Текст книги "Остров. Роман путешествий и приключений"

– Вот я и говорю, пропадает ремесло… нынче человеку ничего не стоит носить в себе всякую дрянь!.. Раньше как было? Обманул купец другого купца, деньги занял и не вернул, или неправедно отсудил усадьбу, да мало ли еще чего… От стыда уши горят, бессонница замучила, страшные сны снятся – что делать? Шел тогда купчишка к своему заветному дуплу, выговаривался в это дупло, кричал, о чем душа наболела, – в общем, выкрикивал из себя все дурное, не стеснялся в выражениях: так, мол, и так, а выходит, что сучий сын я оказался, варнак косорылый, зенки мои бесстыжие, не сыскать никого окаяннее меня! Кому он туда говорил, кто там в том дупле таился – никто не ведает, и только мы, мастера-дуплостроители, знали – слушала там человека его же больная совесть… А другому невмочь хранить тайну, но поклялся страшной клятвой, и нарушить ее невозможно. И он тогда ищет свое дупло, шепчет туда сокровенное.

– Так вы мастерили выговаривальные дупла? – поняла Лизавета. – Интересно…

– Были загадывательные дупла, были приворотные… всякие… Ремесло, скажу вам, непростое. Не один день потратишь, отыскивая в лесу нужное дерево. Не каждая лесина годится для этого… Бывало, ходишь, слушаешь дерево за деревом, а оно молчит, таится, а иногда так сразу и открывается тебе навстречу; перед тем, как оно будет слушать тебя, нужно выслушать и его…

– Это язычество какое-то, – заметила Лизавета.

– Может быть, – не стал спорить мастер дуплостроения, – только сдается мне, что все хорошо, что помогает душу хранить… Разве не так?..

– Наверное… – не была в этом сильна отважная путешественница.

– Так вы будете заказывать дупло? – спросил мастер. – Или обойдетесь?..

Лизавета хотела сказать, что обойдется, но вдруг передумала.

– Нет ли у вас дупла исполнения желаний? – спросила она.

– Есть! Конечно, есть! – откликнулся мастер. – Только на той неделе нашел в лесу такой дуб – вековой, но еще крепкий, звонкий… Любое желание выполнит….

– Прямо-таки любое?

Конечно, если ты не станешь просить летающего крокодила. Хотя, кажется, и крокодила этот дуб сможет достать…

– Теперь будете его сверлить? – спросила Лизавета, и ей стало жалко дуб, тем более если он звонкий. Почему-то ей представилась зубная бормашина, и она даже вздрогнула.

– Не нервничайте, барышня. Я же не дровосек, ничего рубить и сверлить не стану, – успокоил он ее. Мы используем только то, что дает нам природа. В любом дереве есть заметные и незаметные полости, пустоты, и нужно только найти их, распознать; иногда они прикрыты корой, часто просто не видны. Наша задача открыть дупло, вычистить его, определить, к чему оно склонно – выслушивать исповеди или тайны, или дарить надежду тем, кто в ней нуждается… Так что ничего не сверлим, ничего не пилим, птичьих гнезд не разоряем. Но бывает, что птицы сами покидают некоторые дупла, будто понимая их иное предназначение…

– Ладно, ладно, показывайте дорогу, – согласилась Лизавета.

– Езжайте за мной! – сказал он девочке и оседлал велосипед времен Фридриха Барбароссы. – Наш Бузулукский бор давно славится заповедными местечками.

И он помчался с огромной скоростью (а еще пожилой человек!), только полы его просторного брезентового плаща хлопали, как и положено парусам. Лизавета не отставала от него, моторчик коляски трещал, как пулемет.

Час, другой, третий неслись они по дорогам, дорожкам и тропинкам, изредка останавливались для того, чтобы мастер устроения дупел мог свериться с компасом.

– Далеко еще? – спрашивала Лизавета.

– Путь не близкий, – отвечал он.

