Текст книги "История дзэн-буддизма"

Дзадзэн

Догэн считается признанным мастером дзадзэн. При этом он не только сам практиковал сидячую медитацию, которой уделял времени больше, чем кто-либо из его учеников, но и рассматривал эту методику как истинную самореализацию и осуществление Закона Будды. Среди буддистов его подход называется религией «исключительного дзадзэн» (шикан тадза) и рассматривается как возврат к «чистой традиции Будды и патриархов» или как «Дхарма Шакьямуни». Ничто так не огорчало Догэна, как размежевание буддийских и дзэнских сект и школ, разрушительными последствиями которого, по свидетельству хроник эпохи Сун, стали духовный упадок, формализм и зависть. Следует признать, что и сам Догэн был преемником патриархальной линии наставника Цзю-циня, хотя последний был человеком широких взглядов и осуждал сектантскую разобщенность.

От своего наставника Догэн унаследовал критическое отношение к историческому развитию буддизма в эпохи Тан и Сун. Он считал ошибочным категорическое отрицание канонических писаний и полагал, что в отрыве от сутр не существует никакой мистической передачи разума Будды. Сам термин «секта дзэн» он считал порочным: «Обозначение дзэн как секты есть дьявольское искушение. Сатане потворствуют те, кто употребляет дьявольскую терминологию, но не последователи Будды и патриархов».

В то время как Эйсай говорил о дзэн как об особой японской школе, Догэн рассматривал дзадзэн вне связи с конкретным учением и считал эту методику «великим путем будд и патриархов». По иронии судьбы привнесенная Догэном из Китая секта Сото стала сильнейшей дзэнской школой в Японии.

Дзадзэн – медитационная техника, во время которой медитирующий сидит скрестив ноги и держит корпус прямо. Догэн полагал, что именно эта поза освящена буддийской традицией. И действительно, сидячая медитация является основой многих хинаянских и махаянских практик. Пример Бодхидхармы, который провел в этой позе девять лет у стены, вдохновил его последователей на поиск совершенства посредством дзадзэн. В своем раннем трактате Догэн описывает методику сидячей медитации и дает соответствующие указания:

«Если вы желаете достичь просветления, начинайте заниматься дзадзэн не мешкая. Для этой медитации необходимо тихое место, умеренность в пище и питье. Освободитесь от всех привязанностей и оставьте в покое десять тысяч вещей. Не думайте ни о добре, ни о зле; не судите о том, что хорошо, а что плохо. Пусть ум, воля и сознание сольются в едином потоке; отбросьте все желания, понятия и суждения. Не помышляйте о том, как стать буддой.

Подложите под себя плотную подушку, а поверх ее положите еще одну (круглую). Можно сидеть в позе лотоса или полулотоса. В первом случае подъем правой стопы кладется на левое бедро, а подъем левой стопы – на правое. Во втором случае лишь левая стопа кладется на правое бедро. Одежда должна быть свободной, но удобной. Правая ладонь кладется на левую стопу, а тыльная сторона левой ладони – поверх правой ладони. Большие пальцы рук соприкасаются.

Корпус держите прямо, не отклоняя его ни вправо, ни влево, ни вперед, ни назад. Уши и плечи, нос и пупок должны быть на одной линии, соответственно. Язык прижат к нёбу, губы и зубы сомкнуты без напряжения, а глаза постоянно открыты.

Убедившись в правильности позы, отрегулируйте дыхание. Если возникнет желание, сосредоточьтесь на дыхании, а затем забудьте о нем. Настойчивые занятия помогут избавиться от всех привязанностей, и состояние сосредоточенности возникнет само по себе. Это искусство называется дзадзэн. Дзадзэн – это врата Дхармы великого покоя и радости».

