Текст книги "Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга третья. Январь 1943 – январь 1944"

Так и эти тридцать лет протекли вроде бы незаметно, как песок из кулака. И рано или поздно там, в кулаке, не останется ни одной песчинки. Мы думаем об этом все трое и, понимая друг друга в том, о чем мы думаем, – молчим. Потому что знаем, что великое испытание, доставшееся на долю нашего поколения, было не напрасным и у могильной плиты героя Дмитрия Молодцова, нашего однополчанина, надо помнить о всех двадцати миллионах наших братьев и сестер по нашей Победе.

Без этого нет жизни. Нет связи времен.

Забвение – это обморок позора. Смертельный обморок.

Потом мы едем в Петрокрепость. До нее всего три километра. Мы въезжаем в нее как победители, разгоряченные боем, точно так же, как мы входили сюда втом январе 1943 года, когда она еще называлась Шлиссельбургом.

Обратную дорогу мы молчим. Молчим каждый о своем.

Мы проезжаем мимо новых поселков и заводов. Мимо памятников мужеству и народной печали. Мимо детских садов и школ, мимо лабораторий и исследовательских институтов, мимо необозримой картины самой жизни.

Мы едем через эту жизнь.

И жизнь тех двадцати миллионов наших братьев и сестер по Победе где-то живет вместе с нами.

Мы едем по левому берегу Невы. Через Мгу и Ижору. Мы отстояли этот город. И мы стали его частицей.

И наш вздох есть в песне его будущего.

Мы едем, и у нас светло и на душе, и перед глазами.

И шофер Юра удивляется, улыбаясь, этой, может быть, непонятной для него нашей молчаливости.

И мы любим жизнь. Очень любим. Всей чистотой юношеской влюбленности, всей скорбью военного опыта. Мы молчим. Потому что давно научились понимать ответственность слова.

Невский пятачок. Воспоминания участников боев под Невской Дубровкой в 1941-1943 годах/ сост. К. К. Грищинский. Л., 1977. С. 356–362.

Из письма О. Ф. Берггольц М. Ф. Берггольц

24 января 1943 г.

…Как я думала о тебе, сестрёнка, в ночь с 18 на 19 января… У нас всё клубилось в Радиокомитете, мы все рыдали и целовались, целовались и рыдали – правда! И хотя мы знаем, что этот прорыв ещё не решает окончательно нашу судьбу, – ведь, чёрт возьми, так сказать с другой стороны, немцы-то ещё на улице Стачек, 156, все же весть о прорыве, к которой мы были готовы, обдала совершенно небывалой, острой и горькой в то же время радостью… Мы вещали всю ночь, без всякой подготовки, но до того всё отлично шло – как никогда. ‹…› До чего это трогательно было и приятно, что именно сюда, в Радиокомитет, стремились люди. Одна старушка в пять часов утра встала и шла из Новой Деревни пешком, не в силах дождаться трамвая, «поговорить по радио», ее выпустили, конечно. ‹…› Повторяю, хотя мы ещё накануне кое-что существенное знали и, слыша гром нашей артиллерии, понимали, что он значит, известие меня ошеломило. Просили, чтоб я написала стихи, – но рифмовать я ничего не могла. Я написала то, что просилось из души, с мыслью о Коле, вставила две цитаты из «Февральского», – и как будто бы вышло. Когда села к микрофону, волновалась дико, и вдруг до того начало стучать сердце, что подумала, что не дочитаю, – помру. Правда. И потому заговорила задыхаясь и чуть не разревелась в конце, а потом оказалось, что помимо текста именно это «исполнение» и пронзило ленинградцев. Мне неудобно даже тебе писать об этом, но факт, при этом для меня совершенно неожиданный: на другой день все говорили об этом выступлении. («Вот сказала то, что все мы думаем, и так, как все чувствовали») – и до сегодняшнего дня я продолжаю получать письма – отклики на это выступление – в стихах и прозе. Некоторые пишут: «Мы сразу после известия о победе стали ждать Вашего выступления – и не ошиблись: мы услышали Ваш уже так знакомый и милый голос, и Вы сказали, что у всех у нас горело в сердце».

Ольга. Запретный дневник. Дневники, письма, проза, избранные стихотворения и поэмы Ольги Берггольц. СПб., 2010. С. 227–228.

Из книги Николая Тихонова «Ленинградский год»

1943

Ленинград в январе

1

Если в январе прошлого года ленинградцы жили, как зимующие в самых драматических условиях полярники, окружённые тьмой и холодом, собрав всю силу воли и твёрдо решив пройти через всё, дожить до весны, до тепла, до света, собирая подчас последние силы, чтобы продолжать каждодневные работы для фронта и города, для дома и отечества, – то в этом году январь был встречен совсем другим народом, совсем в другом настроении.