Города и села попадались на их пути, они не останавливались, только махали руками в ответ на приветствия местного населения. Наконец сделали привал на крутом берегу быстрой речки.

– Мои родные места, – сказал мастер дупел. – Люблю степи, леса, приволье…

– Так кто же не любит приволье? – удивилась девочка. Он только рукой махнул.

– А почему же бор оказался так далеко от Бузулука? – спросила Лизавета. – Мне казалось, что он должен быть совсем близко…

– Так мы его давным-давно проехали, – сказал мастер. – К другому лесу путь держим…

– А почему к другому? Чем плох Бузулукский бор?

– Он хорош, очень хорош, но тогда нам с тобой пришлось бы расстаться еще три часа назад… А у меня с детства мечта – путешествовать по земле куда глаза глядят. Просыпаться в палатке, прислушиваясь к дождю, барабанящему в брезент, разжигать последней спичкой костер, пить чай из прокопченной алюминиевой кружки, ощущать под днищем байдарки перекрученные струи близкого переката… Возьми меня с собой, а?.. Я не буду в тягость…

– Вообще-то я еду не куда глаза глядят, я ищу один остров… заповедную счастливую землю, – сказала Лизавета. – Искать ее никому не заказано, давайте будем искать вместе… А как же с дуплом, исполняющим желания?

– Вообще-то все леса для нас годятся… Дупло это обязательно найдем… Но прошу заметить, что оно только выслушивает желания, а уж исполнит или не исполнит их – этого никто не знает…

– Пусть так! – легко согласилась Лизавета, обрадованная появлением попутчика.

Они тронулись в путь, переехали через мост, и тут же на них надвинулся вечерний лес, встал стеной вдоль дороги. Они свернули на почти неприметную тропинку, справа мелькнул какой-то обелиск, на котором угольком кто-то вывел: «Дурак, буду ждать тебя вечером в 8 часов у „Летнего“, обязательно приходи!», затем показался пологий берег небольшой речушки с дощатыми мостками, и они выехали на небольшую поляну, вокруг которой поднимались столетние дубы – внизу у земли черные, а сверху окрашенные закатом.

– Мне кажется знакомым этот пейзаж, – сказала Ли завета.

– Все пейзажи в чем-то повторяются, – ответил ее спутник. – Даже если на одном голая степь, а на другом не проходимая чаща – в них есть что-то общее…

Что? – спросила девочка.

– Ну, например, воздух, солнце, ветер… Согласись, что на портретах редко увидишь ветер…

– Как вас зовут? – спросила она.

– Извини, что не сразу представился – Аристарх… без отчества…

– Аристарх, будем сейчас дупло искать, или завтра с утра начнем?..

– А чего его искать, мы неподалеку от нужного нам дерева – я чувствую это…

«Да, – подумала Лизавета, – это самый точный прибор, врученный нам природой, – чувства. Кажется, он ошибается ничуть не чаще всяких вольтметров, манометров, гетеродинов и детекторов… Ой, а что такое гетеродин?»

Аристарх из бездонных карманов необъятного плаща достал деревянный молоток – киянку, стетоскоп, принялся обходить дубы, постукивая по стволам, затем прикладывая к ним конец трубки. Наконец он закончил свой осмотр и, кажется, остался доволен.

– Здешние дубы все оказались пригодными для нас, но особенно вон тот – с краю, кряжистый, разлапистый, – сказал он. – Тоны у него самые яркие…

– Стоны? – переспросила Лизавета.

– Именно тоны, – поправил ее Аристарх. – Как тоны сердца, как тоны музыки…

– Ну, если тоны сердца, то успех нам гарантирован, – Лизавета все-таки не очень верила в это лесное ведовство, но ей очень хотелось, чтобы все, что она готова попросить, – сбылось.

