Текст книги "Божественная комедия (сборник)"

(ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ)

Часть третья.
Рай: Ментальная матрица

Белый квадрат
(в ожидании титров)

«…бар при дороге.

Заправка пуста, ни одной машины.

Пыльный летний лес, обочина, рекламные щиты.

Башни отеля «Парадиз» придавали лесу еще более пыльный вид. Может, из-за светло-серого цвета. Вполне инфернальная постройка, подумала мадам Катрин, толкая дверь. Девица, похожая на проститутку, в открытой легкой кофточке, в белых шортиках, с интересом посмотрела на вошедшую. Судя по блюдечкам на ее столе, девица входила в пик сенсорной фазы.

– Бизнес в стопоре?

Девица огорченно кивнула:

– Тяжелые грузовики идут в объезд. Это раньше, пока не выстроили «Парадиз», от клиентов отбоя не было.

– А разве отель не поставляет тебе клиентов?

Девица оценила высокую степень уважительности.

– В этом каменном саркофаге, – объяснила она, – одни придурки. Обнесли домик двойной стеной, поставили охрану. Ну, прямо как древние фараоны. И к воротам не подойти.

– Возьми в прокате приличную тачку и подкати с шиком, – подсказала мадам Катрин. – Главное, попасть в отель. А потом можно не выходить месяцами. Удачная ночь окупит все.

– Вы тоже… в нашем бизнесе?

Мадам Катрин улыбнулась. Люди любят равенство. Братство и свобода – это потом. А вот равенство – сразу.

– Что ты пьешь?

– Кори́чную.

– Бармен!

Вытирая руки о фартук, бармен подошел к столику.

Он издали оценил мадам Катрин. Он сразу ее оценил. На принцессу Ди, конечно, не тянет, но понимающие люди поставили бы ее выше. Смерть Карла отняла у мадам Катрин всё. Стоило подумать о новой книге. И писать ее следовало в провинции. Париж – дорогой город. Три месяца… Мне нужно хотя бы три месяца… Жан Севье умер. Расти Маленков умер. Все умерли… Мне двадцать семь лет. Надо начинать сначала. Голубые глаза… Чувство юмора… У девицы бизнес не идет, у меня программа зависла… Арт-хаус, глянцевые журналы, фэшн, вечеринки, кофе, секс, нет, хватит! Пора неторопливо писать книгу, пить на балконе розовый чай… Бармен стоял перед мадам Катрин бледный, как кабала. Наверное, он подскажет, где можно устроиться, вряд ли «Парадиз» придется мне по карману.

– Рюмку коричной, рюмку коньяка.

Бармен топтался. Не отходил. Бледные щеки слабо окрасились.

– Что в нас такого? – спросила мадам Катрин. – У тебя ведь, наверное, есть жена?

Бармен пришел в себя. Недовольно оглядываясь, побрел к стойке.

– Ой, как красиво ты его отшила, – восхитилась девица. – Меня бы он обругал. Если бы я даже добавила пожалуйста, он бы меня обругал. А ты сказала то, что думала, и он сразу отпал. Ну, ты его прям классно отшила! Меня звать Адриана, – протянула она узкую ладошку. – Я из Сербии. Вы нас разбомбили, убили и разогнали наших мужчин, теперь мы кормимся вашими!

– Так всегда бывает.

– Я знаю, – кивнула Адриана.

– Значит, в «Парадиз» попадают только избранные?

– Ну да. Я же говорю, одни старики. Наверное, водят хороводы и пьют подслащенную водичку.

Мимо бара скользнул, оставив над шоссе шлейф пыли, роскошный открытый Кадиллак с чудными девочками. Они махали платочками и что-то кричали. Машина походила на веселый цветник.

– Вот и неотложку вызвали.

– А почему ты не с подружками?

– Потому что всегда работаю одна.

Мадам Катрин кивнула. Она понимала Адриану.

В открытом окне виднелись вдали серые башни отеля «Парадиз», увенчанные огромными спутниковыми антеннами. Почему тарелки всегда наклоняют к земле? Башни отеля стояли уступами. Казалось, их ставили навечно, как пирамиды.

