Текст книги "Проблемная идентичность. Взгляд психотерапевта"

Анализ психологических особенностей идентичности этого типа мы будем производить на материалах произведений Тэффи «Дураки» и С. Моэма «В львиной шкуре».

Основной особенностью идентичности данного типа, на наш взгляд, является такая характеристика Я, как статичность, определяющая его психологическое содержание. Статичность Я, уменьшение его динамичности образует жесткие границы, приводит к образованию комплексов как своеобразных проявлений психической смерти. Образование жестких границ личности приводит к тому, что Я перестает реагировать на изменения внешнего мира, что приводит к образованию фантомов, дающих чувство определенности, структурности, но привносящих в жизнь психологическую смерть. Фантомы обладают высокой степенью устойчивости и на уровне переживания воспринимаются как заведомо истинное долженствование.

Идентичность в этом случае осуществляется по внешним признакам, не входящим в психическую реальность Я: половому, ролевому, социальному, групповому, профессиональному и др. При таком типе идентификации происходит девальвация собственного образа, так как этот процесс осуществляется по несущественному, не входящему в структуру Я признаку, и он подчиняет себе целое Я за счет интеграции и обобщения. Соответственно, уменьшается степень свободы и активности личности настолько, насколько Я-комплекс или фантом меньше Я. Степень свободы и активности определяются теми характеристиками, которые принимает Я.

Проследим, как проявляются вышеперечисленные особенности Я в текстах художественных произведений. Несмотря на внешнюю непохожесть двух персонажей, у Тэффи – дурак как обобщенный образ, у С. Моэма капитан Форестьер – конкретный человек, их объединяет внутренняя схожесть – особенности идентичности, проявляющиеся в отношении к себе, к «Другим», к жизни в целом. И капитан Форестьер у С. Моэма, и дурак у Тэффи представляют собой варианты фантомного Я, для которого характерна статичность, ригидность, что проявляется в строгом следовании однажды интроецированным образцам. У дурака – персона умного, степенного человека, у капитана Форестьера – образ истинного джентльмена. И для одного и для другого свойственно наличие и осуществление высоких и незыблемых принципов – социальных норм и правил. Для дурака это интроецированные правила жизни.

В рассуждениях и закруглениях дураку служат опорой три аксиомы и один постулат. Аксиомы: 1. Здоровье дороже всего. 2. Были бы деньги. 3. С какой стати. Постулат: «Так уж надо. Где не помогают первые, там всегда вывезет последний».

Для капитана Форестьера таким образцом для жизни является интроецированный образ истинного джентльмена.

В конце концов, нельзя не восхищаться человеком, если принципы его так высоки и он готов отстаивать их любой ценой. …У капитана Форестьера были высокие моральные принципы.

Для обоих героев характерно отсутствие сомнений, поскольку сомнения представляют собой угрозу для статичного Я, дают возможность посмотреть на данную идентичность со стороны, засомневаться в своей безупречности и встретиться с экзистенциальной тревогой. Сомнения выступают как проявления внутреннего диалога. У дурака же – предельная ясность в жизни.

– Чего они все путаются, мечутся, суетятся, когда все так ясно и кругло? Видно, не понимают, нужно им объяснить.

Для капитана Форестьера защитой от сомнений выступает твердая уверенность в своих поступках.

Она знала, что суждение ее мужа окончательно, и была готова безоговорочно с ним согласиться.

Уверенность в своей правоте достигается благодаря постоянным усилиям по поддержанию своего интроецируемого Я. Для дурака – это постоянные рассуждения, убеждающие его в своей правоте. И помогают ему в этом уже вышеперечисленные аксиомы и постулат.

Самый умный человек может быть ветреным и поступать необдуманно, – дурак постоянно все обсуждает; обсудив, поступает соответственно и, поступив, знает, почему он сделал именно так, а не иначе.

Для капитана Форестьера эта устойчивость своего интроецируемого Я даже не требует рассуждений, он твердо знает, кто такой истинный джентльмен. Эти знания выступают в виде догматичного долга.

– Элеонора, есть вещи, за которые джентльмен браться не должен. … У каждого, черт побери, есть долг перед своим классом, особенно в наше время.

Еще одним способом поддержания своей фантомной персоны является отсутствие юмора. Юмор требует силы Я и может служить одним из критериев этой силы. Способность к юмору предполагает возможность децентрации и диалогичности Я. Фантом же полностью сосредоточен на своей интроецированной персоне и не может допустить даже возможности изменить самостоятельно свои позиции через юмор или что-то другое. Догматичный долг и его осуществление необходимы для того, чтобы удержать Я в заданных интроекцией рамках. Так, дурак – серьезный человек, не терпящий насмешек.