– Я подготовил дупло, оно совсем низко, – сказал Аристарх. – Я помогу тебе подобраться к нему, а потом уйду… Оставлю вас наедине…

Так он и сделал, подкатил коляску, подложил под колеса толстые сучья. Из дупла почему-то пахло земляникой и свежескошенным сеном. Может, потому, что Лизавета с самого детства любила эти запахи, и еще запах печеной на костре картошки. Она обняла ствол, поднесла губы к дуплу, шепнула:

– Это я…

– Это я… – откликнулось дерево.

– Царь леса, царь деревьев и цветов, родников и ручьев, полян и опушек, помоги мне!..

– Царь… – сказало дупло.

– Укажи дорогу на заповедный Остров! Открой секрет! Помоги найти счастливую страну!.. Страну, где все здоровы, где все любят и всех любят… Разве нет такой страны?..

– …нет такой страны? – аукнулось из дупла.

Лизавета прижалась всем телом к дубу, просила всерьез:

– Я не боюсь того, который всегда за спиной, но я боюсь не найти Остров… А мне очень нужно, очень!.. Говорят, там все устроено правильно и больше трех гроз за лето не бывает; мне снилось, что там можно время повернуть назад, а мои сны часто сбываются… Помоги, царь леса!.. Не молчи!.. Скажи хотя бы слово, хотя бы «нет»… Но лучше «да»!..

Да!.. – ответил старый дуб.

Слезы навернулись на глаза отважной девушки. За время скитаний она вытянулась, похорошела, повзрослела – да, да, настоящая девушка, прелестная барышня. Она хотела поблагодарить царя леса, но не смогла произнести ни слова, потому что в это мгновенье увидела, что в середине уже совсем темного леса разгорается странная заря. Пульсирующий свет исходил из кого-то предмета, напоминающего огромное яйцо, – Лизавета отчетливо видела его, но также видела и какую-то встревоженную девушку, смело пробирающуюся по ночному лесу, и большой каменный дом на самой опушке леса, а за ним реку, быстро бегущую в море, а в море старую шхуну, и шкипера со странной наколкой на руке…

Свет усилился, и стенки гигантского яйца стали почти прозрачными, и Лизавета заметила, что внутри его стоит совершенно голый человек. Она оглянулась: видит ли это Аристарх, но тот отрешенно смотрел в противоположную сторону. Лизавета заметила, что и далекая девушка тоже не видела этого пульсирующего свечения. Она хотела крикнуть им: «Смотрите, смотрите, какое чудо!», но вдруг светящееся яйцо вспыхнуло, как молния, и молния эта словно огненная спица пронзила черные небеса и исчезла. Лизавета смотрела во все глаза, вдруг оно появится опять, но оно не появилось. Как не было его. Она по-прежнему видела девочку в лесу, море и шкипера, а прозрачного яйца не было. Странно… «Наверное, кто-то отправился в дальний космос, – подумала она, – счастливого пути!»

Глава девятая
Над землей и луной

Шла машина темным лесом

За каким-то интересом,

Инти-инти– интерес,

Выбирай на букву «С»,

А на буковке звезда

Отправляет поезда,

Если поезд не придет,

Машинист с ума сойдет.

Мотор работал как часы, внизу проплывали квадраты полей, ленты рек, зеленые пятна лесов – вся географическая геометрия или геометрическая география земли. Первый пилот, в кожаных перчатках, кожаном шлемофоне, с маузером на боку, держал штурвал – с виду совсем не крепко. Но в его взгляде читалась непреклонная воля, решительность – он легко мог посадить свою мощную машину в степи, на опушке леса, а если понадобится – на вершине горы. Если понадобится. Второй пилот что-то сосредоточенно слушал в наушники, иногда коротко отвечал: «Есть! Так точно! Никак нет!» Штурман, молодой и неулыбчивый, как вся его профессия, время от времени заглядывал в карту, снимал показания приборов, заносил их в толстенный журнал. Ничего не укрывалось от его внимательного взгляда – и высота полета, и курс, и скорость.

