Текст книги "Портрет леди"

Глава 15

Было решено, что две девушки отправятся в Лондон в сопровождении Ральфа, хотя миссис Тачетт и не одобрила этот план. Она сказала, что его могла предложить только мисс Стэкпол, и поинтересовалась, не намеревалась ли корреспондентка «Интервьюера» поселиться всей компанией в меблированных комнатах.

– Мне все равно, где она захочет остановиться, главное, чтобы был местный колорит, – сказала Изабелла. – Именно из-за этого мы и едем в Лондон.

– Полагаю, если девушка отказала английскому лорду, она может делать все, что захочет, – заметила ее тетя. – После такого поступка не стоит обращать внимание на мелочи.

– А вам бы хотелось, чтобы я вышла за лорда Уорбартона? – спросила Изабелла.

– Конечно.

– А я думала, вы не любите англичан.

– Так и есть. Но тем больше причин их использовать в своих целях.

– В этом и заключается ваша идея замужества? – спросила Изабелла и рискнула добавить, что, по ее наблюдению, сама-то тетушка мало пользовалась услугами своего мужа.

– Твой дядя не английский дворянин, – заявила миссис Тачетт. – Впрочем, возможно, даже если бы он им и был, я все равно предпочла бы поселиться во Флоренции.

– Вы думаете, лорд Уорбартон обеспечил бы мне лучшую жизнь, чем моя сейчас? – оживившись, спросила девушка. – То есть я не хочу сказать, будто она слишком уж хороша… Просто я недостаточно люблю лорда Уорбартона, чтобы выйти за него замуж.

– Значит, ты правильно поступила, отказав ему, – согласилась миссис Тачетт самым сдержанным тоном, на который только была способна. – Надеюсь, когда в следующий раз тебе сделают столь блестящее предложение, оно будет соответствовать твоим запросам.

– Подождем, когда оно поступит. Надеюсь, не слишком скоро – сейчас бы мне совершенно этого не хотелось.

– Возможно, тебя вообще этим больше не обеспокоят – если ты собираешься вести богемный образ жизни. Однако я обещала Ральфу не касаться этого предмета.

– Я буду слушаться Ральфа, – сказала Изабелла. – Я очень ему доверяю.

– Его мать будет чрезвычайно обязана! – со смехом воскликнула тетя.

– И это правильно, – с улыбкой парировала Изабелла.

Ральф заверил кузину, что они ни в коем случае не нарушат правила приличия, если втроем будут осматривать столицу Англии, но миссис Тачетт имела на это иное мнение. Как большинство женщин ее страны, давно живущих в Европе, она полностью утратила чувство меры, свойственное в подобных случаях ее соотечественникам, и в своем отношении, не так уж и неразумном, к излишним вольностям, которые позволяло себе молодое поколение «за морями, за долами», проявляла чрезмерную строгость. Ральф сопровождал двух девушек в Лондон и устроил их в тихой гостинице на улице, выходившей на Пикадилли. Сначала молодой человек хотел поселить их в доме отца на Винчестер-сквер – в огромном мрачном особняке, который в это время года был весь погружен в тишину и холщовые чехлы; но затем вспомнил, что кухарка жила в Гарденкорте и в доме некому было готовить еду; тогда местом пребывания девушек был избран Пратт-отель. Сам Ральф поселился в особняке на Винчестер-сквер, где у него была любимая «берлога» и где он с удовольствием существовал независимо от национальной кухни. Молодой человек регулярно посещал Пратт-отель, нанося ранние визиты своим спутницам, которым прислуживал сам мистер Пратт в просторном белом жилете, снимая крышки с утренних блюд. Ральф «забегал» к девушкам после завтрака, и маленькая компания разрабатывала план развлечений на день. Поскольку Лондон в сентябре выглядел не в самом выгодном свете, молодой человек извиняющимся тоном объяснил своим спутницам, к большому возмущению мисс Стэкпол, что в городе в это время нет ни одного живого существа.