Город жил размеренной, строгой жизнью, в нужде и в заботе, но уже было предчувствие не календарной весны, ещё далекой, а уверенность, тайная и крепкая, что скоро, скоро произойдёт перемена, что длинный, тяжкий путь испытаний осветится новым светом, что события на перевале времени. И от этого сознания скорее двигалась работа, веселее становилось на душе и светлее горели детские ёлки.

И вдруг в историческую ночь, восемнадцатого января, ленинградцы услышали весть с фронта, которую три раза повторило радио, и тогда всем стало ясно, что произошло долгожданное – блокада прорвана! Всю ночь в городе не спали, всю ночь играло радио, песни и музыка разносились в эфире.

Трудно человеку, не жившему в Ленинграде в дни блокады, понять чувства, переполнявшие сердца ленинградцев. Всю ночь звонили телефоны, всю ночь говорили в квартирах, собирались собрания в цехах. Новые рекорды ставились на военных предприятиях. Уже вытаскивали флаги, чтобы вывесить их на домах, чтобы утром весь город сиял красными полотнищами. Мысли всех неслись к фронту, и сам город, сверкая морозными узорами своих великолепных зданий, вставал в новой красоте.

Плечи выпрямились, глаза заблестели. Все хотели знать подробности, все говорили разом.

2

Чтобы штурмовать высокий левый берег Невы, сильно укреплённый и защищенный многими орудиями, пулемётами и миномётами, чтобы форсировать широкую реку, надо было приготовить к этому бойцов. Отыскали озёра с подходящим ледяным пространством и с крутыми берегами, и бойцы приучались преодолевать бегом лёд и карабкаться на крутые склоны. Они тренировались, как суворовцы перед штурмом Измаила, и они делали это с энтузиазмом, зная, что речь идёт об операции, которая должна разорвать блокаду, отбросить с берега Невы немецкие дивизии. И их натиск был произведен с решительностью и уменьем.

В несколько минут было преодолено пространство Невы, и бойцы уже вели бои во вражеском расположении. Это были жестокие упорные схватки, где родились новые герои, где была добыта дорога на восток, на соединение с волховцами. Бойцы забыли всё, кроме слова: вперед!

Один красноармеец, чувствуя недомогание, пришел в ППМ, чтобы, как он сказал, попросить порошку от кашля. Его осмотрели и сказали, что он должен быть немедленно эвакуирован, как тяжело больной.

– Как! – сказал он. – Я уйду из боя, из такого боя в самую горячую минуту. Нет, я иду в полк!

И он сражался до тех пор, пока его часть не выполнила боевого задания. Тогда его уговорили отправиться на леченье. Он пришёл в ППМ, лёг на носилки и умер.

Я сам видел командира, который умолял скорее взять от него трофейный, только что взятый им в бою, немецкий огнемёт, говоря: «Я не могу, товарищи, с ним копаться. Пять бойцов я немогудержатьвнебоя – возьмите скорее это имущество, чтобы я мог вернуться в бой». Раненые продолжали сражаться, забывая о ранах.

Группа бойцов, понесшая потери, уменьшившаяся в своём составе, продолжала в разгаре наступления преследовать противника, далеко вырвавшись вперёд. Люди не могли остановиться. Они видели: враг разбит, враг бежит, вокруг валяются трупы немцев, в снегу стоят брошенные машины, орудия, миномёты. Бить дальше, идти, идти…

Сдаются фрицы, оглушённые жестоким огнём нашей артиллерии, бегут, и вот уже с той, ещё недавно такой далёкой, стороны идут бойцы, наши, волховцы. Какие объятья, какая радость!

В Ленинграде развеваются флаги победы, город получает приветствия из родной Москвы, из далёкой Армении, из Англии…

Немцы в эти дни в бессильной ярости обрушили на город сильный артиллерийский огонь. Снаряды падали на улицы и дома. Самолёты стали пробовать прорываться к городу. Очень немногим это удалось. Прорвавшиеся в беспорядке сбрасывали бомбы.

Ленинградцы приняли этот бой в полном спокойствии. Дисциплина и привычка всё перенесть помогала им в эти трудные часы.

…Я работал поздно ночью. Дом дрожал от зенитной стрельбы, и прерывистое дребезжанье вражеского самолёта было отчётливо слышно. Рёв орудий достиг своей высшей точки. Потом ночь разрезал взрыв. Дом шатнуло. Дикий звон разбитых стёкол наполнил улицу. Балконная дверь вылетела, форточки раскрылись. Все двери распахнулись, дом закачался, но устоял. Настала тишина. И в этой тишине через несколько минут стало слышно, как вышедшие из укрытий дежурные подметают улицу от бесчисленных осколков стекла.

