Текст книги "Труды по античной истории"

В рассказах о Килоне и тираноубийцах Фукидид в основе своего повествования следует Геродоту. Этим обусловливается то, что два эти рассказа носят черты исторической новеллы – жанра, восходящего к Геродоту, для Фукидида нехарактерного и встречающегося у него только в этих местах.

В рассмотренных нами частях сочинения Фукидида легко прослеживаются элементы различных жанров (генеалогии, параллельного жизнеописания, Дельфийского комментария к оракулу, документальной хроники, исторической новеллы и т. д.), и таким образом логическая непрерывность изложения, столь характерная для Фукидида, является внешней характеристикой его труда, обусловленной его литературной культурой, связанной с софистикой. Внутренняя структура произведения даже внутри отдельных его элементов далеко не однородна. Однако именно последнее позволяет реконструировать процесс работы Фукидида над его трудом и обнаружить те формы и прототипы, которым вольно или невольно он следовал, и таким образом приступить к установлению его конкретных источников.

С другой стороны, политический смысл того или иного экскурса не только раскрывает некоторые черты мировоззрения автора, но и дает возможность определить те интересы, которыми он руководствовался при написании того или иного пассажа, что опять-таки вносит существенные коррективы в процесс определения источников Фукидида, а также характера и степени их использования в его сочинении.

Глава четвертая
Фукидид и его предшественники

Ф укидид никогда не указывает на свои источники и не сообщает, откуда заимствовано то или иное положение. Исключение составляют надписи, содержащиеся в экскурсе о Писистратидах. Здесь приводится текст надписи сына Гиппия Писистрата на жертвеннике Аполлона Пифийского и сообщается, что написанное «и теперь заметно и читается неясными знаками» (VI, 54, 7, то есть ἔτι καὶ νῦν δῆλόν ἐστιν ἀμυδροῖς γράμμασι λέγον), что говорит о том, что он сам достаточно внимательно обследовал жертвенник[176]176
  Этому пассажу посвящена специальная статья В.К.Ернштедта (см. прим. 5 к стр. 24).


[Закрыть]. Тщательному анализу подвергнута Фукидидом так называемая стела о вредности тиранов, установленная на Акрополе (VI, 55, 1: ὡς ὅ τε βωμὸς σημαίνει καὶ ἡ στήλη περὶ τῆς τῶν τυράννων ἀδικίας ἡ ἐν τῆι Ἀθηναίων ἀκροπόλει σταθεῖσα), содержание которой излагается в экскурсе достаточно подробно. На этом источниковедческие пояснения Фукидида заканчиваются. Не затрагивая вопрос об эпиграфических источниках в «Истории Пелопоннесской войны», достаточно детально разработанный А.Кирхгоффом[177]177
  См. прим. 6 к стр. 23.


[Закрыть] и Г.Свободой[178]178
  См. прим. 5 к стр. 23.


[Закрыть], мы тем не менее отметим, что использование надписей в труде Фукидида было своего рода образцом для античной эпиграфики. Так, например, Демосфен при описании надписи на стеле в святилище Диониса в Лимнах замечает: καὶ αὕτη ἡ στήλη ἔτι καὶ νῦν ἕστηκεν ἀμυδροῖς γράμμασιν Ἀττικοῖς δηλοῦσα τὰ γεγραμμένα, то есть дает эпиграфический комментарий ([Dem.] In Neaeram, 76), почти слово в слово совпадающий с цитированным замечанием Фукидида (VI, 54, 7). Надписи, однако, сообщали исключительно документальный материал, который не занимает основной части в разбираемых нами экскурсах, поэтому главным звеном в определении источников остаются литературные памятники, что, правда, не вполне согласуется с тем утверждением, что не следует верить ни поэтам, ни «логографам»[179]179
  Условность и, более того, неправильность термина «логографы» применительно к представителям древнейшей историографии известна. Она побудила Ф.Якоби отказаться от этого термина в RE s. v. Logographein. Вместе с тем этот термин, введенный в научный язык Ф.Крейцером (Creuzer G.F. Die historische Kunst der Griechen in ihrer Entstehung und Fortbildung. Leipzig, 1845), продолжает употребляться. Поэтому в его употреблении строго следует различать два случая: 1) в историко-литературном смысле, то есть в качестве условного обозначения – здесь применение этого термина допустимо в силу традиции; 2) в переводах самых разных античных писателей на русский язык, где его употребление недопустимо ни в какой мере, поскольку оно придает тексту совершенно неправильный оттенок. Слова λογογράφος, λογοποιός, ἀρχαῖος συγγραφεύς всякий раз должны переводиться описательно.


