Текст книги "В каждом времени – свои герои"

В 16-17 лет все девушки красивы. Их красота похожа на распускающийся цветок, который ещё не раскрыл сполна совершенство и прелесть. Они привлекают свежестью, чистотой, чуть заметной угловатостью и стеснённостью форм. И каждая расцветает своим неповторимым образом. Лицо приобретает мягкие нежные черты, глаза наполняются искрами душевной теплоты и ожидания чего-то большого, главного и счастливого в жизни. Движения лишаются девчоночьей подвижности и резких порывов. Походка становится плавной, женственной, с более осязаемым выражением всех привлекательных черт прекрасного пола. Ирина обладала ещё неповторимой причёской густых русых волос с зачёсом назад, переходящим в волнистый шлейф, закрывающий плечи. Плавная с изгибом линия лица от уголков глаз до подбородка, с чуть выраженными скулами, напоминала профиль известных изображений знаменитой египетской царицы Нефертити.

Её скромное, но уверенное поведение, выдавало особенный характер. Не случайно, наверное, классная руководительница посадила Ирину за одну парту с Александром. Кто знает, может он тоже втайне питал к девушке особые чувства, но стеснялся их показать, выдать себя, просто скромничал. Всё свободное время юноша отдавал чтению и музыке. В каких-то компаниях сверстников его никто не замечал. Сашин отец, может, мечтал, чтобы сын унаследовал любовь к литературе, стал поэтом. Не случайно дал такое знаменитое имя. Но кроме внешнего вида да имени, Александр пока ничем не оправдал надежды отца, он любил музыку. Большие чувства к прекрасным созданиям его поджидали где-то впереди, в том, до поры не ясном будущем, о котором можно только мечтать. Не все его друзья, да и ребята из параллельного класса, отличались возрастной заторможенностью чувств. Некоторые явно показывали свои симпатии к Ирине и всячески искали дружбы с ней. На школьных праздничных вечерах во время танца смельчаки пытались теснее прижать её гибкое тело к себе и шептали что-то на ухо. Ирина сразу становилась серьёзной, освобождалась от рук партнёра и оставляла его одного.

Школьная любовь чаще всего тайна, которую юноша или девушка пытаются скрыть даже от себя. Те чувства, которые возникают, чуть ли не в детском садике у несмышлёных детей – это прелюдия, тихий звоночек мальчику или девочке. Он предупреждает о том, что они разные, что им может быть интереснее дружить не со своими однополыми сверстниками, а вот с этими задиристыми, гордыми, капризными и непонятными существами с бантиками в косичках. Они притягательны, непонятно почему. Их присутствие взводит какую-то пружину в душе, и она начинает двигать тебя, толкает совершать глупые поступки, показывать свою мнимую значимость и какие-то туманные достоинства. С возрастом, когда у юноши появляется пушок над губами, а девушки обретают женские формы, все детские ростки чувственности прячутся в сердце, начинают смущать ум, которому робко и постепенно открывается важная тайна человечества, да и всей природы. Влюблённый изучает, наблюдает, начинает испытывать влияние новых сил и ощущает, что уже нет такой воли, чтобы выбросить всё это из души, освободиться, убежать от незримой зависимости. Внутренняя борьба меняет человека. Он становится нервным, растерянным, невнимательным. Болеет от этого и пытается сосредоточиться, ловит от другой стороны хоть каплю внимания, ревниво оценивает её замечания. Небывалая сила воли нужна для того, чтобы не открыться, не попасть под насмешки или завистливые взгляды ближнего круга. Этот душевный бедлам, внутреннее горение продолжается до какого-то важного случая, резкой перемены жизни, и прерывается, остаётся в памяти. Но случается, что соединяет влюблённых навсегда.

