Текст книги "Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929"

До октября 1928 г. в целом не было перебоев с почтой. Два-три раза в неделю инвалид-почтальон верхом на лошади доставлял Троцкому плотную сумку, набитую письмами, прочей корреспонденцией, иногда даже книгами и газетами из-за границы. Ответная переписка алма-атинского ссыльного тоже была очень активной. Письма шли Радеку и его жене Розе Маврикиевне в Тобольск, а затем в Томск; И.Н. Смирнову в Новобаязет (Армения); Каспаровой в Курган; Мрачковскому в Великий Устюг; Муралову в Тару; Преображенскому в Уральск; Врачеву в Вологду; Смилге в Нарым; Эльцину[779]779
  Эльцин Борис Моисеевич (1875 – 1937) – социал-демократ с 1897 г., позже – большевик. Начал революционную деятельность в Одессе. В 1910 г. сослан в Уфимскую губернию, где работал санитарным врачом. С 1918 г. – председатель Уральского совнархоза. Участник объединенной оппозиции 1926 – 1927 гг. Поддерживал близкие дружеские отношения с Троцким. В декабре 1927 г. исключен из партии и затем сослан в Усть-Вымь (Коми АССР). В 1929 г. арестован, затем опять переведен на положение ссыльного. Вновь арестован в 1936 г. и отправлен в концентрационный лагерь на Колыму. Являлся одним из организаторов голодовки политзаключенных. Расстрелян без суда.


[Закрыть] в Усть-Вымь, куда также был в конце концов отправлен Сермукс. Основной формой общения оппозиционеров в ссылке стали так называемые «циркулярные письма». Это были тексты, предназначенные одновременно для многих лиц, хотя часто адресованные конкретному человеку или нескольким ссыльным, и должные «циркулировать» среди группы заранее определенных адресатов, передаваться и пересылаться от ссыльного к ссыльному. С мая по декабрь 1928 г. Троцким было послано одиннадцать формальных «циркулярных писем». Но фактически ориентировочных циркуляров было значительно больше, так как некоторые письма считались частными.

«Циркулярные письма» оказались достаточно демократическим способом общения и обсуждения вырабатываемой общей политической линии. Ссылка уравняла в правах всех. Теперь среди участников дискуссий не было ни членов Политбюро, ни членов ЦК, ни даже членов ВКП(б). Ссыльный Троцкий рассылал своим сторонникам циркулярные письма, излагая в них свои выводы и оценки. Другие ссыльные, как бывшие руководители, так и бывшие рядовые члены оппозиции, делились с бывшим вождем Октябрьской революции и вторым человеком в государстве анализом конкретных событий и ситуаций, в центре которых они оказывались, а в некоторых случаях вносили предложения по коренным вопросам. Троцкий всегда воспринимал эти предложения и советы формально вежливо, но крайне сдержанно и считался с ними лишь в редких случаях. Тем не менее у всех создавалось впечатление, что точка зрения любого ссыльного Троцкому важна и интересна.

3. Раковский

Информация о текущих событиях в СССР и за рубежом к оппозиционерам поступала только из советской прессы, причем вначале Троцкий получал лишь «Правду» и «Экономическую жизнь», а также местную, не выходившую ежедневно «Джетысуйскую искру». Почта поступала с большим опозданием. Троцкому пришлось письменно пожаловаться местным властям, которые заверили его, как и полагалось бюрократам, что почтовые неурядицы будут изжиты и что корреспонденция станет поступать регулярно. Иностранные газеты в Алма-Ату не доходили, и Троцкий просто изнывал, не получая западную прессу. Он писал в феврале, что надеется со временем наладить получение по крайней мере важнейших мировых газет, хотя бы с запозданием на месяц[780]780
  Троцкий Л. Дневники и письма. С. 24.


[Закрыть]. Это ему действительно удалось. Помощь оказали владевшие иностранными языками Раковский и Андрейчин. Последний, сам находясь в ссылке, установил с Троцким контакт и предложил ему разнообразные услуги, поскольку свободно владел английским языком и сохранил обрывочные связи с деятелями американского рабочего движения, в котором участвовал ранее. Андрейчин посылал Троцкому материалы из печати Соединенных Штатов, делился своими соображениями о политическом положении и предполагаемых перспективах хозяйственного и политического развития США[781]781
  В письме от 26 мая он писал Троцкому, что считает «одним из самых ярых врагов британского империализма» кандидата на президентский пост Герберта Гувера, который стремится «выкрутить хвост льву». Вероятное избрание Гувера президентом США, полагал Андрейчин, будет чревато колоссальными последствиями в смысле обострения соперничества между этими странами (Архив Троцкого. Фонд 13. T-1533). Действительность оказалась совсем иной.