[Закрыть], так как первые всячески преувеличивали то, о чем они писали, а вторые создавали произведения, приятные для восприятия (I, 21, 1). Это положение, софистическая природа которого будет показана в ходе изложения[180]180
  Проблема влияния софистики на Фукидида анализировалась неоднократно. Достаточно указать, кроме работы В.Нестле, на книги: Mewaldt J. Kulturkampf der Sophisten. Tübingen, 1928; Aly W. Formprobleme der frühen griechischen Prosa. Leipzig, 1929. У.Виламовиц неоднократно называл Фукидида «великим софистом» и т. д. Однако ему же принадлежит замечательная характеристика творчества Фукидида как продукта софистической эпохи. Влияние на Фукидида в первую очередь принято было усматривать в историософской стороне его труда, то есть в его целях, постановке вопроса, методах и т. д. Вместе с тем оно заключается в первую очередь в особенностях языка, стиля и внутренней структуры отдельных пассажей. Фукидид был софистом не столько по убеждению, сколько по образованию, от софистического движения (не будем ограничивать его именем Горгия или кого-либо другого) он усвоил не мировоззрение, а стиль и методику изложения материала, что проявлялось не столько в его концепции, сколько в разработке отдельных элементов.


[Закрыть], породило общепринятую точку зрения на характер отношения Фукидида к литературной традиции его времени, принятую большинством ученых XIX и начала XX века[181]181
  Эта точка зрения изложена Р.Маканом в Cambridge Ancient History (Vol. 5. P. 412) и С.А.Жебелёвым во введении к русскому переводу Фукидида (Т. 2. С. XVIII–XIX) и может быть найдена практически в любом источниковедческом очерке.


[Закрыть]. Вместе с тем Дионисию Галикарнасскому не потребовалось бы включать в свое сочинение о Фукидиде очерк о древних писателях, в котором он заявлял: «Прежде чем я начну рассматривать труд Фукидида, я хочу сказать несколько слов о других историках, его предшественниках и современниках, что прольет свет на особенности этого мужа» (Dion. Hal. De Thuc. 23). Таким образом, уже древним критикам Фукидида представлялось необходимым рассматривать его в сопоставлении с так называемыми логографами[182]182
  Dion. Hal. De Thuc, capu+23.


[Закрыть].

Несмотря на содержащиеся у Фукидида критические замечания по адресу поэтов (I, 21, 1), использование их материала в его произведении обнаруживается достаточно легко. Мы располагаем рядом ссылок на Гомера (I, 3, 3; I, 9, 3; I, 10, 4), вполне соответствующих стихам «Илиады» (II, 684–686, 576, 510 и 719), и дословной цитатой из Каталога кораблей πολλῆισι νήσοισι καὶ Ἄργεϊ παντὶ ἀνάσσειν (Thuc. I, 9, 4 и Hom. Il. II, 108). Сообщение о древних поэтах, спрашивающих в своих произведениях у пристающих к берегу: εἰ ληισταί εἰσιν (I, 5, 2), находит параллели в гомеровских вопросах οἷά τε ληϊστῆρες (Hom. Od. III, 73; Ad Ap. 454). Таким образом, мы располагаем достаточно большим числом свидетельств о том, что Фукидид пользовался Каталогом кораблей и Гимном Аполлону (I, 5, 2 и II, 104, 4–6). Непосредственных ссылок на какие-либо другие пассажи Гомера у Фукидида нет. Этому можно найти два объяснения: во-первых, в распоряжении у Фукидида мог быть далеко не весь Гомер, во-вторых, документальный стиль Каталога кораблей мог представляться ему в большей степени заслуживающим доверия, чем остальные тексты. О степени использования Фукидидом несохранившегося эпического материала говорить трудно, но во всяком случае имеющиеся в нашем распоряжении примеры говорят об использовании Фукидидом эпической традиции. Так, сообщение о беотийцах из Камдеи, воевавших под Троей (I, 12, 3), безусловно, следует возводить к троянскому циклу[183]183
  А.У.Гомм в работе «The Greek attitude to poetry and history» (Berkeley; Los-Angeles, 1954) подробнейшим образом разбирает пассажи, параллельные эпосу у Геродота и Фукидида и приходит к тому выводу, что Фукидид сознательно искажал и трансформировал согласно своим задачам эпическую традицию. Эта работа разрешает вопрос, поставленный еще в 1868 году в работе А.О.Угрянского: почему Фукидиду остались неизвестны распространенные сказания о Миносе, Пелопе и т. д. (см.: Угрянский А.О. Цит. соч.). Хороший анализ эпического материала у Фукидида содержится у Н.И.Новосадского (см. прим. 3 на стр. 27).