– То есть вы, наверное, имеете в виду, что нет аристократов, – заметила Генриетта. – И это лучшее доказательство тому, что, если бы они исчезли с лица земли, этого никто бы и не заметил. Мне кажется, людей здесь достаточно. Конечно, можно сказать, что нет ни души – если не считать три или четыре миллиона населения. Как вы их называете? Нижние слои среднего класса? Они-то и населяют Лондон, но стоит ли принимать их во внимание!

Ральф заявил, что более интересного человека, чем мисс Стэкпол, найти совершенно невозможно, ее общество полностью возмещает ему отсутствие аристократов, и что трудно найти сейчас более довольного человека, чем он. Он сказал правду, поскольку блеклый сентябрь придавал полупустому городу особое, ласковое очарование. Когда молодой человек возвращался вечером в безмолвный дом на Винчестер-сквер, проведя день со своими любознательными соотечественницами, он устраивался в большой сумрачной столовой, где единственным источником света была свеча, которую он прихватывал по дороге из холла. Снаружи было тихо, в доме тоже; когда Ральф открывал одно из окон гостиной, чтобы впустить свежий воздух, до него доносилось негромкое поскрипывание сапог расхаживающего на улице полицейского. Его собственные шаги раздавались в комнате громко и гулко – ковры почти везде были скатаны, и, когда молодой человек передвигался, по дому гуляло грустное эхо. Ральф садился в одно из кресел, глядя на темные пятна картин на стенах, где изображение было неясным и размытым. На огромном темном обеденном столе горела, мерцая, тусклым светом свеча. Казалось, в этой комнате витал дух когда-то происходивших трапез, застольных бесед, давно утративших смысл. Ощущение особой, как будто потусторонней атмосферы, по-видимому, возникало в Ральфе, и молодой человек допоздна засиживался в кресле, ничего не делая и даже не листая вечернюю газету. Ничего не делая – если не считать того, что он постоянно думал об Изабелле. Но, впрочем, мысли о кузине тоже были совершенно пустым занятием – ибо ни к чему не вели и не приносили никакой пользы. Девушка еще никогда не казалась ему такой очаровательной, как в эти шумные дни, когда они проводили время, исследуя глубины и мели столичной жизни. Изабеллу интересовало буквально все – ее переполняли впечатления; она приехала сюда в поисках местного колорита и находила его повсюду. Изабелла задавала так много вопросов, что Ральф не мог на все ответить. Она выдвигала разные теории, которые он не мог ни принять, ни опровергнуть. Компания несколько раз посетила Британский музей и другой, светлый дворец искусств, тот, который своим внешним видом, стилизованным под классическую античность, оживлял ничем не примечательную малоприятную глазу окраину Лондона[24]24
  Речь идет, видимо, о Музее Виктории и Альберта, национальном музее прикладных и изящных искусств. Открыт в 1857 г. Ныне, впрочем, это вовсе не окраина.


[Закрыть]. Одно утро они провели в Вестминстерском аббатстве, затем отправились на пароходике по Темзе в Тауэр. Молодые люди осматривали картины государственных и частных коллекций, отдыхали под огромными деревьями в Кенсингтонских садах. Генриетта Стэкпол проявила себя неутомимым и более снисходительным туристом, чем Ральф ожидал. Однако ей все же пришлось испытать немало разочарований, и на фоне ее идеализированных воспоминаний о городах Америки Лондон со своей «обветшалой стариной» сильно терял в ее глазах; однако она старалась не фокусировать свое внимание на недостатках, лишь изредка вздыхала и восклицала: «Ну-ну!», но это не имело особенных последствий. По правде говоря, она была не в своей стихии.

– Меня не волнуют неодушевленные предметы, – заметила Генриетта в разговоре с Изабеллой в Национальной галерее и продолжила сетовать на бедность впечатлений, полученных от частной жизни англичан – ей так до сих пор и не удалось в нее вникнуть. Пейзажи Тернера[25]25
  Дж. Тернер – английский художник-пейзажист (1775–1851).


[Закрыть] и ассирийские буйволы[26]26
  Памятник культуры Древнего Востока (Британский музей).


[Закрыть] являлись неадекватной заменой литературным вечерам, на которых корреспондентка надеялась встретиться с цветом Великобритании.

