Текст книги "Библейские чтения: Новый Завет"

Послание к Галатам
31 октября 1995 года

Вот, дорогие мои, если вы помните, мы в начале прошлого года начинали именно здесь, в северном приделе храма. Я с особенным чувством вспоминаю ту Дмитриевскую родительскую субботу, когда мы вообще здесь впервые служили, в северном приделе, после того как типография его нам освободила. Поэтому северный придел – для нас какое-то особо значимое место в нашем храме. Несколько теснее здесь будет, но, с другой стороны, здесь лучше слышен голос.

Мы сегодня будем говорить о Послании апостола Павла к Га-латам – послании, которое обычно называют посланием христианской свободы. Почему – я попытаюсь показать, но сначала хочу вам напомнить, что именно здесь, в Послании к Галатам, апостол Павел говорит о том, что мы все, кто во Христа крестились, во Христа облачились, во Христа оделись. Вот отсюда как раз взяты те слова, которые мы поем во время Таинства Крещения, когда обходим трижды вокруг купели со свечами: «Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся» (Гал 3: 27). Наверное, важно помнить, что это Послание к Галатам. Вообще, почти в каждом послании апостола Павла есть слова, которые знают все, но далеко не всегда мы помним, что это слова из Писания. Это наша беда, что в нашем сознании богослужение существует само по себе, и далеко не всегда мы, повторяю, узнаём слова Священного Писания даже в богослужебных текстах, хотя, подчеркиваю, это чрезвычайно важно. Очень опасно отрывать богослужение от Писания, потому что на самом деле, конечно, всё в богослужении взято из Слова Божьего.

Здесь же, в Послании к Галатам, апостол восклицает: «Нет уже Иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал 3: 28). Он говорит о том, что Слово Божие пророчески предвозвестило Аврааму о будущем оправдании язычников верою: «В тебе благословятся все народы». Апостол цитирует здесь стих, который в книге Бытия звучит пять раз и который можно считать ключевым стихом книги Бытия: «От Авраама точно произойдет народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли» (Быт 18: 18).

Когда мы читаем это место по-русски, то, в общем, оно производит на нас какое-то впечатление, но далеко не всё, что в нем содержится инклюзивно, мы слышим. Так, слово предвозвестило звучит по-гречески как προευηγγελίσατο, то есть Слово Божие заранее возвестило евангельскую весть – вот так, наверное, было бы правильнее сказать. Заранее возвестило Благую весть о том, что «от Авраама точно произойдет народ великий и сильный, и благословятся в нем все народы земли». Из этого можно сделать вывод, что Евангелие, если оно возвещается не всем народам, – это уже не Евангелие. Оно теряет всякий смысл, если становится из всемирной Благой вести вестью локальной. Это тоже момент чрезвычайно важный. Но слова о том, что нет уже ни иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного, будут повторены у апостола неоднократно. В Послании к Римлянам (написанном позже Послания к Гала-там. – Ред.) он к этой теме возвращается еще раз: «Здесь нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь у всех, богатый для всех, призывающих Его» (Рим 10: 12).

До этого выше, в 3-й главе того же Послания к Римлянам, Павел восклицает: «Ибо мы признаем, что человек оправдывается верою… Неужели Бог есть Бог Иудеев только, а не и язычников? Конечно, и язычников» (Рим 3: 28–29). Об этом же речь идет и в Послании к Колоссянам: «…Нет ни Еллина, ни Иудея, ни обрезания, ни необрезания, варвара, Скифа, раба, свободного, но всё и во всём Христос» (Кол 3: 11). Наконец, о том же самом мы читаем в Первом послании к Коринфянам: «Ибо все мы одним Духом крестились в одно тело, Иудеи или Еллины, рабы или свободные, и все напоены одним Духом» (1 Кор 12: 13).

Значит, смотрите: если о чем-то важном говорит апостол Павел, то об этом будет сказано в корпусе его посланий не один раз, а два, три, четыре, может быть, даже пять раз. Таким образом, когда хочется нам понять: то, о чем говорит апостол, – это первостепенное по значимости или, наоборот, второстепенное, – надо смотреть, повторяет он свою мысль или она встречается в корпусе его посланий только один раз. Весть о том, что во Христе нет ни иудея, ни язычника, ни эллина, ни скифа, ни кого другого, но всё и во всём Христос, – это одна из самых важных, наверное, вестей в корпусе посланий, потому что как минимум пять раз, практически в одних и тех же выражениях, повторено то, что хочет сказать апостол.