[Закрыть].

Рассказы о Килоне и Писистратидах у Фукидида, как мы показали, ничем не противоречат Геродоту и, более того, основываются на его тексте. Вместе с тем обращает на себя внимание тот факт, что Фукидид ни разу не говорит о том, о чем уже было написано Геродотом; надо полагать, что он считает, что дополнять последнего бессмысленно. Исключение делается только при рассказе об осаде Сеста, с которого начинается «Пентаконтаэтия». В этой связи необходимо отметить следующее: «Пентаконтаэтия» предваряет рассказ Фукидида о Пелопоннесской войне; ее формальное назначение – показать рост морского могущества Афин после окончания Персидских войн, но вводится в изложение этот экскурс рассказом об осаде Сеста (I, 89, 2) – событии, не имевшем особого значения, на котором, однако, в силу чистой случайности остановил свое изложение Геродот (IX, 114–118).

При сравнении текстов двух писателей можно прийти к выводу, что сообщение Фукидида представляет собой своеобразный конспект Геродота, служащий своего рода мостом между сочинениями двух историков. Таким образом, очерк истории Пятидесятилетия включается Фукидидом в свой труд, чтобы заполнить промежуток, образовавшийся между концом труда Геродота и началом его собственного произведения. Именно по этой причине Фукидид не считает нужным говорить о Персидских войнах (I, 97, 2). Все это говорит о том глубоком уважении[184]184
  Именно этим можно объяснить полное молчание Фукидида о Персидских войнах: по его мнению, их история была написана достаточно хорошо. Вместе с тем умолчание о Персидских войнах необходимо Фукидиду по причине софистического сопоставления Троянской и этой войны. Рассказ, даже самый краткий, о Персидских войнах разрушил бы эту фигуру.


[Закрыть], которое питал Фукидид к Геродоту. В области исторической методики Фукидид, конечно, менее всего зависит от Геродота (они руководствуются противоположными принципами подачи материала: тематическим и хронологическим), но Геродот, безусловно, оказал на Фукидида сильнейшее влияние в том отношении, что он первый превратил историю в художественное произведение (ἔργον ποιητικόν), о чем в весьма замечательной форме повествует Цицерон: numque et Herodotum illum, qui princeps genus hoc ornauit… atqui tanta est eloquentia ut… opere delectet, et post illum Thucydides omnes dicendi artificio mea sententia facile vicit (Cic.

De or. II, 55–56). Таким образом, рассказ Маркеллина (54) о том, как Фукидид заплакал, когда Геродот публично читал свое произведение, имеет долю истины в том смысле, что Фукидид, без сомнения, относился к Геродоту с глубоким почтением и вовсе не стремился с ним полемизировать или указывать на несостоятельность его сообщений, что, однако, не мешало ему указать на конкретные ошибки Геродота[185]185
  Так, Фукидид указывает на то, что в Спарте не существовал Πιτανάτης λόχος (I, 20, 3), о котором однажды упомянул Геродот (IX, 53); аналогичен случай с голосами спартанских царей (VII, 57).


[Закрыть].