Последние слова этих указаний, записанные китайскими иероглифами, обозначают успокоение и источник наслаждения. Дзадзэн, в отличие от взываний к имени Амиды, представляет собой более легкий путь к просветлению, так как является естественным для человека состоянием. В индийском тексте Махаяны уже говорилось о том, что «сидячая поза со скрещенными ногами является наиболее умиротворяющей и приносящей успокоение. Вследствие того что руки и ноги находятся под контролем, сознание не распыляется. Из четырех положений тела эта поза наиболее благоприятна». Таким образом, тело находится в состоянии расслабленного сосредоточения, когда органы чувств и ум продолжают бодрствовать, но в то же время находятся в состоянии полного покоя. Комната для медитации погружена в полумрак, ибо яркий солнечный свет так же нежелателен для сосредоточения, как и усыпляющая темнота. Во время занятий по залу прохаживается наставник или другой монах, который раздает удары тем, кого клонит в сон.

Ученик сидит прямо, подобно свече, с открытыми глазами, полностью контролируя свои чувства, но избегая неестественного напряжения. Для того чтобы тело находилось в состоянии расслабленной готовности, дыхание должно быть правильным. Будучи основной жизненной функцией организма, дыхание обеспечивает покой и деятельность тела и ума. При этом занятия дзадзэн полностью успокаивают подсознательные устремления. Напряжение сходит на нет, по мере того как дыхание осуществляется единым потоком по всему телу. Следовательно, медитирующий, приняв нужную позу, должен дышать глубоко и ровно, чтобы обеспечить соответствующий ритм и поддерживать организм в равновесии.

Следует отметить, что это упражнение отличается от традиционной йоговской практики, в процессе которой функция дыхания отделяется от сознания. Дыхательная техника дзадзэн не разделяет сознание и дыхание, ибо рассчитана на достижение полного покоя и равновесия всех жизненных функций организма. Согласно древнеиндийскому представлению «разум обитает в области, расположенной на расстоянии, равном ширине ладони ниже пупка», где «находится наша истинная сущность».

Письменным и устным словом Догэн неустанно обучал правильной позе тела и разработал подробные инструкции для занятий медитацией. Придерживаясь индийской традиции, он относился к телу с религиозным почитанием и приписывал ему магические силы. В свое время он задал вопрос, почему декламация сутр и взывание к имени Будды не являются самыми эффективными средствами достижения просветления: «Как можно достигнуть просветления исключительно за счет праздного сидения?» Ответ на вопрос был таков: «Взывать к великой Дхарме высшего состояния самадхи всех будд во время праздного сидения – значит профанировать учение Большой Колесницы. Но разве не заслуживает похвалы тот, кто умиротворенно восседает в сосредоточении, которое испытали все будды?» Сидячая поза является характерной чертой всех будд и бодхисаттв, равно как и всех патриархов, и, как неоднократно утверждается в сутрах, самой благоприятной из всех положений тела (прабхава). Поза лотоса называется «местом покорения Мары», ибо «при взгляде на эту позицию нечестивец мрачнеет и пугается».

С точки зрения Догэна, традиционные магические понятия неотъемлемы от глубокого постижения единства физической и психической природы человека. По его мнению, «Путь достигается через тело», так как «ум и тело едины». Далее он продолжает свою мысль: «Согласно Закону Будды, тело и разум изначально едины; форма и содержание неотделимы друг от друга». Тело и разум так же нераздельны, как форма и содержание. Когда тело принимает «форму Будды», разум также стремится к пребыванию в Будде. Поза лотоса, позволяющая крови свободно циркулировать по всему телу, успокаивает «страсти» гнева, недовольства и эгоизма. При этом ум не только сосредоточивается, но и опустошается, что является не признаком предстоящего просветления, но самим просветлением. Просветление присуще человеку, который во время дзадзэн принимает форму поклонения Будде. Дзадзэн, как откровение и проявление природы Будды, является возвышенным религиозным актом, значение которого трудно переоценить.