– Где же ваши общественные деятели? Где ваши интеллектуалы? – спрашивала мисс Стэкпол Ральфа, стоя на Трафальгарской площади, словно это было именно то место, где вполне естественно было встретить интересующих ее лиц. – Человек на колонне, как вы сказали… лорд Нельсон?[27]27
  Имеется в виду статуя адмирала Нельсона (1758–1805) на колонне в центре Трафальгарской площади. Памятник установлен в честь победы над наполеоновским флотом в Трафальгарской битве (1805).


[Закрыть] Он тоже был лордом? Его положение было недостаточно высоким, раз памятник пришлось устанавливать на высоте в сотню футов? Впрочем, это прошлое. Оно меня не интересует. Я хочу познакомиться с ведущими умами настоящего. Не стану говорить о будущем, поскольку не очень верю в ваше блестящее будущее.

У бедного Ральфа было очень немного знакомых «ведущих умов», и он лишь изредка имел возможность познакомиться с какой-нибудь знаменитостью. Такое положение вещей, по мнению мисс Стэкпол, свидетельствовало о прискорбном отсутствии у него всякой инициативы.

– Если бы я была сейчас по ту сторону океана, – заявила она, – я бы отправилась к любому джентльмену, кем бы он ни был, и объяснила бы, что я очень много о нем слышала и приехала, чтобы с ним встретиться. Но из ваших слов я поняла, что это здесь не принято. Похоже, у вас здесь очень много бессмысленных обычаев и ни одного полезного. Мы определенно прогрессивнее вас. Боюсь, мне вообще придется отказаться от намерения изобразить жизнь английского общества. – Генриетту, не выпускавшую из рук путеводитель и уже отправившую в «Интервьюер» написанную с его помощью заметку о Тауэре (в которой описала казнь леди Джейн Грей), преследовало неприятное ощущение того, что она не в состоянии на свойственном ей высоком уровне выполнить то, что намечала.

То, что произошло накануне отъезда из Гарденкорта, оставило болезненный след в душе Изабеллы. Сердце ее сжималось, когда перед глазами ее – снова и снова – возникал глубоко разочарованный лорд Уорбартон, но она чувствовала, что ее поступок был совершенно правильным. Однако проявлять жестокосердие, даже в силу обстоятельств, представлялось ей весьма неблаговидным, и у девушки не получалось оправдать свое поведение. И все-таки к этому неприятному чувству примешивалось чувство свободы, и, когда она бродила по Лондону в обществе своих абсолютно противоположных по характеру спутников, оно часто проявлялось неожиданными всплесками. Например, гуляя в Кенсингтонских садах, Изабелла вдруг останавливалась возле играющих на траве детей (тех, что победнее), расспрашивала, как их зовут, давала им по шестипенсовику, а тех, кто помилее, еще и целовала. От Ральфа ничего не ускользало – он замечал все, что делала Изабелла.

Однажды, чтобы развлечь спутниц, молодой человек пригласил их на чай в Винчестер-сквер и, как мог, привел в порядок дом. Дам встретил еще один гость, убежденный холостяк, старый друг Ральфа, который случайно оказался в городе. Он на удивление легко сошелся с мисс Стэкпол. Мистер Бентлинг, крепкий белокурый улыбчивый мужчина лет сорока, безукоризненно одетый, предпочитавший оживленные беседы долгим и скучным, громко смеялся над каждой фразой Генриетты, несколько раз подливал ей в чашку чай, осмотрел в ее компании безделушки, которых у Ральфа была значительная коллекция, и в конце концов, когда хозяин предложил выйти прогуляться по саду, обошел его со своей новой знакомой несколько раз, с интересом выслушивая ее замечания по поводу частной жизни.