Ко времени написания Фукидидом своего сочинения уже появились труды Гекатея и Ферекида, Харона и Ксанфа, Акусилая и Гелланика, а также некоторых других авторов, о которых мы не имеем ясного представления. Определенные достижения их нашли свое отражение и развитие у Фукидида. Именно в связи с этим можно предположить, что свой конкретный материал Фукидид также черпал из их произведений, фрагментарность которых, однако, весьма осложняет установление источника в каждом случае. Утверждение Фукидида о том, что в древности в Элладе происходили переселения (I, 2, 1), в результате которых сменилось население Фессалии, Беотии и большей части Пелопоннеса (I, 2, 3), а древние эллины были похожи на теперешних варваров (I, 6, 6), находит полную аналогию в сообщении Гекатея о том, что до эллинов на Пелопоннесе жили варвары, как и почти во всей Элладе вообще (FHG. 356). Вместе с тем заключающиеся в этом же пассаже сообщения о том, что жители Аттики и Аркадии были коренным населением этих областей, соответствует Гелланику, который полагал, что афиняне, аркадцы и эгинцы были автохтонами (приложение, фр. 23). О том, что никаких событий в Элладе до Девкалиона не происходило (I, 3, 1–2), говорили и Гекатей (FHG. 334), и Гелланик, начинавший родословную Кодра от Девкалиона (приложение, фр. 22). Наконец, чисто мифологический материал у Фукидида находит ряд соответствий с текстами Ферекида. К таким пассажам можно отнести рассказ о причинах Троянской войны, где сообщается о богатстве Пелопа (Thuc. I, 9, 2 и Pher. 93), о гибели Эврисфея, убитого Гераклидами в Атрее (Thuc. Ibidem и Pher. 39, большой фрагмент, заимствованный из Антонина Либерала). Сообщение о заселении Кадмеи беотийцами тоже могло быть заимствовано у Ферекида (Thuc. I, 12, 3 и FHG. 44, 45). Во всяком случае, Фукидид вращается в кругу тех тем, которые были характерны для мифографических сочинений названных писателей.

В повествование о причинах Троянской войны, как было отмечено, включен исторический экскурс о предшественниках Агамемнона (I, 9, 2), который вводится в повествование при помощи ссылки на какой-то весьма достоверный, по мнению Фукидида, источник: λέγουσι δὲ καὶ οἱ τὰ σαφέστατα Πελοποννησίων μνήμηι παρὰ τῶν πρότερον δεδεγμένοι (говорят и те, которые восприняли самые верные из рассказов о Пелопоннесе в качестве дара памяти о тех, кто жил раньше). За этим заглавием, говорящим о достаточном уважении, которое питал Фукидид к цитированному им автору[186]186
  На необычность такого замечания указывает в комментарии к этому месту А.У.Гомм (HC), который, однако, связывает его с Геллаником, а не с Ферекидом.


[Закрыть], следует рассказ о Пелопе, Эврисфее и его гибели в Атрее: «Эврисфей был убит в Аттике Гераклидами (а у его матери был брат Атрей; Эврисфей поручил ему, чтобы он правил, Микены и власть во владении Атрею, а случилось так, что он бежал от своего отца из-за смерти Хрисиппа) и, поскольку Эврисфей все еще не возвращался, то микенцы решили, из-за страха перед Гераклидами и так как он казался обладающим силой и угодил большинству, сделать Атрея царем над микенцами и над теми, над кем правил Эврисфей; и пелопиды сделались сильнее персеидов»[187]187
  Следует обратить внимание на то, что стиль этого пассажа может служить примером так называемого λέξις εὑρομένη, что Ф.Г.Мищенко в своем переводе сумел передать значительно лучше С.А.Жебелёва.


[Закрыть].

В нашем распоряжении имеется аналогичный текст Ферекида (FHG. 39): «После удаления Геракла от людей Эврисфей изгнал их (гераклидов. – Г.Ч.) из страны и сам сделался царем. Гераклиды, бежавшие к Демофонту, сыну Тесея, поселились в четырехградии в Аттике. Эврисфей, однако, послал вестника в Афины и пригрозил афинянам войной, если они не изгонят Гераклидов. Афиняне, конечно, избрали войну, а Эврисфей вступил в Аттику и, сражаясь, сам погиб в бою».

По стилю оба рассказа аналогичны; проконтролировать, однако, происхождение этого пассажа текстом Ферекида мы не можем, так как в настоящем фрагменте речь идет о гераклидах и их судьбе, а не о Микенах. Фрагмент относится к той части повествования Ферекида, где говорилось о гераклидах, а история Пелопа и судьба владений Эврисфея была рассказана в другой части (FHG. 31; 93, 3), где, безусловно, уже не было нужды рассказывать об обстоятельствах войны с гераклидами и гибели Эврисфея. Рассказ, составленный именно в этом плане, содержится у Фукидида. Он принадлежит по содержанию к (одно слово пропущено. – Ред.) и может быть соотнесен с Ферекидом по следующим соображениям.

1. Имеющийся в нашем распоряжении фрагмент Ферекида по содержанию ничем не противоречит тексту Фукидида, вместе с тем по содержанию они друг друга не дублируют; таким образом, два настоящих пассажа могут быть соотнесены с двумя разными частями труда Ферекида.