– «Из этих трех уступов первый был столь гладкий и блестящий мрамор белый, что он мое подобье отразил. Второй – шершавый камень обгорелый, растресканный и вдоль и поперек, и цветом, словно пурпур почернелый. А третий, тот, который сверху лег, – кусок порфира, ограненный строго, огнисто-алый, как кровавый ток…»

– Ой, это стихи!

Девица утверждала.

Вопросы у нее кончились.

Вполне экзистенциалистская сигарета появилась в тонких пальчиках.

Конечно, таких слов девица раньше никогда не слыхала, но сигарета в ее пальчиках выглядела вполне экзистенциально.

– Еще год назад я была замужем.

– Как интересно, – улыбнулась мадам Катрин.

– Ничего интересного. У нас не заладилось. Полгода я жила с мужем как с братом.

– Пытаюсь себе представить. Это, наверное, нелегко. Но все же лучше, чем жить с братом как с мужем.

– Кто вам такое сказал? – оскорбилась девица. – Да они все одинаковые! Не хуже и не лучше. В Сербии хорошо понимают, о чем я. – И вдруг быстро заговорила о потных мужских руках, о том, как мужчины жалеют денежки. Вот женщин они никогда не жалеют. А ей надо оплачивать угол с ванной, чтобы можно было следить за телом. Ей приходится тратиться на хорошее белье, потому что даже свинопас, если он покупает девочку, хочет ее в хорошем белье. – Сама бы я вообще всегда ходила без белья, – сказала девица, – но они любят нас раздевать! Жадные, нетерпеливые. – Она сплюнула. – А вы так выглядите, – одобрила девица, – что бармен сейчас кончит.

Мадам Катрин обернулась.

Бармен что-то бубнил в телефонную трубку.

Он не спускал с нее глаз. Похоже, его здорово завело. В культуре, в которой он рос, особых перспектив, конечно, не наблюдалось. Пыль, пустынная дорога. Появление мадам Катрин по-настоящему потрясло бармена. Такие женщины обычно проезжают мимо – в Париж или в Ниццу. Или в торчащий поблизости «Парадиз», закрытый как тюрьма. А эта просто попросила рюмочку коньяка и, не стесняясь, села за один столик с местной проституткой. Умопомрачительная красотка! К тому же на груди, очень открытой, висел платиновый ключик. Миниатюрный резной ключик. «Все они тут жадные…» Бармен умел читать по губам. «И мой брат, и мой муж, и все эти водилы с больших грузовиков, и этот бармен. Подарок выпрашиваешь, будто ссуду берешь. Смотри, какие синяки, – распахнула Адриана свою кофточку. Красивую грудь правда украшали два синяка почти в цент величиной. – Хорошо, что это не укусы вампира, правда? Приходится врать клиентам, что это я ударилась. Упала и ударилась о тумбочку в номере. Смешно, да? Можно подумать, что я пью. – Она отодвинула пустую рюмочку. – Одни мужчины ставят синяки, другие верят, что я ударилась. Грудью-то! Придурки!» Адриана засмеялась. «Этот бармен еще не старик, – сказала она, будто предлагая бармена мадам Катрин. – Просто он опустился. Научить его улыбаться. Подтянуть там, убрать здесь… Кожи у него много, еще и на перчатки останется…»

(ФАЙЛ ОБОРВАН)

«…и больших, сканапель, успехов, авек гран плезир, достала меня загадка дэн-буддизма: делай – не делая, не делая – делай…»

(ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ)

– И еще рюмочку коричной.

– Мадам.

– Чего тебе?

– Вас к телефону.

– Меня? – Мадам Катрин посмотрела на бармена.

Он был взволнован. Что-то сбивало его с толку. Испарина пробила невысокий, но крепкий лоб. Иногда быки такими кудрявыми лбами отличаются. Адриана под столом толкалась красивой ножкой: иди, иди, может, нас хотят пригласить в «Парадиз». Это же тут рядом. Конечно, она в это не верила, но почему бы и нет? Она еще соблюдала некоторую дистанцию, но было видно, что она вовсе не прочь подружиться. Да и какая может быть конкуренция из-за вспотевшего от желания бармена?

– Телефон на стойке.

Чтобы не мешать, бармен подошел к столику.

Девица показала ему на стул, но он не сел:

– Пей сама свою коричную.

– Как грубо!

