Текст книги "Ленинград в борьбе за выживание в блокаде. Книга третья. Январь 1943 – январь 1944"

И. СТАЛИН

Ленинград в осаде. Сб. документов и материалов о героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны. 1941-1944 / отв. ред. А. Р. Дзенискевич. СПб., 1995. С. 550.

Блокада Ленинграда прорвана

18 января 1943 года войска Ленинградского фронта и войска Волховского фронта соединились: прорвана блокада Ленинграда, длившаяся с сентября 1941 года. Сердца советских патриотов, всех честных людей мира радостно забьются от этой долгожданной вести.

Известно, что в планах гитлеровского командования захват Ленинграда занимал большое место. В начале войны немцы и финны готовились молниеносно захватить великий город. Они не раз назначали сроки его захвата ещё в 1941 году. Они уверяли не раз, будто участь Ленинграда уже решена. Но взять штурмом Ленинград немецкие захватчики не смогли. Их планы провалились. Героические защитники Ленинграда отстояли город.

Замкнув блокаду вокруг великого города, немцы превратили и свои позиции на подступах к нему в мощный укреплённый район, с разветвлённой системой долговременных бетонированных и других сооружений, с большим количеством противотанковых и противопехотных препятствий. Месяц за месяцем громили фашистские мерзавцы дома, площади, улицы Ленинграда осадной артиллерией, бронепоездами, авиацией.

Но разве есть в мире сила, что могла бы сломить мужество, стойкость и выдержку ленинградцев? Все вынесли, выдержали защитники славного города, – все муки блокады, голодных дней непрерывных бомбардировок.

Ленинградцы работали и сражались с одинаковой энергией. Они неустанно ковали могучее оружие для Красной Армии, создали мощную артиллерийскую оборону. Они сражались с невиданным в истории упорством и мужеством. Под Ленинградом гниют более четверти миллиона немецких, финских и других гитлеровцев. Здесь похоронены кровавые планы гитлеровцев.

Не помогли немцам их мощные укрепления. Могучая советская артиллерия и другие части войск Красной Армии прорвали укреплённую полосу противника, и войска, наступавшие с двух сторон, соединились после семидневных упорных боёв и прорвали блокаду Ленинграда.

Этот знаменательный и важнейший по своим последствиям прорыв осуществили части войск Ленинградского фронта под командованием генерал-полковника Говорова Л. А. и части войск Волховского фронта под командованием генерала армии Мерецкова К. А. В этих боях отличились войска генерал-лейтенанта тов. Романовского В. З. и генерал-майора тов. Духанова М. П.

Представители Ставки Верховного Главнокомандования, славные Маршалы Советского Союза товарищ Жуков Г. К. и товарищ Ворошилов К. Е., координировали в этих боях действия обоих фронтов.

Эти успехи Красной Армии под Ленинградом достигнуты одновременно с успешным наступлением наших войск на других фронтах. За два месяца со времени начала наступления войск Красной Армии под Сталинградом в ходе войны произошли огромные изменения. Инициатива всюду находится в руках Красной Армии. Фронт немецких войск прорван на важнейших направлениях. В течение двух месяцев несколько десятков немецких, итальянских, румынских и венгерских дивизий перестали существовать. Дон, Терек, Кубань, Северный Донец освобождаются от фашистской чумы.

Мы знаем, что ещё предстоит трудная борьба.

Задача, поставленная перед нашими войсками, – разрушить оборону противника и этим прорвать блокаду Ленинграда – выполнена. Выполнены и осуществляются крупнейшие операции на других фронтах. Все они происходят на протяжении короткого времени. Все они идут в нарастающем темпе, с нарастающей энергией. Все они свидетельствуют о мудром, строго продуманном и точно выполняемом плане Верховного Главнокомандования. В них сказываются приобретённый за время войны опыт, искусство вождения войск у советских офицеров. В них сказываются возросшее уменье бойцов, окрепшая дисциплина и уверенность в победе.

Вся страна горячо приветствует славных командиров и бойцов, осуществивших прорыв блокады Ленинграда. Трудящиеся Советского Союза приветствуют мудрого своего вождя товарища Сталина, ведущего нашу Родину к победе.