Созревшие физически в свои 16-17 лет, и многие тайно влюблённые, старшеклассницы искали информацию о «запретном». Чтение романов, это открытый, такой невинный университет, доступный всем, кто не ленится осилить толстые тома. Это только вершина айсберга. Настоящей школой жизни была «улица», рассказы подруг, надписи на заборах и в туалетах, откровенные пьяные разгульные сценки распустившихся мужиков, наблюдения и открытия в собственном доме или соседнем дворе. Университетом зрелости была сама жизнь. Девушки покупали блокнотики, записывали в них вначале что-то для памяти, потом – популярные стихи и песни. Позже эти записные книжки превращались в дневники. В них появлялись размышления о жизни, о любви, и ещё о каких-то очень важных событиях в жизни городка или страны. И чем ближе к выпускному вечеру, тем полнее заполнялись страницы. Ирина тоже вела дневник: урывками, бессистемно, несколько небрежно. В то же время, независимо от её предпочтений, девушке открывался такой непонятный и противоречивый мир. Он загонял юную душу порой в жёсткие тиски между скромностью, стыдливостью и реалиями жизни. Появлялся первый опыт выбора собственного пути в этом лабиринте.

Чем больше стихов и песен о любви попадали в записную книжечку Ирины, тем ближе она была к пониманию той истины, что выписала у поэта Степана Щипачёва: «Любовью дорожить умейте, /С годами дорожить вдвойне, /Любовь не вздохи на скамейке, /И не прогулки при луне». Что это было? Наивность или мудрость тех лет? Коммунистическая (читай – христианская) мораль?

Банально, просто, понятно, но в жизни часто всё происходит наоборот. Она может мгновенно бросить свою жертву в водоворот неотвратимых событий, разрушающих светлые мечты, и возможность самого счастья. Кто-то начинает думать об этом всерьёз, а кому-то жизнь всё ещё кажется красивой сказкой. Может, – архаичными страхами родителей. В голову Ирины всё чаще приходили недетские мысли, и она искала в них твёрдую жизненную позицию, устойчивую линию поведения. Девушка прятала от мамы записную книжку, боялась порой выдать в ней что-то откровенное, пережитое или пришедшее на ум. Именно то, что доверяют только собственным дневникам. И не напрасно! Мама ревностно следила за поведением дочери, находила порой её записи и делала строгие внушения. Однажды она увидела маленькую фотографию мальчика, наверное, из комплекта для комсомольского билета, подаренного ей во время вступления в комсомол. Тогда ребята, выйдя из райкома комсомола, обменялись такими «сувенирами». Мама с загадочной улыбкой на лице «огорошила» любимую дочку: «Это твой жених, что ли?»

В дневниках Ирины вместе с любовной лирикой стали всё чаще появляться серьёзные знаковые записи, например:

«28 января 1961 года. В последнее время много думаю о дальнейшей своей жизни. Осталось 4 месяца до экзаменов. После экзаменов группа будущих учителей из нашего класса поедет на июльские педагогические курсы. Так быстро летит время, давно ли мы были совсем маленькими? И вдруг сами будем учить детей! Я уже начала сейчас думать, как я буду себя вести со своими питомцами».

«9 марта, 1961 г. Важное сообщение по радио. Голос Левитана. Он всю войну читал сводки «Совинформбюро». А теперь говорит о самых важных мирных событиях. Сегодня запустили в космос 4-й корабль с собакой Чернушкой, который вернулся на землю в заданное место. Очень радостное сообщение! Живое существо – в Космосе! Ведь, недалеко то время, когда человек ступит на марсианскую «землю». В замечательное время мы живём!»

«12 апреля 61 г. В космическом корабле «Восток» впервые в истории человечества в космос полетел человек. Это наш, советский – Юрий Гагарин. Здорово!! Когда на уроке астрономии учитель рассказывал о Циолковском, мы думали, что все его труды – просто фантазия».

Ирина дважды подчеркнула жирной чертой слова «впервые» и «Здорово!»

В параллельном классе был парень, у которого сложились особенные отношения с Ириной – Константин Залесский. И жил-то он с родителями на улице, созвучной их фамилии – Залесной. Он занимал первое место среди всех ребят в отношениях с ней. Спортивного сложения, со спартанскими чертами лица, Костя отличался от своих одноклассников особой самостоятельностью, взрослым поведением, уверенностью в своих действиях. Спортивная фигура всегда выдаёт себя, независимо от того, что на ней из одежды. Он уже несколько лет занимался в секции борьбы, выступал на спортивных соревнованиях. Иногда Костю брали в сборную команду района на областные спартакиады.