– О, понимаю, – произнес мистер Бентлинг. – Осмелюсь сказать, что жизнь в Гарденкорте довольно уныла. До светской ли жизни, когда сплошные болезни. Знаете ли, Ральф очень плох. Доктора запретили ему приезжать в Англию, а он не может покинуть отца. У старика примерно полдюжины заболеваний. Он говорит про подагру, но я знаю, что у него еще симптомы водянки, хотя, правда, пока и не слишком заметные. Конечно, в таких условиях жизнь в доме течет ужасно медленно – удивительно, что она вообще движется. Потом мистер Тачетт, кажется, не в ладах с женой. Как вы знаете, она живет отдельно от мужа – это, кажется, в вашем американском стиле. Если вы хотите увидеть дом, где жизнь бьет ключом, вам нужно погостить у моей сестры, леди Пензл, в Бедфордшире. Я завтра же напишу ей – уверен, она будет вам очень рада. Я точно знаю, что вам нужно, вы человек именно такого склада. Сестра в этом смысле очень на вас похожа – всегда что-то устраивает и обожает, когда у нее есть помощницы. Я уверен, она сразу же пришлет вам приглашение. Сестра любит выдающихся людей и писателей. Знаете, она сама пишет, но я ничего не читал из ее произведений. У нее все больше стихи, а я не очень люблю поэзию, исключая, пожалуй, Байрона. Полагаю, в Америке Байрона высоко ценят? – Мистер Бентлинг продолжал говорить, купаясь в теплой атмосфере внимания, с которым слушала его мисс Стэкпол. Однако время от времени он возвращался к своей сразу увлекшей Генриетту идее содействовать поездке Генриетты к леди Пензл в Бедфордшир.

– Я точно знаю, что вам нужно, – повторил он. – Вам надо увидеть, как проводят свободное время настоящие англичане. Тачетты вовсе не англичане, как вы знаете. Они живут по законам своей страны, у них кое в чем очень странные представления о жизни. Я даже слышал, будто старик считает безнравственной охоту. Вам непременно нужно попасть к сестре, когда она затевает какое-нибудь театрализованное представление. Я уверен, она с удовольствием даст вам роль. Вы, несомненно, должны быть превосходной актрисой – я чувствую в вас талант. Сестре сорок лет, у нее семеро детей, но она бесстрашно берется за главные роли. Впрочем, если не хотите, играть вам не обязательно.

Так мистер Бентлинг преподнес себя, пока компания гуляла по газонам Винчестер-сквер, которые хоть и были припорошены лондонской сажей, радовали глаз и заставляли замедлить шаг. Этот словоохотливый пышущий здоровьем холостяк, относящийся с должным уважением к женским достоинствам, понравился Генриетте, и она благосклонно отнеслась к его предложению.

– Пожалуй, я съездила бы, если б ваша сестра пригласила меня, – сказала она. – Думаю, это просто мой долг. Как, вы говорите, ее имя?

– Пензл. Необычное имя, но совсем неплохое.

– По мне так все имена неплохие. А каково ее положение в обществе?

– О, совершенно прекрасное – она супруга барона[28]28
  Барон – один из низших аристократических титулов. Леди Пензл и вращается в высшем свете, и не обязана слишком строго соблюдать все правила этикета.


[Закрыть]. Довольно высокое, в то же время не слишком.

– Не знаю, что именно вы имеете в виду, – я бы сказала, титул звучит достаточно приятно. И где она живет? В Бедфордшире?

– В северной его части. Довольно унылое место, но, надеюсь, вы не будете у сестры скучать. Я постараюсь тоже подъехать.

Мисс Стэкпол прямо-таки наслаждалась беседой, но она с огромным сожалением была вынуждена расстаться с любезным братом леди Пензл. Случилось так, что днем раньше Генриетта встретила на Пикадилли своих знакомых, которых не видела уже несколько лет, – сестер Клаймбер и двух леди из Уилмингтона, штат Делавэр. Они путешествовали по Европе и теперь собирались отплыть на родину. Мисс Стэкпол долго беседовала с ними прямо на улице. Хотя все три женщины говорили одновременно, темы для беседы были совершенно не исчерпаны. В конце концов дамы договорились, что Генриетта завтра в шесть часов пообедает с сестрами в их гостинице на Джермин-стрит, и сейчас она вспомнила о своем обязательстве. Мисс Стэкпол объявила, что должна уехать, и подошла попрощаться к Ральфу Тачетту и Изабелле, которые, сидя в садовых креслах, были заняты беседой – правда, беседой о гораздо менее практических вещах, нежели разговор Генриетты с мистером Бентлингом. Когда они договорились встретиться в удобный для всех час в «Пратт-отеле», Ральф заметил, что мисс Стэкпол следовало бы взять кеб. Не могла же она идти на Джерминстрит пешком.