Правда. 1943. 19 янв.

письмо Военного Совета Ленинградского фронта

командиру 63-й Гвардейской стрелковой дивизии

о боевых успехах дивизии и с приветствием

по случаю преобразования ее в Гвардейскую

21 января 1943 г.

Военный Совет Ленинградского фронта горячо поздравляет и приветствует Вас и весь личный состав вверенных Вам частей с преобразованием Вашей дивизии в 63-ю Гвардейскую стрелковую дивизию.

Части Вашей дивизии в упорных боях по прорыву вражеской блокады Ленинграда, действуя в первом эшелоне ударной армейской группировки 67-й армии, преодолев рубеж р. Нева, прорвали сильно укрепленные позиции противника, ликвидировали укрепленный пункт Марьино и, развивая удар в направлении Рабочего Поселка № 5, на второй день боя проникли в глубину на 7 км. Отрезав Шлиссельбургскую группировку противника и способствуя развитию удара соседней дивизии на Шлиссельбург, части Вашей дивизии 18 января первыми соединились с войсками Волховского фронта и тем самым выполнили ведущую роль в боях за прорыв блокады Ленинграда.

Родина высоко и заслуженно оценила воинскую доблесть бойцов и командиров Вашей дивизии.

Честь и слава командирам и гвардейцам, первыми прорвавшими вражескую блокаду Ленинграда!

Честь и слава командирам Гвардейской дивизии, сумевшим обеспечить четкое выполнение боевой задачи!

Военный Совет фронта твердо уверен, что 63-я Гвардейская дивизия в грядущих боях приумножит славу своего боевого знамени.

Командующий войсками Ленинградского фронта генерал-полковник Л. ГОВОРОВ

Члены Военного Совета фронта секретарь ЦК ВКП(б) А. ЖДАНОВ

генерал-майор Т. ШТЫКОВ

Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005. С. 337.

Доклад

представителя Ставки ВГК Г. К. Жукова Верховному Главнокомандующему

о плане операции по овладению Кировской железной дорогой

20 января 1943 г.

1. Сегодня вернулся из Ленинграда, где совместно с Леонидовым, Ефремовым, Петровым и Афанасьевым отработали план операции по очищению от противника р. Нева и Кировской железной дороги. По предварительным расчетам, операция начнется 26 января. К этому времени предполагаем закончить с противником в районе Синявино и выйти на р. Мга. Подробный план действий мною будет вам доложен по прибытию в Москву.

2. Части Леонидова и Афанасьева после прорыва закрепились на занятых рубежах, производят перегруппировку в южном направлении и с 12 часов 20 января начали наступление на юг.

3. Для проведения операции Леонидову и Афанасьеву нужны боеприпасы. Прошу обязать Яковлева срочно подать фронтам мины и снаряды в количествах по моему указанию.

КОНСТАНТИНОВ

Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005. С. 133.

Доклад

представителя Ставки ВГК на Ленинградском и Волховском фронтах

К. Е. Ворошилова о ходе прорыва синявинских позиций противника

27 января 1943 г. 06 ч 10 мин

Действия войск Волховского фронта против синявинских позиций за 25 и 26 января не привели к положительным результатам.

Противник, подбрасывая небольшими группами подкрепления, упорно обороняет Синявино и прилегающие к нему с юго-запада и юго-востока леса, отбивая наши атаки, главным образом, артиллерийским и минометным огнем. Введенные в дело два дня тому назад из района Рабочий Поселок № 6 дополнительно стрелковые соединения и танковая бригада не оказали существенного влияния на ход боя.

26 января провел краткое совещание Военных Советов Волховского и Ленинградского фронтов с участием тт. Ворожейкина и Воробьева, а также с привлечением по артиллерийским вопросам командующих артиллерией обоих фронтов и т. Гавриленко,

После обмена мнений констатировали:

1. Синявинские высоты составляют ключевую сильно укрепленную и упорно защищаемую позицию оборонительного рубежа противника. Этот рубеж проходит с запада на восток от Городков № 1 и № 2 через Синявино на Гонтовая Липка.