Если мы приглядимся к древним цивилизациям, к цивилизациям той эпохи, когда проповедуют апостолы, мы увидим, что для каждой из них характерна идея исключительности. Скажем, греки были просто одержимы идеей своей национальной исключительности. Для греков все негреки были варварами, все негреки были людьми второго сорта. Значит, в этом смысле можно сказать, что, в общем-то, греки – это прародители России. Для римлян же такого представления, что только римляне по крови, только потомки Ромула и первых царей имеют какое-то особое право на жизнь, – для них такой точки зрения вообще не существовало. Римляне абсолютно одинаково относились и к грекам, и к египтянам, и к сирийцам – к самым немыслимым народам. У них вообще такого понятия, как этнос, не существовало. Но в их сознании жило другое понятие – понятие о римском гражданстве, и они очень жестко разделяли всех людей на граждан Римской империи и неграждан. И если у кого гражданства не было, то это тоже был человек второго сорта. Иудеи – те разделяли всех на иудеев и неиудеев, на обрезанных, которые были людьми первого сорта, и необрезанных, которые были какими-то недочеловеками, с их точки зрения.

Итак, в древности, в ту эпоху, когда проповедовал апостол Павел, фактически каждая цивилизация каким-то образом себя противопоставляла остальным культурам, остальным обществам и цивилизациям тогдашнего мира. И вот Церковь впервые устами апостола Павла и его современников заговорила о том, что таких противопоставлений не должно существовать, что на самом деле все люди призваны к одному, что все люди в эсхатологической перспективе составляют Церковь, потому что все – от Адама: не кто-то исключительный ведет это общее человеческое происхождение, а все люди без исключения. В этом смысле, конечно, древняя Церковь была ближе к Богу, чем стала потом, когда в Средние века она достаточно жестко стала отделять нехристиан от христиан, когда появились такие термины, как басурмане, нехристи и пр., когда в разных формах появились религиозные войны и конфликты, религиозное непонимание и т. д. Ничего подобного нет в апостольских посланиях! Апостольская весть в этом смысле абсолютно бескомпромиссна: всё и во всём – Христос! Никакой разницы между греком и негреком, римским гражданином и негражданином, иудеем и неиудеем нет.

Так получается, что большинство основных тезисов, которые выдвигает Церковь устами апостолов, звучит чрезвычайно актуально и сегодня. Но этот тезис, может быть, один из самых актуальных, поэтому на него я обращаю особое внимание. Я уже сказал вначале, что Послание к Галатам называется обычно посланием христианской свободы. И действительно, если мы просто попытаемся подсчитать частотность употребления разных слов в этом тексте, то увидим, что слово свобода здесь лидирует, что его смело можно назвать ключевым словом всего послания. И в этом смысле Послание к Галатам, если хотите, вообще лидирует [среди других текстов Павла] и представляет собой толкование на 8-ю главу Евангелия от Иоанна.

Воспитанный в хорошей фарисейской традиции, получивший, как он сам говорит, у ног Гамалиила традиционное образование, апостол Павел прекрасно владел теми жанрами, в которых излагали свое богословие его современники, ученые раввины. И такой жанр, как мидрбш, толкование к библейскому тексту, – это, если мы приглядимся к текстам апостола Павла, один из его любимых жанров. Так, в 8-й главе Евангелия от Иоанна Спаситель говорит: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин 8: 32). И далее: «Иисус отвечал им: аминь, аминь говорю вам: всякий, делающий грех, есть раб греха. Но раб не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно. Итак, если Сын освободит вас, то истинно свободны будете» (Ин 8: 34–36). Так вот, всё Послание к Галатам, от начала до конца, можно, наверное, воспринять как толкование этих слов из Евангелия от Иоанна.