Мы уже говорили об умственной составляющей техники дзадзэн: «Освободитесь от всех привязанностей <…>. Забудьте обо всех желаниях, всех понятиях и суждениях. Не думайте о том, как стать буддой». Бесцельность рассуждений Догэна становится очевидной, когда осознаешь, что просветление уже присутствует в самом дзадзэн. Зачем тешить себя иллюзорными желаниями и мечтать о будущем, когда в каждый момент сидячей медитации ты уже обладаешь всем? Впрочем, Догэн не только не считал просветление переживанием, но и не рассматривал его как нечто отличающееся от самого упражнения. Каждый момент дзадзэн равнозначен пребыванию в царстве Будды и бесконечности. Догэн осуждал тех учеников, которые в силу непонимания ожидали сильных ощущений и не обращали внимания на опыт текущего момента времени. Нет ничего более порочного, чем сознательно стремиться к достижению состояния Будды средствами медитации.

Мы уже упоминали о практических рекомендациях Догэна относительно умиротворения умственной деятельности. Вначале спонтанно возникающие мысли озаряются светом сознания, а затем полностью отбрасываются. Таким образом ученик достигает состояния сосредоточенности, отстраненно контролируя мысли или их отсутствие. Эту связь Догэн иллюстрирует диалогом, который приводится в китайской «Хронике» дзэн:

«Однажды монах спросил наставника Яо-шаня: «О чем следует думать во время сидячей медитации?» И Яо-шань ответил: «Следует мыслить об отсутствии мыслей». На это монах заметил: «Но как же можно мыслить в отсутствии мыслей?» – и получил ответ: «Посредством сверхмышления».

Просветления следует искать как в мышлении, так и в отсутствии такового, так как изначально мышление беспредметно, а отсутствие мыслей отнюдь не означает заурядной опустошенности ума. Как мышление, так и его отсутствие проявляются в трансцендентальном состоянии, которое подразумевает наличие как первого, так и второго. Во время медитации сознание подобно зеркальной, не потревоженной ветром поверхности озера, воды которого прозрачны до дна и самодостаточны. Подобная структурная особенность, посредством которой выражаются как понятия, так и их полное отрицание, является непременным условием достижения совершенного и внезапного постижения в дзэн, которое лишено субъективности, ибо эго находится в состоянии абсолютного покоя. Пребывая в этом состоянии, человек может «познавать вещи, не прикасаясь к ним», то есть не воспринимая их как объекты. Именно так вещи предстают в их истинной сущности, то есть такими, каковы они в действительности, но не как объекты сознательного субъективного восприятия. Иными словами, они предстают в своей первозданной таковости.

В представлении Догэна медитация по методике дзадзэн неотделима от высоких моральных качеств практикующего. Постоянно подчеркивая преходящую природу всего земного, он пытался привить своим ученикам вкус к аскетической жизни, которую вел сам с ранней юности: «Поутру – розовые щечки, а к вечеру – скорбный скелет». Вместе со своими монахами он вел простой и строгий образ жизни, большая часть которой протекала в зале для медитации, сама атмосфера которого располагала к освобождению от мирских привязанностей.

Жизненный уклад в современных дзэнских монастырях остался практически без изменений. Утренняя и вечерняя трапезы состоят из порции риса, а в полдень монахи довольствуются пшенной кашей с овощами. В рационе отсутствуют продукты животного происхождения, такие, как мясо, рыба, яйца и молоко. Одеяние монахов также отличается простотой и строгостью. В периоды специальных религиозных упражнений – летом и зимой – монахи не покидают пределов храма. Ежедневно – утром, до полудня, после полудня и после захода солнца – они восседают в медитации. Относительно короткий сон – от 21.00 до 3.00 – прерывается дважды, в полночь и в 2 часа утра, для краткой медитации.