2. Без захвата синявинских позиций нельзя приступить к осуществлению вашего приказа по освобождению Невы и Кировской железной дороги. Занимаемая нами территория представляет собой наблюдаемую с Синявинских высот равнину (торфоразработки), насквозь простреливаемую не только артминометным, но и пулеметным огнем, в силу чего наши войска не имеют подходящего плацдарма для исходного положения.

Исходя из этого на совещании договорились:

1. В течение 27 и 28 января Волховский фронт готовит прорыв синявинских позиций, подтягивая для этого две свежие стрелковые дивизии, танковые части и привлекает 550-600 стволов артиллерии и минометов. Расход снарядов и мин планируется до 110 тыс. выстрелов.

2. Атаку синявинских позиций начать с утра 29 января.

3. До 29 января войска, действующие в настоящее время против синявинских позиций частыми атаками и огневыми налетами, продолжают свои боевые действия.

4. Ленфронт продолжает действовать в южном направлении с целью блокирования Городков № 1 и № 2 и одновременно, усилив свой левый фланг, обеспечивает правый фланг Волховского фронта. 29 января в момент артобработки синявинских позиций морская артиллерия Ленфронта будет подавлять артиллерию противника, действующую против Синявино.

5. Бомбардировочная и штурмовая авиация обоих фронтов 29 января полностью будет действовать против Синявино.

ЕФРЕМОВ

Блокада Ленинграда в документах рассекреченных архивов / под ред. Н. Л. Волковского. М.; СПб., 2005. С. 133–134.

Из дневника главного инженера 5-й ГЭС Л. А. Топоркова

11/1-43

В ночь с 12 на 13 января вся нагрузка Волхова взята нами.

На Волхове сделаны необходимые переключения, и ток в город дан с Волхова не по подводному кабелю, ремонт которого весьма затруднен, а новой воздушной линией, проложенной по льду Ладожского озера. Еще с октября началась заготовка опор для этой единственной в мире линии передачи, опоры которой вморожены в лед.

Линия сегодня уже работала.

Новое достижение ленинградских энергетиков. На станции собрано 200 000 рублей на строительство самолетов. Над станцией за последние дней 10 каждый вечер, начиная с 8-9 часов вечера, кружатся подолгу самолеты противника. Бомб не бросают.

Положение с топливом очень тяжелое. Теперь совершенно ясно, насколько жизненно необходима была ломка деревянных домов. Без этого город просто не прожил бы. Вокруг Ленинграда совсем мало остается лесов. Нам резко срезали лимит дров с 15 000 м³ в месяц до 6000.

Из-за одной цистерны мазута большой спор между нами и Балтфлотом.

Командование выставило цепь красноармейцев, чтоб не дать нам вывезти мазут.

Запрошена Москва – кому дать мазут – одну цистерну Балтфлоту или нам.

Ожидается крупное наступление наших войск на Ленинградском фронте. Подвезено много войск и техники. Мешала мягкая погода. Вот уже дней 10 стоят 15-20° морозы.

Второй день часами подряд гремит сплошным гулом канонада, может быть наступление началось. Принято решение о развертывании дальнейшей ломки домов. Топливо получаем только с Рахьи.

14/1-43

Попал в городе под обстрел. Ранен шофер и убиты трое рабочих на соседней машине. Немцы стреляют по городу бризантными снарядами. В воздухе гулкий разрыв. Быстро расходится темное облако дыма, осколки стучат по мостовой, крышам и стенам, падают несколько человек, через минуту – новый взрыв. Заворачиваю за угол. Спокойно ходит народ – привыкли. Бакинские энергетики прислали в подарок самолет колбасы, конфет, помидор, чеснока и др.

Составляем списки на медаль «За оборону Ленинграда».

18/1-43

Прорвана блокада Ленинграда!!!

Части Ленинградского и Волховского фронтов соединились.

На митингах многие плакали. Свершилось то, о чем мы мечтали многие месяцы. Смотрю на слова – «прорвана блокада», на глазах выступают слезы. Как напряженно мы жили всю блокаду. Сейчас прорвало.