[Закрыть].

Однако главным корреспондентом на протяжении почти всего 1928 г. был старый и верный друг Раковский, находившийся в ссылке в Астрахани и писавший обширные и интересные письма[782]782
  См. публикацию этих писем: Станчев М.Г., Чернявский Г.И. Письма и телеграммы Х.Г. Раковского Л.Д. Троцкому и членам его семьи (1928 г.) // Станчев М.Г., Чернявский Г.И. Фарс на крови. Харьков: Око, 1997. С. 83 – 158.


[Закрыть]. Раковский прибыл в Астрахань, по всей видимости, 20 января. Он был отправлен в ссылку «дня через три» после Троцкого. Троцкий, со своей стороны, известил Раковского о приезде в Алма-Ату письмом. Ответную телеграмму Раковского он получил 4 февраля: «Крайне обрадовался, здоров, работаю, обнимаю всех»[783]783
  Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1128, Т-1115.


[Закрыть]. После этого между ними началась весьма примечательная переписка, в которой участвовали и члены семей: Наталья Ивановна и Лев Седов, с одной стороны, супруга Раковского – с другой. Часто обменивались телеграммами[784]784
  В ответ на одну из телеграмм Раковского Троцкий писал 21 апреля: «Мы благополучны. Тебе необходимо перевестись из Астрахани. Обнимаем вас крепко». «Как здоровье. Беспокоимся отсутствием вестей. Обнимаем. Лев, Наталья», – говорилось в новой телеграмме из Алма-Аты от 16 мая. В ответ на одно из поздравлений Троцкий послал телеграмму: «Спасибо, дорогой. Привет друзьям. Лев». Предполагая, что Раковский сменил адрес (потом узнав, что этого не произошло), Троцкие телеграфировали в ноябре 1928 г.: «Не писали, не зная адреса. Горячий октябрьский привет. Обнимаем. Наталья, Лев» (Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1340, Т-1471, Т-1650, Т-2847; Архив Троцкого. Харьков: Око, 2001. Т. 2. С. 60, 87).


[Закрыть].

Хотя с Троцким Раковский переписывался регулярно в течение всего времени пребывания в Астрахани, это не была переписка в полном смысле слова, ибо Троцкий, как правило, отвечал не самому Раковскому, а группе своих единомышленников, в том числе и ему. Иначе говоря, письма Троцкого были почти полностью политическими, личные моменты в них встречались крайне редко. Первое письмо Раковского Троцкому было послано 17 февраля из Астрахани. В нем говорилось, что в этом городе он находится уже около месяца. В письме рассказывалось, как вначале Раковский поселился в коммунальной гостинице, но нашел комнату с пансионом, куда на днях должен был перебраться. Позже он опять поселился в гостинице. В небольшой комнатушке, где за ширмой стояли кровать и умывальник, основное место занимали лежавшие один на другом чемоданы с политическими и дипломатическими документами, которые Раковскому каким-то образом удалось привезти в Астрахань. В городе была неплохая, по мнению Христиана Георгиевича, библиотека, но почти полностью отсутствовали книги по общественным дисциплинам. Внезапно вырванный из привычной социально-политической среды, Раковский крайне тяжело ощущал хотя бы то, что он не получал ни одного журнала. Но какие-то книги взять с собой удалось. Он усиленно занимался изучением трудов Анри Сен-Симона[785]785
  Сен-Симон Клод Анри де Ровруа (обычно именуют Анри) (1760 – 1825) – граф, социалист-утопист. Движущими силами исторического развития считал прогресс знаний, морали и религии. По его мнению, в будущем «справедливом» обществе предприниматели и рабочие составят единый класс «индустриалов».


[Закрыть] и его ученика Бартелеми Анфантена[786]786
  Анфантен Бартелеми Проспер (1796 – 1864) – французский социалист-утопист, последователь Сен-Симона. Вскоре после смерти Сен-Симона (с 1829 г.) стал руководителем школы его учеников. Для практической проверки своих социалистических идей создал трудовую общину в своем имении. В 1832 г. власти запретили общину, а Анфантен был приговорен к одному году заключения. Позже он порвал с социалистическими взглядами и поддержал государственный переворот Луи Бонапарта в 1852 г.