Павел начинает с того, что подчеркивает: он избран не человеками, вернее, не через человека, но Самим Богом, и Евангелие, которое он возвещает, – оно не καθὰ ἄνθρωπον, не от человека, а оно Божие, от Бога исходит, и он, Павел, не научился ему от людей, а принял его от Бога. Закону учат, и сам он нам подробно рассказывает в Деяниях апостольских о том, как учился Закону. Апостол говорит: «Я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе при ногах Гамалиила, тщательно наставленный в отеческом законе, ревнитель по Боге, как и все вы ныне» (Деян 22: 3). Итак, смотрите: он подчеркивает, что был тщательно наставлен в Законе, что Закону учатся. К этому он возвращается и в Послании к Галатам. А Евангелию научиться нельзя, оно открывается Богом! Вот одна из особенностей христианства: христианству нельзя научиться, а Закону научиться можно, и в течение всей истории ветхозаветной Церкви ее члены только и делали, что учились Закону.

Но, ставя нас перед этой проблемой: Закона, которому можно научиться, и Евангелия, которому научиться нельзя, – апостол предупреждает нас, что есть опасность превратить Евангелие в Закон, во что-то такое, чему можно научиться. И, надо сказать, мы очень часто так и делаем. Я попытаюсь сегодня еще к этому вопросу вернуться.

Закон – откуда он? Он дан по причине преступления, потому что, если бы не было преступлений, не было бы и заповедей. Если бы люди не крали, Богу не пришлось бы сказать: не кради. Закон тормозит того, кто его преступает, останавливает потенциального преступника своим «не укради». Но у Закона есть еще одна функция: Закон, как говорит апостол, – παιδαγωγός ко Христу. Παιδαγωγός, педагог – это не педагог в современном смысле слова, конечно. Это тот раб, который приводит ребенка в школу. В Синодальном переводе это выражение переведено словом детоводитель. Вот он приводит ребенка в школу и затем свободен до того момента, пока его не понадобится вести назад. И апостол показывает, что задача Закона также заключается в том, чтобы подвести будущего христианина ко Христу. Подвести затем, чтобы он смог услышать проповедь, потому что человек, живущий вне Закона, человек, для которого Десяти заповедей не существует, просто не услышит проповеди Христовой. Он будет слышать слова, но не будет воспринимать, чту стоит за ними, будет слышать слова, но не смысл.

«Всякий, делающий грех, есть раб греха» (Ин 8: 34), но под Законом все равны, потому что закон написан для грешников; время Закона ставит раба в такие условия, когда он, оставаясь рабом, всё-таки имеет возможность перестать грешить. Но время рабства – это время детства. И наследник, пока он ребенок, ничем не отличается от раба, потому что ему не положено ничем распоряжаться в доме. Но вот время детства проходит, в сущности, оно уже прошло – это время подзаконного детства, теперь наступает время свободы. Однако путь на свободу – трудный путь. Сорок лет, как известно, вел по пустыне людей из рабства к свободе Моисей. Именно такое трудное время и провозглашает теперь наступившим апостол Павел в Послании к Галатам. Вот что он говорит: «…Когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего [Единородного], Который родился от жены, подчинился закону, чтобы искупить подзаконных, дабы нам получить усыновление. А как вы – сыны, то Бог послал в сердца ваши Духа Сына Своего, вопиющего: “Авва, Отче!”» (Гал 4: 4–6).

«Авва, Отче!» – это слова из Гефсиманской молитвы Спасителя, это все вы помните, конечно, по Евангелию от Марка (Мк 14: 36). Этими словами обращается к Богу каждый, как утверждает апостол Павел; внутри нашего сердца каждый из нас вопиет: «Авва, Отче!» Значит, гефсиманское борение продолжается внутри нашего сердца. И только через эту внутреннюю борьбу, которая происходит в сердце каждого из нас, туда входит Христос и дарует нам ту свободу, о которой проповедует здесь Павел. Принять свободу без этого борения невозможно. Но Павел предостерегает: «Итак, стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал 5: 1). И дальше: «К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти; но любовью служите друг другу» (Гал 5: 13). Жизнь как заповедь – вот в этот момент, когда совершается в сердце человека гефсиманское борение, – жизнь по заповеди, не по обязанности, превращается в потребность. Вот тут-то человек и становится христианином, когда оказывается, что жизнь по заповеди для него уже не обязанность, не требование Закона, которому приходится подчиняться, но внутренняя потребность, не реализуя которую, жить не получается.