Негласно все принимали его за лидера класса, да и школы. У такого парня наверняка должна быть подруга. Это неизбежно. Он заметил Ирину. Опекал её сдержанно, несколько галантно. Таких парней в народе называют ухажёрами. На первый взгляд это была просто дружба. Так вначале считала Ирина, и относилась к этому просто. Ей нравилось внимание авторитетного парня и та негласная защита с его стороны от назойливого внимания других ребят. Он часто провожал её домой, даже познакомился с мамой девушки, принимал участие в подготовке праздничных мероприятий и выступил на районном конкурсе школьной самодеятельности вместе с Ириной.

Время шло, всё беспокойнее становилось в душе Константина. Незаметно для себя юноша начал постоянно думать о ней, искать новых встреч и разговоров «один – на один», задерживался дольше у ворот дома. Напористое, только чуть прикрытое внешними условностями поведение, служило средством самоутверждения заметной в школе личности. Но были и противовесы. Упреждающие силы, которые не позволяли «переступить порог». Одной из них была сама Ирина со своим твёрдым характером. Другим бдительным и опытным стражем «на карауле» стояла её мама Александра Сергеевна. Однажды за полночь, потеряв терпение дождаться дочь в «положенное» время, она вышла за калитку и твёрдо заявила обоим: «После десяти часов вечера моя дочь должна быть дома!»

Ирина сама знала границы дружбы. К тому же больше склонялась в своих тайных симпатиях к Саше. Только для него в её сердце теплился маленький огонёк. Ощущая твёрдые границы дозволенного, Константин всё же хотел получить от неё больше, чем простые дружеские отношения. Может, проявления влюблённости или особой симпатии. Ирина, казалось, не чувствовала этого. Но всё было не так. Её чистая трепетная душа тонко замечала все переживания юноши, внимательные глаза ловили каждое движение, а уши отличали нежные интонации в голосе. Ничто не могло укрыться от девушки. Ирина внешне была пассивной стороной в этой школьной дружбе. Соглашаясь с какими-то предложениями Кости, сама не делала ни единого шага навстречу, не выражала никаких чувств. Ей было интересно общаться в определённых пределах с ним, познавать ранее не испытываемые ею ощущения. Она быстро поняла, почувствовала по внутренним импульсам, что такие отношения с парнем ведут к чему-то тревожному, бесконтрольному и неуправляемому. Ирина задумалась, как можно владеть собой, но оставаться естественной, без того глупого агрессивного противодействия партнёру, которое делает отношения грубыми и смешными. Она сама не понимала, что лепит шаг за шагом свой характер, пытается читать свои чувства, воспитывать их в том направлении, какое подсказывает ей интуиция и пытливый ум. Не холодный разум руководил ей, а воля управлять собой.

Костя, со свойственной ему твёрдостью и самоуверенностью настойчиво продолжал ухаживать за Ириной. Провожал из школы до дома, приглашал в кино, шёл с ней на репетицию. Он замечал, что не один живёт в этом пространстве внимания к девушке. Толпы – не толпы, но несколько ребят из других классов также делали попытки обратить на себя её внимание и находили для этого разные способы общения. Чаще это происходило на спортивных соревнованиях, репетициях художественной самодеятельности и школьных праздниках. Костя, когда замечал это, под любым предлогом вмешивался и давал знать соперникам о своём негласном праве. На улице его действия подкрепляла целая команда дворовых сорванцов, готовая всегда показать свою силу. Ей неважно было кого бить, кого пугать, был бы сигнал.