И чем легче пилот держал штурвал, чем отрывистее отвечал в микрофон второй пилот, чем строже становился взгляд штурмана, тем яснее становилось Игнату, что экипаж понятия не имеет, куда держать путь. Ну ладно бы в самом начале полета – в самом начале многие не знают, куда двигаться, а ведь летят они уже не первый день. И, кажись, не первый год. А куда?..

Харитон Харитонович зарос бородой, только фыркал, когда пилоты и штурман по утрам мылили-скоблили щеки.

– Негоже казаку быть с голым лицом! – говорил он.

– А вы в каком из казачьих войск состоите? – спрашивал первый пилот. – В Яицком, может быть?

Вопрос, думал пилот, был с подвохом: давным-давно не было никакого Яицкого войска, да и Уральское почти перевелось. Но Харитон Харитонович был начеку.

– В каком надо, в таком и состою! – ответил он с достоинством. – В Хлебном, Яблочном, Ежевичном!.. Есаул Ежевичного войска, позвольте представиться!..

Но, в общем, жили дружно, установили дежурство – мыть полы, чистить картошку, открывать банки с тушенкой. Штурман был большой мастер по части шашлыков, они получались у него ароматными, сочными – за уши не оттащишь – и иногда по вечерам он доставал мангал, шампуры; ему в меру сил помогали все, даже первый пилот, доверявший время от времени самолет автопилоту. Ну и второй пилот в таких случаях был начеку, снимал на полчаса свои наушники.

У штурмана, конечно, был свой шашлычный секрет, дело было в маринаде, специях, но подробностей он не раскрывал. Да никто на этом и не настаивал.

Под шашлык шло красное вино, но в меру. Игнат первое время не пил вообще, плевался, чего в нем хорошего – кислятина, с вишневым вареньем не сравнится? – но когда подрос, плеваться перестал.

Время от времени первый пилот затягивал песню:

– Первым делом, первым делом самолеты…

Харитон Харитонович с удовольствием подпевал:

– Обнимая небо…

Игнат удивлялся:

– Это ведь разные песни!

– Ну и что? – невозмутимо отвечал бывший истребитель, есаул Ежевичного войска. – Когда у человека душа поет, для него не имеют значение ни слова, ни мелодия… Главное в песне душа – согласен?

– Согласен! – отвечал Игнат, который время от времени доставал письмо счастья: как же он сумеет понять, что настал момент исполнения желаний и пора уже доставать из кармана карандаш и разборчиво писать: «Хочу…» Или наоборот: «Ни за какие коврижки не хочу…». Бочаров намекал, что он поймет, когда нужно браться за желания, но скоро ли это случится?

Но иногда экипажу и пассажирам приходилось вступать в настоящие сражения. От воронья отбиваться было легко – несколько выстрелов из маузера, и черные, истошно вопящие птицы рассыпались во все стороны. Второй пилот еще на часок снял наушники, постучал молотком, повизжал электропилой и собрал трещотку, которая строчила, как пулемет. Теперь при налете воронья второй пилот открывал дверь самолета, предварительно пристегнувшись ремнем к металлической стойке, и открывал трещеточную пальбу – бескровную, но очень эффективную – вороны стремительно уносились прочь.

– Почему они нападают на нас? – силился понять Игнат. – Может, наши пути пересекаются? Может, мы просто мешаем друг другу, и проблема сама собой решится, если поменять немного высоту полета или изменить курс – совсем чуть-чуть?..

– А если дело в том, что этих дурных воронов кто-то натравливает на нас? – спросил Харитон Харитонович?

– Кто? Зачем?..

– У меня на счету сто восемьдесят семь боевых вылетов, тридцать сбитых самолетов противника, – сказал ежевичный есаул, – но никогда мне не приходилось воевать с птицами… Боюсь, что главные сражения впереди…

И он как в воду глядел. Как-то под вечер показалось на горизонте небольшое белое облачко. Облачко совершенно обычное, за эти годы Игнат насмотрелся на них от души. И не сразу он заметил, что все остальные облака плывут по ветру, как и положено им природой, а это против ветра. Но точно наперерез самолету.