В том-то и дело, что настоящий круглый дурак распознается прежде всего по своей величайшей и непоколебимой серьезности. Он не любит веселиться, это роняет его в собственных глазах.

Капитан Форестьер хоть и может позволить себе повеселиться, но исключительно регламентировано, лишь в тех случаях, когда этого требуют обстоятельства. Однако эта веселость и смех были неискренними, фальшивыми.

Роберт изо всех сил старался развлечь их. Но когда гости разъехались, веселость опала с Роберта, как мантия с плеч.

Поведение и внешний вид анализируемых образов соответствуют внутренним особенностям Я.

Все поведение дурака, как и его наружность, так степенно, серьезно и представительно, что его повсюду принимают с почетом.

Та же безупречность и правильность в манерах и одежде свойственна и для капитана Форестьера.

В разговорах, в манерах, в одежде он был настолько типичен, что в это почти не верилось.

И для дурака, и для капитана Форестьера свойственна хорошая внешняя адаптация.

Дураки обыкновенно хорошо устраиваются в жизни. В обществе дураки – народ удобный. Они знают, что барышням нужно делать комплименты, хозяйке нужно сказать: «А вы все хлопочете», – и, кроме того, никаких неожиданностей дурак вам не принесет.

Хорошо усвоенная, предлагаемая обществом роль (профессиональная, социальная, групповая, семейная) дает иллюзию индивидуальности и стабильности Я, в то время как эта индивидуальность всего лишь одна из исполняемых ролей, а стабильность на самом деле ограничена рамками этой роли.

Так, дурак производит впечатление неестественности при всей своей кажущейся нормальности и адаптированности.

– Солидный человек. Не вертопрах, – говорят о дураке – Только что-то в нем такое… Слишком серьезный, что ли?

Еще больше акцентируется внимание на эту особенность у капитана Форестьера.

Он был до такой степени сквайром, что это наводило на мысль об актере, превосходно исполняющем свою роль.

Однако кажущаяся безупречность капитана Форестьера, отвечающая всем требованиям истинного джентльмена, оказалась фальшивой.

Этот несчастный прожил двадцать лет, изображая то, что ценится только своей подлинностью.

В конечном итоге он настолько слился со своей ролью, что это стоило ему жизни. Неспособность выйти за жесткие рамки своей придуманной роли является еще одним подтверждением ригидности Я и приводит тому, что человек уже не способен реагировать на меняющиеся обстоятельства жизни, что свидетельствует о его психической смерти. А для героя С. Моэма это явилось причиной и смерти физической.

То же можно проследить на примере персонажа Тэффи. Дурак воплощает собой отсутствие психического развития, что равносильно смерти.

Он давно уже все решил, понял и все знает. При встрече с настоящим дураком человека охватывает какое-то мистическое отчаяние. Потому что дурак – это зародыш конца мира.

Таким образом, выше проведенный анализ позволяет, на наш взгляд, подтвердить предполагаемые психологические особенности ригидного типа идентичности.

• Статичность Я. Данная характеристика идентичности проявляется в том, что личность определяется через качества, приводящие к образованию фантомов.

• Жесткость психологических границ. Границы Я задаются интроецируемыми нормами, которые на субъективном уровне переживаются как догматичное долженствование.

• Интроецированное, фантомное Я. Фантом занимает в психологическом пространстве место подлинной личности, что дает основание говорить о псевдожизни.

• Фантомное Я характеризуется интроецируемой жесткой своей структурной организацией.

• Слабое Я. Сила личности направлена на удержание собственных границ, поэтому ее недостаточно для того, чтобы принимать и переживать разные позиции, одновременно устойчивые и изменчивые.

Он складывал из льдин целые слова, но никак не мог сложить того, что ему особенно хотелось – слово «вечность».

Г. Х. Андерсен. Снежная королева

В качестве психологической иллюстрации фрагментарного типа идентичности мы будем использовать образ Кая из сказки Г. Х. Андерсена «Снежная королева»[47]47
  Андерсен Х. К. Снежная королева // Дикие лебеди. Сказки. Минск: Юнацтва, 1990.


[Закрыть].