На основании приведенного выше краткого описания монастырского образа жизни становится ясным, что тот, кто войдет во «врата Дхармы великого покоя и радости», не избежит болезненных усилий. И все же Догэн был убежден в том, что предлагал своим ученикам наиболее легкий путь. В приведенных ниже строках он чистосердечно и кратко излагает сущность своего учения:

 
Стать Буддой очень просто:
Не твори зла,
Не привязывайся к жизни и смерти,
Исполнись глубокого сострадания
ко всем живым существам,
Почитай старших и благоволи младшим.
Ни к чему не относись с ненавистью,
Ничего не желай
И ни о чем не печалься.
Именно это я называю Буддой.
И не стремись ни к чему иному!
 

Религиозная метафизика

Догэн, подобно всем великим религиозным подвижникам, превыше всего ставил религиозный опыт. По его убеждению, практика, то есть дзадзэн, самодостаточна. И все же он был мыслителем, который черпал вдохновение в откровениях, которые посещали его в повседневной жизни. Ключ к пониманию исключительной предрасположенности Догэна к дзадзэн следует искать в его философской позиции, согласно которой дзадзэн и просветление тождественны. Подобная точка зрения, в свою очередь, была порождением его метафизических рассуждений по поводу природы Будды. Изначальное просветление – врожденность природы Будды – является априорной основой практики единого процесса просветления. Рассуждения Догэна сводятся к следующему: «В буддизме практика и просветление являются одним и тем же. Коль скоро основой практики является просветление, даже новичок обладает врожденной способностью к просветлению. Поэтому [дзэнский наставник], давая указания, предупреждает его о том, что не следует ждать просветления как переживания, отдельного от практики дзадзэн, так как именно она [практика] прямо указывает на врожденность просветления. Коль скоро последнее является непосредственной составляющей медитации, то оно не может быть окончательным; а поскольку эта практика сама является просветлением, то у нее нет и начала».

В философии Махаяны взаимосвязь медитационной техники и просветления поясняется разграничением между «врожденным просветлением» и «достигнутым просветлением». Именно врожденное просветление создает возможность медитационной практики. В свою очередь, практика необходима для того, чтобы природа Будды проявилась во всей своей полноте. Следовательно, являясь упражнением для просветленного, дзадзэн рассматривается как самопроявление изначального (врожденного) просветления. Постигший эту истину ученик дзэн не стремится к единению с Абсолютом вне себя самого; он не обращает свой взор на небеса в поисках Высшей Сущности и не пытается снискать вечную благодать вовне собственной личности, но стремится постичь собственную природу Будды как основу бытия. Догэн напоминает: «Позвольте свету отразиться и осветить сознание». А затем – «ум и тело сами по себе исчезнут, и на вас снизойдет изначальное умиротворение».

В «Махапаринирвана-сутре» четыре китайских иероглифа, в которых выражена махаянская идея о природе Будды, в зависимости от прочтения могут толковаться двояко: «существо располагает совершенной природой Будды» или «все сущее есть природа Будды». Согласно первому, наиболее распространенному толкованию, природа Будды рассматривается как сущность бытия. Во втором прочтении Догэн усматривает несколько иное значение. Однако это не означает, что природа Будды сокрыта в людях и вещах, но относится скорее ко всеобъемлющей реальности как к манифестации Будды в том виде, в котором она предстает пред нашим взором. Мир уподобляется безбрежному океану Будды. Коль скоро природа Будды ничем не ограничена, все сущее должно непрерывно возвышаться (эволюционировать). Дедуктивными методами разум постигает бесформенность природы Будды, которая проявляет себя в каждой форме. В известном гимне Хакуина есть такие слова: «Она подобна льду и воде». Так же как не бывает льда без воды, ничто не может существовать вне природы Будды. Согласно буддийской терминологии, вся полнота реальности и все дхармы воплощены в Будде.