– Вы хотите сказать, что для меня непристойно одной идти по улице? – воскликнула Генриетта. – Силы небесные, до чего уже дошло!

– Вам совершенно не нужно идти пешком одной, – галантно вступил в разговор мистер Бентлинг. – Я с удовольствием провожу вас.

– Я просто хотел сказать, что вы опоздаете к обеду, – ответил Ральф. – Подумайте о дамах, которые с нетерпением ждут вас.

– Тебе лучше взять двухколесный экипаж, Генриетта, – сказала Изабель.

– С вашего разрешения, я помогу вам, – продолжил мистер Бентлинг. – Мы можем пройтись немного пешком, пока он нам не попадется.

– В самом деле, почему бы мне не довериться мистеру Бентлингу? – спросила Генриетта Изабеллу.

– Разумеется, если его это не затруднит, – улыбнулась девушка. – Но если хочешь, мы можем проводить тебя до кеба.

– Не нужно. Мы пойдем вдвоем. Мистер Бентлинг, но вы должны найти мне самый лучший экипаж.

Мистер Бентлинг пообещал сделать все, что будет в его силах, и парочка удалилась, оставив Изабель и ее кузена в саду, над которым постепенно начинали сгущаться вечерние сентябрьские сумерки. Стояла полная тишина. В окрестных домах окна оставались темными. Мостовые были пусты. Только двое маленьких гаврошей, привлеченные необычными признаками жизни в соседнем частном саду, просунули головы между ржавыми прутьями ограды. Единственным ярким пятном в поле зрения беседующих был высокий красный столб на юго-восточном углу.

– Генриетта попросит его поехать с ней на Джерминстрит, – заметил Ральф. Он всегда называл мисс Стэкпол Генриеттой.

– Вполне возможно, – ответила его собеседница.

– Хотя нет, – продолжил молодой человек. – Сам Бентлинг попросит разрешения поехать с ней.

– Тоже очень похоже. Так мило, что они подружились.

– Она одержала победу. Он считает ее необыкновенной женщиной. Посмотрим, чем все это кончится, – сказал Ральф.

Изабелла несколько мгновений молчала.

– Я тоже считаю Генриетту необыкновенной женщиной, но не думаю, что это далеко зайдет, – отозвалась она наконец. – Они не способны узнать друг друга по-настоящему.

Мистер Бентлинг не имеет о ней никакого представления, так же как и она о нем.

– Нет более обычной основы для супружества, чем взаимное непонимание. Хотя Боба Бентлинга понять не так уж трудно, – добавил Ральф. – Натура его несложна.

– Да, но Генриетта еще проще. И что же мы будем делать теперь? – спросила Изабелла, оглядывая сад, который в сгущавшихся сумерках становился все более загадочным и впечатляющим. – Не думаю, что вы предложите мне ради развлечения покататься в экипаже по Лондону.

– Не вижу причин, почему бы нам не остаться здесь… если вам, конечно, нравится. Сейчас тепло, стемнеет только через полчаса. И если позволите, я закурю.

– Делайте все, что вам угодно, – ответила Изабелла, – только займите меня до семи часов. К этому времени я хочу вернуться в отель и устроить вечернее пиршество из пары вареных яиц и теплой булочки.

– Можно я пообедаю с вами? – спросил Ральф.

– Нет-нет, вы поедете в свой клуб.

Они вернулись в садовые кресла, и Ральф зажег сигарету. Участие в только что описанном маленьком пиршестве доставило бы ему огромное удовольствие; но, получив из ее уст отказ, молодой человек был даже рад этому. Для Ральфа огромной радостью было просто находиться с кузиной наедине в сгущающихся сумерках, в центре огромного города. Это создавало иллюзию, будто она находилась под его защитой – в его власти. Правда, сия власть была призрачна и годилась разве что на то, чтобы покорно исполнять все желания Изабеллы, – но даже и такая, она будоражила кровь.

– Почему вы не позволите мне пообедать с вами? – спросил молодой человек после короткой паузы.

– Просто так.

– Наверное, вы от меня устали.

– Пока нет, но через час устану. Видите, у меня есть дар предвидения.