На наш взгляд, история жизни Кая представляет собой случай психической травмы. Согласно сюжету, осколки кривого зеркала тролля, в котором «все доброе и прекрасное уменьшалось донельзя, все же негодное и безобразное, напротив, так и бросалось в глаза и казалось еще хуже», попали Каю в глаз и сердце и кардинальным образом изменили его личность. Кривое зеркало символизирует искаженное, искривленное отражение. Осколки такого зеркала – метафора психической травматизации. Похоже, Кай встретился с негативной, обесценивающей оценкой своего Я. В результате данной травмы у Кая произошли изменения всех аспектов его идентичности.

Рассматривать изменения, произошедшие в результате психической травмы героя, мы будем через анализ структуры его идентичности, а именно: Я-концепции, концепции Другого и концепция мира.

Напомним, что Я-концепция – это система представлений человека о своей личности и отношении к ней. Концепция Другого – система представлений личности о не-Я, Другом и отношений к нему. Концепция мира, выделяемая в данном анализе, аналогична по содержанию с предыдущими двумя и включает систему представлений личности о том, что его окружает, и совокупности различных к этому отношений.

Принципиальным и неслучайным, на наш взгляд, в анализируемой сказке является возраст героя – подростковый. Идентичность, согласно Э. Эриксону, появляется как новообразование именно в подростковом возрасте. Идентичность формируется на протяжении всей жизни, но именно подростковый возраст (12–19 лет), по Э. Эриксону, – наиболее важный период развития, на который приходится основной кризис идентичности[48]48
  Эриксон Э. Идентичность: юность и кризис. М.: Прогресс, 1996.


[Закрыть]. За ним следует либо обретение зрелой идентичности, либо задержка в развитии – диффузия идентичности, ролевое смешение и непрерывный поиск ответов на вопросы «Кто я? Какой я?».

Главная задача подросткового возраста – собрать воедино все знания о себе и интегрировать эти многочисленные образы себя в целостный гештальт – личную Я-идентичность, которая позволяет опираться на прошлое, планировать будущее и осознавать существующее «здесь и сейчас». Подростки живут в состоянии внутренних противоречий – «моратория» идентичности. В ситуации нарциссической травматизации, в основе которой лежит обесценивание, в подростковом возрасте удару подвергается еще нестабильное, несформированное, слабое Я. Критика внешнего вида, поведения, обесценивание тех или иных аспектов личности подростка, унижения, запреты, безразличие, агрессия со стороны окружения могут нанести серьезный ущерб и остановить либо грубо исказить разворачивающийся процесс формирования идентичности. Однако и взрослый человек, не переживший подростковый кризис, не обладающий зрелой идентичностью, тоже будет уязвим к внешней фрустрации и обесцениванию, ведущими к травматизации хрупкого, нестабильного Я.

Рассмотрим, как проявляется идентичность анализируемого героя через ее структурные компоненты: Я-концепцию, концепцию Другого и концепцию мира.

Описание Я-концепции Кая до травмы в целом соответствует описанию личности подростка до кризиса. Он был дружелюбным, доброжелательным и, самое главное – теплым. Самыми значимыми людьми для него являются сверстники (Герда, партнеры по играм); он растет, познает мир и социальные отношения. Его идентичность еще не сформирована окончательно; он получает обратную связь от значимых Других (Герды как олицетворения сверстников и бабушки как родительской фигуры), способен на гибкую адаптацию и изменения поведения.

Но однажды все изменилось в жизни нашего героя. Попавший в сердце Кая осколок превратил его сердце в кусок льда, и он стал высокомерным, агрессивным, нечувствительным и холодным. Мы замечаем проявления феномена расщепления (нарциссические «качели» идеализации/обесценивания), когда Кай рассказывает Снежной королеве, что «знает все четыре действия арифметики, да еще с дробями, знает, сколько в каждой стране квадратных миль и жителей». Она только улыбается в ответ, Каю кажется, что «он и в самом деле знает мало». Однако это лишь внешнее проявление. Мы также наблюдаем расщепление между эмоциональной и когнитивной модальностями Я-концепции Кая. Находясь в плену у Снежной королевы, он

…складывал разные затейливые фигуры из льдин, и это называлось «игрой разума», «…да и само сердце его было куском льда».

Кай интеллектуально вовлечен в деятельность, но его эмоциональная модальность психики при этом отключена.

О. В. Бермант-Полякова пишет о том, что перенесшего травму человека наполняет чувство почти полной омертвелости, он переживает себя бесчувственным, неживым или умершим[49]49
  Бермант-Полякова О. В. Посттравма: диагностика и терапия. СПб.: Речь, 2006.