– Надеюсь, она заплатит?

– Она и за тебя может заплатить.

– Ты что, предлагаешь мне выпить?

– Нет, ты сперва у нее спроси, – испугалась Адриана.

Они видели, как мадам Катрин поднесла трубку к красивому уху.

Они думали всё прочитать по ее губам. Изумление или испуг, а может, радость – почему нет, она ведь живой человек. Красивая, но, в общем, такая же, как все. В таком глухом углу не каждого зовут к телефону. Что-то непременно отразится на ее чудесном лице. Покраснеет или наоборот – на щеки лягут бледные тени. Из отеля «Парадиз» в этот придорожный бар звонили редко. Но если звонили, бармен старался угодить. К тому же он хорошо рассмотрел платиновый ключик на груди мадам Катрин. Красивая грудь. Красивая двойная цепочка. Красивый литой ключик, фигурный, как от старинной шкатулки. Из отеля его просили всегда сообщать о таких людях. Однажды он прозевал, и тип, на брелоке которого мотался такой же платиновый ключик, проехал мимо отеля. В тот же день человек из охраны отеля явился в пустой бар. Он вежливо сказал бармену, что если такое еще раз повторится, то в следующий раз его заведение сожгут. Очень вежливый человек. Выпил рюмочку перно и расплатился. С той поры бармен всяко выказывал свою лояльность. Если таким образом охрана отеля охотится, скажем, за потенциальными преступниками… Ну, скажем, эти ключики подходят к каким-то особенным электронным сейфам… Техника ведь не стоит на месте… Я дурак, сказал себе бармен. Какая техника?.. Мадам Катрин как раз ответила на последний вопрос и положила трубку. По ее лицу ничего нельзя было угадать.

– Еще рюмочку?

– Нет. Я сейчас уезжаю.

– Подогнать вашу машину?

– Нет, я оставлю ее здесь, у вас.

– Как? Вы даже остановитесь у меня?

Мадам Катрин улыбнулась. Черный лакированный лимузин выворачивал по шоссе от отеля «Парадиз» к бару…

(ФАЙЛ ОБОРВАН)

Три семерки.

– Счастливый номер, мадам.

Мадам Катрин кивнула. Она старалась не выдать изумления.

Когда-то платиновый ключик сунул в ее сумочку русский секретный физик Расти (Ростислав) Маленков. После смерти Карла, барона фон Баума, после двух судов, по решению которых у мадам Катрин не осталось ни цента, она носила ключик Расти Маленкова на груди. На двойной цепочке. Каким-то образом он придавал ей вес. Он как бы намекал на нечто загадочное. Но ей в голову не приходило, что такая простая, в сущности, вещь однажды сработает так сильно.

– Приветствуем вас в «Парадизе»!

Почему бы и нет? Она кивнула.

– Счастливый номер, мадам.

Она догадывается.

– Наконец ваш номер обретет хозяйку.

– Хотите сказать, что все эти пять лет мой номер стоял свободный?

– Разумеется, мадам. Именно так, мадам. Это именной номер, мадам. Три семерки.

Администратор деликатно покосился на ее грудь, потом бросил вопросительный взгляд в сторону Адрианы.

– Девушка со мной.

Мммм. Францию сжигал удушающий летний жар, а вот в отеле «Парадизе» было прохладно. Высокие фонтаны, веерные пальмы, кожаные диваны, кресла, люстры высоко над головами, как хрустальные облака. В кресле (белая кожа с золотым алжирским тиснением) под огромной колонной, положив руки на голые колени, примостилась задумчивая девчонка. Может, ждала кого-то. Платиновый оттенок, родинка чуть выше верхней губы, справа. Где-то я ее уже видела… Чудесные глаза чуть разной величины, но, может, так свет падает… Нет, я точно где-то ее видела… Мальчик-лифтер отступил на шаг. 9… 10… 15… 21… Этажи следовали один за другим, как уровни компьютерной игры… Адриана была испугана, но не подавала виду. Ей хотелось спросить, не найдет ли администратор, одетый как лорд, часок лично для нее, не угостит ли он ее рюмочкой коричной настойки, но что-то подсказывало ей, что спрашивать так было бы ошибкой. Может, непоправимой.

Коридор.