[Закрыть]. Ссыльный перечитывал Маркса и Энгельса. Только теперь он смог внимательно прочитать «Политическую историю Французской революции» выдающегося историка Альфонса Олара, подаренную ему автором во время одной из встреч в Париже.

Раковский поделился с Троцким, что в ссылке начал писать мемуары. В написанных фрагментах он вспоминал свои первые шаги в социалистическом движении Болгарии, России и западноевропейских стран, рассказывал о контактах с Плехановым, Люксембург, Жоресом, Благоевым, Лениным и самим Троцким. К тому, что отложилось в памяти, он обращался не впервые – фрагменты воспоминаний о контактах с выдающимися деятелями социалистического движения и с матросами мятежного броненосца «Потемкин» появлялись в печати раньше. Но теперь создавался крупный цельный мемуарный труд. Много внимания уделялось в нем социалистическому движению в Болгарии и Румынии, работе по руководству правительством Советской Украины.

Фрагмент письма от 25 марта 1928 г., посвященный интенсивной работе над воспоминаниями, свидетельствует, между прочим, о начитанности обоих политиков. Раковский писал Троцкому, как, перечитывая свою рукопись, он внезапно понял, что она напоминает замечание Лежнева о Ласунской: «О каком бы лице ни заговорила Дарья Михайловна, на первом плане все-таки она». Раковский не должен был уточнять Троцкому, что речь идет о персонажах романа И.С. Тургенева «Рудин». К мемуарам Раковского Троцкий отнесся очень серьезно: «Кто хоть немного знает жизнь Раковского, легко представит себе, какой огромный интерес представляют его мемуары»[787]787
  Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1128; Троцкий Л. Моя жизнь. Т. 2. С. 299.


[Закрыть], – писал Троцкий. Но это все, что мы знаем о воспоминаниях бывшего главы правительства Украины. Дальнейшая судьба рукописи неизвестна. По всей видимости, она была конфискована сотрудниками НКВД при последующем аресте Раковского и затем уничтожена как «утратившая оперативную ценность». Во всяком случае, работники Центрального архива Федеральной службы безопасности Российской Федерации утверждали в беседах с авторами этой книги, что в фондах названного архива рукописи Раковского нет и что она была сожжена. Проверить это утверждение не представляется возможным, так как для исследователей архивы ФСБ России продолжают оставаться под почти полным запретом, и даже в тех очень немногих случаях, когда научным работникам, подобно авторам этой книги, удается получить разрешение на просмотр отдельных дел, их выдают по усмотрению бюрократов из архива ФСБ, не разрешая при этом пользоваться необходимыми архивными путеводителями и описями.

Как видно из писем, адресованных Троцкому, Раковский сохранял в ссылке бодрость и высокую работоспособность. «Насколько здоровья хватит, буду работать», – писал он. «Охота к работе громадная, я бы сказал, работаю avec ardeur [с жаром]. Она доставляет мне пока большое удовлетворение. Но приходится мне здесь повторить жалобу Сен-Симона, что его мозг потерял sa malléabilité [свою подвижность, гибкость]. Это он писал, когда ему было немного более сорока лет. Что же я должен говорить насчет malléabilité моего мозга!»[788]788
  Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1128.


[Закрыть] Раковский, однако, явно преувеличивал. Его память, воображение, сообразительность, способность анализировать (в рамках, ограниченных марксистскими догмами) оставались высокими. Троцкий даже считал, что «никогда, может быть, Раковский не жил более напряженной и плодотворной жизнью, чем в годы своей ссылки»[789]789
  Троцкий Л. Портреты революционеров. С. 344.


[Закрыть]. В этих словах было, бесспорно, значительное преувеличение, ибо они нивелировали интенсивную политическую деятельность Раковского в течение десятилетий его жизни. Но после Троцкого Раковский оказался наиболее активным, теоретически подготовленным и плодотворным критиком той политической системы, которая сформировалась в СССР.