[Закрыть]. Описание Андерсена практически вторит этой цитате:

Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого, – поцелуи Снежной Королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его стало куском льда.

Таким образом, хрупкая, только начавшая обретать очертания и стабилизироваться идентичность Кая, застыла, и для ее развития необходимо оживить, разморозить его сердце – символ аффективной сферы как важнейшей сигнальной системы, позволяющей проверять соответствие своего Я окружающему миру и значимым Другим.

Замораживание, анестезия – единственный способ в этой ситуации сохранить свою условно целостную идентичность, оставляя видимость жизни. Потеря чувствительности – это способ справиться с сильной травмой. Это относится ко всем компонентам идентичности: Я-концепции, концепции Другого, концепции мира. Кай не чувствует свой личностный образ (нет чувств, желаний), тело (он без одежды пребывает на ледяном холоде), не чувствителен к Другому (равнодушен к Герде, которая пытается его спасти) и к окружающему миру (занят абстрактной деятельностью и не замечает ничего вокруг, кроме кусочков льда).

«Душа пережившего травму человека подобна стеклу, разбитому на осколочки и осколки», – пишет О. В. Бермант-Полякова[50]50
  Бермант-Полякова О. В. Посттравма: диагностика и терапия.


[Закрыть]. Здесь мы сталкиваемся с механизмом смещения, характерного для травматиков. Сосредоточение внимания на навязчивой деятельности перемещает внимание и, следовательно, энергию от внутрипсихического конфликта или эмоционального стресса. Кай находится в изоляции, он одинок, эмоционально мертв и несвободен: Снежная королева сказала ему: «Если ты сложишь это слово, ты будешь сам себе господин, и я подарю тебе весь свет…»

К. Лукас и Г. Сейден предложили называть стили совладающего поведения с тяжелыми эмоциональными переживаниями, сделками, «которые люди заключают с жизнью». В их основе лежит «обмен». Выбирая такой способ реагирования на травму, человек получает облегчение душевных мук неопределенности. Стереотипность защищает от болезненных чувств и мыслей. Все это свидетельствует о попытке травматика защититься от непереносимой боли путем эмоционального замораживания, навязчивых действий, ухода от контактов с Другими. Происходит фиксация в этом состоянии: человек не может уйти от травмирующей ситуации, пока не переживет («пережует») ее; однако парадокс в том, что он не способен это сделать из-за слишком сильной душевной боли и сопряженных с ней чувств: страха, стыда, вины. По мнению О. В. Бермант-Поляковой, человек, который пережил травмирующее событие, но не отреагировал его, как бы остается в этом событии. Оно притягивает к себе человека, не отпускает его, и ему начинает казаться, что он в тупике, из которого уже нет выхода[51]51
  Бермант-Полякова О. В. Посттравма: диагностика и терапия.


[Закрыть]. Человек блокирует свои переживания, мысли и чувства, поддерживая гештальт незавершенным. Он не в силах встретиться лицом к лицу с болью, отчаянием, стыдом, виной, бессилием, ничтожностью. Перечисленные выше феномены являются симптомами травмы как «замороженной боли».

Люди, пережившие травму, теряют интерес к человеческим взаимоотношениям; их контакты становятся монотонными и автоматическими, лишенными заинтересованности и участия в другом человеке. Создается впечатление, что душа иссушилась и очерствела и способность к эмпатии в пережившем травму умерла[52]52
  Там же.


[Закрыть].

Мы замечаем, что другие люди стали объектами постоянных насмешек и шалостей Кая:

…рассказывала ли что-нибудь старушка бабушка, он придирался к словам. Да если бы еще только это! А то он дошел до того, что стал передразнивать ее походку, надевать ее очки и подражать ее голосу! Выходило очень похоже и смешило людей. Скоро мальчик научился передразнивать и всех соседей – он отлично умел выставить напоказ все их странности и недостатки, – и люди говорили:

– Что за голова у этого мальчугана!

А причиной всему были осколки зеркала, что попали ему в глаз и в сердце. Потому-то он передразнивал даже миленькую маленькую Герду, которая любила его всем сердцем. Он совершенно утратил способность к эмпатии и может сообщить той же Герде: «Какая ты сейчас безобразная!»