Хладнокровные ленинградцы подметали стёкла с такой же аккуратностью, как они подбирали свежевыпавший снег, чтобы к утру его не было на тротуаре.

Наутро жизнь города продолжалась по-прежнему. Вести с фронта радовали всех, и все были в каком-то особом приподнятом состоянии.

3

На фронте день и ночь идёт непрерывный бой. В рощах и на пустырях левого берега, углубляясь в систему немецких укреплений, сражаются наши части. В дыму разрывов возвышается мрачная громада – большое здание, превращенное немцами в сильно укреплённый форт. Даже подбитый паровоз на насыпи использован как огневая точка, даже в насыпи под ним дзот.

Немцы защищаются с отчаянием бандитов, которым нечего ждать пощады. Они – пьяные, идут в атаку во весь рост.

Мы били их, как зайцев, – строго говорит лейтенант Морозов. Мы уложили их всех. Немцы открыли сильный минометный огонь, чтобы мы не могли снять с убитых оружие. Но мы всё-таки сняли.

Молодые командиры, юноши с девичьими лицами, опытные, бывалые воины. Не смотрите, что старший лейтенант Гофман тонок станом и у него розовые, горящие на морозе, щёки и ничего строгого в лице. Он уже четыре раза ранен, и его батальон взял померанский военный лагерь-городок. Он говорил о мужестве бойцов. «Вот был боец Лукин – недисциплинированный человек, хотели под суд отдать. Пошли в бой. Рота залегла. Он поднялся и первым бросился на немцев».

В стенах, вернее в развалинах Шлиссельбургской крепости капитан Строилов вспоминает недавние бои и дни обороны. Пятьдесят тысяч тяжёлых снарядов выпустили немцы по крепости, сбрасывали бомбы, пытались подобраться ночами, врасплох застать гарнизон. Не удалось. Крепость била по немцам методически, выкуривая их с переднего края. И напротив красного флага над крепостью, флага, пробитого пулями, разрезанного осколками, взвился свежий красный флаг над старым городом Шлиссельбургом.

Там, в городе, полковник Трубачёв, – один из первых Героев Советского Союза за время Отечественной войны, получивший это звание еще 25 июля 1941 года. Он отвоевал России старинный город, город-ключ к Неве и Ладоге. Его командиры и бойцы дрались хорошо. Командиры Проценко и Заводский квартал за кварталом очистили от немецких гренадеров. Сотни немецких трупов лежат в развалинах домов, в дзотах и дотах вокруг – чистая работа. Ордена Боевого Красного Знамени украсили грудь героев.

Пулемётчик Икран Алиев доказал, какой он пулеметчик. Он выжег своим огнём немцев из трёх укреплённых домов, уничтожил весь расчёт орудия, выкаченного немцами для стрельбы прямой наводкой. Михаил Петров в числе первых форсировал Неву, ворвался в немецкие окопы, взял шесть солдат и одного офицера в плен, отдал охранять их товарищам и продолжал наступать.

Наводчик Тимофей Татаренков уничтожил три немецких дзота и один наблюдательный пункт. Ранили командира орудия, – он заменил его. В боевых порядках пехоты он переправился с орудием на левый берег и прямой наводкой бил по немцам.

Здесь был ранен и скончался молодой, беззаветной храбрости командир, капитан Бритиков. Он, в своё время защищавший Невский «пятачок» со своей ротой, дрался так, что вся рота стала орденоносной. Смерть его – большая потеря. Он обещал много, этот двадцатичетырёхлетний капитан, уверенный и окрепший в боях воин.

4

В далёкие мрачные дни осени сорок первого года сотни тысяч ленинградцев пришли в армию защищать свой город. Они защитили его. Сегодня дело идёт об освобождении его, и снова множество ленинградцев сражаются сейчас за полную свободу своего города. Знакомых вы встречаете на каждом шагу.

Вот командир, который дрался в Шимских лесах, и от него вы узнаёте, кто жив, кто уже погиб смертью героя. Вот девушка с топором в руке, с запачканными смолой щеками – она работала в Доме Красной Армии. Вот вас окликает машинистка, перестукивающая военную сводку под непрерывный грохот канонады, – она так изменилась, что вы не сразу узнаете её. Да, ведь она работала машинисткой в Союзе писателей. Вот командир, стихи которого печатаются в ленинградских журналах, и у него значок гвардейца и тёмно-красная ленточка на правой стороне гимнастерки.