Значит, вот что такое это борение внутри нас и к чему оно приводит. Пока оно не свершилось, Закон действует как что-то внешнее, Закон нас принуждает не делать чего-то или делать что-то; но когда это борение свершается, то оказывается, что перед нами открываются новые горизонты. Это уже не обязанность наша, а внутренняя потребность. И, я думаю, многие знают из своего опыта, что то, к чему призывает нас Господь через Десять заповедей Моисеевых, для нас всё-таки тоже не обязанность, а что-то изнутри идущее, для нас абсолютно необходимое.

«Не будьте рабами плоти», – говорит апостол. Плоть, σάρξ по-гречески, – это просто мясо, которое знает один закон: то хорошо, что мне удобно! – и больше никакого закона для мяса нет. Мясо, которое абсолютно эгоистично и даже, если хотите, черство в своем эгоизме, потому что это такой же эгоизм, как эгоизм животного. Животное же мы не можем осуждать за его эгоизм! И человек – он точно так же эгоистичен. А Христос приходит и освобождает нас от этой эгоистичности. Но освобождает Он нас от нее только в одном случае: когда мы понимаем, что жить надо не для себя только. Павел говорит: «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов» (Гал 6: 2). Когда мы это понимаем, тогда начинается наше освобождение, потому что христианство, в отличие от любой восточной мистики, не есть религия самосовершенствования, не есть религия восхождения к некоему идеалу вне тех, кто нас окружает.

Это очень опасное понимание пути к Богу, которое часто можно встретить в аскетических текстах восточного происхождения. Ведь для всех мистических учений Востока: для Индии, для Месопотамии, для Египта, – характерна идея самосовершенствования. Поэтому очень часто в христианских текстах египетского происхождения, которые во множестве попали в такой, скажем, сборник аскетических текстов, как «Добротолюбие», человек, который живет в Боге, изображен как бы в вакууме, и его задача заключается только в том, чтобы избавить себя от тех или иных грехов, пороков и т. д. То есть, он поднимается по лесенке к Богу как будто в вакууме, оставаясь с Богом один на один. Такое понимание христианства пришло к авторам этих текстов из тех культур, в которых они выросли или были воспитаны. Это чисто восточное понимание религиозности, чисто восточное понимание пути к Богу, где идея самосовершенствования является доминирующей; с нашей верой такая идея ничего общего не имеет.

Итак, подчеркиваю, христианство не есть религия самосовершенствования. Это религия ношения того, что апостол называет бременами друг друга. Христос входит Духом Святым в сердце. В сердце каждого из нас продолжается это гефсиманское борение. И в результате, если кто-то достиг в этом каких-то успехов, он может воскликнуть, как апостол Павел: «…Уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал 2: 20). К этой теме он возвращается дальше, в 6-й главе, в предпоследнем стихе послания, когда восклицает: «…Я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем» (Гал 6: 17). Значит, апостол говорит не только о том, что уже не сам он живет, а живет в нем Христос, но и о том, что язвы Господа он носит на теле. Одно без другого немыслимо. Невозможно сказать, что Христос живет в ком-то, если человек не носит этих язв на своем теле. Наверное, не обязательно эти язвы должны быть такими, какими они изображаются на монашеской одежде у нас на Востоке, и не обязательно они должны быть такими зримыми, какими они были на руках и ногах святого Франциска. Но суть от этого не меняется: только тогда ты христианин, когда ты носишь эти язвы, то есть когда ты повторяешь то служение, которое есть служение Христово, когда ты носишь бремена других. Вот что это такое.

Но, вероятно, для человека Средневековья было необходимо это увидеть зримыми, физическими очами, и поэтому на руках святого Франциска появились стигматы. У нас теперь другие времена, и стигматы на руках и ногах сегодняшних стигматиков вызывают только недоумение людей вне зависимости от их религиозной принадлежности, являются объектом любопытства, но не религиозного созерцания, и это все знают. Сегодняшние стигматы другие, они, как правило, незримы. Мы видим, как носит их человек на своем теле, лишь когда жизнь его, по словам Лескова, действительно превратилась в житие.

Христос вошел в жизнь Павла, и Павел об этом открыто говорит. Можно подумать даже, что он хвалится. Но Христос должен войти в сердце каждого человека так же глубоко, как Он вошел в сердце Павла. Он должен войти в сердце каждого. Поэтому Павел и восклицает: «Дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос!» (Гал 4: 19).