Предпосылкой единства практики и просветления является «буддовость» природы человека. Подобно тому как неоплатоники считали свою монистическую метафизику вершиной греческой философии, Догэн и его ученики относились к доктрине дзадзэн, которая включала в себя как метафизические понятия, так и феноменальные откровения, как к истинной сущности буддизма. Если Закон Будды и дзадзэн нераздельны, достаточно познать дзадзэн, или, как более утонченно заметил Догэн, «познать дзадзэн как дзадзэн. …Несмотря на то что человек должен познать дзадзэн как Закон Будды, как он сумеет познать Закон Будды как таковой, если не познает дзадзэн как таковой?» Итак, все и вся постигается посредством дзадзэн.

Ученики Догэна с энтузиазмом восприняли подобное упрощение буддийского учения, ибо оно значительно сокращало путь к спасению. Фундамент, стены и крыша здания выстраивались в единую архитектурную композицию. Сущность бытия раскрывалась в отождествлении практики и просветления. Для просветленного взора исчезали противоречия между субъектом и объектом, а в обыденной жизни ученик дзэн не делал различия между средствами и целью, между желанием и вожделенным объектом. Таким образом, монах занимался медитацией не потому, что стремился достичь некой возвышенной цели, но в силу того, что практика воспринималась как непрерывный процесс просветления.

С точки зрения Догэна, дзэн – путь к совершенному единению. Первым и основным дзэнским переживанием является осознание единства тела и разума, то есть состояние, внешне выраженное сидячей позой. Этой позой начинается путь в царство просветления, ибо материальность неизбежно связана с духовностью, а все будды непременно выражают просветленность своей природы посредством сидячей медитации.

Далее просветленный обретает единство с природой и человечеством. У Догэна озарение стало тем источником, который питал его любовь к природе. В практике коанов, которую Догэн не отрицал, а считал лишь второстепенным средством, он рекомендует ученикам не стремиться к постижению парадоксов как к конечной цели. Напротив, он настаивает на том, что разрешение конкретной задачи, поставленной перед учеником в коане, должно осуществляться в контексте решения вселенских задач. Невозмутимо восседая наедине с природой, он постигает единство всех вещей, что, в свою очередь, является решением всех загадок, предлагаемых в коанах.

Опыт постижения единства распространяется на повседневную жизнь. Просветленный, то есть тот, кто видит Единого во всем, постигает сущность всех вещей. Для него перестают существовать различия между «чудесным» и «обыденным». Чудесный мир, о котором говорят сутры, есть не то иное, как мир повседневной реальности; мир деревьев, травы и цветов; мир гор, рек и океанов. Точно так же медитирующий не испытывает никаких особых изменений в сознании и теле. И все же для новичка это состояние является «чудесным», подобным «полнолунному» просветлению. При этом не имеет значения, если во время сидячей медитации возникают стремления и желания, которые затем исчезают, опустошая ум. Так же не имеет значения то состояние, когда разум погружается в пучину бессознательного или происходит то, что принято называть «Великим Просветлением».

Второй отличительной чертой монистического учения Махаяны является отождествление цикла становления в сансаре с абсолютным покоем нирваны. Бесконечность становления в последовательности рождений и смертей соответствует реальной природе Будды. Стираются границы между ноуменальным и пустотным, феноменальным и абсолютным. Догэн поясняет: «Все сущее есть природа Будды. Часть всего сущего мы называем «живыми существами». Сущность природы Будды обретается как внутри, так и вовне живых существ». Исходя из этой предпосылки, Догэн выводит формулу бытия и времени. Все существа растворяются во времени. Вне времени нет бытия. Существовать – значит (чем-то или кем-то) становиться: «Когда мы говорим о времени и бытии, то время уже и есть бытие. Все сущее есть время». Время – это движение абсолютного бытия. Соотношение объектов во вселенной соответствует соотношению моментов во времени. Догэн определяет эту взаимосвязь весьма конкретно: «Для цветов доступны все цвета, ибо каждое время года также имеет свои цвета, такие, как голубой, желтый, белый и так далее. Так же как с весной появляются цветы, так и появление цветов соответствует весеннему периоду».