Но ленинградцы не только сражаются. Они уже приехали сюда налаживать жизнь, ставить хозяйство, восстановить транспорт. На пристани Шлиссельбурга уже снуют моряки, железнодорожники осматривают пути, специалисты проверяют, что осталось от ситценабивной фабрики. Ленинградцы уже прикидывают, сколько торфу они отвоевали у врага, как это поможет промышленности великого города. Шлиссельбург в развалинах, но строители готовы начать восстановительные работы.

На противоположном берегу, где раньше нельзя было показаться человеку, открыто дымят паровозы и двигаются поезда через Неву. На переправах тянутся длинные транспорты машин, идут пешие команды, скрипят по снегу колёса пушек и гусеницы танков.

5

Январь сорок третьего года начался для Ленинграда полным самых хороших предзнаменований. В середине месяца была прорвана блокада. Но ленинградцы понимают, что эти битвы на Неве – только начало жестокого, большого сражения. Враг не отступит, его надо уничтожить. Он не перестанет бомбить и бомбардировать город ещё злее, ещё упорнее. Он будет бороться за каждый дзот. Ему нельзя уходить просто. Это начало его конца. Он хочет его всемерно отдалить.

И способы борьбы с ним здесь не похожи на обыкновенные. По всему фронту лежат укреплённые узлы обороны, лежат бесчисленные препятствия.

Это борьба в разветвлениях огромного укреплённого плацдарма, который можно прогрызть и который невозможно взять коротким ударом. Уже битва на берегу Невы показала, что побеждает скорее тот, кто берёт уменьем.

Тихонов Николай. Ленинградский год. Май 1942-1943. Л., 1943. С. 81–87.

Глава вторая. О. Ф. Берггольц: «…Мы еще по-прежнему город-фронт…» (февраль 1942 г.)

Выстраданный и достигнутый героизмом воинов Красной Армии прорыв блокады Ленинграда его жители связывали прежде всего с избавлением от тех испытаний и лишений, которые им пришлось вынести в течение многих дней и ночей. И даже осторожный в своих прогнозах биограф блокадного Ленинграда Н. П. Горшков сделал 19 января 1943 г. такую запись: «Блокада прорвана, на этом следует закончить записки, начатые 500 дней тому назад после первого вражеского выстрела и начала блокады»[578]578
  Архив Большого Дома. Блокадные дневники и документы. / сост. С. К. Бернев, С. В. Чернов. СПб., 2004. С. 155.


[Закрыть]. Увы, эти «записки» Н. П. Горшков будет вынужден продолжать еще в течение всего 1943 года.

Ольга Берггольц в своем «Блокадном дневнике» 21 января 1943 г. отметила: «Даже понимание того, что этот прорыв пока мало что меняет в нашем быту, что это даже не „прорыв блокады“, а расширение подковы, не умаляло радости, – трепетной, обессиливающей и почти больной, почти не поддающейся выражению»[579]579
  Берггольц Ольга. Блокадный дневник (1941-1945). СПб., 2015. С. 331.


[Закрыть]. И здесь же она писала о необходимости «поговорить с ленинградцами – серьезно, чтоб не было у них разочарования, осадка, иллюзий»[580]580
  Там же.


[Закрыть]. У самой Берггольц этого «разочарования» не было, и она стремилась разъяснить особенности обстановки в Ленинграде в письмах своим родным и близким на Большую землю. «Да, мы очень рады, что прорвали блокаду, но вы знайте, что мы еще по-прежнему город-фронт, – писала она 8 февраля 1943 г. О. С. Молчановой, – быт наш и питание еще такие же, и терпенья и выдержки нам еще понадобится очень-очень много, а может быть, даже и больше, чем до прорыва…»[581]581
  Берггольц О. Ф. Письма к семье Молчановых (1941-1945 гг.) / публ. H.A. Прозоровой // «Верили в Победу свято». Материалы о Великой Отечественной войне в собраниях Пушкинского Дома. СПб., 2015. С. 27.


[Закрыть]

И хотя ленинградцам понадобилось действительно еще немало «терпенья и выдержки», важнейшим фактором усиления их уверенности в окончательной победе над блокадой стало восстановление железнодорожной связи с Большой землей. 18 января 1943 г., в день, когда войска Ленинградского и Волховского фронтов, наступавшие навстречу друг другу, соединились, Государственный Комитет Обороны принял постановление о строительстве на освобожденной от противника полосе земли вдоль южного побережья Ладожского озера новой железнодорожной линии, которая должна была проходить от ст. Шлиссельбург на Ириновской железнодорожной ветке до платформы Поляны, расположенной на 71-м километре Волховстроевской линии[582]582
  См.: Ковальчук В. М. Дорога победы осажденного Ленинграда. Железнодорожная магистраль Шлиссельбург – Поляны в 1943 г. Л., 1984. С. 53–62.


