихонечку подтаскивать к себе обитателей глубин и, подведя в воде под них ладонь, пытаться схватить их. Правда, это не всегда удавалось, раки пускали в ход свое устрашающее оружие, больно щипали руки, но меньше чем за час удалось наловить полное ведро, и уже мальчишки принялись собирать хворост для костра – славная могла получиться пирушка, но Настена улучила момент и отпустила всех раков назад в Деркул. Мальчишки до того разозлились, что хотели ее поколотить, но не поколотили. Если честно сказать, то совсем немногим хотелось участвовать в приготовлении раков, наблюдать, как те заживо погибают в кипятке. Поэтому ругали Настену скорее для порядка и на ужин с удовольствием трескали тушенку с макаронами.