2. Гелланик, передающий сходные по содержанию сообщения в связи с гибелью Хрисиппа (FHG. 42), следует другой традиции: согласно с ней Атрей возвратился в земли своего отца посредством военного вторжения.

3. Стиль приведенного пассажа у Фукидида весьма напоминает законченные по смыслу небольшие «истории» Ферекида, в которых перечисляется несколько связанных между собою событий, ведущих к логическому концу, и наличествует краткое заключение в виде сообщения о последнем факте. Такова история об Ареитое (Pher. 87; FHG. Schol. ad Hom. Il. VII, 9): «Ареитой из Беотии, лучший из людей в свое время, отправился в Аркадию, ибо было там некое столкновение между аркадцами и беотийцами из-за пограничных камней. Там награбил множество добычи. Подвергшийся презрению аркадцев Ликург, сильнейший среди них муж, устроил засаду, убил его и захватил все его оружие и дубину, и вернул награбленное».

В таком перечне событий порядок их перечисления нередко нарушается, что создает своеобразную логическую инверсию, которая должна подчеркнуть причинно-следственную связь между фактами посредством сложносочиненного предложения[188]188
  О стиле Фукидида вообще см.: Finley J.H. Thucydides. Cambridge, Mass., 1942 (Chapter 7: Style of Thucydides. P. 250–289) и его же статью «The Origins of Thucydides’ Style» (Harvard Studies in Classical Philology. N 50. 1939. P. 35–84).


[Закрыть]. Так, например, в данном пассаже у Фукидида сначала говорится о гибели Эврисфея, а уже потом о том, как он поручил Микены и другие свои владения Атрею. «История» заканчивается тем, что пелопиды стали сильнее персеидов, что завершает пассаж, начатый с рассказа о богатстве самого Пелопа. Таково сообщение о бесплодии Гермионы у Ферекида в «истории» о путешествии Неоптомена в Дельфы (Schol. Eur. Orest. 1654), а также об оставлении Геракла в Афетах во время путешествия аргонавтов (Apoll. Bibl. I, 9, 19), где сначала сообщается о том, что Геракл там остался, и уже потом говорится о причинах этого.

Перечисленные аргументы дают возможность предположить, что выражение τὰ σαφέστατα Πελοποννησίων относится к сочинениям Ферекида. Фукидид, безусловно, не мог не относиться с почтением к тем необъятным познаниям, которыми тот обладал, однако использовать их он мог только в ограниченном числе случаев, ибо Ферекида интересовал только древнейший период: гибель Эврисфея описывается почти в конце его труда[189]189
  Ферекид заканчивает свой труд рассказом об ионийской колонизации при сыновьях Кодра.


[Закрыть]. Вместе с тем десятая книга сочинения Ферекида содержит материал, интересный для Фукидида и использованный им, а кроме всего прочего отсутствующий у остальных логографов: это сообщение об афинской колонизации (fr. III, 112).

Ферекид говорит: «Милет и Миунт, да и земли около Микале и Эфеса сначала занимали кары, дальше прибрежные области до Фокеи, Хиоса и Самоса, в котором властвовал Анкей – лелеги. И те и другие были изгнаны ионянами и ушли в другие части Карии. Переселение ионийцев, оно было позже, чем эолийское, возглавил Андрокл, родной сын царя Афин Кодра, он и положил начало Эфесу» (FHG. III из Strabo. XIV, p. 632c). Этот рассказ, как мы можем предполагать на основании сопоставления фрагмента Гелланика (приложение, фр. 11) с текстом Паросской хроники (А25), значительно полнее и интересней, чем сообщение о колонизации у Гелланика. Его насыщенность этнографическими подробностями, конечно, могла привлечь Фукидида (I, 12, 4), который говорит, что «эллины начали высылать колонии (здесь, как и у Ферекида ἀποικίας ἐξέπεμψε, καὶ Ἴωνας μὲν Ἀθηναῖοι καὶ νησιωτῶν τοὺς πολλοὺς ὤικισαν, то есть афиняне заселили Ионию и многие из островов»; дальше он рассказывает о Пелопоннесской колонизации. Все это, как и у Ферекида, случилось ὕστερον по сравнению с Троянской войной и эолийской колонизацией, которая, по Фукидиду, происходила еще во времена дорийского переселения (IV, 42, 2), что тоже могло быть сообщено Ферекидом в силу его интереса к ранней Эолии. Ферекиду, по сообщению Суды, принадлежит ἡ Ἀττικὴ ἀρχαιολογία, вместе с тем у Платона в «Гиппии большом» имеется характеристика «археологии» как жанра, весьма точно определяющего как сочинение Ферекида, так и соответствующую часть труда Фукидида: Περὶ τῶν γενων… τῶν τε ἠρώων καὶ τῶν ἀνθρώπων, καὶ τῶν κατοικίσεων, ὡς τò ἀρχαῖον ἐκτίσθησαν αἱ πόλεις, καὶ συλλήβδην πάσης τῆς ἀρχαιολογίας (Plato. Hipp. Maj.