[Закрыть]. Одновременно ГКО приказал прекратить работы по строительству свайно-ледовой железнодорожной переправы широкой колеи и ледовой переправы узкой колеи через Ладожское озеро, а железнодорожные войска, спецформирования и местное население, занятые на сооружении этих переправ, а также все материалы и оборудование, предназначенные для их строительства, направить на сооружение новой линии Шлиссельбург – Поляны. Строительство новой линии разрешалось вести по облегченным техническим условиям, и все работы для открытия временного движения должны были быть проведены в 20-дневный срок и закончены к 8 февраля 1943 г.[583]583
  Там же. С. 53–54.


[Закрыть]

19 января 1943 г. в исполнение постановления ГКО свое решение о строительстве новой железной дороги принял Военный Совет Ленинградского фронта, установив при этом более сжатые сроки завершения работ по ее сооружению. Прежде чем начать прокладку трассы, были проведены подготовительные работы по ее разминированию, по подготовке временных зданий для производственных и жилищно-бытовых нужд и заготовке лесоматериалов. Непосредственные работы по строительству железнодорожной линии начались 22 января одновременно с запада и востока. В первую очередь выполнялись такие работы, которые могли обеспечить сквозной пропуск поездов с тем, чтобы в дальнейшем, не прерывая движения поездов, достроить новую железную дорогу, доведя ее до максимальной пропускной способности[584]584
  Там же. С. 54–55.


[Закрыть].

Строительство железнодорожной линии Шлиссельбург – Поляны протяженностью 33 км проходило в чрезвычайно трудных условиях. Местность, по которой прокладывалась трасса – бывшие Синявинские торфоразработки, – была буквально начинена минами, неразорвавшимися боеприпасами, всевозможными ловушками. Строители были вынуждены работать под артиллерийским и минометным огнем противника, находившегося всего в 5-6 км от строящейся железной дороги. «Почти вся трасса от начала и до конца просматривалась вражескими наблюдателями, – вспоминал начальник политотдела 9-й железнодорожной бригады Я. М. Майоров. – С Синявинских высот фашисты методично и довольно точно обстреливали из дальнобойных орудий каждый ее километр. По нескольку раз в сутки над растянувшимися по болоту путевыми колоннами появлялись вражеские самолеты. Но ни снаряды, ни бомбы не могли остановить героическую работу воинов-железнодорожников. Не было среди нас людей растерянных, унылых, равнодушных»[585]585
  Майоров Я. М. Магистрали мужества. М., 1982. С. 132–133.


[Закрыть]. К 5 февраля 1943 г., когда закончилась укладка железнодорожных путей, были также построены мосты через пересекавшиеся Шлиссельбургской магистралью реки Назия и Черная и искусственные сооружения на осушительных каналах и канавах торфоразработок. Таким образом всего за две недели железнодорожный путь от Шлиссельбурга до Полян был проложен[586]586
  Ковальчук В. М. Дорога победы осажденного Ленинграда. Железнодорожная магистраль Шлиссельбург – Поляны в 1943 г. С. 58–59.


[Закрыть].

Одновременно с укладкой железнодорожного пути велись работы по строительству мостового перехода через Неву, который было решено возводить у начала Староладожского канала, где ширина Невы составляла 1050 м, а наибольшая глубина – 6,5 м. Работы по строительству перехода велись круглосуточно по всей его длине и проходили в сложнейших условиях. Командир 11-й железнодорожной бригады Г. П. Дебольский впоследствии вспоминал: «Открытое со всех сторон ледовое поле реки. Январские морозы, ветер с Ладожского озера, пронизывающий до костей. Снегопады, переходящие в пургу. И ко всему этому непрекращающиеся артиллерийские обстрелы, бомбежки, от которых, как и от ветра, укрыться негде»[587]587
  На дороге жизни. Л., 1975. С. 573.


[Закрыть]. В результате героического труда копровщиков за 9 суток было забито 2644 сваи (по 294 сваи в сутки). Полностью свайная переправа через Неву была завершена 2 февраля 1943 г. В этот день по свайно-ледовой эстакаде прошел первый поезд с укладочными материалами из Шлиссельбурга. Переправа выдержала испытание, о чем вечером 3 февраля начальник строительства № 400 И. Г. Зубков вместе с членом Военного Совета Ленинградского фронта Н. В. Соловьевым доложил А. А. Жданову в Смольном[588]588
  Журнал посещений А. А. Жданова. 1941-1944 гг. / отв. ред. К. А. Болдовский; предисл. Г. Л. Соболева. СПб., 2014. С.225.