Раковский делился со своим другом тем, насколько жадно поглощал он художественную литературу, которую в предыдущие годы почти не имел возможности читать: Диккенса (в оригинале), Сервантеса, Овидия. Из книг современных авторов особое удовольствие доставлял ему изданный в 1926 г. сборник рассказов Исаака Бабеля «Конармия», многие сюжеты которых заставляли его вспоминать сравнительно недавние перипетии Гражданской войны на территории Украины[790]790
  Там же. В одном из рассказов Бабеля можно было встретить фрагмент, связанный с Троцким. В ответ мешочнице, которая обвинила красного казака, что он спасает жидов Ленина и Троцкого, тот ответил: «За жидов сейчас разговора нет, вредная гражданка. Жиды сюда не касаются. Между прочим, за Ленина не скажу, но Троцкий есть отчаянный сын тамбовского губернатора, и вступился, хоть и другого звания, за трудящийся класс». В 1926 г., когда травля Троцкого велась достаточно активно, поставить его (устами героя своего рассказа) на один уровень с Лениным было смелым поступком.


[Закрыть]. Раковский рассказывал Троцкому и о забавных коллизиях, в которые он подчас попадал, когда люди, не разбиравшиеся в политической ситуации в СССР и все еще считая Раковского принадлежавшим к высшей советской номенклатуре, просили его о помощи и содействии. Иностранцы, на долгие годы застрявшие в СССР, просили помочь им в получении заграничных паспортов, не догадываясь, что сам Раковский был лишен уже загранпаспорта и тоже не прочь был бы его получить. Своеобразными «детьми лейтенанта Шмидта» были мнимые «потемкинцы», осаждавшие Раковского, узнав о том, что в 1905 г. и позже он играл видную роль в защите участников восстания броненосца «Потемкин». «Один такой потемкинец наговорил мне с три короба, что он меня знает по Константинополю, откуда вернулся «тихообразно», говорит на девяти наречиях и что, хотя пьет (был пьян), но не в «большой форме» (sic!), кончил, как все просители, просьбой о пособии… Я дал ему рубль. Он просил еще 20 к[опеек] – стоимость рубашки (1.20). Но заведующий гостиницей товарищ потом мне сказал, что 1.20 – это стоимость одной бутылки водки»[791]791
  Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1123.


[Закрыть].

Раковский был важен Троцкому не только как друг и единомышленник, но и тем, что от него поступала иностранная пресса. Вторым источником получения иностранной прессы были родные в Москве, в частности сын Сергей и дочь Зинаида, а также первая жена Соколовская. В начале апреля Троцкий сообщал в одном из писем: «Иностранные газеты стали получаться сейчас из Москвы и из Астрахани»[792]792
  Троцкий Л. Дневники и письма. С. 29.


[Закрыть]. В другом письме, адресованном своему стороннику Карлу Яновичу Грюнштейну, работавшему ранее генеральным секретарем Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев и теперь находившемуся в ссылке в Чердыни (Республика Коми), Троцкий сообщал, что аккуратнее всего писали Раковский и Сосновский, но «Раковский сверх того посылает мне из Астрахани иностранные газеты»[793]793
  Троцкий Л. Письма из ссылки. С. 24.


[Закрыть]. Корреспонденция от Сосновского, правда, вскоре иссякла.

С мыслью о том, что теперь он не руководитель Советского государства, а бывший высокопоставленный руководитель и репрессированный «враг народа», Раковский в ссылке так никогда и не свыкся. Ссылаясь на плохое состояние здоровья, он продолжал из Астрахани требовать от правительства предоставления ему возможности поехать на лечение в Кисловодск. Под кисловодский гипноз Раковского, оторвавшись от реальности, попал даже Троцкий, искренне возмущавшийся отказом властей разрешить ссыльному Раковскому такую поездку. У Сталина, нужно заметить, хватило юмора: он заявил, что отрицательное решение по ходатайству Раковского принял VI конгресс Коминтерна! Такое даже Троцкому парировать было трудно, но Раковский нашелся. Он обратился к VI конгрессу с телеграммой, в которой, «как один из основателей Коминтерна», выражал поддержку Троцкому и «пожелание конгрессу сказать веское мужественное слово против исключений и ссылок и требовать в интересах мировой и русской революции восстановления единства ВКП(б)»[794]794
  РГАСПИ. Ф. 326. Оп. 1. Ед. хр. 111. Л. 7; Архив Троцкого. Фонд 13. T-1753.


[Закрыть]. Об отпуске в Кисловодск Раковский упоминать не стал.