Костя всё настойчивей пытался быть ближе к Ирине, делал грубые попытки поцеловать. В укромных местах закручивал ей руки за спину и тянулся губами к её лицу, но она всякий раз уклонялась и покидала его. Однажды, провожая девушку до дома, он остановился за ларьком с вывеской «Мороженое». Юноша быстрым и сильным движением завёл её руки за спину, резко притянул к себе и страстно поцеловал в губы. Будто электрический ток пронзил тело Ирины. Она молниеносно оттолкнула его и на мгновение потеряла сознание. К его счастью Ирина пришла в себя, минуту стояла, взявшись обеими руками за голову, потом резко отвернулась от парня, быстро побежала к дому.

Более трёх месяцев она не разговаривала с Костей, он тоже остерегался к ней подходить. Досужие соклассницы однажды начали спрашивать Ирину: «Скажи правду, что случилось, почему ты не разговариваешь с Костей, как-то странно ведёшь себя. Может, что-то серьёзное случилось? Что ты всё молчишь? И Костя какой-то другой стал». Наконец, Ирина рассказала им, что же произошло. Девушки рассмеялись и сказали, что они давно целуются с парнями и в обморок не падают. А Константин действительно стал другим. В его сознании Ирина уже была не такой девушкой «как все».

Он начал думать, что, может, свою значимость в её глазах надо показывать больше головой, а не эмоциями и напором? После долгой разлуки, встретившись однажды с Ириной, Костя заговорил о фантастике Александра Беляева: размышлял вслух об опыте с головой профессора Доуэля, восхищался человеком-амфибией – Ихтиандром. В другой раз заговорил о первопроходцах к Северному полюсу. Ирина слушала, но не выражала никаких эмоций и не комментировала его рассуждения.

Часть вторая

Полная самых разных надежд, страхов и сомнений, юная учительница, ехала в деревню с тем необходимым багажом знаний, который всё же позволял ей надёжно влиться в новую жизнь. Её свободно раскиданные по плечам вьющиеся русые волосы да короткое до колен красивое платье в горошек, привлекали внимание попутчиков. Она тоже изучала пассажиров маленького заезженного автобуса: «Кто они вот эти старожилы деревень, как они её встретят там, на месте?» Рядом с ней сидит пожилая женщина. У её ног большая сумка. Попутчица, как и все пассажиры, легко одета. В автобусе душно. Женщина широким взмахом одной руки сдёрнула с головы лёгкий ситцевый набивной платок с красивым рисунком по краям и со вздохом облегчения положила его на колени. На ней было просторное платье намного ниже колен, короткие рукава чуть прикрывали полные загорелые руки.

– А вы, девушка, до «конечной», или где-то поближе сходите?

– До конечной!

– А! Значит, в нашу деревню! Погостить, или на работу?

– На работу! В школу!

– Наверное, вы будете нашей новой учительницей? А школа у нас самая лучшая из всех соседних деревень, красивая. Её ещё до революции построили. Ребят, правда, немного. У вас там «свои» есть или подселитесь к кому?

– Да нет никого, поищу место у кого-нибудь!

– Тебя-то, милая, как зовут? – перешла соседка на фамильярный тон, будто они знакомы уже много лет.

– Ирина, Ирина Алексеевна.

Ирина на минуту смутилась, зачем это она вдруг добавила отчество. Подчеркнуть, что она учительница или в ответ на вольность незнакомки? Вот глупая!

– Зовите меня просто Ирой. А ваше имя скажите.

– Мария, – тётя Маша. Кстати, тебе не надо искать, где можно поселиться. В нашей деревне есть учительский дом. Сейчас там будет жить только Нина Михайловна. Екатерина Ивановна уехала весной. Вот ты вместо неё и поселишься в этом доме. Вам вдвоём будет веселее. Да и соседи хорошие: Гарины. Хозяин – председатель колхоза, а его жена – фельдшер.

Ирина долго слушала Марию, рассеянно смотрела в окно. Она пыталась представить себе незнакомую деревню, дом, школу и будущих коллег.