[Закрыть]. С 4 февраля по свайно-ледовой переправе стали пропускать воинские эшелоны на правый берег Невы[589]589
  Ковальчук В. М. Дорога победы осажденного Ленинграда. Железнодорожная магистраль Шлиссельбург – Поляны в 1943 г. С. 62.


[Закрыть]. Вечером 6 февраля 1943 г. И. Г. Зубков сообщил Военному Совету Ленинградского фронта и народному комиссару путей сообщения А. В. Хрулеву о том, что в этот день в 4.15 на ст. Шлиссельбург со ст. Жихарево прибыл первый сквозной поезд с лесом, а в 16.00 в Ленинград из Волховстроя – поезд с продовольствием[590]590
  Бычевский Б. В. Город-фронт. Л., 1967. С. 235.


[Закрыть].

На самом деле поезд, открывший прямое сообщение между Ленинградом и страной, 6 февраля в 16.00 прибыл на ст. Новая Деревня, а его торжественная встреча на Финляндском вокзале состоялась на следующий день, 7 февраля 1943 г. По свидетельству заместителя начальника политотдела Октябрьской железной дороги А. Иванова, Финляндский вокзал выглядел в этот день особо торжественно: «Портреты вождей, знамена, красные флаги, лозунги. Через всю ширину платформы протянуто полотнище, на нем слова привета доблестным воинам Ленинградского и Волховского фронтов, прорвавшим блокаду. Делегации всех районов города, его фабрик и заводов пришли встретить и отправить первые поезда. На перроне руководители ленинградских советских и партийных организаций, представители военного командования»[591]591
  Цит по: Ковальчук В. М. Дорога победы осажденного Ленинграда. Железнодорожная магистраль Шлиссельбург – Поляны в 1943 г. С. 65.


[Закрыть]. Поезд подошел к перрону ровно в полдень, его вели машинист И. П. Пироженко, помощник машиниста В. С. Дятлов и кочегар И. А. Антонов, на вагонах белели сделанные мелом надписи «Челябинск – Ленинград». Собравшиеся встретили поезд, прибывший с Большой земли после полуторагодичного перерыва, мощным «Ура!». В доставленном в еще осажденный город под огнем противника составе было 40 вагонов со сливочным маслом и другим продовольствием[592]592
  Буров A.B. Блокада день заднем. Л., 1979. С. 310–311.


[Закрыть].

Организация движения на Шлиссельбургской магистрали, по которой пошли сквозные поезда с 6 февраля 1943 г., с самого начала ее эксплуатации оказалась чрезвычайно сложным делом. Вся магистраль, тянувшаяся вдоль южного берега Ладоги по узкому коридору шириной всего 8-11 км, находилась под постоянным наблюдением противника и подвергалась систематическим ударам его артиллерии и авиации. Плохое состояние дороги, вызванное отступлением от обычных технических требований при ее сооружении, сильно снижало пропускную способность, поскольку поезда были вынуждены двигаться с малой скоростью (до 10 км в час). К тому же круглосуточное движение поездов из-за противодействия противника осуществить не удалось и приходилось пропускать поезда, как правило, ночью. И все же, несмотря на огромные трудности, пропускная способность Шлиссельбургской магистрали неуклонно росла. Если в феврале и марте 1943 г. в Ленинград прибыли 69 и 60 поездов, то в последующие месяцы интенсивность движения резко увеличилась за счет налаженной и четкой организации работы всего большого коллектива железнодорожников. В апреле 1943 г. в Ленинград было пропущено уже 157 поездов, в мае – 259, а в июне – 274[593]593
  Ковальчук В. М. Магистрали мужества. Коммуникации блокированного Ленинграда. 1941-1943. СПб., 2001. С. 403.


[Закрыть]. В город-фронт доставлялись в первую очередь боеприпасы, топливо, продовольствие. Только за период с 10 по 20 февраля 1943 г. Северная железная дорога должна была отправить в Ленинград по разнарядке Военного Совета Ленинградского фронта 1 тыс. вагонов боеприпасов, 400 вагонов угля, 200 вагонов авиабензина, 1030 вагонов продовольствия[594]594
  Там же.


[Закрыть].

Установление прямой железнодорожной связи все еще города-фронта со страной имело жизненно важное значение для его дальнейшей судьбы, существенно улучшив его продовольственное снабжение. Через две недели после прибытия в Ленинград первого поезда с продовольствием с Большой земли Военный Совет Ленинградского фронта принял постановление о повышении норм выдачи хлеба с 22 февраля 1943 г. населению города и пригородных районов. Рабочие и инженерно-технические работники стали получать 600 г в день, а на оборонных предприятиях – 700 г, служащие – 500 г, иждивенцы и дети до 12 лет – 400 г, учащиеся ремесленных училищ и школ ФЗО – 600 г.[595]595
  Там же. С. 406.