4. Начало «капитуляций»

Первыми объемными аналитическими циркулярными письмами были послания И.Н. Смирнову и группам ссыльных, отправленные в феврале 1928 г.[795]795
  Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1112, T-1121, T-1161; Троцкий Л. Дневники и письма. С. 20 – 27.


[Закрыть] В них содержалась прежде всего политическая оценка покаянных заявлений и других выступлений Каменева и Зиновьева, которых Троцкий презрительно именовал в одном письме «двумя мушкетерами», а в другом «двумя покойничками». Опубликованное в «Правде» покаянное письмо Зиновьева и Каменева, обвинявшее Троцкого в попытке создания второй партии, о которой он пока не помышлял, квалифицировалось Троцким как документ «жалкенький и дрянненький». В качестве особо яркого примера лицемерия «мушкетеров» приводились их высказывания о характере возникшей во Франции оппозиционной коммунистической группы «Против течения»[796]796
  Группа Contre la Courant («Против течения») была названа по наименованию журнала, который начал издаваться в ноябре 1927 г. под редакцией адвоката и журналиста М. Паза группой его единомышленников в компартии Франции. Члены этой группы были исключены из партии в конце 1927 г. и одними из первых объявили себя сторонниками Троцкого.


[Закрыть] и о том, что эта группа «наиболее далека от большевизма». От какого большевизма? – спрашивал Троцкий. «От того, который два злополучных мушкетера до вчерашнего дня проповедовали, или от того, на который они нападали? Об этом молчок, да и не мудрено: ибо ведь на умолчании о самом существе вопросов, составляющих предмет спора, и построен этот льстиво-похотливо-лебезящий документ».

От оппозиционной деятельности готовы были также отказаться «зиновьевцы» Сафаров, Вардин (Мгеладзе) и Вуйович, принадлежавшие к образовавшейся после XV партсъезда группе «безвожденцев» (или «левых ленинградцев», хотя находились они теперь в основном не в Ленинграде, а в ссылке). Отношение «бежвожденцев» к Троцкому было двойственным. Они все более отходили от него, считая, что у них с партийным руководством больше общих точек соприкосновения. Троцкистов они стали обвинять в переоценке масштабов «термидорианских процессов» в стране и партии, в недооценке сил рабочего класса. Вместе с тем они считали возможным преодолеть разногласия «в рамках партии и внутрипартийным путем». В письме Вардину от 10 мая 1928 г. Сафаров называл троцкистов «политическими противниками», исповедовавшими «эсеровскую социологию на троцкистских дрожжах». Сторонников Троцкого «зиновьевцы» обвиняли в отходе от платформы оппозиции и даже в ликвидаторстве. Однако в середине июня Сафаров и Вардин сами обратились в ЦКК с заявлением о снятии своих подписей с платформы оппозиции и решительном разрыве с ней[797]797
  ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 61 – 65.


[Закрыть].

Покаяние «мушкетеров» и их группы было только началом того вполне понятного с житейской точки зрения, но самоубийственного для политиков и позорного в глазах Троцкого перехода прежних его союзников и единомышленников на сторону Сталина. После «капитуляции» Зиновьева и Каменева особенно болезненным было для Троцкого поведение Пятакова. Этот большевистский руководитель удостоился даже упоминания в ленинском «Письме к съезду». Покаянное, буквально истерическое письмо Пятакова, считавшегося одним из ближайших соратников Троцкого, появилось в «Правде» 28 февраля. Оно было еще более резким, отступническим, «антитроцкистским», чем более осторожные заявления двух «покойничков». «Фракционная организация и фракционная борьба привели к такого рода выступлениям, – писал Пятаков, – которые явно ослабляли партию как носительницу диктатуры пролетариата. Такие методы борьбы я никоим образом правильными признать не могу».

Сталинское крыло умело воспользовалось этим заявлением: его показывали оппозиционерам на собеседованиях в партийных организациях, на допросах в ОГПУ, заставляли внимательно читать, предлагая поставить свою подпись под ним или же написать заявление по образцу «раскаяния» Пятакова, обещая за это всяческие блага и угрожая новыми карами в случае отказа. «Пятаков делается знаменем ренегатства», – говорилось в листовке-статье за подписью «Большевик-ленинец», появившейся в начале марта 1928 г. Не исключено, что автором этой листовки был Троцкий[798]798
  Архив Троцкого. Харьков: Око, 2001. Т. 2. С. 17 – 21.