Да, действительно, и Павел в муках рождения, и Церковь как бы в муках рождения, доколе в нас не изобразится Христос. Это трудно, это происходит «без наркоза». Это иногда не получается годами, иногда десятилетиями. Но, повторяю, это связано с тем, что Евангелию нельзя научиться, ему нельзя подчиниться – это должно войти в сердце. Закон хорош тем, что ему можно механически подчиниться. Закон можно выполнять, и на этом всё будет закончено. А Евангелию подчиниться нельзя. Евангелие выполнить нельзя – оно должно войти в сердце. Греки тоже говорили о том, что главное – выполнять те или иные правила, а что у тебя внутри – это твое личное дело, это проблема твоей внутренней свободы. Но мы с вами понимаем, что пока внутри зло, пока внутри ненависть, пока внутри жажда чужого, жажда каких-то дурных вещей, пока злоба из нашего сердца не ушла, – Евангелие в сердце не войдет. И поэтому задача заключается не в том, чтобы, допустим, не красть, а в том, чтобы не желать этого. С точки зрения иудея, тот, кто выполняет заповедь «не убий», тот не убивает. Но задача заключается не в том, чтобы не убивать, а в том, чтобы не жаждать смерти другого, не желать ему дурного, не желать этого внутри. А этому уже научиться нельзя. В конце концов, можно научиться себя сдерживать и не красть, не убивать, но нельзя научиться не желать этого. Это можно только свободно принять сердцем, если в сердце есть вера, действующая любовью. Но в том-то и беда христианства, что христианство не есть что-то поведенческое: в поведенческом смысле быть христианином не так уж сложно. Суть христианской веры заключается в том, что это должно войти в сердце, и мы должны не просто не красть, но не желать этого, не просто не убивать, но не желать этого. Без веры это невозможно.

А что такое вера? Это второе ключевое слово Послания к Га-латам. Вера не может не быть свободной, иначе это уже не вера, а что-то совсем другое. Вера – это свободное принятие Бога, не основанное на каких-либо внешних аргументах, доказательствах, которыми мы располагаем. Нам с вами совсем не нужно верить в то, что святитель Тихон был избран Патриархом Всероссийским в 1917 году, потому что мы это знаем из истории. Но нам с вами необходимо верить в то, что он святой молитвенник за всех нас. Это уже чистой воды акт нашей веры, если мы чувствуем это и обращаемся к нему с молитвой, понимаете? Но если мы не верим в то, что святой молится за нас как святой, это не значит, что мы отрицаем, что он был на белом свете, жил с такого-то по такой-то год в Америке, управлял там приходами нашей Церкви, потом был избран Патриархом и как Патриарх стал одним из самых заметных людей того времени и т. д. Это всё можно знать. Но то, что он святой, который молится за нас, – этого уже знать нельзя, в это можно только верить, потому что для этого у нас нет никаких оснований, у нас нет доказательств, у нас нет аргументов. Нам не нужно верить в то, что сегодня 31 октября, потому что мы это знаем. Достаточно посмотреть в календарь, любую газету купить – там это написано. Значит, верить мы можем только в то, чего мы не знаем, чего не можем знать. Ярчайший пример веры – когда мы взаймы даем деньги какому-то человеку, который, как нам представляется, может их не вернуть. Но мы ему верим и даем. И он возвращает… иногда. Вот это победа нашей веры. Вера – это то, чем оправдывается человек!

Апостол говорит в самом начале послания: «…Узнав, что человек оправдывается не делами закона, а только верою в Иисуса Христа, и мы уверовали во Христа Иисуса, чтобы оправдаться верою во Христа, а не делами закона; ибо делами закона не оправдается никакая плоть» (Гал 2: 16). Я думаю, что вы узнали эти известные слова об оправдании только верою – Sola ёde, как назвал свое кредо Мартин Лютер. Но, если быть совсем точным, в тексте нет этого выражения – «только верою»: здесь на самом деле говорится так, что человек не оправдывается из дел Закона, если не верою. Точно так по-гречески и точно так в латинском переводе. Смысл, в общем, тот самый, который у Лютера и в русском Синодальном переводе. Но всё-таки слово только здесь присутствует – не эксплицитно, не записанное буквами, а, как говорят обычно филологи, имплицитно, то есть в скрытой форме. И то, что оно появилось в Синодальном переводе, – это лишь свидетельство того, что его авторы заглядывали в немецкую Библию и, как это было принято в XIX веке в духовных школах России, находились под влиянием лютеранского богословия. Я не уверен, что это плохое влияние, тем более здесь, в Послании к Галатам. Забегая вперед, скажу, что это основная тема Послания к Римлянам: человек оправдывается только верою, человек не оправдывается ничем другим, как только верою. Это тема, которая делает Послание к Римлянам, как говорят обычно в шутку богословы, «чисто католическим» – ровно так же, как тема созерцания Бога делает Первое послание Иоанна Богослова «чисто православным». Но когда три конфессии вот так разбирают себе по посланию, это, конечно, страшная чепуха и нелепость, потому что все послания не в меньшей степени «православные», чем «католические», не в меньшей степени «католические», чем «протестантские», и т. д. Это надо иметь в виду.