[Закрыть] Это было четвертое за время осады города повышение хлебных норм ленинградцам, которые ожидали его с каким-то особым чувством. «Все откуда-то разнесли слух, что с сегодняшнего дня увеличат норму хлеба, – записал 21 февраля 1943 г. инженер М. М. Краков. – Горькое разочарование. Но народ не унывает: „определенно с завтрашнего дня!“ Сегодня вечером было собрание на заводе. 25 лет Красной Армии. Докладчик сказал, между прочим, что ленинградцы на днях почувствуют результаты того, что блокада прорвана. Эти слова заставили весь зал реагировать сдержанным шепотом: „Факт – прибавят хлеба!“ Ленинградцы еще голодны!»[596]596
  Цит. по: Пянкевич В. Л. Люди жили слухами. Неформальное коммуникативное пространство блокадного Ленинграда. СПб., 2014. С. 361.


[Закрыть]

Установленный Военным Советом Ленинградского фронта суточный расход муки для выпечки хлеба населению в 308 т[597]597
  Ковальчук В. М. Магистрали мужества. Коммуникации блокированного Ленинграда. 1941-1943. С. 406.


[Закрыть] позволил хлебозаводам отказаться от использования примесей и прежде всего от так называемой пищевой целлюлозы и выпекать хлеб более высокого качества. Были также увеличены нормы выдачи других продовольственных продуктов. В улучшении питания существенную роль стали играть поступавшие по железной дороге напрямую продовольственные подарки со всех концов страны[598]598
  См.: Страна – Ленинграду. 1941-1945. Сб. документов / отв. ред. В. М. Ковальчук. СПб.; Кишинев, 2002. С. 195–259.


[Закрыть]. Городской отдел торговли регулярно объявлял сверх месячных норм выдачу по разовым талонам сухих грибов, овощей, орехов и других продуктов, поступавших ленинградцам[599]599
  Андреенко И. А. С огнем и кровью пополам… // По сигналу воздушной тревоги / сост. О. М. Смирнова. Л., 1974. С. 264–265.


[Закрыть]. Вместе с тем утвержденный на февраль 1943 г. план выпуска пищевой продукции в Ленинграде свидетельствовал о том, что его партийные и советские руководители стремились использовать все пищевые ресурсы, в том числе и те заменители, которые были предложены учеными в самые голодные месяцы блокады. В этом плане наряду с макаронной продукцией, печеньем, кондитерскими изделиями значились колбаса из альбумина, растительный студень, продукты из зерноотходов и жмых, солодовое молоко, казеиновая сметана, витамин С из хвои[600]600
  Буров А. В. Блокада день за днем. С. 309.


[Закрыть].

Наученное горьким опытом первой блокадной зимы и принимая во внимание непростую ситуацию, сложившуюся вокруг Ленинграда сразу же после прорыва его блокады, ленинградское руководство теперь проявляло большую предусмотрительность. «Почти весь 1943 год шла борьба за линии снабжения Ленинграда и за расширение зоны прорыва, – писал впоследствии бывший командующий Волховским фронтом К. А. Мерецков. – Противник не хотел, а если учесть настоятельную необходимость престижа, то и не мог смириться с провалом своих планов. Слишком долго гитлеровцы кричали о неизбежной гибели города в тисках блокады, о неприступности немецких укреплений под Ленинградом, чтобы так легко расстаться с этой мыслью.

Когда блокада была прорвана, они начали утешать себя призрачной надеждой, что через зону прорыва не пройдет ни один поезд, что все будет уничтожено артиллерийским огнем. Когда же и эта надежда рухнула, немецкое командование срочно начало укреплять Синявинские высоты, подтягивать силы и готовиться к наступательным действиям.

Советское командование со своей стороны не могло мириться с положением, при котором идущие в Ленинград эшелоны подвергались обстрелу, а коридор находился под непрерывной угрозой вторжения немецких войск. В связи с этим сразу же после прорыва блокады перед войсками ленинградского и Волховского фронтов возникла задача – захватить Синявинские высоты и разгромить мгинско-синявинскую группировку противника»[601]601
  Мерецков К. А. Неколебимо, как Россия. М., 1965. С. 97–98.


[Закрыть].