– Харитон Харитонович! – позвал он истребителя.

– Вижу! – откликнулся тот. – Наблюдаю гигантскую стаю пеликанов, курс встречный! Если попадем в этот крылатый водоворот, то мало не покажется никому!

И вдруг кто-то в самолете коротко рассмеялся. Путешественники переглянулись недоуменно: кому же так весело в эту минуту? Все были серьезны. «Послышалось!», – решили все.

– Всем пристегнуть ремни, набираем высоту! – скомандовал первый пилот. – Будьте готовы к тому, чтобы на деть кислородные маски. Экипажу приготовить оружие!

Клацнули затворы маузеров, а второй пилот вытащил откуда-то связку гранат, судя по всему – противотанковых.

– Гранаты отставить! – сказал Харитон Харитонович.

– Здесь командует первый пилот, он же командир экипажа, – сказал второй пилот. – А вы гражданское лицо.

– Это я – гражданское лицо? – закричал бывший истребитель, герой воздушных боев. – Я бился с врагами и побеждал прославленных асов, когда ты еще путал самолеты с воздушными змеями!

– Я – путал?..

– Ты Пе-2 не отличишь от МиГ-21…

– Я – не отличу? – второй пилот от возмущения потерял дар речи.

Командир вынужден был вмешаться.

– Отставить базар! – подал он неуставную команду. – А заодно отставить и гранаты, если не хотите, чтобы нас всех разорвало в клочья.

Конфликт был как будто исчерпан, второй пилот спрятал гранаты.

Самолет резко принялся набирать высоту, задирая нос, содрогаясь от напряжения. Натужно ревели двигатели, белое пеликанье облако приближалось, уже видны были во главе стаи крупные птицы, похожие на гидросамолеты, вожаки.

– Вы знаете, что пеликан достигает нередко пятнадцатикилограммового веса, а размах крыльев у него более трех метров? Просто пикирующий бомбардировщик, и столкновенье с ним может окончиться для нас плачевно! – закричал командир. – Думаю, вам интересно будет узнать, что в некоторых европейских странах пеликан является символом жертвенности, а также и стайности, так что не удивительно, что они атакуют нас. Как будто их кто-то специально организовал… Не много ли совпадений?

Он скомандовал:

– Огонь!

И добавил:

– Прицельно по вожакам!

И тут же загремели выстрелы. Было видно, как головные птицы стаи, словно наткнувшись на невидимую стену, полетели к земле, кувыркаясь, теряя перья, но это никак не подействовало на всю бесчисленную стаю – она упрямо шла на сближение с самолетом.

– Огонь! Огонь! – опять и опять командовал командир, и все новые пеликаны валились с высоты, похожие на растрепанные подушки, но оставшиеся курс не меняли.

– Попробуем уклониться! – сказал командир и положил самолет на правое крыло.

Двигатели были готовы захлебнуться от натуги.

– Смотрите, смотрите, они тоже поворачивают! – закричал Харитон Харитонович и показал рукой на стаю, которая явно свернула с прежнего маршрута.

– Что я вам говорил! – почти радостно закричал первый пилот. – Они преследуют нас!.. И, думаю, не они сами это придумали! Ох, и посчитаюсь я с этим наводчиком, попадется он мне!..

В самолете опять прозвучал язвительный смешок.

– Да! – закричал командир. – Попадется! Обязательно попадется!..

– А ведь птички эти постепенно начали отставать, – заметил Харитон Харитонович, – и по высоте сдают, и по скорости…

– Радоваться пока рано, – сказал командир, – в стае есть бакланы, скорость которых выше, чем у пеликанов, и они, вижу, группируются в отдельный отряд. Поразительно!

– Это просто засадный полк, – сказал Игнат. – Видать, сильно мы кому-то насолили!

Бакланы оторвались от стаи и пошли к самолету, как на рысях. Никто, наверное, до этой поры не видел такой погони!