[Закрыть]. Он болезненно реагировал на очередную измену, подробно останавливаясь на ней в письме Белобородову от 17 марта. Правда, он прикрывал свои чувства утверждением, будто давно считал Пятакова «человеком политически конченым», вспоминая, как Пятаков говорил ему, что политика его более не интересует, что он хотел бы перейти на положение «спеца». Заявляя, что и Пятаков теперь политический покойник, Троцкий не исключал: «Конечно, какая-нибудь очень большая европейская или мировая революционная волна может воскресить и Пятакова: ведь воскресал же Лазарь [Каганович], хотя уже смердел…[799]799
  Не ясно, о каком эпизоде в биографии Кагановича упоминал Троцкий. Возможно, речь шла о его переводе с должности секретаря ЦК РКП(б) на Украину, где он в 1925 – 1928 гг. возглавлял республиканскую партийную организацию.


[Закрыть] В таком случае Пятаков, предоставленный самому себе, непременно наделает ошибок влево. Словом, Ленин был прав и на этот раз, когда писал, что на Пятакова в больших вопросах полагаться нельзя»[800]800
  Троцкий Л. Письма из ссылки. С. 22.


[Закрыть]. В общем, чтобы «воскресить» Пятакова, нужно было в очередной раз организовать мировую революцию.

С заявлениями, признававшими правоту «генеральной линии», отдельные оппозиционеры, считавшиеся сторонниками Троцкого, стали выступать все чаще. К хору раскаявшихся присоединился Антонов-Овсеенко, выступивший, по словам Троцкого, со «смердяковским пресмыкательством». В этом определении был использован образ одного из героев романа Достоевского «Братья Карамазовы» Павла Федоровича Смердякова, который считался дореволюционной левой интеллигенцией воплощением мещанина, мечтавшего о «красивой жизни» (большевики не раз повторяли высказывание Смердякова о том, что не надо было побеждать Наполеона, жили бы как французы).

От Троцкого и его взглядов спешили отречься и те, кто официально в оппозицию не входил, но мог быть в этом заподозрен из-за близости к Троцкому. Эти люди, стремясь сохранить свое партийное и служебное положение, считали необходимым объявить о том, что не имеют отношения к «троцкизму». К ним относился, например, Крестинский, занимавший пост советского полпреда в Германии. Он не был сослан, не входил в оппозицию, не привлекался к партийной и административной ответственности, но был хорошо известен как близкий Троцкому деятель, сочувствовавший оппозиции.

В конце марта 1928 г., когда на имя Крестинского поступил показавшийся ему весьма опасным запрос из ЦКК ВКП(б) о передаче в ЦКК личной переписки с Троцким, всполошившийся Крестинский счел необходимым обратиться в этот орган со специальным письмом. Крестинский разъяснял, что его переписка с Троцким отражает его критическое отношение к тактике оппозиции, «приведшее в конце концов к… идейному разрыву с оппозицией, несмотря на то что с большинством руководителей ее» он «был связан давнишними и тесными личными отношениями». При этом Крестинский подчеркивал, что речь шла именно об идейном, а не об организационном разрыве, так как «никакой организационной связи с оппозицией» у него никогда не было[801]801
  Архив Троцкого. Фонд 13. Т-1232.


[Закрыть].

Приблизительно в то же время руководство ОГПУ на основании изучения документов, исходящих от ссыльных оппозиционеров, и других материалов, в том числе донесений своих агентов и представителей на местах, пришло к выводу, не лишенному известных оснований: «В настоящее время троцкизм не представляет собой единого целого не только в смысле организационном, но и в идейно-политическом отношении. Троцкистская фракция является конгломератом течений, начиная от «ортодоксального», непримиримого направления до примиренческой группы Преображенского – Радека, стоящей за соглашение с партией, и откровенно ликвидаторского течения, считающего дело социалистической революции в СССР проигранным при любых условиях. Есть и экстремистское течение, признающее необходимость решительной и безоговорочной борьбы с руководством ВКП(б). Есть группы троцкистской молодежи, воспринимающие некоторые положения анархизма и по существу превратившиеся в анархо-синдикалистские организации. Но есть ряд незыблемых принципиальных положений, которые являются общими для всех течений троцкистской мысли, независимо от их тактических установок в данный момент. Зрелище подобного разброда являет собою, пожалуй, лишь российский меньшевизм в период его упадка»[802]802
  ГДА СБУ. Ф. 13. Од. зб. 282. Арк. 27.


[Закрыть].