Полотно на стене.

Настоящий Модильяни?

В просторной прихожей Адриана сказала: «Ой!» – и администратор деликатно не обратил на это внимания. За чудесной аркой открылась стойка красного дерева для обуви, высокие платяные шкафы. Над головами парил все тот же дымный хрусталь, уходила в специальные проемы в стене путаница красивых толстых проводов. На стене роскошное ню. Возможно, Лефевр. «А ножки могла бы и поджать», – заметила Адриана, прибавляя себе веса. Ей показалась бесстыдной поза раскинувшейся в кресле красавицы. Эти художники всегда так, не ценят скромность. Зеркало в полстены неимоверно расширяло и без того огромное пространство прихожей. Искусно встроенные азиатские фонарики определяли границы зеркала, даже слепой не смог бы в него войти.

Бар.

Созвездье бутылок.

Скромный Сезанн на стене.

Никто не станет клясться, что оригинал, но почему бы и нет?

– Кабинет оборудован всеми системами связи, мадам… Ресторан и салоны к вашим услугам, мадам… Бары работают круглосуточно…

Администратор деликатно оглянулся:

– Ваша спутница, кажется, укрылась в ванной…

– Это разумно.

– Прислать горничную, мадам?

– Если она принесет халаты.

– Разумеется, мадам!

– Номер оплачен?

– Мадам! – Администратор всплеснул руками.

– Я собираюсь работать. Если мне понравится, я проведу здесь несколько месяцев.

Она уже чувствовала, что в отеле «Парадиз» ей понравится. Мне некуда ехать. Чтобы написать серьезную книгу, нужны определенные условия. Внезапная тоска сжала сердце. Впервые мадам Катрин подумала о Карле с некоторой благодарностью. Грязная душа, грязные деньги, грязная смерть, но ведь он думал, думал о том времени, когда его не будет, он предчувствовал. Теперь я живу на жалкие остатки его грязных денег. Если сюда никого не селили целых пять лет, значит, система господина барона Карла фон Баума (разумеется, через подставных лиц) продолжает работать.

– Мне понадобится обувщица, салон мод, все такое прочее, понимаете?

Администратор понимал. Конечно, он понимал. Он завороженно прислушивался к смеху и плесканью в ванной:

– Ваша спутница, кажется, не закрыла дверь…

– Это кому-то мешает?

– Что вы, мадам!

Они вошли в спальню.

Изысканной работы бра, нежная сумеречность.

Смутные зеркала повторяли рисунок бледных нантских обоев.

Огромная кровать раскрыта – как лесная поляна. Дубовая дальняя спинка в полстены, она образовывала уютный, но несколько странный, как бы источенный углублениями массив, здорово удививший мадам Катрин. Здесь живут стрижи? Какие неизвестные птицы так изрыли изысканную спинку?

– Вам будет удобно, мадам.

Она кивнула, и увидела белый квадрат.

Как бы ты ни устроилась в огромной кровати, как бы ни кинулась на тонкий шелк, отчетливо источающий запах цветов, белый квадрат остается перед глазами. Здесь могло висеть полотно Снукера. Сердце мадам Катрин дрогнуло. Карл знал, чем ее укорить.

(ФАЙЛ ОБОРВАН)

«…кокаиновая полька».

(ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ)

Заложники
(за сутки до титров)

Не дразни меня.

У нас в Сербии…

Ничего не хочу знать о твоей Сербии.

Нам правда принесут всё, что мы заказали? Всю эту одежду? И мои туфельки? Хочу туфельки! Ой, как я хочу, у меня просто глаза горят! Такое красивое сексуальное белье… почему ты не позволила?

В ближайшие дни у тебя не будет клиентов.

Хочешь, чтобы я радовала только тебя?

Нет. Спать мы тоже будем раздельно.

Адриана захлопала в ладошки.

Думаешь, это музыка?

Адриана вытянула из-под подушки странную шапочку. Похожа на пластиковую, но не пластик. Мягкая на ощупь.

Ой, тут пластинки. Наверное, золотые?

Адриана натянула шапочку.

Правда, я похожа сейчас на Орлеанскую деву? Такая же дура.

И откинулась на подушку.

Нет, это не музыка.

Лицо ее изменилось. Она смотрела на белый квадрат, но вряд ли видела.