Человек оправдывается верою, а не делами. Мы иногда говорим так, и из этого следует, что главное – верить, а делать необязательно. Но Павел имеет в виду другое. Человек оправдывается верою, а не делами Закона, то есть не выполнением ритуала, не следованием ритуальным предписаниям, ритуальным табу. И очень понятно, почему об этом говорится именно в Послании к Галатам: потому что галаты, жители Малой Азии, – бывшие язычники, люди, глубочайшим образом укорененные в языческих религиях, и они очень хорошо понимают, что такое разного рода религиозные запреты. Там нельзя есть что-то, нельзя делать что-то, где-то нельзя быть с покрытой головой, а где-то, наоборот, нельзя быть с обнаженной головой, и прочее и прочее. Если вы имеете какое-то представление о древних религиях, то знаете, что все они построены из множества разных табу.

Так вот, человек оправдывается не выполнением этих религиозных табу, а верой, потому что и нам с вами сегодня понятно, что путь ритуальных запретов гораздо проще, чем путь веры. И нам с вами гораздо проще не есть мяса, рыбы и молока постом, не делать еще чего-то такого и выполнять, как нам кажется, закон Христов в чисто поведенческом плане, чем верить. Верить всегда труднее. Поведенческий путь – он всегда проще: ну, что может быть проще, чем не есть мяса? Ничего более простого придумать нельзя: это по силам каждому. А вот верить – это гораздо труднее. Тем более что мы с вами не всегда понимаем, чту такое вера. Итак, апостол говорит: «Человек оправдывается не делами закона, а верою», – имея в виду, повторяю, дела в чисто ритуальном смысле.

Давайте возьмем пример Альберта Швейцера. Пример человека, который не верил в то, что Христос воскрес из мертвых, и вообще во многое, во что велит верить Церковь, он не верил. И поставил себя не только вне православной или католической, но почти даже и вне своей, лютеранской, значительно более либеральной, Церкви. А можем ли мы с вами по большому счету сказать, что он не верил? Нет. Мы, видя его житие, можем сказать, что на уровне своего ума он отрицал ту формулировку основ веры, которую предлагали его современники. Но по житию своему он, конечно, был таким христианином, до духовного уровня которого нам еще расти и расти, хотя всё, что касалось ритуала, Швейцер начисто отрицал. Значит, его вера стала такой, что в словах она вообще никак не выражалась. Но она была им показана через его житие, когда в климате, который был для него крайне вредным, он продолжал жить, и лечить своих чернокожих друзей, и устраивать для них всё новые и новые больницы. Несмотря на то что Европа приняла его с распростертыми объятиями как одного из самых великих людей столетия, он оставался там, где, как он чувствовал, Бог ждал от него несения «бремен друг друга».