Пыльная, извилистая дорога вырывалась внезапно из тёмного высокого сосняка и пересекала огромное равнинное поле до самой реки – широкой и полноводной, спокойной, по-настоящему величавой. Стоило только постоять на её берегу, с которого открывался вид на серовато-голубой простор, как в душе начинала звучать музыка, хотелось запеть простую народную песню. По берегам реки располагались небольшие деревеньки. Почти все они возникли в восемнадцатом веке и походили друг на друга. Широкие улицы были вытоптаны скотом. Редкие тополя или берёзы, кусты рябины или черёмухи затеняли фасады домов. Срубы колодцев с бревенчатыми во́ротами или «журавлями», оживляли вид старых и тихих усадеб. Прилегающие к домам участки земли не огораживались высокими плотными заборами. Прохожие видели через весь большой двор хозяйственные постройки, скот, который каждый хозяин держал для пропитания семьи, большую поленницу дров, а под навесом сарая – какой-то нехитрый инвентарь. За всем этим рядками примостились около десятка грядок с овощами. Дальше – большое поле с картошкой. Без неё не обходилась ни одна семья. И хотя люди пережили коллективизацию, войну и другие напасти нового времени, во всём облике деревни оставались следы былой крестьянской свободы, традиционного культурного быта, заботы о своём родном гнезде. За более чем двести лет жизни на этой земле родились и умерли многие поколения, даже старые погосты растворились в её плодородной почве и не оставили никаких следов. Многие семьи перемешивались в родственных связях по многу раз, и о корнях династий можно было догадываться только по одинаковым фамилиям разведённых временем людей. Никому в голову не приходило проследить свою родословную историю. Жили себе и жили на тихой благодатной земле люди, тем и были счастливы.

Деревенька, куда направлялась Ирина, раскинулась неподалёку от соснового бора. С южной стороны её протекал полноводный ручей, больше похожий на речку, который впадал в равнинную Большую реку. За северной окраиной плескалось от лёгкого ветерка озеро с заросшими камышом берегами. На его противоположной стороне виднелся старый, наполовину погибший лес. Там было заболоченное место. Из его недр поднимались высоко в небо высохшие останки сосен. Их оголённые кривые ветви напоминали крючковатые пальцы фантастических существ, какие порой рисуют художники в книжках, где непременным персонажем является сказочно-колоритная в своём нищенском одеянии и хитроумная колдунья «баба Яга». Это место деревенские жители старались обходить стороной. Рассказывали всякие страшные небылицы, и в подтверждение тому говорили сомневающимся: «А вы сплавайте туда ночью, услышите глухие, протяжные звуки. Будто «духи» какие шепчутся. Иногда, бывает, они свистят, как Соловей-разбойник». Чистое прозрачное озеро, на котором сельчане постоянно рыбачили, было полно карасей, плотвы, окуней и другой рыбы. Передвижения их косячков хорошо были видны с поверхности. Ближе к погибшему лесу со дна поднимались красивые тёмно-зелёного цвета водоросли, в которых исчезали эти рыбные стаи. Когда здесь рыбачили женщины, они подолгу вглядывались вглубь, любовались подводным миром, принимали от него спокойствие и умиротворённость. Житейские трудности и невзгоды на время отходили в сторону.

Широкая полоса земли от соснового бора до Большой реки жила своей вольной и живописно-многоцветной жизнью.

Ирина не раз бывала неподалёку от этих мест, когда с отчимом и мамой ездила на рыбалку или сенокос. Там в перелесках на еланях им отводили угодья и в июле они всей семьёй на стареньком мотоцикле с люлькой ехали косить сено. Если старшие хорошо владели литовками, то Ирине пришлось немало потрудиться, чтобы освоить этот древний инструмент. Поначалу он казался ей тяжёлым и несуразным. Острый на изгибе конец часто впивался в землю или корень густой травы. Надо было помучиться, чтобы быстро его выдернуть. Она боковым зрением видела, что родители уходили вперёд, и надо их нагонять. Особая драма разыгрывалась, когда литовка попадала на осиное гнездо, а яркое солнце палило в лицо, солёный пот застилал и пощипывал глаза. Самое воинственное насекомое – оса, обязательно пикировала прямо в глаз или в нос, и тогда начинался ад. Ирина, отбросив далеко от себя острый инструмент, с визгом бежала к холодному ручью и плашмя бросалась в мелководье. Этого было достаточно, чтобы сбить боль и те ощущения добровольной пытки, что обрушила на неё природа. Весело и смешно, даже романтично, становилось через много дней, когда исчезали самые неприятные ощущения, сено стояло в копнах, а на улицах городка не летали эти противные злые насекомые. Сейчас Ирина с ностальгией рассматривала знакомые места и мечтательно про себя улыбалась.