Мадам Катрин покачала головой. Наверное, Адриане семнадцать, ну восемнадцать от силы, все ей в новинку, даже шелковые простыни для нее не данность, а чудо… Красивые губы… Карл предусмотрел все… Даже эти шапочки… Наверное, они снимают усталость. Почему нет? Отель для серьезных людей. Забыть каждодневные хлопоты, выспаться. «Только спать, спать, спать и не видеть снов». Вдали от моря. Никаких стрип-баров, ночной жизни, легкомысленных девиц. Мадам Катрин с сомнением посмотрела на Адриану: одна все-таки к ней проникла.

Буду писать книгу.

Прозвучало не очень убедительно.

Мешали голые груди Адрианы. И мешал белый квадрат на стене.

Карл, наверное, долго готовил этот сюрприз. Он явно знал, что рано или поздно я окажусь в отеле «Парадиз». Он убил поэта-авангардиста Жана Севье, конечно, никакого самоубийства там не было. Жан должен был умереть, он не мог не умереть, потому что касался меня, потому что мои груди помнят ласковую силу его ладоней. Карл убрал милого лионского теоретика. Карл даже парижского прокурора накормил живыми лягушками. Она молча смотрела на плавный изгиб бедра бесстыдно раскинувшейся на простынях Адрианы. Значит, Карл чувствовал боль. Он убил бы и Снукера, но того охранял вечный поток времени. Мы все на разных берегах этого величественного потока. Собственно, она уже работала над будущей книгой. Стеклянная невозможная река. Может, Карл выкрал русского физика для того, чтобы извлечь Снукера (её мечту) из смутных омутов времени. Спасти от ножа, чтобы распять на кресте. У Карла был «Стог» Клода Моне. У него многое было. И все единственное в своем роде. Я тоже была единственная. Белый квадрат на стене – намек. Я купил тебе рай, дразнит меня Карл оттуда. Его нет, но он рядом, он дразнит. Ты смотришь на белый квадрат, дразнит он, а думаешь обо мне. Все же он не успел по-настоящему обокрасть Маленкова. И не успел дотянуться до Снукера. И даже не успел увезти меня в Азию. А ведь хотел. Если бы не язычники, он увез бы меня в тропическую Азию, где никто не мог бы его найти. Чтобы даже папа Софоклес какое-то время не знал, где мы находимся. Никаких этих пластических операций, просто другие имена. Скажем, Жан Севье. У Карла хватило бы наглости. Мадам Катрин не смотрела на сербку, раскинувшуюся на краю гигантской райской поляны. Золотые и платиновые пластинки странной шапочки прохладно касались ее висков и затылка. Она уснула…

(ФАЙЛ ОБОРВАН)

Игрушечный рождественский домик в холле под нейлоновой елкой. Стилизованные серебряные шишки, крошечная хрустальная сосулька, блестящая, как вытянутая капля под носом короля Рамы IX – вечного труженика. За каменными стенами – рев цикад, смазанные огни мотоциклов среди смазанных, но более медленных огней фар и фонариков. Лотосы в лужах. Тучные буддийские облака. Огромная, трепещущая под ветром бадтха, под которой когда-то просветлился Будда. Смутная фигурка любимой жены короля. Говорят, утонула на переправе. Почему ее не спасли? Ах, да, тут свои законы. Ни один смертный не имел права коснуться ее руки, нечестивца сразу бы зарубили… Пастель вечности, рябая как лбы сиамских слонов… Собаки терпеливо спят в тени… Никаких этих червивых мыслей…

Карл, ты можешь говорить правду?

Могу. Но зачем? Кто в ней нуждается?

Думаешь, что совсем никто?

Совершенно уверен в этом.

Вот такая ботва, прикинь.

Где ты научилась таким словам?

Не знаю. Может, услышала. Мы везде бываем.

Мы больше не будем бывать в русских ресторанчиках.

А мне понравился желтый сапфир. В Бангкоке. Разве сапфиры бывают желтые?

Если ты хочешь…

Кин кхао. Хочу.

Кхао суат. Ты как клейкий рис.

Она расправлялась с чужими словами, как с саранчой.

Она расправлялась с господином фон Баумом, как со скорпионом.