– Ну а пока я буду продолжать занимать вас, – произнес Ральф и умолк.

Изабелла в свою очередь тоже молчала, они сидели некоторое время в тишине, что совершенно не вязалось с высказанным им намерением развлекать ее. Молодому человеку казалось, что Изабелла поглощена своими мыслями, но он не знал, о чем они, хотя кое-какие предположения у него были. Наконец, он сказал:

– Вы отказались сегодня вечером от моего общества, потому что ждете другого гостя?

Девушка повернулась и посмотрела на кузена своими ясными глазами.

– Другого гостя? Какого гостя я должна ждать?

Ральф никого не мог назвать, и поэтому собственный вопрос показался ему не только глупым, но и грубым.

– У вас много друзей, с которыми я незнаком, – ответил он, неловко рассмеявшись. – Я совершенно ничего не знаю о вашем прошлом.

– Вы принадлежите моему будущему. Мое прошлое находится по другую сторону океана. В Лондоне нет ни частички его.

– Очень хорошо. Значит, ваше будущее здесь, подле вас. Просто прекрасно, когда ваше будущее под рукой.

Ральф зажег еще одну сигарету. «Видимо, Каспар Гудвуд уже отбыл в Париж», – решил он. Выпустив облачко табачного дыма, молодой человек продолжал:

– Я обещал развлекать вас, но, как видите, не сдержал слово. С моей стороны довольно безрассудно было браться развлекать такого человека, как вы. Какое вам дело до моих жалких попыток? Разве вас могут удовлетворить мои жалкие потуги при ваших высоких критериях и огромных требованиях? Мне следовало бы, пожалуй, пригласить оркестр или труппу уличных актеров.

– Достаточно одного актера – вы отлично с этой ролью справляетесь. Умоляю, продолжайте; еще чуть-чуть, и я начну веселиться.

– Поверьте, я не шучу, – сказал Ральф. – У вас действительно огромные требования.

– Я вас абсолютно не понимаю. Я ничего не прошу!

– Но все отвергаете, – произнес молодой человек.

Изабелла покраснела – она поняла, что он имел в виду.

Но зачем он заговорил с ней об этом?

Ральф некоторое время колебался, затем продолжил:

– Мне бы очень хотелось кое-что сказать вам. Вернее, задать один вопрос. Мне кажется, я имею право задать его, потому что лично заинтересован в ответе.

– Спрашивайте, о чем хотите, – вежливо разрешила Изабелла, – и я постараюсь удовлетворить ваше любопытство.

– Тогда, я надеюсь, вас не огорчит, что лорд Уорбартон рассказал мне о том, что произошло между вами.

Изабелла слегка вздрогнула. Она замерла, глядя на свой открытый веер.

– Ну что ж. Полагаю, это вполне естественно.

– Он разрешил мне не скрывать это от вас. У него еще есть надежда.

– Все еще?

– Во всяком случае, несколько дней назад была.

– Надеюсь, что она не сохранилась у него до сих пор, – сказала девушка.

– Мне очень жаль его. Он прекрасный человек.

– Скажите, он что, просил вас поговорить со мной?

– Нет-нет. Но он рассказал мне обо всем, потому что не мог удержаться. Мы старые друзья, а ваш отказ чрезвычайно расстроил его. Он прислал мне записку с просьбой приехать и повидаться с ним. Я ездил в Локли за день до того, как они с сестрой обедали у нас. Лорд был очень удручен – он только что получил ваше письмо.

– Он показал вам его? – надменно спросила Изабелла.

– Ни в коем случае. Но лорд сказал, что это был вежливый отказ. Мне очень жаль его, – повторил Ральф.

Изабелла молчала, затем, наконец, произнесла:

– Знаете, сколько он меня видел? Раз пять или шесть.

– Это только делает вам честь.

– Я не для этого говорю.

– Тогда зачем? Для того, чтобы показать, что лорд Уорбартон поверхностный человек? Я в это не верю.

Изабелла не могла сказать, что думала так, и произнесла нечто другое:

– Если лорд Уорбартон не просил вас уговаривать меня, значит, вы делаете это из чистого великодушия или из любви к спорам?