Исцеление травмы происходит путем ре-переживания остановленной психической (а иногда и физической) боли. В нашей сказочной истории Герда совершает путешествие по спасению Кая, и ей удается растопить лед в его сердце и глазах. Слезы Кая – это слезы мальчика, которому было больно, когда в глаз и в сердце попали осколки зеркала. Однако «там-и-тогда» переживание боли было заблокировано. Восстановление всех аспектов идентичности травматика возможно только «здесь-и-сейчас» в контакте с психотерапевтом. По сути, Герда в этой ситуации выступила в роли психотерапевта, пробудив у Кая его эмоциональную часть. Мы замечаем, как в результате катарсиса у Кая восстанавливается чувствительность к реальному миру (как здесь холодно, пустынно), к другому:

– Милая моя Герда!.. Где же это ты была так долго?

Чувствительность постепенно возвращается и к собственному Я:

– Где был я сам?

Чувствительность психотерапевта к себе (аутентичность) и Другому (эмпатия) особенно важны при психотерапии психической травмы. Это условие возвращения чувствительности клиента. «Замороженный», бесчувственный психотерапевт не способен помочь клиенту вырваться из «чертогов Снежной королевы». Любопытно, что клиент, обретя чувствительность, автоматически получает пропуск «на выход»: льдинки сами складываются в слово «вечность», он становится «сам себе господином» без Снежной королевы и может подарить себе «весь белый свет». Таким образом, лишь восстановление всех модальностей идентичности, «воскрешение» эмоций и чувств позволяют обрести целостность и продуктивность.

Восприятие мира индивидом, который подвергся психической травматизации, также претерпевает изменения. У переживших «…тяжелую травму наблюдается пожизненный страх встречи с Ничто, ощущения разорванности Я, соприкосновения с бездной, хаосом, смертью. Пережитое навсегда изменяет их представление о мире и о себе», – пишет О. В. Бермант-Полякова[53]53
  Бермант-Полякова О. В. Посттравма: диагностика и терапия.


[Закрыть]. Андерсен описывает данное состояние следующими словами: «Холодно, пустынно, мертво и грандиозно!»

Кусок зеркала тролля, попавший в глаз, меняет мировосприятие Кая. Окружающий мир для него трансформировался: практически все, что раньше казалось ему привлекательным, вдруг стало безобразным и отвратительным. Интерес у героя вызывают лишь неживые предметы, снежинки стали «куда интереснее настоящих цветов».

Мир Кая – это мир травматика. Реальный мир, происходящие в нем события, изменения больше не привлекают внимание пострадавшего, а если и воспринимаются им, то фрагментарно и бессвязно. Возможность целостного понимания явлений окружающей жизни ослаблена или почти полностью утрачена. Мышление, речь, ассоциативные процессы грубо расстраиваются[54]54
  Там же.


[Закрыть]. Андерсен дает мастерское описание травматического мира:

– Как холодно, как пустынно было в этих белых, ярко сверкающих чертогах! Веселье никогда и не заглядывало сюда! <…>

Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого, – поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самое сердце его стало куском льда.

Кай…сидел на одном месте – такой бледный, неподвижный, словно неживой. Можно было подумать, что он замерз.

Эпитеты, которые использует автор для описания мира травматика: «холодно», «пустынно», «мертво», «грандиозно», «нечувствительный», «неподвижный», «неживой», отражают потерю эмоциональной чувствительности, своеобразную психическую анестезию, защищающую от невыносимой психической боли. Невыносимая психическая, или душевная, боль, ведущая к страданию, является выражением утраты смысла жизни и возникает при столкновении с ситуациями изоляции, одиночества, свободы или умирания[55]55
  Моховиков А. Н. Психическая боль: природа, диагностика и принципы гештальт-терапии // Экзистенциальная традиция: философия, психология, психотерапия. 2004 (5). № 2.


[Закрыть]. Действительно, смысл жизни Кая сводится к «ледяной игре разума» – навязчивой, но безуспешной попытке сложить из льдин слово «вечность». Творчество невозможно только благодаря работе рассудка, для него необходима интеграция всех частей личности.

Таким образом, на примере личности Кая мы можем увидеть пример фрагментарной идентичности вследствие психической травматизации.

• Расщепление между эмоциональной и когнитивной модальностями Я-концепции.

• Потеря ощущения целостности Я, переживание его фрагментарности.

• Потеря чувствительности к своему Я как единственный способ сохранить свою условно целостную идентичность.

• Потеря чувствительности к миру другого человека.

• Потеря чувствительности и интереса к миру в целом.