Ленинградцы. Блокадные дневники из фондов Государственного мемориального музея обороны и блокады Ленинграда. СПб., 2014. С. 119–120.

Из дневника востоковеда А. Н. Болдырева

1943 год

18-е января.

– 9°, мягкий снег. Изрядно простужен. В Радио свободен, Академия зарезана для Канатной лекции. Сегодня кормит меня Федор Федорович. Галя сегодня на донорском освидетельствовании; что-то уже два дня подряд странная ее слабость, тошнота. Видимых причин нет, а что-то расстроено внутри. Всю ночь канонада, и какая! Ползут, ползут слухи о больших наших успехах у Ладоги, в частности под Шлиссельбургом. Душа замирает в напряженных надеждах и ожиданиях. Ночью «Последний час» прогремел о взятии Миллерово (!) и многих других мест. И, верно, счастье боевое служить уж начинает нам! Опекающая меня Канатная девушка объявила лекцию так: «Сейчас Александр Николаевич Ушаков прочтет нам лекцию об адмирале». Только чуточку запнулась. Если бы была находчивой (или последовательной), то докончила бы «Болдыреве»… И сделала бы вид, что ничего не случилось. Обед был капитальнейший – мясо, картошка, все жирное, всего много, даже хлеба. Но вернулся только в пятом часу, пришлось зайти домой за кастрюлей и оттуда в ЛДУ за обедом, на обратном пути к воентаджикам, которые охотно дали мне свой адрес для посылки Милениной.

Дома блаженствовали со светом. В 10 ч. 30 м. включили последние известия, но говорила Москва, не речь, а оглушительный хай со свистом и визгом и поэтому «вырвали». И поэтому не слышали в 10 ч. 45 м. исторических слов о прорыве под Ладогой ленинградского кольца блокады, о взятии Шлиссельбурга, Синявина, о конце угрозы измора.

19-е января.

– 9°, снежок. Красные флаги. На улице люди обычные, незаметно никак. А в Академии никто не работает, говорят (все ведь женщины), многие плачут, иные смеются. Там же раздают подарки Президиума – на того, кто имеет рабочую карточку: галет 200 гр., сладкого шоколадного порошка 70 гр. и две коробочки витаминных конфет. Служащие получили 500, 200 и 3 соответственно. В Радио полный радостный ажиотаж, поздравления, объятия. Всю ночь до утра, говорят, свирепствовало это. Так значит, 16 месяцев дожидались мы? Дождались! Все мучения, все, все окончено? Медленно и недоверчиво подползают события к сознанию. Это и есть тот день, тот час, во имя которого мы, оставшиеся, остались, поставив на это жизнь, имение, все? Значит, мы выиграли эту ставку, и настало то, к чему мы ползли ощупью, во мраке, в холоде и в смертной тоске сквозь прошлую зиму? Да, возможно, реально мы ощутим это не скоро, конечно. Осада еще не снята. «Осадную Запись» еще надо вести. Но нетуже чувства, что тонкая ниточка, на которой подвешены мы к жизни, может быть ежечасно начисто срезана. Нож, грозно застывший у самой жертвенно-запрокинутой, голой, открытой шеи (а пошевелиться нельзя) и 16 месяцев так стоявший, отведен. В этом великий смысл для нас того, что случилось. Не думаю, что в десятимильную брешь прорыва уже пошел поток поездов с продовольствием, одеждой, медикаментами и проч. для погибавшего Ленинграда, как говорят наши друзья сегодня. Но то, что мы имеем, – нам теперь твердо обеспечено…

Болдырев А. Н. Осадная запись. (Блокадный дневник). СПб., 1998. С. 245–246.

Из блокадных дневников жителей города-фронта

18 января 1943

10 часов 40 минут вечера Информбюро сообщило о том, что блокада Ленинграда прорвана.

[Б. Б.]

Ура! Ура! Ура!

Да здравствует Сталин!

Слава маршалам Жукову и Ворошилову! Слава бойцам Ленинградского и Волховского фронтов!

Вечная память погибшим!