Так вот, что такое всё-таки вера? Мы очень часто цепляемся за то, что кто-то из наших современников или предшественников не верит в тот или иной догмат. И при этом мы как-то упускаем из вида, а что же это такое – вера? Говоря о вере, апостол Павел непременно вспоминает и здесь, в Послании к Галатам, и далее, в Послании к Римлянам, одного человека – Авраама. Вообще при слове вера всегда и непременно вспоминается Авраам. И здесь надо посмотреть, что же такое вера Авраама, о которой говорится в Ветхом Завете, в книге Бытие: «Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность» (Быт 15: 6). Это один из любимых библейских стихов апостола Павла. Авраам поверил Господу, и Он, Бог, вменил ему это в праведность. В чем же заключается вера Авраама? Об этом смотрите 12-ю главу книги Бытие: «И сказал Господь Авраму: пойди… из дома отца твоего в землю, которую Я укажу тебе; и Я произведу от тебя великий народ, и благословлю тебя, и возвеличу имя твое, и будешь ты в благословение…» (Быт 12: 1–2). «И пошел Аврам, как сказал ему Господь…» (Быт 12: 4). Вот в этом «И пошел Аврам, как сказал ему Господь» и выражена главная формула его веры, если хотите. Он не знает, куда идет. Он, Аврам, не знает, чту ждет его впереди. Он знает только одно: что он бросает достаточно стабильную жизнь и делает шаг в абсолютную неизвестность. Это и есть акт его веры, потому что он верит, то есть доверяет Богу.

Вера – это прежде всего доверие. И когда мы говорим, что мы верим в Бога, это не значит, что мы признаем, что Бог существует. Очень многие люди признают, что Бог существует. Так можно признавать, что Бог существует, и быть исповедником «Бога философов и ученых». Когда-то Блэз Паскаль, человек, которого мы знаем, в основном, как математика и физика, пережил глубокий мистический опыт. На самом деле Паскаль был, конечно, в значительно большей степени христианином, чем математиком, и гораздо больше, наверное, сделал для Церкви, чем для физики или другой естественной науки, хотя для своего времени много чего изобрел. Но он пережил мистический опыт, когда услышал слова от Господа: «Аз есмь Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова, а не Бог философов и ученых». Он до такой степени пережил услышанное, что записал на клочке бумаги эти слова и носил всю жизнь во внутреннем кармане своего сюртука этот клочок, который он назвал мемориаль. Вот этот мемориаль Паскаля и для него самого был главной святыней и затем для очень многих людей стал таковой.

Бог философов и ученых – это тот мироправитель, существование которого можно признавать, – и очень многие признают, что в мире законы действуют таким образом, что всё в них непротиворечиво. Когда я еще был мальчишкой, одна дама (она работала на мехмате Московского университета) всегда говорила мне: «Для меня Бог – это сумма законов, действующих во Вселенной». Вот ее исповедание. Это типичное исповедание философов и ученых. А Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова – это Тот Бог, Которому они, патриархи, доверяли, по слову Которого они могли сделать шаг в неизвестность, по слову Которого они не боялись пойти, хотя шаг этот, с точки зрения здравого смысла, был абсурдным. Значит, вот что такое вера Авраама – это вера, которую, исходя из семантики современного русского языка, лучше всё-таки назвать не верой, а доверием.

Вот об этой вере и говорит здесь апостол Павел, когда призывает нас к вере Авраама. Но, повторяю, такая вера может быть только свободной. Она не может быть продиктована здравым смыслом, потому что она вся – как-то вопреки здравому смыслу. Она не может быть продиктована какими-либо аргументами, потому что для нее нет никаких аргументов. Она не может быть навязана, потому что навязать можно только в поведенческом плане, но заставить так думать невозможно. Мы очень хорошо знаем, что многим из нас многое в поведенческом плане навязывали, но при этом всё-таки думать, как от них требовали, люди не могли. Известно, что заяц, если его обучить соответствующим образом, будет зажигать спички, но это не будет ему нравиться. И мы тоже можем выделывать самые невероятные вещи в поведенческом плане, но это не значит, что у нас это есть внутри. А вот вера – это то, что внутри. Это то, что нам предлагает Христос, всё то, что Он, повторяю, из обязанности превращает в нашу неистребимую, из самых глубин сердца идущую потребность.

В числе гимнов святого Амвросия Медиоланского есть песнь, где говорится: «…чтобы стали чистыми глубины сердца», intima cordi. Хотя слова эти написаны на классической латыни, для какого-нибудь римского поэта они были бы абсолютно непонятны, потому что для римлян было непонятно, что такое «глубины сердца», глубины человеческого «я». Можно поступать так или поступать эдак, а что там внутри творится, это всё равно.

Но для нас, оказывается, совсем не всё равно то, что творится внутри, потому что, если мы будем делать что-то, не чувствуя потребности, это будет нечто чисто поведенческое в нас. Это будет не наша вера, а это будет образ жизни, внешнее проявление тех условий, в которые мы поставлены.