– Я совсем не хочу спорить с вами. Я искренне желал бы закрыть этот вопрос. Я только желал бы знать, что за чувства руководили вами.

– Такой интерес к моим чувствам? Премного благодарна! – со смехом воскликнула Изабелла.

– Вы, конечно, хотите сказать, что я вмешиваюсь в дела, которые меня не касаются. Но почему нам нельзя поговорить об этом просто: вам – без раздражения, мне – без неловкости? Какой смысл быть вашим кузеном и не иметь никаких привилегий? Какой смысл преклоняться перед вами без надежды на взаимность, если я не могу получить даже эту крохотную компенсацию? Быть больным, немощным, обреченным лишь на стороннее наблюдение за жизнью и даже не видеть спектакля, даже заплатив за билет дорогой ценой? Ответьте мне!

Изабелла молча и внимательно его слушала.

– Что было у вас на уме, когда вы отказывали лорду Уорбартону?

– Что у меня было на уме?

– Какая логика, какие мотивы… какой взгляд на ситуацию продиктовали вам такой удивительный шаг?

– Я просто не хотела выходить за него… Если это логика.

– Нет, это не логика. И я знал это заранее. Что вы сказали себе? Ведь наверняка нечто большее, чем сейчас мне.

Изабелла на мгновение задумалась, затем ответила вопросом на вопрос:

– Почему вы назвали это удивительным шагом? Ваша мама тоже так считает.

– Уорбартон такой прекрасный человек. В нем невозможно найти недостатков ни как в мужчине, ни как в человеке. Он лорд, он важная персона. У него огромное состояние – на его жену смотрели бы как на небожительницу.

Изабелла с интересом слушала Ральфа, словно ей было любопытно, как далеко он зайдет в своих похвалах Уорбартону.

– Скажем, я отказала ему потому, что он слишком совершенен. А я сама не совершенна, и он слишком хорош для меня. Его совершенство раздражало бы меня.

– Что-то не похоже, – заметил Ральф. – Уверен, на самом деле вы считаете себя достойной любого совершенства в мире.

– Вы думаете, что я очень высокого мнения о себе?

– Если даже это и не так, все равно вы очень взыскательны. Но я должен сказать, девятнадцать из двадцати, даже самых взыскательных, женщин приняли бы предложение Уорбартона. Вы, видимо, не представляете, как за ним охотятся.

– И не хочу представлять. Но мне кажется, вы однажды упомянули о кое-каких его странностях.

Молодой человек серьезно взглянул на кузину.

– Надеюсь, мои слова не стали причиной ваших действий. Я говорил не о его недостатках, а о некоторой особенности его положения. Если бы я знал, что лорд намерен жениться на вас, я бы об этом ни словом не обмолвился. Кажется, я назвал его скептиком. Но в ваших силах вернуть ему веру.

– Не думаю. Я не понимаю сути вопроса, и подобная миссия меня пугает. Вы, очевидно, расстроены, – добавила девушка, глядя на кузена нежно, но твердо. – Вы бы желали, чтобы я вышла за лорда Уорбартона.

– Никоим образом. Мне абсолютно этого не хочется. Я не собираюсь давать вам советы – мне вполне довольно роли наблюдателя, к тому же заинтересованного.

Изабелла задумчиво вздохнула.

– Хотела бы я быть так же интересна себе самой, как вам!

– Опять вы неискренни. Вы относитесь к себе с невероятным интересом. Впрочем, знаете, – продолжал Ральф, – если вы дали лорду Уорбартону окончательный ответ, я, пожалуй, даже рад, что он именно такой. Не хочу сказать, что я рад за вас, а тем более за него. Я рад за себя.

– Уж не собираетесь ли и вы сделать мне предложение?

– Ни в коем случае. Это было бы глупо – я зарезал бы курицу, несущую золотые яйца; а эта птица служит мне символом моих безумных иллюзий. Я должен получить массу удовольствия, наблюдая, какой же путь изберет особа, которая отвергла лорда Уорбартона.

– Ваша матушка тоже надеется насладиться этим зрелищем, – сказала Изабелла.