Блокада прорвана! Взят Шлиссельбург. На юге наши войска движутся к Ростову. Фрицы отовсюду летят как пробки. Огрызаются, правда. Стреляют по городу. Часами летают над нами, бросают бомбы, но не в таком количестве, как в прошлом году.

Ленинградцы едят свои пайки и работают. От трех миллионов нас осталось семьсот-восемьсот тысяч, но самых заядлых.

[A.A.]

19 января 1943 года

Ночью плохо спал… Много мыслей витало. Утром в трамваях слышал и видел великую радость на лицах русских людей многострадального города, слезы на глазах и слова «царица небесная, божья матерь». С Финляндского вокзала шел пешком. В предрассветных сумерках увидел первые праздничные флаги на стенах тюрьмы.

На заводе всеобщее ликование, люди поздравляли друг друга, плакали и целовались. Я сам с трудом сдерживал слезы…

В обед собрался общезаводской митинг. Ораторы стояли на танке «KB», только что отремонтированном на заводе. На башне танка развевались два красных флага. Ствол орудия указывал в сторону фронта. Шел мелкий снежок. Вечером часть выступлений передавалась по радио… Необъятная радость переполняла ленинградцев. Не пережившим ее трудно понять эти чувства. Еще труднее все это выразить на бумаге.

[Б. Б.].

20 января 1943 года

И вот свершилось. 18 января прозвучали слова такие долгожданные, такие счастливые. Блокада прорвана! Войска Ленинградского и Волховского фронтов воссоединились, прорвав кольцо блокады. Освобождены: Шлиссельбург, Дубровка, Липки, Синявино, ст. Подгорная! Добыты трофеи. Взяты и пленные.

Новость прозвучала по радио около полуночи. У меня в кабинете собрались соседи по казарменному житью-бытью. Охватившую нас радость невозможно описать словами. Я прочел товарищам записи в дневнике в январе 1942 года. Тогда мы все были на грани смерти, многие погибли, но мы выжили и дождались нашей первой победы. Мы вспомнили мучительный голод и холод, попытки хоть как-то поддержать угасающие силы, наши «кулинарные опыты» по приготовлению студня из столярного клея, лепешек из гнилой картошки и пр. Мы не забыли надежды и разочарования в ожидании прибавки хлеба, уныния от отсутствия новостей на Ленинградском фронте.

Всю ночь не умолкало радио. Звучат музыка и песни, выступления ленинградцев и бойцов фронта. Я лег только около четырех часов утра.

Утром до начала работы провели общезаводской митинг.

Прозвучали горячие, проникновенные выступления рабочих, представителей административно-технического персонала. Ночная смена оставила записку, что рабочие жертвуют дневной заработок на постройку танковой колонны. Общезаводской митинг принял постановление об отчислении двухдневного заработка! И все это от всего сердца. Были выступления, во время которых три четверти присутствующих плакали, вспоминая потери. Сегодня мне пришлось весь день пробыть в городе. На домах красные флаги. На Выборгской стороне перебрасываются войска. Воины идут деловито и бодро. Много боевой техники и санитарных машин – бои продолжаются.

В Ленинград приехала целая группа гастролеров: Яков Флиер, Владимир Яхонтов, Ирма Яунзем, Леонид Утесов с своим джазом. Сегодня побывал на концерте Утесова. Он играл с колоссальным подъемом. Публика приветствовала его очень горячо. Приятно снова побывать в Большом зале Филармонии. Во время войны я ни разу там не был. Великолепный зал с белыми колоннами хорошо сохранился.

Здесь все оставалось по-старому. Только буфет был закрыт и с люстр сняли хрустальные подвески. В зале холодно. Слушатели сидят в пальто, капельдинеров с программками нет. В зале много в военной форме.

Я очень переживал чудную музыку. В начале концерта душили слезы. Послезавтра иду на Яхонтова и на Флиера.

[М.К.].

Блокада. Воспоминания и дневники очевидцев / авт. – сост. В. М. Давид. М., 2014. С. 529–531.

Михаил Дудин. «Через Неву и на Берлин!»