Согласно такому представлению, время несопоставимо ни с субстанцией, ни с пространственной протяженностью. Подобно объектам, моменты времени сосуществуют в единой вселенной. Каждый такой момент самодостаточен, ибо представляет настоящее вне связи с прошлым и будущим. В связи с этим Догэн дает следующее указание: «Сосредоточь свое сердце на упражнении лишь в данный момент, не теряя свет времени». «Сейчас» – это абсолют. Подобно тому как Будда воплощен в каждой элементарной частице, присутствует в каждом зерне риса или капле воды, так и просветление достигается в каждом моменте времени. Следовательно, каждый момент человеческого опыта бесценен. Для просветленного целостность жизни заключается в одном истинном упражнении. Для того, кто практикует, Будда, пресуществующий в изначальном просветлении, становится реальным в каждый момент времени. Осуществлять жизненный опыт, не питая иллюзий и в соответствии с буддийской Истиной, – значит жить в настоящем и настоящим. Именно это, и ничто иное, и есть дзэн.

Догэн развивает эту доктрину как монистическо-пантеистическую метафизику в рамках философии Махаяны. Современные японские философы нередко сравнивают его учение с европейскими пантеистическими и экзистенциалистскими системами. При этом они не обращают должного внимания на глубоко религиозный характер мышления Догэна, так как понятие веры является одним из основных положений его доктрины. Практика медитации должна осуществляться с верой в душе. Тот, кто не пробудил искру веры в своем сердце, не может пребывать в просветлении. Слово «вера», которое Догэн употребляет часто и наделяет его разными значениями, на первый взгляд может вызвать недоумение. В самом деле, какое место можно отвести верованию в системе радикального монизма? И каким образом вера может уживаться бок о бок с медитацией и просветлением?

По мнению Догэна, вера так же соотносится с природой Будды, как практика медитации и просветление. Таким образом, пантеистическое видение реальности не сдает своих позиций. И все же способность такого видения обретается в процессе религиозного служения, который вдохновляется и поддерживается верой. Осознавая преходящую природу всех вещей, ученик умножает свой религиозный опыт и встает на путь просветления. Сердце, «исполненное веры», пробуждается для постижения учения Будды, избавляющего от скорби по поводу тленности земного существования и открывающего возможности для постижения истинной реальности, в которой расцвет и угасание преодолеваются. Эта реальность описана в сакральных буддийских текстах, к которым следует относиться с должным уважением. Вступая в сознательную дискуссию со многими китайскими наставниками, Догэн подчеркивает необходимость прилежного изучения сутр. Знание сутр в сочетании с верой в них является отличительной чертой истинного сына Будды.

К тайным аспектам буддийской религии следует относиться с почитанием. По этому поводу Догэн высказывается так:

«Человек должен развивать свои скрытые добродетели. Тот, кто так поступает, достоин милости и благодати. Поклонения достоин даже тот образ Будды, который вышел из-под руки неискусного и неумелого скульптора. Каким бы ни был свиток сутры – желтым, или красным, или сделанным из бросового материала, – должно ценить содержащиеся в нем знания. Если буддийский монах бесстыдно нарушает заповеди, его чин тем не менее следует уважать. Тот, кто поклоняется ему с верой в сердце, будет благословен. Тот, кто при виде бесстыдного и порочного монаха, грубого образа Будды или ветхого свитка сутры не воздает им должного уважения, несомненно, будет наказан. Ибо, согласно Дхарме, завещанной нам Совершенным, образ Будды, сутра и монах вносят свою лепту в достижение блаженства людьми и богами. Тот, кто почитает их, несомненно, будет вознагражден, а тот, кто не верит в них, обречен на духовную деградацию».