– О, зрителей будет довольно много! Мы все будем жадно наблюдать все этапы вашего дальнейшего пути. Мне не увидеть его полностью, но я, вероятно, успею застать самые интересные моменты. Конечно, если бы вы вышли за моего друга, вы могли бы сделать блестящую карьеру в обществе – достойную уважения и яркую. Но, честно говоря, в некотором отношении она была бы немного прозаична, предсказуема. Все было бы известно заранее – никаких неожиданностей. А я чрезвычайно люблю неожиданности, и теперь, когда все зависит только от вас, я надеюсь, вы покажете нам высший класс.

– Не очень понимаю вас, – ответила Изабелла, – но могу вам сказать, что если вы надеетесь увидеть что-то необычайное, то напрасно. Я вас разочарую.

– Прежде всего, вы разочаруете себя, и это будет для вас нелегко!

Изабелла на это ничего не ответила: в его словах была доля правды.

– Не понимаю, что дурного в том, что я не хочу себя связывать, – наконец сказала она. – Я не хочу начинать жизнь с замужества. Женщина способна, кроме того, чтобы быть женой, и еще на что-то.

– Но так хорошо ей ничего не удается. Хотя вы не односторонняя натура.

– Да, у меня по крайней мере две грани, – улыбнулась Изабелла.

– Вы прекраснейший в мире многогранник! – рассмеялся и Ральф, но, взглянув на собеседницу, стал серьезным. – Вы хотите «познать жизнь», как выражаются молодые люди.

– Не думаю, что я хочу посмотреть на нее с точки зрения молодых людей. Я хочу все увидеть воочию.

– Хотите испить чашу опыта?

– Нет, я не хочу прикасаться к этой чаше. Там яд! Я просто хочу увидеть все сама по себе.

– Увидеть, а не испытать, – сказал Ральф.

– Для человека глубоко чувствующего здесь нет особой разницы, – ответила Изабелла. – Я очень похожа на Генриетту. Когда я спросила, хочется ли ей выйти замуж, она ответила: «Нет, пока я не посмотрю Европу!» Я тоже не хочу выходить замуж, пока не посмотрю Европу.

– Не иначе как вы ждете, что какая-нибудь коронованная особа падет ниц перед вами.

– Вот уж нет. Это было бы еще хуже, чем выйти замуж за лорда Уорбартона… Но уже темнеет, – заметила Изабелла. – Мне пора.

Девушка поднялась. Ральф несколько секунд смотрел на нее, не двигаясь. Поскольку он не встал вслед за Изабеллой, она остановилась, и молодые люди обменялись пристальными взглядами – каждый, особенно Ральф, постарался вложить в свой взгляд все то, что не удалось облечь в слова.

– Вы ответили на мой вопрос, – произнес наконец Ральф. – Вы сказали мне то, что я хотел знать. Я очень признателен вам.

– По-моему, я сказала совсем немного.

– Но вы сказали очень важную вещь – что вам интересен мир и вы хотите окунуться в него.

Ее глаза сверкнули в сгустившейся тьме серебряным светом.

– Я вовсе не говорила этого.

– Но подразумевали. Не надо отказываться. Это так прекрасно!

– Не знаю, что вы хотите приписать мне, поскольку я совсем не авантюрная натура. Женщины не похожи на мужчин.

Ральф медленно поднялся, и молодые люди направились к воротам.

– Да, – произнес Ральф, – женщины редко хвастают своей смелостью. Мужчины делают это гораздо чаще.

– Мужчинам есть чем хвастать!

– Женщинам тоже. Вот в вас, например, достаточно отваги.

– Достаточно для того, чтобы добраться до гостиницы одной в кебе, не более того.

Ральф открыл ворота. Молодые люди вышли.

– Мы найдем кеб, – сказал Ральф. Когда они повернули на соседнюю улицу, где более вероятно было это сделать, Ральф спросил, можно ли ему проводить кузину до гостиницы.

– Ни в коем случае, – ответила Изабелла. – Вы очень устали и должны лечь спать.

Молодые люди остановили кеб. Ральф помог Изабелле сесть в экипаж и на несколько секунд задержался у дверцы.

– Когда люди забывают о том, что я болен, бывает не очень приятно, – сказал он. – Но когда они постоянно помнят об этом, это еще хуже!