Фашистам так и не удалось переправиться на правый берег. Нева оставалась нашей от Ладоги и до Балтики, от Орешка до Кронштадта.

Правое было на правом берегу. А на левом – мерзость запустения человеческой души, жестокость страха и отчаяние мнимого беспамятства. Там была тьма, ночь, ненавидящие глаза злобы, ненависть жадности, вызывающие святую жажду расплаты, огонь отмщения. Мы жили тогда этими словами, исполненными особенного смысла, который вкладывался во все ваши действия.

И сейчас слова эти мне не кажутся банальными, они сосредоточивают и настораживают.

И что из того, что все мои сверстники обзавелись уже внуками. Ничего удивительного: тридцать – срок немалый. Срок, который подарила нам судьба.

При встрече нам всегда не хватает пальцев на руках, если мы начинаем вспоминать погибших. А мы их вспоминаем при каждой встрече, ибо знаем, что могли оказаться на их месте.

И все-таки нас мало осталось. Очень мало. Мало, как зубов в моих деснах: два вверху да два внизу – все блокадный стоматит выкрошил, и хвойная настойка не помогла, хотя я ее выпил столько, что до сих пор чувствую во рту ее горьковатый терпкий привкус, сводящий челюсти.

А мы любили жизнь. Как мы ее любили! Любили всей нетронутостью молодости, всей нежностью скрытого под нарочитой грубостью удивления. Всей влюбленностью в мечту о совершенстве мира и о собственном совершенстве. Всей жаждой познания. Всей жутковатой готовностью к подвигу.

И жизнь не поскупилась. Она взвалила на наши головы и плечи такие испытания, перед которыми не всегда выдерживала железная воля, закаленная и отшлифованная опытом.

За нашими молодыми характерами тоже был уже немалый опыт предельного напряжения и разума, и силы. Нам уже основательно протер розовые очки юности колючий снег финской кампании, из которой мы вынесли, приобрели на всю жизнь солдатскую уверенность в простой истине: не выручишь товарища – сам пропадешь. И эта истина помогла нам и в ту далекую зиму 1939/40 года на Карельском перешейке, и на полуострове Гангут, где мы стояли действительно насмерть и были хозяевами положения. И мы вспоминаем об этой тогдашней победе нашего духа как о празднике. И это воспоминание молодит наши души.

И мы вспоминаем, и говорим об этом сейчас в машине по дороге на Петрокрепость. Мы – это Иван Павлович Павлов – пскович, командир пулеметного взвода во время прорыва блокады, сибиряк Василий Иванович Буштаренко, командир пулеметной роты нашего полка, и я – бывший разведчик полковой батареи и журналист фронтовой газеты. И шофер Юра, который занят своим делом и развязывать язык не намерен, он только дакает или некает и кивает в случае согласия головой, если кто-нибудь из нас обращается к нему.

Мы едем туда, к поселку Марьино, где наш полк свыше тридцати лет назад форсировал Неву и на шестой день боев в районе 5-го поселка соединился с бойцами Волховского фронта.

Мы минуем проспект села Рыбацкого, и перед Усть-Ижорой нам открывается Новосаратовская колония на правом берегу Невы. Знакомое место. После эвакуации Гангута наша 8-я особая бригада стояла тут. И мы отыскиваем и узнаем дома, в которых тогда квартировали.

– Вон в том доме, правее белого Дома культуры, размещался наш взвод. И немец-колонист со своей семьей (его эвакуировать, видимо, не успели) тоже жил в этом доме, – говорит Ваня Павлов. – И мы даже подкармливали его ребятишек малость, хотя и сами-то получали всего по сто пятьдесят граммов хлеба на сутки.

– Вот отсюда наша дивизия и двинулась на исходный рубеж во время прорыва блокады. Правда, тогда снегу было много и мороз дай бог был! Не то что нынешняя зима, – вспоминает Буштаренко.

А машина выворачивает направо, и Нева внизу блестит стальным блеском, и январское солнце золотит голые ветки придорожных ветел.