Вдруг её лицо омрачилось. Грустная тень пробежала в глазах. Ирина вспомнила, как в один из засушливых годов они с большим трудом накосили худосочной травы на стог сена. Дождались первого снега, чтобы можно было вывезти его из леса на санях. Когда отчим приехал на место, стога там не оказалось. Ушлые бездельники опередили его. А без сена нет и коровы. Пришлось её продать. Так семья надолго осталась без кормилицы.

Дорога располагала к воспоминаниям. Соседка не донимала разговорами, думала о чём-то своём. Перед Ириной всплывали в памяти недавние годы, когда её родители в поисках лучшей жизни уехали из Сибири на Кавказ. Жили в горах близ Мацесты. За неимением там школы девочке с пятого класса и по восьмой пришлось учиться далеко от дома. Жила в интернате. На всю жизнь ей запомнились учителя, которые научили всему: легко выполнять домашние задания, готовить простую и праздничную пищу, шить, вышивать, дружить, любить.

Вот дорога вынырнула из тенистого леса на светлый простор. Здесь среди чистого хлебного поля виднелись берёзовые околки, которые прижились на земле небольшими островками и скрашивали золотистый пейзаж большими зелёными пятнами. Летом по краям поля, и вплоть до берегов Большой реки, оставались не тронутые человеком полосы земли, заросшие душистыми травами, которые своим пёстрым многоцветием не только украшали пейзаж, но и насыщали воздух запахом клевера, душицы, кипрея и зверобоя. Местами на волнах трав можно было увидеть белые островки ромашек. Кто здесь остановится, услышит жужжание бесчисленных ос, пчёл, комаров и стрёкот кузнечиков. Ближе к осени на поле загораются красно-бурыми огнями ранее белые поля с гречихой. Запах её нектара как бы призывает бесчисленные пчелиные семьи с округи на праздничный сбор, и они усердно здесь трудятся, не пропуская ни один цветок.

Но не всё в том многожизненном и красивом мире радовало глаз путника, а тем более, крестьянина. Шагая по другой, извилистой и пыльной дорожке, которая змейкой пробиралась через перелески, пересекала кое-где хлебное поле и бежала параллельно основной дороге, человек со страхом и брезгливым выражением лица порой наблюдал полчища больших зелёных тварей – точную, но в большем размере, копию кузнечиков, которые назывались саранчой. Они прыгали по дороге, перелетали большими скачками, шевелились живой массой под ногами, не обращая внимания на то, что часть их бесчисленного семейства превращается в зелёную слизь под ногами идущих или колёсами автомобиля. Эта напасть, подобная монгольскому нашествию, поднимает на войну с ней все крестьянские силы, технику, химические ресурсы, и начинается настоящий бой. Кто кого. Бывало, что побеждали эти зелёные твари и оставляли без хлеба целый район.

Большое озеро близ деревни хранило ещё одну тайну. Загадочным было то, что оно порой меняло свой уровень. Старожилы говорили, что озеро соединяется с Большой рекой. А мальчишки рассказывали в школе, что они с родителями видели пещеру на заросшем колючими кустами облепихи крутом берегу. Она обнажается редко, только в годы большой засухи, когда падает уровень воды.

Натужено и басовито, с хрипотцой, изношенный почти до предела мотор, двигал старенький автобус через все эти красоты, исторические селения и крутые берега, окутывая их облаком желтоватой пыли, пока не оказался на маленькой площади в центре заветной деревни, на «конечной» остановке.