285d, о родах героев и людей, о переселениях, о том, как в древности основывались города и, словом, обо всей «археологии»). Здесь перечисляются три основных компонента труда Ферекида, которые, в сущности, составляют и содержание «Археологии» у Фукидида[190]190
  Дионисий Галикарнасский говорит, что Φανόδημος ὁ τὴν Ἀττικὴν γράψας ἀρχαιολογίαν (Ant. Rom. I, 6, 1). Сочинение самого Дионисия имело такое же название; Суда называет «Аттической археологией» труд Ферекида. Платон в цитированном месте говорит как о жанре, о той же археологии, которая, как мы можем предполагать, была одной из форм генеалогической литературы, включавшей в себя так называемые κτίσεις, что опять-таки укладывается в великолепное определение Платона.


[Закрыть], что может свидетельствовать о прямой зависимости между двумя этими авторами.

Фукидид писал историю прежде всего афинскую. Вместе с тем, как правильно подчеркивает А.У.Гомм[191]191
  См. у А.У.Гомма (HC. Vol. 1. P. 135–136), который сближает термин τεκμήριον у Фукидида, обычно понимавшийся как «свидетельство», со значением этого термина в ораторской прозе, где он обозначал вывод, сделанный на основании свидетельства. См. также некоторые возражения ему у К.К.Зельина (Зельин К.К. Борьба политических группировок в Аттике в VI в. до н. э. М., 1964. С. 60–61).


[Закрыть], сбор материалов о древнейшей истории не входил в его цели. Более того, Фукидид, долгое время находившийся в изгнании, не был в состоянии самостоятельно осуществить его, а поэтому он пользовался теми источниками, которые могли быть под рукой. К таким источникам относился не только Ферекид, но и Гелланик, который является единственным писателем, названным Фукиидом по имени в своем труде (I, 97, 2). Фукидид называет его труд ἡ Ἀττικὴ ξυγγραφή и имеет в виду, безусловно, так называемую Аттиду, то есть первое произведение из большой группы сочинений, так называемых аттидографов (Клитодема, Андротиона, Филохора, Фанодема и др.)[192]192
  Все тексты и свидетельства, касающиеся аттидографов, в настоящее время собраны Ф.Якоби в третьем томе «Die Fragmente der Griechische Historiker», к которому прибавлен обширный том комментариев. Эта работа во всех отношениях превосходит Мюллера как по количеству текстов, так и по их обработке.


[Закрыть]. Само слово ξυγγραφή, которым Фукидид называет произведение Гелланика, говорит о том, что он смотрит на него как на равного. Он тщательно избегает слова ἱστορίη, которое ему представляется, вероятно, ненаучным и напоминает в первую очередь о фольклорной новелле, вместе с тем собственный труд он считает ξυγγραφή (I, I и др. см. материал, собранный у Эссена)[193]193
  Отношение Фукидида к термину ίστορίη интересно анализируется в статье А.А.Тахо-Годи «Ионийское и аттическое понимание термина “история” и родственных с ним» (Вопросы классической филологии. Вып. 2. М., 1969. С. 120–121). Фукидид и Ксенофонт, как полагает Тахо-Годи, находится на грани ионийской и аттической ступеней, что пока еще затрудняет употребление этого термина в аттическом смысле, который, однако, уже сделал невозможным его употребление в ионийском смысле. На основании этих выводов Тахо-Годи можно предположить, что термин ίστορίη Фукидид понимает по-старому, то есть как понимали его логографы, но воздерживается от его употребления в силу появления нового и противоречащего его пониманию смысла (ср.: Plato. Crat. 406b; Arist. 298b2, 491a12, 757b35; Demosth. De coron, 144; Aesch. C. Tim. 141).


[Закрыть].