Высказанное видным военачальником мнение о Шлиссельбургской железнодорожной магистрали как главном факторе, определившем характер боевых действий на Ленинградском направлении после прорыва блокады на весь 1943 г., стало определяющим в их оценке – как «крупной и своеобразной военной операции», которая освещалась весьма односторонне в отечественной историографии, не отвечавшей на вопрос, почему эта операция приняла такой затяжной характер. Только в последние годы появились исследования, авторы которых, основываясь на документальных источниках, в том числе и немецких, стремятся объективно рассмотреть «забытые сражения» битвы за Ленинград в 1943 г., выяснить причины неудачи войск Ленинградского и Волховского фронтов в достижении поставленной Ставкой Верховного Главнокомандования цели – подготовить и провести наступательную операцию по разгрому противника в феврале 1943 г.[602]602
  Демидов В. И. Неудача после победы: Красноборская операция // Ленинградская битва 1941-1944. Сб. статей. СПб., 1995; Крюковских А. П. Как развивалась операция «Искра» // Там же; Шигин Г. А. Битва за Ленинград: крупные операции, «белые пятна», потери. М., СПб., 2005; Медвинский Д. Ю. Неизвестные бои под Ленинградом // Забвению не подлежит. Вып. 7. СПб., 2008; Ильин Е. В. Забытые сражения битвы за Ленинград. Зима-весна 1943 г. // Великая Отечественная война: правда и вымысел. Вып.6 / под ред. И. П. Зиновьева, В. А. Кутузова. СПб., 2009; Мосунов В. А. Красноборская операция. Февраль 1943 г. // Петербургский исторический журнал. 2015. № 4.


[Закрыть]

Как видно из доклада представителя Ставки Верховного Главнокомандования Маршала Советского Союза Г. К. Жукова Верховному Главнокомандующему, еще к 20 января 1943 г. при его участии был разработан план операции войск Ленинградского и Волховского фронтов по «очищению от противника» р. Невы и Кировской железной дороги.

«По предварительным расчетам, – докладывал Г. К. Жуков, – операция начнется 26 января. К этому времени предполагаем закончить с противником в районе Синявино и выйти на р. Мга. Подробный план действий мною будет вам должен по прибытии в Москву»[603]603
  Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005. С. 133.


[Закрыть]. По-видимому, в основе этого подробного плана был расчет на внезапные и стремительные действия частей Ленинградского и Волховского фронтов, которые, как сообщил в своем докладе Г. К. Жуков И. В. Сталину, «после прорыва закрепились на занятых рубежах, производят перегруппировку в южном направлении и с 12 часов 20 января начали наступление на юг»[604]604
  Там же.


[Закрыть]. Здесь же он просил «срочно подать фронтам мины и снаряды» для проведения операции.

Однако попытка ударной группы Волховского фронта взять Синявино сходу после короткой артиллерийско-минометной подготовки потерпела неудачу. Только после введения дополнительных сил и средств в ходе ожесточенных трехдневных боев нашим войскам удалось овладеть Рабочим поселком № 6. Но все дальнейшие попытки развить успех в направлении села Синявино подавлялись массированным артиллерийским и минометным огнем противника, опиравшегося на хорошо подготовленную в инженерном отношении оборону[605]605
  Ильин Е. В. Забытые сражения битвы за Ленинград. С. 14–15.


[Закрыть].

Ранним утром 27 января 1943 г. представитель Ставки Верховного Главнокомандования на Ленинградском и Волховском фронтах К. Г. Ворошилов направил Верховному Главнокомандующему доклад, в котором был вынужден признать, что «действия войск Волховского фронта против синявинских позиций за 25 и 26 января не привели к положительным результатам»[606]606
  Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. С. 133–134.


[Закрыть]. Докладывая о принимаемых мерах по преодолению упорного сопротивления противника, К. Г. Ворошилов сообщал о проведенном им «кратком совещании» Военных Советов Волховского и Ленинградского фронтов. Выводы, к которым пришли участники этого «краткого совещания», вряд ли могли удовлетворить Верховного Главнокомандующего: «Синявинские высоты составляют ключевую сильно укрепленную и упорно защищаемую позицию оборонительного рубежа противника… Без захвата синявинских позиций нельзя приступить к осуществлению вашего приказа по освобождению Невы и Кировской железной дороги. Занимаемая нами территория представляет собой наблюдаемую с Синявинских высот равнину (торфоразработки), насквозь простреливаемую не только артминометным, но и пулеметным огнем, в силу чего наши войска не имеют подходящего плацдарма для исходного положения»[607]607
  Там же. С. 134.


[Закрыть]. Тем не менее на этом совещании было принято решение о том, что 27 и 28 января Волховский фронт готовит прорыв синявинских позиций, подтягивая для усиления две свежие стрелковые дивизии, танковые части и артиллерию, а войска, действующие против синявинских позиций, продолжают свои боевые действия[608]608
  Там же.


[Закрыть].