Мы, не сговариваясь, поворачиваем головы налево и смотрим на жуткие оплавленные развалины. Мы знаем, что тут был командный пункт нашей дивизии и нашего полка. И мы отсюда начали наше первое наступление на Ленинградском фронте. Мы хотели вырваться тогда к железной дороге и застряли в болоте. Это был наш первый бой осенью сорок второго.

За Ивановскими порогами, перед Невской Дубровкой, начинают появляться признаки запоздалой зимы – белый налет изморози на пожухлой траве и прочный лед на закраинах, которые уже осваивают мастера подледного лова.

Мы заворачиваем к берегу Невы, вылезаем из машины и бредем: около воды по голому берегу, мимо догнивающих в высоком откосе накатов, мимо еще не успевшей истлеть колючей проволоки, перешагивая через минные ящики и коробки противогазов. Сколько здесь костей, в этой до сих пор искореженной и обезображенной земле, покрытой жалкой травой! Здесь погибали самые храбрые, на этом проклятом клочке земли длиной в два с половиной километра и шириной в шестьсот метров. Здесь земля так насыщена металлом, осколками, что на ней и расти ничто не хочет.

Здесь останавливаются автобусы с туристами и, наверное, экскурсоводы рассказывают приезжим о том, какой ценой герои держались за эту омытую их кровью священную землю.

Мы, как мальчишки, выковыриваем из наплыва речного песка рваные осколки железа и кладем их в карманы, словно это уж очень нам необходимо.

Потом мы едем дальше. Машина минует невысокий соснячок. И в соснячке видны серебряные заборчики, кресты, колонки с подкрашенными красными звездами. Могилы…

– Густонаселенная земля, – говорит кто-то из нас.

– Постойте! – вскрикивает Буштаренко. – Мы же проехали.

И машина, свернув на обочину, разворачивается и съезжает у соснячка на проселок. Мы выходим на берег и смотрим на Неву, покрытую чистым торосистым льдом, поблескивающим на солнце. Смотрим на правобережный голый лесок, оглядываемся вокруг себя и, перескакивая через заплывшие траншеи, опускаемся мимо старого командного пункта, превращенного сообразительным хозяином новой деревни, выросшей на воронках, в погреб, по крутому откосу к берегу, который оседлал наш полк тридцать лет назад.

«Через Неву и на Берлин! Вот наша задача!» Кто первым сказал это тогда? Или комиссар дивизии Иван Ерофеич Говгаленко, или командир нашего полка Александр Иванович Шерстнев, или парикмахер-пулеметчик Дима Вайсман, или повар и разведчик Федя Бархатов? Я уже не помню. Я знаю, и наверняка, только одно: этим жила вся наша дивизия, потому что другого пути у нас не было и не могло быть. Потому что так диктовали нашим душам две неразлучные сестры – Обида и Справедливость. А когда они заберутся в душу, от них уже не избавиться, это тоже понимал каждый из нас.

– Мы с утра до вечера пропадали на Неве, – вспоминает Ваня Павлов. – Там, под Новосаратовской колонией, мы сотни раз при полной выкладке перебирались по торосистому льду на правый берег и выскакивали на крутой обрыв. Мы научились не останавливаясь перебегать Неву за девять минут. А она там чуть пошире, нежели у Марьина.

Мы идем по мерзлому берегу, три очень пожилых человека. Идем, подняв воротники, потому что с Ладоги дует в лицо настоящий зимний ветер. Мы идем, и каждый вспоминает про себя то утро. Стальную окалину зимней зари над редкими, посеченными деревьями. И тишину. Сосредоточенную тишину перед боем.

Через Неву и на Берлин!

Казалось, от первого выстрела осел снег, а на противоположном берегу взметнулся бурый столб земли. И следом за ним, нарастая с каждой минутой, входил в силу артиллерийский шквал. Постепенно деловито включались в работу все калибры артиллерии. И когда после двухчасовой подготовки вал грохочущего огня стал откатываться в глубину левобережья, вот тогда на разрытый, обожженный берег, на разнесенный в щепки лес и двинулась наша пехота. Она пошла, разгоряченная и оглохшая от грохота, по сколькому льду, И в первых цепях, как всегда, – саперы. Срывающимся голосом, стараясь перекричать грохот, капитан Салтан, бежавший впереди, орал во всю глотку:

– Вперед! Там, на немецкой проволоке, каждому орден висит! Может быть, он кричал немного иначе, но ему хотелось кричать именно об этом. Может быть, его и не слышали, но каждый знал, куда и зачем ведет и зовет его комбат.