О зависимости Фукидида от Гелланика в рассказе об автохтонности аркадцев и афинян мы уже говорили. В этой же степени Фукидид зависит от Гелланика в рассказе о Девкалионе. Известный скептицизм, наличествующий у Фукидида в рассказе о Троянской войне, легко разделяется на два различных уровня и таким образом питается из двух источников: в первую очередь, это скептицизм, исходящий от самого Фукидида. В конце своего повествования он замечает, что Троянский поход был вовсе не так значителен, как это сообщается (I, 12, 1: τοῦ νῦν περὶ αὐτῶν διὰ τοὺς ποιητὰς λόγου κατεσχηκότος). Однако в первой части рассказа он констатирует тот факт, что по отношению к тому, что ὁ λόγος κατέχει, не может появиться недоверие: ἀπιστοίη μὴ γενέσθαι (I, 10, 1). Руководствуясь именно этим соображением, он создает весь рассказ, пронизанный духом умеренного скептицизма по отношению к эпической традиции и Гомеру (I, 10, 4 и др.). Общее заключение Фукидида несколько противоречит всему рассказу. Таким образом, Фукидид во время работы над этим рассказом, вероятно, руководствовался источником, с которым в результате оказался не вполне согласен, причем этим источником скорее всего был Гелланик, посвятивший достаточно много места Троянской войне и несколько иронизировавший над этим эпосом (сравн. приложение 20. 1). Вместе с тем очерк о Троянской войне у Фукидида в целом походит скорее не на историческое сочинение, а на софистическое упражнение, суть которого заключается в демонстрации градации разных степеней недоверия[194]194
  Небезынтересно сопоставить этот пассаж с такими классическими примерами софистической прозы, как «Ниспровергающие речи» Протагора (тезис и антитезис) и т. д.


[Закрыть]. Это упражнение пронизано целым рядом парадоксов: если бы Афины и Спарта стояли в развалинах, то изучающие их люди пришли бы к неправильным и, что главное, в отношении каждого города противоположным выводам; следовательно, нельзя верить материальным свидетельствам прошлого и т. д. (I, 10, 2). Однако это софистическое недоверие к развалинам в качестве антитезы предлагает следовать письменной традиции, то есть Гелланику. На письменной традиции построена основная часть экскурса, но в завершение и она вызывает недоверие автора. Таким образом, в настоящем очерке содержится своеобразное соединение софистического скепсиса с элементами скепсиса исторического, присущего Гелланику и в какой-то степени Гекатею (FHG. 356).

Аналогичные методы в использовании материала источника можно усмотреть в рассказе о Миносе (I, 4 и I, 8, 2). В какой-то мере он соответствует рассказу Геродота (III, 122), но последний сообщает, что и до Миноса были те, кто властвовал над морем (τις ἄλλος πρότερος τούτου ἦρξε τῆς θαλάσσης), в то время как Фукидид утверждает, что Минос был παλαίτατος из тех, кто τῆς θαλάσσης ἐκράτησε (I, 4). Фукидид знает ряд подробностей, неизвестных Геродоту, разным традициям они следуют во многих отношениях. Платон подчеркивает аттический характер этого мифа (Plato. Minos. 918e), именно таков он у Гелланика[195]195
  Этот пассаж Фукидида представляет собой классический пример отбора им нужного материала. Он оставляет от мифа о Миносе только то, что ему требуется для развития мысли в настоящий момент, и упускает все остальные, и гораздо более важные для традиции, черты и основное содержание мифа вместе с этим.


[Закрыть] (приложение, фр. 14), а поэтому обращает на себя внимание тот факт, что совсем иначе трактует его Фукидид (Тесей у него с Миносом никак не связывается, а о жестокости последнего по отношению к афинянам не упоминается), заимствовавший его не из афинского источника, на который он указывает сам ὧν ἀκοῆι ἴσμεν (I, 4). Вместе с тем в этом же пассаже Фукидид обнаруживает знакомство с историей карийцев и их переселений и указывает, что они жили на Кикладских островах. Сообщение о сыновьях Миноса может рассматриваться как свидетельство того, что данный пассаж заимствован из генеалогического сочинения, а в таком случае, возможно, из Ферекида, который, как мы показали, был хорошо знаком с этнографией карийцев.

Сопоставляя приемы Фукидида в использовании материала Ферекида и Гелланика, можно прийти к выводу, что с материалом Гелланика Фукидид обращается свободнее, что говорит о лучшем знании последнего по сравнению с Ферекидом.