Карл сжимал ее с обожанием. Он умирал. Он ждал, когда она тоже истощится.

Стон… Мадам Катрин умела умирать… В первые дни в Азии Карл боялся, что не сможет умереть вместе с нею, что он опоздает, но сейчас такая мысль даже не приходила ему в голову… Орхидея на влажном стволе… Лотос в чудесном озерце… Купить можно всё, но не все, к сожалению, продается… Даже Карла, барона фон Баума, эта мысль приводила в отчаяние.

Прик кхи. Ты чувствуешь?

(НЕТ ДОСТУПА)

Пропеллер отгонял мух.

Конечно, не всех, но пищу на улице все равно готовили в огне.

Вечернее небо горело. Песок, живописные лавки, ресторанчики. Шипящие вертела, котлы, грили. «Как дела? Вы уже покушали?» Жареные кузнечики, скорпионы, водяные личинки, гусеницы, яйца муравьев. «Му сате», – указывала мадам Катрин на крошечные свиные шашлычки. Ни в «Суки яки», ни в «Банана лиф» она не испытывала такой расплавленной радости. В Бангкоке на улице Ратчадаписек в самом большом ресторане мира «Там-Нак-Тай», где официанты катались на роликовых коньках, Карл все еще держался как господин барон Карл фон Баум, но в Паттайе он стал просто Зигом. Он исчез. Он держался соответственно. Дуриан, линчи, рамбутаны, мангустин, такой снежный на срезе, королевские бананчики, лонконы, саподилла, ну, Боже мой, зачем мир так прекрасен, если все замешано на крови?

Мапрао. Клуай. Почему я так страдаю?

Потому что ты мой заложник.

Террористы – плохие люди.

Значит, ты будешь бояться меня.

Хочешь получить выкуп?

А ты как думаешь?

Так и думаю.

Догадываешься, чего я потребую?

Наверное, смычок того рыжего придурка?

Если и так, это не смешно. Что в этом смешного?

Изложи требования.

А ты их выполнишь?

Наверное.

Когда?

Не знаю.

Разве это ответ?

Не дыши так быстро, а то я умру…

О, нет… Нет… Не спеши, Карл… По-моему, у тебя получается…

Все, что захочешь…

Ты удивишься…

Говори…

Хочу поговорить с Богом…

Мммммммм, ты меня восхищаешь…

Хочу поговорить с Большим стариком…

Мне что, застрелить тебя?

(ФАЙЛ ОБОРВАН)

«…каракатице зачем столько ног?»

(ВЫПАЛИ В ОБЩИЙ ФРЕЙМ)

Ты так стонала во сне. Я испугалась.

Потому и прилегла рядом, да? Не лукавь.

Ты так стонала. Правда. Я не вру. Я чуть не заплакала.

Ты такая робкая, Адриана. Ты так часто пугаешься. Что тебя пугает?

Все… Весь мир… Бармен, например, когда в баре никого нет, а он хочет. У него липкие руки. Мне часто хочется коричной, а он никогда не нальет просто так. Не думай, что ты самая умная, говорит он мне, здесь все – проститутки. Здесь все дают, но не каждой наливают. И сажает меня попой на столик. Он никогда не делает этого сразу, он входит медленно и обязательно говорит грязное. Про то, как мои пальцы касаются складочек. Он же все видит, он специально смотрит, у него мокрые лживые глаза. Ну ты знаешь, как это бывает. Я уже содрогаюсь, а он все говорит, говорит… А еще я пугаюсь, когда меня обыскивают в участке. У ажанов руки устроены не так, как у всех. Ты замечала? И говорят они не на человеческом языке. Они говорят так, будто обезьяна пукает. Без умолчаний. Честные люди всегда умалчивают о чем-то, а офицеры в участке никогда. Но, если честно, я даже люблю, когда люди врут. Тогда чувствуешь, что ты из большинства…

Да, Адриана. Лжецы расширяют горизонты наших знаний…

Ты так красиво говоришь. Ну, скажи, скажи! Кто тебя пригласил в этот отель? У тебя есть большой друг? Ты меня не выгонишь?

(НЕТ ДОСТУПА)

«…психоделические оттенки волос».

(ПЕРЕЗАГРУЗИТЬ)