Через Неву и на Берлин!

В каких-нибудь метрах десяти-пятнадцати от берега пуля пробила ему щеку и вылетела в раскрытый рот. Кровь хлынула на воротник и на белый полушубок. Трудно стало дышать. Ачерез нос тоже нельзя – насморк. И все-таки он выскочил, вскарабкался вместе со всеми на левый берег. А здесь он круче правого. (Как только мы тогда забирались сюда, уму непостижимо.) Он увидел, что бойцы пошли вперед через поле и перелесок. И все дальше и дальше уходил грохот боя.

Прошло полчаса (этого уже не видел капитан Салтан), и по его следу другие командиры вели своих бойцов на тот берег. Не видел он и того, как младший лейтенант Гнатенко по торосистому льду помогал расчету тащить пушку, как шофер Козак вел на ту сторону грузовик, прокладывая первую трассу, как саперы под командой Анатолия Репина расчищали подъезд, как разведчики Федор Бархатов и Борис Яковлев уже пробовали немецкие автоматы…

Дима Науменко уже шел навстречу наступающим, сопровождая первую группу пленных через Неву в тыл, а батальон Салтана овладел продовольственными складами немецкой дивизии, и батарейцы, захватив немецкую конюшню, впрягли коней в постромки орудийных лафетов, и батарея старшего лейтенанта Козлова выскочила на крутой взгорок, развернулась и открыла огонь. А Харис Усманов, связной командира батареи Козлова, ругал себя по-русски за то, что не заметил, как выглянувший из блиндажа гитлеровец дал очередь и ранил командира. Но Харис догнал фашиста…

Шел бой. И, видимо, от горячего дыхания боя день потеплел. Солнце скрылось в дыму и тумане, и пошел легкий снег. И командир полка Александр Иванович Шерстнев переправился с командным пунктом на левый берег, в вслед за ним наш любимый батько Николай Павлович Симоняк, генерал-наступление, как потом его назовут сами немцы, тоже перебрался на левобережье. Его помощник Савелий Михайлович Путилов уже ходил по цепям наступающих, оценивая обстановку и подбадривая бойцов.

Через Неву и на Берлин!

Прошли сутки, и я вместе с капитаном Салтаном, возвращавшимся из санчасти, шел на левый берег, а рядом с нами по бревенчатому настилу переправлялись танки.

Мы шли, оглядываясь на своих друзей-однополчан, уже вмерзших в шершавый лед Невы.

Они лежали, прижавшись к темному льду, как будто приготовившись к прыжку.

Их подберут только завтра и похоронят в братской могиле около медсанбата на отбитом левом берегу, там, где сейчас растет невысокий соснячок, откуда начинается деревня Марьино, построенная на воронках и траншеях.

Они никогда не узнают, как наша дивизия вышла к Петровскому навалу и соединилась с моряками и с лыжниками особой бригады Якова Потехина, лихого командира, бывшего журналиста.

Они никогда не узнают о том, как в сумерках январского дня наши бойцы встретятся с волховчанами, как потом разлетится вдребезги кольцо блокады и над Ленинградом, чудовищный в своей радости, вспыхнет павлиний хвост первого салюта. Они не увидят его. Но они, умирая на невском льду, знали, что мы дойдем до Берлина. Через Неву и на Берлин! Знали, как знал это Дмитрий Молодцов, прикрывший собой амбразуру, выполнивший в трудную минуту жизнью своей закон солдатского братства: «сам погибай, а товарища выручай». Он лежит вместе со всеми, и молодые сосны осыпают над ним желтые иглы в сухой желтый песок.

Я нагибаюсь и беру горсть песку, и он, струясь, бежит из моего кулака тонкой струйкой.