Почтение, с которым Догэн говорит об изображении Будды, сутре и монахе, является выражением его верующего сердца. В этом поклонении он отдает дань буддийской традиции в целом, не исключая нэмбуцу и тантрические ритуалы, на смену которым пришла его собственная методика дзадзэн. В следующих строках Догэн демонстрирует свое почтение наставнику:

«Традиционный путь учения дзэн состоит в постепенном возвышении того, что постигнуто сердцем и мыслью и приближается к идеалу, на который указал наставник. Например, в нашем сознании образ Будды ассоциируется с личностями Шакьямуни или Амиды, наделенными конкретными чертами внешности, ореолом святости и даром проповедничества во имя спасения всех живых существ. Однако если наставник скажет, что жабы и черви подобны Будде, ученик должен изменить свое мнение и уверовать в то, что Будда – это жабы и черви <…>. Ибо тот, кто следует указаниям наставника и сообразует свое мнение с его мнением и словами, должен довериться ему. Однако современные мыслители доверяют лишь самим себе, своему представлению о личности и образе Будды, игнорируя другие точки зрения или приспосабливая чужие идеи к собственному мировосприятию. Для таких людей дальнейшее продвижение по пути Будды невозможно».

Догэн поясняет абсолютную субъективность собственного суждения по отношению к указаниям наставника, который рассматривается как представитель традиции, актом религиозного почитания. За счет ревностной веры ученик постигает истину, которая, как показывает приведенный выше текст, есть не что иное, как присутствие природы Будды во всех живых существах. Вера порождает пантеистическое мировоззрение, согласно которому просветление достигается не умозрительными спекуляциями, но религиозным опытом.

Во многом метафизика Догэна приближается к неоплатонизму Плотина. Сущность человека и всех вещей воплощена в природе Будды, хотя и покрыта и загрязнена пылью страстей. Следовательно, речь идет главным образом об очищении и прежде всего об очищении эго и избавлении от эгоистических желаний. Человек должен победить самого себя. По заявлению Догэна, «познать путь Будды – значит познать самого себя. Познать самого себя – значит забыть о себе. Забыть о себе – значит достичь просветления всех дхарм». Это высказывание было истолковано как призыв к самореализации. Если бы это было так, то учение Догэна о просветлении было бы представлено доктриной о самосовершенствовании. Но это толкование ошибочно. Догэн ничего не знал и, естественно, не мог знать о настойчивых попытках создать универсальную концепцию самореализации, о которой так много говорят и пишут в последнее время. Его отношение к реальности отличает скромность и благочестие. В нем нет исступленности Прометея в борьбе за освобождение или эволюцию человеческой природы. Речь идет скорее об отражении и очищении метафизической основы человеческого существования в святой и безупречной природе Будды. Догэн упорно отрицает концепции китайского дзэн, напоминающие современные теории о самореализации. Стать Буддой – вовсе не означает постичь собственную природу. Так, он пишет:

«Разве учили семь будд и двадцать восемь патриархов тому, что Закон Будды заключается в созерцании собственной природы? Следует признать, что фраза о «вглядывании в собственную природу» действительно встречается в сутре шестого патриарха, но, как известно, этот текст является апокрифом».

И далее:

«Поскольку несведущие люди ничего не знают о природе будд и архатов, они ошибочно принимают как первых, так и вторых за Будду. А это является непростительным грехом и серьезной ошибкой».

Для Догэна природа Будды была высшей реальностью, перед которой он преклонялся. Этот момент не следует упускать из виду при оценке его метафизических построений. Не исключено, что он сам не отдавал себе отчета в непримиримом противоречии между религиозным поклонением Будде и собственной философской системой, которая не оставляла места для трансцендентального, приравнивая феноменальный мир к Абсолюту.

Дзэнский наставник Догэн был ярчайшей фигурой в японском буддизме и при этом отличался сострадательной натурой и незаурядными личными качествами. Будучи исключительно прямодушным человеком, он сочетал в себе острый и пытливый ум с искренней набожностью. Он снискал себе славу не только при жизни, но и после смерти, и заслуженно считается одним из величайших мыслителей в истории человечества.