Самолет забирался все выше и выше, но и бакланы не отставали. Воздушные странники облачились в кислородные маски.

И тут, как всегда бывает с искателями приключений, кончились патроны, пальба стихла. В то же мгновенье самолет потряс мощный удар – слева в фюзеляж врезался баклан, за ним второй. Но, скорее всего, это были небольшие птицы, вырвавшиеся вперед, да и ударились они в летательный аппарат не на встречном курсе, а как бы вскользь. Самолет подбросило, как на взрывной волне, и он еще больше задрал нос и, дрожа всем корпусом, стал карабкаться еще выше.

Игнат посмотрел в окно: вся стая прошла ниже самолета и теперь разворачивалась, чтобы продолжить погоню, но было видно, что вряд ли ей удастся забраться на ту высоту, которую одолела рукотворная птица.

В кабине заметно потемнело, а над самолетом зажглись совсем близкие звезды, как старое ржавое колесо на стене коридора коммунальной квартиры, повисла луна.

Командир показал знаком, что они будут подниматься еще выше и что необходимо облачиться в теплую одежду – меховые комбинезоны, унты, кожаные шлемы. Второй пилот, кроме того, выдал всем наушники и ларингофоны – для связи. Можно, конечно, слушать и музыку. У второго пилота была большая коллекция записей – и «Валенки, валенки, не подшиты, стареньки», и «Girl», и «Фуражечка, фуражечка, носить тебя не грех», и даже «На краю Руси обширной…»

Харитон Харитонович открыл ящики, которые находились под сиденьями, и достал меховую одежду, и только тогда все почувствовали, как зябко стало в кабине.

Игнат опять взглянул в окно: стая воинственных бакланов далеко внизу выглядела уже не кучевым облаком, а белым перышком, планирующим на землю.

– Пронесло! – подумал Игнат.

После перенесенных потрясений стали устраиваться на ночлег, развернули спальные мешки.

– Харитон Харитонович, а вы на реактивных летали? – спросил Игнат.

– Летал, конечно… На семнадцатом «миге», на двадцать первом. Да на чем только не летал, кажется, даже на монгольфьере…

А никогда не думали, что это опасно? Что авиатор – профессия небезопасная…

– Думал… Еще как думал, – ответил старый истребитель, – но вот был у меня приятель – поварским делом занимался, картошку жарил, огурцы резал с баклажанами, так нечаянно его самого сварили в кипящем масле… А он еще до этого часто повторял: «У меня горячая профессия, опасная, как у сталевара». А другой друг у меня – шахтер Василий. Так пятнадцать лет проработал в забое – без аварий, взрывов и обрушений. Правда, десять лет назад пропал…

– Как пропал? – удивился Игнат.

– Ушел в забой вместе со своей сменой, как и положено, а назад не вернулся. Не вышел на поверхность.

– Как же так? Может, несчастный случай?

– Искали его два месяца – никаких следов! Как будто растворился под землей. Говорят, что это не первый случай, когда люди там пропадали. Например, в 1913 году. Может, в старых выработках теряются? А кто говорит, что некоторым удается подземную дорогу найти в счастливую страну… Но я не верю… Так что, не угадаешь безопасную специальность.

И Харитон Харитонович мирно засопел. Только иногда что-то говорил во сне, повторял одно и то же, как будто хотел накрепко запомнить, и хотя трудно было разобрать – дыхательная маска мешала, но все-таки Игнат понял, что он произносит какую-то считалочку – не то «вынул ножик из кармана», не то «царь велел меня повесить»… «Нервы сдают у ветерана, – подумал Игнат, – на сон грядущий всем полезно повторять что-нибудь успокаивающее».

Часа через четыре, кажется, штурман растолкал их:

– Луна, вам интересно?

– Дайте поспать! – отмахнулся Игнат.

– Какая такая Луна? – сонно поинтересовался истребитель.

– Одна у нас Луна, – равнодушно сказал штурман, – Селена…

Харитон Харитонович с головой ушел в свой спальный мешок, дескать, видали мы эту Селену сто раз – и на бреющем над ней проходили, и пике над ее кратерами закладывали, и выли на нее с тоски – случалось, а вот поспать по-человечески никогда не выпадает, обязательно найдется хмырь, которому самому не спится, и он другим покоя не дает!

Игнат рывком поднялся, и не сразу осознал, что же заставило его встать с постели: в кабине самолета было тихо. Моторы молчали, пропеллеры не вычерчивали прозрачные диски, не содрогался корпус скоростной машины. Дверь была открыта, и в ее проеме стоял командир. Игнат выглянул через его кожаное плечо, присвистнул: ржавая равнина с необычно близким горизонтом окружала искусственную птицу. Резкие тени отбрасывали мрачные горы, окружавшие равнину, – ни травинки, ни цветочка, ни стрекотания кузнечиков, ни ветерка.

– Что это? – спросил пораженный Игнат.

– Море Спокойствия… или Море Безмятежности, – ответил командир. – Здесь столько морей! Морей и кратеров. Все эти моря никто не знает…

– Так что, это на самом деле Луна? – закричал Игнат. – И вы так спокойно об этом говорите?..

– А что, орать прикажешь? – ответил командир. – Воздух здесь чистый какой, одно слово – лунный!

– Погоди, погоди! – совсем запутался Игнат. – Так что же выходит? – мы за ночь долетели до Луны?.. Почти полмиллиона километров?..

– Так мы же не пешком шли, в самом деле, – сказал штурман, – моторы у нас мощные.

– И про воздух не сходится, – не отставал Игнат, он, как истинный моделист-конструктор, был человеком дотошным, понимающим толк в самых крошечных деталях и детальках. – Нет на Луне атмосферы, ученые это давно доказали!

– Кому они доказали? – наконец выполз из спального мешка Харитон Харитонович. – Что они доказали? Пифагоровы штаны во все стороны равны? Тише едешь – дело мастера боится? Куй железо, не отходя от кассы? Ты уже болыыенький, мог бы уже знать, что не существует аксиом и окончательных доказательств: сегодня легко дышится в безвоздушном пространстве, а завтра, может быть, будем биться, как рыбы об лед…

– Все равно нужно как-то отметить наш прилет на другую планету? – предложил Игнат. – Табличку какую-ни будь установить. Все-таки не так часто ступает сюда нога человека.

Отметить дружно согласились все. Нашлась бутылка «Розового игристого», открыли и разогрели на электроплитке пару банок «Субпродуктов рубленых». Аппетитные ароматы поплыли над Луной.

– Узнаю субпродукты Уральского мясокомбината! – мечтательно произнес первый пилот. – Как будто вернулся в детство! Казалось тогда, что вкуснее еды нет на свете.

– Разное детство по-разному пахнет, – пробурчал вто рой пилот. – Я так любил свиные шкварки… горячие, с луч ком, с горбушкой…

Игнат тем временем вышел из самолета – оглядеться, если повезет, найти что-нибудь – камней, других подручных материалов, которые могут пригодиться для сооружения памятного знака.

Воздух был действительно чистым, прохладным, или таким казался после дыхательной маски. Камней вокруг было много, в одной груде он даже заподозрил развалины какого-то старинного дома, но быстро отогнал от себя эту мысль: кто мог здесь жить и когда? Какие такие старинные дома могут здесь быть?.. Их и на Земле все меньше остается…

Игнат довольно быстро соорудил из камней нечто похожее на пирамиду – пирамидку.

Они выпили игристого, закусили субпродуктами, хотели шашлычку поджарить, да оказалось, что маринад весь вышел… Потом все-таки накарябали на куске фанеры: «Были здесь Харитон, героический экипаж самолета – Вася, Валя и Ваня, а также Игнат».

Фанеру эту укрепили на вершине пирамиды, а потом завели моторы, и самолет взлетел, взял курс к новым приключениям.